Там лежало его широкое пальто с прицепившимися к твиду соломинками из конюшен на Куин-Энн-стрит, где он оставил его рядом с плащом Исидро. А сверху положен был бархатный футляр со шприцем и десятью ампулами нитрата серебра.

Все ампулы были пусты.

Глава 22

– Он был единственным вампиром, который смог это сделать. – Размышляя, как бы ему застегнуть пуговицы на сорочке одной рукой (и это был не первый повод к подобному размышлению), Эшер снова поглядел на коричневый бархатный футляр со шприцем и ампулами, лежащий на краю стола. – Не думаю, чтобы живой человек или вампир помоложе могли дожить хотя бы до второго укола.

Лидия покачала головой.

– Как он узнал? – Сосредоточенно хмурясь, она стояла перед зеркалом для бритья, пытаясь завязать у себя на шее виндзорским узлом галстук мужа. Последние лучи вечернего солнца, проникая сквозь дешевые кружевные занавески в комнату Эшера (Колоннада Принца Уэльского, 6), усеивали теневыми цветами белую блузку Лидии и вплетали золото в ее рыжие волосы.

– Насчет ампул? Если он следовал за нами из Парижа, он легко мог подслушать, как мы говорили об этом с Исидро в твоей комнате. Кстати, Исидро рассказывал, что вампиры могут целыми днями подслушивать разговоры будущих жертв. Антоний был неплохо осведомлен о деятельности и технологии современных людей, просто он старался держаться от всего этого подальше не в пример так называемым «хорошим вампиром». Если он видел, как Деннис атаковал меня во дворе дома Гриппена, он вполне мог решить, что против Денниса годятся лишь такие вот героические меры.

– Бедный Деннис. – Лидия распустила узел, постояла минуту, глядя на Эшера через зеркало. – Он обычно говорил такие ужасные вещи о других девушках в Самервилле – что они ведут себя, как мужчины, потому что не могут найти себе мужчину, – причем говорил совершенно не думая. Когда я делилась с ним своими планами, он напускал на себя такой снисходительный вид, словно я до тех пор в университете, пока не выйду замуж. «У тебя другая стезя» – это его обычные слова… – Она покачала головой. Справившись с узлом, сняла галстук и повернулась, чтобы надеть его на шею Эшера. – Он так хотел быть героем, но все дело в том, что я никогда не принимала его всерьез.

Эшер взял Лидию за запястье здоровой рукой, когда она поправляла ему воротник.

– Ты, однако, должна согласиться, что он никогда не позволил бы тебе рисковать собой, поехав с ним в Лондон.

– Знаю. – Печаль прошла, и Лидия улыбнулась. – Поэтому-то я и не относилась к нему серьезно. Ему представлялось, что с любой ситуацией способен справиться он один. – Она вздохнула, сосредоточила на несколько мгновений все внимание на булавке, затем поправила мужу галстук. – Ужасно, но я уверена: он впрыснул себе вакцину Блейдона, потому что не мог вынести мысли, что власть, подобная власти Кальвара, достанется кому-то другому.

Они сожгли тела брата Антония и Денниса перед рассветом, использовав в качестве погребального костра дровяной сарай в Пиках. Пламя было голубым и опаляюще горячим. Эшер видел, что Лидия с интересом приглядывается к необычному оттенку пламени, и, помнится, подумал, что она обязательно возьмет это на заметку. Однако после событий сегодняшней ночи Лидия уже не горела желанием повторить опыты Блейдона, пусть даже в лабораторных условиях.

Исидро покинул их, как только вспыхнул костер. К тому времени, когда в Пики прибыла полиция, извещенная пастухами о пожаре, солнце уже встало, а Эшер и Лидия, чумазые, как жестянщики, шли по дороге к станции Принца Райсборо, поддерживая с двух сторон испорченный Блейдоном мотоцикл; широкого пальто Эшера хватало обоим. О пожаре была маленькая заметка на последней странице вечернего выпуска «Дейли мейл», ни словом не упомянувшая о человеческих останках в пепелище.

– Во всяком случае, – продолжила Лидия, отворачиваясь от окна, где алое солнце опускалось на скопище крыш и печных труб, – если идти от противного, Деннис мог бы просто не говорить мне о том, что происходит. Но это бы тоже ничего не изменило, поскольку убийца, дневной охотник (в данном случае сам Деннис) знал меня и желал. Я попалась ему на глаза, когда он следил за Забиякой Джо Дэвисом. А потом он звал меня – во сне. Конечно, он делал это с другими целями, нежели «хорошие вампиры», но… И потом рано или поздно он бы все равно узнал, как делают вампиров, и пришел бы за мной. – Лидия сняла очки и вытерла глаза. – Так что моя неудачная разведка у дома Блейдона на Куин-Энн-стрит всего лишь ускорила события.

Она подняла с кровати пальто Эшера и помогла ему одеться. Вернувшись из Пиков, они проспали почти до полудня. Большую часть оставшегося времени они потратили на перевязку сломанной руки в Мидлсексской больнице. Эшеру следовало бы сразу же вернуться в постель, но оставалось еще одно дело.

