Магдалена оцепила красоту Эспаньолы. Она не жаловалась на жару и насекомых, не хныкала из-за того, что ей пришлось жить в ритме острова. Сам выносливый, уверенный в себе и сильный, как любой гонец-таинец, Аарон убедился, что Магдалена так же хорошо адаптировалась к местному климату, как и он. Он не раз видел, как она присаживалась перед малиновьгми цветами и, замирая от восторга, вдыхала их аромат и перебирала нежные лепестки с детским благоговением. Он улыбнулся, вспомнив, как она мужественно проглотила таинский деликатес – рыбьи глаза. И даже религиозные обряды таинцев были для нее значимы.

„Я всегда презирал ее за грехи родителей, даже когда она была невинным ребенком в топях Андалусии“.

В Магдалене были врожденные добрые качества, которые превосходили позор Бернардо и Эстреллы Вальдес. На нее не повлияло то, какой распущенностью они окружили се дома и при дворе. Бенджамин сразу же почувствовал это, а ведь его отец был весьма проницателен в оценке людей.

„Каким же я был дураком! – думал Аарон. За многими ли мужчинами потянулись женщины через океан?“ И все это из-за любви, которую она с детства испытывала к нему. Конечно, это было любовью, потому что она знала, что у него ничего нет, кроме меча и лошади; это все, что осталось после того, как было конфисковано имущество его семьи. Она могла бы выйти замуж за герцога или графа, а может, принять распутные ласки короля этого ублюдка Трастамары. Ведь пользовалась же ими ее мать!

Он рассуждал, что се рассказ о бегстве в Изабеллу, вызванном угрозой заточения в монастырь, был не таким уж бессмысленным, если бы он поверил, что она дала отпор старому развратному королю. Фердинанд всегда с бездумной развязностью обращался с теми, кто отвергал его. Подозрительная королева должна быть слепой, чтобы не почувствовать ранимости Магдалены и ощутить тот эффект, который она оказала на ее распутного супруга. Он вспомнил, как мучил Магдалену, упрекая ее в том, что она была любовницей короля, и ужаснулся собственной жестокости и слепоте. Кто бы ни был ее любовником или любовниками до того, как он соблазнил ее в своей постели в Севилье, их нельзя сравнить с количеством обожателей Эстреллы Вальдес. Но как бы то ни было, все это у них позади и сейчас не имело значения.

Поклявшись, что он начнет с женой новую жизнь, Аарон остановился у окраины поселения и посмотрел на мерзость запустения. Барюломе пытался убедить брата перевести колонию в более подходящее место, и Кристобаль согласился. Вдоль южного побережья Эспаньолы он нашел более удобные заливы, куда они могли бы переместиться. Нынешнее место было неприспособленным, река слишком далеко, земля чересчур камениста, а залив слишком далеко отсюда, чтобы позволить ему перерасти в настоящий портовый город. Конечно, если Колоны не получат королевской поддержки и подходящих поселенцев, которые будут согласны подчиняться закону и работать, чтобы благоустроить остров, тогда не поможет никакое место.

Я заберу отсюда Магдалену, прежде чем она станет жертвой лихорадки или гибельной болезни, ухаживая за этими вздорными людьми. Мы будем строить свою жизнь.

Улыбаясь, он подумал о рыжеволосой девушке, которая неслась на лошади по топям в предместьях Севильи, вся нотная, разгоряченная, а толстая коса летела за ней, как конский хвост. Что-то смягчилось у него внутри: оп вспомнил коротенькую реплику Магдалены, когда она здесь, на Эспаньоле, ехала верхом на прекрасной лошади, которую дал ей отец.

Когда Аарон подошел к их дому, его удивила странная тишина. Навстречу ему выбежал Аналу, вид у него был испуганный. Он упал на колени у ног Аарона. Грудь белого человека сжалась от дурного предчувствия.

– Где моя жена?

– Она ушла, Я не знаю куда. На вторую ночь, когда вы и губернатор уехали, она не вернулась из госпиталя. Я пошел разыскивать ее, и врач сказал мне, что она ушла как обычно.

