Он опустил пылающую голову на руки. Теперь ему вдруг с ужасной ясностью стало понятно, что же случилось с магами-зодчими в Убежище. Они исчезли без следа... их лаборатории были опечатаны... постепенно свет в магических камнях начал гаснуть, и о строителях Убежища забыли, обо всех, за исключением некоторых - таких, как Правитель, который сохранил эту память среди своих потомков.
      "Дьявол своих бережет", - как-то раз сказала Джованнин. Только вот тут нет ни дьявола, ни Архимага... ни Ингольда. Джованнин никогда не посмела бы их тронуть, будь Ингольд жив. "Вос, - думал Руди, - где же Вос? И Венд?
      Или на них у Джованнин особые виды? Вос теперь самый сильный среди нас, а Венд... его объявили вероотступником..."
      Снова холодно и ясно звякнул в темноте колокольчик. Дверь открылась; оранжевая полоса света упала на испуганные лица сидящих в подвале. Снова вошли воины Алкетча - они втолкнули в подвал высокого старика.
      - Это произвол! - задыхался от злости Бектис. - Позор! Вы посмели поднять руку на...
      Его слова встретили оскорбительным смехом и грубыми жестами. Он попытался встать, запутался в своих одеждах и упал на колени. Комната сотряслась от солдатского хохота.
      - Вот так на коленях и помолись, дедуля, - пошутил капитан.
      - Можешь молиться и за всех тех, кого ты послал на смерть с этим взрывающимся оружием, - добавил другой воин, чье лицо носило следы сражения в Логове.
      - Я не имею никакого отношения к... - начал было придворный маг, пытаясь подняться на ноги.
      Рассчитанным движением капитан вытянул копье и концом древка поддел руку старика, которой той опирался на пол. Старик опять во весь рост растянулся на полу. Со стороны солдат последовал новый взрыв смеха.
      Щеки Бектиса порозовели от гнева, а всклокоченная борода задрожала от ярости.
      - Я требую, чтобы об этом сообщили милорду Алвиру! Он никогда не...
      - Милорд канцлер знает, где вы находитесь, Бектис, - раздался новый голос, мягкий и холодный. Он как яд разлился в холодном воздухе темной комнаты.
      Воины тут же замолчали и склонили головы в приветственном поклоне. Почти непроизвольно волшебники отодвинулись в тень, подальше от света, падавшего из дверей.
      На фоне зажженных в зале факелов в дверном проеме вырисовывались два силуэта в мантиях. Их лица были скрыты в тени надвинутых на глаза капюшонов. Руди сразу узнал голос аббатисы Гая.
      Монахи в красном заполнили комнату. Их лица также прятались под капюшонами, а руки - белые, смуглые или черные, мозолистые или холеные, лежали на рукоятках мечей. Они выстроились вдоль стен так, что обитатели длинной комнаты, спрятавшиеся в тени, оказались в кольце. Последний из вошедших нес две свечи. Когда закрылась дверь, эти два маленьких огонька остались единственным источником света в кромешной темноте.
      Ровное шафрановое свечение открыло Руди лицо человека, стоящего слева от монаха со свечами: это был изуродованный пыткой брат Венд. Инквизитор Пинард с откровенным сожалением участвовал в этом отвратительном действии, подчиняясь своему долгу, в то время как на губах Джованнин играла довольная усмешка.
      Двое в мантиях вернулись к дверям, и их лица опять скрыла темнота. Только сверкавшие глаза или алый отблеск кольца аббатисы, когда она шевелила своими белыми костлявыми пальцами, выдавали в этих фигурах живые существа.
      Инквизитор заговорил грудным, низким голосом, сложив на груди руки, спрятанные в белые рукава.
      - Вы уличены в ереси и осуждены за то, что по доброй воле продали душу дьяволу, в обмен на дьявольскую силу иллюзий. Вы обвиняетесь в том, что послали на смерть сотни невинных людей, которых дьявольским оружием и дьявольскими советами побудили выступить против Мрака. Вы осуждены...
