- Тем самым увенчав грех гневливости грехом глупости. - Джил ухмыльнулась. Затем, слегка нахмурившись, спросила: - Ты тогда уже был магом?
      - А ты сама как думаешь?
      Она покачала головой.
      - Но ведь ты был уже взрослым...
      Волшебник вздохнул.
      - Мне сравнялось двадцать два года. Как верно заметил наш однорукий друг, в этом возрасте большинство магов уже успевают овладеть своей силой, которая обычно проявляется где-то между девятью и четырнадцатью годами.
      Он откинулся на спинку стула и набросил на плечи плащ, как будто хотел защититься от холода.
      - Видишь ли, когда я вернулся из Кво, началась война. Наши земли граничили с Геттлсендом. Мой отец был правителем Гирфайи, это княжество близ Дила. В последней битве перед дверями отчей крепости я получил удар по голове, который едва не прикончил меня. И когда я пришел в себя в Алкетче, в загоне для рабов, я не мог вспомнить даже как меня зовут, не говоря уж о моих способностях или - к счастью - о моей роли в этой войне.
      Долгое время Джил молча рассматривала его, и внезапно перед ней предстал отчетливый образ того блестящего самонадеянного светловолосого юноши, каким был Ингольд Инглорион в двадцать два года.
      - И когда же ты вспомнил? - тихо спросила она.
      - После бегства из Кхирсрита. В пустыне. У меня была лихорадка, я тогда чуть не умер. Меня нашел Кта. - Ингольд помолчал, уставившись на огонь в очаге. - Затем я много лет провел отшельником. Я вспомнил о себе все. Но я вспомнил и то, что война началась из-за меня. Из-за моих занятий черной магией и вмешательства в те дела, которые вовсе меня не касались... Прошло очень много времени, прежде чем я набрался храбрости зажечь огонь без огнива. Я свыкся с мыслью о гибели родителей и моего младшего брата, Лиардина... - Он покачал головой, будто старался избавиться от эха полузабытых старых голосов. - Но Гирфайя так и не воскресла из пепла. Возможно, я единственный, кто вообще помнит, где она находилась. Маги опасные люди, Джил, - закончил он, снова притрагиваясь к ее руке. - С нами лучше не связываться. Ледяной Сокол был прав. Нужно быть отважным человеком, чтобы водить дружбу с мудрецами.
      Она пожала плечами.
      - Я в это не верю.
      - Правильно, ведь ты же очень отважна, - улыбнулся он.
      - Так вот почему... - начала было она и замолчала на полуслове. Порой я сомневаюсь, что ты и впрямь так умен, как о себе думаешь.
      И, не дав ему опомниться, неожиданно даже для себя самой, Джил наклонилась и нежно поцеловала его в лоб, а затем вышла из комнаты.
      После слабого света в каморке Ингольда, темнота в общей зале показалась ей непроглядной. С привычной осторожностью, которой она научилась у Ледяного Сокола, Джил не стала останавливаться, чтобы дать своим глазам привыкнуть к темноте, а просто сделала шаг в сторону, дабы остаться незамеченной. Поэтому, когда какая-то тень возникла во мраке одного из многочисленных проходов, ведущих в общую комнату, Джил лишь плотнее прижалась к стене и замерла.
      Ей удалось уловить смутные очертания бледного безбородого лица и бритого черепа, мелькнувшего на фоне двери. На мгновение тонкая рука задержалась на косяке, и пробегающие по почти погасшим углям очага огоньки вызвали ответный отблеск кольца с аметистом.
      ГЛАВА 9
      Обстановка в Убежище накалялась. Однажды ночью Минальда, вопреки обыкновению, не пришла в каморку Руди.
      Несколько часов он бодрствовал, надеясь расслышать звук ее легких шагов по извилистым коридорам, лабиринты которых она так хорошо знала, и приглушенное шуршание мехового плаща, - лишь волшебник мог бы услышать все это. Прошло уже около двух часов, с тех пор как до него донесся неясные далекие голоса стражи, отправлявшейся в ночной караул.