– Но это было неделю назад! – Лицо Аарона побелело от страха. Он поставил слугу на ноги. – Ты ходил к брату губернатора дону Диего?

– Да, но он три дня отказывался меня принять. Потом, когда я окликнул его на улице, он сказал мне, что ничего не знает о госпоже. Аналу замялся, чувствуя, как стальные пальцы Аарона вонзаются в его руку. – Госпожа была очень печальна на его проводах. Несколько кораблей уплыли, пока вас не было, один – на второй же день… Я искал ее повсюду, даже отправил гонца к людям Гуаканагари. Она исчезла.

„Корабль, который уплыл в тот день. Она ведь не уехала, не бросила меня?..“ Ему явственно вспомнились его холодные речи, исполненные презрения, как отвергал ее, предлагал вернуться во дворец, все это лавиной нахлынуло теперь на него. Он оставил се с чувством вины за злобное решение Алии не отдавать ему Наваро. „Почему она не говорила, что пыталась вернуть мне сына?“ Почувствовав приступ тошноты, который волной захлестнул его, Аарон протиснулся мимо расстроенного слуги и вошел в дом.

Глаза его быстро оглядели прибранную комнату. Может, она оставила записку? Наверняка она должна была взять с собой свои вещи – она оберегала, как сокровище, книги, полученные от Бенджамина. Но похоже, что ничего не пропало. Как безумец, он стал выбрасывать ее одежду из сундука на пол. Все ее платья, накидки, даже книги и шкатулка с драгоценностями – все было на месте. Чем она должна была заплатить за проезд на корабле? Что должна была надеть?

Вдруг его пальцы наткнулись на свернутый пергамент, спрятанный на дне второго сундука, того, что был поменьше, в котором она хранила книги, чтобы сберечь их от плесени в этом влажном климате джунглей.

Он вытащил его, и его охватило странное предчувствие, ибо он узнал печать: такой печатью его отец пользовался, когда составлял медицинские документы. Дрожа, он развернул его, мгновенно узнав сильный размашистый почерк Бенджамина. Глаза его бегали по странице, а он читал клинические подробности, точно описывающие то, как его жена потеряла девственность. Голова у него закружилась: прошел едва ли месяц с тех пор, как он соблазнил ту ранимую, невинную девушку, которая в слезах покинула его комнату, после того как стала женщиной. А он, равнодушный дурак, был ее первым мужчиной! Единственным, кто когда-либо касался ее! И вот теперь она ушла.

– Магдалена! О Магдалена, жена моя, что я сделал с тобой? Я заставил тебя бежать!

Он сел на пол, спрятав лицо в ладонях, державших пергамент.

– Что ты будешь делать? Может, сейчас, когда вернулся губернатор, он поговорит со своим младшим братом…

Голос Аналу прорезал забытье Аарона. Быстро поднявшись, Аарон аккуратно свернул пергамент и тщательно спрятал его в сундук Магдалены.

– Приведи здесь все в порядок. А я пойду к губернатору и посмотрю, что мы сможем разузнать, – приказал он по-таински. Потом он схватил пару рейтуз, просторную рубашку и башмаки для верховой езды. Сбросив с себя набедренную повязку, которую он носил, пока пробирался с индейцами по джунглям, он быстро оделся. Его вооружение и меч должны ждать его во дворце, а лошадь стоит в конюшне, и за ней следят так же, как и за другими лошадьми Колона.

– Когда вернулись солдаты? – спросил он Аналу.

– Последний пришел вчера ночью. У них было много пленных, которых отправят через океан и продадут в рабство… или они там умрут. – В голосе таинца звучала давнишняя безысходность.

Аарон кивнул и отправился поговорить с Кристобалем. Диего Колон должен лучше знать, куда делась Магдалена!