      - Осуждены? - негодующе вырвалось у Руди. - И кто же, черт возьми, нас осудил? Разве был суд?
      - Судом была вся твоя жизнь, - презрительно откликнулась Джованнин. И ты осудил себя на смерть в тот самый день, когда пришел к Ингольду Инглориону и попросил обучить тебя магии. Суд начался в тот самый миг, когда ты появился на свет, с дьявольской печатью на челе.
      - Черта с два! - вскочил Руди, оторвал проворные цепкие пальцы Кары от своего рукава. - У меня не было выбора... все равно что с цветом глаз!..
      Тонкий голос аббатисы заглушил его протесты:
      - Замолчи.
      - Вы прекрасно знаете, не хуже меня, что вторжение было обречено на провал с самого начала, - забыв об осторожности бушевал он. - Этого хотели Алвир и Ваир...
      - Замолчи!
      - И вы прекрасно знаете, что быть магом по гражданским законам не является преступлением, так же как, например, быть актером...
      Он вряд ли видел, как Джованнин подняла палец. Но он услышал тяжелую поступь монаха у себя за спиной и, повернувшись, получил оглушительный удар древком тяжелого копья по челюсти. Руди рухнул на пол, и тьма поглотила его.
      Долгое время шум в комнате доходил до его ушей откуда-то издалека, заглушенный низким гулом, который стоял у него в голове. Он видел бледное и напряженное лицо брата Венда за спиной Джованнин. Раздавался скрипучий голос Нан, которая выкрикивала обвинения в лицо аббатисы. Затем - шарканье сапог и удары. Кара закричала:
      - Не смейте! Прошу вас, она старая женщина!
      Через некоторое время Руди разобрал, как Джованнин голосом, полным злобного торжества, зачитывала приговор в тишине, которая нарушалась только всхлипываниями Кары. Слушая ее монотонное чтение, Руди задумался, зачем ей понадобилось устраивать все это? Разве только для человека, которого здесь не было... который, скорее всего, давным-давно мертв. Сквозь боль в голове и усиливающуюся тошноту, он услышал слова "приговариваются к смерти" - и снова начал терять сознание.
      За дверью опять послышались шаги - мерная поступь многочисленных ног и глухое позвякивание кольчуги.
      Магическое чутье, действовавшее даже в этой защищенной от волшебства комнате, подсказало Руди, что там находится не менее двадцати человек, и он вяло подивился, зачем инквизиции потребовалось так много народа. Затем дверь резко распахнули, и в комнату ворвался свет факелов и магических камней, которые несли гвардейцы Гая.
      Элдор Эндорион, король Дарвета и Повелитель Убежища Дейра, застыл в дверном проеме.
      Внезапная жуткая тишина повисла в комнате. Хотя любое движение вызывало у Руди кисловатый привкус тошноты, он с усилием сел, и при виде его сердце короля испуганно забилось.
      - Миледи. - Голос короля звучал резко, напоминая еле сдерживаемый крик.
      - Государь, - сдержанно приветствовала его она.
      Элдор повернул голову и внимательно осмотрел комнату, отметив малейшие детали поспешного судилища. Свет магических камней упал на кожаную маску, закрывавшую лицо короля, ее поверхность пугающе трепетала в такт дыханию. За прорезями для глаз таилась загадочная темнота.
      - Королева сказала, что вы здесь устроили суд.
      Руди опустил голову, почувствовав внезапную слабость.
      "Это все Джил, - подумал он. - Уж она-то знает, к кому пойти и что сказать".
      Король с придыханием продолжил:
      - Похоже, приглашение, которое вы, несомненно, послали мне для свершения правосудия в моем королевстве, до меня не дошло.
      Джованнин вскинула голову.
      - Еще со времен вашего деда Дорилагоса Церкви предоставлена привилегия самой вершить правосудие.
      Элдор скрестил руки; испещренная шрамами кисть левой, как красный узловатый корень, обвила изящную белую правую.
