Прекрасно подражая матери, молодая хозяйка спросила:

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Еще не легче! От удивления Дик заморгал и лишился дара речи. Долли обычно предлагала ему джин с тоником. Знает ли об этом Кэрол? Неужели она собирается приготовить ему то же самое? И не следует ли ему категорически возразить против того, чтобы четырнадцатилетняя девочка возилась с алкогольным напитком?

Между тем Кэрол, хлопая ресницами, словно героиня мыльной оперы, спросила низким томным голосом:

– Что вы предпочитаете? У нас есть кола, лимонад, содовая, тоник, чай со льдом и молоко.

Флеминг с ужасом взглянул на часы. Уже полвосьмого. Господи, где же Долли? Ему захотелось срочно выпить чего-нибудь покрепче, например чистого спирта. Но вместо этого он машинально произнес:

– Мне то же, что обычно, и тоник со льдом.

Девочка поднялась с кушетки и шаткой походкой отправилась на кухню. Дик замер, ожидая услышать грохот падения, звон разбитого стекла и шорох отлетающей с лица штукатурки. Однако все обошлось: через несколько минут Кэрол, все в той же боевой раскраске и так же неуверенно держась на ногах, вернулась в гостиную с подносом, уставленным бокалами с напитками, вазочкой со льдом, тарелкам с крекерами и сыром. Она победно поставила поднос на стол, а сама, сияя улыбкой, уселась на ту же кушетку и поднесла бокал к глазам.

Дик улыбнулся и поднял свой бокал. Надо было что-то сказать – по крайней мере, по сценарию это явно предполагалось, – но ему ничего не приходило в голову. Наконец он решил спародировать героя одного из ковбойных фильмов:

– За тебя, дитя!

Кэрол была счастлива. Все происходило именно так, как она мечтала. Рядом с ней не какой-нибудь одноклассник, а настоящий взрослый мужчина, и он, похоже, не относится к ней как к девчонке! Девочка восхищенно вздохнула и поднесла ко рту бокал с колой.

Дик между тем размышлял о том, что это у Кэрол с глазами. Надо будет посоветовать Долли показать дочь окулисту. А может, это заболевание, свойственное возрасту: так дико и безостановочно вращать зрачками? Дик глотнул из своего бокала и едва не выплюнул все обратно. Тоник со льдом, без всякого джина! Он чуть не расхохотался, но вовремя сдержал себя. Кэрол, заметив его гримасу, участливо спросила:

– У вас все в порядке с напитком?

– О да, все прекрасно, благодарю.

Кэрол решила, что пора переходить к следующему пункту сценария. Перегнувшись через стол, она спросила свистящим шепотом, явно подражая Джонатану Свифту:

– Расскажите о самом волнующем эпизоде вашей жизни!

Кэрол не спускала с гостя глаз; пальцы ее судорожно сжимали бокал. Спокойно, Дик, сказал он себе. Ты должен с этим справиться!

После долгого глубокомысленного молчания он откинулся на спинку и произнес:

– Самым волнующим событием у меня в жизни стало мое первое крупное научное открытие. – В его голосе звучали нотки гордости и удовлетворения. – Это была маленькая белая рыбка, совершенно примитивная, если говорить о ее анатомии. И представь себе, она никак не поддавалась классификации! Для нее пришлось создать новую классификационную нишу. Произошло это... – он посмотрел в потолок, – лет двенадцать назад, в глубокой темной пещере, у острова Сан-Сальвадор.

– О!.. – разочарованно протянула Кэрол, совершенно сбитая с толку. Неужели этот мужчина всерьез считает такое малозначительное событие самым волнующим эпизодом жизни? Может быть, он просто смеется над ней?

Дик же был очень доволен, что ему удавалось так находчиво поддерживать светскую беседу. 1е-перь нужно было продолжить в том же духе. Он отпил немного тоника со льдом и решил покопаться в закоулках памяти. Интересно, о чем можно спросить у четырнадцатилетней девочки, которая хочет выглядеть на все двадцать четыре? Прочистив горло, Дик задал вполне уместный, с его точки зрения, вопрос:

– Как у тебя сегодня прошел день в школе?

