Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации

Инки применили весь свой выдающийся организационный гений, чтобы преодолеть эти природные недостатки. Были организованы сельскохозяйственные общины для постройки и поддержания в надлежащем виде сложных террас, подпиравших склоны гор широкими ступенями из грубого камня. Водные ресурсы засушливой прибрежной равнины использовались экономно, а горные ливни укрощались с помощью прекрасных ирригационных каналов и канав. Администрация империи содержала склады с продовольствием и стада лам и альпака, главным образом для своих собственных нужд и нужд армии, но также для своего рода страховки на случай неурожая. Администрация империи перемещала сельское население с одного места на другое с целью сбалансировать жизненный уровень во всей империи, а также с целью размещения колоний из лояльных граждан среди племен, которые в будущем могут доставить беспокойство.

В результате такой административной деятельности и благодаря стабильному распорядку размеренного сельскохозяйственного труда население империи инков процветало. Но оно жило скудно питаясь: пища была бедна белками. Индейцам так недоставало молока, яиц и мяса — еды, столь привычной для европейцев. В их растении киноа, похожем на рис, было немного белка, так же как и в картофеле (который вымачивали, вымораживали и перемалывали в белую муку — «чуньо»); различные растения были источниками разумно сбалансированного количества витаминов. Индейцы ели дважды в день, утром и вечером, сидя на земле и беря пищу из мисок. В основном их еда представляла собой супы или каши. Всякому, кто в наши дни захотел бы попробовать пищи инков, нужно только остановиться в индейской хижине вдали от основных дорог. Женщина бросает зелень, картофель и кукурузу в булькающий горшок и затем разливает это кушанье половником в миски домочадцев и гостей. Морские свинки суетятся под ногами и тащат все объедки, которые падают на грязный пол. Вареную картошку раздают прямо в руки вместе с грязью, все еще прилипшей к кожуре. Вареные или жареные початки кукурузы также едят с помощью рук. Инки сами для себя вари ли чичу, для этого старухи жевали кукурузу, чтобы их слюна дала начало ферментации. Это приятный напиток темного цвета, по вкусу напоминающий перестоявший сидр, а не «искрящаяся чича», по выражению Прескотта. Простым людям запрещалось пить более крепкие напитки, такие, как спирты, полученные на основе сахара, и жевать коку — это была привилегия знати. Так что повседневная жизнь в империи инков была большей частью жизнью крестьянских общин — постоянной борьбой за существование, прерываемой религиозными праздниками согласно сельскохозяйственному календарю.

Земледельцы того времени мало отличались от индейцев, живущих в Андах сейчас: они покорные и пассивные, сильные, стойкие и суеверные. Из них сформировался отличный пролетариат, послушный и глубоко консервативный. Их потомки выглядят флегматиками, даже меланхоликами, но у наиболее смышленых из них насмешливое выражение лица, чуть ли не издевательски насмешливое. Это красивые люди с кожей цвета меди и высокими монгольскими скулами. У них гордые римские носы, но их лбы и подбородки скошены назад. Дети, живущие в Андах, очаровательны; их черные глазки всегда блестят, а щечки постоянно здорового розового цвета. Они выглядят крепкими, так как у этой расы развились легкие и грудная клетка большего объема для дыхания разреженным горным воздухом.

