Кароли и Эрнчестер прогуливались по коридору. Кароли вел беседу, плавно помахивая рукой в белой перчатке, Эрнчестер по обыкновению не жестикулировал вообще.
– Поймите, что просидеть всю поездку в купе было бы по меньшей мере подозрительно. Сплетни проводников…
– Не вижу, в какой степени нас должна касаться болтовня прислуги. – Голос Эрнчестера был негромким, произношение – несколько старомодным. Кто же еще из знакомых Эшера изъяснялся в подобной манере? – В этом «поезде» (граф выговорил слово «поезд», как иностранное) мною никто не заинтересуется. Если мы, как вы утверждаете, вскоре прибудем в Вену…
Голоса их, удалившись, смолкли. Эшер поднес свои часы к полоске света. Шесть тридцать по венскому времени. Кароли, надо понимать, только что освободил Эрнчестера из багажного вагона, распечатав и вновь опечатав дверь. Слабое касание сознания вампира Эшер ощутил, пробуждаясь. В ночи за внешним окном смутно голубели Альпы.
Быстро одевшись, он выскользнул в коридор и прислушался к голосам в соседних купе. Там царила тишина. «Ушли ужинать», – предположил он. Замок в купе Кароли быстро поддался инструменту, сооруженному Эшером из игрушечных внутренностей ослика и медведя. Осмотр он провел со всей тщательностью, понимая, что Кароли ничего важного на виду держать не будет. Ни блокнота, ни писем, ни адресов. Небольшая сумма серебром в саквояже, вскрытом с помощью шпильки, примерно две сотни флоринов ассигнациями и пара дюжин печатей для багажных вагонов.
Под фальшивым дном обнаружилось десять ящичков из лощеного дерева, таивших в себе слепки ключей не от одного багажного вагона. Коллекцию эту Эшер присвоил, надеясь, что Кароли обнаружит пропажу только в Вене.
Саквояж также содержал две сложенные в несколько раз страницы частных объявлений лондонской «Таймс», взять которые Эшер не осмелился, а чтобы изучить их на месте, времени уже не оставалось. Он запомнил даты и, сложив все как было, вновь поставил саквояж на бархатное сиденье.
На столе стояли дорожные шахматы – очевидно, попутчики коротали время за игрой. Старомодное пальто Эрнчестера мирно висело рядом с широкополым пальто Кароли. На всякий случай Эшер проверил карманы обоих.
Возвратившись в свое купе, он вызвал звонком проводника и, заказав ужин, расстался еще с парой франков.
– Здесь можно раздобыть английскую «Таймс»?
– Разумеется, сэр, – сказал Джузеппе, оскорбленный в лучших своих чувствах. – К услугам пассажиров первого класса – свежий номер любой газеты.
– А как насчет номера за прошлую субботу? Или даже, возможно, пятницу?
– Хм… Ну, тут я не знаю, мсье. Но я могу посмотреть в купе проводников…
– Разумно, – сказал Эшер. – Причем целый номер мне ни к чему. Только страница частных объявлений. – Приподняв бровь, он многозначительно взглянул на Джузеппе, и тот исчез с видом опытного международного интригана.
А может, он и был таковым. Обстановка к тому располагала. Во всяком случае, вернулся Джузеппе с изъятой у буфетчика скомканной страницей субботних объявлений, и Эшер в течение часа изучал добычу в поисках послания, содержащего место и время встречи вампира с венгром.
Олюмсиз-бей – Парадное крыльцо Британского музея, 7. Юмитсиз.
Эшер прочел это дважды, прежде чем сообразил, что искомое найдено.
«Олюмсиз» по-турецки означает «бессмертный» или, может быть, «неумерший». «Юмитсиз» – лишенный надежды или, возможно, «жаждущий надежды» (по-английски – «уонт-хоуп»). Именно так звучит одна из родовых фамилий графа Эрнчестера, под которой, кстати, Чарльз Фаррен прожил много лет.
