В узком проходе наверху он увидел Алвира, подобного Люциферу, в черном бархате, спокойно озирающего свое владение.

Стражники располагались в комнатах направо от огромных дверей Убежища. Джил ввела Руди через узкий вход. В тлеющем свете масляных ламп он увидел Януса, спорившего с двумя возмущенными мужчинами, которые имели наружность бывших богачей до того, как Тьма уничтожила все их богатство, землю и почет.

Янус терпеливо объяснял:

– Стража не занимается распределением комнат, за это отвечает глава Убежища, поэтому я предлагаю... – но никто его, похоже, не слушал.

Комната была завалена провизией и доспехами, оружием и дровами. Стражники спали в беспорядке, их вялые, измученные лица говорили о последней степени усталости.

В следующей комнате беспорядок был еще хуже, потому что большинство стражников сидели, ели собранный наспех обед из хлеба и сыра, точили мечи или штопали форму.

Ледяной Сокол, чьи волосы были распущены и перехвачены широкой полосой из светлой платины за талией, нетерпеливо поглядывал на готовую закипеть воду в котелке.

Люди посмотрели вверх и приветствовали их радостно и шумно, на что Руди отвечал с тем бескровным энтузиазмом, на который был способен. Помещение пропахло отбросами, салом и дымом. Что за чертовщина тут будет через год? Или через два? Или двадцать? Мысль вызывала тошноту.

Грязная занавеска отделяла что-то вроде чулана, где стражники хранили свою скудную провизию в диком беспорядке. Перешагивая через грязного раздатчика, Руди прищурился в полумраке, потому что масляное желтое освещение еле-еле пробивалось из соседней комнаты; у него было ощущение нагроможденных мешков, утесов из бочонков, пола, мерзкого от грязи и острой соломы, и ошарашивающего запаха замшелого сыра и гнилого лука.

В задней части этой узкой каморки кто-то соорудил импровизированную кровать на мешках с фуражом. На кровати, похожий на мертвого бродягу, лежал Ингольд.

– Вы сумасшедший, вы это знаете? – сказал Руди.

Голубые глаза открылись, отрешенные, мутные от усталости. Потом знакомая улыбка осветила все лицо, сгладив возраст и сделав его молодым – проказливым и любопытным.

– Вас могли убить.

– У тебя потрясающая способность понимать очевидные вещи, – медленно сказал Ингольд, но голос его был насмешливым, и ему явно приятно было видеть Джил и Руди живыми и здоровыми. Руки колдуна были перевязаны тряпками, а лицо исполосовано и обморожено, но в целом, думал Руди, он выглядит вполне сносно.

Старик продолжал:

– Спасибо тебе за участие, хотя опасность была меньше, чем казалось. Я был совершенно убежден, что смогу держать Дарков на значительном расстоянии, пока освобождал чары, наложенные на бурю. Я знал, что смогу уйти от них под покровом бури.

– Да? – спросил Руди, садясь на подножие кровати. – А как, черт возьми, вы собирались уйти от бури?

– Чисто технически, – отрезал Ингольд и дал понять, что тема исчерпана. – Снег все еще идет?

– Довольно сильно, – сказала Джил, сгибая колени, как худенький кузнечик, и усаживаясь рядом в изголовье кровати. – Но ветер прекратился. Томек Тиркенсон говорит, что это самая холодная зима за последние сорок лет. Ледяной Сокол сказал, что никогда не видел столько снега в ущельях в начале зимы. Вам предстоит один холодный переход до перевала. – Еле видимое в дымной тьме, ее лицо казалось худым и изможденным, но относительно умиротворенным.

– Я подожду, пока не закончится снегопад, – удовлетворенно сказал Ингольд и скрестил забинтованные руки на груди. Полускрытый темнотой, он казался бледным и больным. Руди не нравилась ни сонливая слабость его голоса, ни то, как он лежал без движения, опираясь на мешки с зерном. Что бы он ни говорил, а старикан побывал в дьявольской переделке.

– Я не могу медлить дольше, – продолжал колдун. – Произошли вещи, о которых стало необходимо посоветоваться с Лохиро, не считая того, что, насколько мне известно, Алвир все еще предлагает собрать здесь армию для вторжения в Логово Тьмы.

