Джемс кончил и замолчал. Молчали и все остальные.
      – Что же мы должны делать? – спросил доктор.
      – Ясное дело, раз мы убедились в существовании вампира, мы должны найти его убежище и в часы его «вампирического сна», когда он беспомо– щен, уничтожить его. Это наш священный долг, – горячо проговорил Джемс.
      – Ты прав, но как это сделать? – сказал Райт.
      – Тут нам помогут письма графа Дракулы и еще кое-какие бумаги, мной найденные, – вмешался Карл Иванович.
      – Джемми, ты уже признанный Шерлок Холме, так подумай и скажи, что нам делать, мы будем тебя слушаться, – покорно предложил доктор.
      – Спасибо за доверие, – поклонился Джемс.
      – Итак, я начинаю, – сказал он, немного подумав. – Из письма Карло или графа Дракулы мы знаем, что мать его была вампиром, а следовательно, и умерла от вампира.
      Кто погубил ее, сказать нелегко. Быть может, это старый слуга из Аме– рики, исчезнувший так таинственно; быть может, покойник, привезенный под именем дедушки графа; недаром же в ночь заболевания она видела старика графа во сне, кто знает, быть может, это и не был сон. Можно предполо– жить, что и змея имела тут свое значение. Я, по крайней мере, склонен думать, что слуга-американец и покойник в гробу – одно и то же лицо.
      – Меня самого сбивает очень то, что гроб, о котором так много гово– рится в письмах, не существует больше. Мы с Карлом Ивановичем внима– тельно обыскали склеп и ничего подходящего там нет, – печально сказал Джемс.
      – Во втором склепе, открытием которого мы обязаны тебе, доктор, его тоже нет.
      Ты называешь «вторым склепом» тот, где я нашел мертвеца?
      – Конечно, ведь в письме он прямо назван новым склепом, где похорони– ли графиню, и что он находится в горе.
      – Мне даже кажется, ты уж прости меня, – проговорил Джемс, протягивая доктору руку, – что ты виновник появления вновь вампира.
      – Что за чушь! – вскричал доктор.
      – Нет, ты последи, не унимался Джемс, – ведь до твоего несчастного приключения все было спокойно, мы не слышали о смерти кого-либо, а тем более о внезапной и ничем необъяснимой, а после твоего падения они посы– пались, как из рога изобилия: первый умер каменщик, унесший голову раз– битой богини, а…
      – Постой, постой, – перебил доктор, – ты хочешь сказать, что я открыл вход, быть может, и заговоренный (вот чушь-то я несу, – пробормотал он про себя), и выпустил вампира, но ты забываешь, мой милый, что в склепе был другой путь через скалу, через нее мог пройти не только твой вампир, но даже пролез целый человек, скелет которого мы и нашли.
      – В дневнике учителя говорится о девах с озера, а так как мы, – док– тор принял комическое выражение, – не верим в дев с озера, а верим в вампиров, то, значит, они были свободны и до нас.
      – Не смейся, доктор, – сказал Джемс, – в дневнике сумасшедшего много ценных указаний.
      – Я сопоставлял письма с дневником и пришел к такому выводу: мы чита– ли вначале дневник учителя, а затем письма, тогда как хронологический их порядок как раз наоборот. Вначале явилась графиня-вампир, а затем уж – погиб учитель. Такой порядок подтверждается еще слугою Петро.
      Молодой граф Дракула часто в своих письмах упоминает о старом Петро, из них же мы знаем, что он ушел на богомолье.
      Если предположить, что он вернулся в то время, когда молодой граф с женою или невестой покинул замок хотя бы из страха перед вампирами…
      Карл Иванович хотел вмешаться в разговор, но Джемс не дал ему и рта разинуть, а с азартом продолжал:
      – Замок был заброшен и остался пустым, а Петро поступил в церковь звонарем, делал кресты и сажал чеснок. Это вполне логично.
      Я думаю, что не ошибусь, если предположу, Что скелет, найденный нами в новом склепе, принадлежит никому иному, как бедному сумасшедшему учи– телю, Петру Доричу.
      Его дневник обрывается на том месте, что он идет куда-то в гору на свидание, а больничная запись подтверждает исчезновение сумасшедшего и бесплодные поиски его трупа.
      Скелет был одет, как сам ты, доктор, сказал, в какую-то хламиду или халат – ясно, это был больничный халат.
