Глава 13

На закате, как только на пристани Карлайла загорелись факелы, Дункан Кеннеди повел «Галлоуэй» вверх по реке Идеи. Роб Кеннеди с его палубы взирал на другие суда, стоявшие в гавани на якоре. Он высматривал «Месть» или другой корабль Дугласов, на которых могли прибыть новости о ребенке Валентины и местонахождении Хита. Не заметив желаемого, он повернулся к стоявшему за штурвалом Дункану.

— Пришвартуй судно там, где светлее, — приказал он. — Не доверяю я этим ворам-англичанам, наверняка постараются стянуть нашу лучшую шерсть. Вели первому помощнику выставить сегодня двойную стражу.

Дункан скрипнул зубами. Отец все еще обращается с ним, как с молокососом!

Чуть погодя отец и сын уселись в наемный экипаж.

— В Рикергейт, — бросил Дункан.

— В «Драчливые петухи»! — одновременно воскликнул Роб и бросил злобный взгляд на сына. — Ты что, спятил? Не желаю проводить ночь с женой-изменницей!

— Да будь я проклят! Можно подумать, ты не успеешь добраться до Карлайла! Я думал, ты собираешься объяснить матери, что гласит закон по поводу жены, покинувшей мужа. Может, это ее напугает?

— У меня полно других дел. На досуге я подумаю, что с ней делать. А сегодня с меня хватит англичан. Тошнит от одного их вида. — Он ткнул кучера тростью: — Вези в «Драчливые петухи»!

Прибыв на место, Дункан постарался как можно скорее отделаться от папаши и отправился к сговорчивой вдове капитана, когда-то водившего судно Кеннеди. Если повезет, она предложит ему ужин, и он удовлетворит два желания по цене одного.

В гостинице Роб узнал, что Хит вместе с братьями Дуглас останавливался здесь во время ярмарки, но уже давно уехал. По-видимому, они в замке Дуглас, приграничной крепости у реки Ди. Роб проклял судьбу, вспомнив, что они как раз проплывали мимо того места. Что же, вполне разумно. Рэм Дуглас наверняка пожелал, чтобы Валентина родила его сына и наследника в неприступном владении Дугласов, и Хит скорее всего тоже там. Замок находился в Керкубри, менее чем в десяти милях от донжона Донала Кеннеди, старшего сына Галлоуэя. Владения Дугласов и Кеннеди примыкали друг к другу и были так огромны, что бродивших по ним овец не удавалось сосчитать. Роба терзали дурные предчувствия не только по поводу Валентины, но и Донала. Если злобная старая цыганка напустила на него порчу, наследнику тоже придется плохо.

Роб еще не решил, что делать с Лиззи, но так или иначе придется встретиться с ней, пока он в Карлайле. Потом он прикажет Дункану подняться к реке Ди. Навестив сына и дочь, он успокоит растревоженное сердце.

Галлоуэй удовлетворенно кивнул и отправился в пивную, где грудастая подавальщица принесла ему еду. Свиные ножки оказались такими вкусными, что он даже разломил их, чтобы высосать мозг. Вознамерившись пуститься во все тяжкие, он заказал хаггис — бараний рубец, начиненный потрохами со специями. Спесивый французишка повар, пресмыкавшийся перед Тиной, наотрез отказывался готовить хаггис. Все закатывал глаза и говорил, что не может понять, как это шотландцы едят «обрезки ушей и дерьмо из кишок».

Что ж, только настоящий мужчина способен справиться с хаггисом, и он велел пухленькой подавальщице принести порцию.

Роб запил еду солодовым виски. Окончательно разгулявшись, он пощекотал пухлый валик, заменявший девице талию, выкатил на стол две гинеи и пригласил ее к себе в комнату. Девушка схватила деньги, стиснула его бедро и подхватила кувшин.

— Показывай дорогу, старый петух!