Когда он добрался до дворца и получил назад свой меч, ему сообщили, что все собрались на берегу, наблюдая, как снаряжают домой каравеллы, нагруженные рабами и товарами. Аарону было тошно от одной только сцены, которой он пытался избежать, и в то же время, отчаявшись услышать хоть Слово о Магдалене, он прошел небольшое расстояние к заливу, где собралась большая толпа.

Везде царил хаос, и солдаты верхом на лошадях размахивали мечами над спинами закованных в цепи индейцев, многие из которых были ранены и спотыкались. Их приводило в ужас близкое соседство с лошадьми. Они взбирались на борт шлюпок, стремясь уйти подальше от толпы ругающихся белых всадников. Хойеда носился на лошади туда-сюда и отдавал приказы людям, которые грузили в шлюпки рабов.

Аарон высматривал в толпе высокую фигуру Кристобаля. Губернатор, надломленный и измученный болезнью, стоял неподалеку от небольшого холма, а рядом с ним Бартоломе и Диего. Как только Аарон приблизился к ним, Хойеда развернул лошадь и, расчищая себе дорогу сквозь толпу, подъехал к ним. Свесившись с лошади, он хвастливо обратился к Торресу. На лице его расплылась злорадная улыбка.

– Вы видели, как великий Каонабо взошел на шлюпку? Я говорил вам, что поплыву с ним, закованным в цепи!

– Плывите к черту, мне все равно, Алонсо. – Он повернулся к Кристобалю. – Магдалена пропала! Мой слуга сказал, что она не вернулась из госпиталя в тот вечер, когда мы отправились в бегу. – Он посмотрел на Диего Колона, который слегка смутился и отступил назад. – Вы знаете, что с ней случилось? – Аарон угрожающе приблизился к младшему брату.

Кристобаль решительно положил руку на грудь Аарону, чтобы остановить его. Бартоломе, прищурившись, смотрел на Диего.

– Похоже, у тебя с госпожой был разговор. Что она сказала? Говори, мужчина ты или нет! Диего в сомнении покачал головой:

– В тот день, когда вы уехали, у нас был обед. На нем присутствовали дон Лоренцо, несколько членов совета и донья Магдалена. На следующее утро она пришла ко мне с безумным рассказом: обвиняла Лоренцо Гусмана, племянника герцога Медины-Сидонии, в государственной измене. Разумеется, я не мог поверить этому, – оправдывающимся тоном добавил он, при этом следя за Аароном, который подошел ближе к братьям.

– А где сейчас этот великий Лоренцо? – еле сдерживаясь, спросил Аарон, взявшись за рукоятку меча.

– Я… не знаю. Думаю, он и его приятель Гуэрра поехали искать золото, – неловко завершил фразу Диего.

Что говорила Магдалена об измене? Объясни все до мельчайших подробностей. Дама жила при дворе. Она понимала, когда дело доходило до политических интриг, – сказал Бартоломе. Сейчас он выглядел так же зловеще, как и Аарон.

Диего вздохнул и поведал историю Магдалены. Он взмок от пота, пока добрался до конца, и здорово перепугался.

– Вы, наверное, не думаете, что…

Лоренцо Гусман увез ее? – вмешался Алонсо Хойеда.

– Именно так. Он был изгнан своим дядей за какие-то корыстные махинации со святой палатой. Если госпожа это обнаружила, то они наверняка заставят ее замолчать, прежде чем вернутся ее защитники.

Сердце Аарона превратилось в лед и перестало биться.

– Откуда вы знаете что-либо о моем бывшем шурине? – Он встал между кастильцем и его лошадью.

– Мы некоторое время встречались при дворе, – спокойно ответил Хойеда. – Лоренцо – желчный человек. Как-то ночью, едва приехав сюда, он напился допьяна и выложил всю свою поганую подноготную. Тогда этот льстивый придворный шакал рассказал мне все.

– У вас есть хоть какие-нибудь соображения, куда он мог бежать, если боится разоблачения? – леденящим душу голосом спросил Аарон. У пего чесались руки схватить эту тонкую жилистую шею и сдавить ее!