Странно. Почему турецкий? – Эшер сложил страницу и бросил ее в раскрытый саквояж. – Неумерший лорд. Лишенный надежды. Жаждущий надежды. Уонтхоуп. Бессмертный лорд…
Теперь было очевидно, как Эрнчестер и Кароли поддерживали связь. Не исключено, что и другие лондонские вампиры, читая «Таймс», могли наткнуться на это объявление, и вряд ли бы оно им понравилось. Владеет ли Гриппен, Мастер лондонских вампиров, турецким языком? «Исидро, возможно, владеет», – подумал Эшер и вспомнил с тревогой бледного испанского идальго, решившегося вопреки воле своих собратьев обратиться за помощью к нему, живому человеку. В семнадцатом столетии Оттоманская империя обладала огромной властью. Исидро, придворный и отчасти ученый, вполне мог знать и этот язык. Не исключено, что и граф тоже. Венгерский – другое дело. Венгерский в те времена почитался наречием варваров. Все прочие лондонские вампиры наверняка владеют только немецким да французским.
Венские или венгерские вампиры семнадцатого столетия тоже должны были знать язык армий, то и дело вторгавшихся в их земли.
Эшер еще раз взглянул на дату вверху страницы. Суббота. 31 октября. Пятничного номера нет. Что же мог такого знать Эрнчестер, если утаил это от других вампиров Лондона и даже от собственной жены? И кто был тот, что называл себя Бессмертным Лордом?
Даже в десять часов вечера венский вокзал оставался людным местом. Эшер спрыгнул с поезда, не дожидаясь полной остановки, и, нырнув в толпу, зашагал прочь. И тут же ощутил укол ностальгии. Не было в мире города, подобного Вене.
Евреи с курчавыми пейсами и в черных кафтанах, решительно не замечаемые их же сородичами в немецком платье; венгры в высоких сапожках и мешковатых шароварах; пестрая одежда цыган. И сама Вена: дамы в шелковых дорожных нарядах, скрывающие лица под вуалями; мужчины в блестящих мундирах (уланы или почтальоны); дети, сопровождаемые затянутыми в черное гувернантками; студенты в ярких фуражках, французы, итальянцы; столь отличный от берлинского венский диалект немецкого языка, смешанный с идишем, чешским, румынским, русским, украинским наречиями…
Воздух, напоенный ароматом кофе.
Вена.
Направляясь к стоянке такси, где Эрнчестер и Кароли могли ожидать, когда таможня разберется с их багажом, Эшер затаил дыхание – показалось, что вот сейчас он встретится с Франсуазой.
Сегодня она вновь приснилась ему – на этот раз идущей под звуки вальса по городу мимо мраморных и позолоченных лепных фасадов, сквозь хрустальный свет весеннего вечера. Она явилась Джеймсу не такой, как тринадцать лет назад, – похудевшая, с сединой в волосах.
Мне очень жаль, Франсуаза.
Ее юбка с шорохом задевала узорную бронзовую ограду, и Джеймсу почудилось вдруг некое движение во тьме под камнями мостовой. Шепот среди теней, глаза во мраке, только и ждущие, что наступления ночи.
Они обитали и здесь.
Франсуаза, беги! – попытался крикнуть он. – Домой! Включи свет и не пускай их! Не заговаривай с ними, когда они встретят тебя на улице…
Но из-за того, что он сделал тринадцать лет назад, она не могла его теперь услышать. Она продолжала идти, и казалось, будто сквозь решетку ограды выползает на улицу серая мгла.
Эшер отогнал воспоминание. Вряд ли бы они встретились теперь. Франсуаза вполне могла покинуть Вену. Кроме того, с любовью их было покончено. Остаток жизни он намеревался провести с Лидией, этой медноволосой очкастой нимфой.
И все же каждый раз, когда он слышал «Вальс цветов», сердцу становилось больно.
– Герр профессор доктор Эшер?
Он обернулся, вздрогнув. Первая мысль была: Нет! Не сейчас! Кароли и Эрнчестер могли появиться с минуты на минуту…
Перед ним стояли два венских полицейских в коричневых мундирах. Оба поклонились.
