Глава 14

— Эмерелд!

Она подскочила, как только Шон произнес ее имя. Молодая женщина провела на борту шхуны уже два дня, но едва виделась с ним.

— Что тебе нужно?

— Мне нужно, чтобы ты прекратила шарахаться от каждой тени. Я хочу, чтобы ты избавилась от своего страха. Этого демона, вонзающего в тебя свои отвратительные когти и мешающего тебе дышать. — Он не пытался даже коснуться ее, поэтому ей незачем было отшатываться от него. Его рука обвела море и небо. — Я хочу, чтобы ты оценила Ирландию и все ирландское.

Теперь Эмерелд ясно видела остров, выступающий из тумана.

— Здесь много веков, не прекращаясь, бушуют бури и дикие штормы. Это романтическая, волшебная земля, единственное место, над которым время не властно. Это рай и ад. Прикоснись к его красоте. Это навсегда останется у тебя в крови. Вдохни поглубже, Эмерелд. Ты чувствуешь?

Ноздри ее расширились, когда она глубоко вдохнула. Пьяняще пахло зеленью, чем-то острым и таинственным.

— Да… А что это?

— Свобода. Самый замечательный запах на свете.

Эмерелд вдохнула еще раз, а небо над ее головой непрестанно менялось. Да, свобода. «Я чувствую себя свободной, как будто меня выпустили из тюрьмы». Эмерелд перевела взгляд на Шона О'Тула.

— Ты был в тюрьме? — недоверчиво спросила она.

— Да. — Его темные глаза не отрывались от ее лица.

— Мой отец и Джек имеют к этому отношение?

— Они отправили меня туда.

Эмерелд была и шокирована и нет. Ее отец способен на все, а Джек его верный раб. Так вот зачем Шон украл ее — чтобы наказать их! С ее губ сорвался смех. По иронии судьбы, он их и в самом деле накажет. Не потому, что они любят ее, а потому, что ирландец украл их собственность.

Рассматривая молодую женщину, Шон понял, что она настолько наивна, что соблазнить ее можно в одно мгновение. Но ради собственного мрачного удовольствия он помедлит и насладится этим. Ему незачем соблазнять Эмму, маленькую английскую мышку. Он хочет, чтобы ему бросила вызов расцветшая ирландская красавица. Ему нужно, чтобы Эмерелд стала задорной и очаровательной, властной и игривой. Он хотел видеть ее беззаботной и безрассудной, дерзкой и восхитительной. И тогда он соблазнит ее. Великолепно!

Эмерелд терпеливо ждала, пока «Сера-1» пришвартовывалась к каменному молу и медленно опускался якорь. Шон подошел к ней и снова протянул затянутую в черную перчатку руку:

— Пойдем. Замок Лжи ждет тебя.

Она подала свою маленькую ручку и позволила ему помочь ей сойти с корабля. О'Тул провел ее по мосткам, под привратной башней, через широкие зеленые лужайки до входа в величественный особняк в георгианском стиле, известный как Грейстоунс.

В вестибюле Кейт Кеннеди, экономка, присев в реверансе, приветствовала хозяина:

— Добро пожаловать домой, милорд.

Не отрывая глаз от своей спутницы, Шон сказал:

— Кейт, это Эмерелд Фитцжеральд. — Его губы изогнулись. — Она будет жить у нас.

Эмерелд в замешательстве попыталась вырвать руку, но Шон не позволил ей этого. Он переплел ее пальцы со своими и ободряюще пожал их. Наградой ему послужило ответное пожатие Эмерелд и ее гордо поднятая голова.

— Ее спальней станет та, что примыкает к моей. — О'Тул отвел взгляд от своей пленницы только для того, чтобы подмигнуть Кейт. — Вы понимаете, только из-за вида из окна. — Его губы изогнулись еще больше. Хозяин дома двинулся к широкой лестнице, и Эмерелд не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Комната была выдержана в бледно-желтых и золотистых тонах, и создавалось впечатление, что здесь всегда солнце. Окна от пола до потолка, с выкрашенными белым переплетами, выходили на благоухающий сад и деревья вдали. А завершали картину зеленеющие округлые холмы, переходящие в высокие пурпурные горы.