– Послушайте, – начал Руди. – Насчет вашего путешествия в Кво...

Но раньше, чем он мог закончить, глухие голоса снаружи возвысились до быстрого ропота, за которым последовала поспешная возня толпы, сразу попытавшейся в знак уважения встать на ноги на слишком узком пространстве. Рваная занавеска была отброшена в сторону, и огромная тень закрыла свет. Алвир, глава Убежища Дейра, шагнул вперед. Рядом с ним, темная и хрупкая, как молодая яблоня в первом цвету, стояла Минальда.

Канцлер с минуту постоял молча, величественно разглядывая старика, лежащего на своей кровати из мешков. Когда он заговорил, его мелодичный голос был спокойным.

– Мне сказали, что ты умер.

– Преувеличено, но не намного, – с усмешкой сказал Ингольд.

– Ты мог погибнуть, – сказал канцлер. – Словом так: если бы не ты, мы все могли погибнуть там, у реки. Я пришел... – слова, казалось, кололи его горло, как сухой хлеб, – я пришел сказать, что был несправедлив к тебе, и предлагаю тебе руку дружбы, – он протянул руку, камни на перстнях засверкали в тени.

Ингольд протянул навстречу грязную забинтованную руку королевским жестом равного.

– Я делал лишь то, что обещал Элдору, – сказал он. – Я взял его сына и укрыл его в безопасном месте. Мое обещание выполнено. Как только позволит погода, я отправляюсь на поиски сокрытого Города Кво.

– Ты думаешь, его можно найти? – брови Алвира сдвинулись в озабоченном беспокойстве, но глаза выдавали явную тревогу.

– Я не знаю этого, пока не найду его. Но помощь Совета Магов необходима – для твоего вторжения, для Убежища, для всего человечества. Молчание Лохиро беспокоит меня. Прошло уже около месяца без единого слова от него или другого члена Совета. Хотя невозможно, чтобы они не знали о происшедшем.

– Но ты все еще думаешь, что Лохиро жив?

Ингольд решительно покачал головой.

– Я бы знал, если бы он был мертв, – сказал он. – Я бы чувствовал. Даже при тех чарах, что окружают город, как кольцо огня, я бы знал.

Минальда заговорила в первый раз, ее сочувствующие глаза потемнели:

– А что, вы думаете, там произошло тогда?

Ингольд покачал головой:

– Я не знаю.

Она с минуту смотрела на него, вслушиваясь, как никто другой в комнате, в скрытую нотку беспомощности и страха в его голосе – страха не за мировую магию, а за его друзей в Кво, единственных людей в этом мире, к кругу которых он по-настоящему принадлежал. Раньше она видела его лишь сильным и властным, и внезапное сострадание затенило ее лицо. Она сказала:

– Вы бы отправились на поиски много недель назад, если бы не ваше обещание. Простите и спасибо.

Ингольд улыбнулся ей.

– Обещание не имело к этому никакого отношения, дитя мое.

Она быстро шагнула вперед и поцеловала его в макушку жестких серебряных волос.

– Господь да пребудет с вами, – прошептала Альда. Она повернулась и выбежала из комнаты, оставив брата и возлюбленного изумленно глядеть ей в след.

– Ты, похоже, совершил завоевание, – усмехнулся Алвир, хотя, подумал Руди, вряд ли он на сто процентов рад этому. – Но она права. Твоя служба Королевству превосходит любую награду, которую мы можем дать, – он осмотрелся в закопченной низкой комнате с ее грязными стенами, запахами и испарениями, проникавшими из комнаты стражи вместе с надтреснутым глухим голосом Гнифта, певшим о любви на хлебном поле. – Это, конечно, заслуживает большего, чем задворки в казармах. Королевский двор – это хорошо обустроенное помещение, мы можем предложить тебе обстановку, соответствующую твоему положению, мой господин.

Колдун улыбнулся и покачал головой.

– Другим это пригодится больше, чем мне, – извинился он. – И, в любом случае, я скоро уйду. До тех пор, пока тут есть запасная койка в помещении стражи, у меня будет дом.

Канцлер долго удивленно изучал его.