      Она никогда раньше не запаздывала так сильно.
      Однако Руди был уверен, что сегодня Альда собиралась прийти к нему.
      Днем прошли показательные стрельбы отряда огнеметчиков. Все население Убежища, за исключением Джил, которая, как подозревал Руди, настолько была захвачена своими таинственными исследованиями, что забыла обо всем на свете, и фактически все войско Алкетча присутствовали при этом. Всем хотелось посмотреть на оружие, которым, согласно слухам, правитель Ренвета в стародавние времена разгромил Дарков. На дальнем конце поля, рядом с дорогой, был возведен помост, над которым развевались мрачно-черные и кроваво-алые стяги королевства и Церкви, вперемежку с пестрыми, расшитыми золотом знаменами южан.
      Лежа в темной каморке, Руди вспоминал события прошедшего дня, перебирая их, как яркие глянцевые фотографии. Перед его мысленным взором возникли ряды огнеметчиков: от мальчишек девяти-двенадцати лет до старой дамы, которой было уже под восемьдесят. В ушах звучали отрывистые команды, которые выкрикивала Мелантрис.
      Ему на память пришли и другие картины прошедшего дня: Ваир и Стюарт, облаченные в оранжевые с алым одежды, увешанные драгоценностями... Бектис, стоящий у подножия помоста среди прочих волшебников: его не допустили к вельможам, ибо Джованнин отлучила бы от Церкви все королевство за одно только предложение, чтобы ей с инквизитором Пинардом встать рядом с колдуном... и наконец Алвир, чье лицо выражало смесь беспокойства и самодовольства.
      Особенно ярко помнил Руди Минальду, державшую на руках Тира...
      Ингольд держался поодаль ото всех; откинув тяжелые складки плаща за спину, он небрежно жонглировал маленькими сверкающими разноцветными иллюзорными пузырьками из воздуха, искоса наблюдая за происходящим.
      Поскольку Руди прекрасно знал, как проводят время молодые маги в дождливые ненастные дни, это зрелище не слишком удивило его. Но он слышал беспокойный шепоток толпы, поднимавшийся, едва лишь Ингольд подбрасывал в воздух маленькие, переливающиеся разными цветами шарики, и те - зеленые, алые, небесно-голубые, - мерцая, вырастали до двух футов в диаметре и лопались у него над головой.
      Отряд огнеметчиков выступил вперед. По взмаху руки Ингольда, пузырьки взмыли вверх, как вихрь осенних листьев. Кто-то из толпы в ужасе вскрикнул; Руди услышал шепот Ваира:
      - Дьявольщина!
      Смехотворные радужные игрушки теперь двигались в точности как Дарки: они, делая плавные повороты, парили в воздухе... Эти движения были знакомы всем присутствующим: каждый хоть раз в жизни видел нападающих Дарков. Не успела Мелантрис на полушаге развернуться и сбить пульсирующий алый шар, и тут же раздался взрыв аплодисментов. Движущиеся цели вспыхивали и исчезали, едва их касались языки пламени, а одобрительные крики превратились в рев, как будто в самом деле погибали настоящие Дарки. На помосте Алвир и разряженные, как павлины, лорды Алкетча удовлетворенно кивали друг другу, а внизу волшебники и стражники возбужденно колотили друг друга по спинам, Руди обнаружил, что его толкают, похлопывают, обнимают и поздравляют друзья и совершенно незнакомые люди. Даже Вос снисходительно проронил:
      - Впечатляет.
      А сколько гордости за него было в глазах Минальды!
      "Почему она не пришла?"
      Ведь когда они на мгновение оказались рядом посреди бурлящей толпы, он явно прочел в ее взгляде обещание скорой встречи.
      "А времени осталось так мало, - в отчаянии подумал Руди. - Зимние празднества начнутся уже через три дня! А потом..."
      Он прогнал грустные мысли, как делал это на протяжении последних недель, чтобы не омрачать оставшиеся часы. В тщетной надежде Руди прислушался, пытаясь вычленить в сыром пустынном безмолвии звуки, говорившие о приближении Альды. Но ничего не было слышно, только сонное бормотание отца, успокаивавшего плачущего младенца, да капанье и журчанье воды, что текла по каменным венам Убежища.
