Глава 25

За время своего заключения в замке Херефорд принц Эдуард умудрился приобрести расположение всех, кому было поручено его охранять. Он был идеальным заключенным, ни разу не давшим своему кузену, молодому Генри де Монфору, повода для подозрений. Они часто играли вдвоем в детстве и дружили до сих пор. Мало того, Генри получил рыцарские шпоры из рук лорда Эдуарда, которым он искренне восхищался, и полностью доверял данной принцем клятве оставаться в заложниках.

Но Эдуард Плантагенет был исполнен такого всепоглощающего желания взяться за оружие и уничтожить человека, правившего ныне Англией, что решился сбежать из Херефорда и присоединиться к друзьям, собиравшим армию всего в нескольких милях от замка. Эдуард, Генри и его люди каждый день проводили на ближайшем лугу, проминали лошадей, устраивали скачки, чтобы скоротать время, и каждый день Эдуард наблюдал за лесом и ждал сигнала.

И когда заметил поданный знак, он, не теряя ни минуты, пришпорил коня, легко обогнав и Генри, и стражу. На опушке принца поджидал Линкольн де Уоррен со своими воинами и свежими лошадьми, так что Генри и его тяжеловооруженный эскорт не смогли угнаться за резвыми скакунами. Принц и его спутники направились в Уигмор, где Мод, жена Мортимера, предложила наследнику престола кров, еду и одежду. Хотя Уигмор находился всего в двадцати милях от Херефорда, мало кто осмеливался сунуться в буйное, неспокойное приграничье. Под покровом темноты беглецы пробрались в замок Ладлоу, расположенный на берегу реки Джаг, где собиралась королевская армия.

Роджер де Лейберн спокойно жил в Тьюксбери, проводя все время с женой и сыном и занимаясь домашними делами в ожидании вожделенной минуты, когда ему сообщат о побеге принца Эдуарда. Сознавая, что это лишь временное затишье, он пользовался каждым мгновением, желая насладиться созерцанием новорожденного сына и побыть рядом с Розамонд. Она довольно быстро оправилась от тяжкого испытания и расцвела в лучах обожания, которое изливал на нее муж. Всем окружающим было яснее ясного, что эти двое влюблены друг в друга, ибо они почти не разлучались, часами говорили о чем-то, перешептывались, пересмеивались и даже целовались. У Рода вошло в обычай каждый вечер вносить Розамонд в холл на руках, после того как она покормит и уложит на ночь сына.

Нэн, вошедшая в комнату, чтобы последить за спящим младенцем, выразительно закатила глаза при виде Рода, подхватившего жену на руки.

— Я сама пойду, — воспротивилась было Розамонд, но Род, словно не слыша, крепче прижал ее к груди.

Спустившись вниз, он заботливо усадил любимую на возвышение, безразличный к ухмылкам рыцарей. Розамонд покраснела.

— Род, у меня есть ноги, причем совершенно здоровые, — пробормотала она.

Он шутливо прикусил мочку ее уха.

— М-м… знаю. Ты и не представляешь, сколько раз я воображал эти обнаженные ножки, когда ты разыгрывала ледяную деву! Впервые увидев их, я глазам не поверил, насколько они длинны и стройны. По-моему, я только из-за них в тебя и влюбился.

Розамонд послала в его сторону манящий взор.

— А я думала, из-за волос, — мурлыкнула она и тут же заметила, как в его глазах проскочила зеленая искра.

— И из-за них тоже, — признался Род, теребя шелковистую прядь. — После того как я отнесу тебя наверх и раздену, стану их причесывать, пока они не упадут золотыми волнами. Тогда я завернусь в них и попрошу тебя обхватить меня твоими несравненными ножками.

Любовники разделили кубок вина, торопя миг, когда ужин закончится и они смогут удалиться в тишину спальни.

На следующий вечер, едва спустились сумерки, одинокий всадник принес весть, которую давно ждал Роджер де Лейберн. Розамонд оказала посланцу гостеприимство, усадила за ужином на почетное место рядом с мужем и попросила мастера Берка приготовить комнату. Оставшись наедине с Роджером, она все же спросила:

— Ты получил новости насчет лорда Эдуарда?

Род не пожелал ее обманывать.

— Да, — тихо признался он.

— Посланник — человек Мортимера… Значит, Эдуард сбежал?

Род поднял на жену изумленные глаза. Такой проницательности он не ожидал.

