Через двадцать минут, когда Пандемия совсем продрогла, машина затормозила около нее.
Дверца приоткрылась:
– Подвезти?
Пандемия колебалась. Водитель не внушал особого доверия. Да и машина на безлюдной улице… Но ведь не убьет же он ее в конце концов!
Так хотелось поскорее очутиться дома, забраться в постель и прижаться к Сузи. И не шевелиться до самого утра, А утром обрадовать дочку приятной новостью: несколько дней они будут вместе. Парк аттракционов, сахарная вата, поп-корн и мягкая игрушка. Все, как и раньше.
Она села, прижав к себе старый рюкзак.
"Седан" мягко тронулся. В салоне играла музыка, пахло лекарствами. Пандемия назвала адрес и блаженно откинулась на спинку кресла. Закрыла глаза. Музыка убаюкивала, и она задремала. Память услужливо преподнесла любимую картинку – день совершеннолетия. Улыбающийся отец. Жемчужное колье на шее – родительский подарок. И ее звенящий от радости голос: "Я выхожу замуж!"
Колье вдруг стало жечь кожу, превратившись в раскаленный прут. Воздух куда-то исчез, и она, задыхаясь, проснулась.
– Приехали.
Ее дом. Господи, вот она и дома. Если это произойдет, то уже не сегодня. Расплатившись, грациозно выскользнула из машины и быстро подошла к входной двери. Набрала код. Легкое движение, и светлые волосы исчезли в проеме. Хлопок. Тишина.
Водитель, не отрываясь, смотрел на цифровую панель. Губы беззвучно шевелились, запоминая код.
– Я знаю, что ты хочешь…
ГЛАВА 4
Если утро началось хорошо, это вовсе не означает, что день обещает быть прекрасным, не говоря уже о вечере. Любое сражение можно выиграть или проиграть за полчаса. Что уж тут говорить о сутках. С вечера лучше ничего не планировать, утро все равно внесет свои коррективы. И, как гласит закон Мэрфи, если неприятность должна случиться, то она случается, невзирая па планы.
Фрэнк Блэк усвоил данную истину еще с детства. Хорошего никогда много не бывает, плохого – напротив, хоть отбавляй. Впрочем, сегодня он надеялся на маленькое, но исключение. Может быть, на приподнятое настроение в первую очередь повлияла погода. Вместо привычного дождя и тумана над городом сияло заспанное солнце. В воздухе пахло весной.
Фрэнк вел красный "чероки" по восточному склону холма, жмурясь от солнечных зайчиков. Светлые пятна касались приборной панели, прыгали по стеклу, а затем исчезали в рыжих кудряшках его дочери, шестилетней Джордан.
– Мне кажется, что кто-то подглядывает, – Фрэнк усмехнулся, глядя на сидевшую рядом жену.
Джордан, примостившись на коленях у матери, залилась счастливым смехом. Она удерживала своими ладошками ее руки, и без того плотно прижатые к лицу:
– Мама, не подглядывай! Только не подглядывай! Так нечестно!
Кэтрин, не отнимая ладоней с лица, улыбнулась в ответ и покачала головой:
– Хорошо. Не буду. Скажешь мне, когда будет пора, Джордан.
Фрэнк едва не прозевал нужный поворот. Сбросив скорость, свернул, проехав под яблонями, которые с приходом весны должны были одеться листвой и поразить своих хозяев пышным цветом. Машина оказалась на широкой боковой улице. Один из самых лучших районов Сиэтла.
Опрятные одноэтажные домики и деревянные коттеджи в готическом стиле напоминали детские игрушки, разбросанные чьей-то шаловливой рукой посреди ухоженных лужаек. Лужайки напоминали знаменитый английский газон. Домики окружали аккуратные живые изгороди и палисадники с засохшими прошлогодними подсолнухами. Мальчик, ехавший по обочине на велосипеде, с любопытством обернулся, чтобы поглазеть на "чероки", столь редкий в этих краях. Здесь не любили машины, предпочитая тишину и чистый воздух.
Сейчас Фрэнк чувствовал себя режиссером блестящего импровизированного спектакля – спектакля, в котором с восторгом принимали участие самые близкие ему люди. Он остановил машину на краю тротуара, позади мебельного фургона Обернулся к Джордан.
