Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дарвет (№2) - Воздушные стены

ModernLib.Net / Фэнтези / Хэмбли Барбара / Воздушные стены - Чтение (стр. 14)
Автор: Хэмбли Барбара
Жанр: Фэнтези
Серия: Дарвет

 

 


— Замечательно, — неуверенно произнес Руди. — Нашему другу нужно только пощекотать зрачок, и он увидит нас. — Он обошел валуны и осмотрел землю перед входом в пещеру.

Здесь, в конце каньона, зловоние, исходившее от животного, было невыносимо. Глубокое песчаное русло реки было завалено упавшими и гниющими деревьями: эвкалиптами, тополями, дубами, корни которых были разъедены отравляющей жидкостью, вытекавшей каплями из пещеры. Сильно обесцвеченные сплетения сорняков и искривленных кустарников росли вблизи пещеры, свисая с валунов. Руди почувствовал легкое прикосновение к плечу. К нему подошел Ингольд.

— Ты поднимайся по той стороне, а я возьму Че и взберусь по склону оврага справа от пещеры. Иди как можно быстрее и тише. Если он выйдет и набросится на тебя, спрячься куда-нибудь, а я постараюсь отвлечь его. В общем, он скорее набросится на меня, так как у меня ослик. Если это случится, тебе придется войти в пещеру и рубить его топором. Руби за передними ногами или по животу, или за шеей, если сможешь к ней подобраться. И берегись его хвоста. Он может ударить тебя, и тогда ты потеряешь сознание раньше, чем успеешь сообразить, в чем дело.

Ингольд отправился вперед, когда Руди схватил его за рукав.

— Он не... он не летает, правда? — спросил он с тревогой. Казалось, колдун испугался вопроса.

— Боже правый, конечно, нет.

— И не дышит огнем?

— Нет, хотя его слизь и слюна разъедают раны, а его кровь сожжет тебя. Нет, смертоносность дракона — в его скорости, его сила — в его магии.

Руди прошептал с ужасом:

— В магии?

Ингольд поднял седую бровь.

— После твоего опыта с Дарками ты, безусловно, не поверишь в то, что силы волшебства подвластны только человеку. У драконов нет человеческого разума, их магия звериная; волшебство, которое делает охотника жертвой, — это, в основном, волшебство иллюзии и невидимости. Но ни невидимость, ни иллюзии не обманут дракона. Помни это.

Он взял в руку недоуздок Че и вышел на бледный дневной свет. Руди подобрал свой посох, готовясь обойти каньон с левой стороны.

Шепот Ингольда остановил его:

— Еще одно. Что бы ты ни делал, не смотри дракону в глаза.

Быстрой и твердой походкой Ингольд отправился к оврагу, крутой серый склон которого находился слева от пещеры. Че брыкался и мотал короткой гривой, отказываясь идти к зловонному логовищу дракона.

Руди двигался в противоположном направлении, огибая обесцвеченные лужи и гниющие останки деревьев у края обрыва, постоянно опасаясь гремучих змей, ползавших по скалам, по которым ему предстояло подняться. Его руки ощущали тяжесть вещей, которые он нес. Примерно в семидесяти футах от песка, разделявшего стены каньона, вдалеке Ингольд и Че плавно двигались по коричневому массиву.

Впереди Руди услышал шум скрежещущего о металл грузного тела. Что-то круглое и стеклянно-золотое блеснуло в темноте пещеры, и Руди замер на месте, парализованный скорее от восхищения, чем от испуга. Из темноты раздалось предупреждающее шипение с шумным зловонным дыханием и клубами дыма, разъедающими глаза. Руди замигал, ослепленный, и стал тереть обожженные глаза.

Наконец, появился сам дракон.