— Да, — кивнул он.

— Итак, началось. — Она взяла его руку и потерлась о нее щекой. — Спасибо за то, что не утаил от меня правду.

Род сжал ладонями ее лицо.

— Я безгранично верю тебе, Розамонд. Верю в твою силу и любовь. Без колебаний я оставляю на тебя наше дитя, уходя в бой, из которого могу не выйти живым. Ты сумеешь воспитать его достойным имени де Лейбернов и Маршалов. — Осторожно сняв слезу с ее щеки, он добавил: — Вопрос в том, доверяешь ли ты мне.

Розамонд дважды доверилась ему, когда судьба не дала ей иного выбора, и оба раза он спас ей жизнь.

— Да, муж мой, — ответила она. — Ты однажды сказал, что если я доверюсь тебе, ты никогда меня не предашь. Все так и вышло.

— Завтра я еду в Глостер. Гилберт согласился встретиться с лордом Эдуардом. Я уверен, он к нам присоединится.

Всю ночь Розамонд нежилась в объятиях любимого, зная, что утро их разлучит. Роджер не стал будить ее, но когда постель без него показалась пустой и холодной, Розамонд встала и метнулась к окну. Он уже сидел в седле, готовый пришпорить коня, — времени броситься во двор у нее не осталось. Однако Роджер помедлил, поднял голову, и на сердце стало чуть легче, когда он прижал пальцы сначала к губам, а потом к сердцу.

Алисе и в самом деле приходилось нелегко. Муж обращался с ней с ледяным безразличием. Она прибыла в Глостер в его отсутствие и к тому времени, как он вернулся, устроилась со всеми удобствами, засыпая требованиями слуг, которых считала чем-то вроде грязи под ногами. Гилберт быстро спустил ее с небес на землю.

— Мадам, можете приказывать только своим личным служанкам. Здесь, в Глостере, вы не хозяйка.

— Но я твоя жена… Я графиня Глостер! — запротестовала она.

— Неужели? Не помню, чтобы брак был осуществлен. Если я и терплю тебя здесь, то лишь из милости, — бросил он, сурово глядя ей в глаза.

После этого Алиса сменила тактику и стала воплощением покорности и услужливости. Днем Гилберт чаще всего отсутствовал, но когда возвращался, она постоянно вертелась перед ним, меняя наряды и стараясь завлечь многозначительными взглядами и нежными улыбками. Равнодушие Гилберта только заставило ее удвоить усилия.

Проезжая через лес Дин по пути в Глостер, Роджер заметил, что Гилберт собрал большое войско. С самим же хозяином Глостера ему удалось увидеться очень скоро. Гилберт обрадовался вести о побеге лорда Эдуарда и с готовностью согласился встретиться с наследником престола в замке Ладлоу.

— Слухи разлетаются быстро, — заметил Гилберт. — Я узнал, что на открытии сессии парламента было очень мало баронов.

— Симон наверняка был поражен тем, что ты не приехал.

— После того пренебрежения, каким он меня окатил? Вряд ли. Я со дня на день ожидаю его в Глостере. Представляю, как де Монфор набросится на меня, требуя объяснений, почему я не явился в Лондон поддержать его.

— А если он прибудет, то убедится собственными глазами, что Глостер превращен в военный лагерь. Это явная демонстрация силы, Гилберт.

— Пусть поймет, что без меня он вряд ли сможет получить перевес в численности войска. Предсказываю, что число моих сторонников удвоится, когда распространятся новости о побеге Эдуарда.

За ужином Алиса устроилась рядом с Роджером, словно они по-прежнему оставались близкими друзьями. Ей вдруг пришло в голову, что она, возможно, сумеет использовать визит Роджера де Лейберна, чтобы вызвать ревность Гилберта.

Род втайне мечтал удавить эту дрянь за все, что она натворила в Тьюксбери. Подумать только, ведь Розамонд могла умереть!

Но он придержал язык, не желая ссоры с вспыльчивым Гилбертом, и лишь вежливо кивнул Алисе.

— Твоя жена уже сделала тебя счастливым папашей? — осведомилась она, кокетливо проводя пальчиком по ободку его кубка.

— Да, у нас родился сын, — коротко ответил Род, отодвигая кубок.

— Поздравляю, Роджер, и желаю счастья! — воскликнул Гилберт. — Пью за здоровье малыша!