Простые индейцы во времена империи инков носили стандартную униформу, им запрещалось любое разнообразие в одежде. Одежда им выдавалась из общих запасов, и они носили ее и днем и ночью. Во время сна индейцы снимали только свои наружные украшения, что они делают и по сей день. Свою одежду — один комплект для повседневной носки и один для праздников — они постоянно чинили, но редко стирали. Мужчины носили набедренные повязки из куска ткани, пропущенного между ног и закрепленного на поясе спереди и сзади. Сверху они надевали белые туники без рукавов в виде мешка с прямыми боковыми краями и отверстиями для головы и голых рук, свисавшие почти до колен: в них они выглядели как римляне или средневековые пажи. Поверх туник они носили большие прямоугольные плащи из коричневой шерсти; их завязывали узлом на груди или на одном плече. Женщины носили длинные туники, прихваченные на талии поясом, довольно похожие на греческие; они свисали до земли, но по бокам имели разрезы, через которые при ходьбе были видны ноги. В сущности, это была ткань в форме прямоугольника, обернутая вокруг тела и закрывавшая грудь, а ее концы закреплялись на плечах булавками. На талии ее держал широкий пояс, украшенный узорами или квадратиками. Поверх туник женщины надевали серые накидки, застегивавшиеся на груди с помощью большой декоративной булавки; накидки свисали сзади до Уровня икр. И мужчины, и женщины ходили босыми или носили простые кожаные сандалии, которые завязывались на лодыжках.

Развиваясь в изоляции, перуанцы дошли до многих атрибутов других цивилизаций: у них были ткани, керамика, одежда, металлы, архитектура, дороги, мосты и ирригационная система. Но им не удалось сделать тех трех открытий, которые мы считаем основополагающими. Это — колесо, арочное перекрытие и письменность. Они использовали катки для перемещения больших строительных блоков, но так и не изобрели крутящееся на оси колесо. В отсутствие таких сильных животных, как лошади или быки, у инков был маленький потенциал для быстрых средств передвижения. Перу — это такая гористая страна, что ее дороги все время либо поднимаются вверх, либо спускаются вниз: все транспортные перевозки у инков совершались бегунами и носильщиками или караванами лам, груженных нетяжелой поклажей. До XX века большая часть Анд не имела дорог для колесного транспорта. Огромное количество превосходной керамики доколумбовского периода делалось вручную за неимением гончарного круга. Менее важным было отсутствие такого изобретения, как арочное перекрытие и замковый камень: инки были великолепными каменщиками и умели строить прекрасные прямоугольные перекрытия. Боковые стороны дверных проемов и ниш они делали скошенными внутрь, чтобы уменьшить расстояние, которое нужно перекрывать наверху. В результате проемы в форме трапеций являются типичными признаками, характерными для построек инков.

Так и не дойдя непосредственно до письменности, перуанцы создали мнемонические средства, использовавшиеся для записи статистических данных или исторических событий. В культуре мочика для этой цели, очевидно, использовали мешочки меченой фасоли. У инков было их знаменитое узелковое письмо кипу, то есть ряды веревок, цвет и количество узелков на которых обозначали числа или понятия. У инков была также сложная система «протоколирования» общественной жизни; у них существовала каста профессиональных сказителей, которые, как гомеровские барды или средневековые трубадуры, устно передавали традиции из поколения в поколение. Отсутствие письменности — это большое препятствие для историков, занимающихся периодом завоевания: все записи сделаны только испанцами. К счастью для нас, испанцы часто расспрашивали инков об их прошлом как официальным путем, так и частным образом, что было инициативой отдельных людей, которые вели дневниковые записи. Племянник Атауальпы, Титу Куси Юпанки, надиктовал длинное повествование, и это единственная историческая запись со слов члена королевской фамилии инков. Некоторые хронисты пользовались рассказами матерей или жен инков, особенно Гарсиласо де ла Вега, Фелипе Гуаман Пома де Аяла и Хуан де Бетансос. Другие стали знатоками перуанского языка, кечуа, и узнали многое благодаря дружбе с членами семьи Инки. Выдающимся хронистом из их числа был священник Мартин де Муруа, чьи симпатии были на стороне индейцев и благодаря кому нам известны многие подробности того, что происходило в обществе инков в течение десятилетий после завоевания.

