Глава 19

Взмыленная лошадь влетела во двор Виндзора уже далеко за полночь. Посланец проскакал тридцать пять миль из самого Оксфорда с известием о том, что объединенная армия баронов и Симона де Монфора выступила в поход.

— Черт побери, он направляется на запад, чтобы перейти реку Северн и сговориться с приграничными баронами, которые сражались с нами в Уэльсе! — возмутился Эдуард. Принц, спавший на удивление мало? еще не ложился.

— Не все приграничные бароны сочувствуют де Монфору. Мортимер, Клиффорд и, возможно, Хей встанут на нашу сторону, — возразил Роджер. — Ты вверил наших людей Ричарду Корнуэльскому, но мне нужен небольшой отряд, чтобы отправиться к приграничным баронам. Я возьму людей из Тьюксбери и помчусь к Хею.

Уже через час де Лейберн с Гриффином и восемью воинами поскакал в замок Тьюксбери, а оттуда — в приграничный район между Англией и Уэльсом. Эдуард жаждал присоединиться к Роджеру, но сумел побороть порыв, ибо утром явился еще один гонец с сообщением, что король прибыл в лондонский Тауэр.

«Кто же этот человек, за которого я имела несчастье выйти замуж?» — спрашивала себя Розамонд, метавшаяся по комнате словно разъяренная тигрица. Нетерпеливо откидывая гриву золотистых волос, она пыталась решить, что делать.

«Приходится мириться с тем, чего нельзя исправить…»

Насмешка жестоко ранила ее гордость. Нет, она не станет мириться! Если они окажутся по разные стороны в этой войне, ее браку конец — она не будет жить с бесчестным отступником!

Подумав, Розамонд поняла, что лучшим выходом будет бегство к де Монфорам. Нэн, пожалуй, не стоит брать: принцесса Элеонора не сможет без нее обойтись. Позже Нэн сама решит, у кого служить. Кроме того, надо оставить Чирк в Виндзоре — и так бедняжка полжизни провела в дорожной корзинке.

Розамонд взяла с собой несколько платьев, зеркальце и щетку. Леди Элеонора и Деми одолжат ей все необходимое. Розамонд велела слуге передать Нэн, что уезжает, выскользнула в средний двор с первыми лучами солнца и направилась в конюшню. Игнорируя любопытные взгляды конюха, седлавшего Нимбуса, она поискала взглядом вороного жеребца Роджера. Стойло оказалось пустым. Розамонд с облегчением вздохнула — не хватало только столкнуться с мужем!

Она поскакала вдоль реки, поеживаясь от холода и жалея, что не взяла у Элеоноры свой подбитый мехом плащ. Слава Богу, впереди показался Вестминстерский дворец! Отсюда совсем недалеко до Дарема.

Стражник без расспросов впустил Розамонд, но, к ее удивлению, двор казался непривычно пустым. Из конюшни выбежал конюх и взял лошадь под уздцы.

— Разве де Монфоров нет дома? — осведомилась Розамонд, не в силах скрыть тревоги.

— Граф Симон уехал в Оксфорд несколько дней назад, госпожа.

— А леди Элеонора и Деми? Я приехала в Дарем погостить немного.

— Они на пути в Кенилуорт — лорд Симон опасается за их безопасность. Вчера с первыми лучами солнца они отправились в путь.

У Розамонд замерло сердце. Ей оставалось либо вернуться в Виндзор, либо попытаться догнать леди Элеонору. Мысль о возвращении была невыносима, значит…

— Не будешь ли так добр напоить мою лошадь? Я возьму еды на кухне и попробую перехватить леди де Монфор.

Розамонд знала, что путники непременно остановятся в Беркемстеде, огромном замке, где обычно ночевали по пути на север. Однако ее расчет оказался неверен. Когда стало совсем темно, ей пришлось искать убежища в сельской церкви. Розамонд привязала Нимбуса под крытым проходом на кладбище, покормила овсом, а сама прокралась внутрь и легла на деревянную скамью. В каменном строении царил ледяной холод. Розамонд боялась призраков, хотя и упрекала себя за разыгравшееся воображение: скорее, следует опасаться живых. Здесь, в глуши, она совершенно беззащитна. Кроме того, не исключено, что ей опять приснится прежний кошмар.