К тому времени, когда они взобрались наверх, лицо Роба приобрело цвет свеклы, дыхание стало тяжелым. Он плюхнулся на постель и принялся сражаться с одеждой.

— Позволь я помогу. Ты уж очень спешишь, — прошептала девица и сняла с него камзол, но оставила полотняную рубашку. Чаще всего пожилые мужчины не любили показывать наготу: стыдились брюшка и обрюзглости.

Она встала перед ним на колени, чтобы стащить сапоги, и засмеялась, когда он ущипнул ее за вывалившиеся из выреза дынеподобные груди.

— Хочешь, чтобы я разделась? — деловито осведомилась она. Некоторым это нравилось, некоторым — нет.

— На такую толстушку и взглянуть приятно, — пропыхтел Роб, избавляясь от штанов.

Оставшись голой, она уселась к нему на колени. Когда он начал ласкать ее, она сделала все возможное, но, как ни старалась, плоть Роба оставалась вялой и холодной. Хотя Роб стонал от удовольствия, достоинство, прежде составлявшее предмет его гордости, по-прежнему отказывалось восстать.

— Ложись, а я сяду на тебя верхом, — приказал он. Желание не утихало, но вот сил уже не осталось. Он взгромоздился на нее и попытался овладеть щедро одаренной природой самкой, но это оказалось невозможным. Он снова стал задыхаться, а лицо из красного стало фиолетовым. Наконец, сдавшись, Роб улегся на подушку.

— Это сглаз, — пробормотал он, — чертово цыганское проклятие.

Служанка поспешно натянула засаленное платье.

— Позволь мне налить тебе виски, милый. Такое частенько бывает. Уж я-то знаю.

— Только не со мной, — безнадежно пробормотал он, массируя грудь и морщась от боли, внезапно сжавшей сердце. Всю ночь он лежал без сна, чувствуя, как смерть распростерла над ним черные крылья. Нужно любой ценой снять порчу!

Утром случилась новая неприятность. Первый помощник «Галлоуэя» забарабанил в дверь «Петухов», не зная, которого из Кеннеди больше боится увидеть первым. Сын скорее всего сразу же его уволит, зато папаша отметелит так, что живого места не останется.

Когда дверь открыл Дункан, колени бедняги подогнулись от облегчения.

— Ужасный пожар, сэр! Начался в трюме, где шерсть. Мы долго сражались с огнем, но без успеха.

— Зимняя шерсть сгорела?! Весь груз? — взревел Кеннеди-младший.

— Да… вместе со всем остальным.

Дункан нервно взъерошил рыжие волосы.

— С остальным? О чем ты? Корабль поврежден?

— «Галлоуэя» больше нет, сэр. Остался один пепел. Это поджог!

— Иисусе милостивый! Как, черт возьми, сказать отцу?! Погоди, я оденусь. Команда вся цела?

— Не уверен, сэр… в трюме ночевали двое парней.

Дункан натянул сапоги.

— Пойдем, вместе не так страшно.

Когда мужчины, запинаясь, поведали о несчастье, Роб схватился за грудь и тяжело осел на стул. Но тут же вскочил и стал носиться по комнате, словно незакрепленная пушка, катающаяся в шторм по палубе корабля и давящая все, что попадется. Он отшвырнул ногой табурет и взвыл от боли в ушибленном большом пальце. Табурет опрокинул ночной горшок, и содержимое выплеснулось на валявшиеся тут же сапоги. Злобно ругаясь, он вылил мочу из сапог и сунул в них ноги.

— Карлайл! — вопил он. — Страсти Господни, как я ненавижу этот чертов английский городишко, где начались все мои несчастья! В Карлайле я женился, и теперь меня всюду преследует проклятие!

— Мы охраняли груз как зеницу ока, милорд. Знали, что англичанам нельзя доверять. Видать, они бросили в трюм зажженный факел!

— От Англии не жди ничего хорошего! Мало того что злобные свиньи крадут нашу превосходную шотландскую шерсть, они еще и уничтожают ее вместе с судном, которому их корыта в подметки не годятся!