Таковы были цивилизация и народ, представшие перед маленькой экспедицией Эрнандо Писарро в январе 1533 года. Пятнадцать дней экспедиция пробиралась через горы и спускалась на прибрежную равнину, чтобы еще неделю ехать до храма Пачакамака. У великого храма их ждало жестокое разочарование. Как и боялся Атауальпа, жрецы спрятали большую часть сокровищ, если они у них вообще были. Святилище находилось на вершине огромной ступенчатой пирамиды, сложенной из сырцового кирпича. На каждой ступени было ограждение. Предполагалось, что каждый, стремящийся достичь ее вершины, должен поститься в течение года, и общение с оракулом разрешалось только при посредничестве жрецов. Нарушив правила, испанцы прошли мимо охраны и силой проложили себе дорогу прямо на самый верхний уровень. Мигель де Эстете вспоминал, какое разочарование постигло их в конце путешествия. Храм оказался маленьким помещением кубической формы, «стены которого были сплетены из тростника; в нем стояло несколько столбов, украшенных золотыми и серебряными листьями, а на его крыше лежали куски домотканой материи, чтобы защитить его от солнца… Его запертая дверь была густо усеяна разнообразными предметами: кораллами, бирюзой, хрусталем и другими штучками. В конечном счете ее открыли, и мы были уверены, что интерьер окажется таким же любопытным, как и дверь. Но все было совсем наоборот. Казалось, что это обиталище дьявола, так как он живет исключительно в мерзких местах… Там довольно дурно пахло и было темно, поэтому нам принесли свечу. С ней мы вошли в крохотную пещерку безо всякой отделки и украшений. Посередине помещался вкопанный в землю столб, наверху которого стояла статуя мужчины грубой работы. Видя всю эту грязь и пародию на идола, мы вышли и спросили, почему они его так превозносят, такого грязного и уродливого». Что же касается общения с дьяволом, Эрнандо Писарро, охваченный некоторыми сомнениями, писал: «Я не верю, что там они разговаривают с дьяволом, „…“ так как я постарался выяснить это. Там находился один древний жрец, один из тех, кто был ближе всех к их богу, и он сказал, что дьявол велел ему не бояться лошадей, так как они внушают ужас, но не причиняют вреда. Его пытали, но он остался непреклонен в своей вере. Насколько можно судить, индейцы поклоняются дьяволу не из любви, но из страха… Я заставил всех окрестных вождей приехать и стать свидетелями моего входа [в святилище], чтобы они избавились от своего страха. У меня не было проповедника, поэтому я сам почитал им проповедь, разъяснив им обман, в котором они жили». Испанцы провели в храме Пачакамака почти весь февраль в тщетных поисках сокровищ. Смелость и дерзость Эрнандо Писарро и горстки его последователей не могут не произвести впечатления. Они беспечно ниспровергли такую древнюю и почитаемую святыню, которую не тронули даже инки во время своих завоевательных походов (фото 11). Они сделали это, зная, что от находящихся в изоляции соотечественников в Кахамарке их отделяют недели трудного пути.