      Про волосы ты тоже сам говорил, или обриты, или съела моль, теперь нет сомнения, были обриты, как и у всех сумасшедших.
      – Гарри твоего же мнения, – перебил доктор, – он приказал похоронить скелет под именем Петра Дорича.
      – Ну, вот видите, это только подтверждает, что я на правильной доро– ге, – сказал довольный Джемс.
      – Теперь дальше…
      – Ты хочешь сказать, – опять перебил доктор, – что бедняк в припадке сумасшествия забрался через расщелину в склепе, там уснул под влиянием опиума, а затем от слабости, истощения, а, быть может, и от голода и умер.
      – Нет, я предполагаю несколько иначе: учитель в припадке забрался в склеп, и там наступила минута ясного сознания. Он понял не только ужас своего положения, но и ужас, который грозил всей его родной деревне. Он пожертвовал собой вампиру, но в то время употребил какие-либо меры, ко– торые легко мог знать от старого Петро, чтобы не выпустить больше вампи– ра, и сам, как верный сторож, остался у входа в расщелину.
      – Фу, как это поэтично! – не утерпел доктор.
      – Я это только предполагаю, а не утверждаю, – немного сконфузился Джемс.
      – Может быть, было и так: Петро проследил учителя и заговорил выход из горы сам, я не сомневаюсь, что он мог это сделать. Результат один: выход был заговорен, а вот мы своей неосторожностью открыли другой.
      – Ну, теперь выводы, – продолжал Джемс, – мы установили, что вампиры существуют, мы знаем его убежище, знаем приблизительно часы его вампири– ческого сна, вернее говоря, его беспомощности, и мы должны его уничто– жить!
      – Да, уничтожить! – повторили все.
      В ту же минуту раздался сильный стук и бренчание разбитого стекла.
      Присутствующие невольно вскочили на ноги.
      – Что это?
      Оказалось, стукнула одна из створок открытого в сад окна и от сильно– го удара вылетели все стекла.
      – Верно, от ветра, – сказал Карл Иванович.
      – Помилуйте, Карл Иванович, да ни один лист в саду не шелохнется, – вскричал Джемс, – а мы попались, как глупые мальчики, нас подслушали. Итак, надо спешить.
      – Сегодня же я еду в город, – заявил Джемс, – и привезу, что надо, а завтра в час заката солнца мы спустимся в склеп, откроем гроб и мы с Райтом вобьем осиновый кол в сердце прекрасной графини.
      Дальше. Пока же мы должны охранять жизнь Гарри и маленького Жоржа К. Первого передадим капитану и в помощь ему предоставим доктора, а второго буду караулить я сам. Посидеть на окне в летнюю ночь очень приятно, а два-три часа сна после восхода солнца для меня совершенно достаточно. Сегодня же, во время моего отсутствия, за Жоржем понаблюдает Карл Ивано– вич. Итак, на борьбу, господа, – закончил торжественно Джемс.
      – Мы с тобой, – ответили остальные.
      – Мужайтесь, мы будем победителями, – продолжал Джемс.
      – Почему ты так уверен? – спросил Райт.
      – Среди ночи серебристый голосок мне твердит: «Боритесь, я вам помо– гу», – ответил Джемс.
      – Ну, а мне тайный голосок твердит: «Есть хочу!» – серьезно добавил доктор.
      Все засмеялись, и настроение сразу переменилось.

      На другой день, отказавшись под каким-то предлогом от увеселительной прогулки, Джемс с друзьями отправился к склепу. Время было за час до за– хода солнца.
      На ступенях, у ног статуи, нашли приготовленные Джемсом инструменты: лом, кирки для отбивания кирпичей, щипцы для отвинчивания гробовой крыш– ки, осиновый кол, фонари. Статуя была отремонтирована и стояла на своем месте, с большим трудом ее сняли, еще с большим трудом открыли подъемную дверь. Джемс с фонарем спустился первый, за ним остальные.
      В склепе была полная темнота, так как расщелина в скале была тща– тельно заделана. Когда осветили стену, где, по словам доктора, надеялись увидеть белую мраморную доску с надписью: «Фредерик и Мария из знамени– того рода графов Дракула», то остановились пораженные.
      Вместо белой мраморной доски чернело два углубления. Гробы же исчез– ли!
