Глава 26

Маркус получил официальное разрешение жениться еще до конца дня. Вечером он сел, чтобы написать Диане и сообщить приятные новости. Она беспокоилась, что с разрешением могут возникнуть трудности, а это доказывало, как ей хочется выйти за него замуж. Какое-то внутреннее беспокойство также заставляло его поторопиться. Он полагал, что если она станет принадлежать ему по закону, то не сможет вернуться туда, откуда пришла, да и боги не захотят отнять ее у него.

Маркус никогда еще не писал любовных писем и обнаружил, что не может выразить свои чувства в словах на восковой дощечке. В результате письмо больше напоминало военное сообщение. Перечитав его, он поморщился от командирского тона и заставил себя добавить пару предложений поцветистее:

Каждый день, проведенный без тебя, длится сто часов, каждая ночь — тысячи часов. Приготовь все, чтобы мы могли обвенчаться сразу же, как я вернусь. Мое сердце принадлежит тебе. Твой муж Маркус.

Он начал смотреть на многие вещи глазами Дианы. Если раньше он с удовольствием наблюдал за боями гладиаторов, то теперь увидел, насколько они жестоки, как цинично демонстрируют пренебрежение к человеческой жизни, прикрытое помпой и мишурным блеском.

Они с Юлием провели вечер, подпаивая сенаторов, и завтра им предстоит делать то же. Маркус чувствовал, как сильно он устал. Для него это было труднее, чем четырнадцать часов занятий с легионерами, которые учились переплывать бурную реку.

Как выяснилось, Петриус разделял с Нероном самые его дикие и порочные удовольствия. По ночам Темные улицы Рима становились опасными. Освещения не было, и после заката солнца город, в котором бурлила жизнь, погружался в темноту и молчание.

Лишь грохочущие тележки и фургоны, доставляющие товары, катились по узким улицам Субуры. Днем им не разрешалось появляться на тесных римских улицах. Простые граждане обычно не высовывали носа после наступления темноты, поскольку, несмотря на охрану, город кишел ворами, грабителями и откровенными бандитами, называемыми siccarii, что означало «люди с кинжалами».

Те, кто побогаче, возвращались после ужина у друзей в сопровождении рабов с факелами. Аристократов Рима не пугала темнота, они не могли отказать себе в ужине, этом завершающем день событии. Вскоре среди распутной молодежи стало модным шляться по темным улицам, нападая на несчастных граждан, не имеющих достаточной защиты.

Петриус, Нерон и несколько отборных охранников, которые одновременно были и его любовниками, надевали маски и, вооружившись дубинками, кинжалами и другим оружием, отправлялись на страшную охоту. Петриус обещал Нерону, что когда его кинжал обагрится первой кровью, впечатление будет равносильно оргазму. Чтобы продлить удовольствие, негодяи охотились за «сувенирами», а поутру сравнивали свои трофеи и объявляли победителя. Очки давались за отрезанные пальцы, уши и носы, но самое большое количество очков получал наивысший приз— отрезанный пенис!

Ливи и другие женщины-рабыни посвятили Диану во все таинства римской свадьбы. Венчаться она будет в tunica recta — цельном одеянии, что считалось хорошим предзнаменованием. Пояс вокруг талии завяжут сложным «узлом Геркулеса», который должен развязать жених. Под одеяние надевать ничего не полагается, но волосы следует покрыть вуалью, скрепленной на волосах цветочным венком. Цветы она должна сорвать сама, и среди них обязательно должны быть веточки священного растения — вербены.

Сама церемония довольно проста, никаких религиозных обрядов. Однако полагается жертвоприношение, причем предсказатель должен рассмотреть внутренности и определить, одобряют ли боги этот брак. У алтаря сам жених, без помощи жреца или чиновника, задаст ей вопрос: «Хочешь ли ты быть моей mater familias[38]?» Затем, в свою очередь, невеста спрашивает жениха: «Хочешь ли ты быть моим pater familias?» Под радостные крики они возложат на алтарь пирог и вино и посвятят их Юпитеру и Юноне.

Айви рассказала ей, что во время свадебной процессии невеста цепляется за свою мать, а жених отрывает ее от матери и вносит в дом под звуки флейт. Целый оркестр флейтистов идет за новобрачными перед гостями.