Розамонд вспомнила, как прогонял ее страхи Роджер, как наполнял своей силой, и неожиданно теплая постель в Виндзоре, где ждет муж, показалась ей самым уютным местом на свете. Она стала молиться Святому Иуде, покровителю обиженных:

— О Святой Иуда, апостол и мученик, сподвижник Иисуса Христа, верный заступник тех, кто нуждается в покровительстве твоем в минуту нужды! К тебе я взываю и смиренно прошу тебя, которого Господь наделил могуществом, прийти мне на помощь, а в благодарность обещаю прославлять твое имя.

Постепенно Розамонд начала согреваться, обрела спокойствие и уверенность. Завтра она непременно увидится с леди Элеонорой и Деми.

Она и в самом деле нагнала кавалькаду, но только в замке Беркли, в тридцати милях от Беркемстеда. Элеонора долго сокрушалась, что подопечная осмелилась пуститься в столь опасный путь в одиночку.

— Не думала я, что у тебя хватит ума болтаться по незнакомым местам без охраны! Неужели не понимаешь, что могло с тобой случиться? Надеюсь, тебе известно, что в стране война?

— Да, разумеется… Поэтому я и хотела вернуться с вами в Кенилуорт. Я не могу изменить вам и графу Симону.

— А твой муж об этом знает, Розамонд?

— Да, я все ему высказала! Не могу жить с таким бесчестным человеком! — страстно вскричала Розамонд.

— Я давно поняла, что женские представления о чести разительно отличаются от мужских. Ты ошиблась: де Лейберн — человек благородный, просто это иное благородство, не то, что под этим словом понимаешь ты.

— Когда я согласилась стать женой сэра Роджера, вы обещали, что я смогу в любое время вернуться в Кенилуорт, — напомнила Розамонд.

— Я люблю тебя, дитя мое, и желаю тебе только самого хорошего.

— Лучшего места для меня, чем Кенилуорт, не придумать. И самое главное — я смогу быть рядом с вами! — воскликнула Розамонд.

Роджер де Лейберн встретился с лордом Эдуардом в Уоллингфорде, на обратном пути из Кенилуорта. Принц и Ричард Корнуэльский командовали большим королевским войском и прибыли в Уоллингфорд в надежде вступить в бой с силами де Монфора вблизи Оксфорда.

— Мне посчастливилось застать Мортимера и Клиффорда в поместье Хея. Они держали военный совет. Все три барона поклялись в верности королю при том условии, что ты будешь на стороне отца. Новости не слишком хорошие: де Монфор захватил в плен епископа Херефордского, а его армия ворует скот, чтобы прокормиться. Бароны наводнили западные графства, требуя дани у землевладельцев, преданных королю. У тех, кто противится, сжигают поля.

— Не поверишь, — прошипел Эдуард, — но этот маленький негодяй Гилберт де Клар открыл ворота Глостера де Монфору. Ричард де Клар призвал к себе рыжего щенка!

— Гилберт боготворит графа Симона. Не стоило недооценивать юнца. Где сейчас армия де Монфора? — осведомился Род.

— К западу от Оксфорда, — сообщил Ричард Корнуэльский. — Мы должны перехватить их завтра!

— Нет, господин, мы проезжали Оксфорд. Город опустел — де Монфор ускользнул от вас.

— Иисусе сладчайший! — воскликнул Эдуард. — Он передвигается с невероятной скоростью! Должно быть, попытается занять Лондон. Нужно отрезать его до того, как он достигнет долины Темзы.

— Необходимо перебросить армию в Ридинг, и немедленно! — заключил Ричард.

Добравшись до Ридинга, они обнаружили, что снова опоздали. Симон де Монфор уже пошел на Лондон.

— Думаю, Симон, прежде чем осадить Лондон, нападет на королевские войска, которые удерживают морские порты Суррей и Кент, — предположил де Лейберн.

— Лондон должен принадлежать ему, если он замыслил править Англией, — настаивал Ричард Корнуэльский.

— Но выход к морю жизненно важен. Подкрепления из Франции могут прибыть только через пять портов: Дувр, Хаит, Гастингс, Ромни и Уинчелси, — возразил Род.

— Симону придется взять Кент, чтобы добраться до портов. А Кент всегда был верен королю, — вмешался Эдуард.

Но он ошибся. Де Монфор направился к Ромни, и горожане Кента поддержали его, а бароны пяти портов открыли ворота без сопротивления.