– Я не была сегодня в школе, – ответила Кэрол ледяным тоном, – сегодня суббота.

– А... – замялся собеседник, краснея. – Не обращай на меня внимания. Начался бейсбольный сезон, а я, знаешь ли, заядлый болельщик. Как посмотрю матч, так напрочь забываю, какое число и какой день недели...

Кэрол просияла, будто он протянул ей спасательный круг, и сочла, что можно продолжить опрос.

– С кем бы вы хотели очутиться на необитаемом острове?

– Ну, это легкий вопрос. – Дик широко улыбнулся. – Конечно, с твоей мамой!

Кэрол посмотрела на него молча и неожиданно серьезно.

Господи, он сказал что-то не то? Надо быстро исправлять положение.

– Разумеется, и с тобой, и с Клодом, и с Китти...

Кэрол наконец улыбнулась, а гость вытащил носовой платок и с облегчением вытер лоб.

– Вам жарко? – Кэрол привстала и наклонилась к нему.

Этого еще не хватало! Испугавшись, что она станет трогать его лоб, Дик резко отодвинулся.

– Нет, нет! Со мной все в порядке.

Флеминг мечтал об одном: чтобы девочка вела себя примерно так же, как Ральф, – не вставала со своего места без команды – и чтобы между ними всегда был широкий, уставленный посудой стол. Но Кэрол все-таки встала. Дик затаил дыхание, но она, по счастью, направилась к окну с видом на океан.

– Здесь действительно душно. Я немного проветрю комнату, – с этими словами Кэрол открыла окно.

С улицы донесся знакомый звук: шум подъезжающего автомобиля и скрежет ракушечника под колесами. Обычно этот скрежет довольно неприятно действовал на нервы, но сейчас он прозвучал для Дика словно волшебная музыка. Раздался стук каблуков по веранде, хлопнула входная дверь. Вскочив с дивана, Дик кинулся навстречу, Кэрол за ним.

Долли улыбаясь вошла в дом. Но когда она посмотрела на Дика, а потом перевела взгляд на дочь, улыбка сползла с ее лица.

– Кэрол, что с тобой? Тебя никто не обидел? Ты на себя не похожа! И что это за маскарад?!

Гость поднял руки вверх:

– Не волнуйся, Долли! Твою дочь никто не обидел и пусть тебя не вводит в заблуждение ее наряд. Кэрол осталась дома за хозяйку и старалась выглядеть соответственно. Должен сказать, что справилась она прекрасно. И вообще – Кэрол очень грациозная и обаятельная юная леди, образец южного гостеприимства.

– Понятно. Спасибо, дочка. – Мать поцеловала девочку.

Про себя Долли отметила, что только что стала свидетельницей образца добросердечия и тактичности. Если кто и проявил себя настоящим южным джентльменом, так это Дик. Он героически справился с теми трудностями, которые создала ему Долли, оставив на съедение собственной дочке. Вспомнив, что в ее дом Дика привело дело, она тут же приняла деловой вид.

– Давай перейдем в гостиную и обсудим, какие растения ты хотел бы иметь у себя в доме.

Кэрол, которой комплименты вскружили голову, отправилась следом за взрослыми и уселась рядом с Диком на диван. Мать удивленно взглянула на дочь. Очевидно, она сочла, что теперь следует занимать Дика весь вечер? Сначала Долли решила отослать девочку к себе, но потом передумала, рассудив, что в присутствии дочери она будет чувствовать себя спокойнее, да и разговор тогда пойдет в нужном русле. Но взглянув на Кэрол и Дика, Долли вдруг ощутила неприятный укол в сердце. Что это с ней? Покраснев от стыда, женщина осознала, что увидела в Кэрол Хаммер соперницу! Что за идиотская мысль! Надо поскорее отослать девочку – подальше от греха.