Первоначально Атауальпа обещал, что его выкуп будет собран за два месяца — время, необходимое для того, чтобы послать гонцов в Куско и перевезти золото из его храмов в Кахамарку. После первых недель ожидания в город непрерывным ручейком потекли сокровища. «В некоторые дни прибывало 20 тысяч песо золота, в другие — 30,50 или 60 тысяч песо золота. [Золото было в виде] больших кувшинов или ваз, вместимостью от двух до трех арроба [от 50 до 75 фунтов]; а также были большие серебряные кувшины и вазы и много других сосудов… Губернатор приказал, чтобы все это хранилось в здании, где находилась охрана Атауальпы. Для обеспечения большей сохранности сокровищ губернатор поставил христиан охранять их днем и ночью. Когда сокровища помещали на хранение, их все пересчитывали, чтобы не было обмана». Вероятно, это произвело на Атауальпу большое впечатление и убедило его в том, что испанцы серьезно относятся к его предложению. Как только склад будет заполнен, испанцы со своей добычей, по-видимому, уедут, Атауальпа получит свободу и будет править страной, а его армия может даже уничтожить чужеземцев до того, как они покинут Перу. Поэтому он с нетерпением ждал завершения сборов выкупа, а это зависело от того, войдут ли в него золотые пластины, которыми был облицован храм Солнца в Куско. Один из братьев Атауальпы прибыл с партией сокровищ и сообщил, что еще большая их часть задержалась в Хаухе. Возможно, он также сказал, что разорение храма Кориканчи еще не началось. Поэтому Атауальпа предложил Писарро послать нескольких исгтнцев в Куско, чтобы они присмотрели за отправкой партии золота оттуда. Писарро очень не хотелось ввергать испанцев в новые рискованные предприятия в этой незнакомой стране, но он смягчился, когда от его брата Эрнандо Писарро прибыл гонец. Атауальпа пообещал отправить одного из своих родственников с любыми посланцами и приказать своим военачальникам — Чалкучиме в Хаухе и Кискису в Куско, — чтобы те гарантировали их безопасность. Наконец, добровольцами вызвались трое: Мартин Буэно и Педро Мартин, оба из Могера, и один из переводчиков, находившихся при армии Писарро. Они выехали из Кахамарки 15 февраля 1533 года. «Губернатор послал их, вручив Господу. С ними были индейцы, которые несли их в гамаках и прислуживали им».

Полководец Кискис, недавний завоеватель Куско, оказал посланцам весьма холодный прием. «Ему не нравились христиане, хотя он ими сильно восхищался… Он сказал им, что, если они откажутся освободить касика [Инку], он сам пойдет и освободит его». Приказы Атауальпы были недвусмысленны: золото должно быть снято с храма, но ничто, связанное с мумией Уайна-Капака, не должно быть потревожено. И Кискис отправил посланцев в храм Солнца Кориканчи. Как и предполагал Атауальпа, они нашли его нетронутым. «Эти здания были обшиты большими золотыми пластинами с той стороны, с которой восходит солнце, а с более затененной от солнца стороны золото было худшего качества. Христиане подошли к зданиям, и без помощи индейцев — которые отказались помогать, сказав, что это Дом Солнца и что они умрут, — христиане решили снять украшения „…“ при помощи медных ломов. Что они и сделали, по их словам». Испанцы выломали 700 пластин, о которых Серее писал, что в каждой из них было в среднем по 4,5 фунта золота после переплавки. «Большей частью это были пластины, по размерам похожие на доски для сундука, длиной 3-4 пяди [2-2,5 фута]. Их снимали со стен зданий, поэтому в них были дырочки, как следы от гвоздей». Посланцам не позволили осмотреть весь город, но то, что им удалось увидеть, опьянило их. «Они сказали, что во всех храмах города было столько золота, что это было просто потрясающе… Они привезли бы гораздо больше золота, если бы это не задержало их дольше, ведь они там находились одни, на расстоянии более 250 лиг от других христиан». И тем не менее «именем его величества они вступили во владение городом Куско». Они заперли одно здание, полное золотой и серебряной утвари, «и запечатали его королевской печатью и печатью губернатора Писарро, а также оставили охрану из индейцев». Они сообщили, что видели золотой алтарь для жертвоприношений весом 19 тысяч песо, который был так велик, что мог вместить двух человек. Другой огромный трофей — золотой фонтан изумительной красоты, сделанный из множества кусочков золота, — весил свыше 12 тысяч песо и был разобран на части для отправки в Кахамарку. Посланцы проникли даже в святилище, в котором находились мумии двух Великих Инков. Старуха в золотой маске отгоняла от них мух веером. Она настояла, чтобы пришельцы сняли обувь, прежде чем войти. Смиренно выполнив эту формальность, «они вошли и увидели мумии и украли много дорогих вещей, принадлежавших им».