      Маска слегка сморщилась, когда он повернул голову, и начала колыхаться в такт речи:
      - Так эти люди принадлежат Церкви?
      - Это же еретики, милорд, - ответил низким голосом Пинард. - Они совращают невинных. Иметь дело с ними - значит, участвовать в их преступлении.
      Руди сообразил, что эти слова, очевидно, намекали на приписываемое Ингольду совращение брата Венда, но он заметил, как широкие плечи короля расправились. Безумный взгляд обжег его, как раскаленное железо.
      - Теперь настали новые времена, - медленно продолжила Джованнин. Надежда на спасение с помощью волшебства погибла - и вместе с нею погибло немало воинов этого Убежища. Силы Церкви должны обратиться на спасение тех, кто остался в живых, хотят ли они того или нет. Теперь мы не остановимся.
      Резкий голос Элдора, как летящий нож, засвистел в воздухе:
      - Я не давал Церкви права выносить смертный или какой-либо другой приговор без моего ведома, миледи аббатиса. Я - все еще правитель Убежища Дейра. Правосудие и власть над жизнью и смертью здесь принадлежит только мне и никому другому. А тот, кто не признает за мной этой власть, является предателем и изменником. Вам это ясно?
      Лицо аббатисы побелело от ярости. Она прямо-таки выплюнула ответные слова:
      - Значит, вы объявляете себя союзником этих... предателей? Они предали Бога, ваших подданных... и вас самого!
      - Миледи, - мягко возразил Элдор, - кому я являюсь союзником и кому воздаю правосудие, вас совершенно не касается.
      - Нет, касается - если это дело Церкви! - огрызнулась она.
      - Но ведь все они отлучены от Церкви, а значит, не подчиняются ее власти, разве не так?
      "Может, он и безумен, - подумал Руди, - но споры между Церковью и Государством он решает куда лучше Алвира, будь тот хоть трижды в своем уме".
      - Не надо - упражняться здесь со мной в логике, милорд.
      Аббатиса подалась вперед и, несмотря на ее маленький рост, в золотом свечении факелов, вдруг показалась огромным темным пауком.
      - Вы властны над их жизнью, но души принадлежат мне. Я уже объявила, что они виновны и приговорены к смерти. Вы пойдете против церкви и посмеете освободить их? Вы разрешите им продолжать творить зло? Это благодаря их деяниям вы ходите теперь в маске.
      Тишина, последовавшая за этими словами, была долгой и напряженной. Руди мог поклясться, что каждый присутствующий слышал, как стучит его сердце. Он опять почувствовал на себе взгляд Элдора, и сердце у него съежилось, как жук под горячим лучом увеличительного стекла. Ему казалось, что его вина так же ясно написана на его челе, как пот, что струился по лицу. Остальные волшебники замерли в тени, сознавая: что бы ни случилось, их судьба будет связана с его участью.
      Элдор отвел глаза - словно из нервного окончания вынули раскаленную иглу.
      - Вы вынесли им приговор, миледи, - наконец произнес король. Драгоценные камни и золотая вышивка у него на груди от внезапного движения вспыхнули ярким пламенем. - Но так как они исцелили меня и поставили на ноги, я заменяю этот приговор иным наказанием. Гвардейцы завтра на рассвете доведут их до Прохода, а потом пускай они отправляются куда захотят. Но если они еще раз вернутся в Убежище, то смертный приговор будет приведен в исполнение. Я все сказал.
      Он повернулся и направился к двери.
      - Вы сделали это потому, что ваша жена просила вас сохранить жизнь... колдунам? - усмехнулась вслед Джованнин.
      Безликая голова обернулась. Жесткий белый свет волшебных камней блеснул в прорезях для глаз.
      - Хотя бы и так.
      И Элдор вышел из комнаты.
      Руди почувствовал, как над ним опять начинает смыкаться темнота, и начал сползать на пол, в поисках успокоения. Но кто-то подхватил его под руку и поставил на ноги. Сквозь туман, застилавший его глаза, Руди узнал Джил. Он попробовал встать на ноги, но оказалось, что они не чувствуют земли. Его голова болталась при каждом движении, пока Джил тащила его к темной арке дверного проема. Преодолевая порог, он обо что-то споткнулся.