Руди никогда бы не подумал, что может существовать нечто подобное, одновременно отвратительное и блистательное. Он ожидал увидеть нечто зеленое, отдаленно напоминающее крокодила, как рисуют драконов в сказках, но только не гибрид динозавра и каллиопы. Он был покрыт оранжево-красными и огненно-золотыми, мерцающими зеленым, черным и белым полосами, тонкими лентами расцветившими бока дракона, словно расшитые бисером тапочки. У чудовища была массивная рогатая голова, закованная в чешуйчатую броню, отливавшую пурпурным, черным и золотым; из растущих пучками завитков лент, шипов и плавников на змеевидном затылке назад спускался длинный хребет, заканчивавшийся мощными задними ногами; их уравновешивал массивный, оснащенный шипами смертоносный хвост. Зеленая слизь капала с бронированного подбородка, когда дракон открывал пасть. Огромная голова повернулась, но не со спокойной неторопливостью киноящера, а так быстро, как будто эта голова принадлежала птице. Руди почувствовал взгляд круглых золотых глаз.

Янтарная ртуть этих парных зеркал вбирала в себя его душу. Он не мог понять, что они выражают, такие холодные и ясные, пульсирующие в такт биению сердца. Он видел в них отражение собственных обвязанных рук, вырисовывавшихся на фоне ночного зимнего неба.

Эхо сильного холода и ослепляющее отчаяние пронзили его при мысли о своем будущем, которое он знал так же хорошо, как собственное имя. Загипнотизированный, он был не в состоянии двигаться, не мог отвести взгляда, хотел он того или нет. Он вынужден был смотреть, понимать...

Он никогда бы не подумал, что такая громада может двигаться так быстро. Дракон прыгнул, как ящерица. Выходя из транса, Руди едва ли успел бы увернуться, даже если бы был готов. Но вместо укуса острых восьмидюймовых зубов он почувствовал удар от брошенного в него песка, так как дракон повернулся в полупрыжке с металлическим стоном от ярости и боли. Руди увернулся от задней ноги, затем поднял голову и увидел, как Ингольд отскакивает от клубящегося потока крови, который извергался из разрубленного бока чудовища. Начиная с конца длинной шеи, бронированная голова извивалась, как змея. Ингольд увернулся от нее, высекая мечом искры из бронированного носа.

Дракон приподнялся на массивных, длинных задних ногах; его живот поблескивал, как крашеная слоновая кость при тусклом свете. Он шагнул вперед и наполовину развернулся, чтобы нанести удар двадцатипятифутовым хвостом с острыми шипами, который запросто мог переломить человеческий позвоночник. Ингольд уже выскочил из опасной зоны, но секундой позже его меч снова рассек воздух, отравленный удушливым дыханием дракона, и ударился о зубы и железный рот.

«Не подходи к голове, черт возьми, — подумал Руди. — Там нет ничего, кроме брони».

Затем, когда волшебник снова отклонился от удара хвоста, Руди понял, что он делает. Он начинал действовать, отвлекая внимание дракона, чтобы Руди мог убить его.

Развевающаяся грива защищала шею дракона спереди, не давая возможности нанести смертельный удар. Но каждый раз, когда дракон нагибал голову, чтобы укусить Ингольда, его шея задевала землю. Руди, лежа животом на песке, видел, насколько тонкой была чешуя, покрывавшая пульсирующие горловые артерии. Единственным ударом можно было покончить с ним, конечно же, только продуманным ударом. Хотелось броситься на эту неуклюжую красную стену взбесившейся плоти.

Колени Руди слабели, когда он пристально разглядывал гору раскаленного железа и свою мишень.

Но он ничего не мог разглядеть. Его скудные познания в анатомии не распространялись на драконов. Он понятия не имел, где у драконов находилось сердце, и он сомневался, что его меч сможет пронзить эту многоцветную броню.

Заостренный хвост прорезал воздух, как хлыст, его шипы задели плечо Ингольда, пытавшегося увернуться от них, с такой силой, что Ингольд упал на песок. Когти вонзились в него, как шипы, Ингольд отчаянно наносил по ним удары. Руди знал, что если дракон пригвоздит старика к земле, то это будет концом для них обоих.

Он поджал под себя ноги и вытащил меч, выжидая удобного случая. Колдун каким-то образом, пошатываясь, поднялся на ноги и продолжал обороняться, двигаясь к Руди, но не позволяя ему попасть в поле зрения дракона.