Дункан снова взъерошил волосы.

— Придется купить другой корабль. Во сколько, черт возьми, это нам обойдется?! Учти, команда ничего не получит в будущем месяце.

Первый помощник обрадованно закивал: он ожидал, что придется пожертвовать годовым жалованьем.

— Не беспокойся, мы подадим жалобу в суд смотрителей границ. Он как раз состоится недели через две. Рэмзи Дуглас — смотритель западной границы, он добьется, чтобы нам заплатили за наш корабль и груз! — поклялся Роб. — Проклятый Дейкр! Не допускать подобного — его обязанность!

— Шотландские суда сжигают прямо у него под носом, а он и в ус не дует! — поддержал Дункан.

— А твоя безмозглая мамаша хочет выдать мою девочку за его мерзавца сынка! Дункан, постарайся раздобыть нам новый корабль, да поскорее! Я отправляюсь в Рикергейт предъявить твоей матери ультиматум. Лиззи давно пора образумить!

Проснувшись утром, Рейвен не обнаружила Хита и сразу запаниковала. Он лечил ее ожоги и унимал боль: как она справится без него?!

Девушка взглянула на забинтованные руки. Стоило поднять их с подушки, как они снова заныли.

Стук открывшейся двери наполнил ее сердце радостью. Она еще никогда и ничего не хотела так сильно, как увидеть Хита!

— Боль вернулась, — беспомощно проговорила она, показывая руки.

— Знаю. Поэтому и встал так рано, чтобы найти болиголов. Если размять листья и обернуть руки, он вытянет жар, поможет справиться с болью и не даст загноиться ранкам.

В его голосе звучало такое искреннее участие, что Рейвен сразу стало легче. Он усадил ее, подложил под спину подушки, и она доверчиво протянула руки, чтобы Хит мог снять бинты.

— Не смотри на ожоги, смотри на меня, Рейвен, — велел он, обмакнул листья болиголова в холодную воду, хорошенько размял их и положил на ладони.

— Чувствуешь, как прохладно?

— О-о-о, да, — простонала она. — Бабушка предупреждала, что если принять болиголов внутрь, можно умереть, но не рассказывала, что и он может быть целебен.

«А вот моя бабка все знает о ядах», — подумал Хит.

— Мы оставим листья на час, а потом снова наложим алкановую мазь и забинтуем. А завтра смажем ожоги медом.

— Говорят, когда лечишь медом, шрамов не остается. Это правда?

— Объединим нашу силу, и все получится, — заверил Хит.

— Меня до сих пор преследуют вкус и запах ненавистного дыма.

— Им пропитались твои волосы, Рейвен. Как только захочешь, я вымою тебе голову.

Она уже собралась запротестовать, но поняла, что это неизбежно: он будет купать ее, кормить, одевать. Конечно, приличия требовали, чтобы она попросила прислать служанку, но на самом деле ей хотелось, чтоб ухаживал за ней только Хит.

— Я сумела спасти Султана и Шебу. А как насчет лошадей?

Он замялся.

— Пара задохнулась в дыму, у некоторых ожоги, но остальных сумели вытащить. Придется потрудиться, пока лошади успокоятся. Сейчас их пугает каждый шорох.

— Как возник пожар? Случайно? — допытывалась она.

— Сомневаюсь. По-моему, это поджог.

Рейвен закрыла глаза.

Господи Боже, Крис Дейкр клялся отомстить за свое похищение огнем и мечом!

Но она постаралась выбросить из головы ужасные мысли. Кристофера освободили только накануне. Он не стал бы рисковать, возвращаясь в Эскдейл.

Но Дейкры достаточно богаты, чтобы нанять каких-нибудь подлецов, готовых делать за них грязную работу.

Нельзя думать об этом. Не пройдет и нескольких месяцев, как она скорее всего станет женой Кристофера Дейкра. Мерзкие, ни на чем не основанные подозрения сделают ее брак несчастным.