      Руди давно привык к ночным звукам Убежища. Пожалуй, этим он был обязан Логову. В своих снах он снова и снова блуждал в темном отвратительном мире, где белолицые создания с коровьими глазами волочили ноги по гниющему мху бесконечных пещер, потолки которых усеивали чудовищные твари, испускавшие капли слизи.
      Снова и снова чувствовал прикосновение ветра к своему лицу; иногда он опять видел высокого седовласого пленника, который бежал прямиком в содрогающуюся тьму... Его глаза были широко раскрыты, - безумные глаза существа, которое полностью позабыло, что такое быть человеком...
      А были и еще более ужасные сны. В них лица визжащих бледных существ, которые разбегались при его приближении, казались ему до боли знакомыми: Альда, Ингольд, даже он сам, собственной персоной.
      После таких кошмаров Руди просыпался, прислушиваясь к спящему Убежищу.
      Он знал, что остальные спят еще меньше. Иногда Руди улавливал отголоски крика Кары, пробудившейся от подобных снов. Понемногу ее всхлипывания замирали, но дыхание оставалось прерывистым. Временами до его слуха доносились слабые постукивания восковых табличек Джил, или, из другого угла, приглушенное хихиканье и резкое ритмичное поскрипывание кровати. Дважды он слышал мужские рыдания, которые кто-то отчаянно пытался заглушить под одеялом.
      "Но где же Альда?!"
      "Она могла передумать", - пытался он найти объяснение... но тут же вспоминал сияющее выражение ее лица и взгляд, ясно говоривший: "Я приду к тебе, как только смогу!"
      Может, ее что-то задержало?
      "Но что могло случиться? - возражал он сам себе. - Алвир обещал нам покровительство".
      Руди пришло на ум выяснить все, заглянув в один из волшебных кристаллов. Он тут же возмутился в душе: "Во имя всего святого! Разве мало за ней шпионит Алвир. Минальда не твоя собственность!"
      И все же эта идея захватила его. Маленький зеленоватый кристалл, который он нашел в нижних лабораториях, казалось, подмигивал ему из темноты наспех сделанных полок, где расположилось все его немногочисленное имущество. Пальцы горели от желания притронуться к кристаллу.
      "Прекрати! - велел он себе. - Какое тебе дело до того, почему она не пришла? У тебя нет никаких прав на эту женщину - ведь это ты уходишь от нее. Это все детские штучки: проехать мимо дома подружки, чтобы посмотреть, чья машина припаркована у крыльца... Раз уж она решила не приходить, то нечего за ней подсматривать!"
      Руди, набросив на плечи одеяло, метался из угла в угол по своей каморке. Искра колдовского света вспыхнула над головой, как только он взял в руки зеленоватый кристалл. Грани заискрились светом, когда Руди принялся крутить его в руках, а потом уставился в самую сердцевину камня.
      Свечи в комнате Минальды полностью оплыли. Капли воска образовывали толстые белые колонны на плечах двух маленьких бронзовых рыцарей подсвечника, и блестящую лужицу на полированной столешнице. Угасающий свет отражался на широкой парчовой отделке халата, плясал в драгоценностях, все еще остававшихся в растрепавшейся церемонной прическе, поблескивал на кольцах и серьгах, которые кучкой лежали у согнутого локтя.
      Руди не мог видеть ее лица, так как она спала, положив голову на стол и спрятав лицо в ладони.
      Чистый листок бумаги лежал рядом с ней, на нем что-то было написано большими неровными рунами. Руди к этому времени достаточно хорошо овладел письменностью Восса, чтобы прочитать послание:
      Руди, прошу тебя, приди!
      * * *
      Ее дверь оказалась заперта. Скрывающие чары, укрывшие Руди от глаз двух стражников, стоявших в конце коридора, окажутся бесполезными, если он крикнет, чтобы разбудить ее.