Дочь – копия матери! Рыжие кудри. Улыбка Щербинка между зубами. Глаза. Хорошо, что дочь похожа на Кэтрин, а не на него. Но если дочери в наследство достанется его дар, Фрэнк этого точно не перенесет.
При мысли о прошлом его захлестнула очередная волна беспокойства, не отпускавшая в течение переезда через всю страну из округа Колумбия. Долгое, почти бесконечное путешествие. Липкое беспокойство переросло в новый приступ страха. Приступы возникали теперь часто. Он старался скрывать тревогу от жены, но иногда воспоминания были сильнее разума. Память магнитом притягивала к себе кошмар, от которого Фрэнк последние годы пытался избавиться. Иногда ему казалось что все удалось, что все было сном, который ему удалось наконец-то выжечь из сердца и души. Остался багровый рубец. Но теперь все позади. Здесь был их новый дом, новая жизнь…
– Папа? – голос Джордан вывел Блэка из состояния задумчивости.
Не в силах сдержать радостного нетерпения, дочь ерзала на коленях у Кэтрин.
– Пора? Папа, правда уже можно? Фрэнк рассмеялся и кивнул:
– Можно.
– Пора, мама! – закричала Джордан, наклоняясь вперед и стуча ладошкой по стеклу. – Теперь можешь посмотреть!
Кэтрин неуверенно отняла руки от лица и с опаской выглянула из "чероки".
Какое-то мгновение Фрэнк смотрел на нее с тревогой. Неужели не понравится? Но Кэтрин развеяла сомнения мужа, восторженно воскликнув:
– О, Фрэнк! Ты уже покрасил его1 И когда она выбралась из машины и пошла по дорожке к дому, а следом за ней вприпрыжку помчалась Джордан, он понял, что теперь наконец-то все будет хорошо. Так должно быть.
– Это наш новый дом, папа? – восторженно вопила Джордан. – Это он?
Фрэнк захлопнул дверь "чероки" и взглянул на своих домашних. Те пребывали в эйфории.
– Да, это наш новый дом.
На изумрудной подстриженной лужайке возвышался солнечно-желтый коттедж с белоснежными наличниками. Граненые стекла окон второго этажа, точно хрустальные призмы, искрились в лучах утреннего солнца. На крыльце висело несколько ярких фуксий в плетеных корзинах – подарок от риэлтера.
Кэтрин взволнованно оглядела все это великолепие, а затем медленно, как во сне, пошла к веранде. Джордан схватила отца за руку, и они последовали за ней.
Внутри дома грузчики уже расставили самую тяжелую мебель, создав некое подобие домашнего уюта: диван, мягкие кресла, кресло-качалка Джордан в гостиной, плетеный журнальный столик, торшеры, стулья. Повсюду – бесчисленные коробки, узлы, тюки, обрывки оберточной бумаги.
– Боже мой! Какой беспорядок! Нажили мы имущества…
– Какой замечательный беспорядок! А без имущества нам сейчас никуда, – мягко поправила Кэтрин.
Фрэнк прислонился к косяку двери, пытаясь понять, чем же таким они были набиты. Книгами? Посудой? Коллекцией конструкторов "Лего", которые так любит собирать Джордан? Что ж, за эти годы, абсолютно не страдая вещизмом, они умудрились собрать большой багаж, где всего было в равных пропорциях: вещей, воспоминаний, опыта, горечи и радости. Багаж для одной дружной семьи.
В нескольких шагах от него возвышалась старинная викторианская вешалка, рядом с ней – зеркало от туалетного столика Джордан. Он увидел свое отражение, заключенное в розово-желтую рамку: высокий, худощавый мужчина, темные волосы тронуты сединой, глубоко посаженные глаза смотрят серьезно, хотя и не без иронии; глубокие борозды морщин у рта и вокруг глаз. Он редко смеялся, только в кругу родных. Однако и без приветливой располагающей улыбки его лицо внушало доверие. Правда, близкий друг Фрэнка по ФБР как-то раз язвительно заметил, что мистер Блэк мог бы выступать в качестве дублера архангела Гавриила: такая физиономия хороша только для того, чтобы приносить дурные вести из небесной канцелярии. Фрэнк не обиделся – они оба осознавали справедливость этих слов: по характеру своей работы Фрэнку и в самом деле приходилось постоянно иметь дело исключительно с плохими новостями. Хорошие в их отделе большая редкость.