Хит как раз заканчивал бинтовать руки Рейвен, когда заявились Валентина и Эйда, решившие навестить больную.

— Понятно, почему мой брат подарил тебе сердце. Сошлись два безумца! Настоящие сорвиголовы! Как ты отважилась бежать к своим соколам?!

— Что же еще оставалось? Я знала, что мужчинам не до птиц, когда лошади гибнут!

— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, Рейвен. Очень болит? — с искренним сочувствием спросила Эйда.

— Болело… но Хит помог, — призналась девушка.

— Он настоящий целитель, — гордо сказала Тина. — Вы и в самом деле похожи. Настоящее родство душ.

— Несбыточные мечтания, Тина. Я знаю, ты уже видишь в ней будущую невестку, но придется долго ухаживать за ней и завоевывать, прежде чем появится хоть один шанс стать родственными душами.

Тон Хита казался беспечным и даже шутливым, но Рейвен вдруг поняла: все хотят, чтобы она осталась. И испытала одновременно благодарность и угрызения совести. Ее здесь принимали как родную, а она все же намеревалась уехать.

— Рэм отправился в Глазго за каким-то золотом, хранящимся у менялы. Нужно срочно ремонтировать конюшни.

Тина наклонилась и поцеловала Рейвен в лоб.

— Надеюсь, скоро тебе станет легче, дорогая. Когда начнешь вставать, приходи посмотреть на малышей.

Не успели они уйти, как служанка принесла завтрак. Хит взял поднос и попросил следующие несколько дней приносить еду на двоих. Потом уселся на кровать и поднял крышку:

— Традиционная шотландская еда. Любишь овсянку?

Рейвен сморщила носик и пожала плечами:

— Овсянка, она и есть овсянка.

— При условии, что ее готовил не мистер Берк. В этом случае каша превращается в настоящую амброзию, пищу богов.

К овсянке прилагались кувшин с желтыми сливками и чаша с золотистым сиропом, который Хит щедро налил в блюдо. Потом размешал, зачерпнул ложкой и поднес к губам Рейвен жестом столь интимным, что она покраснела, но ротик приоткрыла.

— Представляешь, я ясно вижу, что ты вчера ела на ужин. Лососину с укропом и уточку! Они до сих пор плавают в твоем желудке!

Рейвен рассмеялась, и неловкость куда-то исчезла.

— Ты меня не только кормишь, но и развлекаешь. Ты прав — это амброзия! Нет-нет, не убирай ложку: я еще не слизала сироп.

— Лижи, — улыбнулся Хит, придерживая ложку.

Девушка снова вспыхнула. До чего же у нее неприличные мысли! Теперь, когда ее руки вынуждены бездействовать, ей до смерти хочется коснуться его.

Ее взгляд снова остановился на оттененной щетиной щеке Хита. Хорошо бы провести по ней пальцем, распахнуть ворот полотняной рубашки…

Она украдкой посмотрела на гладкую телячью кожу, обтянувшую его бедра, слизнула сироп с губ и судорожно сглотнула.

Под следующей крышкой оказалась тарелка с яйцами, картофелем и бараньими почками. Рейвен покачала головой.

— Это тебе, — сказала она и стала с удовольствием наблюдать, как Хит поглощает еду с аппетитом здорового мужчины, радующегося таланту повара. Мистер Берк также прислал только что испеченные лепешки с клубничным вареньем. Увидев, с каким наслаждением ест Хит, Рейвен тоже захотела попробовать. Он дал ей откусить кусочек от своей лепешки, и она яростно вгрызлась во вкусное тесто.

— Жадина, — поддел он, радуясь, что у нее вообще хватает сил есть.

После завтрака он отставил поднос и деловито осведомился:

— Хочешь одеться?

