Глава 6

Со стороны казалось, что Хит прирос к земле, зачарованно наблюдая, как разбойник выхватывает из-за пояса длинный нож, но на самом деле он напряг мышцы и насторожился, готовясь отразить атаку. Вонючий боров злорадно вытаращился на мужское достоинство врага.

— Неплохо бы кое-что ему подрезать, прежде чем попортить шкуру. Повеселимся, ребята, вы не против?

Хит понимал, что, если не станет действовать молниеносно, трое набросятся на него и придавят к земле. Поэтому он прыгнул и покатился по траве, к тому месту, где лежала одежда. Недостаточно быстро, чтобы увернуться от ножа, но по крайней мере удар пришелся в плечо, а не в пах. Зато он умудрился схватить шпагу, и жажда мести багряной пеленой застлала глаза. Первой мишенью оказался олух, завладевший его ножом. Хит встретил выпад, ловко отбил, вонзил острие шпаги в живот Армстронга и сразу же вытащил. У остальной троицы не оказалось оружия: поднять выпавший из руки умирающего нож не представлялось возможным. Хит описал окровавленным клинком широкий круг, чтобы удержать врагов на расстоянии. Они трусливо попятились от обнаженного, размахивавшего оружием воина, но, очевидно, все еще лелеяли мысли о том, что смогут с ним справиться. А он тем временем выбрал вторую жертву. Шпага вошла тому в горло. Хит развернулся, схватил третьего за борта кожаной безрукавки и приставил клинок к шее, под подбородком. Четвертый повернулся и бросился бежать с такой скоростью, будто за ним по пятам гналась сама смерть.

— Кто приказал тебе убить лорда Рэмзи Дугласа?

— Не могу… Мейнджи знает.

Хит чуть нажал на шпагу. Показалась капля кровь.

— Ты сказал, что он отправился за деньгами. Куда? В Бьюкасл? К Дейкру?

— Дейкр? — медленно повторил грабитель, словно такая возможность ему и в голову не приходила. — Нет, он поехал на север, в Келсо. Мейнджи наш главарь. Он единственный, кому все известно. Ведет переговоры и деньги тоже получает.

— На колени! Руки за спину! — скомандовал Хит, и когда тяжеловесный громила подчинился, он вынул из волос пленника кожаный ремешок и стянул ему запястья. После этого он посмотрел на лежавших. Нет сомнений: оба мертвы. Только тогда он наконец оделся и поднял свой любимый нож с вырезанной на рукояти пентаграммой. Кольнув кончиком шпаги пленника, он велел ему подняться, взял поводья чалого, и они отправились к лагерю.

К этому времени уже совсем стемнело, и уголья едва тлели. Хит вынул из сумки веревку и надежно прикрутил пленника к стволу дуба. Затем осмотрел и напоил кобыл. Они немного похудели, вероятно, потому, что не видели овса с самого дня похищения. Кроме того, за ними совсем не ухаживали. К счастью, травы вокруг было много, так что животные, вероятно, не голодали.

Грабители жарили баранью ногу из украденных припасов, и Хита едва не затошнило от запаха прогорклого жира. Он забросил ногу в кусты, развел огонь и, усевшись возле костра, стал размышлять. Пришлось убить двоих, защищая свою жизнь. Жаль, что и третий не погиб. Что теперь с ним делать? Негодяй заслуживает смерти, и все же невозможно заставить себя хладнокровно вонзить нож в человека. Вот если бы это был Мейнджи Армстронг. Он жаждет его крови. Именно жаждет. Может, разумнее подождать его возвращения из Келсо?

Так он и сделает. Посидит тут денек и, если к тому времени Мейнджи не покажется, поедет в Бьюкасл.

А в это время Рейвен, уже успевшая вернуться в Роклифф, готовилась к поездке к Дорис, своей бабке. Брат вызвался проводить ее до Степлтона, находившегося милях в двенадцати от Роклиффа, чтобы помочь перевезти двух соколов, которых она обучала для приятеля отца. Но дальше Герон ехать с сестрой отказался, боясь, что та уговорит его посетить «старую ведьму».

Рейвен не знала, сколько прогостит у бабки, поэтому она прихватила с собой еще двух не до конца укрощенных соколов. Султан и Шеба были дорогими сапсанами, требовавшими особого внимания. Рейвен также приобрела двух кречетов, но решила оставить их в Роклиффе, на попечении молодого сокольничего.

Перед отъездом мать отвела ее в сторону.

— Ты наверняка встретишься с Кристофером Дейкром, и он скорее всего пригласит тебя в Бьюкасл. Ты умная девочка, Рейвен, и должна в полной мере воспользоваться предоставленным шансом, — предупредила она и вроде бы шутливо закончила: — Домой без мужа не возвращайся!