Кейт следовала по пятам, а Шон провел Эмерелд в собственную спальню, смежную с ее комнатой.

— Если тебе надоест вид из окна, ты можешь прийти сюда. — Он подвел ее к окнам, глядящим на бурное море с его переменчивым настроением. Шон смотрел ей в лицо, замечая каждую его черточку.

Молодой человек не отрывал от нее взгляда, и это заставило Эмерелд задуматься о своей внешности. Она выпрямилась и почувствовала острую необходимость привести в порядок растрепавшиеся волосы. С порозовевшими щеками гостья вырвала свою руку из пальцев Шона и прошла обратно в свою комнату цвета примулы. Здесь были повсюду развешаны зеркала — на стенах, около кровати, у туалетного столика. Ее отражение ясно подсказало ей, насколько бесцветной и незаметной выглядит она в своем чопорном английском платье. Эмерелд опустила глаза, как делала всегда в последнее время.

О'Тул уже снова возвышался рядом с ней. Она посмотрела на него и выпалила:

— Мне не во что переодеться! — Ее лицо стало пунцовым, когда она сообразила, как это прозвучало для Кейт.

Шон громко расхохотался:

— И, вне всякого сомнения, ты благодарна мне за то, что у меня нет ничего похожего на твою нынешнюю одежду. В Замок Лжи ткани свозят со всего света. Завтра ты сможешь выбрать. У нас есть шелк, бархат, кружево любого цвета и оттенка, о каком ты даже не мечтала.

— Я не могу позволить тебе одевать меня, — церемонно заявила Эмерелд.

Он пожал плечами:

— Тогда тебе придется ходить голышом, потому что я намереваюсь сжечь твой наряд, если, конечно, ты не захочешь доставить себе удовольствие и не сделаешь этого сама.

— Как бы не так! — выпалила Эмерелд.

Шон улыбнулся ей весьма одобрительно:

— Значит, будешь ходить голышом.

— Стыдитесь, милорд! Вы постоянно заставляете девушку краснеть ради собственного развращенного удовольствия, — заговорила Кейт.

Шон округлил глаза и подмигнул Эмерелд:

— Я окружен женщинами. Я, наверное, сошел с ума, раз украл еще одну.

— Вы ее украли? — выдохнула экономка.

Взгляд графа Килдэрского задержался на губах Эмерелд, скользнул по груди и вернулся к зеленым глазам.

— Я просто не смог устоять, — признался он, скрываясь в собственной спальне и закрывая за собой дверь.

Чтобы скрыть смущение, Эмерелд подошла к высокому окну, увидела, как опаловый туман клочьями поднимается в комнату, и закрыла его.

— А где хозяйка дома? — робко спросила она. Самым подозрительным было отсутствие Кэтлин О'Тул.

— В могиле, да упокоит Господь ее душу! Я вернусь через минуту и приведу в порядок вашу комнату, мэм. — Кейт исчезла за другой дверью.

Когда Эмерелд осталась одна, она почувствовала, как дрожат у нее ноги, и поняла, что должна сесть, иначе упадет в обморок. Молодая женщина опустилась на мягкую широкую кровать, ее мысли пребывали в полном беспорядке. Ее чувства боролись друг с другом, потому что в ней существовали две разные женщины — Эмерелд и Эмма.

«Каковы его намерения?» — спросила Эмма.

«Тебе отлично это известно!» — ответила Эмерелд.

«Я ничего подобного не знаю», — чопорно отреагировала Эмма.

«Он хочет, чтобы ты бегала тут голая!» — заявила Эмерелд. Она не могла продолжать спор, потому что при этой мысли совсем ослабела.

Раздумья унесли ее далеко, возвращая к тем тихим ясным дням на острове Англси, когда они лежали рядом на залитом солнцем песке. Ее совершенно очаровал прекрасный ирландский юноша. Он украл ее сердце и так и не вернул его. Эмерелд вздрогнула, осознав, что находит его вдвойне привлекательным с его гибким мускулистым телом, смуглым скульптурно вылепленным лицом и стальным взглядом, пронзающим ее насквозь, превращая ее тело в воск.

