– Таинцы – всего лишь вьючные животные, – с презрением ответил Хойеда. – Говорю же, что наказание отрезать укравшую руку справедливо, потому что они пытались удрать с двумя корзинами, наполненными тонкими льняными рубашками.

– Вряд ли стоит калечить людей из-за двух корзин нижнего белья, – неприязненно сказал губернатор. – Наверное: произошло недоразумение. У этих людей была возможность украсть гораздо более ценные вещи, однако они не сделали этого. Он повернулся к Аарону. – Допроси их и послушай. Что они расскажут.

Аарон прошел мимо Алонсо, высокомерно, не замечая коротышку. Он присел на грязную землю и попросил одну из женщин, стоявших в толпе, принести ему воды. Предложив освещающее питье старшему таинцу, он расспросил его, потом задал несколько коротких вопросов тому, что помоложе. Когда он встал, лицо его было темным от гнева.

– Этих людей, вместе с дюжиной других таинцев и их женщинами, заставили поехать с золотоискателями Хойеды. Когда один из них попытался бежать с нудной работы просматривать потоки воды ради кусочков золота, ему отрезали нос. Другому отсекли ухо. Все солдаты бросили жребий и разобрали себе по таинской женщине – против их воли. Эти молодые люди несли легкие корзины с одеждой. Когда их от остальных отделила река, они бросили ничего не стоящий груз в джунгли и постарались убежать в свою родную деревню, чтобы предупредить касика о прибытии этих представителей короны.

– Это ложь! – возразил Хойеда. – В Севилье я убивал людей за такое оскорбление!

– Это не Севилья. Я здесь губернатор и заявляю, что справедливо лишь милосердие. Нам надо, чтобы таинский народ помогал нам выжить, а нашей колонии – процветать. Мы не добьемся много, если будем делать из них вьючных животных или насиловать их женщин. Я делаю вам замечание, дон Алонсо, так же как и командору Маргариту – перед тем как он вернулся в Кадис, mi о я больше не потерплю дальнейшего насилия над этими людьми. Они могут стать хорошими слугами, если им честно платить и относиться с христианской добротой. Но они не наша собственность, чтобы делать из них рабов. – Губернатор повернулся к Аарону. – Освободите их, пожалуйста, командор Торрес.

– Еврей и генуэзец – как вы хорошо сработались! – процедил Хойеда, сплюнув в грязь возле ног Аарона, потом повернулся и зашагал прочь, рассекая толпу, как коса.

– Вы нажили себе злейшего врага, мой друг, – сказал Аарон Кристобалю. Колон устало улыбнулся:

– Боюсь, это не первый и не последний мой враг. Присмотри за нашими парнями здесь, а потом приходи ко мне. Обсудим новости, которые принесли твои таинские разведчики из лагеря Каонабо.

Мой дражайший отец!

С тех пор как мы вернулись в Изабеллу, появилось очень много того, что с каждым разом становится все труднее выносить. Синие глаза моего сына Навара выдают в нем Торреса, но я все равно не могу претендовать на него. Мне больно из-за потери сына, которого пришлось оставить. Как должно быть тяжело для тебя отправить Матео в далекую Барселону. До меня только дошло последнее письмо дяди Исаака. Молю Бога, чтоб сын Матео Алехандро скорее соединился бы с родными во Франции. И тогда, если только Наваро был бы здесь со мной, то, по крайней мере, хотя бы дети нашего рода оказались в безопасности.

Бог воспользовался твоим братом как орудием, свершив правосудие над Бернардо Вальдесом. Я не думаю, что ты будешь превозносить это возмездие так, как если бы это сделал я. Пожалуйста, прости меня, что я рад его сожжению. Странно, но Магдалена, похоже, разделяет мои чувства, что отец ее получил по заслугам. Она по-настоящему ненавидела его, но разве она рассказала мне о своей дружбе с тобой? Могло бы показаться, что любила тебя и мать. Но я боюсь слишком вникать в ситуацию, потому что до сих пор не доверяю ей. Она обладает какими-то колдовскими чарами, которые пугают меня. Вот если бы я только мог как-нибудь, хоть по какому-нибудь знаку от тебя понять, что ты действительно хотел, чтобы я женился на ней.