Отношение полководца Кискиса к испанским посланцам показало, в каком затруднительном положении оказались военачальники Великого Инки. Чтобы спасти жизнь своему повелителю, они вынуждены были сотрудничать с его похитителями. И едва завершив свой триумфальный поход к Куско, они не смели сдвинуться с места, чтобы попытаться его спасти. Кискис располагался в Куско вместе с армией численностью 30 тысяч человек, а главнокомандующий Чалкучима находился в Хаухе, на полпути между Куско и Кахамаркой, с 35 тысячами воинов. Другие гарнизоны численностью несколько тысяч человек занимали стратегические центры, такие, как Вилькасуаман и Бомбон. На севере, между Кахамаркой и Кито, находился третий военачальник, Руминьяви, отвечавший за опорный пункт Атауальпы. Его армия увеличилась за счет войск, отправленных Писарро из Кахамарки домой, а также он мог набирать пополнение из дружелюбно настроенного населения. Руминьяви был единственный генерал, не оккупировавший вражескую часть империи, поэтому только его армия была относительно мобильна.

Эрнандо Писарро, находившийся у храма Пачакамака, был недалеко от Чалкучимы в Хаухе, если перейти через горы. Он воспользовался услугами индейцев-бегунов, которые передали военачальнику Великого Инки приглашение спуститься на побережье и встретиться с ним. Чалкучима передал свой ответ: он встретится с испанцами там, где по пути назад, в Кахамарку, они достигнут горной дороги в южной части Уайласской долины. Эрнандо Писарро принял условия встречи. Его отряд покинул храм Пачакамака в начале марта, но повернул в долину Чинча (современная Пативилька), к большому городу Кахатамбо. Местные жители утверждали, что Чалкучима уже прошел через этот город по пути на условленную встречу. «Но так как мы думали, что эти индейцы редко говорят правду, капитан решил выйти на королевскую дорогу», которая вела из Хаухи в Уануко, а затем в Кахамарку вдоль реки Мараньон. Это означало, что придется пересекать безлюдные горы Кордильера-Уайуаш на высоте почти 5 тысяч метров. «Дорога шла через горы и была настолько занесена снегом, что мы испытывали большие трудности». «Люди очень ослабли, а лошади устали и нуждались в перековке».

11 марта испанцы вышли на королевскую дорогу у города Бомбон и узнали, что на самом деле Чалкучима находится все еще в Хаухе. Они двинулись на юго-восток и достигли этого города в воскресенье 16 марта. Несмотря на свою безрассудную храбрость, Эрнандо Писарро боялся приближаться к месту пребывания самого грозного военачальника Атауальпы. «Один из вождей, сопровождавших меня, с которым я хорошо обращался, предупредил меня, чтобы я приказал христианам идти вперед в боевом порядке, потому что он считал, что Чалкучима настроен воинственно. Вскарабкавшись на невысокую гору неподалеку от Хаухи, мы увидели на площади огромную черную массу, о которой мы подумали, будто это что-то сгорело. Но когда мы спросили, что это, нам ответили, что это были индейцы». «Мы не знали, были ли они воинами или горожанами». «Все солдаты шли вперед, думая, что мы будем сражаться с индейцами. Но когда мы вступили на площадь, вожди вышли, чтобы принять нас с миром», а зловещая темная масса оказалась «горожанами, собравшимися на праздник».

Эрнандо Писарро отправился в Хауху, чтобы «ласковыми речами попытаться уговорить Чалкучиму сопровождать его до того места, где находился Атауальпа». Крохотный отряд надеялся «привезти золото, рассеять его армию и привезти Чалкучиму лично ради его же блага; а если бы он воспротивился, то напасть на него и схватить». Не слезая с коня, Эрнандо Писарро спросил, где Чалкучима, и узнал, что он ушел из города за реку. Вместе с Писарро находился один из сыновей Уайна-Капака и, возможно, брат Атауальпы Киллискача, которого и послали поговорить с ускользнувшим Чалкучимой. А тем временем испанцы очистили площадь от индейцев и разбили на ней лагерь, оставив лошадей взнузданными и под седлами на всю ночь. Писарро сказал местным вождям, что лошади рассердились и могут уничтожить любого индейца, неосторожно забредшего на площадь. Но ничто не может помешать индейцам в Андах веселиться во время их праздника: испанцы оказались в центре непрекращавшихся плясок, пения и разгула пьянства в течение всех пяти дней их пребывания в Хаухе.