      Руди прижал руки к двери и, закрыв глаза, прощупал механизм замка, как учил его Ингольд. Все оказалось проще простого: это замок был сделан в тяжелые времена, когда уровень мастерства резко упал; составить нужное заклинание в уме оказалось куда проще, чем заставить дверь бесшумно распахнуться на петлях, изъеденных ржавчиной.
      Когда Руди закрывал за собой дверь, Тир тут же поднялся, уцепившись пухлыми розовыми ручонками за изогнутую спинку колыбельки, и весело позвал:
      - 'Уди!
      Изумленно вскрикнув, Минальда вскинула голову.
      - Руди! - всхлипнула она.
      Минальда привстала, и он обнял ее. Ее лицо, если не считать покрасневших глаз, было совершенно бесцветным. Руди почувствовал на губах привкус соленых слез. Содрогаясь от рыданий, Альда неистово прижималась к нему.
      - Я думала, ты уже никогда не придешь.
      - Детка, что произошло? Почему закрыта дверь? В чем дело?
      Ее голос упал до отчаянного шепота:
      - Алвир собирается выдать меня за сына императора Алкетча.
      - Выдать? - переспросил Руди, неуверенный, что правильно расслышал ее. Затем, когда ярость захлестнула его горячей волной, вскричал: - Выдать тебя замуж?! - Он вовремя вспомнил, где находится, и его крик тут же превратился во взволнованный шепот. - Он не может этого сделать!
      - Мне сообщил инквизитор, - продолжала она тихим голосом, - после того как кончился Совет... о, гораздо позже! Наверное, они продолжали совещаться еще долго после моего ухода. Я... я пошла к Алвиру... он сказал, что договор уже подписан... сказал, что о помолвке будет объявлено вечером после Зимнего празднества. Меня отправят со Стюартом и с почетным эскортом в Алкетч, когда войска выступят в Гай. После этого он запер меня...
      Длительное знакомство Руди с рокерами давало возможность высказать свои чувства с достаточной силой. Как он мог быть настолько наивным, что поверил словам Алвира! Длинная тирада насчет предков канцлера, его личных привычек и будущей судьбы, едва не сорвавшаяся с уст Руди, отчасти относилась и к его собственной глупости. Но он уже достаточно долго был магом, чтобы не сознавать: такие реплики - это лишь пустая трата времени.
      Вместо этого он сказал:
      - Но ведь они не могут отправить Тира в Алкетч!
      - А они и не собираются! - яростным шепотом ответила она. - Тир останется здесь, дабы управлять северными землями, с Алвиром в качестве регента. - Она прижалась лбом к его плечу. - Руди, что нам делать?
      "Чертовски хороший вопрос", - подумал он. Чувство, очень похожее на панику, охватило Руди. Что они могут сделать? Убежище - единственное спасение от Дарков, но в нем вряд ли найдется такое местечко, где они будут не подвластны Алвиру. Если брат откажется от Альды и отнимет Тира, она утратит остатки независимости. Конечно, в таком случае алкетчский наследник на ней не женится... или все равно женится? Руди ломал себе голову, не испытывая ничего, кроме смятения и досады на собственное невежество. Его мысли сбивались в комок, как путник, застигнутый снежной бурей.
      "Что толку бежать? - думал он. - В Убежище мы повсюду останемся пленниками Алвира. Да и куда нам идти?"
      Как только он задал себе этот вопрос, ответ тут же сделался очевидным.
      Он наклонился и поцеловал испуганное, запрокинутое лицо.
      - Надевай свой плащ, милая, - угрюмо сказал он. - Я не знаю, что нам делать, но уж Ингольд-то, черт подери, должен это знать.
      Несмотря на поздний час, волшебник еще не спал; он сидел на стуле, уставившись на горстку еле тлевших углей. Пергаменты, книги, листки с непонятными диаграммами, которые для него составляла Джил, был в беспорядке разбросаны по столу и по полу у ног.
      Ингольд поднял голову. Взглянув сперва на Руди, затем на Минальду. Когда он увидел, что она держит на руках сына, завернутого в бархатное одеяло, его брови сурово нахмурились.