Оказалось, что даже самые верные сторонники короля, такие, как архиепископ Кентерберийский, сбежали на континент вместе с другими советниками Генриха, почувствовавшими опасность. Жители Лондона стали затевать уличные беспорядки. Король с королевой благодарили Бога за неприступные стены Тауэра, когда толпа восстала против чужеземцев и евреев, неизменно снабжавших монарха деньгами на борьбу с баронами. У Генриха не было ни сил, ни воли противостоять де Монфору. Стоило графу въехать в Кент, как король сдался и послал своего брата Ричарда Корнуэльского признать победу де Монфора, а также согласиться на все предложенные условия.

У графа Симона ушло всего три дня на то, чтобы установить собственное правление в Лондоне. Он назначил нового верховного судью на смену Хамфри де Боуну, закрывшему некогда ворота для графа и его сторонников, и отдал Большую государственную печать на хранение епископу Николасу.

И теперь Симон, водворившись в Дарем-Хаусе, обсуждал с сыновьями свои планы.

— Я намерен избрать новых управителей для всех королевских замков. Симон, тебя я назначаю в Нортхемптон, рядом с Кенилуортом. Это покажет нашу силу всем центральным графствам! — Он смерил властным взглядом старшего сына. — Генри, ты поведешь своих людей в Дувр охранять подступы к Ла-Маншу. Я издал официальный приказ, повелевающий младшему сыну короля принцу Эдмунду освободить Дуврский замок.

— Мне заключить его под стражу? — осведомился Генри.

— Нет, Ричард Корнуэльский выговорил свободу для себя и королевских отпрысков. Только король Генрих будет содержаться под арестом в Тауэре. С Плантагенетами покончено. Уверяю, больше они не поднимут голову, — удовлетворенно объявил Симон.

Лорд Эдуард был вне себя от бешенства, узнав о капитуляции отца. Боевой дух не позволял ему сдаться. Несмотря ни на что, решимость Эдуарда бороться не ослабла. Умный и проницательный, он отлично знал слабые места обороны противника. Вернувшись в Виндзор, принц стал тайно собирать войско.

Не успел сэр Роджер переступить порог своих покоев, как Чирк восторженно бросилась к нему. Подняв собачку, Род определил, что у нее будут щенята. Странно, когда она успела…

Не сумев найти Розамонд, он позвал Нэн.

— Куда она отправилась? — неверяще переспросил он.

— В Дарем-Хаус, господин, — прошептала служанка, перебирая складки платья. — Но я сразу послала за ней, умоляя вернуться.

— И что? — зловеще прошипел Род.

— Гонец вернулся без ответа, господин. Ему сказали, что леди Элеонора отбыла в Кенилуорт.

— Матерь Божья! Моя жена в доме врага! — Род немедленно отправился к лорду Эдуарду просить позволения поехать за женой.

— Розамонд в Кенилуорте? — поразился Эдуард. — Но если попадешь во вражеский лагерь, тебя возьмут в плен!

— Меня ничто не остановит, Эдуард, никакие земные силы не помешают мне вернуть блудную жену в Виндзор.

Эдуард пожал плечами:

— Быть по сему, друг мой. Когда привезешь свою жену, может, и с моей что-нибудь сумеешь сделать. Принцесса Элеонора знать меня не желает.

Роджер взял с собой только Гриффина. Оба были хорошо вооружены, надели панцири и шлемы, поскольку предстояло проехать занятую врагом территорию. Род обогнул стороной замки Беркемстед и Беркли, предпочитая спать на открытом воздухе, тем более что погода стояла довольно теплая. Они миновали высокие стены Нортхемптона и увидели, что на твердыне серого камня гордо развевается флаг де Монфоров. Род узнал, что замок находится в руках сына графа Симона и его кузена Питера.

До Кенилуорта оставалось еще тридцать миль, и де Лейберн добрался туда к закату. Приблизившись к замку, он стал размахивать белым флагом. Стражник у подъемного мостика спросил, кто он и с какими намерениями прибыл в Кенилуорт. Род терпеливо ждал, пока слуга разыщет леди Элеонору.

— Не отходи от меня, — предупредил он оруженосца. Розамонд, вместе с сэром Рикардом де Бергом стоявшая на стене замка, увидела мужа и тоже помчалась на поиски леди Элеоноры.

— Пожалуйста, не впускайте его, госпожа! — взмолилась она. — Мне нечего сказать ему!