Руди неожиданно услышал, как старик сказал ему из-за хвоста:

— Я действительно убил дракона, скорее я действовал как приманка, и Лохиро сделал свое дело...

Если Лохиро смог сделать это, мрачно подумал Руди, то и я смогу. Как бы там ни было, было удивительно приятно сознавать, что Верховный Маг был переведен скорее на положение убийцы, чем на гораздо более трудную роль приманки.

Дракон снова выпустил когти, Ингольд опустился, и его окровавленный меч сверкнул, ударяясь о конвульсирующую пасть. Огромная тень накрыла его, рухнув на промокший и дымящийся песок. Руди был на ногах, когда упала массивная голова.

Меч рассек яремную вену, и Руди едва успел отскочить, как мощная струя крови хлестнула наружу вместе с паром и обильно растеклась по скале, стоявшей примерно в сорока футах. Дракон взревел, вскинув голову, стал хлестать хвостом по кровоточащей ране.

Руди кинулся, чтобы вытащить Ингольда к склону оврага, так как вся земля вокруг них промокла от брызг обжигающей крови. Он почувствовал, как кровь обожгла ему руки, его легкие были опалены испарениями. Хвост конвульсивно ударил по земле так близко от них, что их засыпало песком. Достигнув низины оврага, Руди посмотрел назад, с ужасом взирая на огромное яркое тело, качавшееся на фоне бледного неба.

Затем дракон упал, ударившись о землю с силой сошедшего с рельсов товарного поезда, земля содрогнулась от такого удара. Тело вздымалось с пронзительным металлическим лязгом, а украшенная лентами голова неистово извивалась в предсмертной агонии. Там, куда она поворачивалась, ломались деревья, их листья сморщивались, обожженные кровью.

Руди вытащил Ингольда к каменистому склону оврага, изнемогая от ужаса и усталости. Старик безжизненно висел на руках Руди, его мантия прилипла к спине в тех местах, где когти дракона прорвали ткань до плоти.

В злобной агонии дракон приподнялся и в последний раз попытался схватить их, затем огромные челюсти сомкнулись, изрыгая кровь и слюну. Громадное тело взвилось в последней судороге и затихло. Черная жидкость вытекала тонкой струйкой сквозь острые клыки.

— Боже мой... — прошептал Руди.

Но Ингольд сказал мягко:

— Тише!

Золотые глаза открылись. Они уставились недобрым взглядом на двух колдунов, стоявших на склоне. Затем глаза моргнули, полупрозрачные веки прикрыли умирающий внутренний огонь, и на секунду в глазах дракона мелькнул невысказанный вопрос.

Странная злая маска ничего не выражала, ни на какое-то мгновение Руди показалось, что из запавших глаз на него посмотрело какое-то другое существо. Узкое, смуглое, бородатое лицо, пристальный взгляд которого задержался ненадолго на Ингольде, а затем тусклые янтарные огни потухли навеки.

Вокруг них воцарилась долгожданная тишина. Руди почувствовал какую-то перемену в воздухе, хотя не было ни ветерка, это было похоже на перемену восприятия.

— Оглянись, — тихо произнес Ингольд. Руди повернул голову. Старая заросшая тропа, поднимавшаяся к проходу, оказалась теперь менее чем в пяти милях от конца каньона. С тех пор, как они пришли в Сивардские горы, у него не было ни галлюцинаций, ни потери ориентации. Он опустил взгляд на красный труп, лежавший среди сломанных гниющих деревьев и дымящегося песка, его яркая чешуя уже начала чернеть в силу собственных химических законов разложения. Затем он перевел взгляд на Ингольда, на его побелевшее лицо, которое еще больше осунулось и постарело.

— Что происходит? — шепотом спросил Руди. Холодные голубые глаза посмотрели на него.

— Это дорога к проходу, Руди, — ответил он тихо. — Дорога в Кво.

— Но ее там не было раньше.

— Не было, — сказал Ингольд, поднимаясь на ноги и судорожно ловя воздух ртом при каждом движении. — Он... он передвинул мираж. Как раз перед тем, как издох.