      Доктор протер глаза! До сих пор на все затеянное он смотрит как на шалость школьников, теперь впервые он почувствовал холодок в сердце. Разве не сам он, своими собственными глазами, видел мраморную доску, да вот она и стоит в углу. Где же гробы? Кто и зачем мог их взять?
      – Опоздали! – проговорил Джемс, и голос его сорвался.
      Молча выбрались из склепа, и все привели в порядок.
      Все как-то почувствовали нешуточность предприятия и невольно молчали.
      Первым очнулся Джемс.
      – Вперед наука, не говорить в таких местах, где легко могут подслу– шать, лучше всего говорить на закате солнца, как сейчас.
      Дело осложнилось, приходится искать.
      – Странно, однако, то, что без ведома Гарри такие вещи не делаются, а прежде он не имел от нас секретов, все его распоряжения были нам извест– ны, – задумчиво прошептал доктор.
      – А главное то, если он умолчал, то спрашивать его нетактично, да и чем объяснить, что мы спускались в склеп, – прибавил Джемс.
      – Стойте, тут без Смита не обошлось, а я его приструню, – оживился Джемс. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      Но Джемс ошибся. На этот раз и дело оказалось не так просто.
      Смит был занят устройством ночного праздника на озере и пропадал по целым дням.
      Наконец Джемс поймал его. Но на окольные вопросы управляющий отвечал или уклончиво, или шутливо, а на прямой запрос серьезно сказал:
      – Обратитесь к мистеру Гарри, я же ничего сказать не могу. Джемс со– общил свою неудачу товарищам, и было решено пока молчать.

      Карл Иванович принес Джемсу пачку бумаг: тут были большие листы в ви– де писем, были небрежно оторванные полулистики и клочки, сложенные треу– гольником, как складывают маленькие записочки.
      – Это я собрал по столам в Охотничьем доме, – сказал старик, – как по почерку, так и по подписи на некоторых они писаны молодым графом Драку– лой и, видимо, посылались его другу в лесной дом. Тут много пустых, вро– де приглашения к чаю или завтраку, но, как кажется, есть и интересные. Вот, мистер Джемс, посмотрите их, вот хотя бы этот.
      Это был большой, кругом исписанный лист, даты на нем не было.
      Джемс начал читать про себя:
      «Прежде всего я должен поблагодарить и извиниться перед тобой, мой дорогой, вместо отдыха и спокойных занятий я втянул тебя в наши печали и заботы. Но что поделаешь? Трагическая смерть Франчески выбила нас из ко– леи, и Рита совсем не спит по ночам.
      Мой старик посоветовал перемену места. Вот и пригодились отделанные комнаты! Надо прислать только, так сказать, «текущий инвентарь» из кру– жев, лент, цветов и т.п. Лючия обещала все это устроить. Уж извини, знаю, что вашему брату, ученым, бабы одна помеха.
      Надеюсь переселение народов будет недолгим, как только Рита оправит– ся, я переведу ее обратно в замок, и при этом переменю помещение, чтобы ничего не напоминало ей о ужасах, которые она пережила.
      Мне до сих пор не удалось тебя спросить, что ты думаешь об этом слу– чае и как ты объяснишь все происшествие?
      Старик мой все, конечно, толкует в духе вампиризма, но с тех пор, как ты меня образумил и доказал ненормальность его умственных способностей, я с ним согласиться не могу, а все же во всей истории есть что-то ненор– мальное, нелогичное, так сказать…
      Почему, например, умершую Франческу нашли у кровати Риты на полу, во– лосы и весь ночной туалет в полном беспорядке, точно она выдержала борь– бу перед смертью. На лице и груди ссадины и синяки.
      Можно подумать, что кто-то нечеловечески сильный раздавил или задушил ее, как муху. Заметил ты, что в ее мертвых, широко открытых глазах зас– тыл ужас, а губы сжаты с какой-то решимостью.
      С нее можно бы написать мученицу первых веков христианства или порт– рет человека, «положившего жизнь свою за други своя».
      Если она погибла в борьбе, то с кем и за кого? Эту тайну она унесла с собой в могилу.
      Я забыл попросить тебя не расспрашивать Риту об этой ужасной ночи. Ясно, она пережила что-то страшное, но не хочет или не может сказать. При малейшем намеке она бледнеет и трясется.