Тит Магнус попросил Диану назвать все, что ей нужно для свадьбы, чтобы Лукас успел сделать необходимые заказы. Когда прибыли короба из сандалового дерева и Диана увидела великолепие нарядов, ее глаза наполнились слезами благодарности. Диана уже знала, что вуаль может быть любого цвета, какой она только пожелает, и нарочно выбрала красный, именно потому, что для невесты эпохи короля Георга это посчиталось бы верхом неприличия.

Вуаль из невесомого алого шелка, которую она достала из короба, была привезена из Китая и стоила баснословно дорого. Кремовая туника и в самом деле была соткана одним куском, без швов и вышита кремовыми розами, на лепестках которых, как капли росы, сверкали хрусталики. Кремовые кожаные туфельки украшал жемчуг.

Диана нашла Тита в библиотеке. Когда он увидел, как она рада его простым подаркам, то улыбнулся, представив выражение ее лица при виде драгоценностей, которые он выбрал для нее. Сегодня утром у него побывал самый знаменитый ювелир в Риме, и Тит отобрал украшения для своей новой дочери. Он приказал, чтобы в центр ожерелья вставили большой аметист — в тон ее прелестным глазам, и заплатил, чтобы работа была выполнена немедленно.

Старик и молодая женщина прекрасно чувствовали себя в обществе друг друга. Когда Тит попросил ее почитать вслух, ей это чрезвычайно польстило. Тит любил выпить кубок вина, которое Диана наливала ему сама из кувшина, стоящего на буфете в библиотеке, чтобы не звать раба, который нарушил бы их уединение. Они проводили так время днем и снова встречались вечерами. Ей это болезненно напоминало вечера, проведенные с ее собственным отцом.

— Ливи посвятила меня во все детали римской свадьбы. Она на удивление похожа на наши свадьбы в Британии за исключением одного. — Диана поколебалась, потом смело бросилась вперед: — А кровавое жертвоприношение обязательно?

— Это освященный временем ритуал. Гости будут разочарованы, рабы начнут шептаться, что это плохая примета.

— Жизнь драгоценна. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то лишался жизни, — призналась она.

— Разве ты не ешь мяса и не носишь кожаной обуви, Диана? — тихо спросил он.

— Да, ношу. — Диана смущенно улыбнулась. — Я знаю, что непоследовательна.

— Выпей со мной вина.

Когда она налила вина и протянула ему его бокал, он задержал ее руку в своей.

— Если рабы желают рассматривать внутренности, я велю им это сделать на тех животных, что будут забиты для пира. Я не хочу ничем тебя огорчать в день твоей свадьбы. Пусть это будет самый счастли вый день в твоей жизни.

— Надеюсь, гости понимают, что процессии не будет?

— Ну разумеется. Мы устроим процессию через виллу и сад до флигеля. Колонны у входа будут увиты шерстью, двери смазаны маслом — это символы благополучия. Маркус перенесет тебя через порог, чтобы ты не споткнулась, поскольку это плохая примета, затем подаст тебе чашу с водой и горящую головню, чтобы показать, что тебе полагается защита наших семейных богов.

Она улыбнулась ему:

— Кроме защиты Маркуса, мне ничего не нужно.

Глаза Маркуса расширились от удивления, когда он увидел, как изменился Цирк Флавия. Все было сделано так, как описывал Нерон: горы, пещеры и даже лес. Хотя зверей еще не выпустили для охоты, их рев и рычание были слышны по всей арене.

Юлий сел между двумя влиятельными сенаторами, Маркус последовал его примеру. Ложу императора окружали охранники-преторианцы, но сам Нерон со свитой еще не прибыл. Поскольку охота устраивалась в честь императора, она не могла начаться до его прибытия.

Когда толпа начала волноваться, группа музыкантов вывела на арену танцующих обезьян на длинных цепочках. Их обучили цирковым трюкам, так что они сумели на некоторое время отвлечь внимание зрителей. Но вскоре они надоели толпе, и та разразилась криками, требуя начала представления. Тогда вдоль арены поставили гладиаторов-бестиариев, которые позднее должны были участвовать в охоте. Зрители начали выбирать себе фаворитов и делать ставки. Гладиаторы были вооружены по-разному. Некоторые держали копья, другие — луки и стрелы, третьи предпочли мечи или сети и трезубцы.

Наконец прибыл Нерон. Когда он подошел к краю ложи и поднял руки, толпа взревела. Петриус уселся прямо за Маркусом, наклонился и шепнул ему на ухо:

— Эта жирная свинья воображает, что они его обожают, на самом же деле им не терпится увидеть, как прольется кровь.