Алиса положила руку на рукав Рода, погладила и многозначительно сжала.

— Только настоящий мужчина способен производить на свет сыновей. Ты не завидуешь, Гилберт?

— Завидую только такой прелестной жене, как Розамонд.

Вместо ответа Алиса принялась чертить пальцем замысловатые узоры на груди Рода, одновременно бросая на мужа призывные взгляды.

— Может, стоит попросить Рода дать тебе урок? Пусть объяснит, как нужно делать наследников! — дерзко парировала она.

Лицо Гилберта стало ярко-алым. Выхватив кинжал, он воткнул его в стол перед Алисой.

— Прикоснись к де Лейберну еще раз — и лишишься пальцев!

Алиса от неожиданности подскочила.

— О, ты смеешь угрожать мне?! Род, разве не видишь, как он со мной обращается? Я не стану сидеть здесь и терпеть унижения!

Она покинула зал, сопровождаемая своими камеристками. Роджер едва ли не впервые в жизни растерялся, не зная, как уладить дело и смягчить разгневанного хозяина.

— Гилберт, прошу извинения за…

— Нет, друг мой, это я должен извиниться за неприятную сцену. Но что возьмешь с французской шлюхи?

И он стал деловито обсуждать подробности завтрашней поездки в Ладлоу, явно желая показать Роджеру, что эта женщина абсолютно ничего для него не значит.

Перед тем как пойти спать, Гилберт поднялся к Алисе:

— Завтра на рассвете я уезжаю, а когда вернусь, чтобы тебя здесь не было. Я намереваюсь отделаться от тебя навсегда. Ты недостойна стать матерью моих детей.

Алиса подбежала к мужу и умоляюще положила руки ему на плечи:

— Гилберт, клянусь, я никогда не изменяла тебе с Роджером де Лейберном. Я ненавижу эту надменную свинью!

— Женщина, мне совершенно безразлично, с кем ты спала, но у меня есть законное право развестись с тобой.

— Развод? Ты не можешь так поступить! Я — графиня Глостер! — в отчаянии повторяла Алиса.

— Развод или смерть, — мрачно предупредил Гилберт. — Так или иначе, но я от тебя избавлюсь.

Кого Розамонд не ожидала снова увидеть в Тьюксбери, так это Алису де Клар. Когда мастер Берк с каменной физиономией объявил о прибытии графини Глостер, Розамонд отдала сына Нэн и попросила отнести его наверх, а сама спустилась во двор встречать ненавистную гостью. К величайшей досаде Розамонд, Алиса, едва увидев ее, разразилась слезами.

— Что случилось? — сухо осведомилась хозяйка.

— Леди де Лейберн… Розамонд… я прошу гостеприимства.

Розамонд перевела взгляд на унылых камеристок и лошадей, нагруженных вещами.

— Я всего на одну ночь… Пожалей меня! — рыдала Алиса.

Поскольку солнце уже садилось, Розамонд пришлось согласиться.

— Мастер Берк, велите приготовить покои для дам, — попросила она и, проводив всех в просторный зал, предложила вина.

Алиса осушила чашу и начала свою грустную повесть:

— Муж выбросил меня из дома и запретил возвращаться. Я не сделала ничего, абсолютно ничего, чтобы заслужить такую жестокость! Розамонд, тебе ведь известно, как он вспыльчив! Гилберт угрожал убить меня, а ведь по его вине уже умер отец! Он клялся развестись, и я… Мне больше не быть графиней Глостер.

— А что вызвало такую вспышку гнева? — уже мягче спросила Розамонд.

Смахнув слезы, Алиса злобно прошипела:

— Всему виной этот распутник де Лейберн. Гилберт и я были счастливы, пока он не появился и не стал меня домогаться…

— Ложь! — возмутилась Розамонд. — Ты вешаешься на шею кому ни попадя! Роджер никогда не сделал бы ничего подобного: слишком хорошо тебя знает! Мой муж любит меня, и я верю ему безгранично.

Алиса зашлась истерическим смехом:

— Любовь? Доверие? Бедная помешанная дурочка! Всякий мужчина — эгоистичная, бессовестная скотина, воплощение зла и подлости!

— Только не Роджер де Лейберн, — твердо ответила Розамонд.

— Меня тошнит от твоей наивности! Разве ты не знаешь, что именно Роджер де Лейберн убил твоего брата Джайлза?