«Ты такая же распутная, как и твоя мать!» — обвинила Эмма.

«Может быть, и так», — мечтательно отозвалась Эмерелд.

Она провела рукой по покрывалу, богато расшитому зелеными виноградными лозами. Нежные цветы украшали стебли, крохотные насекомые сидели на листьях, а певчие птички качались на ветвях. Она подумала о той, кому потребовалось столько времени и любви, чтобы создать эту красоту.

Эмерелд подошла к окну, чтобы посмотреть, как сгущаются тени в ветвях деревьев. В детстве она любила сказки о заколдованных лесах. Сердце молодой женщины чуть не выскочило из груди, когда она услышала шум за дверью и увидела, как та медленно открывается. «Он идет!»

Но это оказалась Кейт Кеннеди с охапкой простыней и полотенец.

— Кровать уже застелена, — осмелилась сказать Эмерелд.

— Точно так, дитя! Но это не отвечает строгим требованиям хозяина. Он просто одержим в том, что касается постельного белья. На нем не должно быть ни пятнышка, все должно быть свежим, отглаженным, мягким, как шелк, и пахнуть лавандой.

— Понимаю, — медленно проговорила Эмерелд. Подразумевалось, что хозяин собирается пользоваться ее кроватью.

— Со временем вы привыкнете к манерам графа. Его удовлетворяет все только самое лучшее.

— Графа? — удивилась Эмерелд.

— Он граф Килдэрский, разве вы не знали, мэм?

Эмерелд покачала головой, снова смущенная.

— Я скажу Мэри Мелоун, чтобы она приготовила вам поесть. Я уверена, что вы уже умираете с голоду.

Оставшись одна, Эмерелд уселась на элегантную кушетку и снова пережила ту ужасную ночь, когда она вернулась с праздника в честь дня рождения братьев О'Тул. Ее отец объявил тогда: «Я поговорил с Шеймусом О'Тулом о помолвке Эмерелд и его сына Джозефа. Наша дочь станет следующей графиней Килдэрской».

Если Шон — граф Килдэрский, значит, Джозеф мертв. В глубине души Эмерелд всегда считала, что ее мать убежала с Джозефом. У нее столько вопросов, на которые Шон не ответил. Неужели вся его семья умерла? Эмерелд двинулась через комнату к двери Шона. Поколебавшись минуту, она постучала. Ответа не последовало. С трепетом она приоткрыла дверь и заглянула в спальню. Его комната была пуста.

В привратной башне сидели трое мужчин, потягивая дымчатое ирландское виски.

— Тебя не было целый месяц. Я начал волноваться.

— Никогда не волнуйтесь за меня, отец. Я смеюсь над Судьбой, и пусть она поцелует меня в задницу! Я поклялся уничтожить их, и ничто меня не остановит.

— Но Монтегью такие хитрые…

— Когда речь идет о хитрости, эти чертовы англичане лишь жалкие любители.

Пэдди Берк нахмурился:

— Вы привезли с собой их девчонку.

— Верно, мистер Берк, — спокойно подтвердил Шон.

— Жаль, что ты не привез ее отца, — отметил Шеймус. — Как только его тень упадет на мою землю, он покойник!

— Я пока не хочу, чтобы он умирал, отец. Я долго беседовал с сэром Горацием Уолполом и другими политиками. Я рассказал им, что Монтегью держат в своем кармане весь Пэйл и могут что угодно ввозить в Ирландию и вывозить отсюда безнаказанно. Они знали, что кругом дают взятки, но не подозревали самих Монтегыо. Тогда я информировал их, что Уильям Монтегью использовал свое высокое положение в Адмиралтействе, чтобы продавать оружие покойному графу Килдэрскому. То самое оружие, которое предназначалось для войны с Францией. Я также подчеркнул, что мог он это делать только с помощью своего брата Сэндвича, который так удачно является первым лордом Адмиралтейства.

— Они тебе поверили? — спросил Шсймус.

— О да, их реакция оказалась такой бурной, словно я подсыпал пороха в огонь.