      - Что такое? Что происходит?
      Сжато и сбивчиво, пересыпая речь ругательствами, Руди пустился в объяснения. Пока он говорил, волшебник встал, магический огонь над его головой засветился ярче. Маг взял Минальду за руку и усадил на стул, а Тира бережно положил на кровать. Тир тут же начал проворно высвобождаться из одеяла, чтобы исследовать каморку волшебника.
      Пока Руди рассказывал, Минальда сидела с потупленным взором, еле заметно дрожа под плащом, который Ингольд заботливо накинул ей на плечи. И только когда закончился рассказ, она подняла взгляд. Ее глаза были сухими, исчез страх, который поселился в них, когда Руди вел ее по коридорам Убежища под защитой скрывающих чар. Вместо него появилось выражение непреклонной решимости, которое Руди видел в тот вечер, когда она согласилась пройти через гнодирр.
      Она тихо спросила:
      - Ингольд... если Алвир согласился на этот брак у меня за спиной... о чем он еще мог с ними договориться?..
      Старик задумчиво посмотрел на нее.
      - Есть несколько возможных предположений, - ответил он. - Аббат Майя мне говорил, что Алкетч уже делал попытки захватить дельту Пенамбры. Ну и, конечно, остается открытым вопрос о границах Геттлсенда.
      Ее глаза цвета ириса, казалось, стали еще темней от обиды и бессильного гнева; тонкие пальцы дрожали, вцепившись в грубый мех.
      - Он зашел слишком далеко, - прошептала она.
      Неожиданно Руди почувствовал себя не в своей тарелке. Что такое его чувства и тревоги, по сравнению с высокой политикой и вопросами власти? Рядом с этим его любовь к хрупкой темноволосой девушке показалась такой незначительной. А, возможно, так оно и было всегда...
      Ингольд сложил на груди руки.
      - А как далеко готова зайти ты сама?
      - Как далеко? - спросила она натянутым голосом. - Что бы мы ни говорили, но я все равно остаюсь его пленницей, хоть здесь, хоть в своей комнате. Он отыщет способ подчинить меня своей воле...
      - Неужели? - мягко спросил старик. - Одно то, что он запер тебя, как только ты обо всем узнала, подтверждает, что, в отличие от тебя самой, он в этом отнюдь не уверен. Очевидно, он собирался объявить уже о свершившемся факте... Если мы сумеем поговорить с ним до того, как он это сделает, то у нас будет шанс изменить его намерения.
      Альда стремительно вскочила на ноги, и тень ее метнулась по стене.
      - Ты так уверен? Алвир уже объявил, что заключит союз с Алкетчем. Ради этого союза он пожертвует всем, чем угодно: мной, Убежищем... да он собственную душу продаст!
      Лицо Минальды внезапно постарело от бушевавшего в ней гнева.
      Руди вдруг поймал себя на мысли, насколько она сейчас не похожа на себя прежнюю - перепуганную девочку-вдову. Может быть, Минальда стала такой, какой не могла быть доселе. Давно, во время путешествия из Карста, она говорила об ответственности правителя за свой народ, и тогда он не понял, что она хотела этим сказать. Возможно, подумал он, его возлюбленная и сама-то тогда тоже толком до конца этого не понимала.
      Ингольд, полуприкрыв глаза, наблюдал за ней.
      - Все, о чем ты говоришь, - тихо произнес он, - ...ценность человеческой жизни, безопасность Убежища, спасение души... все это важно для тебя, дитя. Но для Алвира, подозреваю, такие вещи отходят на второй план, как только дело касается власти и собственных удобств... с этим, возможно, он не расстанется даже ради союза с Алкетчем.
      Она помолчала, борясь с болью, которую доставили ей эти слова.
      "До чего же ей сейчас тяжело! - подумал Руди, заметив, как внезапно затуманились глаза Альды. - Она любила брата и полагалась на него всю свою жизнь. Чертовски трудно вдруг узнать горькую правду о близком тебе человеке".
