Вечером все собрались в столовую. Последними пришли доктор и капитан Райт. Райт хмурился, а доктор озабоченно на него поглядывал. Ужин прошел оживленно.
      За пуншем приступили к Карлу Ивановичу, прося что-либо почитать.
      – Очень рад, я нашел между бумагами и книгами вторую пачку писем. Не– сомненно, это продолжение, хотя и с большим перерывом во времени, – го– ворил Карл Иванович, видимо, довольный, что может услужить обществу.
      – Читайте, читайте! – заторопила молодежь.
      – Тише. Я начинаю.

ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ

      Ты, наверное, считаешь меня изменившим нашей дружбе, милый Альф, счи– таешь, что я наслаждаюсь семейным счастьем и оттого не пишу тебе.
      Ошибаешься.
      Семейное мое счастье еще в далеком будущем, а сейчас, кроме работы и забот, ничего.
      Как видишь, пишу тебе с нового места жительства.
      Я на родине.
      По милости затеи старого дядьки идти на богомолье мне пришлось изме– нить весь план жизни.
      Раньше я предполагал, повенчавшись с Ритой, ехать в замок, старый Петро должен был его к тому приготовить, а теперь готовить замок приш– лось мне самому.
      Не мог же я тащить Риту неведомо куда. Пришлось на время расстаться.
      Я здесь, а Рита приедет на днях со старой кормилицей и двумя служан– ками. Наряды ее готовы, и она ими довольна. Каюсь, не утерпел и купил шкатулку императрицы.
      Замок запущен гораздо более, чем я ожидал. По словам сторожа, отец уже давно не жил в замке, даже не входил в него. Он ютился в комнатах, предназначенных для прислуги, что лежат близ конюшен и кухонь.
      Прислуга частью сама разошлась, частью была уволена отцом.
      Ни лошадей, ни коров, ни даже собак я в замке не нашел.
      Отец жил вполне отшельником. В лице одного Петро совмещалось и об– щество и весь штат прислуги.
      Из-за такого порядка вещей даже сад страшно запущен: он весь зарос чесноком. Противный запах так и стоит в воздухе.
      Чистим и жжем чеснок, не покладая рук.
      Старый колодезь пришлось бросить: решил выкопать новый.
      Ни куртин, ни цветов еще нет. И куда все это делось. Прежде, при ма– тери, сад тонул в цветах.
      Старой сторожки, где жил американец, тоже нет, на ее месте стоит большой крест.
      Надо думать, старик умер.
      Пришли работники с расчетом, пока прощай.
      Твой Д.

ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ

      Уф! И устал же я!
      Встаю в шесть часов утра, прямо на лошадь и в замок на работу.
      Впрочем, я забыл сказать тебе, что живу в лесном доме, недалеко от замка. Мне здесь очень нравится, и я охотно привез бы сюда Риту.
      Даже, признаюсь, эта мысль так меня занимала одно время, что я почти приготовил для нее здесь две комнаты.
      Пришлось кое-что переменить и пристроить, но меня постигло разочаро– вание. Рита непременно хочет въехать прямо в замок, «как владелица», пи– шет она.
      Прощай, мечта и несколько тысяч дукатов!
      Работы в замке идут тихо; все приходится выписывать из города.
      Сегодня весь день жарился на солнце; распланировывали с садовником куртины и клумбы.
      Безобразный крест мы уничтожили и предполагаем сделать тут маленький розариум.
      Ведь Рита обожает розы.
      Оранжерея для роз уже готова. Сад представляет много работы. Все дубы заражены омелой, точно кто нарочно разводил этого паразита.
      Несколько лучше сохранилась восточная часть сада. Там, в скале, стоит мраморная богиня – при мне ее еще не было. Не поставил ли ее отец в па– мять матери; на эту мысль наводит то, что кругом лежит много старых за– сохших венков. За неимением других цветов они сделаны из цветов чеснока.
      Приказал сжечь.
      Еще странность: в склепе не нашел гробов ни отца, ни матери.
      Впрочем, я очень спешил. До завтра, засыпаю от усталости.
      Твой Д.

ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ

      Сегодня ко мне явился молодой человек в каком-то фантастическом кос– тюме и с церемонными поклонами передал мне сверток, сопровождая его вы– чурными приветствиями, от моей невесты.
      Моя малютка вошла в роль «владетельницы замка».
      Первое мое желание было спустить с лестницы средневекового посла, но, развернув сверток, я все забыл… передо мной была Рита! Моя умница прислала свой портрет для семейной галереи.
      Она одета в тот наряд, что готовит ко дню венчания. Знаменитый гре– бень украшает ее волосы.
      Милая, милая. Я так засмотрелся на дорогие черты, что забыл и о пос– ланном. И только при его вопросе: «Когда же могу начать?» Очнулся.
      Оказывается, он художник. Недаром отрастил такую гриву и оделся чуче– лом и по желанию Риты должен написать и мой портрет. Пришлось согла– ситься.
      Твой Д.

ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ

      И надоел же мне этот художник! Изволь одевать рыцарский костюм – Рита же его и прислала. Видите ли, иначе не будет ансамбля с ее портретом! Оденешься каким-то попугаем и сиди, как истукан.
      Пишу урывками. Дел куча, а тут сиди позируй.
      Утешаюсь тем, что повешу наши портреты в зале, там, как нарочно, есть пустое место.
      Сад почти готов.
      Сегодня чуть не вздул «косматого».
      – Не делайте хмурых глаз, я их рисую! – говорит он.
      О чтоб тебя. – Догадался, велел повесить портрет Риты, и смотрю на мою голубку, любуюсь ею.
      Молчит чучело, значит «мрачных глаз» нет.
      Твой Д.

ПИСЬМО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

      Ура! Рита завтра будет.
      Почти все готово. Только мой портрет запоздал. Художник уверяет, что я так мало и так плохо позирую, что это не его вина, и что принцинесса, это Рита-то принцинесса, не может на него сердиться.
      Как жаль, милый Альф, что ты далеко и не можешь радоваться со мной.
      Твой Д.

ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ

      Вот уже неделя, как Рита здесь. Как и было уловлено, Рита приехала в сопровождении своей кормилицы, старой Цицилии и двух молодых девушек. Только девушки эти не наемные служанки, а дальние бедные родственницы Риты.
      Моя голубка очень извинялась, что привезла их без моего разрешения. А я, напротив, очень доволен: у Риты будет женское общество и она не будет оставаться одна в те часы, когда мне по делу придется отлучаться из зам– ка.
      Да и при этом Франческа и Лючия милые, здоровые девушки, и их веселая болтовня оживляет наши обеды и вечера.
      Кроме того, Рита говорит, что они так ее любят, что отдадут свою жизнь за нее.
      Общество наше совсем маленькое. Кроме нас с Ритой и двух кузин его составляют: косматый художник, архитектор и его помощник.
      Утро, хочешь не хочешь, мне приходится посвящать работе. В это время Рита и кузины усердно вышивают. Я это знаю, но что вышивается, от меня тщательно скрывают. Это мне подарок.
      – Потерпи, – говорит Рита, – а за то мы весь бордюр сделаем из насто– ящего жемчуга.
      За обедом нам служат два лакея итальянца, также привезенные Ритой.
      Вечер проходит в болтовне и шутках. Лючия превосходно играет на лют– не; впрочем, и Рита, и Франческа также играют и поют.
      Через две недели наша свадьба; мне бы так хотелось, чтобы ты приеха л… приезжай! Когда я сообщил Рите это свое желание, она пришла в вос– торг и от себя очень и очень просит тебя приехать.
      Постарайся, Альф, доставь нам обоим это удовольствие.
      Твой Д.