Аарон положил перо и провел пальцами по волосам. Весь прошедший год он продолжал преданно разговаривать с Бенджамином в своем дневнике. Он словно был обречен делать это, как будто были какие-то таинственные причины, заставляющие его поверять бумаге историю своей жизни.

– Быть может, когда-нибудь я стану мудрее и пойму, что это за причины, – пробормотал он.

Был поздний час, и он писал при неровном свете свечи, сидя на резном стуле в углу их дома, а Магдалена спала на высокой кровати в другом конце комнаты.

Магдалена. Его жена. Он не мог смотреть на нее даже спящую, ибо сгорал от желания разбудить ее крепкими страстными поцелуями. Он слишком часто так и делал и занимался с ней любовью как собственник. Он думал: а была ли когда-нибудь такая всепоглощающая телесная связь между его родителями? Конечно, у него и Магдалены нечем было сцементировать свои отношения. И если даже Бенджамин простил ей ненавистную кровь Вальдесов и аморальное прошлое, то Аарон не мог.

«Сколько у тебя было любовников, Магдалена? Сколько было мужчин там, при дворе? В Севилье?» Эта мысль все больше терзала его, даже если он силился отгонять любую идею о ее возможной причастности к гибели его семьи. Но в отличие от Алии, льстивым речам которой Аарон мог сопротивляться оставить свою жену он был не в силах.

– Неужели это только потому, что она моя жена? – прошептал он в густой ночной воздух. Снаружи шел дождь, выбивая тихую барабанную дробь по крыше. Ночь ничего не могла бы ему сказать в ответ. Он аккуратно закрыл дневник и положил его в седельную сумку, потом задул свечу и в темноте подошел к кровати.

Бартоломе Колон нервно расхаживал в библиотеке брата. Это была маленькая комната, наполненная книгами на латинском и кастильском, а также свитками карт и различными навигационными приборами. Кристобаль сидел, спокойно проверяя судовой квадрант, и дал Бартоломе разрядиться.

– Меня очень беспокоят новости Торреса о Гуаканагари. Если Каонабо убедит других касиков присоединиться к нему, это принесет много бед для нашей колонии, но если он найдет себе союзников с такими бессовестными лжецами, как Хойеда или Ролдан, тогда наше положение станет еще более непрочным. У них такое же оружие и мастерство, как и у нас! Бартоломе посмотрел на Кристобаля. Губернатор, собиравшийся продолжать исследования на материке и сытый по горло пререкающимися кастильскими дворянами, предпочел бы оставаться адмиралом.

– Алонсо Хойеда чересчур злобный, чтобы с ним стал союзничать любой из вождей племени таинцев. Все, что он может сделать, – это поднять их на восстание против всех белых людей.

– Тогда его надо остановить! Хойеда открыто не подчинятся тебе как губернатору Эспаньолы и представителю их величеств в Индии. Речь идет об измене, Кристобаль!

Глаза старшею Колона сделались печальными.

– Да, евреям и генуэзцам, – сказал он. – Сколько лет я жил в Севильей Кордове, посещая королевский двор? Я был так же предан монархам, котoрые поддержали мое предприятие, как и Диего Торрес, который сражался против их стадийных врагов в Гранаде.

– Да, и посмотри, какова была его награда! Вся его семья убита и изгнана этими же самыми монархами. Новые христиане, евреи, генуэзцы – все мы чужаки для таких людей, вроде тех кастильских павлинов – для всех испанцев, но король с королевой возложили на тебя ответственность за эти колониальные владения, несмотря на то что ты генуэзец. Если ты хочешь сохранить нашу семью, как губернатор них мол, ты должен подавить восстание. Начни с Хойеды. А как насчет этого негодяя Ролдана?

Услышав с порога страстную речь Бартоломе, Аарон вошел в комнату и сказал:

– Пусть Бехечио, касик Ксарагуа, остерегается Франсиско, который однажды станет править отдаленным полуостровом. Немудрено для нас забраться так далеко на юг и на запад и тревожить льва Ролдана в его логове. Слишком много неладного здесь. Мы не можем растягиваться такой тонкой линией.

