Магьер метнула на него подозрительный взгляд.

– С каких это пор ты стал приверженцем чистой одежды?

– Не стал, а всегда был, – оскорбленно поправил Лисил.

– Ты мне голову не морочь, – саркастически хмыкнула Магьер. – Я ведь знаю, что у тебя на уме, а потому сразу говорю: даже и не думай. Мы не станем обрабатывать еще одну деревню. Я ушла из дела – и точка.

Вслед за Лисилом она сошла с тракта, затем вдруг запнулась, неуверенно огляделась.

– Что такое? – спросил полуэльф.

– Сама не знаю. – Магьер покачала головой. – С тех пор как зашло солнце, я не могу отделаться от чувства, что кто-то… – Она оборвала себя.

– Что – «кто-то»? – переспросил он.

– Да ничего. Устала я – вот и все. – Магьер пожала плечами. – Давай станем поближе к дороге – слишком уж тяжело тащить тележку через кустарник.

С закатом быстро похолодало, и Лисил уже продрог, а потому поспешил выбрать подходящую для стоянки прогалину. Магьер вынула из мешка выщербленный котелок, достала чай, сушеное мясо и яблоки, а Лисил расчистил на земле место для костра и проворно развел огонь.

Хотя он держался спокойно, на душе у него было тяжело. Вот и снова они весь день провели в обыденных хлопотах, толком так и не поговорили. А ему очень хотелось обсудить кое-что еще, кроме обустройства стоянки.

– Помочь тебе привезти сюда Мальца? – спросила вдруг Магьер.

– Да нет, не нужно. Он и сам дойдет.

Лисил вернулся к тележке и тонкими смуглыми руками обнял за шею дремлющего пса.

– Просыпайся, малыш, пора подкрепиться.

– Как он там? – окликнула Магьер.

Пес мгновенно открыл глаза и, радостно заскулив, облизал лицо Лисила. Затем вывернулся из хозяйских объятий и, легко выскочив из тележки, затрусил прямиком к костру и ужину.

– Сама увидишь, – отозвался Лисил. – По мне, так ему уже до чертиков обрыдло трястись в тележке.

Лисилу всегда казалось странным отношение Магьер к Мальцу. Она ни разу не погладила пса, да и говорила с ним редко, зато неизменно заботилась о том, чтобы он был сыт и по возможности обихожен. Лисил, с другой стороны, с удовольствием возился и играл с Мальцом, но в те давние дни, когда с ними еще не было Магьер, псу частенько приходилось самому добывать себе ужин, потому что легкомысленный хозяин просто забывал его покормить.

Лисил распряг ослика, привязал его там, где трава погуще, и вернулся к костру.

– Пол-лиги назад мы миновали боковую дорогу, – как бы между прочим заметил он, наливая из бурдюка воду в котелок, чтобы вскипятить чай. – Вполне возможно, что эта дорога ведет к деревне.

– Если ты хотел там заночевать, мог бы сказать об этом и раньше, – тем же безразличным тоном отозвалась Магьер.

– Да не хотел я… – Лисил осекся, разозлившись наконец на это вежливое безразличие. – Ты прекрасно знаешь, что я хотел! Пускай мы уже не в Стравине, но ночи в здешних деревнях такие же темные. Мы проходим мимо прибыльного дельца только потому, что тебе, видишь ли, расхотелось работать! Хочешь купить таверну? На здоровье! Только не пойму, с какой стати нам уходить из дела без гроша в кармане?

– У меня в кармане грошей достаточно, – напомнила Магьер.

– А у меня – нет! – Лисила не на шутку взбесило ее хладнокровие. – У меня всего-то и есть, что доля с одной деревни, а ты даже не предупредила меня, что хочешь выйти из дела. Кабы я это знал заранее, я бы тоже позаботился о своем будущем.

– Это вряд ли, – сказала Магьер. Голос ее был все так же ровен, и на Лисила она не смотрела. – Дарилинское красное – вино не из дешевых, а не будь вина, ты нашел бы, с кем сыграть в карты, или же проникся бы жалостливым рассказом смазливой служаночки. Даже если б ты все знал заранее, это ничего не изменило бы.

Лисил тяжело вздохнул, в уме лихорадочно подыскивая более веские аргументы. Он прекрасно знал, что Магьер многое недоговаривает. Они проработали вместе не один год, но она по-прежнему пряталась от мира и от него, Лисила, за незримой стеной молчания. По большей части Лисила это даже устраивало – у него, в конце концов, тоже было, о чем умалчивать.