— Он? — эхом отозвался смущенный Руди. — Кто он? Дракон? Но каким образом мог он повлиять на Лабиринт?

Колдун устало повернулся и пошел к вершине склона, откуда раздавался пронзительный визг рвущегося с привязи Че.

Ингольд взял свой посох с того места, где оставил его прислоненным к потрескавшейся коре корявого дуба, оперся на него и медленно пошел, чтобы отвязать ослика.

Руди вспомнил, что его посох остался внизу, обугленный от драконьей крови.

Ингольд продолжил:

— Я думаю, вмешательство очевидно. Мы с тобой, Руди, только что убили одного из создателей Лабиринта, одного из членов Совета Магов. Я уже говорил тебе, как легко забыть собственную натуру, если однажды замахнулся на звериную. — Он посмотрел на подножие склона, где лежал дракон, от которого все еще шел пар, но его яркая чешуя потемнела от крови. — Замахнувшись на дракона, он забыл, что должен был быть и человеком, и колдуном. Он оказался заключенным в собственном лабиринте. Только перед смертью он узнал меня и сделал для меня, что мог, в память о нашей дружбе, — под слоем крови и грязи лицо Ингольда было синим от порезов, из которых на бороду медленно сочилась кровь.

— Ты хочешь сказать, что он был твоим другом?

— Я так думаю, — прошептал Ингольд.

— Но почему он сделал это? Почему он превратился в дракона?

Ингольд вздохнул, и вздох этот прозвучал, как отзвук смерти. Он потер рукавом глаза, и на рукаве появилась кровяная полоска.

— Я не знаю, Руди. Ответ мы найдем в Кво. Однако я уже начинаю страшиться этого ответа.

13

Ночь проникала в холлы Убежища Дейра, неся с собой темноту и посапывание спящих. Из кельи в келью, из коридора в коридор пробиралась она по древним, легендарным лабиринтам. Полная тишина нарушалась лишь тревожными дуновениями ветерка и криками спящих, видевших ночные кошмары.

Маленькая лампа отбрасывала слабый свет на стенки песочных часов, и крошечные солнечные зайчики плясали на причудливом рисунке серебряной шпильки Джил. Исписанный воск дощечек приобретал кремовый оттенок, когда свет падал на них, а затейливый орнамент из узких рамок тускло отливал винно-красным. В кабинете стояла полная тишина.

Это был новый кабинет, в который Джил и Альда перенесли недавно невообразимое количество дощечек, пергаментной бумаги и всякой всячины, взятых из нижней лаборатории. В свете лампы вырисовывались очертания предметов, стоявших на столе: это были молочно-белые и сероватые многогранники, россыпь драгоценных камней, цилиндрические механизмы из золота и стекла, странной формы предметы из металла и дерева, одни — тяжелые и угловатые, другие — извилистые. Там было множество восковых дощечек и груды грязного, заплесневелого, исписанного пергамента, что было верным признаком ученого-неудачника, составная картинка-загадка, содержание которой, как боялась Джил, было слишком сложным.

Теперь ее содержание стало понятно. Она просмотрела давно забытые записи, путаясь в устаревших словах, правописании, в особенностях диалекта, да и просто в самом языке. Связь не была полной, однако она была. Не у всех Гнезд была Цитадель Магии, построенная давным-давно, когда целители, пророки, ясновидцы обладали огромной властью в северных королевствах, сравнимой только с могуществом Церкви на юге. Однако все цитадели магии и города, выросшие вокруг них, — все они были построены возле Гнезд.

Джил отбросила серебряную граммофонную иглу и принялась вышагивать по комнате. Болело плечо, мускулы отзывались болью на возобновленные тренировки, руки покрылись волдырями от рукоятки меча, а пальцы стали такими негнущимися, что трудно было писать.

Волосы слиплись от пота, несколько прядей упало на лицо. Страшно болела голова, Джил устала от беспокойства и страха. Она знала, как должен был чувствовать себя Ингольд, когда безрассудно пытался встретиться с Лохиро, и, так и не встретившись с ним, заставил стражу остаться возле Карста, когда он, вполне возможно, уже пробирался к Кво.