      Затем она шмыгнула носом, вытерла щеки непослушными пальцами и тщательно взвешивая каждое слово, тихо сказала:
      - Ингольд, я не вижу, каким образом мы могли бы угрожать ему. Единственная опасность грозит пока вам с Руди, если вы вздумаете меня защищать. Я... наверное, мне следует вернуться и поговорить с ним...
      - Ты поверишь его обещаниям? - поинтересовался волшебник.
      Альда ничего не ответила.
      Ингольд повернулся и поймал младенца-принца как раз в тот момент, когда тот уже пытался выползти из дверей в более просторный мир общей залы. Усадив Тира на кровать, он нагнулся, чтобы взять лежавшую на полу перевязь с мечом. Затем он начал искать свои сапоги, бесшумно ступая босыми ногами по голому каменному полу.
      - А зачем ему мне что-то обещать? - Минальда прервала затянувшееся молчание. - Может, Джил права, и я являюсь законной правительницей Убежища, но подлинная власть в руках Алвира. Я всегда знала об этом. Просто до сегодняшнего дня у меня не было случая почувствовать это. У меня нет власти. Только друзья.
      Ингольд повернулся к ней; он уже накинул на плечи плащ и теперь натягивал на седую голову капюшон. Его огромная, похожая на летучую мышь, тень нависла над ними со стены.
      - Не стоит недооценивать своих друзей, Минальда, - ласково сказал он. - Когда ты, рискуя жизнью, приходила к Майе и пенамбрийцам и упрашивала брата впустить их в Убежище, ты обрела друга. А затем и еще многих - когда противилась союзу с Алкетчем и выступала против канцлера в других вопросах. И кстати, - добавил он, вытаскивая слишком деятельного принца из-под кровати и закутывая его в ненавистное одеяло. - Томек Тиркенсон со своими людьми располагается как раз на четвертом и пятом ярусах, неподалеку от пенамбрийцев. Ты знаешь окольные ходы в Убежище лучше меня, дитя. Ты сможешь незаметно провести нас на четвертый уровень?
      * * *
      Дневной караул еще не успел сменить ночную стражу, а Минальда уже вновь появилась в королевском секторе, в окружении свиты.
      Караул с началом дня широко распахнул ворота, и дети выбежали в туманный рассвет, чтобы набрать в лесу веток. Их песни разнеслись над утоптанным снегом, и отдаленные отголоски проникали и в само Убежище. Через два дня наступит Зимний праздник.
      Но в апартаментах канцлера царило отнюдь не праздничное настроение. С потемневшим от ярости лицом канцлер встретил сестру, когда та вошла в зал для аудиенций.
      Глаза всех, кто сидел за столом совещаний, устремились к темному дверному проему, заполненному сейчас воинственной стражей Майи и облаченными в оленьи шкуры геттлсендцами. Руди сразу узнал всех присутствующих. Ваир в расшитом бархатом и жемчугами костюме все равно выглядел бледно на фоне сверкавшего изумрудами замысловатого великолепия костюма Стюарта. Инквизитор Пинард в белом облачении, символизировавшем духовную чистоту, сидел рядом с Джованнин, облаченной в свои обычные кроваво-красные одежды.
      Лицо Алвира скривилось, палец, который он направил на сестру, дрожал от гнева.
      - Ты... - начал он, задыхаясь, но хриплый голос Джованнин остановил его, как удар ножом в спину.
      - Думай, что говоришь, глупец.
      Алвир вспомнил, что здесь все-таки присутствуют слуги Империи Юга, и это смягчило грубость его первых слов. Но когда Минальда и удельные правители оказались в комнате совещаний, он встретил их убийственным взглядом.
      На фоне элегантности и благополучного вида окружения Алвира сторонники Минальды выглядели сущими оборванцами. Под потрепанным алым плащом у Майи была безрукавка, связанная кем-то из пенамбриек. Томек Тиркенсон в обшитой бахромой рубашке из оленьей кожи и мокасинах выглядел немногим лучше тех дикарей, с которыми часто воевал в родных краях. Ингольд вполне бы мог сойти за попрошайку или за уличного арфиста, но никак не за Архимага Запада. Среди них Минальда сверкала, как язычок белого пламени в темноте.