– Почему бы нам не обработать еще хоть одну деревню? – наконец спросил он. – Их тут пропасть, и…

– Не могу. Больше не могу – и все. – Магьер прикрыла глаза, словно так можно было отгородиться от мира. – Стоит только вспомнить, как волокла в воду труп этого сумасшедшего… Не могу. Я слишком устала.

– Ладно. Хватит об этом. – Лисил отвернулся. – Расскажи-ка мне тогда про эту таверну.

Магьер тотчас воодушевилась:

– Миишка – город небольшой, рыбацкий, и основной доход ему приносит прибрежная торговля. Посетителями нашими будут в основном рабочие да еще моряки, которым после трудового дня охота выпить и поиграть в карты. Таверна двухэтажная, наверху – жилые комнаты. Название я пока еще не придумала. Это дело как раз для тебя. Можешь даже нарисовать вывеску.

– И ты хочешь, чтобы я держал банк, хотя прекрасно знаешь, что в пяти случаях из десяти я проигрываю? – осведомился Лисил.

– Держать банк еще не значит играть самому. Именно поэтому заведение всегда остается в выигрыше, а ты – с пустым кошельком. Будешь вести честную игру в «фараона», и мы по-прежнему будем партнерами. Сам видишь – не так уж сильно изменится наша жизнь, как ты думаешь.

Лисил встал, подбросил хвороста в огонь, сам не понимая, почему так упрямится. Предложение Магьер куда как щедрое, и она всегда была с ним откровенна. Во всяком случае, насколько она вообще может быть откровенна, этакая молчунья. Никто еще ни разу в жизни, строя собственные планы, не принимал в расчет и его, Лисила. Быть может, ему просто не по душе неизвестность и риск, которые стоят за этой, на первый взгляд привлекательной затеей.

– И далеко эта Мушка? – спросил он вслух.

– Миишка. – Магьер тяжело вздохнула. – Город называется Миишка, и до него еще лиги четыре на юг. Если не будем мешкать, то придем туда уже завтра к полудню.

Лисил вытащил из мешка бурдюк с вином, мельком отметив, что Малец бродит вокруг стоянки и принюхивается. Теперь полуэльф начал уже всерьез обдумывать планы Магьер насчет таверны, и преимущества ее замысла становились ему все больше по душе. Может, мирная, спокойная жизнь позволит расстаться и с его кошмарами… в чем он, впрочем, сомневался.

– Кажется, у меня есть идея насчет вывески, – наконец сказал он.

Губы Магьер дрогнули в едва приметной улыбке, и она протянула Лисилу яблоко.

– Выкладывай.

В лесу на границе лагеря неярко мерцало пятно света. Многие сочли бы это прихотливой игрой сгущающихся сумерек, вот только оно передвигалось в тени деревьев как живое, подбираясь все ближе к костру и замирая всякий раз, когда подавали голос женщина в кожаном доспехе или белокурый полукровка, – словно и впрямь внимательно прислушивалось к каждому слову. Наконец пятно остановилось за крепким дубом, за пределами светового круга, который образовался вокруг костра, и там осталось надолго.

Рашед, насупленный и нервный, нетерпеливо расхаживал взад и вперед в задней комнате своего пакгауза. Нынче ночью он не захотел, как обычно, выйти, чтобы полюбоваться огромной, ослепительно сиявшей луной. Впрочем, Рашед, всегда уделявший немалое внимание внешнему виду, даже изнывая от тревоги и неопределенности, нашел время надеть черные, ладно скроенные брюки и свежевыглаженную темно-красную тунику.

– Даже если метаться из угла в угол, точно тигр в клетке, он быстрей не вернется, – негромко произнесли за его спиной.

Рашед с легким раздражением взглянул на Тишу. Она сидела на дубовой скамье, выложенной мягкими вышитыми подушками, и вышивала на куске муслина неправдоподобно крохотными и точными стежками. Уже видно было, что будет изображено на вышивке: закат над морем. Рашед никогда не мог понять, как Тиша ухитряется просто стежками шелковых нитей создавать такие картины.

– Тогда где же он? – резко спросил он вслух. – После гибели Парко прошло уже добрых двенадцать дней. Расстояние для Эдвана не помеха. Не может же он так долго выслеживать убийц!