«Какое мне дело до всего этого, — думала она в отчаянии, — ну зачем мне это все, почему я боюсь за него и разделяю его тревоги? Это не мой мир. Я вернусь в свой собственный, где светит солнце и всегда достаточно еды. Почему я так беспокоюсь? Но, как говорил Ингольд, в вопросе всегда содержится ответ. Всегда, когда мы нуждаешься в этом ответе», — добавила Джил.

— Джил?

Она подняла голову. Минальда потушила светильник, который принесла с собой, и вышла из тонкой дымки. Она выглядела бледной и уставшей, как после изнуряющего труда. Когда она подошла ближе, Джил увидела, что она плакала.

Не было нужды спрашивать о причине. Джил знала, что вечером состоялся Совет, и Альда была все еще облачена в черную бархатную мантию с высоким воротником, расшитую золотыми орлами Убежища Дейра, которые сверкали так, будто она была охвачена огнем. В ее косах сверкали драгоценности. Альда-королева резко отличалась от Альды-девушки, носившей тонкие крестьянские юбки и поношенный корсаж, девушки, которая с таким удовольствием бегала по коридорам Убежища.

Она разложила складной стул и села с восковым лицом, машинально снимая кольца и серьги. Джил сидела напротив нее, молча наблюдая за ней и играя шпилькой.

После долгого молчания Альда сказала с дрожью в голосе:

— Мне бы хотелось, чтобы он не поступал со мной так.

Из ее дрожащих пальцев выпало кольцо-печатка, высеченная из единого кроваво-красного рубина.

— Что было на Совете? — осторожно спросила Джил.

Альда встряхнула головой, прижав руки ко рту, чтобы он ее дрожал. Наконец она овладела собой.

— Я не знаю, почему меня так ранит его поведение, но это так. Джил, я знаю, что права. Может быть, я хочу, чтобы были и волки сыты, и овцы целы, ценой наших союзников. Но они могут себе позволить прокормить собственные войска. А мы — нет, и не сможем, даже если у нас будет достаточно семян весной. И еще я знаю, что у нас существовали обязательства перед ними на поставку зерна и мяса, но они были составлены много лет назад, а все изменилось с тех пор. И к тому же, я знаю, что хочу скрыться от огромных долгов тогда, когда дело принимает серьезный оборот, но, черт побери, что же нам делать? — ее взволнованный голос надломился, когда она произносила ругательство, первое, которое Джил когда-либо слышала от нее. — Я не собираюсь платить долги путем разорения государства! Я достаточно узнала от тебя и от Джованнин о подобных случаях. Если я подпишу это соглашение...

— Подожди минутку, — сказала Джил, стараясь сдержать свои эмоции. — Какое соглашение? Какую часть Королевства они хотят получить?

Эти слова оказали на Альду такое же воздействие, какое оказывает скала, обрушившаяся на поток. Она сидела спокойно с минуту, перебирая белыми пальцами драгоценности, сверкавшие, как маленькие угольки, окрашенные в темно-красный, лазурный и золотой.

— Пенамбру, — сказала она наконец.

— Пенамбру?! — воскликнула потрясенная Джил. — Это все равно, что продать Новый Орлеан кубинцам! Это же порт с выходом в Круглое море! Если ты отдашь Пенамбру Алкетчу, к нему перейдет все побережье!

Альда подняла глаза.

— Я знаю, — сказала она. — И я знаю, что она затоплена и там нет ничего, кроме Тьмы и духов в руинах. Для нас она не имеет никакой цены; мы не можем оставить это место, если у нас нет предмостового укрепления в Гее. Алвир говорит, что император Алкетча получит фальшивую монету, а мы всегда сможем забрать ее назад. Он хочет любой ценой заключить сделку со Стюартом.

— Но ты ведь еще не подписала, правда? — обеспокоенно спросила Джил.

Альда отрицательно покачала головой.