– Странная ты птица, – наконец сказал он без неприязни. – Но будь по-твоему. И если ты когда-нибудь устанешь от своей кочевой жизни, знай, что мое предложение остается в силе. Наша ссора растрачивала твои таланты, мой господин. Я могу лишь просить тебя позволить возместить утраченное.

– Не надо ни позволения, – сказал Ингольд, – ни возмещения. Ссора забыта.

Канцлер Алвир, регент Королевства и глава Убежища Дейра, покинул комнату.

Чуть позже туда проскользнул Ледяной Сокол, чтобы предложить Ингольду чашку заваренного им чая. У пара был странный запах, но чай предназначался для того, чтобы не замерзнуть. Руди вскользь заметил, что хоть он и замерзал, промокал, ел впроголодь и чуть ли не умирал от изнурения, но никогда не чувствовал себя хоть сколько-нибудь больным.

«Наверное, для этого не было времени, – решил он, – то, через что я прошел, могло вогнать в анабиоз любую уважающую себя бактерию».

– Ингольд, – тихо сказала Джил, когда стражник вышел. – Насчет вашего похода в Кво...

– Да, – сказал колдун. – Да, нам надо поговорить об этом.

Руди подвинулся к подножию кровати.

– Вам не следует идти одному.

– Да?

– Вы говорите, это чертовски опасно – о'кей. Но я думаю, вам надо взять меня, или Джил, или одного из стражников, или кого-нибудь еще.

Старик бесстрастно спросил:

– Ты не веришь, что я смогу позаботиться о себе? Ты предлагаешь себя?

Руди ненадолго замешкался, быстро втянув воздух.

– Вы хотите сказать – вы возьмете меня? – он не смог сдержать свою радость: возможность пойти со стариком, невзирая на опасности, научиться у него хотя бы азам магии, перевешивала все его страхи, связанные с Белыми Рейдерами, ледяными бурями и прочими опасностями. – Вы имеете в виду, что я могу пойти с вами?

– Я уже собирался попросить тебя, – сказал Ингольд, – отчасти потому, что ты – мой ученик, и отчасти из... других соображений. Джил состоит в страже... – он протянул руку, чтобы коснуться ее волос в безмолвном жесте любви. – И Убежище едва ли сможет позволить себе лишиться любого стражника в ближайшие месяцы. Но видишь ли, Руди, в этот момент ты – единственный маг, которому я могу доверять. Только маг может найти путь в Кво. Если по какой-нибудь причине я не доберусь до Кво, это надо будет сделать тебе.

Руди колебался, потрясенный.

– Вы хотите сказать, мне, быть может, придется найти Главу Магов?

– Это возможно, – допустил Ингольд. – Особенно после того, что я узнал прошлой ночью.

– Но... – он заикался, неожиданно пораженный ответственностью. Ответственность, как он понял, являлась частью привилегии быть волшебником, но все-таки... – Я хочу пойти, Ингольд, действительно. Но Джил права. Я трус и тряпка, и если я не возьму себя в руки, или из-за меня вы попадете в беду по дороге, если мне придется искать Совет самому, я могу провалить дело.

Ингольд дружелюбно улыбнулся.

– А что было бы, если б меня убили? Не беспокойся, Руди. Мы оба сделаем то, что должны, – он отхлебнул чай. – Ну что ж, я рад, что с этим улажено. Мы отправимся, как только переменится погода, может, через три дня.

Три дня, подумал Руди, разрываясь между сомнениями и воодушевлением. Потом, к своему ужасу, он понял, что, получив возможность продолжать обучение магии, он почти совсем забыл о Минальде.

Я не могу оставить ее, думал он в ужасе.

И в то же время он знал, что у него никогда не было ощущения выбора. Пойти с Ингольдом, учиться магии у старика – это было то, чего он хотел, в некотором смысле единственным, чего он хотел. Он знал еще там, на дороге, когда первый раз вызвал огонь своей волей, что это может лишить его любимой женщины, даже тогда он знал, что не было другого пути. И все-таки – как же ему быть?

Руди вспомнил, как давным-давно и в другом мире он ехал ночью со студенткой в красном «Фольксвагене», разговаривая о единственной вещи, которую кто-нибудь хотел бы иметь. Он посмотрел на нее теперь, на худое, покрытое рубцами лицо со строгими глазами школьной учительницы, небрежно заплетенными волосами, всклокоченными, как у ведьмы. Для нее-то легко было покинуть то, чего она не любила, ради того, что любила. Еще труднее, думал он, оставить что-нибудь любимое тобой ради того, что любишь еще больше.