– Я упоминал о вашем друге, – поддразнивающе сказал Хойеда. – О Ролдане. Я даже рассказал Гусману, как этот негодяй устроил собственные владения в Ксарагуа. Наверное, он поехал к Ролдану и забрал вашу жену с собой.

– Но это значит пересечь весь остров! Несколько дней тяжелого труда. Зачем ему так рисковать… Корабли! – Бартоломе сам ответил на свой вопрос.

– Две каравеллы, они во флоте Ролдана, пришвартованы в водах полуострова, – сказал Аарон. – Да, на это он и надеется, поскольку ему не удалось выбраться с Эспаньолы в Изабелле. – Он повернулся к съежившемуся бледному Диего Колону и быстро сказал: – Я обязан жизнью Кристобалю, а Магдалена – Бартоломе. Только поэтому я не убью тебя! Но молись, дон Диего, усердно молись, чтобы моя жена была жива и невредима, когда я доберусь до Ролдана.

В знойном воздухе повисла угроза. Аарон повернулся и, схватив удивленного Алонсо Хойеду за кожаный нагрудник, приподнял его над землей.

– Ты тоже в этом замешан. Я знаю, что Лоренцо Гусман не будет действовать вслепую. Ему был нужен кто-то, кто подсказал бы, как беспрепятственно пробраться к Франсиско. Ты такой же изменник, как Гусман. – Он оттолкнул Хойеду к крепкому, мускулистому Бартоломе, который легко удержал коротышку.

– Я прослежу, чтобы дон Алонсо не отплыл с этим приливом и ни с одним другим, пока ты не вернешься с Магдаленой, – мрачно сказал Бартоломе.

– А ты можешь быть уверен, что твой старый товарищ Ролдан не убьет тебя, если бы станешь злоупотреблять в Ксарагуа? – спросил Кристобаль Аарона. – Возьми несколько солдат, которых поведешь с собой в бой.

– Нет, я быстрее проберусь к касику, если возьму несколько таинцев, которые знают Ролдана. – Аарон увидел, как на лице Кристобаля отразились боль и беспомощность. – Мы все наделали много ошибок, мой друг. Я навредил моей жене и сейчас должен искупить свою вину или умереть, стараясь сделать это. Вы должны восстановить порядок и обеспечить правосудие таинцам.

Алия с еле прикрытой ненавистью смотрела на свою соперницу. Она ничего не предприняла, чтобы стереть с лица злорадное выражение. Приподнявшись одним гибким чувственным движением, она с презрением уставилась на Магдалену.

– Тебе все так же приходится кутать свое тощее тело, чтобы скрыть свое уродство. – Она погладила свои большие груди с откровенным сладострастным бесстыдством и перевела взгляд с Магдалены на Ролдана, который с явным интересом смотрел на их схватку.

Он рассмеялся, глядя на томную обнаженную таинку, нарушавшую обычай, который предписывал замужним женщинам носить юбки.

– Наверное, мужчина предпочитает немного таинственности, чтобы возбуждать свое воображение, когда смотрит на женское тело, Алия, – произнес Ролдан, плотоядно обводя взглядом округлые формы Магдалены, искусно задрапированные в простую хлопковую ткань. – И несмотря на то что у тебя прекрасные данные, – добавил он, бросив мимолетный взгляд на золотистую обнаженную женщину, стоявшую напротив него, – я нахожу интригующим еще раз поиграть в старые придворные игры.

С этими словами он подошел к Магдалене и взял ее руку для галантного поцелуя.

– Вы ведете себя так, словно до сих пор находитесь в Кастилии, – сказала она, не обращая внимания на кипевшую от злобы Алию и оглядывая большой, пышно обставленный бохио. На стенах висело несколько гобеленов, более высокого качества, чем любая вещь в губернаторском дворце в Изабелле, хотя комната была меблирована только низкими деревянными табуретами и стульями странной формы, вырезанными из цельного ствола дерева, какие она видела в деревне Гуаканагари. Современное оружие висело на стенах среди традиционных таинских копий.