      Представь, если Франческа была больна и в припадке билась у ее посте– ли. Тут и более крепкий человек, чем Рита, может впасть в обморок.
      Да, я, кажется, никогда в жизни не забуду того ужасного крика, когда она очнулась и увидела труп у своих ног.
      Старик убежден, несмотря на то, что в окрестности все спокойно, что смерть Франчески дело рук вампира.
      Он убил ее, буквально убил, а не засосал за то, что она помешала ему наслаждаться кровью, а быть может, и любовью Риты.
      По мнению моего старика, бедная девушка погибла, защищая свою подру– гу.
      Конечно, Рита многое могла бы тут выяснить, но я еще раз убедительно прошу тебя не расспрашивать ее. Пусть она сначала успокоится. А твое личное мнение я бы очень и очень хотел знать.
      Распорядись, голубчик, поставить кушетку посредине комнаты, около столик или этажерку для цветов и книг.
      Букет розанов каждое утро я уже распорядился доставлять к вам.
      Любимая канарейка Риты также прибудет в лесной дом, и я боюсь, что эта певунья обеспокоит тебя больше, чем моя бедная, бледная голубка. Она стала такая молчаливая и печальная. О свадьбе я не смею и заикнуться.
      И скучно же мне будет одному!
      Утешусь тем, что большую часть дня буду проводить у вас.
      Сегодня свежо. Распорядись протопить печи и даже камин. До завтра.
      Д.»
      – А вот и еще, – протянул Карл Иванович другой листок.
      «Конечно, – снова читал Джемс, – я далек от мысли считать свою беседу такой же интересною, как твоя. Ты ведь великий ученый! А все же, говоря правду, мне неприятно видеть, что Рита, моя невеста, отдает тебе такое предпочтение. Как-никак, а мое положение становится смешным.
      Пока Рита жила в лесном доме, мне ваши отношения в глаза не броса– лись, все было как-то естественно.
      Не замечал, что ли, я их… или их правда не было. После своей летар– гии или обморока, как хочешь назови, Рита страшно переменилась.
      У нее каждый день новые капризы: три или четыре часа во время заката солнца она сидит одна, да притом еще тщательно запирается.
      Обедать и завтракать со всеми она также отказалась. Ей подают от– дельно, в ее комнате, и я часто вижу, что блюда уносят почти нетронуты– ми. Она наотрез отказалась, чтобы Лючия жила около нее. «Будет с меня и одной Цецилии», – говорит она, не соображая, как она этим обижает бедную девочку.
      Несмотря на эти ненормальности, Рита заметно поправилась: бледность и вялость исчезли, она также свежа и розова, как розы на ее груди.
      Даже смерть одного за другим обоих итальянских лакеев, что сама же она привезла из Венеции, не произвела на нее никакого впечатления. И в том и в другом случае она только пожала плечами и отказалась сопровож– дать гробы на кладбище.
      Ожидая тебя или собираясь в лесной дом, она еще больше оживляется, глаза ее сияют.
      Со мной она холодно-вежлива, несмотря на то, что я исполняю все ее желания.
      Даже исполнил такое безрассудство, как оставил гроб посредине капел– лы. Она к нему питает какую-то болезненную нежность и навещает его по нескольку раз в день.
      Когда она очнулась после летаргии и я сообщил ей, что мы считали ее умершей, заперли ее кабинетсалон и решили никогда туда не входить… и что в горе мы забыли взять оттуда канарейку и что теперь, когда все кон– чилось так хорошо, надо спешить спасти птичку.
      Она холодно отвечала:
      – К чему, оставь все по-старому.
      Вообще я перестал ее понимать. Да и будь на твоем месте другой мужчи– на, дело много бы обострилось и не ручаюсь, чем бы кончилось. Тебе же я верю и думаю…»
      – Конца нет, – сказал Карл Иванович, видя, что Джемс вертит листок в разные стороны.
      Затем Джемс взял первый попавшийся листик и прочел:
      «Мне несказанно жаль, но я никак не могу быть сегодня у вас, мои ми– лые. Альф, прошу тебя понаблюдай, чтобы хорошо натопили комнаты Риты и чтобы она сама не снимала теплой шали.
      Она такая бледная и слабая, что у меня сердце обливается кровью.
      Вчера я даже не решился попросить ее спеть.
      На все мои вопросы твердит одно, что здорова, а «только очень холодно у вас в горах». Доктора по-прежнему не хочет видеть.