– Послушай, милая, – ласково сказала Долли, – мы с Диком будем обсуждать деловые вопросы, и, боюсь, тебе будет с нами скучно. Может, ты пригласишь к себе какую-нибудь подружку? Вы могли бы во что-нибудь поиграть. Например, в настольное регби.

Кэрол энергично затрясла головой, отчего взлетела ее медная грива, и с надеждой посмотрела на гостя.

– Я бы лучше поиграла с вами.

Дик искоса взглянул на Долли. На дне его темных глаз плясали бесовские огоньки, он едва удерживался от смеха.

– Я бы сыграл с удовольствием.

Он еще издевается!

–Я сейчас не в настроении играть, – раздраженно сказала хозяйка, бросив на Дика неприкрыто враждебный взгляд. – Мы, кажется, собирались поговорить о деле. Ты хотел озеленить свой коттедж?

Флеминг ухмыльнулся.

– Значит, ты не хочешь играть только из-за своего плохого настроения? Других причин нет?

Сердце Долли сжалось. Своим вопросом он задел ее за живое. Изо всех сил стараясь сохранить благоразумие, она все-таки не сдержалась и раздраженно напустилась на дочку:

– Почему ты не слушаешься?! Я же сказала, что нам с Диком нужно поговорить о делах! Пригласи Пупси, и займитесь чем-нибудь. Сделайте ириски или еще что-нибудь сладкое...

Кэрол откинула за спину свои роскошные медные кудри.

– Мама! – возмущенно сказала она. – Я уже давно переросла эти занятия!

– Как жаль! – Дик удрученно покачал головой. – Я страшно люблю ириски. Я не ел домашних ирисок с тех пор... дай подумать... с тех пор, как был в твоем возрасте, Кэрол.

– То есть приблизительно с тех пор, как начала остывать наша старушка Земля? – Мать послала Кэрол взгляд, который должен был пояснить се непутевой дочке, что между ней и Диком лежит разница в возрасте, соответствующая целой эпохе в жизни планеты.

– Я пропускаю эту колкость мимо ушей, – любезно заметил Дик, – поскольку душа моя просит домашних ирисок.

– Вы правда хотите? – с сомнением в голосе спросила Кэрол.

– Клянусь, – сказал он, приложив руку к сердцу.

– С удовольствием приготовлю их для вас, мистер Флеминг!

– Это будет так мило с твоей стороны, Кэрол, голубка!

Мать с трудом удерживалась от улыбки. Оба так и утопали в патоке; сладкие ириски фадж вряд ли полезут им в горло.

– Кэрол, доченька, – ласково сказала Долли, – только переоденься, пожалуйста, во что-нибудь попроще. Ты ведь не хочешь выпачкать свою красивуюблузку и юбку.

Кэрол хотела было возразить, но сочла за благо не накалять обстановку.

– Хорошо, – сказала она послушно и вышла из комнаты.

Улыбаясь своим мыслям, Долли покачала головой. От ревности и раздражения не осталось следа.

– Она ведь наложила на лицо весь этот грими вырядилась, словно королева на выезд, только ради тебя, Дик! Кем же после этого я должна тебя считать? Вскружил голову моей дочери своими сладкими речами, да еще к тому же выторговал у нее ириски! Мистер Флеминг, вы настоящий проходимец!

Дик посмотрел на нее с улыбкой превосходства.

– Я знаю что делаю, моя сварливая крошка! Тебе должно быть известно, что за вино течет в жилах твоей дочки, будущей «роковой женщины»! Немного лести ей не повредит: в этом возрасте всегда полезно поднять самооценку. Вот увидишь, она будет так же красива, как и ее мать.

Дик встал, нахлобучил на голову шляпу и, усмехнувшись, посмотрел на нее сверху вниз.

– Пошли в оранжерею, выберем там несколько растений и пойдем...

– Не лучше ли будет, если ты сперва опишешь мне комнаты, где ты хочешь поставить растения? Для выбора культуры очень важно расположение комнат, много ли там солнечного света или...