– Ты же знаешь, что у Эдвана совсем иное чувство времени, чем у нас, – отозвалась Тиша, перекусив синюю нить крепкими белыми зубками. – К тому же ты смог сообщить ему не так уж много подробностей. Вполне вероятно, что у него немало времени уйдет на то, чтоб хотя бы выяснить, кого ему надлежит искать.

Расправив точеными пальцами вышивку, она рассматривала стежки с таким невозмутимым видом, словно нынешняя ночь ничем не отличалась от прочих, – хотя обыкновенно после захода солнца Тиша погружалась в чтение какого-нибудь старинного манускрипта. В одной из нижних комнат стояли шкафы, битком набитые древними фолиантами и свитками, за которые было заплачено целое состояние. Рашед никак не мог понять этого пристрастия Тиши к словам, начертанным на пергаменте.

Он очень хотел, чтобы спокойствие Тиши передалось и ему, а потому присел рядом с ней. Отблеск пламени от свечей играл в ее каштановых кудрях. Красота этих длинных шелковистых локонов захватила Рашеда… Но, увы, ненадолго. Вскоре он опять вскочил и принялся расхаживать из угла в угол.

– Где же он может быть? – пробормотал он, ни к кому не обращаясь.

– А вот мне уже обрыдло ждать и ждать! – прошипел из угла третий голос. – И еще я голоден! А кроме того, уже стемнело! И я хочу наконец выбраться из этого дощатого ящика, который вы почему-то зовете нашим домом!

Из угла комнаты вынырнул тощий заморыш – третий член этой необычной компании. На вид ему было лет семнадцать, хотя всякий сказал бы, что для своего возраста он мелковат.

– Крысеныш! – Рашед произнес это прозвище, точно сплюнул. – И долго ты там в углу прятался?

– А я только что проснулся, – ответил Крысеныш. – Просто я знал, что ты рассердишься, если я уйду из дома, не пожелав вам доброй ночи.

Кожа его казалась на удивление загорелой, вот только «загар» этот являлся следствием копившейся месяцами – а может, и годами – грязи. Пряди бурых волос облепляли узкий, заметно сплюснутый череп, свисали сосульками на глаза, которые были того же бурого цвета. Рашед никогда в жизни не видел более неопрятного и неприятного существа. Крысеныш так искусно исполнял роль уличного оборвыша, что эта личина приросла к нему намертво. Впрочем, в этом было и свое преимущество. Никто никогда не давал себе труда присмотреться к заросшему грязью бродяжке.

– Тебе незачем бояться моего гнева, если только ты его не заслужишь, – холодно отвечал Рашед. – Побеспокойся лучше о себе.

Крысеныш пропустил мимо ушей эту скрытую угрозу, растянул пухлые губы в ухмылке, показав кривые желтые зубы.

– Парко был чокнутый, – огрызнулся он. – Упиваться нашей силой, радостями нашей жизни – это само собой, но ведь он же меру потерял! Рано или поздно его бы все равно кто-нибудь убил.

Рашед проглотил грубые слова, которые так и просились на язык. Голос его остался тих и ровен, и только лицо исказилось, выдав его истинные чувства.

– Бессмысленное убийство – еще одна тема, которой именно тебе не следует касаться.

Крысеныш отвернулся и едва заметно пожал плечами.

– Так ведь это правда. Пусть когда-то он был тебе братом, но он свихнулся, когда избрал Дикую Тропу, он упивался охотой за людьми. Именно поэтому ты его и прогнал. – Он принялся грызть грязный ноготь. – Кроме того, я тебе уже тысячу раз говорил… – Голос Крысеныша предательски дрогнул – точь-в-точь как у несправедливо обиженного ребенка. – Я не убивал хозяина таверны.

– Довольно! – вмешалась Тиша, бросив на Крысеныша строгий, почти материнский взгляд. – В этих разговорах нет никакого прока.

Рашед вновь стал мерить шагами комнату. Ему принадлежал весь пакгауз, но эта комната давно уже служила для личных целей. Несколько потайных ходов в полу и стенах вели на нижние этажи. Тиша самолично обставила комнату кушетками, столиками, светильниками, украсила искусно отлитыми свечами в виде темно-красных роз.