— Потом он сказал, что я разорила нас всех, — она провела рукой по покрасневшему и влажному носу. — Он сказал, что я приговорила всех к гибели здесь, в Убежище, в то время как Королевство будет поделено на части между Белыми Рейдерами и Алкетчем, и все из-за того, что я хочу остаться королевой... — сказала она с легкой дрожью в голосе.

В обвинениях Алвира обычно присутствовала доля правды, доля, достаточная для того, чтобы заронить сомнения в умах противников.

Как девушка, Минальда, возможно, гордилась положением королевы — гордость была неотъемлемой частью такого поста. Будучи же просто Альдой, она, скорее всего, испытывала чувство вины за гордыню, тем более, что признавала превосходство брата.

«Внебрачный ребенок», — бесстрастно подумала Джил.

— Ну хорошо, послушай, — начала она. — Если Стюарт уедет отсюда, чего он, конечно, не сделает, так как императору нужны дополнительные войска, что мы теряем? Начнем с того, что захват Гнезд — довольно рискованное предприятие.

Щеки Альды густо покраснели, и она быстро отвела взгляд.

— Он сказал то же самое, — проговорила она. — Он сказал, что я... что я хотела, чтобы экспедиция потерпела крах.

— Почему? — скорее с испугом, чем с сочувствием спросила Джил. Отсутствие сострадания было одной из ее наименее привлекательных черт, в чем она тут же призналась себе.

Альда оперлась обеими руками о подбородок.

— Он говорил, что Ингольд помутил мой рассудок. И, может быть, он прав. Год назад...

— Год назад кое-кто еще помогал тебе нести свое бремя, — грубо оборвала Джил.

Альда печально покачала головой:

— Джил, он разбирается в этом гораздо лучше, чем я.

— Какого черта! Он действительно много знает, но он знает только то, что хочет знать, и в этом все дело, — видя, что Альда не отвечает, Джил продолжила, но на этот раз уже мягче. — Послушай, ты ела что-нибудь вечером? Тогда содержание сахара у тебя в крови давно упало. Я достану для тебя что-нибудь поесть, и тебе надо выпить бокал вина перед сном.

Но Альда все еще сидела неподвижно. Почти шепотом она промолвила:

— Он заботился обо мне. Он всегда обо мне заботился.

«Он заботился о тебе так же, как заботятся о двадцатидолларовой отвертке, — холодно подумала Джил, — потому что это хороший инструмент». Но так как эти слова сделали бы ее подругу глубоко несчастной, вместо этого она спросила:

— Как воспринял это Майо?

Альда подняла глаза, полные внезапного испуга.

— Он был в ярости, — сказала она тихо. — Я никогда не видела его таким, даже когда Алвир не открыл им ворота. Он никогда не выдавал своих чувств и тогда, когда там был Стюарт, но потом... Он обычно такой сдержанный. Джованнин использует это против Алвира, — она устало покачала головой. — И еще одно, — продолжила она. — Я не могу допустить раскола в Убежище, приняв противную сторону. Не знаю, почему мне все еще как-то не по себе...

«Ты расстроена, потому что он этого хочет», — угрюмо подумала Джил, затем обернулась, услышав, что кто-то идет по коридору.

— Кто там?

В коридоре стояла какая-то женщина, явно не из охраны.

— Джил-Шалос? — узкая полоска света появилась в темном коридоре, высвечивая нечесаную, темно-рыжую копну волос. — Мне сказали, что здесь госпожа Альда.

— Входи, Лолли, — Альда выпрямилась на стуле, когда высокая пенамбрийка вошла в комнату. — Как Снелгрин?

Джил никогда не переставала удивляться, что даже, казалось бы, самые робкие жители Убежища относились к Альде как к королеве и как к подруге одновременно. Она видела, как Альда делала обходы по Убежищу или сидела на скамьях у Святилища, держа на коленях Тира, и разговаривала с прачками. Джил заходила в бараки и обнаруживала там Альду, сидевшую и внимательно слушавшую какого-нибудь ветерана, который участвовал в разграблении дюжины городов.