Лицо Ролдана осветила усмешка. Он проводил ее к стулу за низким длинным столом, на котором стояло жареное мясо, хлеб из кассавы и сочные дыни и фрукты. Бокалы с красным вином украшали стол, сервированный кастильской оловянной посудой и таинскими глиняными мисками.

– Как видите, я позаимствовал все самое лучшее из двух культур. Это, донья Магдалена, мой королевский двор.

– Но гобелены, посуда… Раскатистый хохот Ролдана прервал ее:

– Я… э… сказал, что позаимствовал их, но, видимо, мне надо было употребить другое слово. Я украл самое лучшее из этих двух разных миров – у вождя Бехечио вместе с его очаровательной невестой, – он провел рукой по надутому лицу Алии, – а также европейскую меблировку и прекрасное вино с нескольких каравелл, команды которых я убедил присягнуть на верность мне, а не Колонам в Изабелле.

– Но это же пиратство!

В ту минуту, как у нее вырвалась эти слова, Магдалена готова была проглотить язык. Ей надо взять этого легкомысленного человека себе в союзники, а не в недруги.

Однако Ролдан, этот великан с кудрявыми волосами и лукавой усмешкой, казалось, пришел в восторг от ее настроения.

– Пиратство, гм-м. – Он поскреб голову, как бы обдумывая ее слова. – Да, я думаю, адмирал посмотрел на это такими же глазами. – Он снова рассмеялся. – Он тоже хотел бы иметь такое продовольствие, но, когда речь заходит о пиратстве, генуэзец не сравнится с добрым кастильцем – будь то на воде или на суше!

Магдалена аккуратно подобрала свою убогую юбку, чтобы как можно больше скрыть ноги, постоянно игнорируя враждебность Алии, восседавшей за столом. Ролдан сел во главе стола, облаченный в просторную белую рубашку и рейтузы. Ноги его отдыхали в мягких лайковых туфлях, шея и руки были украшены искусно сделанными таинскими драгоценностями, самым заметным из которых был тяжелый золотой медальон – символ королевской власти, знак вождя. Убил ли он Бехечио? Магдалена вздрогнула, не желая об этом знать.

Ролдан поднял свой бокал, собираясь произнести тост.

– Я слышал, мой старый товарищ Торрес женился на очень красивой знатной женщине. То, что о вас рассказывали, не было преувеличением, госпожа.

Вы с моим мужем когда-то были друзьями. – У нее мелькнула искорка надежды. До сих пор Лоренцо и его прихлебатель Гуэрра не прибыли на обед. Если бы она только могла убедить Ролдана защитить ее…

– Диего Торрес… но я помню, он предпочитал, чтобы его называли Аарон.

– Вдали от ушей инквизиции он предпочитает данное при рождении имя, – ответила Магдалена.

Ролдан одобрительно улыбнулся:

– Остроумная и красивая. Это бывает редко, очень редко. Как вы можете понять, донья Магдалена, в Ксарагуа нет святой палаты и никогда не будет. Мы с вашим мужем в последний раз переплывали через океан на „Марии Латанте“, а потом вместе служили на Изабелле. Мне он очень нравился, хотя он был человеком адмирала.

Магдалена пригубила вино и пристально посмотрела на Ролдана из-за кромки бокала.

– А вы все еще называете его другом?

– Мы с ним согласились, что Колон – неумелый губернатор. Но мы не сошлись на том, что предпринять по этому поводу. Аарон слишком предан. – Франсиско с минуту внимательно смотрел на нее. – Увы, я боюсь, вы тоже преданы.

Губернатору в Изабелле или моему мужу? – бесхитростно спросила она и вновь была награждена его гулким смехом.

– Вы мне явно нравитесь, – ответил он.

В дверях появился Лоренцо Гусман. Он услышал последний обмен репликами, помедлил, пока ярость пятнами покрыла его бледное лицо. Однако мерцающий сеет факела скрыл это: Лоренцо прочистил горло и подошел туда, где сидели Ролдан и Магдалена.