– Ты знаешь этого парня? – скептически спросил Бартоломе.

Аарон улыбнулся:

– Вполне. К Ролдану смогут обратиться, а может, даже станут подкупать, чтобы он покорился королевской власти, если ославить его в покое. – Он сел за большой стол напротив губернатора, заинтриговав Бартоломе. – Мы должны бояться Каонабо, если он возьмет себе в союзники других касиков из глубинных районов островов: провинции Сигуайо, Магуа и Магуана намного ближе к Изабелле, чем Ксарагуа. Если Хойеда будет продолжать то, что начал Маргарит, тогда все эти касики пойдут за Каонабо. И даже без современного оружия они могут устраивать страшные засады, неожиданные нападения, пользоваться огнем. И они первыми пойдут против нашего единственною преданного друга.

– Гуаканагари. – тихо сказал Кристобаль. Да, он был верен их величествам. Без его помощи мы все бы погибли при кораблекрушении «Сайта-Марии».

– У тебя есть план, как сотрудничать с Каонабо, прежде чем он объединит всех касиков? – спросил Бартоломе Аарона.

– Да, надо начать с того, чтобы остановить Хойеду и других, подобных ему, чтобы они прекратили порабощать, насиловать и грабить таинцев. Если мы обустроим и сделаем мирными внутренние районы островов, мы сможем стать союзниками с Гуаканагари и противостоять Каонабо. У него будет намного меньше отходных путей, если каждый помешанный на золоте кастильский аристократ на Эспаньоле не будет скакать по холмам и долинам с мечом и арбалетом, направленными на индейцев. – Аарон помолчал и мрачно улыбнулся, припомнив урок, данный Магдалене, когда он заставил ее заниматься тяжелой грязной работой на поле. Мы должны начать с того, чтобы включить каждого здорового мужчину в Изабелле в par боту.

– У нас много больных, – с несчастным видом произнес Кристобаль.

Аарон нахмурился:

– Я поговорю с доктором Чанкой, почему они болеют. Они должны научиться есть хлеб из кассавы, свежую рыбу, ямс, пить чистую воду. Хватит пить кислое вино и есть протухшую свинину. Это новая земля. Мы должны приспособиться к ней, иначе погибнем. Если вы дадите мне полномочия действовать, я дам вам много здоровых людей, пригодных к работе и желающих выполнять ее.

Бартоломе удивленно поднял брови:

– Вряд ли желание работать руками менее важно, чем здоровье, чтобы делать это.

Вы наделите меня официальной властью как представителя короны? – спросил Аарон обоих братьев.

Бартоломе кивнул, положив руку на рукоятку меча, но Кристобаль казался встревоженным. Всегда спокойный и решительный, сейчас он показался ему измученным, хрупким.

– Он хочет наносить на карты новые земли, быть на борту корабля, а не сражаться в этих ничтожных политических баталиях», – с грустью осознал Аарон.

Кристобаль, вздохнув, встал. Боль в суставах, это постоянное несчастье со времени его возвращения в Палос в 1443 году, теперь ежечасно разрушала его тело. Высокий худой человек выпрямился и, явно приложив усилие воли, прошел к окну. Обернувшись, он сказал:

– Нам надо делать то, что нужно, Диего. Ты здесь под началом Бартоломе. Каков твой план?

– Хойеда все еще в Изабелле, собирает горстку ничтожных аристократов, чтобы поехать в глубь острова и отыскать золото. Дайте мне сначала поработать с ним.

– Он влиятельный придворный. Его патрон герцог Медина-Сидония. Будь с ним осторожен, Диего, – предупредил Кристобаль, который боялся за своего молодого обращенного друга, как за себя.