Хотя мать и дочь рассмеялись, обе знали, что Кэтрин серьезна, как никогда.

Дорис Герон была готова к приезду любимой внучки, потому что этим утром с рябинового дерева в саду слетел ворон. Вряд ли он лакомился красными ягодами, ведь вороны питаются мясом, значит, это не иначе как знамение.

Дорис вышла на крыльцо большого каменного дома навстречу внучке.

— Рейвен, красавица моя, я так и думала, что ты едешь!

— Бабушка, я к тебе надолго. Привезла с собой Султана и Шебу, буду их обучать, — объявила Рейвен, спешиваясь и отцепляя две небольшие деревянные клетки от седла.

— Отнеси их в сарай и усади на насесты.

Рейвен поспешила в небольшое помещение и, вынув соколов из клеток, прикрепила цепочки к старому насесту.

— Я оставлю на них колпачки, пока не привыкнут. Из сарая, почуяв хищников, стрелой вылетел огромный заяц, и Рейвен весело хихикнула:

— Мэджик, да ты весишь больше двух Стоунов[5], мои птички просто тебя не удержат!

— Но он прекрасно знает, что они способны выклевать ему глаза, чтобы полакомиться, — заметила Дорис, выходя, и взялась за стоящие возле дверей седельные сумки с вещами. — Парень! — крикнула она мальчишке, бросавшему камешки в пруд. — Отведи лошадей в конюшню! А ты, Рейвен, иди за мной. Полакомимся вересковым медом и посплетничаем!

— Я сама понесу вещи, бабушка.

— Ах ты, дерзкая девчонка, неужели воображаешь, что я настолько дряхлая? Да я еще способна нести и тебя в придачу, если понадобится!

— Знаю, знаю, какова ты в деле, — засмеялась Рейвен. — Тебе подвластно все на свете!

— И тебе тоже. У тебя есть сила, прелестная моя, нужно только уметь ею пользоваться!

Дорис опустила седельные сумки на пол гостиной со сводчатыми потолками и налила домашнего меда в оловянные кубки. Рейвен с удовольствием отпила глоток, наслаждаясь дымным привкусом. Она не предполагала, однако, что к меду прибавлено немного руты, которая развязывает язык.

— Скажи, Рейвен, ты уже выбрала себе суженого?

— Возможно…

— Надеюсь, он житель приграничья? Рядом с тобой должен быть настоящий мужчина.

— Да лучше уж на виселицу, — засмеялась Рейвен. — Одна неделя такой жизни, и я умру от омерзения!

— Романтический дикарь привлекательнее ручной комнатной собачки, — возразила Дорис. — Ты нашла себе колдовской амулет? Ведьмин камень? Тот, что я дала тебе в детстве, не годится. Нужно отыскать собственный, чтобы получить большую силу.

— Да, — поколебавшись немного, призналась Рейвен. Она вытащила из кармана камень с дыркой посередине и протянула на ладони бабушке. Случайно подобрав, она припрятала его, стыдясь собственной глупости, но сейчас эти мысли вылетели из головы.

— Ты достаточно взрослая, чтобы знать: дыра в амулете — это символ женского начала.

— Поэтому он не имеет силы над мужчиной?

Дорис хмыкнула.

— Мужчине нужен камень фаллической формы, называемый камнем-богом, — пояснила она и, заметив, как покраснела внучка, понимающе кивнула. — Прижми ведьмин камень к груди, закрой глаза и сосредоточься.

Она с одобрением отметила, что Рейвен немедленно послушалась.

— Теперь слейся с камнем. Почувствуй его биение. Ощути силу и напитайся его жизненной силой. Он имеет свойство исцелять. Никогда не забывай благодарить его за мощь и энергию.

— Я и в самом деле чувствую, — благоговейно прошептала Рейвен.

— За эти годы я научила тебя всему, что знаю о травах, потому что ты способная ученица. Теперь же покажу, как сочетать свойства трав с могуществом Умения. Только так можно стать непревзойденной целительницей.

— Ты имеешь в виду колдовство? — серьезно осведомилась Рейвен.

— Я никогда не употребляю этого слова. Только «Умение». Тот, кто овладеет Умением по-настоящему, способен настолько слиться с природой, что становится с ней единым целым. Ты обязана почитать солнце, луну, ветер, дождь, землю и море. Огонь, скалы, почва, вода, гром — все имеет собственную энергию, которую можно укротить. Твоя душа говорит с тобой: нужно только уметь слушать.