      Это была груда кирпичей. Ее бы хватило, чтобы заложить дверной проем в три-четыре слоя. Рядом, в свете магических камней, поблескивал свежий, влажный раствор.
      ГЛАВА 4
      Руди снился сон, который и раньше время от времени преследовал его. Лихорадка придала этому сну отчетливость галлюцинации, и он не мог, как раньше, проснуться от собственного крика.
      Это был сон о темноте Логова, горячей, влажной и липкой. Руди чувствовал запах мокрого мха, во рту появлялся привкус едкой пыли. В этом сне он зашел очень глубоко, глубже, чем когда-либо в жизни, и черная масса земли давила на него, как тяжесть безнадежного горя вкупе с осознанием безвыходности своего положения.
      Стада в этих снах не присутствовали. Только Дарки - они покрывали потолок, стены и пол черной копошащейся массой. Он мог их видеть, хотя в пещеру не проникал даже слабый луч света. И еще он видел прижавшегося к стене человека, но, к своему ужасу, не мог разглядеть его лица. Зато он узнал руку, что из последних сил вцепилась в камень, - крепкую, с сильными пальцами, покрытую старыми шрамами былых сражений.
      Руди проснулся в холодном поту. Комната была погружена в непроницаемую темноту, которая, однако, не внушала страха.
      Благодаря магическому зрению он узнал собственную каморку. И все же Руди испытывал смутное ощущение, что он почему-то не должен находиться здесь. Им опять овладели невыразимо тягостные воспоминания, снова и снова Руди повторял себе: "Ингольд мертв. Он погиб".
      И, как будто в ответ, слышал эхо спокойного, с хрипотцой, голоса, вызывавшего в памяти луговой ветер:
      "Если бы Лохиро был мертв, я бы это знал".
      Руди крутил головой, стараясь освободиться от липкой паутины сна.
      "Ингольд мертв", - вновь убеждал он себя, и тем не менее испуганно осознавал: в нем растет чувство, что это не так.
      Очевидно, он проспал очень долго, возможно, даже несколько дней. Эта догадка основывалась на голоде, который он испытывал, и на отросшей на щеках и подбородке щетине.
      Словно сквозь туман, царивший у него в голове, Руди видел и слышал людей, которые появлялись, как призраки, и сидели у его кровати, а потом исчезали. Не переменил ли Элдор свое решение, и пока он спал, вместо двери выросла кирпичная стена?
      "Но это же глупо, - устало говорил он сам себе. - Стены каморки настолько тонкие, что я без особых усилий могу пробить их рукой".
      Под дверью появилось слабое мерцание и до Руди донеслась легкая осторожная поступь Джил. Он услышал, как расплескалась вода, и понял, что умирает от жажды. Когда Джил вошла, ему даже удалось сесть и взять чашку, которую та ему протянула. Голова все еще болела, но тошнотворное головокружение прошло. Для его пересохшего рта вода показалась очень холодной.
      Джил пристально смотрела на него светлыми, словно пустыми глазами.
      - Выживешь?
      - А что, уже делают ставки?
      - Пять к семи, что помрешь.
      Руди неуклюже порылся в карманах куртки и выудил оттуда несколько монет.
      - Поставь за меня. - Он откинулся на смятую подушку. - Где остальные?
      Джил осторожно присела на кровать у него в ногах.
      - Примерно в пятнадцати милях от дальнего конца Перевала.
      Руди так стремительно сел, что это вызвало у него новый приступ тошноты.
      - Что?
      Ее худые, холодные, как лед, руки снова заставили его лечь.
      - Ты слишком долго спал. Кара провела с тобой почти весь вчерашний день, а вечером до захода поспешила за остальными. Ты же был не в состоянии куда-то идти. Ни Элдор, ни Джованнин, ни Алвир больше не интересовались волшебниками, да и в любом случае, Янус ничего не собирается им рассказывать.