Чалкучима вернулся в Хауху с принцем Киллискачей на следующее утро. Они ехали на носилках Чалкучимы в сопровождении великолепного кортежа. Военачальник пришел к Эрнандо Писарро, и они вдвоем провели целый день в переговорах, которые ни к чему не привели. Писарро пытался уговорить Чалкучиму поехать с ним в Кахамарку, заявив, что Атауальпа хочет, чтобы его военачальник был рядом с ним. Чалкучима объяснил, что Атауальпа еще раньше прислал ему приказ оставаться в Хаухе, поэтому он не двинется с места, пока не получит четкий контрприказ. Если бы он уехал из Хаухи, вся эта область, несомненно, восстала бы и перешла на сторону Уаскара. Обе договаривающиеся стороны еще не пришли ни к какому соглашению, когда наступила ночь. Испанцы опять провели ночь в боевой готовности, в то время как Чалкучима обдумывал доводы, высказанные ему днем. По какой-то неизвестной причине он решил уступить. На следующее утро он вернулся, чтобы сообщить Эрнандо Писарро, что он поедет с ним в Кахамарку, раз уж тот так сильно этого хочет. Они тронулись в путь через два дня, захватив с собой большую партию золота и серебра и оставив Хауху под командованием принца, сопровождавшего Писарро.

Решение Чалкучимы было трагической ошибкой, одним из поворотных пунктов в крушении сопротивления испанским захватчикам. Самый грозный военачальник в империи инков добровольно отправился туда, где ему, как оказалось, был уготован плен. В момент своей капитуляции Чалкучима был одержавшим не одну победу полководцем, окруженным преданной армией. Он был почти такой же крупной добычей для испанцев, как и сам Инка, потому что воинская репутация Чалкучимы сложилась еще при Уайна-Капаке и могла оказаться достаточно весомой, чтобы он, объединив все силы, встал во главе сопротивления отряду Писарро. Возможно, он был в Перу единственным человеком, обладавшим такими качествами, которых было достаточно, чтобы преодолеть ненависть, порожденную междоусобной войной, — несмотря на то, что был главнокомандующим армией победителей-китонцев и сыграл свою роль в казни Уаскара.

Что заставило Чалкучиму изменить свое решение после целого дня упорных дебатов с Эрнандо Писарро? Некоторые испанцы с присущей им самоуверенностью решили, что «этот военачальник боялся христиан, особенно конных». Эрнандо Писарро писал, что «наконец, когда он увидел, что я полон решимости привезти его, он пришел по собственной воле». Но кажется невероятным, чтобы такой Голиаф, как Чалкучима, мог испугаться такого крошечного отряда испанцев, удаленного от основных сил. Эстете признал, что «у него было столько воинов, что случилась бы большая беда, вздумай он напасть ночью на христиан… У Чалкучимы были специальные интенданты, отвечавшие за снабжение его армии; у него было много плотников для работ по дереву; во многом его обслуживание и личная охрана были поставлены на широкую ногу; у него было три или четыре носильщика. Короче, он подражал своему повелителю в организации всего своего хозяйства и во всех других отношениях. Его боялись по всей стране, так как он был очень доблестный воин и завоевал по приказу своего господина более 600 лиг территории. В ходе завоеваний он провел много сражений как на равнине, так и в труднодоступных местах и одержал победу во всех из них. В этой стране ему больше нечего было завоевывать». «У этого военачальника было много прекрасных воинов: в присутствии христиан он пересчитал их на своих узелках [кипу], и их оказалось 35 тысяч».

