Глава 26

Разбушевавшееся море успокоилось, ветер утих, и вновь выглянуло осеннее солнце. Хотя Эмерелд не верила, что Бог услышал ее молитвы, она все-таки возблагодарила его, потягивая приготовленный Тарой настой, избавивший ее от приступов тошноты по утрам.

Одевшись, она отправилась в спальню Нэн, полагая, что прогулка верхом в солнечную погоду пойдет им на пользу. Может быть, Нэн поможет ей совершенствовать свое мастерство наездницы. Открыв дверь, изумленная Эмерелд увидела, что белокурая головка свесилась с кровати и возлюбленную Джонни рвет в ночной горшок.

— О Господи, нет, — пробормотала Эмерелд. Девушка испуганно взглянула на нее:

— Я, должно быть, съела что-нибудь, что повредило моему желудку.

— Нэн, — мягко сказала Эмерелд, — не надо притворяться передо мной. Судя по всему, ты ждешь ребенка. Мне все известно о тошноте по утрам. Я тоже беременна.

— Господь всемогущий, что же мне делать?

— Во-первых, прекратить рвоту. Я приведу Тару.

— Нет, ты не должна! — в тревоге выкрикнула Нэн.

— Она знает обо мне, и известие ее не убило.

— Ох, Эмерелд, это не одно и то же, — простонала Нэн.

— Пойду принесу тебе мой отвар из ромашки и роз. Я сейчас вернусь.

Когда позывы рвоты у Нэн наконец прекратились, Эмерелд вымыла ей лицо и руки.

— Я не хочу, чтобы Тара узнала. Она расскажет моей матери, и ей будет за меня ужасно стыдно.

— А кто твоя мать? — спросила Эмерелд, испытывая неловкость от того, что не может запомнить всех Фитцжеральдов.

— Мэг моя мать.

— О Боже, — вздохнула Эмерелд, не сомневаясь, что целомудрие стоит на первом месте в списке достоинств этой доброй женщины.

— Мне очень жаль, Эмерелд, что у тебя тоже неприятности. Но никто не осмелится бросить вызов графу или произвести хоть одно неодобрительное слово в твой адрес.

— Ха! Слышала бы ты, что мне вчера говорил отец Фитц, а он еще не знает, что я жду ребенка. В его глазах и в глазах Господа я прелюбодейка! Ни ты, ни Джонни не связаны узами брака, так что это не тот грех, что совершаю я.

— А Шон рад этому?

Эмерелд немного подумала, прежде чем ответить:

— Я не уверена. Одно знаю наверняка — он не в восторге. Он отказывался верить в это до последней недели, пока мы не приехали в Мзйнут.

— Мужчины такие странные, — пробормотала Нэн. — Джонни мне тоже не поверит. Мы сделали это всего один раз. Он так на меня рассердится.

— Будь оно все проклято, Нэн, это ты должна сердиться на моего брата, а не наоборот! Нэн, Фитцжеральды все узнают рано или поздно. Беременность — это не то состояние, которое можно скрывать месяцами.

— Я могу остаться здесь?

— Разумеется, можешь, но Шон все узнает.

— О Боже мой, граф будет вне себя!

Эмерелд в душе согласилась с ней.

— Прошу тебя, не говори ему, ладно? — взмолилась Нэн.

— Не скажу.

— И Джонни не скажешь?

— Нэн, я не стану этого делать, но ты должна сообщить ему. Мой брат обязан на тебе жениться, и чем скорее, тем лучше.

— Ой, разве это не чудесно?

— Фитцжеральды могут не согласиться. Они ненавидят англичан вообще и Монтегью в частности.

Нэн раскачивалась взад и вперед, пытаясь найти выход из своего ужасного положения.

— Если граф это одобрит, они сдадутся. Эмерелд, тебе надо начать обрабатывать его, как только он вернется. Не упоминай о ребенке, а просто предложи, чтобы твой брат взял в жены одну из Фитцжеральд. Несколько намеков в нужное время не пройдут мимо его ушей и, может быть, сделают его более терпимым к этой идее.

Эмерелд округлила глаза. Святители небесные, эта девочка и не представляет себе, насколько Шон неуправляем.