      Она водила худыми пальцами по складкам на одеяле, которым он был укрыт, - жест, который, как подумал Руди, она позаимствовала у Ингольда.
      - Официально Янус ничего не знает о твоем пребывании здесь, продолжала она, - но он предупредил меня, что Элдор вполне может заменить изгнание на смертную казнь любому волшебнику, который задержится здесь и попадется ему на глаза.
      Руди кивнул.
      - Никто не увидит меня, - сказал он слабым голосом. - Скрывающие чары не делают совсем уж невидимым, но если я буду тихо передвигаться и не привлекать к себе внимания, меня никто не заметит. Мне просто нужно время, чтобы собраться и уйти. Меня может увидеть только другой волшебник, но, как я понял, - добавил он с горечью, - это исключено.
      Джил пристально посмотрела на него.
      - Именно так, - ровным голосом согласилась она.
      Некоторое время Руди молчал, затем прошептал:
      - Так значит, он позволил им уйти?
      - О да, - спокойно ответила она. - Джованнин, конечно, была от этого не в восторге, но Янус постарался проследить, чтобы у волшебников не возникло проблем. Я была с гвардейцами, которые сопровождали их до Перевала. Мы вышли часа за два до заката; на другой стороне дороги, нас встретил Кта, солдаты инквизиции так его и не поймали. Подъем был тяжелым, - продолжала рассказывать она все тем же ровным голосом. - Ледяной холод, да еще и пронзительный ветер...
      Руди вспомнил эту дорогу: он шел по ней с Ингольдом, это было начало их пути в Кво. Но Кво больше не существует, пепел его магов развеял влажный ветер с моря. Ныне о нем напоминают только этот перевал да проходящая по нему покрытая снегом каменистая дорога, которая ведет теперь в никуда.
      Он закрыл глаза, как будто таким образом хотел отогнать от себя нахлынувшее предчувствие печального изгнания; он уже покинул свой собственный мир, а теперь, как только к нему вернутся силы, расстанется и с этим прибежищем.
      А мягкий бесцветный голос продолжал:
      - Мы остановились отдохнуть: мать Кары почти теряла сознание, ей изрядно досталось от монахов. Но это не заставило ее придержать язык.
      Руди нахмурился, вспомнив мольбы Кары о пощаде, в то время как сама Нан безмолвно переносила побои.
      - Будь они прокляты за то, что сделали с ней! - устало прошептал он. Пусть даже она старая сварливая карга. Чем-то она мне все же нравится.
      Джил сухо хмыкнула.
      - С ней все будет в порядке. Кого мне жалко, так это Томека Тиркенсона.
      - Кого? Что? - Он широко открыл глаза и уставился на нее. - А при чем здесь Томек Тиркенсон?
      Джил ответила ему безмятежным взглядом и снова заговорила:
      - Мы достигли подножья Перевала к закату. Большинство гвардейцев повернули обратно, а несколько человек задержались, чтобы попрощаться с волшебниками. Там были я, Сейя, Мелантрис, Ледяной Сокол, Гнифт и Янус. Мы дали им с собой немного еды, ведь их выпроводили, не разрешив ничего взять с собой.
      Руди отвернулся.
      - Черт бы их побрал, - прошептал он.
      Она пожала плечами.
      - Минут через пятнадцать, когда мы уже собрались уходить, Кта указал на дорогу, и мы тут же увидели направлявшегося к нам из леса Томека Тиркенсона со своими людьми. Настоящий караван: воины, лошади и тот провиант, который он сумел выцыганить у Элдора. Все они следовали обратно, в Убежище Томека в Геттсленде. Поравнявшись с нами, он натянул поводья, остановился и долго, со странным выражением на лице смотрел на Кару. Затем спешился и предложил ей руку и сердце.
      При этих воспоминаниях ледяные глаза Джил чуть потеплели.