Маркус повернулся к брату и заметил, что зрачки его глаз сужены. Значит, Петриус принял большую дозу наркотиков, и Маркус решил, что он сделал это, чтобы заглушить боль.

— Как твоя рука? — спросил он.

Петриус сжал руку в кулак.

— Ничего не чувствую. Не волнуйся ты так. — Он разжал кулак. — Я его совсем прибрал к рукам.

Именно это и начинало беспокоить Маркуса. На Петриуса нельзя было положиться. Надо будет поговорить о нем с Юлием. Этого молодого мерзавца следует где-нибудь запереть, пока он не наделал беды. Маркус решил отвести его в сторонку после игр и поговорить откровенно.

Внезапно толпа издала дикий вопль — выпустили зверей. Началось настоящее столпотворение — львы, леопарды и медведи кинулись друг на друга. Умные львицы гонялись за медведями группами, устраивая кровавую бойню. Гладиаторам без особого труда удавалось прирезать диких зверей, которых инстинкт заставлял обороняться от себе подобных.

Зрелище вызвало у Маркуса отвращение. Он ожидал интересной охоты, где человек остается один на один со зверем и все зависит от его быстроты, мужества и сообразительности.

Юлий и сидящие рядом с Маркусом сенаторы тоже, похоже, находили зрелище отвратительным. Маркус не удержался, чтобы не высказать свое неодобрение.

— Мне кажется, мы увидели достаточно, — сказал Юлий, когда они прошли в передние ряды ложи, чтобы попрощаться с императором.

Ему явно не понравилось, что они уходят.

— Не может быть, чтобы вы уже уходили? На середину дня назначены казни. Я изобрел изощренные пытки для врагов Рима.

Заговорил один из сенаторов, принадлежавший к старой семье патрициев.

— Сегодня днем заседание сената, император. Так что мы сейчас направляемся в курию.

Нерон понимал, что не стоит возражать почтенному сенатору. Хоть он и император, сенат пользуется таким авторитетом и популярностью, что приходилось хотя бы внешне с ним считаться. Если они захотят, то могут его сместить. Хотя армия и император обладали большой властью, высшая власть принадлежала сенату.

Когда Маркус заметил, что Петриус собирается остаться с Нероном и насладиться зрелищем казней, он властно взглянул на него. Потом кивком головы приказал ему следовать за собой, и Петриус немедленно повиновался.

Маркус отвел Петриуса подальше от Юлия и сенаторов, прежде чем начал ему выговаривать:

— Я прикрыл тебя, когда ты дезертировал со своего военного поста, и если ты собираешься изображать проститутку при Нероне — это твое личное дело, но не смей позорить семью Магнусов или огорчать нашего отца, принимая наркотики на его вилле! Чтобы ты в таком виде в его доме не появлялся!

Когда Петриус вернулся к императору, тот увидел, что он расстроен.

— Что тебя беспокоит, любовь моя? Скажи Нерону, тогда он сможет помочь.

— Мы с моим братом Маркусом очень близки. Он собирается жениться на британке, но боится, что она предала его. Он слышал, будто она шпионка христиан, посланная кельтскими племенами, чтобы соблазнить его. Маркус боится, как бы с отцом что-нибудь не случилось, пока он находится здесь с прокуратором и сенаторами. Он умолял меня вернуться на виллу и присмотреть за этой хитрой стервой, пока он не сможет сам с ней разобраться.

— Останься со мной. Я пошлю преторианца арестовать ее.

— Нет, у него пока нет доказательств ее измены, но мне приятно, что ты готов помочь и сам назначишь ей наказание, если она попробует причинить вред дому Магнусов.

— По крайней мере останься на время казней. Я изобрел так называемый «живой факел». Зрелище пот

рясающее!

Диана провела утро в саду, стараясь научиться плести свадебный венок из цветов и веточек вербены, потом очень вкусно пообедала у бассейна. По дороге в библиотеку, где она собиралась читать Титу, ее остановил Тор и взмолился, чтобы она освободила его от неожиданных обязанностей.

— Леди Диана, пожалуйста, найдите какое-нибудь дело для Ливи и других девушек., Они не дают мне прохода!

— Ты совсем вымотался. Ты хоть спал прошлой ночью?

Тор отрицательно помотал головой.

— Когда вы в библиотеке с отцом господина, они рвут меня на части.