– Вы – герр профессор доктор Эшер, прибывший экспрессом Париж-Вена?
– Да, это я, герр обергаупт. – Старая венская привычка прибавлять титулы и звания вернулась вместе с напевным венским произношением. – Какие-либо затруднения? Мой паспорт уже проверили…
– Нет, с паспортом все в порядке, – сказал полицейский. – Мы весьма сожалеем, но вам придется ответить на вопросы, связанные с убийством в Париже герра Эдмунда Крамера. Будьте добры следовать за нами.
На секунду Эшер оцепенел. Затем, услыхав чешское ругательство, обернулся и увидел, как двое носильщиков под присмотром Кароли и графа Эрнчестера загружают в фургон огромный чемодан с медными уголками. Кароли повернул голову, и взгляды их встретились.
Венгр приподнял широкополую шляпу и улыбнулся. Уводимый с вокзала Эшер видел, как шпион и вампир неспешно направляются к стоянке такси.
5
– Видите ли, мы знали друг друга в прежней жизни. – Мисс Маргарет Поттон прекратила теребить ниточку пуговицы и подняла голову. В голубых глазах за толстыми линзами Лидия увидела настороженность и вызов. – И жизней было много. Мне следовало понять это раньше. Я, должно быть, постоянно видела одни и те же сны, но утром все забывала.
– Должно быть? – переспросила Лидия, пытаясь, чтобы злость на Исидро не пробилась в ее голосе. – Если вы их полностью забывали, откуда вам известно, что вы видели эти сны постоянно? Честно скажите, вы знали о них раньше?
Маленький рот поджался упрямо.
– Да. Да, я знаю. Теперь.
Лидия смолчала. Скотина! – Вот и все, что она смогла подумать. – Впрочем, здесь должно быть более точное слово. Хорошо бы спросить у Джеймса – он ведь лингвист…
Мисс Поттон вскинула маленький подбородок:
– Я знала, что вижу во сне что-то важное. У меня всегда оставалось чувство, будто мне снилось что-то очень красивое, опасное, способное изменить всю мою жизнь. Но до прошлой ночи, проснувшись, я ничего не помнила…
– Большего идиотизма мне еще слышать не доводилось! – Вспомнились ее собственные мрачные сны: любовь, погоня, вальс на лунной террасе – и душа ушла в пятки. – Вы просто хотите этому верить. Потому что это нужно ему…
– Нет. – На скулах ее проступил румянец свекольного цвета. – Да. Наверное. Потому что я нужна ему. – Она снова принялась теребить пуговку на рукаве. – Когда он пришел ко мне прошлой ночью… когда я проснулась, а он стоял в лунном свете у изножья кровати… он сказал, что никогда бы не вторгся снова в мою жизнь, но я ему нужна. Он нуждается в моей помощи. Вы не понимаете его.
– А вы понимаете?
– Да, – сказала мисс Поттон, не поднимая глаз.
Лидия задержала дыхание, потому что знала: стоит ей дать волю чувствам – и она завизжит. Но это было бы по меньшей мере неуместно в обеденном зале отеля «Санкт-Петербург». Страха перед Исидро она уже не ощущала, настолько сильная нахлынула ненависть к нему, к Эрнчестеру и ко всем им подобным.
Вампир – вот самое точное слово.
А мисс Поттон продолжала:
– Я понимаю, что такие, как он, нуждаются в людях, которым они могли бы доверять. Он сказал, что приходится долгие годы искать людей, у которых бы хватило духу принять их такими, какие они есть. Таких людей, которым они могли бы довериться. Я была… мы с ним… Но он не тревожил меня в этой жизни, потому что в предыдущей я… Меня убили из-за него.
– Ничего более нелепого…
– Это все, что вы можете сказать? – Мисс Поттон устремила на Лидию фанатически непреклонный взгляд. – Но я это помню. Я помнила это во сне всю свою жизнь. И он снова нуждается во мне, ему нужен кто-то, кто бы поехал в Вену…
– Ему нужно приставить ко мне дуэнью! – потрясенно воскликнула Лидия. – Я даже не знаю, что хуже: этот ваш бред или то, что он делает…
– Он – истинный джентльмен, – тихо сказала мисс Поттон.