— Ты лучше себя чувствуешь? Я попрошу Тару приготовить еще немного ее волшебного эликсира, но не скажу, что это нужно для двоих. — Эмерелд поняла, что верхом они сегодня утром не поедут. — Я хочу, чтобы ты осталась в постели и отдохнула. Я схожу к Шеймусу и почитаю ему книгу. Отцу Шона это очень нравится, и чтение удержит Тару подальше от тебя.

Когда она пришла в сторожевую башню, Тара только что растерла Шеймусу ноги снадобьем, приготовленным ею из клубней ирисов. Его подзорная труба лежала забытой на подоконнике, и он выглядел отдохнувшим и довольным, таким Эмерелд еще никогда не видела старого хозяина Грейстоунса.

— Я пришла почитать вам. Надеюсь, эта книга вам понравится больше, чем та, что я принесла в прошлый раз.

— И что же это, красавица? — жадно спросил он.

— Это «Путешествия» Марко Поло.

— Ага, в самый раз, чтобы подогреть мою страсть к путешествиям. — Шеймус подмигнул.

Эмерелд устроилась рядом с ним и, так же поглощенная книгой, как и ее слушатели, не останавливаясь читала почти два часа. Наконец молодая женщина закрыла книгу:

— У меня в горле совсем пересохло.

— Тара, налей-ка нам по глоточку. Ты чем травишься, красавица?

Тара налила Шеймусу виски, а себе с Эмерелд ликер, в котором чувствовался вкус груш.

— Восхитительно. Это вы приготовили, Тара?

— Разумеется, я. Я часами сижу в кладовой и общаюсь с природой.

Потягивая напиток, Эмерелд задумчиво сказала:

— Я не думала, что Нэн — дочка Мэг.

Шеймус фыркнул:

— Да, Мэг теперь женщина суровая, нетерпимая в вопросах нравственности. Она бы не одобрила, что вы пьете это пойло из груш.

— Как и то, что ты накачиваешься виски, — согласилась Тара. — Она следующая из тех, кто проведет месяц в Грейстоунсе.

В голосе Шеймуса веселья как не бывало:

— Почему это женщинам так нравится лишать мужчин их удовольствий!

Эмерелд поднялась и сжала ему руку.

— Не всем женщинам, Шеймус. — Она взяла подзорную трубу и поднесла к глазам. — Некоторые из нас понимают, что удовольствие — это самое главное. — Вдруг Эмерелд охнула, так как увидела то, чему не могла поверить. Она поднесла трубу к другому глазу, чтобы убедиться. — Он вернулся! Шон вернулся! — Молодая женщина бросила трубу Шеймусу на колени, обеими руками подхватила юбки и пустилась бежать.

— Пресвятая Дева, держу пари, мой сын понимает, что удовольствие — это самое главное!

Эмерелд сбежала по ступеням башни, потом пролетела под аркой привратницкой и понеслась по лужайкам, ведущим к коротким мосткам над грейстоунской гаванью. Задохнувшись, она остановилась посмотреть, как «Сера-1» швартуется у каменного причала. Это было поистине великолепное зрелище. Она окинула взглядом палубу, осматривая темноволосые головы, пока не увидела Шона у рулевого колеса. Его высокую фигуру в черном невозможно было ни с кем спутать. Как только Эмерелд заметила его, она начала отчаянно махать рукой. Когда О'Тул поднял руку в черной перчатке, молодая женщина заторопилась вниз к причалу.

Эмерелд едва сдерживала свою радость, нетерпеливо ожидая, пока он сойдет на берег. Как хорошо, что она утром надела мягкое шерстяное платье цвета персиков. Ей-то отлично известно, как оно ей идет. Когда граф направился к ней, Эмерелд радостно закричала:

— Шон! Шон! — И тут же очутилась в его сильных руках, подхвативших ее, чтобы поцеловать. — Ох, я по тебе скучала… Я люблю тебя… Я так по тебе скучала! — восклицала она между поцелуями.

Шон поднял ее и закружил.

— Я должен почаще уезжать, раз меня дома поджидает такая встреча.

Эмерелд обеими руками схватила пряди черных кудрей в притворной ярости.

— Я прикую тебя цепями к кровати, морской разбойник! — И стоило ей произнести это, как она тут же прикусила язык. Как она могла напомнить любимому, что многие годы он спал в цепях? — О Господи, прости меня! — Эмерелд осыпала его лицо отчаянными поцелуями, чтобы смягчить боль от бездумно вылетевших слов.