ПИСЬМО ШЕСТНАДЦАТОЕ

      Эх, милый Альф, твой отказ сильно огорчил, но еще больше он опечалил Риту. Она даже выразилась:
      Нет на свете истинной дружбы.
      И как я ей ни доказывал, что отказ приехать на свадьбу не мерило дружбы, что, если б нас постигло горе и мы позвали тебя на помощь, ты немедленно бы явился. Она только покачивает в ответ своей хорошенькой головкой.
      Ты этим не огорчайся; Рита за последние дни мрачно настроена. Она побледнела и вся зябнет, уверяет, что «немецкое солнце» не так греет, как итальянское.
      А не только дни, но и ночи стоят небывало жаркие.
      Этот «нервный озноб», иначе я его и назвать не могу, начался с того дня, как я по своей глупости сводил ее в склеп.
      Склеп, конечно, вычищен и проветрен.
      Кстати, знаешь ли, я так и не нашел гробов ни отца, ни матери! Стран– но и даже очень.
      Рита с любопытством осматривала гробницы и читала надписи: одни прек– расны по своей наивности, другие дышат тщеславием и гордостью.
      Уставши, она оперлась об огромную каменную гробницу, ту самую, в ко– торую был поставлен гроб деда, привезенного из Америки.
      – Как холодно, – с дрожью в голосе сказала Рита, отходя от гробницы.
      На ней было легкое кружевное платье с открытой шеей и руками. Только при восклицании Риты: «Как холодно», я сообразил, какую глупость я наде– лал! В жаркий день, в одних кружевах, позволил ей спуститься в склеп, где холодно и сыро.
      Осел я, дурак!
      Вечер прошел по обыкновению. Рита играла на лютне и пела: «guella fiamma shk…».
      Она, видимо, забыла о неприятном ощущении. Когда все разошлись, я еще долго стоял в саду под открытым окном Риты, беседуя с ней.
      Назавтра она встала бледная и утомленная, отказалась от работы и все грелась на солнышке.
      На другой день то же самое.
      Я хотел послать за доктором в деревню, но она прямо запретила мне это делать.
      Даже кормилица, советов которой она обыкновенно слушается, на этот раз не могла ее убедить.
      – Вот синьорина отказывается от доктора, а сегодня ночью я сама слы– шала из соседней комнаты, как она жалобно стонала, – докончила старуха.
      – Что тут особенного, с неудовольствием ответила Рита, – я ночью уко– лола себя булавкой и от боли застонала.
      И она показала мне небольшую ранку под подбородком, на шее.
      Ранка была небольшая, но на меня подействовала как удар грома. В пер– вые минуты я даже не мог понять, почему вид этого красного пятнышка так взволновал меня.
      Позже я уже сообразил причину: такое пятнышко я видел на шее моей ма– тери!
      Умерла она не от него, конечно, но тем не менее вид его на белой шей– ке Риты пронзил мне сердце.
      Я стал расспрашивать.
      – Все очень просто, – ответила Рита, – заснула я с открытым окном и ночью почувствовала, как из него дует холодом и сыростью.
      – Рита, помилуй, ночь была жаркая и душная, – вскричала Лючия.
      – А я тебе говорю, подуло холодом, могильным холодом, – упрямо отве– тила моя невеста.
      – Я закуталась в теплый платок, – Продолжала она. – И чтобы не разог– нать сна, не открывая глаз, взяла с ночного столика булавку. На мое нес– частье, попалась розовая, сердоликовая, та, которую ты мне подарил; я ее так люблю! А у ней, ты сам заметил, какая длинная и острая игла.
      Во всяком случае, это сущие пустяки и завтра ничего не будет, – за– кончила Рита.
      Сам отлично понимаю пустячность этой ранки, а все же мне не по себе: вспоминается умершая мать… и все…
      Я почти забыл, что недосказал тебе своей истории; извини, и сегодня этого не сделаю. Нет времени: решил тотчас же отправиться в город и завтра к утру привезти оттуда врача.
      Рита наотрез отказалась от медицинской помощи, придется прибегнуть к хитрости.
      Я уже знаю, что в городе живет старый домашний доктор моего отца и матери. Он очень стар, но не дряхл. Практику он совсем оставил, а живет на ренту, полученную от отца, и весь погрузился в науку.
      Попрошу его приехать в замок не как доктора, а как старого друга.
      Пока прощай; письмо в одну сторону, а я в другую.
      Д.