Шеймус отпил виски и довольно облизал губы.

— Монтегью так заняты тем, что ненавидят и презирают ирландцев, и они нас здорово недооценили.

— Я потратил время на то, чтобы завести дружбу с герцогом Ньюкаслским. Мы отлично поладили. У него очаровательная и отзывчивая супруга, — поведал Шон, потягивая спиртное.

— Я надеюсь, что ты не собираешься сделать себе карьеру, коллекционируя чужих жен. Я полагаю, что украденной дочки Монтегью достаточно.

Губы Шона изогнулись в привычной полуулыбке.

— Они так податливы, когда в ход пускаешь ирландское обаяние.

— Как Ньюкасл может помочь нам?

— К нему прислушивается король. Возможно, как раз сейчас он рассказывает Его величеству о том, что Монтегью владеют двумя кораблями для перевозки рабов. Они слишком хитры, чтобы записать их под своим именем. Они зарегистрированы на имя Джека Реймонда.

— Разве закон, запрещающий работорговлю, наконец прошел? — спросил Пэдди.

— Билль, запрещающий английским кораблям участвовать в работорговле, находится на рассмотрении парламента, мистер Берк, но пока не остановил эту гнусную практику. Король и премьер-министр Питт негодуют по поводу того, что английские суда все еще активно в этом участвуют. Стоит им узнать, что первый лорд Адмиралтейства владеет кораблями для перевозки рабов, и он немедленно будет осужден.

— А разве не правда, что дружба Монтегью с принцем Уэльским спасает их от изгнания со службы? — забеспокоился Шеймус.

— Не делайте ошибки, отец. Король Георг правит Англией. Его жирный сын — просто посмешище.

— Это хорошо. Если эти ублюдки потеряют свои позиции в Адмиралтействе, произойдет такой скандал, что мы будем отомщены!

— Частично, — мягко заметил Шон. — Они потеряют положение в обществе, но все еще останутся состоятельными. Я намереваюсь разорить их. Я отдал новые приказы почти половине капитанов нашего флота.

Пэдди Берк заметил, как решительно и упрямо Шон стиснул челюсти. Парень часто улыбался, но управляющий видел, что эта улыбка редко касается глаз.

Шон поставил пустой стакан на каминную полку и потянулся.

— Желаю вам обоим спокойной ночи.

Пэдди Берк проводил его до дверей.

— А девушке известно, что ее мать живет чуть дальше по побережью, в Уиклоу?

— Нет. Ей ничего не известно об Эмбер, и я хочу, чтобы все так и оставалось.

— Вы собираетесь ее изнасиловать? — напрямик спросил управляющий.

— Насиловать ее? Мне нужно не только ее тело, мистер Берк. Я собираюсь завладеть ее душой.

Покров цивилизации на этом диком человеке, стоящем перед ним, был весьма тонким. Мистер Берк знал, что под маской остроумия и очарования Шон О'Тул оставался принцем ада.

Эмерелд поужинала в одиночестве. Еда была восхитительной, далеко превосходя по качеству и вкусу все то, что готовилось на Портмен-сквер. Всякий раз, как открывалась дверь в ее комнату, у Эмерелд начинало гулко стучать сердце, но появлялась только Кейт Кеннеди.

— Я приготовила вам ванну, мэм. Будьте любезны следовать за мной.

Эмерелд, привыкшая все время слушаться, покорно отправилась вслед за экономкой. Ее удивили размеры ванной комнаты, сверкающий первозданной белизной мрамор и зеркала. В серебряной корзине лежало множество разных кусков мыла, лосьоны, губки, мочалки, а рядом возвышалась гора белоснежных турецких полотенец.

Ей понадобилась вся ее храбрость, чтобы сиять платье. Пальцы наткнулись на серебряную брошь, которую она прикалывала под воротничком, чтобы никто не увидел. И вдруг Эмерелд поняла, что Шон присутствовал на ее свадьбе. Он сам принес подарок! О, почему он не украл ее раньше, чем законные узы связали ее с Джеком Реймондом? А теперь все так ужасно запуталось! Молодая женщина тяжело вздохнула и, не поднимая глаз, постаралась вымыться, не глядя на свое отражение.