– Ой, папа, вот они!
Дочь пронеслась мимо, словно юркая рыжая комета, визжа от восторга. Ей так нравился переезд и последовавшее за ним новоселье. Все очень интересно и необычно. Кусок новой жизни, который хотелось попробовать сразу. Теперь Джордан заметила коробку, на которой было написано ее имя, и начала доставать оттуда плюшевых зверей. Кукол Джордан не любила. Только мягкие игрушки и конструктор. Современный ребенок. Правда, в последнее время девочка упорно садилась за отцовский компьютер и рисовала на экране замечательные картинки. С одной стороны, Фрэнк приветствовал инициативу дочери, но с другой… Он боялся, что Джордан случайно откроет одну из папок… А вот там уже собраны картинки не для впечатлительных детских глаз.
– Папа! Смотри! Кошка! – Джордан достала из коробки серого плюшевого кота и помахала игрушкой, – Разве не знаешь, на новоселье принято пускать в новый дом кошку! Для счастья!
– Джордан, ты же не любишь кошек.
– Папа, но так положено.
– Знаешь, малышка, давай немного изменим эту традицию… – и вкрадчиво нейтрализовал огорчение дочери, – пустим не кошку, а щенка!
Девчушка вновь завизжала от радости, бросившись на шею отца. Джордан давно мечтала о собаке, но в прежней квартире – тесной и неудобной – они не могли себе этого позволить. Теперь же, после того как у семьи Блэк появился новый дом, мечта, похоже, начала воплощаться в жизнь.
– Только у меня к тебе, дочка, предложение. Давай пока не будем говорить маме о собаке. Пусть будет сюрприз. Подумай, какую породу ты бы хотела.
С видом заговорщика Джордан подмигнула отцу и направилась к коробке с ее книгами. Где-то на дне должен был находиться собачий атлас. Фрэнк деликатно отошел в сторону – в такие минуты Джордан лучше не мешать.
Грузчики снова прошли через комнату, на сей раз они тащили обеденный стол. Их колоритный вид, запах пива и жвачки неожиданно вдохновили и его на работу. Фрэнк поднял одну из коробок и уже был готов последовать за ними на кухню, но тут прозвенел напряженный голос Кэтрин:
– Фрэнк! Не мог бы ты подойти сюда?
Интонация жены заставила сердце Фрэнка тревожно забиться. Он поднял голову и увидел Кэтрин на лестничной площадке второго этажа. Выражение лица у нес очень странное – испуганное, довольное и одновременно сердитое.
– Здесь кое-что есть.
Он буквально отшвырнул коробку. Ступеньки гулко отозвались, прогибаясь под тяжестью шагов.
– Кэтрин? – постарался, чтобы голос оставался спокойным.
Что там могло такого быть, чтобы Кэтрин испугалась?
Нет ответа.
– Кэтрин?!
Блэк нахмурился и быстро зашагал по коридору. Только увидев Кэтрин в дверях спальни, он успокоился. Страх на время исчез, затаившись где-то на дне души.
– Что случилось? – мягко спросил он.
Кэтрин ничего не ответила, обвила шею мужа смуглыми руками, притянула к себе и страстно поцеловала. Тепло родного женского тела, любимый запах духов, ее руки у него на плечах – близость, как биение собственного сердца. Они постояли так, обнявшись. Затем Фрэнк чуть отклонился назад – ровно настолько, чтобы взглянуть в ее зеленые кошачьи глаза и увидеть в них то, что хотел увидеть.
– Я так счастлива сейчас, – прошептала она. В глазах блеснули слезы. – Думаю, мы поступили правильно, переехав сюда. Я действительно так думаю, Фрэнк Мы начнем все сначала.
Он кивнул, физически ощущая, как утихает тревога и пульс выравнивается:
– Я тоже так думаю Здесь я чувствую себя дома.