Если не считать необыкновенно бледной кожи, Рашеда и Тишу без труда можно было принять за людей. Рашед много потрудился, обустраивая их жизнь в Миишке. Потому-то так важно узнать, как именно погиб Парко, – не только ради того, чтобы отомстить убийце, но и ради их же безопасности.

– Мне обрыдло ждать! – раздражительно повторил Крысеныш. – Если Эдван скоро не появится, я уйду.

Тиша открыла было рот, чтобы ответить, но тут в центре комнаты возник ниоткуда неяркий мерцающий блик и начал расти, набирая яркость. И тогда Тиша просто улыбнулась, снизу вверх глядя на Рашеда.

Свет между тем становился все ярче и наконец сгустился в призрачный человеческий силуэт. Паря в воздухе, призрак неотрывно глядел на Тишу.

На нем были зеленые штаны и мешковатая белая рубаха, и эти оттенки в свете свечей были яркими, почти живыми. Почти отрубленная голова призрака покоилась на плече, соединенная с шеей лоскутом бывшей плоти. Длинные светло-русые волосы ниспадали на орошенное кровью плечо. Именно так Эдван выглядел в миг своей смерти.

– Дорогой мой Эдван, – проговорила Тиша. – Как же мне тебя недоставало!

Призрак качнулся, поплыл было к ней, словно хотел прильнуть.

– Где ты был? – тотчас же вмешался Рашед. – Ты нашел убийцу Парко?

Эдван замер, не доплыв до Тиши. Затем медленно развернулся, оказавшись лицом к лицу с Рашедом, и так завис надолго, храня упорное молчание.

Обыкновенно Эдван избегал принимать такой облик. Вид собственного тела приводил его в смятение, и его уязвляли чувства, отражавшиеся в чужих взглядах, – будь то отвращение, страх или даже легкая неприязнь. Как правило, он являлся в своем предсмертном облике одной только Тише, которая никогда не выказывала по этому поводу ни малейшей неловкости.

Рашед намеренно хранил бесстрастие.

– Что ты узнал?

– Это была женщина по имени Магьер. – Бесплотный голос Эдвана прозвучал в комнате, точно отдаленное эхо. Отвечая, он повернулся к Тише, словно именно она задала вопрос. – Ее нанимают крестьяне, которые хотят избавиться от вампиров и им подобных.

– Кажется, я слыхал это имя, – подхватил Крысеныш, оживившись, – слова Эдвана явно привлекли его внимание. – Один коробейник рассказывал про «охотницу на мертвых», которая работает в стравинских деревушках. Только ведь это сущая чепуха. Таких, как мы, на деле совсем немного. Охотясь на них, на кусок хлеба не заработаешь. Она просто шарлатанка, обманщица, эта Магьер. Не могла она убить Парко.

– А все же убила, – прошелестел Эдван. – Теперь Парко покоится на дне реки Вудрашк, и голова у него… – Он запнулся, но все же продолжил: – Голова у него отрублена. Эта женщина знала, что делает.

Крысеныш из своего угла глумливо захихикал. Тиша слушала молча. Рашед вновь принялся расхаживать по комнате.

Он и сам немало слышал о всяческих «охотниках», которые присваивают себе всякие причудливые титулы – «изгонятель ведьм», «экзорцист», «охотник на мертвых». В одном Крысеныш был совершенно прав. Все эти люди – мошенники, шарлатаны, паразитирующие на крестьянских суевериях, – и неважно даже, обоснованы ли страхи деревенских жителей. И все-таки Рашед знал, что нынешний случай – совсем другое дело и именно потому погиб Парко. Смертному трудно, почти невозможно убить вампира, даже такого, который обезумел, ступив на Дикую Тропу.

– И это еще не все, – прошептал Эдван.

Рашед резко остановился:

– Что еще?

– Она идет сюда. – Призрак теперь снова повернулся к Рашеду. – Она купила старую таверну, ту, что в портовых кварталах.

На миг все замерли, затем Крысеныш метнулся к Эдвану, Рашед шагнул ближе, и даже Тиша вскочила с кушетки. Залп вопросов обрушился на призрака:

– Где ты услышал?..

– Как это возможно?..

– Откуда она узнала?..

Эдван зажмурился, голоса, словно шквальный ветер, хлестали его по лицу.

– Молчать! – цыкнула Тиша. Рашед и Крысеныш разом смолкли, и тогда она негромко, умиротворяющим тоном обратилась к призраку:

– Эдван, расскажи нам все, что тебе об этом известно.