      – Но довольно ли на сегодня, – сказал Гарри, – я вижу, у Карла Ивано– вича такая толстая пачка, что хватит еще на целый вечер.
      Гости не могли не согласиться с желанием хозяина, и, прощаясь, один, за другим стали выходить из столовой.
      – Скоро остались только Джемс и капитан Райт.
      Райт молча курил; он точно тянул время пребывания в столовой.
      Джемс, весь вечер за ним наблюдавший, был поражен его серым цветом лица.
      – Райт, что с тобой? Ты болен? – спросил озабоченно Джемс.
      Капитал вздрогнул и сердито взглянул, на говорившего, но увидев дру– жеское лицо Джемса, он тяжело вздохнули, положив ему руку на плечо и сказал:
      – Джемми, ты, кажется, прав: я болен, я схожу ума.
      – Райт, что за идея, что с тобой? – вскричал Джемс.
      – Хорошо, Джемми, я скажу тебе, но ты никому ничего не должен гово– рить. Согласен?
      – Ну, конечно же, говори.
      Капитан закурил новую сигару и после небольшого молчания начал:
      – Это началось недавно. Вернее, с той ночи, как я согласился лечь в комнату привидений. Нечего тебе и говорить, что в привидения я не верил и ничего не боялся.
      – Ну, еще бы, – искренне вставил Джемс.
      – В комнате было душно; я открыл окно и вскоре задремал. Сколько прошло времени, не знаю, но внезапно, точно от толчка, я очнулся: в ком– нате слышался шелест, ну, точь-в-точь, как от женского шелкового платья; пряный запах лаванды ударил в нос.
      А это из шифоньера, что открывал давеча Гарри, и шелестят от ветра занавесы на окне, – подумал я и совершенно спокойно взял сигару и зажег спичку.
      При свете спички между складок кроватных занавесей я ясно увидел прекрасную женскую ручку, на пальце которой сверкал дорогой бриллиант.
      Занавесы тихо шелохнулись, и в образовавшуюся щель заглянуло женское личико. Страшно бледное, с большими черными глазами. Черные локоны были украшены чем-то вроде короны, а на шее лежала нитка розовых кораллов.
      Я остолбенел.
      Догоравшая спичка обожгла мне пальцы и заставила очнуться.
      Все погрузилось во мрак.
      Вскочить, зажечь свечу было делом одной минуты. Занавесы на окне тихо колебались, хотя на воздухе не было ни малейшего ветерка; в этом я впол– не убедился, поднеся зажженную свечу к открытому окну.
      Осмотрев еще раз двери и замки, я снова лег. Сон бежал меня.
      С сигарой во рту, вспоминая все мелочи, я старался дать себе отчет в виденном, невольно, время от времени, посматривая на то место, где яви– лось видение.
      Ты, конечно, знаешь свойство лучших бриллиантов Индии, быть мертвыми при хорошем освещении и, напротив, в темноте, при малейшем луче света, играть и блестеть, как звезды.
      – Ты вспоминаешь об ожерелье индийской богини Дурги? – спросил Джемс.
      – Ну да. Такой же точно свет, вернее, игру света я видел при вспышках мой сигары между складок постельных занавесей.
      Докурив сигару, я снова встал, снова все осмотрел – и опять тщетно.
      Больше я уже не ложился.
      На другой день Гарри приказал сдвинуть шифоньер в угол и за ним, как и предполагали, оказалась дверь в таинственную комнату.
      Воспользовавшись присутствием слуг, я распорядился подобрать занавесы у кровати, объясняя это невыносимой жарой.
      Днем я совершенно забыл о ночном приключении и, ложась спать, не вспомнил даже о нем.
      Среди ночи чувствую струю холодного затхлого воздуха. Открываю глаза. Широкая полоса лунного света тянется от окна, где осталась щель между занавесами через мою кровать, прямо к тому месту на стене, где стоял ши– фоньер.
      Смотрю. Дверь в таинственную комнату открыта, и на дороге стоит женс– кая фигура.
      То же самое лицо, что я видел накануне; только теперь я ее вижу всю.
      Чудная, сказочная красавица: высокая, стройная фигура, голубое шелко– вое платье не скрывает роскошных форм, его складки, в лучах месяца, как-то особенно мерцают и переливаются. Розовые кораллы покачиваются от дыхания груди. То, что я принял за корону на голове, край красивой высо– кой гребенки.
      Через минуту она тихо приблизилась к моей кровати и остановилась.
      Ощущение холода стало сильнее, также и смешанный запах лаванды и затхлости. Большие черные глаза были устремлены на меня; я не выдержал и поднялся.
      В тот же миг она исчезла.
      Ушла ли она назад в комнату, скрылась ли за оконными занавесами – не знаю. Она точно растаяла.
      Целую ночь я не спал, снова поджидая ее.
      – Что это, Джемми? – закончил Райт.
      – Галлюцинация.
      – Помилуй, Джемми, у меня, капитана Райта, и галлюцинация! Но слушай, я жду ночи, как любовник, свидания и… и боюсь, ведь это путь в сумас– шедший дом.
      – Почему ты ничего не сказал доктору?
      – Что доктор, я или сам должен с этим справиться или погибнуть.
      – Хочешь, Райт, я посижу сегодня с тобой, – предложил Джемс.
      – Хорошо, Джемми.
      Приказали подать рому и сигар в спальню Райта и отпустили слуг.
      Долго беседовали друзья.
      В открытое окно лился лунный свет и аромат сада.
      Вспоминали прошлое, говорили о будущем, но малопомалу разговор стано– вился вялым, одолевала дремота…
      В полной тишине вдруг раздался нежный звук, точно кто тихо коснулся лютни, еще и еще аккорд…
      Друзья насторожились… И вот таинственная дверь плавно открылась, ив ней показалась женщина.
      Джемс должен был сознаться, что Райт, не преувеличивая, назвал ее сказочной красавицей. Но в то же время ему показалось, что где-то ког– да-то он уже видел ее. Быть может, наяву, быть может, во сне, но видел, видел.
      Царственная, но в то же время нежная осанка, черные локоны, мраморная шея, и как красиво покоятся на ней розовые кораллы. А глаза, эти черные звезды?!
      – Ты видишь? – тихо спросил Райт.
      – Да, – прошептал Джемс.
      Но как только они говорило призрак точно испугался и мгновенно про– пал.
      До утра молодые люди просидели, не проронив ни слова.