Снаружи раздался слабый глухой удар и знакомый стрекочущий звук. Они синхронно обернулись к окну.
Тот же самый парень, которого Фрэнк видел раньше, со свистом промчался мимо на велосипеде. В руке он сжимал свернутую газету, которая предназначалась уже следующему крыльцу. Они следили за велосипедистом, пока тот не скрылся из виду, а затем рассмеялись: настолько эта картина была обыденной и знакомой. Маленькие кусочки мозаики, составляющей личное счастье.
Иногда хочется, чтобы мгновение действительно остановилось. Хочется нажать на кнопку "Пауза" и в полной мере насладиться радостью и покоем. Увы, ученые пока не придумали, как хранить наши лучшие воспоминания – в засушенном, виртуальном или каком-нибудь ином виде.
Фрэнк усмехнулся:
– Ущипни меня.
Что она и сделала – чуть пониже спины, а потом резко притянула к себе. Они снова поцеловались. Солнце слепило глаза, внизу беззаботно смеялась Джордан. И Фрэнк, будто заклинание, прошептал:
– Дома. Я чувствую себя здесь дома.
ГЛАВА 5
…Было далеко за полдень, когда он наконец-то спустился за утренней газетой.
Счастливые часов не наблюдают, тем более в момент новоселья. К середине дня погода испортилась. Солнце скрылось за холмом, длинные тени поползли по насупившимся деревьям, в воздухе снова повеяло ледяной зимой. Фрэнк подобрал газету и собирался уже было вернуться в дом, когда с соседней лужайки его кто-то окликнул:
– Эй, привет!
Он увидел лысоватого мужчину лет шестидесяти, машущего ему точно такой же газетой. Приятное лицо, мягкие, дружелюбные черты лица, брюшко, обтянутое ярко-красным кардиганом. Типичный американец среднего достатка.
– Привет, я – Джек Мередит! – представился типичный американец среднего достатка, пересекая лужайку и лучезарно демонстрируя Фрэнку последние достижения национальной стоматологии. – Полагаю, мы теперь соседи?
– Добрый день. Я – Фрэнк Блэк.
Мужчина цепко ухватил его руку и затряс в продолжительном приветствии. Ладонь была теплой и влажной, и Фрэнк с трудом сдержался, чтобы не отпрянуть. Он вообще не любил незнакомых людей. Не доверял и всегда проверял. Один из принципов собственной безопасности и безопасности своих близких. Слишком дорогим впоследствии могло оказаться любое случайное знакомство. Случаи бывали. У других. Но в отличие от других Фрэнк предпочитал учиться на чужих ошибках.
Наконец Джек Мередит счел церемонию знакомства исчерпанной. Он небрежно сунул газету под мышку и качнулся на стоптанных каблуках.
– Так. Фрэнк. Откуда вы?
На мгновение Фрэнком опять овладело дурное предчувствие, почти легкая тошнота. Усилием воли он подавил его. Вполне понятное любопытство, не так ли? С соседями полагается если не дружить, то, по крайней мере, находиться в приятельских отношениях.
– Последние десять лет мы жили в Вашингтоне, округ Колумбия, – сухо ответил он. – Но родом мы отсюда, из Сиэтла. И я и моя жена.
Джек Мередит, как бы понимающе, кивнул:
– Неужели?! Вот ведь! И что заставило вас вернуться?
– Просто захотелось домой. Пустить здесь глубокие корни, так сказать.
– Конечно же. И это правильно. Корни нужно пускать только на родине, тогда и урожай окажется немалым…
Мередит выдержал паузу, пробуя на вкус собственную сентенцию. Вкус, похоже, оказался неплохим. Но Мередита все же интересовало явно что-то иное. Он задержал оценивающий взгляд на Фрэнке несколько дольше, чем нужно.
– А чем вы занимаетесь, Фрэнк?
– Занимался. Неважно. Я собираюсь менять профессию.
Брови жизнерадостного соседа вспорхнули вверх, словно две ощипанные галки:
– Неужели?! Пристроиться по уму сегодня нелегко, особенно в Сиэтле. Жизнь дорожает, безработица растет. Беда! А вы уже что-нибудь подыскали?