      Вот счастливая неожиданность, только что хотел отправить эту записку, как получил посылку из Парижа: прекрасную, теплую накидку.
      Закутай в нее Риту… Ну, право, хоть поздно, и на 1/4 часа, а я при– еду, мне кажется, что красный плюш выгодно оттенит ее черные волосы и оживит бледное лицо. Кланяюсь.
      Д.»
      Прочитав письма, Джемс обратился к Карлу Ивановичу и спросил:
      – А что вы сами думаете об этих письмах?
      – Мне кажется, мистер, что вы ошиблись, предполагая, что граф Дракула выехал из замка. Скорее можно предположить, что друг его Альф приехал в лесной дом и почему-то туда же переселилась и невеста Рита.
      – Причиной могла послужить смерть мадемуазель Франчески. Граф Дракула остался в замке и очень заботился о своей невесте. В этой куче записок часто говорится то о том, чтобы хорошо топить комнаты, то о перестановке чего-либо из мебели; высказываются заботы о свежих цветах, новых книгах, нотах и т.д.
      Комнаты несомненно те две, что и посейчас стоят нетронутыми в Охот– ничьем доме. Даже красная плюшевая накидка, о которой вы читали в пос– леднем письме, лежит до сих пор в ногах кушетки, той самой, что граф просит выдвинуть на середину комнаты.
      – Вы совершенно правы, Карл Иванович, я и сам оставил мысли о том, что граф покинул замок. Но что сталось с ним и другими. Здесь говорится о смерти Франчески и двух итальянских лакеев, значит, дух смерти царил в замке, но не все же поголовно перемерли?
      – А вы обратили внимание, что в письмах упоминается о летаргическом сне мадемуазель Риты? – ответил Карл Иванович вопросом на вопрос.
      – Это что-то совсем смутное и непонятное, – сказал Джемс.
      – Если вы перечтете весь ворох этих записок, как перечел их я, – про– должал Карл Иванович, – то, наверное, придете к тому же заключению, что и я, а именно: невеста была переселена из замка в лесной дом и занимала там известные уже вам комнаты. Она все хворала: бледнела и слабела и, наконец, впала в летаргический сон настолько сильный, что он был принят за смерть. Ее одели в любимые ею вещи, положили в гроб и отнесли в за– мок. Комнаты, где она жила, закрыли, чтоб никогда в них не входить, осо– бенно ту, в которой она умерла, т.е. ее кабинетсалон. Единственная дверь и та была скрыта шкапом.
      Впопыхах там забыли канарейку, скелет которой мы и видели в клетке, а также и букет полевых цветов в серебряной вазе. Красная, плюшевая накид– ка, лютня и пр. все осталось на своих местах.
      Надо предположить, что покойница очнулась в замке и начала быстро оп– равляться после болезни. Граф пишет: «Она свежа, как роза». «Рита поро– зовела, и слабость прошла» и т.д. Но в то же время она изменилась харак– тером: сделалась своенравна и капризна, а главное, влюбилась в друга своего жениха.
      Граф сильно ее ревнует и неоднократно выражает своему другу негодова– ние и обиду.
      Дальше события становятся более спутанными, видимо, между графом и его другом произошел разрыв.
      Письма заменились записками сухими и короткими, а потом и совсем прекратились.
      Карл Иванович замолчал.
      – Браво, Карл Иванович, – вскричал Джемс, – я так рад, что ваши пред– положения совпадают с моими выводами. Это гарантия правды. Ну, а дальше, что вы думаете?
      – Дальше я думаю, – продолжал Карл Иванович, – что для замка наступи– ла тяжелая пора, смертность как в нем, так и в окрестности сильно увели– чилась.
      Об этом говорят приходно-расходные книги замка, где на каждой страни– це есть расходы на похороны, а также и церковные записи в архиве церкви.
      Мадемуазель Лючия так же умерла, как и Франческа, – похороны той и другой стоили больше 1000 гульденов.
      Гроб для мадемуазель Риты стоил тоже очень дорого, но расходов на по– хороны я не нашел.
      – Но куда же делись граф, Рита и друг Альф, не говоря об остальных? – перебил нетерпеливо Джемс.