Судя по испуганному лицу, она еще не была готова позволить ему снять с нее ночную сорочку, и Хит открыл шкаф, выбрал одеяние и поднес к постели.

— Вместо того чтобы мучиться с платьем, накинь-ка халат. Он вполне сгодится для посещения малышей.

Рейвен вознаградила его признательной улыбкой. Хит облегченно вздохнул, но попозже ей все равно придется преодолеть свою стыдливость.

— Думаю, ты избавлена от страданий на несколько часов. Мне придется пойти осмотреть лошадей, но сначала я зайду в кладовую и смешаю мак с корнем лакрицы. Когда мучаешься от боли, ночь кажется бесконечной.

Рейвен почему-то стало страшно отпускать его, но она постаралась взять себя в руки. Ему еще придется возиться с ней вечер и ночь.

— Хит, спасибо тебе.

— Теперь я чувствую себя настоящим рыцарем, — пошутил он, но тут же став серьезным, пообещал: — Мы вместе пройдем через горе и беду, Рейвен.

Оставшись одна, она прикрыла глаза. Тяжелые мысли не давали покоя. Она думала о Крисе и его мерзком поведении в ту ночь, когда она пыталась его освободить. Уж он точно не рыцарь.

Однако Рейвен отказывалась верить, что по его наущению подожгли конюшни. Неужели он способен на такую низкую месть?! Нет, это несчастный случай, хотя Хит, кажется, думает иначе. И Рэм Дуглас намерен собирать новых воинов, значит, тоже верит, что это поджог.

Она всем сердцем желала, чтобы англичане и шотландцы забыли о распрях и покончили с кровавыми войнами. Пожив здесь, она поняла, что нет никакой разницы между англичанами и шотландцами. Национальность не имеет значения. Людьми владеют одни и те же надежды и страхи, такие же боль, зависть, ревность и любовь, независимо от происхождения, возраста и пола. Создания человеческие одинаковы по всему миру.

Ее размышления были прерваны двумя служанками, внесшими лохань и свежие полотенца. Они посочувствовали ее положению, подняли с пола испачканное сажей платье, и одна из них с любопытством поинтересовалась:

— Правда, что Хит Кеннеди вынес вас из огня?

— Да, он спас мне жизнь, — подтвердила Рейвен.

— Мало того что он настоящий красавчик, так еще и храбрый!

Девушки дружно вздохнули.

— Простите, что не смогу застелить постель и прибраться в комнате. — Рейвен беспомощно продемонстрировала забинтованные руки.

— Хит сказал, что следующие несколько дней вам нужно только отдыхать, — отозвалась служанка, завистливо взирая на нее, словно на счастливейшую в мире женщину.

Еще долго после их ухода у Рейвен горели щеки. Теперь все узнают о снятой с петель двери и поймут, что прошлой ночью Хит спал не в своей постели. И в довершение всего он велел им принести лохань, значит, сам собирается ее купать!

Господи Иисусе, что они теперь подумают?

И тут вмешался редко ошибавшийся внутренний голос: «Все посчитают, что Хит Кеннеди твой любовник, но женщины охотно поменялись бы с тобой, даже если бы для этого пришлось терпеть боль от ожогов!»

Глава 14

Утро Рейвен провела с Валентиной и близнецами. Как она и предсказывала, лебеди, привыкшие получать зерно, послушно плыли к окну, заслышав звон колокольчика.

— О, я так рада, что пожар их не спугнул, — весело защебетала Тина, но тут же сочувственно посмотрела на Рейвен: — Мне очень жаль, что твои соколы улетели. Должно быть, ты ужасно расстроена.

— Вовсе нет, наоборот, я рада, что им удалось спастись. Они сумеют о себе позаботиться. Теперь они не расстанутся и скоро совсем одичают.

Когда Тина объявила, что настало время покормить ее собственных птенчиков, Рейвен, не желая ее смущать, удалилась к себе. Она поймала себя на том, что обрадовалась, когда в полдень вернулся Хит. Он пообещал вымыть ей голову. Как это будет происходить?