– Он – убийца! Мало того: он – изувер, католик, бездушный сноб, а вы – дура, если поверили…
– Он не изувер! – Подошедший официант поставил на стол чашку кофе, и мисс Поттон взглянула на него несколько испуганно. Официант, однако, удалился, не проронив ни слова, и она вновь повернула к Лидии вспыхнувшее лицо. – Во время Варфоломеевской ночи и религиозных войн во Франции у дона Симона был слуга-гугенот, который ценой своей жизни спас его от инквизиции. Потом мы выручили семью этого слуги, помогли им бежать в Америку…
Лидия смотрела на нее, не зная, что сказать. Даже с этого расстояния мисс Поттон представлялась ей несколько размытой. Коричневое платье сидело на ней неловко, плоская бархатная шляпа казалась старомодной.
– Но я… я видела все это раньше – во сне. Все-все. Мы бежим по берегу, вот-вот рассвет, дон Симон оборачивается с клинком навстречу людям кардинала, а я сажаю в лодку детишек Паскаля. Я помню запах моря, крики чаек…
Ну нельзя же так бессовестно передирать у Дюма! Лидия попыталась взять чашку, но руки дрожали. При всей своей воспитанности и умении вести светские беседы она относилась к большей части рода людского несколько отстраненно, видя в его представителях прежде всего обладателей кровеносных сосудов и эндокринной системы. Исключение представляли лишь Джеймс, Джозетта, Энн и Элен. Поэтому она не имела ни малейшего понятия, как предостеречь эту глупышку, как уберечь ее от зловещего очарования наведенных вампиром снов.
– Мисс Поттон, – сказала наконец Лидия, стараясь не повышать голоса, – передайте, пожалуйста, дону Симону мою благодарность, но я взрослая женщина и вполне способна путешествовать самостоятельно. Я не нуждаюсь в попутчице. И в нем тоже не нуждаюсь. Но если вы примите мой совет… – Мисс Поттон слушала ее напряженно, и Лидия почувствовала с отчаянием, что выбрала не те слова. Не в силах придумать ничего другого, она продолжила: – Мой вам совет: вернитесь в Лондон. – Фраза прозвучала поучающе. – Не имейте больше дел с доном Симоном. Если бы вы увидели его хоть раз не во сне, а наяву…
– Я не могу вернуться. – Ее маленький упрямый рот торжествующе поджался. – Я подала миссис Уэнделл заявление об уходе вчера за завтраком. Я не могла иначе – с того момента как дон Симон появился в моей комнате, заговорил со мной, поднял меня ото сна, который я называла жизнью. Я сказала миссис Уэнделл, чтобы она подыскала кого-нибудь другого, кто бы следил за ее мерзкими детьми, потому что я не займусь этим больше никогда.
Лидия попробовала представить свою тетю Гарриет, выслушивающую во время завтрака нечто подобное от Нанны… Нет, Нанна просто бы не осмелилась. Где бы она потом нашла работу?
– Семьи у меня нет, – продолжала мисс Поттон. – Я доверяю себя, свою судьбу в руки дона Симона точно так же, как он доверился мне. И это… правильно. Верно. Хорошо.
– Мне кажется, было ошибкой, – бросила Лидия, – позволить вам воспитывать детей. Сколько лет вы прослужили у миссис Уэнделл?
Губы мисс Поттон дрогнули, и она отвела глаза, скрывая слезу. Гнев прошел, и Лидия теперь ясно увидела, что эта неуклюжая девушка всего на несколько лет моложе ее самой. Но мисс Поттон не учили скрывать своих чувств – возможно, просто не было денег на обучение.
Неудивительно, что Исидро выбрал именно ее, когда шел по ночному Лондону, ища, в чьи сны ему вторгнуться.
– Извините… – пробормотала Лидия. Но, конечно, тому, что она сказала перед этим, не могло быть никаких извинений.
Мисс Поттон покачала головой.