— Миледи, он не совсем в порядке, — тихо сказала Лолли. — Я должна была придти и увидеть вас. Вы ведь знаете, как лечить людей?

Альда покачала головой.

— Но вы же грамотная. Вы читали книги?

— Всего несколько книг. Но я не могла...

— Я говорила с Майо, но ему нечего было ответить мне. И Бектис, этот колдун... Прошу прощения, госпожа, ведь он состоит в вашей свите, но он не может даже заговорить бородавки — это слишком сложно для него.

— Что случилось со Снелгрином? — спросила Альда. — Он болен?

— Нет! — в отчаянии воскликнула женщина. — Он прекрасно себя чувствует, но с ним что-то не так. Он стал каким-то другим после той ночи.

— Если он провел ночь за воротами, — тихо заметила Джил, — то неудивительно.

— Нет, — упорствовала Лолли. — Бектис мог бы сказать то же самое, но дело не в этом, — она посмотрела на Альду умоляющими карими глазами. — Временами я думаю, что в нем не осталось ничего от того Снела, каким он был. Совершенно ничего.

— Что? — воскликнули обе девушки.

— Что это значит? — спросила Альда.

— Я не знаю! Если бы я знала, все было бы намного проще. — Лолли закрыла лицо большими красными руками, и ее голос зазвучал приглушенно. — Он забывает вещи, которые обязан знать, например, расположение коридоров в Убежище, и он не помнит, зачем выходил ночью из Убежища. Иногда он просто бредит. Я не знаю, что делать, госпожа! И он ничего не говорит. Только иногда, да и то какие-то странные вещи.

Глаза Джил и Альды встретились над копной рыжих волос.

— Шок? — спросила Джил тихо. Альда качнула головой.

— Это не просто шок, — Лолли взглянула на них глазами, полными мольбы. — Это было не только в ту ночь, когда он вышел и ждал Дарков. Когда он прикасается ко мне... — ее лицо выразило отвращение. — Я не могу этого вынести. Мы поженились всего несколько недель назад. И мы просто хотели быть счастливыми. Но теперь... я не переношу, когда он дотрагивается до меня. Это не он, и, о Боже, я не знаю, кто это. О, Снел, — пробормотала она безнадежно. — Снел!

Альда положила руки на плечи женщины, ощутив упругие, дрожащие мускулы. Лолли снова опустила голову, слабо вздрагивая от прикосновений Альды, как загнанное животное.

На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь всхлипами Лолли, но что-то в этой тишине заставило Джил насторожиться. Она чувствовала себя так, как будто за ней наблюдая. Золотые блики света переместились на медные волосы Альды, на ее тонкие пальцы, высветили глубокую синеву ее глаз, когда она взглянула на Джил. У нее был обеспокоенный, ищущий помощи взгляд.

— Лолли, — секунду спустя спросила Джил. — Где он сейчас? Где Снел?

Женщина лишь устало покачала головой.

— Один Господь Бог знает это, — пробормотала она. — Он все время гуляет по ночам. Просто ходит. Мертвые глаза на мертвом лице. Он мой муж, и я любила его, но я ни за что не останусь с ним наедине.

— Нет, конечно, нет, — согласилась Альда. — Послушай, Лолли, ты все еще живешь в той келье на пятом этаже? Тогда я предлагаю тебе переехать. Забирай свои вещи и поселись в другой келье, лучше с кем-нибудь еще. Как ты думаешь, Винна позволит тебе поспать одну ночь на ее этаже? — она назвала девушку, которая воспитывала детей в Убежище и в чьей компании Альда и Джил часто видели Лолли.

— Я попрошу Януса, чтобы стражники смотрели в оба, а когда они найдут Снела, то мы с Джил поговорим с ним. Может быть, он еще не оправился от шока. Это случилось всего день или два назад...

— Два дня, — прошептала женщина, — и две ужасные ночи.

— Пойдем, — Альда обняла ее и уговорила встать. — Теперь тебе надо отдохнуть.