– Пожалуйста, дон Франсиско, не забывайте, что эта женщина – моя пленница. Она постарается пустить в ход свои ухищрения, как это делала со мной; но она заодно с губернатором.

Ролдан костью от ноги хутии ткнул в сторону Лоренцо и Пералонсо, указывая им, куда сесть, потом прожевал и запил вином. Вытирая рот рукавом, он невесело улыбнулся двум элегантным придворным.

– Я грубый, необразованный парень, который служил в армии во время войны с маврами, дои Лоренцо. Но я бывал при дворе и знаю кое-какие штуки. Никто не обмане! меня, а здесь я касик. Я поступаю, как хочу. – Его карие глаза сверкали темным блеском. Он бросил кость маленькой собачке, которые всегда вертелись под ногами в таинских деревнях.

Гусман почувствовал приступ страха и про себя проклял свою несчастливую судьбу, которая привела его в такую дикую глушь, где правит этот сумасшедший.

– Своим предупреждением о прекрасной Магдалене я вовсе не собирался оскорблять вас, дон Франсиско.

– Алонсо Хойеда расхваливал вас передо мной и говорил, что вы недовольны семьей Колонов. Я нуждаюсь в людях, способных сражаться, дон Лоренцо, – сказал Ролдан, с сомнением глядя на вычурно разодетого придворного.

Глаза Лоренцо стали цвета тарелки, с которой он своим кинжалом деликатно взял кусочек мяса. Его длинное, с резко выступающими скулами лицо не было красивым, но сейчас, при мерцании света факелов, оно казалось высокомерным и значительным.

– У меня не было шанса опробовать мой клинок против мавров, но в Севилье я считался хорошим фехтовальщиком. Я думаю, у вас есть корабли и люди, которые могут повести их назад, в Кадис.

Ролдан пожал плечами:

– У меня есть корабли, но что мне за выгода отсылать их назад? Королевская таможня в любом порту Кастилии конфискует мои товары. Только посланные Колоном корабли плавают с разрешения короля.

На сей раз Лоренцо улыбнулся хитрой кошачьей улыбкой:

– Как племянник Медины-Сидонии, я думаю, что смогу воздействовать на любого таможенника. Ролдан выказал небольшой интерес:

– Значит, вы хотите вернуться домой и нуждаетесь в способах. Возможно, мы сможем договориться, а может, нет. Как быть с женщиной? Забрать жену у Торреса – это безумие.

– Он понятия не имеет, что я взял ее, и не знает, куда я отправился, – беззаботно ответил Лоренцо.

– Вы дурак. Все таинские касики на Эспаньоле поддерживают связь друг с другом. Пройдет немного времени, и весть о рыжеволосой красавице достигнет доброго друга Гуаканагари.

– Тогда убей ее! – завопила Алия. – Она принесет смерть и разрушение всем нам. Убей и выбрось ее тело в море!

Магдалена побледнела, но, прежде чем она ответила, Ролдан сказал:

– В этом я тоже не вижу выгоды. И я не потерплю грызни ревнивых женщин. Донья Магдалена – жена Торреса. Я буду оберегать ее, пока он не придет за ней. – Он помедлил и посмотрел на отрешенное лицо Магдалены. – Если он придет за ней. Какая прекрасная проверка вашей храбрости – вы против Торреса, – сказал он Гусману, хищно ухмыльнувшись.

Гусман побледнел, но взял себя в руки:

Этот человек был принужден жениться на девке. Он не хотел ее в Изабелле. Он не станет рисковать и идти за ней сюда. Она моя, и я не вижу причин…

– Вы совершенно правы, Гусман. Вы не видите причины, ни одной. Здесь вы сидите за моим столом, в моей комнате, под защитой моих солдат. Вы прибежали в отчаянии. А теперь подождите мне в угоду. – Он повернулся к Магдалене: – А сейчас мне угодно посмотреть, придет ли Торрес заявить свои права на эту женщину.