С болью в душе он вернулся к тому, о чем говорила Джил.

– Итак, надолго ли вы останетесь?

– Я не займу много места, – заметил Ингольд, – и мне больше нравится быть в компании. Кроме того, – добавил он, снова поднося ко рту чашку с чаем, – я так и не узнал, кто приказал схватить меня в Карсте. Хотя я не верю, что Алвир уберет меня с дороги, пока я ему еще нужен, в недрах этого Убежища есть камеры, заколдованные магией более древней и сильной, чем моя, из которых я никогда не смогу вырваться. Руна Уз все еще где-то в этом Убежище – у кого, я не могу сказать. До тех пор пока я в Убежище Дейра, я лучше буду спать среди друзей.

Пальцы Руди лениво гуляли по заплесневелому ворсу одеяла.

– Вы уверены в этом?

– Я не знаю, – ровным голосом признал колдун. – И мне не хочется доискиваться. Благоразумный человек защищается тем, что никогда не подвергается нападению.

– Вы называете то, что было прошлой ночью, «не подвергаться нападению»?

Ингольд печально улыбнулся.

– Это было исключение, – извинился он, – и неизбежное. Я знал, что мог отвлечь Тьму от Тира и удерживать их достаточно долго, чтобы позволить вам приблизиться к воротам. К тому времени их осталось слишком мало, чтобы разделиться, но все еще достаточно, чтобы подавить мою магию своей.

– Не понимаю, – сказала Джил, тряхнув головой. – Я знаю, что их было немного, но почему они позволили нам уйти? Они преследовали Тира, ясно как день, от самого Карста. Они знают, что такое Убежище, и знали, что та ночь давала последний шанс добраться до Тира. Но они повернулись и бросились за вами. Почему?

Ингольд ответил не сразу. Он лежал, глядя на колечко пара, поднимающееся над чашкой в его забинтованных руках, спокойное лицо колдуна неожиданно стало старым и усталым. Потом его обведенные черными кругами глаза встретились с глазами Джил.

– Ты помнишь, – медленно начал он, – когда я почти... потерялся... в подвалах в Гее? Когда ты позвала меня назад с лестницы?

Джил беззвучно кивнула; это был первый день, как она помнила, когда она держала в руке меч. Темнота вернулась к ней, скрытое чувство затаившегося страха, старик, одиноко стоящий на ступенях далеко внизу под ней, вслушивающийся в звук, который она не могла уловить, белое излучение его посоха отбрасывало тени во все стороны. Это был последний день, когда она оставалась студенткой, чужестранкой, личностью, которой она когда-то была. От воспоминания о той далекой девушке, одинокой и вооруженной подобранным мечом и оплывающим факелом против всех армий Тьмы, у нее встал ком в горле.

Он продолжал.

– И тогда я понял, что не принц Тир – их первая цель. О, они разделаются с ним, если смогут добраться, но поставленные перед выбором – а я дал им возможность выбирать прошлой ночью – они показали, что тот, кто им нужен, – вовсе не Тир. Это я, Джил.

– Вы? – разинул рот Руди.

– Да, – колдун отхлебнул чай, потом отставил его в сторону. Из-за занавески донесся голос Гнифта, язвительно сообщавшего кому-то, что у него стойка хуже, чем у конькобежца с деревянными ногами. – Очевидно, я представляю для них большую угрозу, чем Тир. Я подозревал это и раньше, а после вчерашней ночи других объяснений быть уже не может.

– Но как... я имею в виду... ваша магия не может поразить их, – неловко сказал Руди. – Для них вы просто еще один парень с мечом. Вы знаете про время Тьмы не больше, чем другие. В этом смысле Тир – единственный, кто помнит.

– Я сам думал об этом, – спокойно сказал Ингольд. – И я могу лишь заключить, что знаю что-то, что еще не осознаю сам, какой-то ключ, который еще не встал на свое место. Они-то знают, что это, и заинтересованы, чтобы я не вспомнил.