      - Судя по его виду, он вовсе не ожидал, что она согласится, продолжила Джил уже более мягким голосом. - Но она согласилась. Он поцеловал ее пальцы, затем поднял и посадил к себе в седло, так, что она оказалась в его объятиях. А потом повернулся к одному из сопровождавших его людей и проревел: "Мула моей теще!". И, видит Бог, они привели мула, а Нан все это время не спускала с Томека горящих глаз, как будто уже представляла, как станет превращать его жизнь в ад.
      - А затем он обратился к остальным: "Убежище в Геттлсенде не такое надежное и крепкое как это, но для вас и таких как я, отлученных от Церкви, оно, черт подери, намного безопасней. Если хотите, то можете чувствовать себя там, как дома до тех пор, пока нас всех вместе не сожрут Дарки". И они направились по Перевалу на Запад. Кара в седле у Томека за ними - ее мать на муле, а следом - маги и Геттлсендские пастухи.
      Руди опять закрыл глаза, представив зимнее уныние Перевала, вихри, которые медленно укрывают следы снегом, замирающий вдали скрип и позвякивание сбруи.
      "По крайней мере, они выживут, - подумал он. - Что ни говори, а им пока есть куда идти в этом ужасном гибнущем мире".
      - Выяснили, что произошло с Восом? - тихо спросил он.
      Джил вздохнула:
      - У меня есть подозрения на этот счет. Ты знаешь, что Венд вернулся в лоно Церкви?
      Руди устало кивнул:
      - Я видел его в свите Джованнин.
      - Не суди его слишком поспешно, - сказала Джил. - Она не отходила от него ни днем, ни ночью с тех пор, как он вернулся в Убежище. Когда он сломается, было только вопросом времени. Сегодня устроили грандиозную церемонию, что-то вроде изгнания дьявола из оступившихся. Ярусы Церкви буквально были забиты людьми. А брат Венд и Бектис отреклись от магии...
      - Бектис?
      - Во власянице. Он посыпал пеплом даже свою бороду, - задумчиво сообщила Джил. - Я впервые увидела власяницу. И поняла, почему в Средние века придумали такое наказание.
      - Что такое власяница?
      - Ну, это что-то вроде рубахи, сшитой из волосяного холста.
      Руди передернуло.
      - Бектис был приговорен есть только хлеб и воду и носить власяницу до конца дней своих, но, тем не менее, он - в свите Алвира.
      Руди взглянул на Джил и увидел в ее глазах циничный огонек.
      - Прекрасно, - вздохнул он. - Как только шум утихнет, он окажется на прежней должности.
      - Сообразил, - кивнула Джил. - Очевидно, кому-то пришло в голову, что волшебники наверняка потребуются, если, например, нападут Белые Всадники, и Джованнин предпочла иметь под рукою Бектиса, а не Воса - тот сильнее и может оказаться опасным. А может, это своего рода взятка Алвиру. Не знаю. На данный момент Бектис скребет полы.
      Джил презрительно передернула плечами.
      - А Венд?
      Джил убрала невидимую пылинку с обтрепанного рукава камзола.
      - Венду разрешили принести клятву пожизненного отшельничества, бесстрастным голосом сообщила она. - И он был вновь принят в лоно Церкви за прежние заслуги - так, по-моему, сформулировала это Джованнин.
      Руди никак не отреагировал на последнее известие.
      - Видишь ли, Вос был чертовски могучим волшебником, - продолжала Джил все тем же безразличным голосом. - Он единственный, кто выжил из Совета Магов, и я подозреваю, что именно ему принадлежал один из решающих голосов этого собрания. Мне говорили, что с таким магом можно справиться только одним способом: если только подсыпать ему снотворного. Но мне кажется, Вое вряд ли допустил бы к себе кого-нибудь из не-волшебников. А вот Венд был его учеником и, значит, такую возможность имел.
      Какое-то время Руди молча обдумывал услышанное. Джил, сложив на груди руки, наблюдала за ним. Из зала до них донеслись слабые звуки поступи алкетчского патруля.