      – Эти вопросы, к сожалению, остаются для меня невыясненными, – пе– чально сказал Карл Иванович. – Я разобрал и перечел все, что нашел в столах и шкафах замка и Охотничьего дома. Я перебрал и перетряс все кни– ги и бумаги.
      – Правда, в божнице Охотничьего дома лежит старая библия, ее я не трогал, да в ней, наверное, ничего и нет, – закончил старик.
      – Постойте, есть еще письменный документ, – вдруг сорвался с места Джемс, – я предполагаю, что это дневник Риты.
      – Что вы, где же он? – заволновался, в свою очередь. Карл Иванович.
      – Я его вам достану, он у Гарри, только, наверное, он написан по-итальянски, – грустно добавил Джемс.
      – Это ничего не значит, я немного знаю итальянский язык, – сказал Карл Иванович, – и с помощью словаря сделаю вам перевод. Завтра праздник на озере, и я вот и займусь переводом, благо, в замке никого не останет– ся и я буду вполне свободен.
      Джемс от души поблагодарил Карла Ивановича и пошел добывать ту то– ненькую тетрадочку, что он видел в день маскарада в японской шкатулке с драгоценностями. Он был уверен, что это дневник невесты графа Дракулы и что в нем могут быть полезные сведения.

ПРАЗДНИК НА ОЗЕРЕ

      Праздник на озере возбудил общее любопытство и породил кучу разгово– ров.
      Приготовления шли на широкую ногу: весь берег был покрыт сетью лампо– чек, фонарей и факелов.
      Заготовлены смоляные бочки, бенгальские огни, несмотря на то, что ожидался лунный вечер, вернее ночь, так как луна всходила поздно.
      Были раскинуты палатки для отдыха и для буфетов, также приготовили сухую площадку для танцев.
      Площадку окружили столиками и стульями для желающих любоваться танца– ми. Тут же около, на возвышении, поставили бочку пива и над всем протя– нули веревки с маленькими флагами, как это делают китайцы в день празд– ника фонарей.
      Приглашений не было.
      Все, кто желал, могли явиться.
      Хозяин и его гости хотели надеть охотничьи костюмы и тем придать празднику вид простоты.
      Нечего говорить, что большинство костюмов было специально заказано к этому дню.
      В день праздника молодежь шумно волновалась и весело готовилась к ве– черу.
      Жорж К., совершенно здоровый, не отставал от других.
      Сам Гарри тоже внимательно осматривал свой костюм и был как-то шумли– во и нервно настроен, что, конечно, не укрылось от наблюдательных глаз доктора.
      – А Гарри-то нервничает и точно чего ждет, – сказал он Джемсу.
      – Не чего, а кого-то, – пробурчал Джемс. – Свою голубую красавицу, – добавил он.
      – Послушай, капитан, – обратился он потом к Райту, – прошу тебя, зак– линаю, не отходи от Гарри, береги его, у меня так болит сердце, точно перед большой бедой.
      Помнишь ли ты ту ночь, когда мы ползли с тобой в лагерь команчей, по– веришь ли, мне тогда было легче на душе, чем сегодня. За каждым кустом, за каждым камнем там можно было ожидать врага, но там знал, что это за враг, а здесь?
      Какой-то туман или женщины из тумана! Бр… бр…

      Праздник в полном разгаре.
      Целые толпы народа прогуливаются по берегу озера.
      Тут и представительницы города в изящных летних платьях, тут и дере– венские красавицы в своих поэтических национальных костюмах. И не одна городская дама втайне завидует густым, черным косам или прекрасному цве– ту лица какой-нибудь поселянки.
      Два оркестра музыки не умолкают, и танец следует за танцем. Только вместо черных лансье и контрдансов здесь гремит залихватская венгерка или чардаш.
      Кавалеры весело вертят своих дам, а не прикасаются к ним, как к фар– форовым куклам, точно боясь ежеминутно их разбить.
      Для отдыха повсюду разбросаны садовые скамейки. Они не только стоят на освещенных площадках, но и ютятся в тени леса.
      Все озеро, опоясанное кругом лентой разноцветных фонарей и лампочек, чудесно блестит, переливаясь всеми цветами радуги. Белые ненюфары под цветным освещением кажутся таинственной, небывалой красы. Это какие-то волшебные не то цветы, не то бабочки.
      Широкие прогалины залиты лунным светом. Вся прелесть картины в осве– щении и в переходах от света к тени и даже мраку под старыми соснами.