— Лживая сука! — вскинулась Розамонд, покраснев от ярости.

— Род ненавидел Джайлза — на турнирах они всегда затевали драку!

Розамонд размахнулась и ударила Алису по лицу. Та набросилась на нее. Длинные ногти пропахали на щеке Розамонд пять кровавых борозд.

— За несколько месяцев до турнира в Уэйре твой брат снял защитный наконечник с копья и пронзил бедро Рода. Шрам остался на всю жизнь!

Розамонд сжала руки в кулаки и, развернувшись, сшибла Алису с ног. Та упала на колени.

— Заткни свой грязный рот! Ревность окончательно помутила твой рассудок! Все пытаешься уничтожить наш счастливый брак!

— Тот брак, что принес ему Першор и замок твоего брата? Де Лейберн замыслил гибель Джайлза, чтобы удвоить твое приданое! Эта алчная свинья не удосужилась и дня подождать, прежде чем просить у Эдуарда разрешения обручиться с юной наследницей! — злорадно ухмыльнулась Аписа.

Рука Розамонд, уже поднятая для очередной пощечины, опустилась.

— Откуда ты знаешь?

— Я была с Эдуардом и его компаньонами после того турнира! И слышала, как они замышляли скрыть от тебя правду.

Розамонд выпрямилась во весь рост и гордо вскинула подбородок.

— Не верю ни одному слову! Все это гнусное вранье. Можешь остаться на ночь — мне жаль женщин, которым приходится тебе прислуживать. Но завтра постарайся убраться на рассвете, потому что, если я спущусь вниз и увижу тебя здесь, спущу собак.

Она поднялась к себе, и встревоженная Нэн бросилась ей навстречу:

— Ягненочек мой, у вас все лицо в крови!

— Ничего страшного, Нэн…

«Хуже, что мое сердце истекает кровью…» — подумала Розамонд.

— Я промою ранку!

— Нет, Нэн, дай мне ребенка и уходи. Я хочу побыть одна.

Она уселась на высокий стул, прижимая ребенка к сердцу. Лишь одно слово звучало в мозгу: «Ложь, ложь, ложь…»

Но что, если это правда?

Ужаснувшись, Розамонд отбросила предательскую мысль и стала укачивать сына, чтобы немного успокоиться. Постепенно ей это удалось. Она развязала тесемки туники и дала малышу грудь, нежно улыбнувшись, когда тот стал сосать.

Дитя мирно заснуло, но Розамонд еще долго сидела не шевелясь. Наконец она бережно уложила его в колыбель и укрыла одеяльцем, а сама разделась и легла. Она долго смотрела во мрак, гладя подушку мужа. Алиса лжет, ибо если Роджер убил Джайлза, жизнь кончена.

Волна ужаса охватила Розамонд, лишив дыхания. Она пустилась бежать в тот момент, когда увидела темную лошадь и всадника, инстинктивно осознав, что они кинутся в погоню. Станут преследовать ее. Неумолимо. Жестоко. У всадника не было лица… Она могла различить лишь смутный силуэт. Но больше всего страшилась коня — гигантского черного чудовища.

Ледяной озноб змеей пополз по спине. Золотистые волосы беспорядочно разметались по плечам. Розамонд подобрала юбки, обнажив длинные стройные ноги, в отчаянной попытке ускользнуть из-под огромных копыт. Горячий воздух обжигал готовую разорваться грудь, в ушах барабанным боем отдавалось биение крови. Еще один шаг… всего шаг… и она будет спасена.

Розамонд поспешно оглянулась и, широко распахнув глаза, закричала — над ней нависла зловещая глыба. И тут она увидела лицо всадника, сверкающее красой дьявола, обрамленное темными волосами, встретила взгляд его зеленых глаз.

Она снова вскрикнула и беспомощно покатилась под копыта вороного жеребца.

Розамонд вздрогнула и проснулась, медленно приходя в себя. Она лежала в постели, волосы спутаны, ночная рубашка задрана до самых бедер.

Громко всхлипнув, она села. Кошмар вернулся! Но на этот раз у смерти было лицо — лицо Роджера де Лейберна.

Два дня спустя в Тьюксбери прибыли Роджер и Гилберт де Клар. Роджер первым делом посмотрел на стены замка и, заметив Розамонд, приветственно поднял руку. Сейчас она сбежит во двор и бросится в его объятия.