— Очевидно, у него есть что сказать тебе, Розамонд. Я не могу лишать его права поговорить с тобой. В конце концов, он твой муж.

Элеонора де Монфор могла позволить себе великодушие, особенно теперь, когда ее собственный муж завладел Лондоном.

Розамонд в отчаянии повернулась и бросилась к себе, не зная, что делать. Невозможно отрицать — втайне она была польщена его приездом, но все же страшно подумать, как он накажет ее за побег.

Элеонора де Монфор вместе с сэром Рикардом терпеливо выслушали требования сэра Роджера о свидании с женой.

— Можете потолковать с ней, господин, — изрекла она наконец. — Оставьте свои мечи в зале. Сэр Рикард вас проводит.

Увидев сэра де Берга, Род замер. Однако в присутствии рыцаря не было ничего удивительного. Ирландский воин принес обет служения Элеоноре де Монфор и, естественно, охранял свою даму.

Сэр Рикард вытянул руку, указывая на лестницу. Он с детства был приучен не поворачиваться спиной ни к кому, кроме верного оруженосца. Но несмотря на все меры предосторожности, де Лейберн умудрился в мгновение ока приставить кинжал к его горлу.

— Если заришься на мою жену, сначала тебе придется убить меня, — процедил Роджер.

Ирландец ответил невозмутимым взглядом.

— Я когда-то сказал Розамонд, что ее судьба связана с твоей, но она не хотела меня слушать. Мы оба знаем, что спор еще не окончен. Но ее жизнь зависит от твоей силы и мощи, де Лейберн.

Роджер свирепо воззрился на него:

— Я намереваюсь увезти ее с собой.

Де Берг оценивающе посмотрел на собеседника и кивнул.

— Прости, мне нужно проверить стражу на стенах.

Когда он ушел, Род спрятал кинжал под кольчугой.

— Немедленно объяснись! — потребовал он, врываясь в спальню жены.

Та вызывающе откинула волосы.

— Мои действия говорят сами за себя. Я отказываюсь жить с бесчестным человеком!

— А как насчет твоей чести, Розамонд? — вкрадчиво осведомился Роджер. — Ты клялась любить, почитать и повиноваться мне. Клялась перед Господом Богом. Я не жду любви, но заставлю тебя почитать супруга и повиноваться, жена!

— Только такая спесивая свинья, как ты, могла явиться сюда и отдавать приказы! Ты перебежал в другой лагерь и проиграл! А теперь проваливай, оставь меня в покое, негодяй!

— Раздевайся и надень костюм Гриффина, — спокойно велел он.

— Ты спятил!

— Я безумен, как дикий бык, мадам, так что советую не спорить!

Розамонд, не веря своим глазам, наблюдала, как Гриффин снимает шлем и панцирь.

— Если сейчас же не уберетесь, я позову стражу.

— Или своего верного рыцаря сэра де Берга? — издевательски бросил Роджер. — Я заткнул ему рот и связал, словно тушу оленя перед тем, как насадить на вертел. Если ты все еще неравнодушна к бедняге, лучше покорись мне, Розамонд, иначе свое зло я сорву на нем.

Впервые за все это время она опустила руки и попыталась урезонить его:

— Я не выдержу веса кольчуги и панциря!

— Ничего, выдержишь! Снимай платье.

Она заметила, что Гриффин стоит совсем голый, даже без шоссов, и медленно подняла подол платья. Тон Роджера чуть смягчился:

— Чирк будет рада тебе. Она скоро ощенится.

Розамонд ахнула и едва не прикрыла ладонью живот, но вовремя опомнилась. Ну уж нет, она не выдаст своего секрета дьяволу де Лейберну!

Едва она натянула шоссы, как Роджер помог ей влезть в кольчугу, панцирь и нахлобучил на голову шлем. Розамонд пошатнулась под тяжестью доспехов, но Род решительно подавил желание поддержать ее. Он выхватил кинжал Гриффина и протянул оруженосцу:

— Если она издаст хоть звук, иди к де Бергу и оскопи его.

Роджер де Лейберн спустился в большой зал, взял меч, коротко кивнул управителю Кенилуорта и, не оглядываясь, направился туда, где были привязаны лошади. Сам он остро сознавал присутствие высокого стройного юнца, неотступно следовавшего за ним, но никто другой не уделял ни малейшего внимания оруженосцу в доспехах, даже когда тот с величайшим трудом неуклюже взобрался в седло. Всадники стремительно вылетели за ворота.