      Утром за кофе Гарри опять извинился перед гостями: «Охоты сегодня не будет».
      – Ввод во владение окончен, – сказал он, – и Смит приготовил рабочих, чтобы открыть капеллу.
      Представьте, он говорит, что дверь в нее из сада не только заперта и замкнута, но так же заделана, как и та, что ведет из второго этажа зам– ка. Меня это интригует, и я сам хочу все видеть.
      Некоторые из гостей попросили у Гарри разрешения сопровождать его.
      Доктор, Райт и Джеме также отправились.
      Райт свирепо молчал. Всегда веселый, Джемс также был не в духе.
      Дорога от Охотничьего дома к замку была уже очищена, и обществу пода– ли охотничьи экипажи. Поездка через густой зеленый лес, пересекаемый коегде веселыми солнечными лужайками, была прелестна. Вскоре все общест– во прибыло к большим воротам замка.
      Ворота сегодня были широко открыты для приема владельца. Ни печатей, ни замков больше не было.
      Двор успели уже очистить от мусора и сорной травы. Когда-то он был прекрасно вымощен, но неумолимое время и на камни наложило свою печать.
      В углу двора близ замка лежали две доски крестнакрест и на вопрос Гарри: «Что это?» – Смит ответил:
      – Тут старый колодец, каменная стенка обвалилась, и я боюсь, чтобы кто-нибудь не оступился.
      – А сколько у нас колодцев? – осведомился хозяин.
      – Не считая тех, что близ конюшен, два. Этот и второй, более новый, в саду, – ответил Миллер.
      – Приведите оба в порядок, – кончил Гарри.
      Пока шли разговоры о колодцах, рабочие усердно трудились над большими чугунными дверями капеллы. Отпаять олово, которым были залиты створки и притвор, было не так просто.
      Наконец, все щели и замок очищены. Но двери замкнуты. Из всех ключей, что были переданы старостой управляющему Смиту, не подошел ни один.
      Пришлось слесарю, приглашенному предусмотрительным Смитом, приняться за отмычки.
      Долго он возился, но вот замок щелкнул, и в ту же минуту двери сами собой распахнулись, точно кто силою изнутри толкнул их.
      Слесарь с порядочной шишкой на лбу отлетел прочь.
      Из раскрытой двери вылетело огромное облако пыли, и да минуту все не– вольно закрыли глаза.
      Райт и Джемс, все еще находившиеся под впечатлением ночного приключе– ния, стояли в стороне. Они видели, что с клубом пыли вылетело что-то жи– вое.
      Это что-то была большая серая летучая мышь.
      Она, против обычая своих сородичей, которые любят ночь и не видят ни– чего при дневном свете, весело и радостно поднялась на воздух, и «потя– нула», как говорят охотники, к лесу, по направлению Охотничьего дома и скоро пропала из виду, утонув в синеве ясного неба.
      – Можно подумать, что она вылетела из капеллы, – сказал Райт.
      – Ну, этого быть не может, – возразил Джемс, – капелла давно закрыта, а просто у ней гнездо за карнизом двери и напор воздуха заставил ее по– кинуть свое убежище.
      – Знаешь, Джемми, – сказал Райт, – я ненавижу мышей; представь, я их боюсь, не смешно ли это? Как многие не могут видеть змей, так я не могу без содрогания видеть мышей.