Руди искренне поежился:

– И что вы собираетесь делать?

Колдун пожал плечами.

– Что я могу? Принять элементарные меры предосторожности. Но для тебя неплохо будет пересмотреть заново свое предложение сопровождать меня в Кво.

– К дьяволу с этим, – пересмотрел Руди, – вы – тот, кто должен передумать.

– Кто еще может пойти? – рассудил Ингольд. – И если бы я боялся, что меня убьют, я бы никогда не поставил это занятие на первое место. Я бы остался в Геттлсанде, разводил бы розы и составлял гороскопы. Нет. Все, что я сейчас могу сделать, это стоять в нескольких шагах перед ними и надеяться, что я осознаю, в чем заключается ответ, раньше, чем они схватят меня.

– Вы сумасшедший, – прямо сказал Руди.

Ингольд улыбнулся.

– Честное слово, Руди, я думал, мы уже уладили вопрос о моей вменяемости.

– Вы все сумасшедшие! – настаивал Руди. – Вы, и Джил, и Альда, и стражники... Как, черт возьми, получается, что меня всегда окружают чокнутые?

Старик удобно устроился среди одеял и снова взял свой чай.

– Вопрос – это ответ, Руди.

Обдумав дело в таком свете, Руди не был наверняка уверен, что он этого хотел.

Альда ждала его в своей комнате. Стражники ушли. По ту сторону черной узкой арки двери, в следующем помещении, слышен был голос Януса, спорившего с теми же торговцами. В углу спал Ледяной Сокол.

– Альда... – начал Руди, и она приложила палец к его губам.

– Я слышала, – тихо сказала она.

– Послушай... – он пытался объяснить.

Она снова заставила его замолчать.

– Конечно, ты должен пойти с ним, – ее пальцы, холодные и легкие, сомкнулись вокруг его. – Разве стоял вопрос о том, чтобы ты не пошел?

Он тихо засмеялся, вспоминая свои опасения.

– Но я действительно не думал, что ты поймешь, – они стояли рядом так близко друг к другу, как совсем недавно, когда в пути они обычно вместе закутывались в плащ ночью на посту. Ослабевшее желтое мерцание огня укрыло их тусклой пульсирующей тенью, и он чувствовал запах сладкой травы, вплетенной в ее волосы. – Я не думал, что кто-нибудь поймет или сможет понять. Потому что я сам еще толком многого не понимаю.

Она тихо усмехнулась.

– Он твой наставник, Руди, – сказала она. – И твоя потребность – учиться. Даже если бы я хотела, я никогда бы не смогла отвратить тебя от этого. – И она тут же подвинулась ближе к нему, противореча своим же собственным словам.

«Все мы имеем свои предпочтения, – подумал Руди и отодвинул в сторону черный шелк ее волос, чтобы поцеловать в губы. – Если надо будет выбирать между мной и Тиром, я отлично знаю, кого выберет Альда».

У нее тоже был выбор между любимыми.

Угли в очаге потрещали и погасли, послав вспышку желтого пламени и почти немедленно погрузив их обоих в более глубокую тень. Снаружи постоянный гул голосов в зале доносился, как шум потока. Руди уже обнаружил, что привык к Убежищу, шумам, теням, запахам. Он мог чувствовать вес этой каменной горы, давящей на них, как она давила тысячи лет. Но когда он опять поцеловал Альду, крепко прижимая к себе ее хрупкое тело, он осознал, как это было здорово – покой, тишина и любовь без страха.

Ее дыхание шелестело у его губ, она шептала:

– Я понимаю, Руди, но я буду очень сильно скучать по тебе.

Его рука конвульсивно сжала ее плечи. Обрывки бесед проскакивали в памяти, то, что было сказано в Карсте и в ночных лагерях вдоль той опасной дороги. Она потеряла тот мир, который знала, и все, что любила в нем, кроме своего сына. И теперь он, Руди, тоже покидал ее.

Все же она не сказала: «Не уходи».

«Она действительно любит, – удивлялся он, – если поняла эту потребность и попыталась сделать расставание более легким, чем оно могло быть».

Ничего подобного он еще не встречал.

– Альда, ты такая женщина, что встречается один раз в жизни. Я не хочу, чтобы ты была королевой. Я хочу взять с собой тебя и Тира, когда вернусь.