Так и не увидев жены во дворе, он предположил, что она, как подобает хозяйке замка, готовится встретить гостя.

Войдя в зал, Роджер и в самом деле обнаружил Розамонд подле мастера Берка. Вне себя от радости, он подхватил ее, закружил и наградил страстным поцелуем.

— Господин мой, пожалуйста, — укоризненно пробормотала Розамонд.

— О, Гилберт нас простит! Не стоит так волноваться, тем более что он приехал посмотреть на нашего чудесного сына.

Розамонд сухо поклонилась рыжеволосому юноше, которого знала совсем мальчиком.

— Господин граф, добро пожаловать в Тьюксбери. — Она, как полагалось, поцеловала его в знак приветствия и сказала: — Я поднимусь — посмотрю, проснулся ли малыш. Пожалуйста, садитесь и выпейте вина.

Когда Роджер последовал за Розамонд наверх, она заволновалась, ибо не хотела оставаться с ним наедине. Вот уже два дня она ходила как опоенная дурманящим зельем, не в силах думать ни о чем, кроме ужасных обвинений Алисы. Розамонд то отвергала сказанное ею как наглые измышления, то предавалась сомнениям. Твердила себе, что, как только увидит мужа, сразу поймет правду, а если нет, прямо спросит, как все было. Но Роджер приехал с Гилбертом.

Муж подошел сзади и обнял ее.

— Милая, мне так тебя недоставало! Зато встреча Эдуарда и Гилберта закончилась благополучно. Гилберт согласился перейти на нашу сторону, и по стране, как лесной пожар, распространяется весть о том, что Эдуард бежал из плена. Позже я расскажу тебе, как ему это удалось.

Он поднял сына из колыбели, и когда любовь и нежность осветили его смуглое лицо, сердце Розамонд затрепетало. Он так осторожно держал малыша! Не может быть, чтобы эти же руки убили Джайлза!

Розамонд снова заверила себя, что Алисой руководила зависть.

Они спустились вниз, чтобы показать свое сокровище, и Гилберт пришел в восторг, вызвавшись стать крестным отцом мальчика и предложив, чтобы одним из имен ребенка было «Гилберт», хотя волосы новорожденного были не рыженькими, а темными. После ужина Розамонд унесла сына кормить, а Роджер остался внизу, с гостем. Она надеялась, что они засидятся допоздна и что Роджер придет, когда она заснет. Розамонд совсем обессилела, чувствуя себя безмерно усталой и измученной.

Едва Роджер вошел в спальню, как она притворилась спящей, но незаметно наблюдала, как он долго стоял над колыбелью, покачивая младенца. Боже, какими ласковыми словами осыпал Роджер сына! Она могла бы снова влюбиться в него, не будь ее сердце сковано ледяной тоской.

Он осторожно, чтобы не разбудить ее, лег рядом, и, только услышав его размеренное дыхание, она с облегчением вздохнула и погрузилась в дремоту.

Очень скоро она с воплем проснулась. Роджер вскочил и прижал ее к груди, стараясь успокоить, но Розамонд продолжала вырываться.

— Все хорошо, любовь моя, я здесь, я здесь!

Прерывистое рыдание сорвалось с ее губ.

— Я снова упала под копыта!

Роджер пригладил ее волосы.

— Расскажи, — тихо попросил он.

— На этот раз я увидела его лицо! Всадник — это ты!

Увидев боль и сожаление в его глазах, Розамонд все поняла. Роджер быстро отвел взгляд, но она уже знала: наступила минута, которой он так боялся.

Глава 26

Когда Розамонд встала, Роджера в комнате уже не было. Она рассудила, что муж и Гилберт позавтракают вместе, поскольку им необходимо многое обсудить до отъезда в Глостер. Ночью, когда ей приснился кошмар, она не стала ничего объяснять, но теперь, при свете дня, поняла, что больше не может жить в неведении.

Розамонд отправилась на поиски Гриффина и вскоре увидела его в кузнице. Оруженосец вместе с остальными воинами чинил доспехи и точил оружие. Она подозвала Гриффина и отошла вместе с ним в сторону.

— Чем я могу помочь, госпожа?

— Я знаю, ты служишь у сэра Роджера много лет, — начала она и, немного поколебавшись, спросила: — Он не желает говорить, каким образом получил рану на бедре… Это было в битве?

