— Спасибо.

— Как тебя угораздило?

— Можно, я расскажу все в постели?

— Только в двух словах.

— Нет. Не торопи. Дай рассказать. Впервые это пришло мне в голову еще по дороге сюда, где-то после Эксан-Прованс. Возможно, в Ниме, когда мы гуляли в саду. Но тогда я еще не знала, что из этого выйдет и как объяснить парикмахеру, чего я хочу. Позже я все обдумала и решилась.

Дэвид погладил ее по голове от затылка до лба.

— Ну дай рассказать, — сказала она. — Я знала, что в Биаррице бывают англичане, а значит, должны быть и хорошие парикмахеры. Приехав туда, я сразу же пошла в лучший салон и попросила парикмахера зачесать все волосы вперед. Они доставали до носа, и мне почти ничего не было видно, и тогда я попросила подрезать их, как у мальчишки, впервые идущего в колледж. Он спросил, в какой колледж, и я ответила: «Итон или Винчестер», — потому что других колледжей я просто не знаю, кроме, конечно, Регби, но такой стрижки, как в Регби, мне не нужно. «Какой все-таки колледж?» — спросил он. Я назвала Итон, только надо зачесать волосы вперед. Когда он закончил, я стала похожа на самую хорошенькую ученицу Итона, я заставила его снять еще, пока от Итона не осталось и следа. И тогда он процедил сквозь зубы, что это, мадемуазель, уже не итонская стрижка. А я сказала, что мне, месье, и не хотелось никакой итонской стрижки и что я просто-напросто не знала, как объяснить, что мне нужно, да к тому же я не мадемуазель, а мадам. И тут я заставила его укоротить их еще и еще, и получилось то ли прекрасно, то ли ужасно. Ты не против? Итонская стрижка лезла мне на глаза.

— Восхитительно.

— Жутко классическая голова, — сказала она. — А на ощупь, как шкурка зверька. Потрогай.

Он потрогал.

— Не беспокойся, я не буду выглядеть слишком строго, — сказала она. — Стоит мне только открыть рот. А теперь займемся любовью?

Она нагнула голову, он стянул с нее свитер и наклонился, чтобы расстегнуть застежку ожерелья.

— Нет. Оставь его.

Она легла на спину, плотно сжав загорелые ноги, так что голова лежала на простыне рядом с подушкой, и нитка жемчуга соскользнула с груди. Глаза она закрыла, а руки вытянула вдоль тела. Она действительно изменилась, даже губы стали какими-то другими. Стараясь сдерживать дыхание, она сказала:

— Начнем все с самого начала.

— Начало здесь?

— О да. Только скорее, скорее.

Ночью она лежала, свернувшись калачиком, нежно терлась головой о его грудь, потом легла повыше, обняла его, поцеловала в губы и сказала:

— Ты такой славный и послушный, когда, спишь, и ты все не просыпался и не просыпался. Как было хорошо. Ты был такой послушный. Ты думал, это сон? Не просыпайся. Я попробую заснуть, но если не смогу, тогда держись. Твоя женщина не спит. Она позаботится о тебе. А ты спи и помни, что я здесь. Пожалуйста, спи.

Утром, когда он проснулся, его женщина была рядом, и он посмотрел на ее красивое тело, смуглые, как вощеное дерево, плечи и шею и рыжую головку, напоминавшую маленького зверька, и наклонился к ней и поцеловал в лоб, чувствуя губами ее волосы, а потом в глаза и очень нежно в губы.

— Я сплю.

— Я тоже спал.

— Знаю. Потрогай, как чудесно. Всю ночь мне было хорошо и непривычно.

— Ничего непривычного.

— Пусть будет, как ты хочешь. Мы так подходим друг другу. Давай поспим вместе.

— Хочешь спать?

— Только вместе.

— Попробую.

— Спишь?

— Нет.

— Пожалуйста, постарайся.

— Стараюсь.

— Тогда закрой глаза. Как же можно заснуть с открытыми глазами?

— Мне нравится смотреть на тебя по утрам. Утром все кажется новым и необычным.

— Правда, я здорово придумала?

— Не разговаривай.

— Это единственный способ продлить удовольствие. Мне хорошо. Ты догадался? Конечно, ты догадался. Послушай, послушай, послушай, как бьются наши сердца, как одно, только это имеет значение, а мы не в счет, это так чудесно и хорошо, так хорошо и чудесно…

Она вернулась в большую комнату, подошла к зеркалу и, критически глядя на себя, расчесала волосы.

— Давай позавтракаем в постели, — сказала она. Закажем шампанское, если это не слишком безнравственно? В баре было два хороших сорта — лансонское и «Перье-Жуэ». Можно, я позвоню?

— Да, — сказал он и пошел в душ. Перед тем как открыть кран, он услышал, как она говорит что-то по телефону.

Когда он вошел, она чинно сидела в постели, опершись спиной на две аккуратно взбитые подушки, и еще две подушки лежали в изголовье кровати для него.

— Ничего, что я с мокрой головой?

— Она чуть влажная. Ты же вытерла волосы полотенцем.

— Хочешь, я укорочу их спереди еще? Я могу сделать это сама. Или ты поможешь.

— Мне больше нравилось, когда они закрывали тебе глаза.

— Может быть, они отрастут, — сказала она. — Кто знает? Глядишь, и нам наскучат классические формы. А сегодня будем на пляже весь день. Заберемся подальше и, когда все уйдут обедать, позагораем как следует, а потом, как проголодаемся, поедем в Сан-Жан в баскский бар. Но сначала на пляж. Нам это просто необходимо.

— Хорошо.

Дэвид пододвинул поближе стул и взял ее за руки. Она подняла на него глаза и сказала:

— Два дня назад я все поняла, а потом из-за абсента все перевернулось в голове.

— Знаю, — сказал Дэвид. — Ты не виновата.

— Но с этими газетными вырезками я обидела тебя.

— Нет, — сказал он. — Ты хотела, но у тебя не получилось.

— Прости меня, Дэвид. Пожалуйста, верь мне.

— Все мы не ангелы. Ты же не нарочно.

— Нет, — сказала она и покачала головой.

— Все хорошо, — сказал Дэвид. — Не плачь. Все хорошо.

— Я никогда не плачу, — сказала она. — Но не могу сдержаться.

— Я понимаю, и ты прекрасна, когда плачешь.

— Нет. Не говори так. Я раньше не плакала, да?

— Никогда.

— Ты не против, если мы проведем здесь еще два дня и позагораем? Мы ведь почти не купались, и будет глупо уехать отсюда и даже не искупаться. А куда поедем потом? Мы еще не решили? Придумаем вечером или завтра утром. Куда бы ты хотел?

— Нам везде будет хорошо, — сказал Дэвид.

— Может быть, так и сделаем.

— Мест хватит.

— Хорошо быть одним, правда? Я все упакую как следует.

— А что нам нужно? Сложить туалетные принадлежности и два рюкзака.

— Уедем утром, если хочешь. Я не хочу мешать тебе.

В дверь постучали.

— «Перье-Жуэ» не осталось, мадам, — сказал официант, — я принес лансонское.

Она перестала плакать, но Дэвид еще держал ее руки в своих.

— Я все понимаю, — сказал он.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.