Фрэнк пристально посмотрел на нового знакомого и вдруг улыбнулся.
– Я работаю консультантом.
– Неужели?! – очередное "неужели" у Мередита получилось благосклонно. Похоже, отвлеченный "консультант" соответствовал представлениям типичного американца среднего достатка о благонадежности и состоятельности. – Что ж, можем ли мы пригласить вас с семьей на обед на этой неделе? Я вижу, у вас маленькая дочь…
Чудеса проницательности! На ярко-желтом крыльце успели расположиться велосипед Джордан по имени "Большие Колеса", огромный игрушечный грузовик и разноцветный мяч.
– Спасибо. Я передам приглашение моей жене.
– Обязательно передайте. Мы будем ждать! – торжественно произнес Мередит, ему не терпелось поделиться полученной информацией с женой.
Миссис Мередит маячила в окне, сгорая от любопытства. Еще бы, такое событие в узком мирке!
Фрэнк направился к дому, а голос новоявленного соседа продолжал назойливым шмелем гудеть вослед:
– Эй, Фрэнк! Вы не могли выбрать более красивого места, чтобы вернуться.
Фрэнк небрежно кивнул, не оборачиваясь, и на ходу развернул газету, которую до того бессмысленно теребил в руках. Пришла пора осмысленности, мистер типичный американец среднего достатка, – ваш новый сосед очарован знакомством с вами, но вашему новому соседу хотелось бы ознакомиться с новостями, а не только служить вам в качестве оной. В смысле новости.
Итак, полистаем. Политика, экономика, новости светской жизни, криминал.
И тут он остановился, как споткнулся.
Аршинными буквами на полосе:
МАТЬ НАЙДЕНА МЕРТВОЙ В ДОМЕ.
ПЯТИЛЕТНЕЙ ДОЧЕРИ УДАЛОСЬ СПРЯТАТЬСЯ ОТ УБИЙЦЫ.
Ниже – фотография безмятежной молодой красивой длинноволосой блондинки. Жертва…
– Фрэнк? – входная дверь слегка скрипнула. – Фрэнк, с кем ты там сейчас разговаривал? – полюбопытствовала Кэтрин, но… осеклась.
Лицо Фрэнка, ее мужа, четверть часа назад столь умиротворенное… оно напряглось, глаза бездонные, обращенные внутрь. Он смотрел на нее, но мимо нее. Не видя.
– О чем ты думаешь, Фрэнк?!
Он не думает. Он пытается избавиться от навязчивой мысли, оккупировавшей мозг и мешающей трезво думать – с чувством, с толком, с расстановкой. Мысль: "Это никогда не кончится! Это никогда не кончится! Это никогда, никогда не кончится!" Он тщетно пытается избавиться…
ГЛАВА 6
Ранним утром следующего дня Фрэнк стоял у здания социальных служб Сиэтла.
Дождь клубился вокруг, точно дым. В тяжелом, серо-стальном воздухе мельтешили зонты и плащи.
Блэк напоминал старого вояку, вернувшегося домой, туда, где его уже никто не ждал. При виде знакомого бетонного сооружения нахлынули странные чувства: тревога, неприязнь, воспоминание о бесчисленных бессонных ночах с привкусом плохого кофе и еще более отвратительных снах. Странный коктейль, от которого мгновенно пьянеешь, но не получаешь никакого удовольствия.
Ладно, довольно воспоминаний. Или, по крайней мере, пора их обновить. Сложил зонт, вошел.
Он пробирался сквозь толпы спешащих на работу людей – социальных работников, офицеров в форме, нетерпеливых адвокатов в мантиях, зевающих административных служащих. Ничего не изменилось. Все тот же неистребимый общий затхлый душок, но и запах озона от работающих лазерных принтеров, но и ароматы из кафе для служащих на первом этаже. Все тот же будничный вид людей, идущих на работу, и горький повседневный феномен – мужчины и женщины с профессиональным спокойствием спешат навстречу кризисам, ужасам и горю.