Вернувшись обратно в свою золотистую спальню, она поняла, что ей придется спать в сорочке, раз у нее нет ночной рубашки. Эмерелд забралась в постель и нервно схватила маленького серебряного дельфина. Она сидела напряженная, ожидая появления Шона. Он дьявол! Почему бы ему не прийти и не покончить со всем этим? Она изобьет его, как только он появится. Эмерелд содрогнулась от омерзения, вспоминая о физической близости, к которой ее принуждал Джек.

Когда свечи почти догорели, Эмерелд начала зевать. Ее мысли вертелись вокруг всех тех удивительных вещей, что произошли с ней сегодня. Она немного поразмышляла о том, как поступят отец и Джек, когда обнаружат, что Эмма исчезла. Но ей не хотелось об этом думать. Ее глаза закрылись, она заснула. Они и за миллион лет не узнают, где она.

На Портмен-сквер Уильям Монтегью и Джек Реймонд отлично знали, где Эмма. От бессильной ярости они скрежетали зубами, уставившись на доставленную им записку. Хотя в ней не было подписи, они оба отлично понимали, от кого она.

Как только Эмерелд ублюдком награжу я.

Так в лоно любящей семьи красотку возвращу я.

— Тебе следовало убить эту ирландскую скотину в ту ночь, когда ты зарезал Джозефа! — заорал Монтегью.

— Мы оба зарезали Джозефа О'Тула. Не думайте, что вам удастся отмыться от этого убийства. — В тоне Джека Реймонда притаилась угроза.

— Ради всего святого, мы оба в этом по уши, давай не будем рвать друг другу глотки.

У мужчин было достаточно причин для беспокойства, помимо унижения от того, что Эмерелд запятнает честь семьи. Создавалось впечатление, что беда и впрямь никогда не приходит одна. Графа Сэндвичского не только обвинили в некомпетентности и коррупции, но и возбудили в отношении него дело об измене. Монтегью сбились с ног, пытаясь предотвратить поползший шепоток, но об этом скандале в Лондоне говорили все.

— Мы должны отправиться туда вместе и забрать ее обратно! — объявил Джек.

— Мы не можем этого сделать. Как только мы ступим на их землю, мы мертвецы. Шеймус О'Тул много лет ждет, чтобы я совершил роковую ошибку.

— Тогда пошлите Джона, пусть он обсудит условия… Сколько попросит О'Тул за то, чтобы отпустить ее, — в отчаянии предложил Джек.

— Шон О'Тул теперь могущественный граф Килдэрский. Ты считаешь, что Джон сможет договориться с ним?

— Это наша единственная надежда, — категорично отозвался Джек.

Ни минуты не думая о безопасности Джона, Монтегью согласился, потом приказал:

— Сожги эту записку, пока она не попала в руки слуг. В нашей семье достаточно скандалов.

Глава 15

Раннее утреннее солнце заглянуло в золотистую комнату сквозь оконные переплеты. Не успела Эмерелд понять, что провела эту ночь одна, как из смежной комнаты появился Шон. Она натянула простыню до самого подбородка и опустила ресницы.

— Я не позволю тебе потерять ни одной минуты этого прекрасного дня. — На лице О'Тула сияла шаловливая улыбка, он ухватился за одеяло и одним быстрым движением сдернул его со своей пленницы.

Эмерелд тут же сжалась, пытаясь свернуться в крошечный комочек.

Игривое выражение исчезло с лица Шона.

— Черт тебя побери, нет ничего веселого в том, чтобы дразнить девицу, не желающую поиграть!

— Чего ты хочешь? — опасливо спросила она.