— Нет, госпожа, на турнире. Рана от копья оказалась чрезвычайно опасной, он много недель не мог оправиться.

— Значит, это было копье?

— Да, госпожа.

Розамонд боялась задать очередной вопрос и еще больше боялась ответа.

— А копье держал мой брат Джайлз?

Гриффин смутился, но все-таки ответил:

— Да, госпожа.

— Спасибо за то, что сказал мне правду, — кивнула она и словно во сне побрела к замку.

Едва она попрощалась с Гилбертом, который во главе отряда рыцарей выехал со двора, Роджер шагнул к ней, и она остро ощутила бурлившую в нем энергию и готовность встретить брошенный де Монфором вызов. Глядя на него, Розамонд поняла, что в эти дни решается и его судьба, и судьба принца, которому он служил. Грядущие события, вполне вероятно, изменят историю Англии, но для Розамонд это уже не имело значения.

— Я должна поговорить с тобой, Роджер.

Роджер блеснул чарующей улыбкой:

— Это не может подождать, милая?

— Нет, господин, не может. Пожалуйста, поднимись со мной в соляр, где мы сможем остаться наедине.

Роджер сразу помрачнел и насторожился. Оставалось надеяться, что жена не попросит его отказаться от честолюбивых замыслов. Он знал об опасности, мало того — приветствовал ее, но при этом помнил и о постоянно терзавшем Розамонд страхе смерти.

— Это ты убил моего брата?

Едва слышный шепот повис в воздухе.

Роджер потрясенно замер. Такого он не ожидал… хотя разве не он опасался этого вопроса с тех пор, как Розамонд исполнилось двенадцать лет?

— Кровь Христова! — выругался он, и мука исказила его лицо. — Розамонд, это был несчастный случай!

Она отпрянула от него, словно обожглась. Роджер молча наблюдал, как краска медленно сбегала с лица жены, а вместе с ней исчезала и надежда.

Он поморщился, как от боли, но упрямо повторил:

— Это был несчастный случай… клянусь!

О, как ему хотелось, чтобы она набросилась на него, попыталась выцарапать глаза, разразилась самыми затейливыми ругательствами, сорвала свою злость, кусаясь, лягаясь и царапаясь! Но Розамонд не пошевелилась. Она лишь неподвижно стояла, поглощенная ужасом и отчаянием.

Род шагнул к ней.

— Не прикасайся ко мне. И близко не подходи. — Она смотрела на него обвиняющим взглядом, словно он нанес ей смертельный удар.

— Неужели ты не веришь мне? — вырвалось у него.

— Я не знаю, чему верить.

«Господи Боже, как я хочу верить тебе, потому что умираю от любви…»

— Рыцарские поединки всегда опасны. На ристалищах нередко гибнут люди. Поэтому турниры объявлены вне закона. Король запретил Эдуарду проводить их, но принц ничего не хотел слушать: мы жаждали приключений. В тот день в Уэйре с копья свалился защитный наконечник. Джайлз умер мгновенно. Господи, Розамонд, ты должна поверить, что это вышло случайно!

— Почему? Иначе я могу заподозрить, что ты убил его из мести за ту рану, которую он тебе нанес… или из жадности? Почему ты с самого начала не сказал мне правду?

— Розамонд, даю слово, я был поражен, что ты ничего не знаешь. В то время все знали, что Джайлз умер от моей руки. Когда я обнаружил, что ты думаешь, будто его растоптал конь, я не рискнул открыть тебе, как все было на самом деле.

— Да, и потерять все владения, ради которых ты прикончил человека?

— Это чертовски жестокие и злые слова, Розамонд. И к тому же несправедливые.

— А не жестоко ли было заставить меня влюбиться и выйти за тебя замуж при том, что мой брат погиб по твоей вине?

— Я бы отдал все на свете, чтобы вернуть его, но не могу. Либо ты поверишь мне, либо нет. Либо будешь доверять, либо нет. Тебе решать, Розамонд.

— И рада бы поверить, что произошел несчастный случай, но не знаю, что делать, — призналась Розамонд. — Меня разрывают сомнения. И нужно время подумать… вдали от тебя.

— Я попрошу мастера Берка отвезти тебя в Дирхерст.

— Дирхерст чересчур близко, а мне слишком тяжело будет жить в замке, которому предстояло стать домом Джайлза. Я отправлюсь в Першор, — с поистине царственным высокомерием объявила Розамонд.