– Глупости! – решительно прервал Дик поток ее профессионального красноречия. – Какой смысл описывать мои комнаты? Мы с тобой сейчас пойдем и на месте все осмотрим.

Продолжая улыбаться, он нагнулся, галантным жестом подал Долли руку и, не обращая внимания на протестующие возгласы, повел к двери, через веранду и вниз по ступеням. Когда они ступили на дорожку, посыпанную ракушечником, ведущую к соседнему дому, хозяйка словно споткнулась, остановилась и подозрительно посмотрела на соседа.

– Уже почти совсем темно. А когда мы попадем в оранжерею, то и вовсе не сможем ничего рассмотреть.

Но Дик одной рукой обнял Долли за талию, а другой приподнял ее лицо.

– Посмотри. Видишь, нарождается новый молодой месяц. Мы будем любоваться растениями при луне! Ты когда-нибудь видела их в лунном свете?

– Нет, ни разу. – Долли посмотрела на небо, по которому ползла огромная туча. – Вообще-то луна закрыта облаками. Мы ничего не разглядим. А кроме того, вот-вот пойдет дождь.

– Тогда давай поторопимся! Дойдем до места, ты сама осмотришь комнаты и решишь, что и куда лучше поставить.

Долли взглянула на Дика снизу вверх, стараясь угадать его мысли. Из-за облаков выглянул месяц, желтый, словно ломтик масла. В его свете лицо мужчины казалось таким простодушным, а улыбка – такой открытой и бесхитростной, что у Долли сжалось сердце. То, что она испытывала к нему, подозрительно походило на любовь... Но нет, это чувство, конечно, не могло быть любовью. Любовь не вписывалась в ее планы! В таком случае что же это? Просто страсть? Вполне возможно, неохотно призналась она себе. Ну, это не страшно, с этим можно справиться. К тому же наша встреча – чисто деловая. Рано или поздно все равно придется осмотреть его дом, чтобы подобрать подходящие растения. Какая разница, когда это произойдет? Чем раньше, тем лучше. Пора покончить с этим делом!

Долли тряхнула головой и решительно сказала:

– Пошли!

Быстрым шагом она направилась через лужайку к коттеджу, Дик едва поспевал за ней. Воздух был необычайно тих: ни дуновения ветерка, ни шелеста листьев. Где-то хрустнула ветка и громко ухнула сова. С моря надвигались тучи, заслоняя месяц. В сгустившейся тьме Долли споткнулась о корень. Она бы упала, если бы на помощь не подоспел Дик. Он обхватил ее за талию и прижал к себе. Если он и почувствовал, как прижалась к его груди ее грудь, то не подал вида. Только голос выдал его волнение, когда он спросил:

– С тобой все в порядке?

Долли беззаботно рассмеялась.

– Что-то меня заносит! – Но что именно она имела в виду: свое падение или головокружение от близости мужчины – ей и самой трудно было объяснить.

Прижавшись друг к другу плечами, они шли мимо цветущих магнолий и благоухающих хвоей сосен, освещенных бледно-голубым светом.

Дик отворил дверь своего дома, и они вошли внутрь. Долли быстро обвела взглядом белые стены, толстый бежевый ковер, мебель из светлого бамбука с синей и бежевой обивкой... Пожалуй, Дик был прав, подумала она. Его дом действительно имеет нежилой вид. К тому же здесь так сыро и холодно! Женщина поежилась и обхватила себя за плечи. Хозяин указал на широкий диван с автоматически откидывающейся спинкой, покрытый толстым пледом темно-рыжего цвета.

– Разреши представить тебе мое любимое лежбище; отсюда я наблюдаю парад планет.

Долли посмотрела настороженно, будто подозревая какой-то подвох, но постаралась держаться непринужденно.

– Давай выберем место для растений. – Она обошла всю гостиную и широко улыбнулась. – Теперь я понимаю, почему ты всегда в курсе всех наших дел. Окна гостиной и спальни выходят на север, как раз на наш дом!

Дик засмеялся.

– Правильно, это мои окна в мир.