Пока мужчины строили планы и спорили, Магдалена предприняла то, что давно собиралась сделать, – она сходила в госпиталь к доктору Чанке. Умудренный опытом, старик доктор был в восторге от ее медицинских познаний и крепких нервов – он преодолел в себе предубеждение, что женщины, и тем более благородного происхождения, не могут лечить болезни. Она целый день провела, готовя настойки из коры, которые вливала потом с ложки в стиснутые лихорадкой губы, делала припарки, которые вытягивали яд из ран.

– Вы можете общаться с ними, госпожа, – сказал доктор, – Я видел, как таинцы использовали определенные растения и травы, которые вроде бы лечили их недуги, но, увы, языковой барьер не дает мне возможности еще многому научиться.

Магдалена, улыбаясь, протирала губкой мучившегося от лихорадки мужчину, который на рыбалке поранил ногу об острую скалу.

– Я почти месяц жила среди людей Гуаканагари вместе с моим мужем. Я мало знаю их язык, муж – прекрасно. Он смог многое рассказать мне, а многие из деревенских целителей еще большему научили меня. Боюсь, они учат наш язык гораздо лучше, чем мы их.

И многое от этого теряем, – пробормотал Чанка, передвигаясь к следующей койке, чтобы обследовать человека, который согнулся пополам от приступов кровавого поноса. – Я бы хотел попробовать немного той настойки из коры, которую вы сварили на улице, – сказал он, взглянув на Магдалену. Та кивнула и поспешила принести горькую жидкость.

На исходе дня, когда Магдалена вышла из двери большой постройки из тростника, она была такой же измученной, как после того дня, что провела на плантации маиса вместе с Танеей. Но в отличие or того неудачного злоключения здесь работа имела смысл. Вряд ли она могла ждать, пока возвратится домой и начнет копаться в написанных на латинском медицинских трактатах, которыми снабдил ее.

Бенджамин, или некоторых арабских, которые были у Аарона. Он мог бы перевести их для нее. Так будет, грустно признала она, если он не запретит ей снова пойти в госпиталь.

Сейчас, когда он нанял таинскую девушку, чтобы она стирала на них и готовила пищу, Магдалене нечего было делать. Даже несмотря на неприязненное отношение к праздным придворным, она всегда ненавидела то, что считала трудной работой.

– Он должен позволить мне продолжать работать здесь. Пресвятая Дева, он хочет, чтобы я вовсе не вмешивалась в его жизнь, – горько прошептала она себе, набросила на плечи плащ и побрела вниз по улице. Ее охранник, один из друзей Луиса Торреса по имени Аналу, шел позади. Они пробирались по замусоренным улицам Изабеллы.

Когда Магдалена приблизилась к дому, к ней неожиданно подошел аккуратно одетый Алонсо Хойеда. Бархатный камзол с алой отделкой на рукавах и тяжелым мечом казались слишком массивными для его худой гибкой фигуры. Пронзительные жестокие глаза светились умом; он положил свою удивительно сильную руку на ее запястье.

– Добрый вечер, донья Магдалена, – сказал он с манерным поклоном, который так противоречил грубой хватке его руки.

– Добрый вечер, дон Алонсо, – ледяным тоном ответила она, пытаясь вырваться. К ним подошел Аналу, угрожая нападавшему, но она отстранила слугу. Несмотря на силу таинцев, оружие низкорослого человека намного превосходило простое копье Аналу.

Дон Алонсо оценивающе ел ее глазами:

– Почему, ради всех святых, могла придворная дама выйти замуж за Аарона Торреса?

– Вы знаете моего мужа? – спросила она, пытаясь решить, что делать. Ведь наверняка Хойеда не считал себя оскорбленным поклонником после единственной встречи с ней за обедом!

Его лицо ожесточилось.

– Новый комендант, – он с презрением подчеркнул должность Аарона, – и я мы с ним знакомы, да. Он может забрать дворянина из Андалузии и заставить его якшаться с простыми каменщиками и крестьянами, вынудить его рыть канавы и сажать пшеницу!

На губах Магдалены появилась улыбка: она вспомнила, как Аарон отправил ее к Танее.

– Я тоже работала на полях. Боюсь, в Изабелле избыток дворян и намного меньше рук, чтобы обрабатывать землю.