— Я хочу, чтобы ты подняла ресницы и показала свои прекрасные зеленые глаза. Я хочу, чтобы ты улыбалась, смеялась и кокетничала. Я хочу, чтобы ты пользовалась всеми чувствами, переполняющими ослепительную женщину. Ты не можешь держать их под замком. А я только что открыл крышку! Когда тебя что-то веселит, мне хочется, чтобы ты смеялась, держась за живот, и слезы текли бы у тебя по щекам. Когда ты сердишься, твои глаза должны метать молнии. Я хочу, чтобы ты отдавала столько же, сколько получаешь. Срывая с тебя одеяло, я хочу, чтобы ты ударила меня и попыталась выцарапать мне глаза. Мне хочется, чтобы ты играла своим локонами и любовалась своим отражением в каждом зеркале этого дома. Я хочу, чтобы ты тратила огромные суммы на тряпки и попыталась разорить меня. Я хочу, чтобы ты испытала настоящую страсть к чему-нибудь… Не важно, к чему!

Его слова прозвучали так неожиданно, что Эмерелд невольно выпрямилась, слушая их.

Его взгляд упал на серебряную брошь.

— Я хочу, чтобы ты прикалывала драгоценности на рубашку, потому что ты не похожа на других, а не потому, что вынуждена их прятать. Черт тебя возьми, Эмерелд, ты ирландская женщина, так покажи это!

Эти слова придали Эмерелд смелости встретиться с ним взглядом. Она увидела, что Шон одет в высокие черные сапоги и узкие бриджи для верховой езды. Распахнутая у ворота белая льняная рубашка и снова эти черные кожаные перчатки. Он присел рядом с ней на кровать.

— Чем бы тебе хотелось сегодня заняться?

Прежде чем Эмерелд смогла ответить, в комнату вошла Кейт Кеннеди. Она принесла поднос с завтраком. При виде парочки на кровати экономка остановилась как вкопанная.

Шон подмигнул зардевшейся Эмерелд.

— Кейт, я мужчина, а не монах. Она притягивает меня как магнит. — Его губы дрогнули. — Вам лучше к этому привыкнуть.

Хотя он обращался к миссис Кеннеди, Эмерелд поняла, что его слова предназначались для нее.

Шон встал, взял у Кейт поднос и поставил его Эмерелд на колени.

— Я послал в Дублин за портнихой, но до ее приезда еще очень много времени. Если я подыщу для тебя что-нибудь, ты поедешь со мной верхом, Эмерелд?

Как только она кивнула в знак согласия, он тут же отправился на поиски костюма, и Эмерелд обнаружила, что, когда его смеющиеся глаза не следят за ней, есть намного приятнее.

— Он спал в своей комнате, — смущенно сказала она Кейт.

— Это уж точно не мое дело, какую комнату выбирает граф. Я ухожу, — ответила та и плотно прикрыла за собой дверь.

Эмерелд медленно жевала, одновременно обдумывая слова Шона. Хотя у нее не было большого опыта по части воздыхателей, ей казалось, что Шон хочет ее. Ее уверенность в собственной привлекательности немного выросла.

Шон вернулся и бросил на кровать свою рубашку и пару бриджей для мальчика.

— Я даю тебе ровно пять минут. Когда будешь готова, постучи в мою дверь.

Четыре из отведенных пяти минут Эмерелд провела, разглядывая мужскую одежду, которую, по мнению Шона, ей следовало надеть. Вдруг она спохватилась, что отведенное ей время практически истекло, и мгновенно облачилась в приготовленный наряд.

Когда она постучалась, дверь распахнулась и Шон просиял улыбкой.

— Привет, ирландка. Что, никак не научишься? Когда мужчина дает тебе пять минут, ты выталкиваешь его за дверь и маринуешь в коридоре по меньшей мере час.

— Прошу тебя, побудь хоть минуту серьезным! Я не могу в этом выйти… Только посмотри на меня!

— Ты чертовски заведешь конюхов. У тебя самый круглый задок из всех, какие я видел за последний год, а очертания твоей высокой груди бесстыдно просвечивают сквозь батистовую рубашку. Чем ты недовольна?

Эмерелд взорвалась:

— Я недовольна вами, сэр!

Затянутым в черную кожу пальцем он поднял ее подбородок так, чтобы она смотрела в его глаза:

— Ирландка, я еще только начал.

Она резко отвела его палец, уперла руки в бедра и широко расставила ноги. Эмерелд открыла было рот, чтобы отругать его, но Шон быстро обошел ее сзади, присел, нагнулся и поднял ее к себе на плечи.