Наконец Роджер позволил себе обернуться. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Розамонд, лишившись чувств, медленно валится на землю под копыта гнедого мерина. Он молниеносно спешился и встал перед ней на колени, вне себя от волнения. Наносник закрывал пол-лица, но Роджер видел, что глаза Розамонд закрыты. Род снял с нее шлем и потрясенно воззрился на смертельно бледное лицо. Ему хотелось задать ей трепку за то, что она вынудила его пойти на крайние меры, но в то же время он ощутил яростную потребность защитить ее, пусть и ценой собственной жизни.

Род стащил с нее панцирь и кольчугу и легонько встряхнул. Розамонд открыла глаза.

— Розамонд, ты упала без чувств… наверное… заболела?

— Нет, — поспешно заверила она, — чертовы доспехи едва меня не раздавили. Почему ты пошел на эту поистине сатанинскую хитрость? Если с сэром Рикардом что-то случится, я разделаюсь с тобой, помоги мне Боже!

Роджер был так зол, что едва не наградил ее оплеухой. Подумать только — она без единого слова пошла за ним лишь потому, что испугалась за ирландца!

— Похоже, ты ничуть не волнуешься за беднягу Гриффина, который жизнью рисковал, помогая мне спасти тебя.

— Спасти? Это настоящее похищение, ничего больше! Гриффин заслуживает своей участи!

Роджер осторожно пригладил ее взлохмаченные волосы.

— Думаю, все мы заслужили свою участь, даже ты.

Он приторочил доспехи Гриффина к седлу гнедого, а потом привязал его поводья к своему вороному. Вынув из седельной сумки плащ, закутал в него свою дрожащую жену. Осталось посадить ее перед собой и пришпорить Стиджиена.

Уже стемнело, и Роджер понимал, что нужно как можно скорее устроить Розамонд на ночлег. Пришлось направиться в Давентри, где у барона Бассингберна был дом. Роджер не знал, к какому лагерю принадлежит барон, но все же решился просить его гостеприимства.

Уоррен де Бассингберн оказался дома и предложил сэру Роджеру и его супруге убежище на ночь. Молодой барон унаследовал земли и титул перед началом валлийской кампании, и хотя его отец был твердым сторонником де Монфора, сам он пока не принял чью-то сторону. Роджер мигом уловил, что может приобрести нового союзника, и, проводив Розамонд в маленькую спальню, где слуги разожгли огонь и подали еду, спустился поужинать с молодым бароном.

— Вы ведь управитель лорда Эдуарда, не так ли, сэр Роджер? Я удивился, узнав, что он порвал с Симоном де Монфором.

— Не в природе Эдуарда подчиняться кому-то, даже графу Симону. Он будет королем, следующим законным правителем Англии, когда Генрих освободит трон. И король, и Симон уже немолоды. Будущее принадлежит людям нашего поколения, Уоррен.

Барон понял, к чему клонит де Лейберн, но перед глазами встали обширные земли и богатые замки.

— Вы считаете, что война в стране все же разразится, сэр Роджер?

— Уверен. Насколько я понял, Давентри довольно близок к Кенилуорту и Нортхемптону, поэтому вам легче присоединиться к де Монфору. Но награда в таком случае будет не столь велика. Позвольте мне пригласить вас в Виндзор. Лорд Эдуард примет вас с распростертыми объятиями.

Поднявшись наверх, Роджер застал Розамонд у очага. Она так и не сняла плаща.

— Тебе давно следовало лечь, завтра предстоит долгий путь.

Она, не отвечая, отвернулась и снова уставилась на угасающие огоньки.

Поняв, что жена не желает иметь с ним ничего общего, Род, неплохо знавший женщин, все-таки не ушел. Он понимал: скоро здесь станет нестерпимо холодно, и Розамонд сама будет рада лечь в теплую постель.

Но она все не шевелилась. «Уж лучше превратиться в сосульку, чем делить постель с де Лейберном», — думала она, потеряв представление о времени…

Проснувшись, Розамонд обнаружила, что прижимается к мускулистому телу мужа. Должно быть, когда она заснула в кресле, Роджер раздел ее и перенес на кровать. Розамонд едва не вскочила, но тут же поняла, что от холода пострадает только она одна из глупой гордости и упрямства. Лучше притвориться, что она крепко спит.