      Когда Алвир заговорил снова, его голос звучал гораздо спокойнее, но угрожающих ноток в нем не убавилось.
      - Надеюсь, сестра, у тебя есть достаточные основания, чтобы являться ко мне с вооруженной свитой, - желчно заметил он. - Однако если ты желаешь говорить со мной, то только не в присутствии этих... головорезов.
      - Эти головорезы, милорд, - командуют вашими войсками. - Спокойный голос Минальды разнесся по всему залу.
      Губы Алвира скривились.
      - И какое отношение военачальники имеют к делам и политике державы?
      - Они за нее умирают.
      Наступила непродолжительная тишина. Затем лицо Алвира смягчилось, он подошел к сестре, взял ее за руку и заговорил ласково и мелодично:
      - Минальда, дитя мое... всегда кому-то приходится умирать за благое дело; всегда кому-то приходится жертвовать собой ради других. Ты сама знаешь это... лучше всех прочих. - Он нежно сжал ее руки, мягкий тембр его голоса, обволакивая ее, словно отделяя от окружающих. - Если бы каждому солдату было дано право выбора, больше не было бы битв и сражений. Вот за этим и нужны вожди, дитя мое. Если нет единства, то мы подобны калеке на поле боя. Иногда необходимо отсечь одну руку, чтобы другая могла нанести смертельный удар.
      Он стоял совсем рядом, держа ее за руки. На какое-то время Минальда застыла, глядя на него - младшая сестренка под защитой сильного брата.
      Затем она вывернула запястья, не слишком сильным, но резким движением, как ее учила Джил, высвободилась и сделала шаг назад, к своим воинственным союзникам.
      - Тем не менее, милорд, они ваши подданные. И они доверяют вам собственную жизнь. По крайней мере, они достойны того, чтобы вы спросили их мнение, прежде чем советоваться с чужеземцами.
      Голос Алвира посуровел, в нем зазвучали металлические нотки.
      - Несомненно, все эти люди достойны уважения. И все же, они всего лишь вассалы одного владыки, которые сражались с вассалами другого. И их несомненная отвага и самопожертвование, возможно, были чрезмерны...
      Рысьи глаза Тиркенсона сузились.
      - Нетрудно забыть о чувстве меры, когда, вернувшись домой, обнаруживаешь, что алкетчцы угнали в рабство твою сестру, а братьев забили до смерти...
      - Если мы сейчас начнем обсуждать все личные недоразумения, которые случались между нами и южанами, милорд Тиркенсон, то будем сидеть в этой злосчастной крепости до тех пор, пока не перемрем с голоду или нас не пожрут Дарки, - надменно парировал канцлер. - И если нас будут прерывать эти... друзья... которых ты, сестра моя, привела на Совет, то лучше нам сразу прекратить этот разговор. Коли вы предпочитаете общество этих головорезов, чья слепая предвзятость мешает союзу держав, которым они служат...
      - Я не выйду замуж за наследника Алкетча!
      - Вчера вечером ты говорила по-другому, - мягко напомнил он ей.
      - Вчера вечером я была пленницей!
      Рот Алвира, казалось, превратился в сплошную темную линию.
      - Минальда, в королевстве многое изменилось, с тех пор как ты сидела на террасе и обмахивалась веером из павлиньих перьев. Нам нужен союз с Алкетчем. Только они одни могут помочь нам отвоевать королевство у Дарков, а также восстановить его; только их не коснулся бич этой чумы, которая принесла на земли Дарвета смерть и разрушение. Мы много выстрадали, и без их поддержки будем продолжать страдать дальше. Былая воинственная гордость, которая раньше не позволяла нам объединиться, теперь стала для нас непозволительной роскошью.
      Минальда изменилась в лице от обвинений брата, но ответила ему спокойным тоном:
      - Я не оставлю сына и не позволю, чтобы наследника Дарвета вывезли к чужеземцам.
      - Даже туда, где он будет в безопасности?