Шон обхватил ее щеки ладонями и засмеялся, глядя ей в глаза.

— Эмерелд, никогда не выбирай слова, говоря со мной. Я надеюсь, ты знаешь, что можешь сказать мне все, что угодно. — Килдэр усмехнулся. — Если ты хватишь через край, я просто положу тебя на колено и надеру тебе задницу.

— Ты не осмелишься быть суровым со мной в моем положении, — бойко парировала она.

Шон взглянул на нее и покачал головой:

— Ты все еще такая стройная. А я-то ожидал, что ты будешь выглядеть как маленький пудинг. — И он снова поднял ее в воздух.

— Ты, дьявол, ну-ка немедленно поставь меня на землю.

— Я привез тебе подарок, — негромко сказал О'Тул. Рука Эмерелд пробралась за пазуху его кожаной куртки, чтобы найти, где он его припрятал. Шон прикусил ее ухо и прошептал:

— Ниже.

Эмерелд охнула, скользнув взглядом вдоль его тела:

— Самоуверенный самец!

— Я просто шучу. Это подарок другого рода. — О'Тул отступил в сторону, чтобы она могла без помех видеть палубу корабля.

Оторвавшись от лица Шона, Эмерелд смеющимися глазами оглядела шхуну. Ее взгляд остановился на элегантной женской фигуре с волосами янтарного цвета, стоявшей у поручней и смотревшей на них. Рука Эмерелд взлетела к груди. Она стояла не двигаясь, словно увидела привидение, а потом задрожала, как листок на ветру. Молодая женщина почувствовала, что не может двинуться с места. После всех этих лет ей казалось, что воображение сыграло с ней шутку.

— Мама? — прошептала она, делая первый шаг по направлению к «Сере-1».

Как только Эмбер увидела, что дочь, хотя и с опаской, идет к ней навстречу, она ступила на сходни.

Эмерелд шла все быстрее, пока они не остановились друг перед другом. Ее зеленые глаза искали материнский взгляд, но их заволокла пелена непролитых слез. Обе не могли говорить и бросились друг другу в объятия, заливаясь слезами счастья. Когда Эмерелд оглянулась на Шона, слезы лились ручьем по ее щекам.

— Как ты смог найти ее?

— Я живу в Уиклоу, — быстро вмешалась Эмбер, указывая на юг в сторону пурпурных гор.

Эмерелд вытерла слезы, ее сердце переполняли радостные чувства. Она снова вместе с теми, кого любит больше всех на свете. У нее миллион вопросов, на которые она еще не получила ответа, но пока она просто счастлива смотреть на них.

Шон махнул рукой, чтобы обе женщины шли в замок:

— Не волнуйтесь о багаже. Вам надо многое наверстать.

Когда они подошли к лужайкам, Эмбер остановилась, чтобы полюбоваться величием дворца, выстроенного в георгианском стиле.

— Добро пожаловать в Грейстоунс. — Эмерелд провела мать в парадную гостиную, и Эмбер села на диванчик с подушками, стоящий в нише окна, выходящего на обнесенный стеной сад. Именно здесь сидела ее дочь, когда впервые приехала к О'Тулам.

— Я уже бывала однажды в Грейстоунсе, правда, только в привратницкой. — Эмбер помолчала, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями, причиняющими боль. У них вдруг не нашлось слов, им не хотелось пускаться в пустую болтовню, мать и дочь не знали, с чего начать. — Ты превратилась в красивую, очаровательную молодую женщину. Я так боялась, что твой отец раздавит твою личность и искалечит душу.

— Но он это и сделал! — воскликнула Эмерелд. — Как только ты бросила нас, он сделал мою жизнь такой же невыносимой, какой она всегда была для Джонни.

— О, моя дорогая, я не бросала вас, как ты могла такое подумать? Уильям просто избил меня почти до смерти и поклялся, что я никогда больше вас не увижу. Он оставил меня умирать, запер в комнате без воды и пищи.

Эмерелд пришла в ужас. Она помнила все так ясно, будто это случилось вчера.

— Отец сказал мне, что ты сбежала со своим любовником, но я не верила, что ты могла уехать без нас. Я поднялась в твою комнату… Дверь оказалась закрытой. Ты не отвечала. О, мама, как мне жаль, что мы с Джонни оставили тебя там.