— Держись крепче, ирландка, — посоветовал он и галопом пустился из комнаты.

Эмерелд собралась завизжать, но дела пошли еще хуже. Шон оседлал полированные перила, и они вместе съехали по их изящной дуге, приземлившись прямо на ковер.

— Ой! — Эмерелд упала на Шона.

— Я смягчил твое падение, — со смехом запротестовал он.

— Смягчил? Да ты жестче, чем пол!

Шон сделал круглые глаза:

— Ты просто не знаешь.

В вестибюль вошел мистер Берн, за ним по пятам следовали две собаки. Увидев валяющихся на полу Шона и Эмерелд, псы присоединились к веселью. Волкодав Шона опрокинулся на спину в экстазе и замахал в воздухе лапами. Грейхаунд уселся на колени к Эмерелд и стал нежным розовым языком лизать ей ухо.

Она взвизгнула и расхохоталась.

— Ой, я всегда хотела иметь собаку, но мне не позволяли, — задыхаясь, произнесла Эмерелд.

Шон подал ей руку, поднимая на ноги, и они пустились бегом. Собаки не отставали.

— Бери обеих! — предложил Шон. Когда они достигли конюшен, он посоветовал: — Возьми еще и кошку. А как насчет цыплят? — Он сделал вид, что сейчас одного поймает.

— Нет, Шон, нет. — Эмерелд смеялась и пыталась одновременно отдышаться.

— Мне нравится играть с тобой. — Интонация заставила ее задохнуться. Он отвел глаза в сторону и небрежно произнес: — Там позади есть комната, где ты найдешь себе пару подходящих сапог. А я пока оседлаю лошадей.

Когда он помогал ей сесть в седло, Эмерелд захотелось, чтобы его руки задержались подольше. В смущении от того, что этого не произошло, она сказала:

— Леди не должна ездить в мужском седле.

— А я не хочу, чтобы ты была похожа на леди, — тихо шепнул он, представляя, как она оседлала бы его самого. — Я научу тебя ездить верхом, чтоб мне пропасть. — При этой мысли у него пересохло во рту.

— Это Люцифер, жеребец, которого тебе подарили на день рождения в тот год?

Шон кивнул и погладил блестящую черную шею.

— Он тогда был совсем юным.

— И ты тоже.

Их взгляды коротко встретились, и Эмерелд воспользовалась моментом, чтобы задать вопрос:

— Ты граф Килдэрский?

— Я не хочу быть графом или кем-нибудь еще для тебя. Я просто Шон.

— Если ты граф, значит, твой брат Джозеф мертв.

— Упокой, Господи, его душу, — негромко откликнулся Шон. Он подъехал ближе к ней. — Эмерелд, ирландский характер сродни погоде. Сегодня солнечно, значит, и наше настроение должно быть светлым и радостным. Здесь так быстро меняется небо, что у нас еще будет время для мрачных, печальных мыслей, погружающих нас в черную тоску.

Эмерелд почувствовала, что Шон ничего ей не скажет, как бы она ни старалась. Посмотрев на небо, молодая женщина отбросила свои тревоги. Перед ней ее любимая Ирландия, она воспользуется моментом и будет наслаждаться. Пока они ехал верхом, небо постоянно менялось. Минуту назад ярко-голубое, ясное, и вот уже плывет по нему серая угрожающая стая облаков. И снова длинные золотистые солнечные лучи пробиваются сквозь тучи и прогоняют их прочь. Это повторялось снова и снова, на минуту все мрачнело, грозя спрятать синеву в тучах, а в следующее мгновение небеса уже торжествующе сияли, радуя сердце.

Шон смотрел на зеленый переливающийся луг:

— Его оттенки меняются как по волшебству.

Эмерелд увидела, как золото превращается в бледную зелень, затем отливает голубым и пурпурным, а потом трава приобретает черный цвет.

— Воздух становится иным каждый час. Утром он мягкий, после полудня тяжелый, а к вечеру ясный и чистый.