– Ха! Мы здесь для того, чтобы разбогатеть – золото, жемчуг, специи – все богатства Индии, вот что привело нас сюда, а вовсе не для того, чтобы стать колонизаторами этого ада, да поможет мне Бог вернуться в Кастилию!

– Я предпочитаю жить и работать здесь, даже если бы золота вообще не было. А если вы не?????? – она показала рукой на залив, где со свернутыми парусами на волнах покачивалось несколько каравелл, – садитесь на корабль и прямо сейчас возвращайтесь в Кастилию.

Она попыталась пройти мимо него, но его рука опять вцепилась в ее локоть.

– Не раньше, чем я получу свое золото, – огрызнулся он.

– Какое отношение к этому имею я? – спросила она. Ей не нравился оборот, который принял их разговор. Она просунула свободную руку к себе пол плащ, чтобы вытащить кинжал, но прежде чем кто-либо из них пошевелился, вмешался другой голос.

– Хойеда! Ты маленькая личинка, выползшая из зада гнилой свиньи, отпусти мою жену и вытащи меч!

Из тени, отбрасываемой двумя домами, вырос Аарон.

Пробормотав проклятие, кастилец оттолкнул Магдалену и, повернувшись лицом к своему рослому противнику, обнажил меч. И если Магдалена считала его маленьким или слабым, то она вскоре убедилась, что внешность обманчива, ибо Алонсо Хойеда был быстрый, как молния, коварный и умелый фехтовальщик. Двое мужчин яростно рубили друг друга, а звон стали разносился в вечернем воздухе.

Вскоре собралась толпа, многие были приспешниками Хойеды, несколько человек, преданных губернатору и его коменданту. Магдалена стояла с Аналу и маленькой группкой перепуганных таинскнх мужчин и женщин. Она сжимала рукой кинжал и была готова сразиться с каждым, кто причинит зло Аарону.

– Ты слишком хорошо дерешься на мечах, чтобы растрачивать свой дар, калеча беззащитных таинцев из-за золота, которого у них нет, – сказал Аарон, парируя выпад Хойеды и наступая на него с ответной атакой. При этом он проткнул рукав его дорогого камзола.

– А ты слишком занят общением с этими дикарями, чтобы знать про золото, – ответил Хойеда, возобновляя атаку, несмотря на несколько кровоточащих ран на руках и груди.

– В глубине острова нет залежей золота, но только смерть, – сказал Аарон. Он нанес сильный удар и чуть не отрезал один тяжелый рукав, сильно ранив левую руку Хойеды. – И я накажу тебя такой же смертью за то, что тронул мою жену.

– Ты собирался заставить меня копать, как крестьянина. Я всего лишь пытался просить знатную придворную даму, чтобы она помогла остановить твое безумие, – ответил тяжело раненный низенький кастилец. Он уже понимал, что проиграл поединок. Будь прокляты длинные руки этого маррана!

Аарон нанес серию болезненных ударов и почти разоружил Хойеду, который был вынужден признать, что его по-настоящему перехитрили, а сейчас победитель всего лишь забавляется с ним, прежде чем убить. У этого маленького петушиного гребешка хватает мужества, неохотно признал Аарон, хотя он был в ярости из-за того, что Хойеда пристал к Магдалене.

Но вот толпа, которая веселилась и заключала пари, кто выиграет поединок, расступилась, и небольшой круг, где бились мужчины, заполнила внушительная фигура губернатора.

– Похоже, ты проигрываешь, Алонсо. Я рекомендую тебе сдаться. А тебе, Аарон, советую тоже оставить это. – В голосе Кристобаля зазвучала его прежняя сталь. Бартоломе и еще несколько охранников из двора губернатора стояли за его спиной. Оба соперника медленно опустили мечи. Аарон был весь мокрый от пота, Алонсо – от крови, но в его глазах все еще сверкала неукротимая гордость. Он повернулся к губернатору:

– Я не буду крестьянином и не стану рыть канавы!

Тогда, быть может, я смогу предложить тебе работу, которая будет больше по душе, – сказал Бартоломе. – Распусти свои личные отряды золотоискателей и следуй за нами. Согласен?