Женщина вздрогнула. Неужели она и ее дети действительно вошли в его жизнь? Она посмотрела на него вопросительно, но в этот момент налетел мощный порыв ветра. Долли услышала, как ломаются сосновые ветки и падают на крышу коттеджа. Ветер ворвался в открытое окно, задребезжали стекла. Дик быстро захлопнул окно, не заметив мотылька, который ударился о стекло раскрытыми нарядными крыльями. Наверное, он искал убежища в доме, а нашел смерть, подумала Долли. Ей стало не по себе. Вдруг небеса разверзлись и хлынул ливень, с бешеной силой забарабанил по стеклу.

Гостья заторопилась.

– Спасибо за все, дорогой сосед. Мне нужно бежать домой – проверить, все ли окна закрыты.

Дик посмотрел из-за занавесок на соседний дом.

– Я вижу, как дети старательно задраивают окна, будто запирают на ночь банк. Так что тебе не стоит беспокоиться.

В этот момент загрохотало, и в коттедже погас свет.

Долли пошарила в темноте в поисках дверной ручки.

– Милый, мне действительно пора! Спокойной ночи.

– Зачем тебе уходить сейчас?

– Мы уже все обсудили, а об остальном договоримся завтра.

– Ты ошибаешься, Зеленая Веточка, я еще не сказал всего, что хотел.

– Ты мне все скажешь по телефону!

– Подожди, Долли. Ты не должна уходить вот так.

– Почему?!

– Ну, – он запнулся, придумывая что-нибудь неправдоподобней, лишь бы задержать ее у себя, а затем тихо сказал: – я боюсь темноты.

– Перестань, ты же взрослый человек!

– Нет, правда! – в его голосе звучало отчаяние. – У меня что-то произошло с психикой еще в раннем детстве! Может быть, сильный испуг...

Да, подумала Долли, нашел способ заставить меня остаться!

– С удовольствием одолжу тебе фонарик и несколько свечей. Я дойду до дома и пришлю к тебе Клода.

Не сработало! Дик лихорадочно выискивал какой-нибудь приемлемый способ не дать ей уйти.

– Ты вымокнешь до нитки! Я не прощу себе, если выпущу тебя на улицу в такой ливень. Оставайся, Зеленая Веточка!

– Не сахарная, не растаю, – засмеялась Долли.

О Господи, подумал Дик, и это не сработало!

Вдруг его осенила идея, и он заговорил строго, как учитель с нерадивым учеником.

– Сейчас ты подхватишь грипп; нет, хуже – пневмонию! Ты уже и здесь достаточно замерзла, а выйдешь на улицу – и готово. Подожди хотя бы, пока я разожгу камин! Во-первых, станет светло, а во-вторых – исчезнет сырость.

Женщина остановилась в нерешительности. Может, остаться на несколько минут? Вряд ли ливень продлится дольше. Она слышала, как хозяин ходит по комнате, пробираясь к связке поленьев возле камина, и говорит с преувеличенным оживлением:

– Вот видишь, все, что нужно, у меня под рукой: спички, сосновые шишки, хворост и кочерга.

Через несколько минут он сложил шалашиком в камине шишки и хворост, щелкнул зажигалкой, и огонь весело заплясал на дровах, распространяя мягкое золотое сияние. Дик улыбнулся, подумав, что огонь в камине сродни огню, бушующему в его сердце.

А Долли между тем боролась с собой. Соблазн остаться был так велик, но она прекрасно помнила, чем кончилось однажды невинное сидение на качелях...

– Лучше я все-таки пойду: посмотрю, как там дети, и заодно пришлю тебе свечей.

– Не уходи, дорогая! Я вовсе не хочу лишать тебя свечей... – Дик в отчаянии хватался за совсем уж дурацкие предлоги.

– Не волнуйся, у нас их много.

Тогда он просто подошел к стоявшей у окна Долли, обнял ее и опустил голову ей на плечо. И этого оказалось достаточно. Как завороженные стояли они обнявшись, и сквозь струйки дождя, падающие за окном, смотрели на огоньки свечей, горящие в каждом окне ее дома.