– Нет, – сказала она и подкрепила силы глотком кофе. Ее голос уже не отдавал мелодрамой, как прежде. – Нет, вы правы. Всю жизнь я мечтала вырваться оттуда. Дэвид и Джулия действительно были ужасные создания. Но это не означает, что сказанное доном Симоном – неправда. Думаю, я потому и рвалась оттуда, что догадывалась о другой жизни. Вернее – о других уже прожитых мною жизнях.
– Их не было. – Лидия чувствовала себя чудовищем, отбирающим у ребенка рождественским утром новую куклу и на глазах у него разбивающую ее молотком.
Но в кукле этой таился скорпион. Белый богомол, изящный, вкрадчивый и сверхъестественно тихий, следящий за жертвой из темноты.
– Год назад Исидро рассказывал моему мужу, что вампиры могут читать сны живых людей, – медленно продолжала Лидия. – Исидро – очень старый вампир, очень искусный, кажется, самый старый вампир в Европе. Очевидно, он способен не только читать сны. Цель моей поездки в Вену настолько важна для него, что ему надо ехать со мной, но он отказывается это сделать, пока я не соглашусь взять компаньонку. Так, видите ли, дамы ездили в его времена! Странно, как это он еще не потребовал прихватить священника и вышивальщицу. Теперь понимаете, зачем вы ему понадобились?
Мисс Поттон молчала, трогая еле заметную штопку на пальце перчатки.
– Возвращайтесь в Лондон, – сказала Лидия – Объясните миссис Уэнделл, что ездили выручать беспутного брата или пьяницу-отца. Даже если она уже взяла новую гувернантку, может быть, она даст вам рекомендацию и вы сможете получить место. Не делайте глупостей! Не слушайте Исидро!
Мисс Поттон так ничего и не ответила. По бульвару прокатил мотор, подпрыгивая и грохоча, как целая компания американских ковбоев. Где-то проблеял трамвайный рожок.
– Вы здесь вообще ни при чем. Скажите Исидро, что он… что я готова с ним ехать, но прошу не вовлекать в это дело еще и третьего… Хотя, возможно, вы даже не знаете, где его теперь искать?
– Нет. – Лидия скорее прочла это по губам, нежели услышала.
– Нет… – Она вспомнила древнюю дверь с новым замком и дом на площади, не обозначенной ни на одной из карт Лондона. Открыла сумочку и извлекла туго свернутую пачку купюр. – Возьмите и возвращайтесь в Англию. Сегодня же.
Мисс Поттон встала, выпрямилась.
– Я не нуждаюсь в ваших деньгах, – тихо произнесла она. – Уверена, что дон Исидро обо мне позаботится.
И, шурша юбкой, с достоинством удалилась.
На Гар де л’Эст Лидия прибыла к семи. С болью в сердце отказавшись от посещения известнейших в Париже магазинов, она заставила себя спуститься по рю Сен-Дени к центральному продовольственному рынку и прикупить там чеснока, аконита и шиповника. В сопровождении двух носильщиков она шла по платформе к Венскому экспрессу и удивлялась отваге Маргарет Поттон: бросить место гувернантки, собрать пожитки, пересечь Ла-Манш и оказаться в незнакомой стране без хорошего знания языка! А потом еще войти в обеденный зал отеля и обратиться к совершенно незнакомому человеку: «Я все знаю о предстоящем вам путешествии и буду вашей попутчицей, потому что меня об этом попросил вампир…»
Нет, сама бы она ни за что на такое не отважилась.
А ради Джейми?
Ну разве что ради Джейми…
Лидия глубоко вздохнула.
При других обстоятельствах она бы отнеслась к откровениям мисс Поттон с недоверчивым изумлением. Люди подчас верят в самые невероятные вещи – возможно, именно поэтому Лидию и привлекала работа исследователя. И все же она чувствовала себя виноватой в том, что не смогла переубедить эту девушку.
Ей пришло в голову, что лучше всего было бы после первых слов мисс Поттон изобразить непонимание и произнести ледяным тоном: «Простите?…»
Оставалось лишь надеяться, что она вернется в Лондон…
Куда?