Розамонд лежала, стараясь не шевелиться, гадая, правду ли он сказал. Неужели она действительно заслужила свою участь? Драконово семя не помогло — она забеременела. Правда, была такая ночь… самая первая… когда она не пила отвар. Конечно, это судьба! Она не хотела иметь ребенка из страха полюбить его и потерять, как случалось со многими женщинами. Почему, ну почему Роджер де Лейберн ворвался в ее спокойную, упорядоченную жизнь, чтобы перевернуть все вверх тормашками?

Ее рука скользнула по животу. Она уже безмерно любила своего малыша. Она, которая поклялась никогда никого не любить, ибо это означало неминуемую потерю. И тут ее осенило: чувствами невозможно управлять, невзирая ни на какие клятвы.

Розамонд глубоко вздохнула и прильнула к мужу.

— Я так рад, что ты пробудилась, дорогая, — послышался глубокий, мягкий, как темный бархат, голос. Приподняв ее подбородок, он припал к розовым губкам. — Когда-то я сказал, что никогда тебя не отпущу. Может, теперь ты поверишь, что я не лгал. — Он властно запустил руки в тяжелую массу локонов. — В следующий раз, упрямая сучка, я притащу тебя домой за волосы, а если вздумаешь сбежать к де Бергу, прикончу его!

Он выпалил это с такой безумной ревностью, что дрожь непонятной радости охватила Розамонд. Безрассудное, неразумное счастье согрело душу. Она знала, что сейчас он возьмет ее, поставив клеймо своего обладания. Розамонд отвернулась, чтобы не сдаться сразу. Но теперь все самые беззащитные, самые потаенные местечки ее тела были открыты его нетерпеливым рукам, и она призналась себе, что жаждет его прикосновений. Одна его близость уже заставляла ее сердце колотиться пойманной птичкой.

Его ловкие пальцы оказались между ее ногами, гладя атлас внутренней стороны бедер легчайшими движениями. Род продолжал ласкать упругую плоть от коленей до лона снова и снова, прежде чем пробрался сквозь волоски на венерином холмике и погрузился внутрь. Она распалилась и истекала влагой. Он завладел ее грудью, потеребил сосок, и Розамонд обнаружила, что стала невероятно чувствительной к каждому его прикосновению. Она втянула в себя воздух, и его ласки стали еще нежнее. Теперь он ласкал два бутона: один вверху, другой внизу. Она в беспамятстве выкрикнула его имя, то самое, которое он больше всего любил слышать в такие минуты:

— Род! Род!

Отвечая на отчаянный призыв, он прижался к ней всем телом и вошел сзади, хищно сжимая груди. Розамонд вскрикнула от полузабытых ощущений, но Роджер ободряюще прошептал ей на ухо:

— Милая, откройся мне до конца.

И Розамонд с глубоким вздохом отдалась ему. С каждым выпадом он поднимал ее на такие высоты, которых она никогда не могла достичь раньше. Он продолжал ласкать ее соски, одновременно врезаясь все глубже, пока из ее горла не вырвался вопль. Розамонд вцепилась в простыню, охваченная нестерпимым желанием поскорее унять неистовую пульсацию внутри.

До нее донесся стон Роджера, и оба достигли пика наслаждения одновременно. Розамонд снова пронзительно вскрикнула, а потом бессильно обмякла под ним, упиваясь его тяжестью. До сих пор Розамонд не подозревала, что ее желание было так же сильно, как его. И… и кажется, Роджер знал, как она жаждет его объятий.

Глава 20

Алиса де Клар поселилась в роскошных покоях своего отца Гая де Лузиньяна, изгнанного баронами из Англии. Она, ничего не замечая, металась по комнате, готовая от злости вопить и швыряться всем, что попадется под руку. Эдуард ни разу не пришел к ней! Мало того, ее свекор призвал Гилберта и Глостера. Юный сорвиголова открыл ворота замка де Монфору, и теперь ему не миновать нагоняя от папаши!

Алиса ненавидела мужа и сумела избежать встречи с ним, уехав в Лондон. Теперь же Гилберт будет делить с ней спальню, поскольку граф Глостер наверняка скажет сыну, что ему пора обзавестись наследником. Алиса, мечтавшая избавиться от вспыльчивого Гилберта, прикована к нему, пока смерть их не разлучит.