Дик потерся щекой о волосы любимой.

– Почему бы тебе не позвонить и не узнать, как у них дела?

Долли послушно подошла к телефону и набрала номер. Трубку подняла Кэрол. Искуситель стоял рядом и бесцеремонно вслушивался в каждое слово.

– Да-да, я понимаю, – отрывисто говорила мать. – Молодцы. Спасибо тебе. Пока.

– Все в порядке?

Долли кивнула.

– Да. Кэрол волнуется, что на улице ужасный ливень. Она, видимо, решила, что мы так заняты, что этого не заметили. Клод и Китти вернулись со дня рождения и сейчас дружно поедают твои ириски. – Глаза ее весело сверкнули. – Так тебе и надо, обманщик, ты заслужил это!

С поддельным негодованием Дик воскликнул:

– И это все, что она сказала?

– Нет. Они все переживают, что я вымокну, если пойду домой сейчас. Они предлагают мне посидеть у тебя – по крайней мере до тех пор, пока не уничтожат все ириски.

– Умницы! – Дик одобрительно кивнул.

По спине Долли пробежал холодок. Впрочем, это и не удивительно: в коттедже все еще было довольно холодно и сыро. Как не хочется выходить в такую погоду на улицу! Теперь ей стало ясно, что испытывает кошка, когда приходится лезть в воду.

Флеминг прекрасно понимал, что происходит сейчас в душе женщины, и с трудом сдерживал улыбку. Она может обманывать себя сколько хочет, но его-то ей провести не удастся. Ведь Долли буквально умирает от желания остаться! Кажется, настал самый подходящий момент, чтобы отговорить ее от этой дурацкой идеи—прекратить встречи с ним. Но надо действовать осмотрительно. Дик осторожно обнял Долли за плечи и прижал к груди.

– Моя милая маленькая Зеленая Веточка, ты смело можешь оставаться здесь до тех пор, пока не пройдет дождь..

Долли почувствовала, что у нее нет ни желания, ни сил продолжать борьбу.

– Расскажи мне, почему ты боишься темноты, – попросила она, хотя ни на секунду не поверила его выдумке. Ей просто захотелось поговорить с этим непонятным человеком, узнать о нем побольше.

Дик сел перед камином и жестом показал на кресло рядом.

– Давай сядем, и я расскажу тебе историю своей жизни.

Долли удивилась, как грустно и задумчиво звучит его голос.

– Начну я с того, что появился на свет по досадной случайности. Мои родители преподавали в колледже и, кажется, не стремились иметь детей. Я слишком поздно вошел в их жизнь. Да, слишком поздно, – грустно повторил он. – Они всегда обращались со мной как со взрослым. Так что, можно сказать, я родился старичком. Родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было всего девять лет. После их смерти я переходил от одних родственников к другим. Из рук в руки. У меня никогда не было своего дома, я никогда не задерживался долго на одном месте; меня всегда преследовало чувство, будто я все время в пути...

У Долли сжалось сердце. Как, должно быть, тяжело маленькому мальчику ощущать себя никому не нужным, чувствовать себя обузой для всех! Словно уловив ее мысли, Дик сказал:

– Но, с другой стороны, это оказалось и благом: ведь я ни от кого не зависел, не нес ни перед кем никакой ответственности и привык рассчитывать только на себя. – Он повернул к ней лицо. В уголках его глаз собрались морщинки. – Теперь тебе должно быть понятно, почему мне нравится мотаться по свету с места на место.

Несмотря на его бодрый тон, Долли заметила в глазах Дика боль и одиночество. Да, теперь ей понятно, почему он до сих пор бродит по свету. Кажется, ей понятно и то, чего сам рассказчик, судя по всему, не осознает... Ей вдруг нестерпимо захотелось обнять его, пожалеть и успокоить. Но она все время помнила о том, что необходимо держать себя в руках: ведь такие моменты особенно опасны. Как бы там ни было, пора признать неопровержимый факт, который хотелось не замечать. Она мечтала о легком романтическом приключении, а вместо этого безнадежно влюбилась...