На третьем этаже также все осталось неизменным. Бесконечные ряды маленьких отсеков, кабинок, в каждой из которых мерцал монитор. Служащие, стар и млад, чье нервное напряжение неожиданно сменяется циничным смехом. Потрескивание портативных офицерских раций.
Фрэнк шагал мимо, не обращая внимания на откровенные любопытные взгляды. Он слишком выделялся из серой толпы. Изредка он останавливался, хмуря брови и разглядывая таблички на дверях, пока не нашел то, что искал.
Табличка: "Лейтенант Роберт Блетчер. Отдел убийства.
Фрэнк помедлил, словно еще оставалась возможность поскорее убраться отсюда. Навсегда. Но секундная пауза не значила ровным счетом ничего. Решение он принял еще вчера, а свои решения Фрэнк Блэк не менял. Вперед и только вперед!
Высокий и весомый человек в пристойном сером костюме и ядовито-желтом галстуке сидел за письменным столом. (Ну, привет, Боб!) В кабинете – еще трое. Детективы. Молодые, да ранние. Таланты, одним словом. Один из них с выражением зачитывал компьютерную распечатку. Остальные слушали, изредка позевывая. Рутина.
– По делу один-шесть пока ничего. Возможно, понадобится минимум еще несколько часов, чтобы…
– Передай, что у них есть максимум час. Ну два… – проруководил по касательной лейтенант Блетчер. Впрочем, без особого энтузиазма. Рутина… – И вызови этого парня…
Он, лейтенант Блэтчер, чуть не икнул, прервав фразу. "Вызови этого парня…" – отнюдь не относилось к парню, который нежданно-негаданно предстал перед ним. И то не парень, то призрак – в дверном проеме стоял призрак. И призрак, как две капли воды, – старица Фрэнк! Дружище Фрэнк! Срань господня, Фрэнк!
– Не верю! – жалобно и по-детски воскликнул старший лейтенант из отдела убийств. Слабая улыбка тронула губы Фрэнка.
– Ну, привет, Боб! Правильно делаешь, что не веришь. Как был сугубым материалистом, так им и остался. Но тем не менее это я.
Троица молодых, да ранних детективов синхронно повернулась к Блэку.
М-да, тут действительно было на что посмотреть. Вечно невозмутимый суровый начальник в стремительном па пересек комнату, схватив Фрэнка за полу пиджака. Удивленно-радостная гримаса вечно (а точнее – ранее) невозмутимого сурового начальника – лицо восторженного идиота. Не в силах сдержать бурю эмоций, Блетчер полез обниматься, смахнув со стола стеклянную пепельницу. Грохот и звон разбитого стекла. Какие, право, пустяки! Старший лейтенант занят гораздо более важным – он убеждается, что перед ним не фантом, а живой человек. И не просто человек, но друг, который исчез из его жизни вот уже сколько лет тому назад и при весьма неоднозначных обстоятельствах. А вы ему, старшему лейтенанту, про какую-то пепельницу, прах и пепел ее побери! Отстаньте! Он… э-э… производит идентификацию личности, личности Фрэнка Блэка. Органолептически. Сия метода в корне разнится с классической методой идентификации личности, но… у каждого своя метода. У старшего лейтенанта – своя. По отношению к старине Фрэнку – именно такая…
– Бог мой! Что ты здесь делаешь, Фрэнк?
– Ну, я не бог все-таки, не твой бог. А в данный момент я разговариваю с тобой.
Фрэнк позволил Блетчеру увлечь себя на середину комнаты, где не было хрупких предметов. Боб всегда славился неуклюжестью, в минуты волнения резко возрастающей. В управлении об этом знали: каждый начальник перед тем, как вызвать Блетчера к себе в кабинет, предусмотрительно убирал со столов и подоконников все ценное и бьющееся.
– Мы вернулись в Сиэтл, Боб.
– Ты и Кэтрин?
– Ага. И дочь. Джордан… Соскучились по здешней погоде. Чем славен Сиэтл? Полгода – плохая погода, полгода – совсем никуда. Это нам сейчас необходимо. Врачи рекомендуют.
Торжественно водрузив мощную ручищу на плечо Фрэнка, Блетчер обратился к присутствующим. Ни дать ни взять – представитель крупной корпорации на презентации нового проекта!