ОСМОТР КАПЕЛЛЫ

      Пыль улеглась. Все вошли в капеллу… и были поражены видом разруше– ний.
      Стены, когда-то покрытые черным сукном, были оголены, сукно висело печальными лохмотьями, серебряные подсвечники и кадки с засохшими лавро– выми деревьями лежали на полу.
      Барельефы из жизни Авраама и Исаака, покрывавшие кое-где простенки, разбиты и исцарапаны; тут не хватает носа, а здесь благословляющей руки.
      В окнах вставлены деревянные решетки.
      Над окнами и с хор, куда выходила дверь из второго этажа замка, висе– ли венки и гирлянды, видимо, из цветов. Странно было видеть, что ни то ни другое не тронуто рукою времени.
      Посредине капеллы, на возвышении, стоял белый парчовый гроб. Три сту– пени, ведущие к нему, прямо были засыпаны высохшими розами, а гроб на ногах прикрыт вышитым покровом. Темный бархат почти сплошь был зашит цветными шелками и бисером. По краю шла широкая кайма.
      – Художественная работа, – сказал Жорж К.
      – И настоящий жемчуг, – прибавил доктор, рассматривая покров. Под его пальцами истлевшая ткань лопнула и жемчужинки посыпались на пол. – Инте– ресно, для кого приготовлен был этот гроб или, вернее, кто в нем лежит,
      – продолжал он.
      Слесарь, по знаку Гарри, попробовал приподнять крышку гроба, и она тотчас же соскользнула со своего места.
      Гроб был пуст.
      Белый атлас, тонкие кружева и ленты придавали ему вид дорогой, краси– вой бонбоньерки.
      Вся внутренность гроба прекрасно сохранилась, только чуть-чуть пожел– тела.
      Являлся странный контраст: полное разрушение снаружи и уютный уголок внутри.
      – Что тут произошло? Какая драма разыгралась? Легкие венки и гирлянды висят нетронутые, кружева и ленты даже не помяты, а тяжелые подсвечники, кадки с цветами лежат опрокинуты, сукно висит лохмотьями, штукатурка от– бита.
      – Что за загадка?
      – Ну, Шерлок Холме, объясняй, – прервал наконец Гарри тяжелое молча– ние, обращаясь к Джемсу.
      – Не знаю! – отрезал тот сурово.
      – В деревне есть предание, – вмешался староста, – что давно, очень давно была страшная гроза. Казалось, вся нечистая сила спустилась на землю и напала на замок. Чуть его совсем не снесло тогда с горы!.. Земля тряслась, как живая… Только молитвы старого капеллана и спасли жите– лей… Если б замок снесло ветром, то засыпало бы всю деревню… Бабушка говорила, что даже крестный ход был учрежден по этому случаю. Скоро пос– ле грозы замок и бросили… – закончил староста.
      – Что же, очень вероятно, что землетрясением повалило тяжелые предме– ты, а легкие остались нетронутыми, это обычное явление, – сказал доктор.
      – По вашему объяснению выходит, что нигде в замке, кроме капеллы, не было тяжелых предметов. Ведь погрома нигде больше нет, – сказал один старик.
      – Что тут особенного, там привели все в порядок, – заметил доктор.
      – Странно, почему же капеллу оставили в беспорядке? – не отставал старик.
      – Ну, потому что она была заделана, – не сдавался доктор.
      – Кстати, чем ты объясняешь этот факт, – обратился Гарри к доктору.
      – Ну это, знаешь: «У всякого барона своя фантазия», а у графов и по– давно, – развел тот руками.
      Сколько ни говорили и ни спорили, так и не пришли ни к какому выводу.
      Разгром капеллы, заделанные двери, пустой гроб так и остались загад– ками, да и молодежь, занятая радостью жизни, скоро и забыла об этом.
      – А вот и еще дверь, – обратил внимание Гарри все видящий и все знаю– щий Смит.
      И, правда, из капеллы крутая лестница вела в самый склеп. Оттуда пах– ло затхлостью и гнилью, и охотников спуститься туда не нашлось.