– Ну, довольно болтать об ушедшей юности! – заявил Флеминг и подошел к окну. На его губах заиграла довольная улыбка. – Все еще льет. – Он повернулся к гостье. – Прости, у меня нет записи «Голубого блюза».

Ах, да! Это та самая песня, под которую они танцевали в тот вечер на террасе! Повинуясь внезапному порыву, Дик принялся напевать низким мелодичным голосом, затем протянул руки к Долли, и она, не раздумывая, подошла и положила руки ему на плечи. Они медленно поплыли в танце, озаряемые светом живого огня.

Дик нежно потерся носом о ее ухо; бережно, словно священнодействуя, поцеловал в шею. Долли стало щекотно и весело. Она вдруг почувствовала легкость, которую прежде ощущала при общении с Диком, – тогда, сто лет назад, когда он еще не знал, что у нее трое детей...

Дик остановился возле дивана и посмотрел ей в глаза.

– Долли, милая, это сильнее нас! Неужели ты до сих пор не поняла?

Они сели рядом на мягкое сиденье; Дик осторожно положил ее голову к себе на плечо. Долли вздохнула, и этот звук рассказал о ее чувствах полнее всяких слов. Как хорошо, думала она, сидеть вот так рядом с любимым, чувствовать тепло его руки на своем плече, слушать вой ветра, раскачивающего деревья, шум дождя, который барабанит по крыше и стучит в окно... Она так давно, так часто мечтала об этом!

– Смотри, как мечутся языки пламени, – прошептал Дик. – Да ты и сама как огонь, милая, такая же искрящаяся и непостоянная, как пламя. Ты так же ярко освещаешь мою жизнь!

Долли обернулась к нему и встретила такое обожание и томление в его взгляде, какого до сих пор ей еще не приходилось видеть. Губы женщины приоткрылись в смятении, и тогда Дик сжал ее щеки в ладонях и поцеловал в эти приоткрытые губы. Долли захотелось, чтобы этот обжигающий поцелуй не кончался никогда...

Горячие губы любимого лишили Долли последней внутренней опоры; воля ее ослабла; тело, как цветок в жару, стало мягким и податливым. Она обняла Дика за плечи. Он медленно откинулся назад и, не выпуская возлюбленную из тесных объятий, опустил спинку дивана вниз, пока ложе не раскрылось. Их губы опять встретились, и у Долли закружилась голова от мускусного запаха кожи мужчины, смешавшегося с тонким смолистым ароматом веток сосны, потрескивающих в камине.

Дик на мгновение оторвался от Долли, взглянул ей в глаза и низким хриплым голосом прошептал:

– Ночь за ночью на далеком забытом Богом острове я, одинокий, мечтал о женщине. Я знал только, что она прекрасна, но не мог представить себе ее лицо. То, что сейчас происходит с нами, когда ты, дорогая, лежишь в моих объятиях, превосходит все мои самые смелые мечты. Но главное – я теперь точно знаю, что за лицо было у той женщины. Твое, Долли! Твое, единственное лицо! Ты первая, кому удалось проникнуть в мое сердце. Ты моя покорительница, Зеленая Веточка!

– А ты мой странник, подаренный морем. Никто еще не говорил мне таких слов, не смотрел на меня с такой страстью, так нежно...

– Милая, ты – чудо...

Он целовал ее снова и снова, и Долли больше не слышала ни шума дождя за окном, ни потрескивания дров в камине. Весь мир, казалось, перестал существовать для нее—были только она и рыцарь ее грез. Прежде ей казалось, что такое полное единение душ существует лишь в сказках и снах. Но ведь он и пришел к ней из сна! Теперь Долли страстно хотелось одного: чтобы и тела их слились так же, как души. Поцелуи Дика становились все жарче; из глубины ее тела поднималась и росла волна ответного желания. Он медленно расстегнул ее блузку, и она не раздумывая, на ощупь отыскав пуговицы на его рубашке, расстегнула их. И блузка, и рубашка, а за ними его коричневые брюки и ее цветастая юбка – все беззвучно упало на толстый бежевый ковер.