Значит, Чалкучиму ввели в заблуждение «ласковые речи» Эрнандо Писарро, которым индейский принц прибавил убедительности. Он, очевидно, поверил заявлению, будто Атауальпа желает, чтобы его полководец сопровождал испанцев по пути в Кахамарку. Возможно, ему было любопытно узнать при личной встрече с Атауальпой, чего тот хочет от него и его армии и как ему следует относиться к испанцам. Возможно, он боялся, что если кто-нибудь из них будет убит в стычке с его армией, то пострадает Атауальпа. Хотя если бы Чалкучима взял в плен Писарро, он мог бы начать торговаться: Писарро в обмен на Инку. Он глубоко недооценил последствий своего поступка, так как, выехав из Хаухи с этой обманчиво маленькой шайкой чужестранцев, он доставил себя прямо в плен и в конечном счете встретил смерть.

Чалкучима приказал своим людям сделать для коней испанцев серебряные и медные подковы. Путешествие из Хаухи в Кахамарку было приятным. Во время поездки испанцы получили привилегию увидеть страну в сопровождении гида, которым был ее самый выдающийся полководец. Жилье и припасы для людей и лошадей были наготове при каждой остановке на ночлег. В течение двух дней, проведенных путешественниками в Уануко, там проходили особенно красочные празднества. Развалины города, в настоящее время известные как Уануко-Вьехо, находятся выше Ла-Унион, дальней деревушки у верховьев реки Мараньон. Они представляют собой превосходную работу по камню и являются уникальными, будучи единственными руинами крупного города инков, оставшегося нетронутым во время более поздней оккупации (фото 10). Упавшие на землю серые камни городских домов и плиты храмов лежат на краю плоского участка безлесной, лишенной красок саванны, и только время оставило на них свой след. Из Уануко путешественники поехали на север по прекрасной местности между восточными склонами Кордильера-Бланки и огромным ущельем реки Мараньон. (В этот район даже сейчас еще не проник автомобильный транспорт, и почти каждый обрывистый склон увенчивают живописные разрушенные башни доинковской цивилизации яривилька. Это солнечная местность, проезжая по которой путешественник минует горные деревушки и любуется потрясающими долинами, круто спускающимися к реке Мараньон.) Несколькими месяцами раньше Чалкучима с боями пробивался по этой дороге. Около одного моста над труднопреодолимым каньоном он рассказал своим попутчикам, как в течение трех дней воины Уаскара защищали эту позицию, а затем сожгли мост и заставили его воинов преодолевать реку вплавь.

Эрнандо Писарро вошел в Кахамарку 25 апреля после трехмесячного отсутствия. «Испанцы вышли нам навстречу в великой радости». И у них была для этого причина: возможно, Писарро и не нашел много сокровищ, но зато он привез важного пленника. Теперь статус Чалкучимы резко изменился. Во время поездки он был попутчиком и хозяином. А теперь он стал фактически пленником, которого охраняли не менее 20 испанцев в течение всей его оставшейся жизни. Его первым побуждением было получить аудиенцию у Атауальпы, и на испанских наблюдателей произвело большое впечатление то, как соблюдался протокол при встрече пленного правителя и его главнокомандующего. «Когда Чалкучима вошел в двери, за которыми содержался в заключении его господин, он принял из рук сопровождавшего его индейца груз и положил его себе на спину, как это сделали и многие другие вожди, пришедшие вместе с ним. Он вошел к своему господину, неся этот груз на спине, а когда он увидел Атауальпу, он поднял руки к солнцу в знак благодарности за то, что ему позволено видеть его [Атауальпу] снова. Он подошел к нему с великой почтительностью, плача, и поцеловал его лицо, руки и ступни; и другие вожди, пришедшие вместе с ним, сделали то же самое. Атауальпа продемонстрировал все свое величие. Он не посмотрел ему в лицо и не обратил на него ни малейшего внимания, как если бы перед ним стоял самый бедный индеец, хотя в его империи не было человека, которого он любил бы так же горячо». «Касик Атауальпа был глубоко расстроен приездом своего военачальника, но так как он был очень умным человеком, то притворился, что рад».