Он не придет, – горько сказала Алия. – Мой сын лежит, он тяжело болен недугом белых людей. Аарон уже ненавидит ее за то, что она вынудила его потерять Наваро. Если мальчик умрет, он никогда не захочет увидеть ее.

– Наваро болен? – Магдалена повернулась к Ролдану. – Я ухаживала за многими, больными лихорадкой, – за таинцами и белыми людьми. Я могла бы помочь. Пожалуйста…

– Нет! – Алия вскочила, устремив взор на Магдалену. – Она из ревности убьет моего сына. Не позволяй ей приближаться к нему!

– Утром ребенок не выглядел больным. Иди и сама ухаживай за ним, если ты считаешь, что он в опасности, – приказал Ролдан fame, взмахом руки отпуская ее. Потом, глядя на Магдалену, произнес: – Не расстраивайтесь. Ребенок не болен сифилисом, как она хотела бы вас уверить. Она наполнена ненавистью к вам и вашему мужу.

– К тому же здесь дон Лоренцо. Потому он и замыслил убить собственную жену и всю ее семью, чтобы завладеть их богатством, – сказала Магдалена, бросая ненавидящий, исполненный презрения взгляд на Гусмана. – Пожалуйста, не позволяйте ему дотрагиваться до меня. – Она смотрела на непроницаемое лицо Ролдана.

– Я сделаю так, как сказал. Никто не тронет вас, пока Торрес и Гусман не разрешат свой старинный спор. Я думаю, ваш муж придет, моя госпожа. Если бы вы были моей женой, я бы пришел. – Он посмотрел на ее вспыхнувшие щеки, потом приступил к еде.

В вашем лагере много больных? – спросила Магдалена, откусывая от ломтика папайи.

Есть несколько человек, и больше среди индейцев, чем среди белых, – ответил Ролдан. Но ничего такого устрашающего, как то, что, как я слышал, происходит в Изабелле.

– Я работала с доктором Чайкой в Изабелле. Я была бы счастлива применить свое умение ухаживать за больными и здесь, если вы мне позволите. – Она затаила дыхание. Это будет означать, что она свободно сможет узнать деревню, завести друзей. И убежать!

– Я не хочу подвергать ее такой опасности. Это не место для дамы, – возразил Лоренцо.

Ролдан насмешливо и недоверчиво покачал головой:

– Вы все еще пытаетесь командовать. Старые привычки с трудом забываются, Гусман. Это не ваш дом, куда вы привезли похищенную даму. Но раз уж она сейчас здесь и хочет помочь моим заболевшим людям, я позволю ей делать это.

Алия бесстрастно наблюдала, как умирает девочка. Это была девочка примерно такого же возраста и роста, как и Наваро, которую поразил странный сифилис, вызывавший высокую температуру и безобразную красную сыпь. Болезнь убила уже многих людей ее племени. Она дала плачущей матери завернуть ребенка в хлопковые пеленки, потом с притворным сочувствием положила руку на плечо женщины и сказала:

– Я предам ее огню, а ты отдохни. Ты сама больна.

Женщина, больная, подавленная, подозрительно посмотрела на жену вождя. Касик Бехечио был изгнан из деревни человеком по имени Ролдан, который больше года жил в прибрежных горах. С маленькой группкой последователей, таинцев и бородатых белых, Ролдан бросил вызов Бехечио на следующий день после его свадьбы с Алией, Когда победил белый человек, женщина королевского рода соединилась с ним, стала его любовницей и подарила ему медальон Бехечио.

– Почему ты хочешь увидеть, как будет гореть, моя дочь?

– А твоим земи нужен ее пепел? – спросила Алия, зная заранее, что погребальные урны в этой хижине уже наполнены пеплом трех сожженных маленьких детей этой женщины. Она потеряла троих своих сыновей и мужа. А теперь в ней тоже бушевала лихорадка. Что могло иметь для нее значение?

– Возьми ее, – сказала женщина, передавая маленький туго спеленутый сверток этой таинственной принцессе из Марьены.