Почему родственники, в особенности мать, считают, будто бабушка мелет вздор? Для Рейвен каждое слово имело особый смысл.

Дорис осушила кубок с медом.

— На сегодня достаточно. Завтра, если хочешь, продолжим.

Рейвен приветственно подняла свой кубок.

— Очень хочу, бабушка.

Наутро пошел дождь, и Рейвен в одной сорочке последовала за Дорис во двор. Обе были босиком, и ступни то глубоко проваливались в мягкую землю, то скользили по травяному ковру. Они поднимали лица и подставляли ладони дождю, чтобы теплые капли очистили дух и тело. Благоухание мяты, смешанное с ароматами тимьяна и розмарина, наполняло сырой воздух, и Рейвен жадно вдыхала тяжелый запах, пока не закружилась голова. Она участвовала в таких ритуалах с самого детства и не находила в них ничего странного. Ее едва ли не с пеленок учили чтить каждое растение, насекомое и животное, и, наверное, по этой причине она и птицы так хорошо друг друга понимали.

Днем, когда дождь перестал и показалось солнце, Рейвен, взяв соколов, поехала на опушку Кершопского леса. Птицы осваивали неизведанные просторы, воспаряя так высоко, что почти пропадали из виду. Рейвен завидовала их полету. Она страстно любила свободу и тоже стремилась ввысь. И хотя физически это было невозможно, душа ее часто поднималась к самым звездам.

Девушка очень обрадовалась, когда соколы вернулись: значит, она сумела их укротить и они от нее не улетят.

Она вернула птиц в сарай, но не надела на них колпачки. Потом отвела Салли в стойло и отправилась в гости к своему дяде. Джонни Герон, брат матери, имел ферму, примыкавшую к землям Дорис, и ухаживал за ее лошадьми. Сам он до мозга костей был прирожденным жителем приграничья и к тому же великим шутником, доводившим Рейвен своими прибаутками до того, что у той бока болели от смеха.

Сегодняшней ночью, когда взошла новая луна, Дорис решила, что пришло время начать посвящение Рейвен. Она приготовила для внучки прозрачное одеяние светло-лилового цвета с серебряной нитью, положила собственноручно приготовленное благовоние в оловянную чашу, собрала все требуемое для магического ритуала и, наконец, открыла окно, чтобы впустить духов иного мира.

Рейвен накинула одеяние, с неловкостью сознавая, что голые ноги видны сквозь тонкую ткань. Она знала, что и цвета обладают присущей им властью. Красный символизирует войну и месть, голубой — плодородие и созидание, а лиловый с серебром — видение и ясновидение.

Бабка скатала ковер, открыв большой круг, нарисованный прямо на камнях пола. В круге красовалась пентаграмма. Рейвен вложила руку в бабушкину ладонь, глубоко вдохнула, и они вместе ступили в магический круг.

Прежде всего Дорис запалила четыре золотистые свечи, оставив фиолетовую и две зеленые незажженными. Числа тоже имели свою магию, и семь было самым таинственным. Потом она воскурила благовоние, изготовленное из сосновой смолы и кошачьей мяты с примесью тысячелистника, поставила Рейвен лицом к луне и приказала:

— Повторяй за мной:

Как только вижу новую луну,

Она зовет меня поднять глаза,

Она зовет меня встать на колени,

Она зовет меня склониться.

Благоговею перед тобой, моя наставница-луна.

Рейвен сделала, как было велено, и стала ждать дальнейших наставлений.

— Теперь налей молока в углубление камня и принеси жертву Гекате, богине темной стороны луны.

Рейвен старательно налила овечьего молока в красный агат эллиптической формы и стала потрясенно взирать на то, как оно розовеет.

— Не подавляй свое естество, Рейвен. Луна правит всеми нашими инстинктами, чувствами, снами и интуицией. Она воплощает все непознанное, скрытые силы природы, проливает свет на непредвиденное и дает возможность проникнуть в мысли тайных врагов. Откройся, Рейвен, подобно цветущему по ночам вьюнку.

Рейвен опустила ресницы и стала дышать ровно, глубоко, пытаясь отворить разум и душу естественным силам Вселенной. Что-то коснулось ее макушки, и она, поспешно подняв веки, увидела бабкин посох. В этот же миг она ощутила, как невероятная энергия вливается в нее и растекается по телу, пока налившиеся жаром ступни не закололо. Одеяние и занавески затрепетали, словно под порывом ветра, и вдруг все замерло.

— Зеленые свечи символизируют любовь и брак, фиолетовая — самое заветное желание. Сначала зажги зеленые, подумай, кого хочешь видеть будущим мужем, а потом настанет черед фиолетовой, и ты узнаешь желание своего сердца.