Но вряд ли это было возможным.

Когда она выскользнула из его объятий, натягивая плащ на плечи, исчезая в темноте далекого дверного проема, ему пришло в голову, что она даже не спросила: «А ты-то будешь скучать по мне?»

На фоне неясного свечения за грязной дверной занавеской Джил различала тени – мужчины и женщины, обнявшихся, слившихся и разделившихся. В тишине комнаты она услышала вздох Ингольда.

– Бедное дитя, – тихо сказал он. – Бедное дитя.

Она взглянула на него, невидимого, кроме блеска его глаз в темноте и забинтованных рук, скрещенных на груди.

– Ингольд?

– Да, дорогая?

– Вы действительно верите, что совпадений не существует?

Вопрос, казалось, не удивил его, но было что-то... Джил знала людей – свою мать, например – которые бы ответили: «Что за вопрос в такое время!». Но это был вопрос, который мог быть задан только в такое время, когда все дневные мелочи отступили прочь и было только взаимопонимание людей, хорошо знавших друг друга.

Ингольд немного подумал и сказал наконец:

– Да. Я верю, что ничего не происходит случайно, что нет такой вещи, как случай. Откуда он может взяться? – послышался слабый скрипящий шелест, когда он устраивался, опираясь на мешки с зерном. – Почему ты спросила?

– Ну, – неуверенно сказала Джил, – я думаю, что поняла, зачем сюда попал Руди – стать колдуном, найти самого себя, потому что он был рожден им. Но я – нет. И если не бывает случайных событий, почему я здесь? Почему я, а не кто-нибудь другой? Почему я была вырвана из своей жизни, почему потеряла все, что имела, – учебу, и друзей, и... и жизнь, действительно жизнь, которая у меня была? Я не понимаю.

Голос Ингольда стал серьезным:

– Ты однажды обвинила меня в свойственных магу двусмысленных речах. Но, правда, Джил, я не знаю. Я понимаю не больше, чем ты. Но верю, что есть цель твоего пребывания здесь. Поверь мне, Джил. Пожалуйста, поверь мне. Своего рода миссия.

Она пожала плечами, смущенная, как всегда с ней бывало, его участием.

– Это неважно, – сказала она, зная, что Ингольд слышит ее ложь. – Вы знаете, я чертовски обиделась, когда вы сказали мне, что Руди будет колдуном. Не потому, что я хотела им быть, но... это выглядит так, будто он все приобрел и ничего не потерял, потому что ему действительно нечего было терять. Но я потеряла все... – она умолкла на полуслове, молчание между ними было подобно океану между берегом и пловцом.

– И не приобрела ничего? – На это она не смогла ответить. – Может быть, Руди попал сюда вовсе не ради его интересов. Руди – маг, а Королевство, мир неожиданно отчаянно нуждается в магах. И может быть, в ближайшие месяцы Убежищу также понадобится женщина со смелостью льва, обученная владению мечом.

– Возможно, – Джил оперлась подбородком на свои острые колени и пристально смотрела через темноту на тусклые отблески углей на стене.

– Но я не воин, Ингольд, я – ученый. Это – все, чем я была, и все, чем хотела быть.

– Кто может сказать, кто ты есть, дитя мое? – мягко спросил Ингольд. – Или кем ты можешь стать в конце концов? Пошли, – сказал он, когда усилились голоса снаружи. – Стражники возвращаются. Давай выйдем.

Стражники возвращались в комнату, когда Джил и Ингольд вышли из-за занавески.Колдун тяжело опирался на ее плечо. Стражники приветствовали его бурным восторгом, Янус чуть не сбил его с ног, затаскивая в круг нового света. Розы и топазы сияющего очага высветили убогость заплатанной мантии колдуна, линии и борозды напряжения на его лице. Лучшее боевое соединение на Западе этого мира, столпившееся вокруг потрескивающего костра, как бродяги в товарном вагоне. Ее братья по оружию. Люди, которых месяц назад она даже не знала.