Теперь, когда Чалкучима был в их власти, испанцы начали с ним жестоко обращаться. Они были убеждены, что, когда он завоевал Куско, он должен был захватить и золото Уайна-Капака и Уаскара, — посланцы еще не вернулись, чтобы подтвердить, что оно все еще в городе. Когда губернатор Писарро стал настойчиво требовать золота, Чалкучима мог только протестовать, «что у него нет золота и что они привезли все». Ему никто не поверил. «Все, что он говорил, было ложью. Эрнандо де Сото отвел его в сторону и пригрозил, что сожжет его, если он не скажет правду. Он повторил свой ответ. Тогда они поставили столб и привязали его к нему, и принесли много хвороста и соломы, и сказали ему, что подожгут его, если он не скажет правды. Он попросил их позвать его повелителя. Атауальпа пришел с губернатором и поговорил со своим связанным полководцем». Чалкучима объяснил, в какой опасности он находится, но Инка сказал, что это блеф, «так как они не посмеют сжечь его». Затем они еще раз спросили его о золоте, и он так и не сказал им ничего. Но как только они разожгли огонь, он попросил, чтобы его господина увели, потому что он делал ему глазами знаки не открывать правды. И Атауальпу увели.

«Затем Чалкучима сказал, что по приказу касика он три или четыре раза выступал с большой армией против христиан. Но, как уже известно христианам, его правитель Атауальпа лично приказал ему отступить из страха, что христиане убьют его… Тогда они отнесли этого индейского военачальника в дом Эрнандо Писарро и приставили к нему хорошую охрану. Такая охрана была необходима, потому что значительная часть армии подчинялась больше его приказам, чем приказам их господина, самого Атауальпы… И хотя он сильно обгорел, многие индейцы пришли служить ему, потому что они были его слугами». Позже Эрнандо Писарро засвидетельствовал, что Чалкучиму принесли к нему «с обожженными руками и ногами и высохшими сухожилиями; и я лечил его в своем жилище».

Глава 3

ПОД ДАВЛЕНИЕМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

В канун Пасхи, 14 апреля 1533 года Франсиско Писарро вышел из Кахамарки, чтобы приветствовать своего партнера Диего де Альмагро, который со свежими силами — его отряд насчитывал 150 испанцев — двигался в глубь страны. «Оба старых друга и компаньона встретились, изъявляя взаимную любовь. Маршал [Альмагро] немедленно нанес визит Атауальпе, поцеловал его руку с великой почтительностью и дружески побеседовал с ним». Атауальпе было нечему радоваться, так как вновь прибывшие кардинально изменили баланс сил в Кахамарке.

Хотя Альмагро и болел в Панаме, он выполнил свою часть партнерского соглашения: экипировал вооруженный отряд из 153 испанцев и 50 лошадей, построил корабль «с двумя топселями», заполучил корабли Эрнана Понсе де Леона и знаменитого мореплавателя Бартоломе Руиса — они незадолго до этого вернулись из Перу — и пошел на кораблях на юг вдоль Тихоокеанского побережья. Альмагро, как и ранее Писарро, высадился на побережье Эквадора, и его экспедиция выбилась из сил, ведя поиск вдоль него. Он двинулся к Тумбесу, но местные жители не шли с ним на контакт; и только когда один из его кораблей доплыл до Сан-Мигеля, он и его люди узнали о таком успехе их соотечественников, о котором нельзя было и мечтать. Писарро со своей стороны послал своего секретаря Педро Санчо и других, чтобы поджидать Альмагро на побережье. Он даже хотел послать золото для вновь прибывших, чтобы заплатить за их корабли, так как ходили нехорошие слухи, что Альмагро, возможно, попытается начать свой собственный завоевательный поход.