«Альда только что получила политический нокдаун и была проклята человеком, которому верила, как самой себе, — размышляла Джил. — И у нее еще хватает сочувствия и сил, чтобы решать чужие супружеские проблемы». Следуя за ними с лампой в руках, Джил могла лишь удивленно качать головой, поражаясь способности юной королевы помогать другим.

В этот час коридоры были пусты, и в кельях было тихо. Джил дрожала, испуганная ужасной темнотой, в то же время удивляясь самой себе. Она проходила много раз мимо ночного караула, но никогда еще не чувствовала такого сильного страха. Дважды она вздрогнула, вертясь, как испуганная кошка, но лампа освещала совершенно пустой коридор позади. И все же она чувствовала себя жертвой какого-то страшного предчувствия и отскакивала от каждого тупика в извилистых коридорах.

Сироты жили на четвертом этаже. Там горел свет. Винна, семнадцатилетняя девушка, сидела среди горы одеял в поношенной ночной сорочке и пыталась успокоить плачущего малыша, которому было не больше лет, чем Тиру. Остальные дети толпились вокруг них, расстроенные и встревоженные, так как всем им приснились кошмары. Винна быстро подняла взгляд, когда ее помощник, маленький Тед, встретил вошедших.

— Что случилось? — спросила Альда.

Винна покачала головой.

— Похоже, это ночь сплошных кошмаров. Сначала Лидрис, потом Тед, а теперь еще и Прогнор.

— У меня не было ночного кошмара, — возразил Тед, желая избавиться от страха.

— Ты уже достаточно большой и должен говорить, что это был просто плохой сон, а не ночной кошмар, — поправила Винна. — Чем я могу помочь, Альда?

«Вот еще одна, которая, забыв свои горести, старается помочь другим», — подумала Джил.

Винна серьезно слушала рассказ Альды и менее связные объяснения Лолли, кивая головой и гладя светлые волосы сидевшего у нее на коленях ребенка.

Бледные лица и расширенные глаза, бесцельно следившие за тенями на стенах комнаты, принадлежали сиротам, родители которых погибли в обломках Гея или во время резни при Карсте.

«Потерявшиеся мальчишки Питера Пэна, — подумалось Джил, — стойкие мальчишки, уцелевшие в разрушенном мире». Когда они с Альдой уходили, Джил бросила последний взгляд на Винну, которая искала место для Лолли, а Тед и еще несколько детей предлагали ей свои шерстяные одеяла.

— Что ты думаешь обо всем этом? — спросила Джил, когда они снова вступили в темноту лабиринта. Мерцающее пламя их лампы отбрасывало чудовищные, фантастические тени, которые крались за ними, как неопытные сыщики.

Альда тряхнула головой, поправляя волосы. Вьющиеся локоны ниспадали, подобно запутанному шелку, по черной с золотом мантии.

— Я не знаю, — сказала она тихо. — Но Лолли испугана. Возможно ли, чтобы боязнь темноты довел Снелгрина до сумасшествия?

— Это как раз то, чего я боюсь, — сказала Джил. — Но поверь мне, мысль о сумасшедшем, блуждающем по Убежищу по ночам, не так уж и опасна для меня.

— И ты вооружена, — добавила Минальда. — Я думаю, следующее, что мы должны сделать, — это поговорить с Янусом. Если Снелгрин и вправду сошел с ума, что тогда? Посадим его под замок? Будем кормить его по зимнему рациону, чтобы остались семена на весну? Велим кому-нибудь перерезать ему глотку?.. Как... — она замолчала, но Джил могла докончить фразу: как Ледяной Сокол перерезал Медде, которая была няней Альды, когда ее разум поглотили Дарки. На дороге от Карста до Ренвета никто не мог присматривать за спотыкающимися зомби, и проблема была решена сразу. Альда знала это еще тогда. Но Джил понимала, что она не простила палача.

— Он опасен?

— Я не знаю. Можно это как-нибудь выяснить?

— Конечно, — цинично сказала Джил. — На моей родине авторитеты всегда занимались этим. Если человек сходил с ума, то они ждали, пока он не убьет кого-нибудь, а потом запирали его. Иначе они не могли быть уверены в этом.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19