– Всей Миишке известно, что хозяин таверны пропал несколько месяцев тому назад. – Эдван запнулся, и Рашед метнул подозрительный взгляд на Крысеныша. – Я слышал разговор этой женщины с ее напарником. Пропавший хозяин задолжал большие деньги кому-то в Беле, а потому таверну продали за полцены, чтобы уплатить долг. Эта охотница-шарлатанка теперь законная хозяйка таверны. Она прибудет в город завтра утром и намерена поселиться здесь и заправлять таверной.

Рашед склонил голову, бормоча себе под нос:

– Может быть, она не такая уж и шарлатанка… Нет, не для того я убил нашего повелителя и покинул замок, чтобы все мы стали добычей охотника!

Остальные молчали, поглощенные каждый своими мыслями.

Наконец Тиша спросила:

– Что же нам делать?

Рашед смотрел на нее, жадно вглядываясь в каждую черточку нежного, тонкого лица. Нет, он не допустит, чтобы какая-то там охотница даже близко подошла к Тише! Однако его беспокоили и другие мысли.

– Если эта охотница придет в Миишку, нам придется сразиться с ней здесь, а этого мы не можем себе позволить, если только хотим сохранить тайну нашего существования. Если в городе обнаружат еще одного мертвеца, – он искоса, но выразительно глянул на Крысеныша, – нашей здешней жизни придет конец. Охотница не должна добраться до Миишки.

– Я ее убью! – вмешался Крысеныш прежде, чем Рашед успел договорить.

– Нет, она сумела убить Парко, – возразила Тиша, и лицо ее стало озабоченным. – Ты тоже можешь пострадать. Рашед самый сильный из нас, ему и идти.

– А я – самый быстрый и к тому же неприметный, – с загоревшимися глазами упорствовал Крысеныш. – Ну же, Рашед, позволь мне! Меня на тракте никто и не запомнит. Тебя-то все замечают – уж больно ты похож на аристократа. – Ехидная нотка промелькнула в его голосе, но тут же исчезла. – Да эта охотница меня даже не заметит – тут-то я с ней и покончу!

Рашед помолчал, взвешивая его доводы.

– Хорошо, – сказал он наконец, – полагаю, на этот раз твои дурные привычки сослужат нам добрую службу. Ты только не думай с ней забавляться. Просто прикончи ее и избавься от тела.

– Там еще есть собака… – начал было Эдван, но замялся и почти бессвязно пролепетал: – Что-то очень древнее… Никак не могу вспомнить…

Крысеныш сморщил остренькое, бурое от грязи личико.

– Подумаешь, собака! – скучливо фыркнул он.

– Слушай Эдвана, – посоветовал ему Рашед. – Он знает куда больше, чем ты.

Крысеныш пожал плечами и направился к двери.

– Я скоро вернусь.

Тиша кивнула, в глазах ее затаилась едва заметная грусть.

– Да, убей ее поскорее и возвращайся домой.

Крысеныш задержался лишь затем, чтобы скатать в тугой сверток просмоленное полотнище. Этот сверток он перекинул за спину, потом отсыпал в мешочек пригоршню земли из своего гроба – вот и все сборы. Оружия он с собой не взял. И никто не видел, как он вышел из пакгауза в прохладную свежесть ночи.

Мысль о предстоящей охоте захватила его целиком. Из-за того что Рашед был одержим идеей сохранить тайну, убивать в Миишке не дозволялось. Все они обыкновенно, насыщаясь, стирали происшедшее из памяти жертвы. Такая трапеза насыщала тело Крысеныша, но не могла утолить иной, особый, голод его души.

Он любил ощущать, как под ним угасает биение сердца, любил вдыхать ужас, источаемый жертвой, наслаждался предсмертной дрожью человечка, чья жизненная энергия перетекала в тело Крысеныша. Порой он тайно убивал чужаков, путешественников или нищих бродяг, а после трапезы прятал тела там, где их никто не мог обнаружить. Однако это случалось редко, чересчур редко. Изредка Крысеныш набирался храбрости и убивал какого-нибудь не слишком приметного горожанина, а потом с превеликим усердием прятал мертвое тело. Один раз, правда, в городе исчез человек известный – хозяин старой таверны, – но уж тут Крысеныш был совершенно ни при чем, хотя Рашед до сих пор так и не поверил ему.