Правда, она надеялась, что он забыл о своем обещании, но почти сразу же после его прихода появились слуги с горячей водой и наполнили лохань.

Закрыв за ними дверь, Хит повернулся к Рейвен и окинул ее внимательным взглядом, словно пытаясь прочесть ее мысли. Девушка боязливо сжалась, и он понял, что ему придется принимать решение самому.

— Чтобы избавиться от запаха дыма, нужно вымыть голову и искупаться.

— Хит, я вряд ли смогу… — едва слышно произнесла она.

— Рейвен, сейчас не время стесняться. Я сделаю все возможное, чтобы не смутить твою скромность, но иного выхода, кроме как довериться мне, у тебя нет.

Он подошел к сундуку и, вынув что-то, заявил:

— Поскольку ты великодушно одолжила мне рубашку, я отвечу тем же и предложу тебе свою.

Хит усадил Рейвен на постель, развязал ленты халата и медленно стащил его, стараясь не задеть обожженные руки. Затем он принялся за ряд крошечных пуговичек на ночной сорочке, но девушка отпрянула.

— Рейвен, неужели ты думаешь, что я сотни раз не представлял тебя обнаженной?

Она задохнулась. Сердце ухнуло куда-то в пятки. Он опытный мужчина, и женское тело, разумеется, не содержит для него никаких тайн. Для нее же все по-другому. Дать Хиту себя раздеть… это так волнующе… тревожно… От него исходит жар, который сжигает ее. Каждое сказанное шепотом слово отзывалось дрожью наслаждения, неповторимый мужской запах окутывал и кружил ей голову.

В то же время она чувствовала себя беспомощной и уязвимой, полностью в его власти. К немалому изумлению Рейвен, ей это нравилось. Он готов ради нее на все, и она, в свою очередь, может во всем на него положиться. Он — ее опора, крепость, ее защитник и целитель.

Девушка подняла руки, безмолвно отдаваясь его нежным заботам.

Ночная сорочка выскользнула из пальцев Хита, и взору его предстала обнаженная узкая спина с атласной кремовой кожей. Изящный изгиб переходил в пышную округлость, невыносимо женственную и чувственную. Он жаждал поднять черное покрывало волос и коснуться губами теплого затылка. Хотел припасть губами к вожделенной плоти и шептать бесстыдные горячие слова, которые зажгут ее и расскажут ей, как она прекрасна. Она пахла дымом и женщиной, и это подогревало в нем ненасытное желание испробовать ее на вкус.

Она повернулась к нему спиной, но он был достаточно высок, чтобы через ее плечо видеть, как от каждого вздоха вздымаются полные груди. Боясь не справиться с неодолимой потребностью ласкать ее, он постарался поскорее надеть на нее рубашку. Он не дал ей времени передумать. Просто поднял и осторожно опустил в воду, напомнив о необходимости сохранить бинты сухими.

Рейвен осторожно положила руки на край лохани. Она понятия не имела о том, что ткань, намокнув, стала почти прозрачной. Увидев, как он взял мыло, девушка широко распахнула глаза. Неужели он действительно собирается мыть ее?

Материя тонка, и она почувствует каждое прикосновение, каждое поглаживание, каждую ласку рук, скользящих по мокрому телу.

— Иногда полезно забыть о скромности, Рейвен. Ведь чистота — залог благочестия, — заявил он, стараясь не улыбаться. Сначала он намылил ее плечи, потом перешел к груди, и нежно массировал и гладил прелестные округлости, пока каждый сосок не оказался увенчанным шапочкой белой пены. Рейвен тихо охнула.

— Впервые мужчина касается моей груди!

— Все когда-то бывает впервые, красавица моя. Зато обещаю, что такое было не в последний раз.