– Тебе хочется туда идти? – спросила Лидия.

Эшер взглянул на свое отражение в зеркале. Побритый, умывшийся, он уже не выглядел, как бродяга, но лицо у него было бледным и осунувшимся. Даже из заграничных своих вояжей он никогда не возвращался в таком плачевном состоянии.

– Нет, – сказал он. – Но без Денниса сам он вряд ли представляет какую-либо опасность. И кто-то должен сказать ему. Только, пожалуйста, пообещай мне, что до моего возвращения ты будешь сидеть дома. Хорошо?

Она кивнула. Эшер бросил еще один взгляд на вечереющее небо в окне, успокоив себя мыслью, что, когда станет совсем темно, он будет уже далеко отсюда. Гриппен знал о комнатах Лидии на Брутон-Плейс, но, насколько было известно Эшеру, понятия не имел о Колоннаде Принца Уэльского, 6.

Если, конечно, ему не сказал Исидро.

Пока доктора Мидлсексской больницы цокали и качали головами над его рукой, он попросил Лидию сходить к Ламберту и приобрести еще пять серебряных цепочек. Одна из них теперь была на его шее, остальные – на руках и ногах. Эшер двигался в направлении Оксфорд-стрит. Зажглись газовые фонари – мягкие и желтые в сумерках. Он был уверен, что Лидия тоже надела свое серебро, но сильно сомневался в том, что это поможет, если вампиры решат уничтожить свидетелей.

А он уже не работал на Исидро.

И кто-то должен был сообщить о случившемся Блейдону… И кто-то должен был убедиться, что старый фанатик не возобновит опытов «для блага страны».

Другой вещью, купленной Лидией (хотя он и не просил об этом), был револьвер. Однако вряд ли бы он сейчас понадобился ему.

В сумерках дома Куин-Энн-стрит имели весьма мирный вид. Их высокие узкие окна были освещены. В одном из них двое мужчин играли в шахматы, возле другого задумчиво стояла женщина, обняв за плечи подростка. Будь Эшер вампиром, он бы слышал сейчас каждое их слово.

В доме Блейдона был свет – видимо, в кабинете, располагавшемся на одном этаже с лабораторией и маленькой тюрьмой. Эшер сильно стукнул в дверь, и она подалась под костяшками его пальцев.

– Блейдон! – позвал он, почти не повысив голоса.

Имя еще отдавалось на темной лестнице, но, как тогда, в Оксфорде, Эшер понимал, вслушиваясь в опасную тишину, что в доме кто-то есть. Затем голос Исидро шепнул в мозгу:

– Поднимитесь сюда.

Он двинулся по ступенькам, точно зная, что он найдет на втором этаже.

Исидро сидел в кабинете Блейдона за инкрустированной персидской конторкой и сортировал валявшиеся вокруг бумаги. Вампир выглядел так, как и при первой их встрече: изящный, словно изваянный из алебастра; нежные бесцветные волосы падают почти до плеч, облитых серой тканью костюма, купленного на Бонд-стрит, – заезжий гранд, аристократ из иных веков, танцевавший когда-то с королевой-девственницей; окаменелость с замещенными полностью клетками и душой, запаянной в этих клетках, как муравей в янтаре. Чем же он все-таки коротал вечера этих нескольких столетий?

Бледные глаза цвета шампанского встретились с глазами Эшера.

– Вы найдете его в лаборатории, – тихо сказал вампир. – У него сломана шея. Он как раз работал над очередной сывороткой – из крови, которую он выкачал из Хлои.

– Он узнал про Денниса?

– Там была телеграмма из Букингемширской полиции – о пожаре в Пиках. В золе нашли металлические пуговицы от мужских брюк, потрескавшиеся стеклянные бусины четок, стальное распятие и несколько неопознанных костей.

Эшер молчал. Исидро положил очередную тетрадь на вершину бумажного пригорка перед собой. Пригорок поехал, и брошюра, соскользнув, слетела неуклюжей птицей на пол.

– Вы собирались разобраться с ним сами? Эшер вздохнул. Ему приходилось совершать вещи похуже убийства Блейдона по куда более незначительным поводам. Он знал, что всегда сможет обратиться за защитой в министерство иностранных дел и будет надежно прикрыт друзьями из департамента. Револьвер оттягивал карман пальто.

– Да.

– Я так и думал. – Губы дона Симона тронула кривоватая, но странно мягкая улыбка, придав его лицу, как вчерашней исполненной ужаса ночью, почти человеческое выражение. – Мне хотелось избавить вас от лишних хлопот.

– Вам хотелось избавить меня от разговора с полицией об экспериментах Блейдона.

Легкая циничная улыбка стала отчетливей, холодные глаза Исидро потеплели.

– И это тоже.

Эшер остановился у конторки, приглядываясь к нему. Если нанесенные Деннисом раны и мучили Исидро (рука самого Эшера ныла под новокаиновой блокадой), то это никак не отражалось на его поведении. Тонкие руки вампира были аккуратно забинтованы – не иначе доктором Гриппеном.