Рука Аарона легко легла на рукоятку меча, когда он услышал это предложение.

– Что, уже дошло до этого? – тихо спросил он.

Да. Гонец от Гуаканагари прибежал ко мне сегодня днем. Что ты предрекал, оказалось правдой.

– И нам нужны все здоровые мужчины, какие только здесь есть, – сказал Бартоломе, сурово глядя на Хойеду.

Скрытая радость, засветившаяся в глазах Хойеды, выдала его восторг от перспективы борьбы, в которой он может себя лучше проявить.

Я буду сражаться на вашей стороне против таинцев, – сказал он, переводя взгляд с Колонов на Торреса, чтобы оценить его реакцию.

– Вы будете сражаться с таинцами Гуаканагари. Против армии Каонабо. И запомните это своей надменной маленькой головкой, – зловеще сказал Аарон.

После того как Хойеда поклонился губернатору и Магдалене, он ушел, высоко подняв голову и твердо ступая, несмотря на то что его когда-то великолепная одежда была вся разрезана, а тело покрывали неглубокие раны.

– Мне не придется по вкусу подставлять ему спину в тесном рукопашном бою, – пробормотал Аарон Бартоломе.

Согласен. Ему будет предоставлено почетное место возле меня, подальше от всех его парней из Севильи, – с мрачной улыбкой ответил Бартоломе.

Поединок закончился, и толпа разбилась на части, а потом рассыпалась. Колоны и их охрана, отвесив несколько любезных поклонов Магдалене, удалились, пообещав на рассвете увидеться с Аароном.

Аарон устремил ледяной взор на жену.

– Ты собиралась пронзить дона Алонсо, как тех двух грубиянов на площади? – спросил он, глядя на кинжал, который она все еще сжимала в руках.

Покраснев, она вложила его в ножны, спрятанные под плащом.

– Только если бы Хойеда стал для тебя опасен, – ответила она и направилась к их дому.

– Ты лучше сама берегись разных опасностей, маленькая дурочка! Я уже говорил тебе, чтобы ты без меня не ходила по городу. Ты опять без моего разрешения была в том госпитале, не так ли?

– Если доктор Чанка может использовать мои знания, почему ты не разрешаешь мне помочь ему? – спросила она, презирая себя за умоляющие нотки, которые проникли в ее голос.

«Ты можешь пораниться или подхватить лихорадку!» Он не хотел, чтобы она видела, как он боится за нее, поэтому грубо ответил:

– Ты останешься в нашем доме, чтобы не подстрекать никого и не получить еще увечий. Мы с Бартоломе должны уехать из Изабеллы. Некому будет защищать это красивое тело, пока мы будем в глубине острова.

– А что мне делать? Сидеть и чахнуть? Для меня в Изабелле нет другой полезной работы, как только использовать мои познания в медицине, Бенджамин учил меня и даже дал книги. Ты видел, как я читала их. Он считал меня хорошей ученицей. Боль от их взаимоотношений и потери отца заставила его жестоко стиснуть ее запястье, и он отрывисто прошептал:

– Ты сейчас не студент, который зубрит медицину в Севилье. Ты сама захотела поехать за мной в это опасное место. Л теперь сиди дома и чахни! Может, ты беременна. Ребенок занял бы все твое время. Выполняй работу жены.

Она вздрогнула, словно он ударил ее, но вошла в дом.

– Если я не беременна, то это не твоя вина, я знаю. Ты не ограничиваешь себя в исполнении супружеских обязанностей. Ко всем моим грехам добавь еще бесплодие. Аарон! У тебя есть сын, которого ты не можешь потребовать. Возможно, будет лучше, если я вернусь в Севилью. Тогда Алия, без сомнения, отдаст тебе Наваро, а ты избавишься жены, которая приносит тебе одни неприятности Она повернулась и подошла к окну, всеми силами стараясь удержаться от слабых женских слез.

– Ты не можешь вернуться в Севилью, – резко скачал Аарон. – Власти конфисковали все богатство твоего отца. Святая палата вполне может допросить тебя о причастности к его делам. Они могут отправить тебя на костер.