Когда спустилась ночь, Алия еще раз накормила Наваро, чтобы он не был голодным, не закричал и не разбудил кого-нибудь. Он смотрел на мать любопытными голубыми глазами, глазами Аарона, а Алия выскользнула из лагеря, пристроив на бедре завернутого в одеяло ребенка. Ночной воздух был едким до тошноты от погребальных костров. В этот день умерло много детишек. Завтра здесь будет еще один, подумала она с легкой жестокой улыбкой, изогнувшей уголки ее губ.

Она посмотрела на мрачный оранжевый отблеск неба, вошла в джунгли, оставив позади себя причитающих плакальщиц, и тьма поглотила ее.

– Ванара, ты здесь? – прошептала она, как только ее глаза привыкли к темноте.

Из-за пальмы появилась полная пожилая женщина.

– Да, принцесса, я готова. – Она подошла ближе. На ней был тяжелый пояс, наполненный вещами, которые она должна была взять в дорогу. Она боялась идти, но еще больше боялась остаться и не подчиниться сестре своего касика, своей кузине Алие.

Женщины вдвоем брели в темноте, пока не поднялась луна. Наваро зашевелился, потом снова уснул.

– Это очень трудное дело, на которое вы решились, моя принцесса, – произнесла Ванара.

Лицо Алии казалось шероховатым при резком лунном свете.

– Но я должна это сделать. У Наваро будет хорошая жизнь. Мне это обещал человек с огромных лодок Ролдана, с которым я познакомилась.

Этот человек расхаживал по берегу, испуганный тем, что оказался на мятежной территории. Что за безумие овладело им, что он ждет ее здесь? Его корабль оказался прибитым к этому берегу, он здесь искал укрытия от бури и понятия не имел, что оказался в восставшей крепости. Ролдан позволил им отплыть, после того как отобрал у них дань – почти половину бразильского дерева, что они нарубили. Встретив белого касика, он тогда же познакомился и с таинственной Алией и ее голубоглазым ребенком. Она бегло говорила по-кастильски и поведала ему невероятную историю.

Вдруг он услышал, как что-то зашуршало в кустах. Кровь его застыла. Он посмотрел на шлюпку, выброшенную на блестящий белый песок. Волны нежно ударились о ее борт. Может, ему убежать? Потом две таинские женщины вышли на берег и побрели по песку. Он вздохнул с облегчением, увидев ребенка. Мужчин с ними не было.

– Я принесла его, – сказала красивая таинка. – Ты говорил, как он красив. – Она протянула ему спящего Наваро, чтобы мужчина посмотрел на мальчика.

Педро де Лас Касас посмотрел на лицо ребенка. Даже при лунном свете он мог увидеть печать белого отца на личике младенца.

– А ты уверена, что отец не хочет его? Он прекрасный мальчик, – тихо сказал Педро, гладя рукой густую шапку черных волос.

– Нет, его отец не примет его. Я вынуждена жить с жестоким человеком, который убьет его. Ты обещал забрать его через океан – туда, где его научат обычаям белых людей. Когда он вырастет, скажи ему, что его отец не любил его. А мать любила, но не могла оставить с собой. – С этими словами Алия погладила спинку сына, потом крепко прижала к себе на мгновение, а затем с глубоким вздохом отдала его в руки Ванаре. – Она поедет с ним. Она может кормить его и заботиться о нем.

Лас Касас взглянул на потную няню, державшую на руках ребенка. После мгновения раздумий он вздохнул и сказал:

– Пойдем со мной. Я увезу ребенка в Кастилию.

Алия стояла на берегу: маленькая фигурка в мерцающем лунном свете следила, как шлюпка становилась меньше, а люди на ней гребли к поджидавшему кораблю. В шлюпке сидела Ванара, держа на руках Наваро.

Алия смотрела, как она взбирается на борт тихо качавшейся на волнах каравеллы, чей силуэт вырисовывался на горизонте. Тоненький леденящий плач протестующего малыша пролетел по воде и донесся до нее. Алия повернулась спиной и вошла в джунгли.