И тут Рейвен неудержимо залилась краской. Когда он коснулся ее подмышек, она вообще лишилась дара речи. Но стоило ему начать мыть ее ноги и ступни, как она немного успокоилась. Правда, ненадолго. Хит снова намылил руки и коснулся пульсирующего местечка между бедер. Рейвен негодующе вскрикнула, но было слишком поздно.

— Крики уже напрасны, — хмыкнул Хит, дерзко подмигивая ей. — Взамен, если тебе от этого станет легче, я позволю вымыть меня, когда руки заживут.

— Когда мои руки заживут, я дам вам пощечину, Хит Кеннеди!

— Что ж, тогда мне нечего терять. Придется хотя бы заслужить оплеуху.

Он демонстративно протянул к ней намыленные ладони, и восторженно засмеялся, когда она взвизгнула.

— Ах ты, дьявол, еще и издеваешься! Тебе ведь это нравится!

Хит расплылся в улыбке.

— А тебе? Можешь не отвечать, если считаешь это неприличным.

— Считаю это постыдным!

Дразнящая ухмылка тут же исчезла, когда он наклонился и взглянул ей в глаза.

— Я читаю твои мысли, Рейвен. Тебе ничуть не стыдно. Просто немного стесняешься и чуть-чуть боишься. Но опасность возбуждает тебя, сама говорила.

Девушка нервно облизнула губы.

— А я в опасности?

— Надеюсь, — хрипло пробормотал он. — Надеюсь, тебе грозит опасность потерять сердце.

Она не смела, боялась разобраться в чувствах, которые тревожили ее, и поэтому быстро сменила тему:

— Ты обещал, что мои волосы больше не будут пахнуть дымом.

— Сейчас сделаю, пока вода не остыла. Можешь сесть поглубже и откинуть голову? Только не хватайся за края лохани: я помогу.

Хит осторожно погрузил волосы в воду, намылил голову пахнущим розой мылом и промыл водой из кувшина. Потом соорудил из полотенца подобие тюрбана и, велев обнять его за шею, поднял из лохани.

Рейвен остро ощущала его прикосновения. Одна рука поддерживала ее спину, другая — коленки. Хит, на вид совершенно хладнокровный, поставил ее перед камином и стал энергично растирать большим полотенцем. Сильные пальцы расстегнули пуговицы рубашки. Как он только ухитрился удерживать полотенце и одновременно раздевать ее?

Потом он принес халат, заботливо накинул его на Рейвен и помог осторожно просунуть руки в рукава.

— Какие мы молодцы! — пробормотал он.

— Ты настоящий волшебник, — выдохнула она.

Он приподнял ее подбородок, так что их взгляды встретились.

— Фокус-покус-филипокус.

В дверь постучали: это служанка принесла ужин. Рейвен едва слышно прошептала:

— Я не слишком голодна. Боль возвращается.

— Я так и думал. Нам еще повезло, что ты продержалась так долго. Но нужно что-то съесть, чтобы принять потом макового отвара с корнем лакрицы. На голодный желудок он не слишком полезен. Постепенно боль пройдет, и ты крепко заснешь.

Рейвен решила попробовать бульон из баранины с ячменем, и Хит скормил ей несколько ложек. Потом он развел огонь, принес сонное зелье, напоил им Рейвен и, когда она проглотила последнюю каплю, велел ей сесть на ковер и опереться спиной о его колени. А сам взял щетку, развернул тюрбан и принялся расчесывать длинные мокрые пряди.

Пляшущие языки пламени, голубоватые, красные, оранжевые, вместе с нежным поглаживанием загипнотизировали Рейвен. Скоро она впала в некое подобие транса, лишенная воли и возможности действовать. Ей было так хорошо ощущать себя в его сильных, властных руках. Еще несколько минут — и она утонула в теплом море восхитительной неги. Рассеянно заметила, что боль утихает, отдаляется… Хорошо бы никогда не вставать. Так и сидеть здесь, чувствуя ласковые прикосновения Хита.