— Вы абсолютно ничего не могли сделать. Монтегью — воплощение дьявола, и, когда на него накатывает безумие, никакая сила на земле не может остановить его.

— Я не думала, что могу ненавидеть его сильнее, чем ненавидела до сих пор, но теперь, когда я знаю, что он с тобой сделал, моя ненависть стала вдвое сильнее. Но, мама, ты не права. Есть тот, кто сильнее его. Шон О'Тул обладает такой властью. Он намеревается уничтожить его.

Вдруг Эмбер испугалась за дочь больше, чем когда-либо. Эмерелд оказалась между двумя ужасными силами, и это может кончиться болью и страданием. Но ей меньше всего хотелось пугать свою девочку. Ей надо действовать не спеша, чтобы предостеречь ее против Шона О'Тула. Эмерелд явно по уши влюблена в него и немедленно бросится его защищать.

— Граф сказал мне, что ты вышла замуж за Джека Реймонда. Как такое могло случиться?

Эмерелд тяжело вздохнула:

— Это такая долгая история. Бесконечная, как мне казалось. После того как ты оставила нас, то есть я хочу сказать, когда мы вернулись в Англию, отец не позволил мне отправиться в школу. Вместо этого он нанял в гувернантки ужасную женщину, чтобы истребить во мне все ирландское до последней капли. Мне запрещали даже упоминать о тебе, а вместо Эмерелд стали звать просто Эммой. И им удалось переделать меня в эту самую Эмму. Они изменили во мне все — прическу, одежду, речь, поведение, меня саму. Когда они закончили, я превратилась в маленькую английскую мышку, скрывающуюся в своей норке на Портмен-сквер. — Эмерелд содрогнулась, вспоминая темный особняк. — Это напоминало тюрьму. Нет, я лгу, это казалось могилой, где меня похоронили заживо. У меня не было поклонников, и я не могла даже надеяться, что они когда-нибудь появятся, кроме моего незаконнорожденного кузена Джека. Когда он попросил меня выйти за него замуж, я вынуждена была согласиться. Я считала, что брак избавит меня от жестокой власти отца. Мне казалось, что так я смогу убежать из этого ужасного кирпичного дома.

Никогда в жизни я так не ошибалась. Отпрыск моего дяди хотел только одного — стать Монтегью и жить в мавзолее Монтегью. Я попала в ловушку, которую сама себе устроила.

Страдания дочери были для Эмбер так же тяжелы, как и свои собственные.

— О, моя дорогая, ты повторила мою трагическую ошибку. Я вышла замуж за твоего отца, чтобы сбежать из Мэйнута.

Они взглянули друг на друга по-новому, не как мать и дочь, а как две женщины с одинаковыми желаниями, чувствами и страстями.

— Шон О'Тул спас меня.

«Мой Бог, моя девочка так и считает его своим ирландским принцем. Классическая ситуация. Эмерелд — девица, попавшая в беду. И тут появляется ее рыцарь в сверкающих доспехах. Как я смогу доказать ей, что он использует ее ради своей мести?» Эмбер понимала, что перед ней стоит очень сложная задача. О'Тул не только опасно привлекателен — остроумный, очаровательный, мужественный и могущественный, но он еще и человек властный, легко манипулирующий людьми и безжалостный соблазнитель. Короче говоря, Килдэр — мужчина и, следовательно, по природе своей враг женщины. Как ей заставить Эмерелд взглянуть в лицо фактам, пока жизнь не преподала ей жестокий урок? «Я не смогу сразу завоевать ее доверие. Но я сделаю все, чтобы помочь, если она будет в этом нуждаться».

Пока они разговаривали, все слуги Грейстоунса, один за другим, под тем или иным предлогом прошли через элегантную гостиную, пока на них не набросилась Кейт Кеннеди и не отправила распаковывать вещи. Эмерелд не могла проигнорировать женщину, сделавшую так много, чтобы она почувствовала себя в Грейстоунсе как дома.

— Кейт, входи, познакомься с моей матерью.

Не в силах устоять перед искушением удовлетворить свое любопытство, Кейт подошла, чтобы познакомиться с молодой женщиной, о которой она столько слышала за эти годы.