      Минальда побледнела. Алвир, должно быть, заметил отсутствие Тира и понял: она не допустит, чтобы они оба оказались в его власти. А это уже удар ниже пояса, подумал Руди. Минальда не остановится ни перед чем, защищая своего ребенка.
      - Я предпочту, чтобы он разделил опасности своего народа, чем вырос для него чужаком.
      - Не болтай чепухи, - грубо огрызнулся Алвир. - Ты убьешь ребенка в угоду своей глупой гордости?
      В глазах Минальды блеснули слезы. Она попыталась ответить, но Ингольд мягко положил ей на плечо руку.
      - Уроженцу северных краев, такому, как законный наследник королевства Дарвет и последний отпрыска рода Дейра, возможно не слишком подойдет теплый климат двора императора Алкетча, - медленно произнес маг, подчеркивая определенные слова. - Лихорадка или непривычная пища могут погубить младенца так же верно, как и Дарки, от которых эта крепость и верные слуги до сих пор его защищают.
      Руди потребовалось некоторое время, чтобы понять двусмысленность этих, казалось бы, невинных слов, но Минальда сразу ахнула и побледнела. Алвир гневно сдвинул брови.
      - Как ты смеешь?.. - изумленно выдавил он.
      Ваир вскочил на ноги, с грохотом оттолкнув стул, на котором сидел.
      - Ты намекаешь, что с ребенком, находящимся под императорской опекой, может что-нибудь случиться? Ах ты, дьявол!
      Стюарт тут же поймал Ваира за рукав и заставил его опять сесть. В глазах посла вспыхнули насмешливые огоньки.
      - Какая опасность может угрожать пасынку императора? - Он взглянул через стол на Минальду. Изящные руки своими движениями вторили музыке голоса. - Со временем, сударыня, вы можете стать самой почитаемой владычицей Западного мира. Вы станете матерью правителей как Дарвета, так и Алкетча... подлинной Золотой Матерью союза, который объединит весь мир - от льдов севера до неприступных южных гор. Ваша любовь, ваше материнство свяжут то, что никогда прежде не обладало единством.
      Он нарисовал ей картину блестящего будущего, как подсовывают ребенку карамельку. Но ребенок за нее не ухватился. Ясным, звенящим, как стекло, голосом она сказала:
      - Меня уже попрекали гордыней, милорд. Я не могу представить себя матерью, у которой старший сын сидит на одном троне, а младший на другом.
      "Особенно, если император, дедушка младшего, возьмется варить для старшего кашу... - с горечью подумал Руди. - Но если оставить ребенка здесь, на попечение Алвира, его ждет та же судьба".
      В нем медленно поднималась волна гнева не только за Минальду или за себя самого, не за их будущее, где не было ничего, кроме тоски, пустоты и отчаяния. Ребенка, к которому он уже успел привязаться, пытались лишить трона, матери, да и самой жизни.
      А он не способен их защитить! И если инквизиция придет в Убежище, то Ингольд тоже окажется бессилен защитить карапуза. Руди увидел, что Алвир смотрит на него. Взгляд канцлера, казалось, вонзался в его тело, как ледяной кинжал.
      - Если же ты, сестра моя, до сих пор так скорбишь, - продолжал канцлер, - и не можешь смириться с мыслью о том, чтобы кто-то другой на ложе занял место твоего покойного супруга...
      Выражение лица Минальды не изменилось, она лишь вздернула подбородок.
      - ...особенно, когда столько поставлено на кон?
      Наступила гробовая тишина.
      Все ждали, что Алвир заговорит, или Минальда взорвется, или Руди не сможет себя сдержать и выдаст их обоих. Но когда Алвир набрал в легкие воздуха, чтобы продолжить, вперед вышел Ингольд, с видом безучастного наблюдателя:
      - Как известно, в данном случае, по законам Церкви, женщина имеет право выбора. На всех Церковных Советах говорилось о том, что браки, заключенные по принуждению или насильно, считаются недействительными. Насколько мне помнится, много лет назад миледи Джованнин сама боролась, причем вполне успешно, против стремления своей семьи выдать ее замуж. Разве я не прав, миледи?