Веки ее наконец опустились. Она, чуть повернувшись, положила голову ему на колени и уплыла в сонное царство, где были только они вдвоем.

Умиленный, он сидел неподвижно, боясь спугнуть ее безмятежность и расслабленность. При этом неимоверно страдая от ее близости. Каждое прикосновение щетки непередаваемо возбуждало его. Расчесывать ее волосы, уподобляясь покорной служанке… нет ничего более волнующего. Если она когда-нибудь будет принадлежать ему, он вдоволь наиграется ее смоляными прядями, прежде чем овладевать ею снова и снова… Нельзя не видеть, что сегодня она жаждала его прикосновений.

Хит отложил щетку и дотронулся до волос Рейвен загрубевшей ладонью. Как хорошо, что она спит и не чувствует боли!

«Ты заворожила меня, красавица. Никогда не верил раньше, что найду женщину такую невинную и прекрасную, как ты, но ошибся. Хочу, чтобы ты была моей, Рейвен».

Он закрыл глаза, вновь ощутив безумное желание. Все это время, ухаживая за ней, он испытывал райское наслаждение вместе с муками ада.

Хит отнес Рейвен на широкую кровать и осторожно укрыл одеялом, а потом долго стоял рядом, наслаждаясь ее нежной прелестью. Подумать только, что при таких черных волосах кожа у нее словно розовые лепестки со сливками! Ресницы лежат мохнатыми полумесяцами на высоких скулах, а пухлый пунцовый рот просит о поцелуе.

Усилием воли он заставил себя отойти и сесть ужинать. Поев, он откинул голову, смежил веки и попытался отвлечься. Не получилось. Она звала его, манила, искушала, требовала вернуться. Хит отважно боролся с соблазном, но силы были неравны. Наконец он сдался и, шагнув к кровати, бесшумно разделся и скользнул в постель. Рейвен не проснулась, когда он нежно, но властно привлек ее к себе.

Маковый отвар не только погрузил девушку в сон, но и унес в волшебное царство, переливающееся всеми цветами радуги, где все создания были тоже волшебными и все чувства обострялись. Вокруг нее плясали кольца оранжево-желтого огня, но она не боялась, потому что рядом находился Султан, ее страж и защитник. Она так любила его, что отважилась закричать:

— Лети, спасайся!

Он сделал широкий круг, но вернулся к ней.

— Я не покину тебя. Мы вместе пройдем сквозь беду, Шеба.

И неожиданно их подхватила дымная спираль и понесла все выше и выше, от лижущих ноги пламенных языков, от ужасающей тьмы — в безоблачное голубое небо, где ослепительно сияло солнце. Свобода! На свете нет ничего более опьяняющего, чем свобода!

Султан и Шеба, соединившись, взлетали в небо, как единое существо, хмельные от счастья быть вместе, живыми и свободными.

Откуда-то донесся ритмичный стук, и Рейвен подумала, что это шум их крыльев, но тут же сообразила, что это скорее всего топот копыт по упругому изумрудно-зеленому торфу. Перед ними расстилалось лазурное море, и когда они галопом подлетели к берегу, то стали гоняться друг за другом в буйном, бесшабашном веселье. Их длинные черные гривы развевались по ветру, как знамена, и восхитительная свобода опьяняла и сводила с ума. Они вбежали в воду и поплыли.

Рейвен опустила взгляд и увидела, что мокрая ткань облепила груди.

— Ты и вправду дьявол, Хит Кеннеди! Нарочно дал мне свою рубашку, зная, что вода сделает материю прозрачной! Я сгораю со стыда!

— Ничуть тебе не стыдно. Ты немного стесняешься, чуть-чуть боишься, но опасность возбуждает тебя. Сама говорила!

Рейвен нырнула, надеясь, что он последует за ней, но Хит отчего-то оказался впереди, протянул руки, и она охотно, с готовностью бросилась в его объятия. Сейчас он прижмет ее к груди, и все заботы уйдут.