Тем не менее лица их были такими знакомыми. Резкое квадратное лицо Януса она видела безымянным в страшном сне, память о котором была ярче, чем о многих вечеринках в колледже. И те белые косы, разбросанные по плечам неизвестного спящего, – она помнила их мельком из того же сна и вспоминала свое удивление, не был ли их владелец чужеземцем, так странно он выглядел. Они тогда ничего не значили для нее – приложение к драме, чей смысл она не понимала. Однако теперь Джил знала их лучше, чем любого из своих приятелей в том мире, лучше, за одним исключением, чем кого-нибудь другого в своей жизни.

Ингольд сидел в изголовье кровати Ледяного Сокола, окруженный стражниками, оживленно размахивая руками, пересказывая какую-то история, заставившую Януса запрокинуть голову в смехе.

У ее локтя раздался голос:

– Ну, он жив, во всяком случае.

Она обернулась и увидела Руди, опершегося о стену на другой стороне занавешенной арки. Его длинные волосы были завязаны узлом сзади, и это вместе со светом костра делало его длинное лицо в тусклом оранжевом свете более похожим на хищную птицу, чем когда-либо.

Он изменился, подумала она, с той ночи, когда вызвал огонь, стал старше, быть может. И не столько стал другим, сколько более похожим на самого себя, чем был раньше.

– Я беспокоилась за него, Руди.

– Он крепкий, – сказал Руди, хотя и тревожным тоном. – С ним будет все в порядке. Черт, он, может быть, переживет нас с тобой. – Но он знал, что она имела в виду совсем другое.

– Что, если он погибнет, Руди? – тихо спросила она. – Что будет с нами тогда?

Он гнал эту мысль от себя раз за разом, с той ночи в Карсте, когда Ингольд исчез, брошенный в тюрьму по приказу Совета. Он прошептал:

– Черт, я не знаю.

– Вот что тревожит меня, – продолжала Джил, глядя на свои костлявые руки с зарубками, шрамами и мозолями от обтянутой ремнями рукоятки меча. – Вот что тревожит меня все время. Это может означать, что назад пути нет.

«Вопрос – это ответ, – подумал Руди, – вопрос – это всегда ответ».

– Но нет пути назад ни от того, что мы делаем, – сказал он, – ни от того, кто мы есть. Это меняет нас – в лучшую и худшую сторону. Вот в чем дело, мы становимся другими. Если мы застрянем тут, значит застрянем. Будет ли это так плохо? Я нашел здесь свою силу, Джил, то, что я всегда искал. И одну женщину из миллионов. А ты...

– Дом, – сказал Джил просто, осознав истину. – То, что я всегда искала.

И неожиданно Джил начала смеяться. Не истерично, а с мягкой чистосердечной радостью искреннего удовольствия. Руди не мог вспомнить, чтобы видел ее смеющейся. Это превратило ее холодно-серые глаза в голубые и смягчило суровость белого лица.

– И моему научному руководителю это понравится. – Она улыбнулась ему. – Что за диссертация! «Последствия подземных нашествий в доиндустриальной культуре».

– Я не шучу, – запротестовал Руди, все еще удивленный, как она изменилась, какой стала прекрасной, со всеми шрамами, мечами и прочим.

– Я тоже, – и она опять рассмеялась.

Руди покачал головой, озадаченный переменой в ней.

– Тогда скажи мне откровенно, – сказал он. – Ты бы ушла отсюда? Если бы был выбор между другим миром и тем, что ты имеешь и где ты сейчас, и если бы всего этого никогда не было, – ты бы вернулась?

Она задумчиво посмотрела на него. Потом перевела взгляд на очаг, на Ингольда, чей теплый скрипучий голос зачаровал слушателей, на свет на лицах стражников и черноту теней за ними и после этого – на черную массу Убежища, ночь, заключенную в его стенах, и шевелящуюся ветреную ночь снаружи.

– Нет, – сказала она наконец. – Я понимаю, что только безумный может так говорить. Нет, Руди, я бы не вернулась.

– Леди, – Руди усмехнулся, коснувшись эмблемы стражи у нее на плече, – не будь ты чокнутой, ты бы это не носила.

Джил, размышляя, осмотрела его с ног до головы.

– Знаешь, для панка ты просто класс.

– Для чучела, – серьезно сказал Руди, – действительно большое достижение – заметить это.

И они пошли, чтобы присоединиться к Ингольду.

Примечания