— Моя мать, Эмбер Фитцжеральд… Кейт Кеннеди, экономка Грейстоунса. За что бы она ни бралась, Кейт все делает отлично, и она была добра и честна со мной. Она не осуждает меня за то, что я живу здесь. Теперь не осуждает.

Обе женщины оценивающе смотрели друг на друга. «Так вот эта дерзкая девчонка Фитцжеральд, поймавшая себе муженька-англичанина и горько об этом пожалевшая. Понятно, что Джозеф потерял из-за нее голову, а потом жизнью заплатил за это. У нее редкая красота, и Эмерелд определенно ее унаследовала, но в девочке есть мягкость, а у этой женщины ее никогда не было».

А Эмбер думала: «Она умна, умела и явно не испытывает ко мне любви. Но это не имеет значения. Моей дочери повезло, что все здесь в руках этой женщины».

— Я очень рада познакомиться с вами, миссис Кеннеди. Должно быть, Грейстоунс — это большая ответственность.

— Ваша дочь вернула сюда солнце и смех, когда мы уже отчаялись снова обрести все это.

Эмерелд вспыхнула от удовольствия:

— Кейт, ты слишком добра.

— Вы принесли радость Шону и Шеймусу. Я не зайду слишком далеко и не скажу, что вы заменили Кэтлин, это невозможно, но вы заполнили огромную пустоту в Грейстоунсе.

— Кейт, ты не могла бы найти Нэн Фитцжеральд? Я хотела бы познакомить ее с мамой.

— Она прячется в своей спальне. Мне придется воспользоваться ломом, чтобы выкурить ее оттуда.

— А, ну ладно, не важно, мы встретимся за обедом. Здесь сейчас Тара, помнишь ее?

Кейт фыркнула:

— Кто же сможет ее забыть? Здесь сейчас полно Фитцжеральдов. Я приготовлю лавандовую комнату для вашей мамы. — Кейт кивнула вместо реверанса и вышла.

— Я храню очень теплые воспоминания о тете Таре, хотя Кейт Кеннеди не испытывает к ней ничего подобного.

— Что ж, они считают ее сумасшедшей, потому что тетушка делает вид, что она кельтская принцесса. Но эта леди полностью в своем уме. Она очень мудра.

— Это Тара научила меня всему, что я знаю о травах и их лечебных свойствах.

— Она здесь всего неделю, а уже полностью завладела кладовой. — Эмерелд хотелось вернуться к разговору о личном, который они вели до того, как их прервали. Ей хотелось узнать все о жизни матери, но она не торопилась задавать вопросы, надеясь, что та сама обо всем расскажет.

Но Эмбер не проявила инициативы, и Эмерелд решила расспросить обо всем Шона, когда они вечером останутся одни.

— Иди наверх и устраивайся поудобнее. Ты просто представить себе не можешь, как я рада нашей встрече. Если бы только Джонни был здесь!

— Он навещает тебя? — с надеждой спросила Эмбер.

— У них с Шоном дела. Брат был здесь один раз и написал мне. Я надеюсь, что он теперь станет частым гостем.

Эмбер удивленно подняла брови:

— Либо мой сын научился противостоять отцу, либо освоил искусство притворяться, как это сделала я.

— Я думаю, что он научился и тому и другому, чтобы выжить. Отец явно отступился от своего желания сделать из него моряка. Теперь Джон занимается торговыми судами отца.

— Ага, — Эмбер удовлетворенно кивнула, — тогда я понимаю, почему Шон О'Тул поддерживает с ним отношения.

Эмерелд покраснела. Ей хотелось опровергнуть то, что Шон использует ее брата, но она не могла этого сделать.

— Джонни любит Ирландию. Он с ума сходит по Мэйнуту.

— Это понятно, мальчик всегда питал страсть к лошадям. Возможно, его дом здесь.

— Мы как-нибудь прокатимся верхом. Ты наверняка умираешь от желания увидеть всех Фитцжеральдов.

— Ты слишком спешишь, дорогая. Мэйнут принадлежит графу Килдэрскому. Возможно, он не захочет меня принять.

Эмерелд тряхнула кудрями и улыбнулась про себя.

— Граф Килдэрский хочет того, чего хочу я. Он ест у меня с руки.

— Никогда не принимай его за мерина, Эмерелд. Это жеребец, и я сомневаюсь, что ты когда-нибудь сможешь приручить его, — предупредила Эмбер.