— Рядом с библиотекой есть комната. Я им скажу, что ты должен написать для меня письма.

— Леди, я ни читать, ни писать не умею! — жалобно признался он.

— А откуда им об этом знать? — резонно ответила она.

Диана позвала Ливи, которая пряталась за колоннами, ожидая, когда она удалится в библиотеку.

— Мне сегодня нужен Тор, чтобы разобраться с моими письмами. Возьми девушек, и приберитесь в моей опочивальне. — Она подмигнула Тору. — Отдыхай, пока есть возможность.

Тит был в разговорчивом настроении. Он вспоминал о своей собственной свадьбе, рождении своего первенца, рассказывал, каким Маркус был в детстве. Диана могла бесконечно слушать, как он хвалит Маркуса, от души надеясь, что сможет родить ему сына по его образу и подобию.

Она налила Титу стакан вина и села в кресло около его дивана. На ней была темно-красная тога, которая делала ее фиалковые глаза темнее и прекрасно контрастировала с белокурыми волосами. Тит с одобрением смотрел на нее поверх бокала. Внезапно его горло обожгло огнем. Он вцепился в него ногтями, и бокал выпал из его рук.

Глаза Дианы расширились от ужаса, когда вино пролилось на его белоснежную тогу, а из горла начали вырываться кошмарные, булькающие звуки. Ее парализовало от страха. Она понимала, что требуется немедленная помощь, и в то же время знала, что уже слишком поздно. Она, шатаясь, пошла к двери, чтобы позвать Лукаса, но вместо него в комнату вошел Пет-риус и немедленно набросился на нее с обвинениями:

— Ты отравила моего отца!

— Нет! — в ужасе выкрикнула она, повернувшись к Титу, который неподвижно лежал на диване со страшной гримасой боли на застывшем лице.

Петриус вытащил кинжал и стал надвигаться на нее.

— Тор! — взвизгнула Диана.

Тот немедленно ворвался в комнату, держа руку на рукоятке меча. Но не успел он его выхватить из ножен, как Петриус пырнул его в живот.

Диана снова закричала, глядя на весь этот кошмар. Пока Тор извивался на мозаичном полу, пытаясь помешать внутренностям вывалиться, Петриус наклонился и перерезал ему горло.

У дверей столпились Лукас и десяток домашних рабов. Петриус решительно повернулся к ним:

— Она отравила моего отца! Ее раб пытался убить меня!

— Нет! — зарыдала Диана. — Он сам это сделал!

Лукас знал, что Тит и невеста Маркуса любили друг друга.

— Нет, она не могла этого сделать! — запротестовал он.

Петриус сохранил ледяное спокойствие. Безжалостно и зловеще он произнес:

— Если не она отравила вино, значит, это сделал кто-то из рабов. Ты знаешь, что бывает, когда раб убивает хозяина? Казнят всех рабов в доме…

Лукас в ужасе отступил. Всего месяц назад двести домашних рабов распяли за то, что они убили своего хозяина-тирана.

— Лукас, немедленно пошли за префектом! Я запру ее в кладовке до его прибытия.

Диана страдала из-за Маркуса. Он будет убит смертью своего отца. Петриус схватил ее за волосы. Поиграл перед лицом кинжалом, с которого все еще капала кровь Тора.

— Когда мой брат узнает, что ты натворила, это разобьет его сердце! — ухмыльнулся он.

— Маркус никогда не поверит, что я способна на такое невероятное зло. — По ее щекам бежали слезы боли и отчаяния. Он потащил ее в подвал, где находилась кладовка. Там была крепкая дверь, окна с решетками и набор наручников и цепей, предназначенных для провинившихся рабов.

Он заставил ее встать на колени, надел наручники и приковал их к полу. Затем взял ее рукой за подбородок, заставив взглянуть на себя.

— Ты считала, что слишком хороша для меня. Вы с Маркусом сговорились отнять у меня землю и богатство, но я так или иначе получу все, а ты, прекрасная сука, получишь то, что заслужила.

Когда он закрыл за собой дверь, Диана едва не задохнулась от страха. Она знала, что он скорее всего безумен. Он отравил собственного отца, а вину за это возложил на нее. Потом она вспомнила Тора, который умер, пытаясь прийти ей на помощь, и груз вины на се плечах потяжелел вдвое.