Исидро не позволит ей этого сделать.
Будь он проклят! – подумала она яростно и беспомощно. – Если он ее тронет, если он посмеет ее тронуть…
То что? – снова шепнул внутренний голос.
Мисс Поттон сделала свой выбор.
А Лидия – свой. Она едет в Вену, где будет иметь дело с графом-вампиром и, возможно, не с ним одним, не говоря уже об австрийских тайных службах.
Шаг за шагом, – подумала она.
Если Джейми телеграфировал ей в понедельник из Мюнхена, к ночи он должен был прибыть в Вену. Сегодня пятница. Прошлой ночью она позвонила миссис Граймс по телефону с вокзала Черинг-Кросс и удостоверилась, что новостей о нем нет. «Четыре дня он там с доктором Фэйрпортом, – думала она. – С предателем, жаждущим бессмертия. Четыре дня под угрозой столкновения с Эрнчестером, Игнацем Кароли и бог знает с кем еще».
Носильщики, погрузив вещи Лидии в багажный вагон, отнесли маленький чемодан, шляпные коробки и несессер в купе, расхваливаемое конторой мистера Кука. Сразу после разговора с мисс Поттон Лидия взяла в отеле справочник Брадшо и долго выискивала поезд, который бы отбывал в Вену до захода солнца, но хотя поездов было множество – через Цюрих, Лион, Страсбург, – самым быстрым оставался Венский экспресс. Чем скорее, тем лучше. Джеймсу грозила опасность.
Может быть, он уже пленник.
Или, может быть…
Она отогнала эту мысль прочь.
Купе оказалось удобное, с панелями из красного дерева и бархатной обивкой, электрический светильник напоминал покрытую инеем лилию. Оставшись одна, Лидия вынула заколки и, сняв вычурную шляпу нефритово-баклажанных тонов, положила ее на сиденье. За окном расплывалась импрессионистскими мазками станционная платформа, и Лидия некоторое время искала глазами коричневый мазок, означающий Маргарет Поттон. Затем открыла несессер и извлекла оттуда очки. Лица за окном обрели четкость. Лежащий на столике буклет сообщал, что ужин будет накрыт в вагоне-ресторане в восемь тридцать, но тревога за Джеймса и темный страх возможной встречи с Исидро отбили всякий аппетит. Вдобавок болела голова, и Лидия вспомнила, что последний раз она ела в отеле. Те самые три четверти круассана. А затем появилась Маргарет Поттон.
Она смотрела в окно, пока поезд не тронулся. Потом откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза, вздохнула.
Джейми…
– Если позволено будет так выразиться, сударыня, – мурлыкнул, скользнув, как шелк по коже, некий голос, – вы сами себе создаете трудности. Будь я вашим супругом…
Лидия резко обернулась, чувствуя гнев, страх и (против ее воли) глубокое облегчение, отчего гнев ее возгорелся еще сильнее.
– Будь вы моим супругом, – язвительно ответила она, – я бы потребовала раздельного проживания. – Сорвала очки и спрятала под лежащую на сиденье шляпу.
Он стоял в дверном проеме – тень, статуя из слоновой кости. На пальце мерцало золотое кольцо. В коридоре за плечом Исидро блеснули линзы пенсне.
– Вы его имеете. – Он ступил в купе, окинув единым мановением руки красное дерево, бархат, светильник.
Упырь был сыт. Лицо и губы его обрели розоватый оттенок, что делало дона Симона удивительно похожим на человека.
Лидию чуть не вырвало. И у этой твари она хотела просить совета?
– Купе мисс Поттон находится в другом конце вагона, – продолжал Исидро. – Не составите ли нам компанию для карточной игры?
Лидия встала, стройная, прямая в своем дорожном платье телесного шелка с янтарным отливом:
– Отправьте ее домой!
– Я уже говорила вам, что не собираюсь… – начала было мисс Поттон, но Исидро поднял палец.
– Это невозможно.