– Парни, это Фрэнк Блэк. Он работал здесь, в отделе убийств, до того, как стал легендой ФБР. Фрэнк, это Боб Гибелхауз, Пит Нортон, Роджер Камм.
Гип-гип! Ура!.. Приглушенный хор приветствий.
Один из детективов (Гибелхауз? так, кажется?) перегнулся через стол, щурясь и пристально разглядывая Фрэнка. Не каждый день увидишь ходячую легенду ФБР!
– Послушайте, вы и есть тот парень, поймавший того парня?! Ну, маньяка! Который жрал своих жертв. Как там его звали?
Лицо Фрэнка превратилось в белую маску.
– Леон Коул Пиггетт.
– Точно! – Гибелхауз прищелкнул пальцами. – Слушайте, мне всегда было любопытно: а как он их ел?
Борозды морщин у рта Фрэнка стали еще резче.
– Жарил на сковороде, – ответил он непроницаемо, – с картошкой и луком.
Гибелхаус фыркнул от неподдельного отвращения.
– Черт побери! – воскликнул он, приглашая коллег-детективов разделить с ним неподдельное отвращение. – Вы можете в это поверить?!
Коллеги-детективы готовы были поверить. Мальчишки… Ранние, да. Но все-таки пока молодые.
– У тебя найдется минутка? Для меня? – приятельски, но и субординационно осведомился Фрэнк у Блетчера.
– О чем речь, дружище?! Само собой!
Они вышли из кабинета, оставив молодняк делиться мнениями относительно нового рецепта "картошка по-каннибальски".
– Как работа? – приятельски, но и субординационно осведомился Фрэнк у Блетчера. Тон – по инерции.
– Нормально. Количество убийств рекордно низкое, – изрек Блетчер не без самодовольства. – Всего тридцать четыре за год. О-о, конечно, само по себе каждое убийство – это кошмар. Но всего тридцать четыре за год – это нормальный кошмар, хороший кошмар.
– Поздравляю, хотя и кощунственно звучит.
– Спасибо, хотя и звучит не менее кощунственно.
Поравнявшись с группой других сотрудников, Блетчер замысловато махнул рукой в приветствии.
– Я бы поставил это в заслугу исключительно себе, но справедливость превыше всего. Суть в том, что у нас в спасательной группе работают чертовски хорошие врачи.
Фрэнк позволил себе иронически усмехнуться. Прекрасный способ борьбы с убийствами, ничего не скажешь! Ну да не суди – и не судим будешь. Медикам Сиэтла подчас действительно удавалось невозможное. Фрэнк сам не единожды наблюдал, как они вытаскивали людей с того света. Так что, возможно, Блетчер и прав, в других управлениях и того нет. Кадровая текучка, господа!
Они прошли до конца коридора и свернули в другое крыло, безлюдное. Кабинеты и люди здесь встречались в значительно меньшем количестве.
Постоим у окна? Покурим? Постоим, по-ОКаем? Хотя насчет ОК, то бишь пресловутого "о'кэй!", – как ни верти в этих стенах, сомнительно. По определению.
– Что насчет женщины, убитой два дня назад? Той, с маленькой девочкой? – как бы для завязки разговора спросил Блэк. О чем же беседовать двум старинным не просто друзьям, но и коллегам по работе? О работе, разумеется!
– А, в прессе прочел?
– В прессе.
– Стриптизерша, – как бы о неважном бросил Блетчер. – Трудилась в пин-шоу… если это можно назвать трудом. Хотя. Как там в Библии? В поте лица своего будешь есть хлеб свой. Тогда – да. Тяжелый и вредный труд. Что-что, а семь потов при деятельности подобного рода сойдет, пока не… Хоть отжимай! И с нее, и с этих… подсматривающих. И не только пот. Гм! Вероятно, кому-то из этих… подсматривающих в окошко захотелось кое-чего большего, чем просто подсмотреть. Все-то им дай потрогать, пощупать, поковырять! Онанисты ублюдочные!
Фрэнк подчеркнуто скучающе разглядывал скучный пейзажик за окном.