Она попробовала отогнать страх и поразмыслить. Маркуса должны известить о смерти отца. Разумеется, Петриус постарается оклеветать ее, но Маркус знает, что она не могла убить. Диану преследовал запах крови. С ее губ сорвался стон. Маркус приедет. Маркус защитит ее от всего мира, если в этом будет необходимость. Разве не говорила она Титу, что, кроме Маркуса, ей не нужно никакой защиты?

Глава 27

Диана не могла унять дрожь. Она охрипла, доказывая свою невиновность; голова болела оттого, что Петриус злобно дергал ее за волосы, а ее надежды избавиться от этого кошмара быстро угасали.

Когда приехал префект, он поверил каждому слову негодяя Петриуса. На возражения Дианы никто не обратил внимания. Петриус настаивал, что она раба Магнуса, поэтому ее перевезли в ergastula, подземную тюрьму для рабов, куда сажали самых гнусных подонков и уголовников из рабов и которая напоминала скорее собачью конуру.

В тюрьме стоял густой, зловонный запах человеческих страданий. Там сгрудились сотни заключенных, некоторые из них — совсем дети, но в большинстве — мужчины, приговоренные либо к пожизненной каторге, либо к смерти. Они смотрели на ее золотые волосы и красивую тогу так, будто это какое-то диво, и она благодарила Бога за то, что все заключенные в оковах: только это мешало им надругаться над ней.

Петриус из тюрьмы вернулся к Нерону. Кровь бурлила в его жилах. Самый великолепный день в его жизни, и он еще не кончился! Когда он думал о завтрашнем дне, сердце начинало бешено колотиться. События напоминали ему греческую трагедию, развертывающуюся на гигантской сцене. Причем Петриус был не только ведущим актером, но и автором!

Он кинулся на грудь императору, изобразив величайшие страдания. Он сделал это столь искусно, что возбудил Нерона.

— Я не могу сказать моему брату о смерти отца, не могу… не могу — рыдал он.

— Ее приговорят к смерти. Ее страдания превзойдут твои. Если хочешь, повелю привести ее сюда сегодня. Пытай ее, и, когда ты увидишь, как она умирает, тебе станет легче.

Петриусу весьма приглянулась эта идея. Ему бы хотелось замучить ее до смерти! Но его главной целью были не страдания Дианы. Петриус хотел отомстить Маркусу. Он хотел не просто страданий Маркуса — он жаждал его агонии.

— Нет, моя боль — ерунда. Меня больше всего мучит мысль о страданиях моего брата! Он собирался завтра присутствовать на гонках в Большом Цирке. Он уже много лет о них мечтал. Я не могу сказать ему о смерти отца, прежде чем не придумаю что-то, способное хоть как-то облегчить его страдания. Он захочет неминуемо отомстить женщине, которую сам привел в наш дом. Если я сделаю Маркусу этот подарок, то отплачу ему за все, что он для меня сделал.

— Петриус, это — прекрасное предложение! Ее казнят поутру в Большом Цирке. Зрелище получится великолепное! Половина Рима станет свидетелем торжества справедливости. Я превращу ее в живой факел!

— И львы! Мне хочется, чтобы были львы. — Петриус видел, что Нерон возбуждается.

— Да, конечно. Устроим гонку, люди смогут делать ставки. Кто доберется до нее первым: голодные звери или огонь?

— Как мне благодарить тебя, император? Петриус напрасно спрашивал. Нерон уже опустил

ся на колени…

Маркус потерял сон. Днем он обращался к сенаторам в курии, и красноречие не подвело его. Когда он рассказывал о Британии и Аква Сулис, слова шли от самого сердца. Он относился к этому уголку империи со страстной любовью, потому что провел там много лет, и каждый из присутствующих сенаторов почувствовал эту страсть и поверил в искренность его слов.

После его речи Юлий Классициан, прокуратор Британии, добавил несколько слов от себя. И когда они общались с сенаторами после заседания, оба были почти уверены, что убедили сенат отозвать Паулина из Британии.

За ужином Юлий высказал удовлетворение их успехами. Он был лично знаком с Петронием Турпилианом, чье имя называлось чаще всего. Тот был опытным военачальником и хорошим наместником в одной из провинций Галлии.

— На все потребуется время, государственная бюрократическая машина крутится медленно, но мы сдвинули ее с места, так что перемены к лучшему неизбежны. Я очень благодарен тебе за помощь, Маркус. Если бы ты не поехал со мной в Рим, все бы растянулось на годы. Как мне отплатить тебе?