Рейвен взяла лучину из тлеющих благовоний и зажгла первую зеленую свечу. Мысленно нарисовав портрет Кристофера Дейкра, она поднесла лучину ко второй. И вдруг перед глазами встал, как живой, тот, кто назвал себя Кеннеди. Темные волосы, смуглая кожа, сверкающие в нахальной улыбке зубы…

— Нет! — прошипела Рейвен. Но стереть картину не смогла. Пламя первой свечи заколебалось и погасло, а второй огонек удлинился и вспыхнул еще ярче. Девушка снова запалила первую свечу и принялась упрямо вызывать в памяти лицо Кристофера. Когда ей это удалось, она поднесла огонь к фиолетовой свечке.

И увидела сокола, летавшего над ней широкими кругами, а потом взмывшего к потолочным балкам. Вдруг откуда-то вылетел черный ворон. Она затаила дыхание. О, сокол наверняка закогтит жертву!

Но большая птица почему-то не убила меньшую, и они полетели рядом. Рейвен зачарованно следила, как обе дружно направились к открытому окну и исчезли в ночи.

Дорис отставила посох и, вынув небольшой кинжал, поцеловала обоюдоострое лезвие и протянула рукояткой вперед внучке.

— Как только ты добудешь немного собственной крови этим клинком, он будет принадлежать только тебе. Всегда срезай им целебные травы, — объявила она. — Пусть он верно тебе служит!

Рейвен, слегка поколебавшись, сжала черную рукоять, проткнула кончик пальца и подождала, пока по лезвию стечет несколько алых капель.

На добро или зло, но дело сделано.

Она стала колдуньей.

Девушка увлажнила пальцы слюной и погасила свечи. Взяла соль, последнее приношение богине, и высыпала на благовония, чтобы окончательно их загасить. Затем она поблагодарила Гекату и вместе с бабушкой вышла из круга.

— У тебя было видение, красавица моя?

— Даже два, — благоговейно прошептала Рейвен.

— Когда ты зажгла зеленые свечи, перед тобой предстал человек, которого ты полюбишь и женой которого станешь, — понимающе кивнула бабка.

— Именно. Я видела Кристофера Дейкра, наследника лорда Томаса Дейкра, верховного смотрителя границы.

— Дейкра, — повторила Дорис Герон без всякого выражения. — Молодой человек играет главную роль в твоем будущем?

— Да, — улыбнулась Рейвен. — Он скоро приедет меня навестить И если… то есть когда он пригласит меня в Бьюкасл, я поеду!

— Прекрасно. Но у тебя нет опыта в общении с мужчинами, слишком уж твоя мать оберегала своих девочек. Ты обладаешь большой властью, Рейвен, но учти: самая большая сила женщины кроется в ее чувственности. Никогда не бойся заглянуть в свою душу и воспользоваться тем, что обнаружишь. Пока твоя чувственность дремлет, твоя невинность привлекает и искушает мужчин. Но как только ты станешь женщиной в полном смысле этого слова, власть твоя станет безграничной. А теперь скажи, что случилось, когда ты зажгла фиолетовую свечку?

— Меня посетило еще одно видение. Ты ведь знаешь о моей любви к птицам. Я видела ворона и сокола, летевших рядом. Ворон — это, конечно, я. Хотя мать не одобряет моего увлечения, по-моему, стоит прислушаться к своему сердцу!

— Сердце — это ворота души, детка. Но помни, что не сердце, а душа имеет последнее слово. Всегда прислушивайся к тому, что говорит душа.

Рейвен серьезно кивнула, но тут же засмеялась: из-за угла осторожно выглянул заяц.

— А ты, Мэджик? У тебя было видение? Мохнатый клубок покатился по камням и остановился у какого-то черного предмета, лежащего на полу.

— Да ведь это воронье перо! Как оно сюда попало?

Рейвен подняла перо и уставилась на бабку, ожидая объяснений.

— Богиня оставила тебе амулет. Талисман. Такие вещи, как перья, раковины или рога, тоже имеют свою энергию и силу.

Рейвен восторженно захлопала в ладоши.

— Я положу его на ночь под подушку, чтобы увидеть вещие сны.

Но уснула она поздно, потому что перебирала в памяти все подробности ритуала — каждую деталь, каждое слово, каждый образ — и пыталась истолковать их символическое значение. И все спрашивала себя, почему смуглое лицо шотландца продолжало вставать перед глазами, когда она усердно пыталась сосредоточиться на Кристофере. Подумать только, наглец ухитрился пролезть в ее мысли даже в такой момент!