Нынешней же ночью Рашед дал ему недвусмысленное разрешение убить, и уж он, Крысеныш, насладится такой удачей сполна, не упустит ни единой восхитительной минутки! При этой мысли в нем опять пробудился голод, алчно и повелительно требуя свое… И лишь тогда Крысеныш сообразил, что этой ночью еще не кормился.

Миновала четверть ночи, а он все шел вдоль тракта. То и дело Крысеныш останавливался, чтобы своими чувствами прощупать ночь. Вдыхая ночной воздух, он вначале не ощущал ничего, но вот его обоняние уловило слабое дуновение живого тепла. Он прополз через кустарник к обочине прибрежного тракта из Белы и тогда явственно услышал ритмичный скрип колес, которым давно требовалась смазка.

Затаившись в черничнике, Крысеныш терпеливо ждал. Поглядывая сквозь листья, он видел, как одинокий фургон подъезжает все ближе и ближе. Старый конь ступал устало и медленно, одинокий возчик на козлах то клевал носом, то вскидывался, ненадолго просыпаясь. Это явно был не тот, кого искал Крысеныш, но к чему упускать удачу, плывущую прямо в руки? Опять же сражаться с охотницей лучше сытым и полным сил.

– Помогите! – жалобно проскулил Крысеныш.

Сонный возчик встрепенулся, выпрямился. Судя по лиловому, изрядно поношенному плащу, это небогатый купец, который часто ездит по делам, так что вряд ли его хватятся раньше чем через месяц. Крысеныш подавил жаркое желание немедля броситься на добычу.

– Ой, пожалуйста, помогите, я тут! – проскулил он. – У меня, похоже, нога сломана.

Купец с озабоченной до тошноты физиономией немедля спустился с козел. Крысеныш от души наслаждался спектаклем.

– Ты где? – окликнул купец. – Что-то я тебя не вижу.

– Тут я, тут! – жалобно проныл Крысеныш, растянувшись на земле.

Тяжелые шаги приближались, неся с собой запах живого тепла. Купец опустился на колени рядом с Крысенышем.

– Упал, что ли? – спросил он. – Не беда, Миишка рядом, а уж там тебе помогут.

Крысеныш ухватил его за ворот плаща, с силой дернул к себе и перекатился. Теперь они поменялись местами. Глядя в безмерно изумленное лицо, Крысеныш не отказал себе в удовольствии прошипеть:

– Дурак!

Его костистые руки пригвоздили купца к земле. В отчаянии тот извивался, пытаясь высвободиться, оттолкнуть Крысеныша, – но безуспешно.

Боль мешает людям принимать самые немыслимые позы. Крысеныш боли не чувствовал – во всяком случае, не так, как смертные, – а потому со своим телом мог вытворять, что хотел. Сопротивление жертвы его только забавляло. Острое наслаждение пронзило его, когда он увидел, как в глазах купца изумление сменяется ужасом.

– Я тебя отпущу, если разгадаешь загадку, – прошептал Крысеныш. – Что я такое?

– Моя жена умерла прошлым летом, – задыхаясь, все еще пытаясь вырваться, пробормотал купец. – У меня два маленьких сына. Я должен, должен вернуться!

– Ну, раз ты не хочешь играть, то и я не буду, – ухмыльнулся Крысеныш, сильнее прижимая купца к земле. – Даю тебе только одну попытку. Ну? Что я такое?

Человек перестал отбиваться, стих, ошеломленно уставясь на него.

– Извини, братец… опоздал.

И Крысеныш проворно вонзил клыки в мягкую впадинку под нижней челюстью купца.

Рот его наполнился кровью, но эта кровь была ничто в сравнении с жизненным теплом, наполнявшим его тело. Иногда Крысенышу нравилось терзать свою добычу еще живой, но сегодня ночью он был слишком голоден, чтобы тратить время на приятные пустячки. Стук чужого сердца постепенно стихал, плоть купца отозвалась острым всплеском страха – и все кончилось.

И как всегда, Крысеныш испытал мгновенную ясную грусть – так ребенок с сожалением смотрит на последний миг карнавала. Гаснут фонари, расходятся жонглеры и акробаты, опадают разноцветные шатры – до нового праздника, до следующего года. Крысеныш обратил свой взгляд на север. Где-то там навстречу ему движется охотница… так что рано или поздно они встретятся.