— Придя на свадьбу, ты будешь одним из немногих, кого Диана знает.

— Я полагаю, ты спешишь вернуться к своей очаровательной невесте?

«Спешишь — не то слово, чтобы описать мои чувства. Я пуст без нее».

— После завтрашних гонок я вернусь на отцовскую виллу. Я хочу поскорее жениться. Если я еще тебе понадоблюсь, я готов вернуться, но после свадьбы.

— Как же ты нетерпелив! Но любовь так мимолетна, что надо ловить ее и наслаждаться моментом.

Лежа в постели, Маркус задумался над словами Юлия и понял, что он с ним не согласен. «Настоящая любовь, такая, как у меня, — вечна, — подумал он. — Я буду любить Диану вечность». Он потянулся. Без нее в постели так пусто! И не только в постели. Он тоже чувствовал себя пустым, будто его ограбили.

Маркус закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от чувства одиночества. Он вспомнил ее запах, потом перед ним возникло ее лицо. Вокруг ее головы было сияние, оно становилось все ярче. Он уже от души пожалел, что не поехал к ней сегодня. Ему значительно легче обойтись без Большого Цирка, чем без нее. В тишине ночи ему послышался ее голос, зовущий его.

— Скоро, любовь моя, совсем скоро, — пробормотал он.

— 

Пока Диана сидела, сжавшись в комочек от страха, она слышала, о чем говорят рабы вокруг нее. А говорили они об избиениях, порках и клеймении. Она заметила, что у многих на лбу выжжены буквы. На заре многих рабов гоняли на крупорушки, где привязывали к приводу жерновов и погоняли целый день, как ослов. Другие, скованные цепями в группы, где было много детей, до темноты работали в поле. Третьи по пятнадцать часов в сутки добывали камень, мрамор и песок для строительства.

Они говорили о плетках со свинчаткой, о рыбах, пожирающих человеческую плоть, которых разводили в прудах за тюрьмой, о восстаниях рабов. Восстание рабов под предводительством Спартака все еще не было забыто, но Диана слышала апатию и безнадежность в их голосах и знала, что сейчас восстанию произойти не суждено.

Мужчины жаждали, чтобы их продали в школу гладиаторов, потому что знали: в противном случае их бросят на арену — на съедение медведям или львам. Как гладиаторы они по крайней мере имели шанс победить. И еще они говорили о распятии и наиболее распространенном способе казни, называемом furca, когда голову жертвы помещали в отверстие между двумя столбами в форме буквы «V» и профессиональные палачи забивали жертву плетками до смерти.

Диана постаралась больше ничего не слышать. Как римляне не понимают, что такая жестокость разрушает душу не только раба, но и господина! Ей нельзя было приезжать в Рим. Она всегда это знала. Роскошь немногих счастливцев была куплена нищетой и пожизненными страданиями большинства. Как могли римляне не слышать нестройного хора нищих и страждущих, бряцания оков, щелканья плеток и стонов человеческого скота?

— Маркус… Маркус… — шептала она, цепляясь за последние проблески надежды.

На заре тюрьма опустела, остались лишь приговоренные к смерти, чья казнь должна была состояться в этот день. Когда за ней пришли два охранника-преторианца, в сердце Дианы появилась надежда. Она сказала им, что выходит замуж за Маркуса, и умоляла отвести ее к нему, на что они ответили:

— Мы знаем, что ты — особая пленница. Сам император дал нам указания.

Они отвели ее в тюремную баню, где ей разрешили вымыться и расчесать волосы. Ей ничего не оставалось, как снова надеть темно-красную столу. Затем ее посадили в носилки и направились туда, куда устремлялась вся толпа.

— Куда мы идем? — нерешительно спросила Диана. — В Большой Цирк, — последовал лаконичный ответ.

«Большой Цирк? Маркус не пойдет на гонки, ведь его отца убили! Это, верно, какая-то ошибка».

— Вы должны отнести меня на виллу Тита Магнуса на склоне горы Эсквилин.

— У нас приказ императора, — ответили ей. Возможно, Маркус обратился к самому императору с просьбой освободить ее? Наверное, так оно и есть! Снова в ней замерцала надежда. Но тут же разлетелась вдребезги, когда ее поместили в камеру под Большим Цирком и заперли. В воздухе тяжело пахло конским навозом.