— Ирландия уникальна, — одобрительно произнесла она, видя и чувствуя это, пока Шон говорил.

— И не важно, насколько мрачным выдался день, когда летом садится солнце, небо становится красно-розово-желтым.

— Слова льются у тебя с языка, словно сливки.

Ее слова вызвали в его воображении такую эротическую картину, что его член тут же стал тверже мрамора.

Неожиданный лай собак напомнил им, что они не одни. Шон пустил жеребца галопом, и грейхаунд устремился за ним. Эмерелд не ездила так верхом с того лета на Англси. Она ударила свою кобылу коленями и пустила ее вдогонку за дьяволом, устроившим эту веселую погоню.

Много миль они проделали по берегам реки Лиффи, любуясь водяными птицами и полевыми цветами. Шон придержал Люцифера, чтобы Эмерелд могла ехать рядом.

— Хочешь увидеть место, называемое Прыгающие Лососи?

Она кивнула, хотя и предпочла бы уже отдохнуть после долгого пребывания в седле.

В месте слияния рек Рай и Лиффи он помог ей слезть с кобылы и привязал лошадей к пышно цветущему боярышнику. Это был волшебный уголок, где одна река водопадом падает в другую, текущую на двадцать футов ниже. Пока они шли к воде, Шон взял Эмерелд за руку. Он улегся на живот в пышной траве и потянул ее за собой.

Эмерелд зачарованно следила, как огромные красивые рыбы безуспешно пытаются достичь вершины водопада и падают обратно с громким всплеском, ударяясь кто хвостом, кто спиной.

— Ах, бедняжки, — пробормотала она.

— Нет, смотри внимательно. В следующий раз лососи подплывают к нижней точке водопада и выпрыгивают из воды, чтобы оценить высоту и расстояние. Вторая попытка почти удачна, они практически достигают цели.

— Но водопад уносит их обратно, — взволнованно произнесла Эмерелд.

— В третий и четвертый раз они подпрыгивают так высоко, что перепрыгивают водопад.

— Вот оно! Одной удалось! — радостно воскликнула Эмерелд.

— Залог успеха в том, чтобы погрузиться в воду как раз там, где она перехлестывает через камни, и выждать немного, а потом плыть вверх по течению.

— Почему лососи так поступают?

— Ими движет инстинкт выживания и продолжения рода. — Урок, преподанный лососями, пошел ему на пользу.

— Ты лежал здесь много раз. — Их руки были так близки, что Эмерелд потянулась и вложила свои пальцы в его ладонь.

Черная лайка перчатки мрачно контрастировала с ее сливочной кожей. Его серебристые глаза долго всматривались в ее личико сердечком, потом Шон медленно поднес ее руку к губам и поцеловал кончик каждого пальца.

От этого интимного жеста все внутри Эмерелд сжалось и вспышка удовольствия разлилась по животу и груди. Никогда в жизни она так остро не чувствовала себя женщиной. А Шон О'Тул был настоящим мужчиной, мужчиной с головы до ног, и у нее кружилась голова, потому что мужчина этот был опасен.

Впрочем, в ее ощущениях не появилось ничего нового, он всегда так на нее действовал. Она никогда не могла с этим справиться. Они не виделись годы, ей удалось подавить свои мысли, но ее сны о нем стали еще более живыми. Когда Эмерелд была рядом с ним, как в эту минуту, она не могла контролировать свои чувства и эмоции. Он подавлял ее своим всенаполняющим присутствием.

— Поехали, ирландка, — проговорил Шон, поднимая ее на ноги. — Пора заняться твоим гардеробом.

Грейхаунд был готов продолжать бег, а волкодав предпочел остаться, пытаясь поймать лосося.

Кейт Кеннеди провела миссис Мак-Брайд и ее помощницу в одну из гостиных. Портниха испытывала трепет от того, что ее пригласили в Грейстоунс к самому графу Килдэрскому, но, словно кошку, ее мучило любопытство, кто та женщина, для которой он заказывает красивые платья. Когда она задала несколько наводящих вопросов Кейт Кеннеди, то получила отпор. Кейт Кеннеди любила порассказать байки, но не посторонним.