      – Очистите капеллу, снимите решетки с окон, а гроб опустите в склеп,
      – отдал распоряжение хозяин.
      Замок наполнился движением и шумом. Двери и окна были открыты, и де– сятки рабочих чистили, мыли, снимали паутину.
      Смит как ветер носился из комнаты в комнату, из одного этажа в дру– гой. Грозным окриком, обещанием хорошей платы он умело подгоняет рабо– чих.
      То же самое проделывал Миллер в отделении служб. Конюшни, сараи быст– ро приготовлялись к приему новых постояльцев: лошадей, коров, собак…
      Гарри, довольный деятельностью своих ставленников, не вмешивался в их распоряжения.
      Он с частью общества прошел в дом, в комнату, которую взял себе для рабочего кабинета.
      По-видимому и при прежнем владельце она имела то же назначение. Большой рабочий стол стоял прямо против окна; несколько шкафов с книгами ютилось по углам, удобные кресла, курительные столики и т.д. Все говори– ло о назначении этой комнаты.
      Она настолько была в порядке, что стоило ее вычистить, хорошо провет– рить и протопить, и она была бы готова принять нового хозяина.
      Все дело портило разбитое зеркало: пустая рама некрасиво обращала на себя внимание.
      – Позаботьтесь вставить другое, – заметил Гарри, указывая на раму тут же вертевшемуся Смиту.
      – Уже выписано, мистер, здесь в городе не нашлось подходящего, – от– ветил тот.
      – Джемс, – снова заговорил хозяин, внимательно рассматривая старую книгу в кожаном переплете, – ты хотел иметь эту старинную книгу. Она твоя, только едва ли ты найдешь в ней что-либо интересное, это, кажется, страшное старье. Вот кожаный переплет иное дело: если я не ошибаюсь, он сделан из человеческой кожи.
      Со словами благодарности взял Джемс книгу и на первой странице про– чел: «По приказу высокочтимого барона Фредерика Зун сия книга переплете– на в кожу конюха Андрея».
      – Ты прав, Гарри, это человеческая кожа и принадлежит какому-то коню– ху Андрею и, наверное, снята с него с живого.
      Староста набожно перекрестился.
      – И несмотря на это, вы, мистер Джемс, берете книгу, – не утерпел Жорж К., – а если конюх придет за своей собственностью?
      – Да, милый Жорж, несмотря ни на что, беру и уж, конечно, конюх не получит обратной своей собственности, а вот для вас, – добавил Джемс, подавая Жоржу пышный голубой шелковый бант.
      – Что же, я не прочь быть рыцарем этой дамы, – смеялся Жорж, стараясь приколоть бант к груди.
      – Даже если эта дама привидение, – заметил доктор.
      Бант выпал из рук Жоржа, и он побледнел как полотно.
      – Полно шутить, доктор, – вмешался Гарри, – наш молодой товарищ и так стонет по ночам.
      Побродив по саду, общество разошлось по своим делам и только уже ве– чером все были опять в сборе.

      Весело сели за стол. Один прибор был никем не занят.
      – Где же виконт Рено? – спросил внимательный хозяин.
      – Они изволили уехать верхом в город и еще не возвращались, – доложил почтительно лакей.
      – Позаботьтесь, чтобы к приезду господина виконта ужин был горячий, – тихонько отдал приказание Смит.
      – Слушаю-с!
      По обыкновению, за ужином много ели, а еще больше пили. Разговоры не смолкали: капелла и ее загадки были неистощимой темой. Да и, правда, бы– ло над чем поломать голову. Находка гроба не подействовала удручающе на общество, напротив, присутствие его придавало больше романтичности и пи– кантности случаю. Так что в связи с таинственными комнатами Охотничьего дома гипотезы сыпались со всех сторон. Но все они рушились одна за дру– гой при холодном рассуждении и логических выводах.