– Тогда ты будешь свободен, – сказала она сдавленным от слез голосом.

– Не будь дурой!

Аарон корил себя за то, что так поддался ее чарам. Она была избалована, капризна и упряма и не хотела быть украшением. Разумеется, сейчас он не помнил, что когда-то презирал ее за то, что она была такой. Логика и разум оставляли его: он обнял ее, а она повернулась к нему. Слезы сверкали в ее ярко-зеленых глазах.

Пробормотав проклятие, он взял ее лицо в свои руки и подтянул к себе, чтобы дико, страстно поцеловать. Она стиснула руками его плечи и ответила на поцелуй. Они оба ощущали вкус ее соленых слез, а потом легли на высокую кровать, стоявшую возле окна.

Тишина рассвета была нарушена хрипло кричавшими попугаями, а потом мягким шелестом пышных тропических растений. Длинная цепь обнаженных таинцев шагала по густому мягкому ковру из влажных листьев и мха. Мужчины и женщины шли один за другим по крутой извилистой тропе, двигаясь волнообразно, как змея. У них была определенная цель, шаг решительный и непоколебимый. И вот их вождь добрался до края джунглей.

Острый выступ навис над большим озером, глубоким и безмолвным, как сама смерть. Воды его были черные, с глубокими тенями от крутых гор, окружавших озеро и прятавших от глаз белых пришельцев.

Каонабо подождал на краю, пока все подходившие по одному его люди не заполнили голый скалистый выступ высоко над озером. Еще шаг вперед, и он разбился бы насмерть в темных ледяных водах, находившихся в сотне футов внизу. Их лекарь сказал, что земи спят в этой призрачной бездонной глубине. И было бы мудро не тревожить их до поры. Но сейчас все изменилось. Ничто из того, что могли бы сделать земи, не могло пересилить того зла, которое им принесли белые люди, пришедшие к ним. «Пусть старые духи проснутся», подумал он. Его похожие на вулканическое стекло глаза засверкали на умудренном лице, он ром, как само время. По странному контрасту его тело было все еще гибким и сильным, хотя он миновал средний возраст таинцев.

Касик подождал, пока все встали вокруг него полукругом у края скалы. Потом снял с шеи золотое ожерелье с тяжелым плоским продолговатым медальоном, символом его королевской власти. Подняв его высоко над головой, он подставил медальон лучам утреннего солнца, Золотые блики отразились на лицах всех собравшихся вокруг нею людей. Каждая пара глаз устремилась на него.

– Это бог наших врагов! – закричал Каонабо. – Золото! – Он помолчал, посмотрел на своих придворных, их жен и детей, все они были богато украшены своими лучшими драгоценностями. – Они ищут этого великого бога – золото – везде, куда бы ни пошли. И где они находят его, там и остаются. Если он прячется в скалах или на земле, они находят его. Если мы проглотим его, они вспорют нам животы и достанут его оттуда.

Среди собравшихся поднялся тихий ропот, похожий на приближающийся ураганный ветер. Люди подождали, пока Каонабо заговорит вновь. Все были зачарованы его сверкавшими глазами.

– Давайте бросим его в воду, туда, вниз, чтобы теми держали его там в заключении. Когда его с нами не будет, белые люди забудут про нас. – Его лицо сморщилось от ненависти. Каонабо улыбнулся холодной мертвящей улыбкой и швырнул бесценные символы королевской власти в чернильно-черные воды озера. – Земи запомнят белых людей, которые потревожили их. Давайте нарушим их сон!

С этими словами он сорвал с себя свои браслеты и кольца в носу, потом пояс с талии и бросил все по в озеро. Все мужчины и женщины в свою очередь сделали то же самое. Они снимали с себя каждую золотую вещицу и торжественно бросали в темную воду, которая теперь, казалось, пришла в движение, покрылась рябью, расплываясь широкими кругами. Тут над озером и над вершиной горы поднялось солнце и озарило каждого стоявшего на утесе человека кроваво-красным светом.