Ее переполнял страх, она не могла понять, зачем ее сюда привезли. В горле так пересохло, что она не могла глотать. Хотя бы каплю прохладной воды! Диана терялась в догадках о своей судьбе, и воображение рисовало ей самые жуткие картины.

Пока Диана стояла, вцепившись в прутья решетки, она видела, как по подземным переходам тащат роскошные колесницы, украшенные серебром и золотом. Она крикнула людям у этих колесниц, но они не обратили на нее внимания. Они старались не встречаться с ней глазами, будто она прокаженная.

За колесницами провели четверки великолепных лошадей самых разных мастей — вороных, гнедых, чалых, серых, буланых и чисто белых. Лошади беспокоились и плохо подчинялись. Она смутно соображала, что это, верно, те лошади, которые будут участвовать в гонке колесниц. Им явно не терпелось дать выход своей энергии на большой арене.

Может быть, ее повезут на одной из этих колесниц к Нерону? Вряд ли это возможно, но ведь и все, что случилось с ней за последние сутки, тоже совершенно невероятно…

Маркус приехал в Большой Цирк рано. Сегодня выступали самые лучшие гонщики, и он восхищался их умением. Он по собственному опыту знал, как трудно управлять четверкой лошадей, особенно на поворотах. Победа в состязании зависела от многого. Не только от характера и подготовки лошадей, но и от веса колесницы, смазки осей, длины поводьев и состояния дорожки. Все это имело первостепенное значение.

Но самым главным фактором победы в состязании колесниц был человек. От него требовалось не только умение, мужество и решительность, но и бесшабашность, и железная воля к победе. Здесь победить мог только настоящий мужчина!

Наблюдая, как выводят из подземных конюшен лошадей и колесницы, Маркус испытывал нарастающее волнение. Несмотря на раннее утро, день обещал быть чудесным. Когда гонки закончатся, он немедленно уедет и устроит Диане сюрприз. Сегодня определенно один из самых счастливых дней в его жизни!

Задержавшись у колесниц, Маркус появился в императорской ложе позже других. Все повернулись в его сторону, когда он вошел и приветствовал Нерона. Маркус улыбнулся, извиняясь за опоздание. Его черты были такими сильными и гордыми, что Нерон удивился, как это он мог посчитать красавцем Петриуса.

Диана вскрикнула, увидев охранника, открывшего ее камеру, — голый гигант в набедренной повязке и с горящим факелом в руке. Мускулы его тела блестели от масла, и она отшатнулась, разглядев его лицо. Уродливое, суровое лицо без всякого выражения. Глаза казались мертвыми — настолько они были бесстрастны. Он походил на палача!

И внезапно она поняла, что кошмар еще только начинается. Чтобы он до нее не дотрагивался, она сама вышла из камеры и кивнула ему. Следуя за ним на арену, Диана принялась молиться. Глубоко в душе она понимала, что это бесполезно, поэтому обращалась к святому Иуде[39]:

«О великий святой Иуда, апостол и мученик, прославившийся своею добродетелью и чудесами,

верный ученик Иисуса Христа, праведный защитник всех тех, кто прибегает к твоему покровительству в тяжелый момент. К тебе обращаюсь из глубины сердца своего, и смиренно прошу тебя, кому Господь дал великую силу, прийти мне на помощь…» Размер толпы поразил ее. Шум стоял такой, что у нее заболели уши, но потом она перестала его замечать, слыша лишь стук собственного сердца. Она не могла глотать, и боль в горле перешла на сердце.

Диана шла как в трансе. Ей некуда было деваться, только идти вперед. Закричи она, все равно никто не услышит. Если она побежит, ее грубо схватят и приволокут назад. Если начнет умолять и унижаться, ей это не поможет. У нее осталось лишь чувство собственного достоинства. Она подошла к столбу, собрав все свое мужество.

Диана гордо подмяла подбородок, когда страж привязывал ей руки и лодыжки к семифутовому просмоленному столбу. Но когда он поджег верхний конец столба, она задрожала. Она стояла лицом к императорской ложе, но солнце слепило ей глаза, и она закрыла их.

Смутное беспокойство в груди Маркуса разрасталось, когда он заметил, что все поглядывают на него с жалостью. Наконец заговорил Нерон:

— Нам жаль сообщать тебе трагические новости в такой прекрасный день, доблестный воин. Но твой отец мертв, его отравила предавшая тебя женщина.

— Нет! — Возражение было твердым и решительным. Он с гневом повернулся к Петриусу.