Долли нежно провела рукой по гладкой мускулистой спине возлюбленного, по его плечам и ключицам. Дик запрокинул голову, и она кончиками пальцев дотронулась до его носа, едва касаясь, провела ими по переносице, обвела абрис его полных и чувственных губ. В красноватом отблеске пламени камина глаза Дика сверкали такой неутолимой страстью, что у нее перехватило дыхание. Что это? Игра? Наслаждение? Счастье? Или... любовь?

Он вновь припал ко рту любимой, но, движимый бешеным, неукротимым желанием, стал целовать ее всю. Женщина с наслаждением возвращала ему поцелуи. Он шептал ей нежные слова, давал ласковые прозвища, снова и снова повторял ее имя. Казалось, эти волшебные слова идут из самых потаенных глубин его души.

Раскачиваясь на волнах желания, они покинули Землю и поплыли по волшебному океану страсти.

Не прекращая ласк, Дик нежно раздвинул ее бедра, провел рукой по их бархатной коже, а затем, крепко сжав ладонями ее ноги, прижал их к своим сильным мускулистым ногам. Затем его руки скользнули вверх, к ее груди. Касаясь большими пальцами розовых сосков, он стал поглаживать их. Стон вырвался из груди Долли. С уст срывалось его имя, повторяясь вновь и вновь; она дугой выгибалась ему навстречу.

Малиновые и золотые язычки пламени, игравшие в камине, бросали сполохи на их сплетенные тела цвета слоновой кости. Свет перемежался с тенью. Пламя, бушующее в любовниках, озарялось светом живого огня. Вначале движения их тел были медленными и чувственными, затем стали убыстряться, пока наконец огонь желания, переполнявший обоих, не взорвался ослепительной вспышкой взаимного удовлетворения. Долли закричала в экстазе. Действительность оказалась куда прекрасней самых волнующих снов!

Никогда еще Дик не испытывал столь полного, столь упоительного восторга. Ему показалось, что до этой минуты он был мужчиной лишь наполовину, и только теперь стал им полностью. Наконец-то он овладел ею! Долли принадлежит ему! И внезапно странная, неуместная мысль поразила завзятого холостяка: теперь он обрел дом.

Забыв о времени, они лежали в объятиях друг друга. Когда состояние эйфории стало покидать Долли, она содрогнулась от осознания совершенного безумия. А ведь она так старалась не допустить этого, потому что прекрасно знала, что все кончится: уже сейчас она не могла представить себе жизни без этого человека. А что будет дальше? Обхватив ладонями его лицо, Долли тихо сказала:

– Мы нарушили наш договор, Дик. Нам придется прекратить встречаться.

Глаза его широко распахнулись от удивления. Он отказывался верить собственным ушам.

– Любовь моя, это просто смешно! Ты не можешь не чувствовать, что мы созданы друг для друга. Такое бывает раз в жизни, если бывает вообще. Почему мы должны отказываться от этого счастья?!

Убитым голосом Долли пробормотала:

– У меня были причины относиться к нашему договору всерьез. А сейчас, после того что произошло, можно смело сказать, что этот договор был фикцией.

– Скажи, ты сознательно избегала встреч со мной? – спросил он хрипло.

– Да. И, как выяснилось, правильно делала. Нам нельзя продолжать наши отношения!

Дик надолго замолчал. А когда заговорил вновь, голос его был полон горького недоумения.

– Ты уверена, что этого хочешь? – Глаза Дика, казалось, старались заглянуть ей в самую душу.

– Да, – ответила Долли. – Буря прошла, и мне пора уходить.

Больше она ничего не смогла выговорить: слезы сжимали горло. Да и какой смысл в тысячный раз пытаться что-то объяснить... Долли сама произнесла себе приговор. Встав с постели, она собрала одежду и, тихо прикрыв за собой дверь, ушла.