– Вы кое-что скрыли от прессы, не так ли? – сказал он наконец.
Блетчер вздохнул, бросив исподлобья мрачный взгляд.
– И сознательно скрыли, между прочим. Это было премерзко. И жестоко. В городе могла бы начаться паника. Сам знаешь, как обегано бывает. Шумиха на телевидении, в газетах, обвинение полиции и прочее. Мы не хотим огласки. Она помешает поиску убийцы. Все осложняется тем, что на первый взгляд убийство абсолютно безмотивное.
– А что с девочкой?
– Находится под опекой социальных служб. Тут свои проблемы. Девочка больна.
– Она видела, как все произошло?
– Нет, не видела. Но слышала. Такое из памяти не вычеркнуть. Ее нашли рядом с телом матери. Сейчас с ребенком работают лучшие психологи, по, похоже, все безнадежно. Она в шоке… Фрэнк?
– Да, Боб?
– Фрэнк?
– Слушаю тебя, слушаю.
– Да нет, это теперь я тебя слушаю. Давай начистоту. Ты же явился сюда к нам не затем, чтобы высмолить сигаретку со стариной Бобом и потрепаться о том о сем? Фрэнк?
– Вы дьявольски проницательны, лейтенант Блетчер! От вас ничего не скроешь!
– Перестань, Фрэнк. Твоя ирония неуместна.
– Уж какая тут ирония!
– Короче! Ты что, ищешь работу, Фрэнк?
Фрэнк Блэк отсутствующе глядел мимо старины Боба, за его спину. Там, напротив окна, аккурат над последней по коридору дверью светилось в красном плафончике: "ВЫХОД". Запасной, надо понимать, аварийный. Или – единственно верный выход: влезть в это во все, как встарь, и…
Понимай в меру благоприобретенной испорченности. Или в меру все-таки сохранившейся неиспорченности. Всего один шаг, и ты уже вне игры. Впрочем, пока тебя, мистер Блэк, в эту игру еще не приняли. За то время, пока ты, мистер Блэк, обитал в Вашингтоне, правила изменились. И не в лучшую сторону изменились.
– Преступления на сексуальной почве. То, чем я занимался десять лет, Боб.
– И то, что стало причиной твоей преждевременной отставки. Не так ли, Фрэнк? Отставки… – угрюмо уточнил Блетчер.
– Добровольной отставки! – угрюмо уточнил Блэк. – Не так ли, Боб? Добровольной…
– А теперь, значит, заскучал и созрел для…
– Я не скучал. Но созрел, да. Считай, созрел. Впрочем, считай как угодно.
– Гм-гм… И вот ты здесь.
– И вот я здесь.
– И… чего же ты от меня ждешь?
– Уж не жду от Боба ничего я…
– Фрэнк!
– Ну ладно. Но я действительно ничего сверхъестественного не жду от тебя. И не требую.
– Договорились! Насчет сверхъестественного договорились. Уже проще. Так, и что насчет естественного!
– По-моему, нет ничего естественнее, чем твое согласие на то, чтобы я для начала осмотрел тело жертвы. А по-твоему? Иначе?
– Гм-гм… Да как тебе сказать…
– Так и скажи. Однозначно. Да? Нет?
Легко сказать: скажи! Нелегко сказать, – что "да", что "нет"! Однозначно – это вечное состояние души зашоренных придурков, мнящих себя вождями. Жизнь богаче наших представлений о ней. Все неоднозначно в этом лучшем из миров.
– Боб? Ну и? Да? Нет?
– А! Пошли!
***
За годы службы в ФБР Фрэнк Блзк не раз слышал, как морги называли то склепами, то скотобойнями, то лабораториями или даже храмами, оскверненными или, наоборот, освященными смертью. Рядовой обыватель неизменно говорит о покойницких с суеверным страхом. Вполне понятно, что рано или поздно туда попадает каждый, но… Но хотелось бы попозже. Когда-нибудь потом. Отдельный ужас тому же обывателю внушают и, так сказать, приходящие морга – врачи, следователи, патологоанатомы и, увы, трупы. Впрочем, если бы не трупы, морги давно бы закрылись за ненадобностью.