Роджер коротко поклонился, не сказав, что ей не нужно куда-то уезжать, поскольку скоро он отправится по стране набирать солдат и заготавливать припасы для грядущей войны. Он немедленно приказал своим людям отвезти в Першор Розамонд с ребенком.

Роджер не принадлежал к тем людям, которые долго предаются душевным терзаниям, но сейчас он ощутил невероятную душевную пустоту. Он видел себя глазами Розамонд, ощущал ее боль. И чувствовал себя отчаянно виноватым во всем, таким виноватым, что едва не бросился за Розамонд, моля о прощении. Помешала несгибаемая гордость. Слишком поздно Роджер понял, что ему надо было сказать жене, как на самом деле погиб Джайлз Маршал. Может, тогда ее кошмары прекратились бы раньше. Но обвинения, брошенные Розамонд, поистине гнусны! Как она могла считать его подлецом, убившим Джайлза в отместку за полученную рану?! И, что еще хуже, как она посмела обвинить его в том, что он пронзил ее брата копьем, желая получить Дирхерст?

Слепящая ярость поднялась в Роджере. У этой женщины хватило дерзости покинуть его и увезти сына! Ему следовало бы помчаться следом и притащить ее за волосы, призвать на помощь закон, показать, что ее место рядом с ним, господином и повелителем, которого она клялась любить, почитать и слушаться, что бы ни произошло!

Но верх снова взяла гордость. Какой смысл жить с женщиной, которая тебе не верит?

Роджер любил жену всей душой, глубоко, верно. Пусть она решает, как поступить. Пускай разберется в своих смятенных чувствах, прислушается к собственному сердцу. Если она в самом деле любит его, значит, поверит, что гибель Джайлза была случайной.

Созывая парламент, Симон де Монфор надеялся принести в Англию мир. Однако с самого начала все пошло не так, как было задумано. Беды и неприятности сыпались со всех сторон. Вновь избранный понтифик, папа Клемент, открыто ненавидевший Симона, встал на сторону короля, издав буллу, в которой отлучал де Монфора от церкви. Это, разумеется, увеличило угрозу вторжения.

В довершение ко всему Симон был потрясен тем, как мало баронов явилось на открытие парламента. Приехали только те, чьи владения находились на востоке. Западные бароны так и не показались. Приграничные же бароны восстали, и Симон понял, что следует как можно скорее нанести ответный удар и погасить пламя войны, иначе к мятежникам присоединится знать из западных областей. Он проклинал тот день, когда согласился сделать Эдуарда заложником в обмен на освобождение приграничных баронов. Симон недооценил ум врага, и теперь ему приходилось расплачиваться за это.

Де Монфор рассчитывал на поддержку графа Глостера. Гилберт поможет ему подавить бунт приграничных баронов, а когда его войска перейдут Северн и углубятся в Уэльс, можно надеяться на Ллевелина, обещавшего предоставить в его распоряжение сотни валлийских лучников.

Элеонора де Монфор к открытию парламента со своим двором перебралась в Лондон, но теперь Симон решил отослать жену в Дувр с отрядом из восьмидесяти человек под командой сэра Рикарда де Берга. Эта мера сохранит мир в восточных графствах, обеспечит лояльность пяти портов и преградит путь королевским наемникам из Франции. Поскольку сын де Монфора, Симон, командовал силами Суррея и Суссекса, поддерживавшими мир на юге, сам граф во главе армии направился на запад усмирять приграничных баронов. Прибыв в город Глостер, он с удивлением обнаружил, что замок там напоминает военный лагерь; более того, он нашел Гилберта де Клара в весьма воинственном настроении. Свирепый юнец злился на де Монфора, захватившего всю власть в Англии. В эту ночь небо освещали сотни походных огней, разведенных вооруженными всадниками, раскинувшими лагеря на поросших лесом холмах рядом с Глостером. Симон понял, что если он не улестит Рыжего Гилберта, дружбе между ними конец. Он пообещал Гилберту почести и богатство, но молодой граф остался равнодушным.

На следующий день Генри де Монфор привез убийственную весть о побеге принца Эдуарда из Херефорда. Хотя Симон и упрекал сына за недосмотр и беспомощность, он все же признавал, что всегда боялся и предчувствовал подобное развитие событий. Эдуарда Плантагенета долго в клетке не удержишь!