Смерть?!

Вот оно, самое простое решение!

Алиса подошла к туалетному столику и открыла ящик с притираниями. Там в крошечной шкатулке хранились семена морозника, которые она растирала вместе с калужницей, чтобы убирать морщинки и пятна со своей нежной кожи. Вынув четыре длинных черных семечка, она раздавила их и высыпала порошок в кувшин красного гасконского вина, стоявший на столе у очага. Когда явился Рыжий Гилберт, она сделала вид, что рада мужу. Свекор вместе с Ричардом Корнуэльским отправился в Тауэр, чтобы обсудить с королем открытие сессии парламента, созываемой Симоном де Монфором в следующем месяце.

Алиса приказала принести молодому мужу горячий обед и налила в кубок вина. Гилберт жадно съел все, что было подано, но послал оруженосца за элем. Вернувшись, тот уведомил господина, что его отец только что прибыл в Вестминстер и желает немедленно видеть сына. Гилберт не подумал послушаться, а лишь продолжал пить эль из огромного кувшина. «Черт возьми, до каких пор отец будет обращаться со мной как с младенцем?» — думал он.

Когда дверь со стуком распахнулась, Гилберт уже был готов к сражению. Увидев багровую от ярости физиономию свекра, Алиса поспешно ретировалась в спальню.

— Ты безмозглый, безголовый олух! Когда этот сукин сын де Монфор подошел к Глостеру, ты посмел открыть ворота моего города и пригласил ублюдка войти! Еще чудо, что не повел его в сокровищницу и не предложил набить карманы!

— Симон де Монфор — признанный вождь баронов. Я счастлив, что он выиграл войну! Он на стороне справедливости, а значит, и я тоже. Король Генрих — жалкий, ничтожный слабак, нарушивший все обещания, которые когда-либо давал!

— Я — Ричард Глостер, первый пэр королевства! Представляешь ли ты степень моего унижения, когда моя плоть и кровь помогла де Монфорам взять мой город?! — завопил Ричард, отвесив сыну оплеуху. — Христос всемогущий, мне следовало бы повесить тебя за измену! — Тяжело дыша, весь в поту, Глостер схватил кубок и осушил одним глотком. — Давно пора перестать играть в солдатики и наградить жену ребенком!

— Эту французскую потаскушку, которую ты мне навязал? Она недостойна быть матерью моих детей! — взорвался Гилберт, краснея еще гуще, чем отец.

Внезапно Ричард схватился за живот и в судорогах свалился на пол. Из его горла вырывались мучительные стоны.

— Отец!

Гилберт упал на колени. Ярость исчезла, сменившись тревогой. Он схватил отца за руки, но Глостер вдруг застыл. Ноги дернулись в последний раз, и жизнь покинула его.

— Помогите! Помогите! — вскрикнул Гилберт.

В комнату ворвался его оруженосец. Из спальни выбежала Алиса. Ее черные глаза в ужасе расширились.

— Что случилось?

— Мой отец… Выпил вина… Схватился за живот…

Алиса ловко подхватила с пола упавший кубок как раз в тот момент, когда еще двое слуг, сопровождаемые Ричардом Корнуэльским, переступили порог.

— Сила Господня, что тут творится? — прогремел Ричард.

— Гилберт с отцом поссорились, — сообщила Алиса, — и мой свекор внезапно схватился за грудь, словно в приступе сильной боли. Должно быть, у него сердце разорвалось. О Господи милостивый, вы же знаете, что за буйный нрав у де Кларов!

Она разрыдалась, ломая руки. К своему удивлению, отравительница обнаружила, что скорбь ее неподдельна. Ее дорогой свекор мертв, в то время как гнусной рыжей свинье хоть бы что!

Ричард Корнуэльский отчаянно, но безуспешно пытался вернуть к жизни своего первенца. Ах уж эта вспыльчивость! И при чем тут де Клары? Это фамильная черта Плантагенетов!

Вскоре весь Вестминстер облачился в траур. Отправили гонцов в Тауэр, к королю Генриху, и в Виндзор, к принцу Эдуарду. Гилберт тайно послал человека к де Монфору в Дарем-Хаус, заверяя в своей неизменной преданности. Он согнулся под гнетом собственной вины и угрызений совести, считая себя виновником смерти отца, а попытки жены утешить его только разжигали в нем злобу.