– Вы понимаете, – медленно начал Эшер, – что брат Антоний не только был единственным вампиром, способным убить Денниса, способным ввести себе в вены такое количество серебра и прожить после этого еще несколько минут, но и единственным, кто на это отважился. Он был единственным вампиром, который предпочел спасение души бессмертию.

Порыв ветра качнул голые ветви в саду, столкнув их с костяным стуком. Вдали колокол на церкви ударил шесть раз. Тонкие пальцы Исидро неподвижно лежали на исписанных листах. Массивный золотой перстень блестел в свете газового рожка.

– Вы полагаете, он его достиг? – спросил он наконец.

– Вам знакома легенда о Тангейзере?

Вампир усмехнулся.

– Грешник, так напугавший своей исповедью папу Римского, что тот прогнал его, сказав: «Скорее на моем посохе распустятся цветы, нежели Господь простит такие преступления». Тангейзер вернулся к грешной жизни, а через три дня посох расцвел… Да, знакома. – Глубокие глаза Исидро загадочно мерцали. – Но, как говорил сам брат Антоний: «Нам этого не узнать».

Еле слышный звук заставил Эшера обернуться. В дверях стояли Антея Фаррен и Лайонел Гриппен. Графиня выглядела осунувшейся и измученной, доктор, как всегда, был огромен и краснолиц; на фоне налитых краденой кровью губ клыки казались ослепительно белыми.

Исидро продолжал мягко:

– Думаю, никому из нас даже и в голову бы не пришло, что такое самопожертвование возможно. Да и сам брат Антоний наверняка подумал об этом лишь после встречи с вами в катакомбах, когда вы напомнили ему о безграничности милосердия Божьего.

– Каждый вправе дурачить себя, как ему нравится, – проворчал Гриппен.

– А я думаю, если кто-то уходит из-за стола в разгар пира, то, значит, он просто пресытился.

Антея чуть склонила голову к плечу и добавила:

– Это был скорее поступок смертного.

– Ну так он и умер в итоге, – отозвался Гриппен.

Какое-то время Эшер внимательно смотрел в мерцающие карие глаза женщины.

– Да, – сказал он. – Это был скорее поступок человека, чем вампира.

– Во всяком случае, после этого его поступка ваша служба кончилась, – сказал Исидро, не поднимаясь из-за конторки. – Вы свободны.

– Свободен? – Эшер оглянулся на дверь, возле которой стояли Гриппен и графиня Эрнчестер с лицами, напоминающими в газовом свете посмертные гипсовые маски с живыми мерцающими глазами.

– Да, свободны, – повторил Исидро. – Если хотите, можете начать охоту на вампиров, во всяком случае, на тех, кто вам лично не симпатичен. Или даже на всех, если вы человек принципа. Насколько я понимаю, какие-то принципы у вас еще остались, хотя и в сильно поврежденном виде… Но, боюсь, это окажется бесплодным занятием. Мы знаем теперь, каким образом вы и миссис Лидия нас выследили, и, поверьте, сделали из этого выводы. Отныне наши укрытия будут более, как это у вас называется, законспирированы. Вы можете преследовать нас долго и безуспешно, хотя вам, разумеется, придется вложить в это дело всю свою душу, все силы, все оставшиеся годы. А много ли их у вас осталось?

Эшер смотрел на него не отвечая. В бледных глубоких глазах вампира он не уловил ни тени насмешки. Бедный глупый Деннис убил двадцать четыре человека – слепо, почти бессознательно, в припадке ярости и желания. Исидро убил за три с половиной столетия не менее десятков тысяч – хладнокровно и расчетливо. Долг человека требовал уничтожить их до единого, чтобы они не могли убивать снова и снова, не могли порождать себе подобных.

Но в глубине души Эшер знал, что Исидро прав. Для этого требовалась одержимость во имя идеи, та самая одержимость, ради которой он застрелил когда-то человека, бывшего его другом. Он устал от этого, смертельно устал, он был просто не в силах вести борьбу.

– Мы не тронем ни вас, ни ваших близких, – продолжал вампир. – Чего вам еще желать? Это не плата – это обычная предосторожность. Человек, чей бык не был зарезан волком, редко становится настойчивым охотником. Охотиться за нами – все равно что охотиться за дымом, Джеймс, ибо у нас есть то, чего нет у вас. У нас есть время. Дни и часы счастья драгоценны вам, и вы знаете, как мало их у вас осталось. А в нашем распоряжении все время или, по меньшей мере, – добавил он с иронией, – та его часть, которая нам потребна.

Мгновенное помутнение сознания заставило Эшера обернуться в предчувствии ловушки… Но Гриппен и Антея исчезли.

Он снова повернулся к конторке и обнаружил, что кабинет пуст…

Его шаги отдавались приглушенным эхом в пустом доме. Двинувшись вниз по ночной улице, Эшер увидел язык золотого пламени в окне кабинета и серый клуб дыма, но не остановился. Вокруг поднялась суматоха, люди забегали, закричали. Полный бумаг дом должен был сгореть быстро.

На углу Харли-стрит он взял кэб и направился к дому, где Лидия лежала на кровати и, рассыпав по плечам рыжие волосы, листала медицинские журналы, терпеливо дожидаясь его возвращения.