      Теперь большая часть Убежища находилось под присмотром алкетчцев. На мгновение перед мысленным взором Руди предстали Алвир и командор с крюком вместо руки, но сейчас они его мало интересовали. Он чувствовал себя разбитым и усталым, словно вновь оказался в том сне, придавленный тяжестью земли и грузом темноты, без всякой надежды на освобождение, не имея ни малейшей возможности избежать этой участи.
      Он опять взглянул на Джил. На ее губах играла чуть заметная циничная улыбка, а серые глаза смотрели холодно. Руди поймал себя на мысли, что теперь она стала очень похожа на Мелантрис и Ледяного Сокола, безжалостная, как лезвие меча.
      И все же она подвергла себя опасности, ради того чтобы спасти его арфу...
      Он не хотел задавать следующий вопрос, но слишком хорошо знал: неизвестности он не вынесет.
      - А Минальда?
      Длинные пальцы нервно затеребили край одеяла.
      - Элдор, конечно, не в себе, - ответила Джил после небольшой паузы, но он достаточно умен и понимал, что, когда Альда просила за волшебников, она беспокоилась отнюдь не о здоровье матери Кары. Я знала, что это рикошетом ударит и по ней, - продолжала она, отвернувшись в сторону, отчего ее голос теперь звучал тише, - но другого способа остановить суд я просто не могла придумать. Претензии Церкви на власть все время были для Элдора больным местом. Думаю, он отпустил тебя исключительно из желания насолить Джованнин.
      Руди нетерпеливо сжал ее руку.
      - Так что с Альдой?
      Джил презрительно скривилась:
      - А ты сам как думаешь, черт возьми? В конце концов, он выпустит ее: не может же он вечно держать ее взаперти.
      "И правда, о чем я думаю? - с тоской сказал себе Руди. - В том, что случилось - моя вина". А ведь вначале все казалось таким простым... когда он впервые встретил Минальду и принял ее за няньку Тира...
      - Все, чего я добился, - это испортил ей жизнь, - тихо прошептал он, и его потухший взгляд снова скользнул по лицу Джил, - а ведь я ни за что на свете не хотел причинить ей страданий.
      Джил пожала плечами и принялась играть с рукояткой меча.
      - Не думаю, что ты мог бы причинить ей боль, если бы Минальда тебя не любила, - Джил старалась не встречаться с Руди взглядом, - хотя, это, конечно, не оправдание. Но быть может, именно это спасло ей жизнь.
      Руди удивленно нахмурился. А Джил медленно продолжала:
      - Когда теряешь единственного человека, которого любишь, независимо от того, любил он тебя или нет, когда ты теряешь мир, в котором жил, и все, что тебя окружало, и начинаешь бороться за жизнь, не имея перед собой даже определенной цели... Тогда, Руди, умереть становится чудовищно просто.
      Она поднялась и поправила пояс с мечом. Их взгляды встретились, и Руди прочитал в ее глазах запрет и страх говорить о любви и потерях.
      - Если ты завтра отправишься в дорогу, то сможешь нагнать Геттлесендский отряд, - спокойно сказала Джил. - Когда наступит весна, я пошлю тебе поздравительную открытку на день рожденья.
      Но с рассветом к воротам Убежища прибыл гонец, худенький смуглый мальчик на взмыленной лошади, на его алой тунике был вышит герб Империи Юга. Янус послал гвардейца из дневной стражи за Ваиром, в Королевский сектор, где располагались отведенные ему помещения. Руди, невидимый для всех под защитой заклинания, как раз находился у ворот и сразу же почувствовал неладное.
      Темные тучи скрыли вершины, которые нависали над долиной. Далекий перевал лежал невидимым в серых клубах тумана и снега. По направлению ветра Руди предположил, что к полудню погода изменится, будет морозно и ясно. Если он отправится сразу, как только с наступлением дня откроются ворота, то сможет нагнать Геттлсендский караван приблизительно через день.
      Из тени коридора, ведущего к воротам, он наблюдал, как Янус разговаривал с гонцом, а вокруг крутилась местная детвора. Никто из них не бросил в сторону Руди даже мимолетного взгляда. За его спиной послышался красивый голос Алвира, прерываемый пронзительными репликами Элдора. Между ними молча шел Ваир На-Шандрос. Руди замер на месте. Но никто из них, оказавшись даже на расстоянии шага, не посмотрел в его сторону, хотя плащ Элдора задел его по плечу.
      Руди вспомнил что один из волшебников - кажется, Дакис Менестрель однажды рассказывал ему, что, воспользовавшись подобным заклинанием, прожил около трех недель в доме своего врага, совершенно неприметно для окружающих. Руди в это не очень поверил по одной причине: Дакис вряд ли смог бы целых три недели держать рот на замке.
      Гонец упал на колени перед Ваиром; южное наречие, на котором он говорил, Руди воспринимал как неразборчивое бульканье. Лицо командора стало пепельным, словно с ним внезапно случился приступ неведомой болезни. Его холодные желтые глаза скользнули по небу, по облакам, по дороге... Руди догадался, о чем сообщил гонец, еще до того, как Ваир повернулся и заговорил с владыкой Убежища.
      "Джил была права..."
      - Дарки появились в Алкетче, - сказал командор.
      Алвир от удивления открыл рот, как будто ему в горло попала стрела. А Элдор запрокинул голову и разразился пронзительным смехом. Казалось, он не может остановиться. Это неудержимое кудахтанье продолжалось, пока Янус не взял его за руку.
      - Милорд...
      Король закашлялся, задыхаясь под черной безликой кожаной маской.
      - Я знал это! - воскликнул он. - Мы обречены! Все обречены! Господи, ну и шутка!
      - Милорд... - с тревогой повторил гвардеец, а Алвир схватил Элдора за другую руку и со злостью тряхнул ее.
      - И это все, что ты можешь сказать? - выкрикнул он. Его лицо побелело. - Единственному королевству, которое оставалось целым и невредимым, оплоту цивилизации, угрожают Силы Мрака, а ты смеешься?
      Элдор опять захихикал, и со своего невидимого наблюдательного поста Руди заметил, как длинные белые пальцы здоровой руки короля впились в руку Януса.
      - Цивилизации? - выпалил он, раскачиваясь от злорадного веселья. - Ты называешь эту смесь нетерпимости и рабства, царящую на Юге, цивилизацией? Я смеюсь, потому что наш друг... - Он махнул красной культей в сторону Ваира, который моментально побагровел. - ...расхаживал по Убежищу, как расфуфыренный петух, радуясь, что Дарки для него завоевали эту страну. Судьба, как видно, раздает свои милости поровну, мой друг, - Его учащенное дыхание прилепило мягкую кожу маски к изуродованному, потерявшему форму лицу. - Кто знает, что ожидает вас по возвращении?
      Взгляд Алвира скользил от налитого яростью лица командора к невидимому лицу короля.
      - Согласно договору, гарнизон должен оставаться на защите Убежища до тех пор пока...
      Ваир открыл рот, чтобы возразить, но Элдор с нескрываемой радостью перебил его:
      - Только не в том случае, если битва за Империю уже началась. Не в том случае, когда наш однорукий друг обладает единственным боеспособным войском, Алкетч повержен в панику, а власть и благосостояние Империи уничтожены. - Он вытянул здоровую руку и пальцы начали сжиматься, как когти на птичьей лапе. - Не упустить свой шанс и стать Императором - это ведь намного привлекательней, чем помогать инквизиции расправиться с ничтожными колдунишками... не так ли, милорд командор?
      - Так вопрос еще не стоит, - натянуто ответил Ваир. Ледяной ветер играл лентами его великолепного костюма, ярко выделявшегося на фоне мрачных обсидиановых стен Убежища. - Мы получили приказ как можно быстрее вернуться домой. Силы Мрака поднялись одновременно в разных местах Алкетча, три недели назад. Я не знаю, что там происходит сейчас, но император передает, что ему нужен каждый меч.