– И останется невозможным, когда мы достигнем Вены? – Лицо Лидии было почти таким же бледным, как у вампира. – Вы убьете ее, как только вернетесь в Лондон? И меня, и Джеймса, чтобы сохранить секрет, который Эрнчестер собирается выдать Австрии?
Черты его не дрогнули, но в глубине прозрачно-желтых глаз скользнула мысль. «Перебирает возможности? – предположила она. – Или просто придумывает очередную байку?»
– Вы превосходно хранили секреты в течение целого года, – помедлив, сказал он. – Уверен, что мисс Поттон сумеет хранить их не хуже.
Поезд тряхнуло на стрелке; за окном полетели каскады огней. В коридоре затявкала собачонка. Хозяйка тут же на нее прикрикнула.
– Я так понимаю, что ужин будет накрыт в полвосьмого. – Исидро указал на буклет, не коснувшись его пальцем. Жест, как всегда, был скуп, еле намечен, словно за долгие годы Исидро надоели человеческие движения, мимика, речь. И Лидия вспомнила вдруг древние межевые камни близ Уиллоуби-Клоуз, где прошло ее детство.
– Предлагаю, если не возражаете, перейти в купе мисс Поттон. Вы играете в пикет, сударыня? Превосходнейшая из игр, повторяющая в миниатюре все людские дела. Уверяю вас, – добавил он, встретив взгляд Лидии, – что ни у вас, ни у нее нет причин бояться меня.
– Я и не боюсь, – сказала Маргарет.
Исидро по-прежнему смотрел на Лидию.
– Я не верю вам, – сказала она.
Вампир отдал поклон:
– Эта новость разбила мое сердце.
А в следующий миг он исчез. Маргарет, как и Лидия, не уловившая момент его ухода, сначала остолбенела, затем кинулась по коридору в сторону своего купе, забыв даже извиниться.
Мисс Поттон вернулась через полчаса и тихо постучала в занавешенное окошко. Лидия, так и не собравшаяся за все это время надеть пенсне и достать прихваченный в дорогу номер немецкого медицинского журнала, прервала созерцание цветовых пятен и сказала:
– Войдите.
Гувернантка запнулась на пороге, будто опасаясь выговора. Свою неописуемую шляпу она сняла. Волосы ее были гладко зачесаны и заколоты на макушке. В сновидении они выглядели куда роскошнее: тяжелые, шелковистые, черные, как ночь.
Я назвала ее дурой, – вспомнила Лидия, заметив неуверенность в ее глазах.
Но она и есть дура!
Однако сколько ей об этом ни тверди, толку не будет.
Лидия глубоко вздохнула, поднялась и взяла ее за руку.
– Извините, – сказала она. – Я не верю ему, но это еще не повод… сердиться на вас.
Мисс Поттон робко улыбнулась в ответ. «Пытается представить, – сообразила Лидия, – путешествие в обществе холодной и враждебной попутчицы».
– Ему можно верить, – сказала Маргарет, и голубые глаза ее были серьезны. – Он настоящий джентльмен.
Холодный убийца, забывший за три с лишним сотни лет, что значит быть человеком.
– В этом я никогда не сомневалась, – сказала Лидия. – Он там? – Она указала глазами в сторону коридора. Маргарет кивнула. – Не могли бы вы подождать меня здесь? Мне надо сказать ему пару слов наедине…
Исидро раскладывал солитер. Рядом с картами (четыре колоды) на столике лежали абака, счетная машинка и записная книжка. Свет из коридора бледно отразился в его глазах. Само купе было погружено в темноту.
– Вы призвали ее ради меня? Потому что леди не должна ездить одна, я правильно вас поняла?
Он утвердительно наклонил голову, в полумраке очень похожую на череп.
– Не значит ли это, что леди также не должна ездить в одной компании с заведомыми убийцами?
– С одним из них, сударыня, вы делите ложе вот уже семь лет, – ответил ей еле слышный голос. – В мое время леди ездили с убийцами постоянно, что было вполне разумно, ибо леди нуждаются в защите. – Белая рука, почти бестелесная в тени, метала карту на карту, перебрасывала кость на абаке, делала пометки в блокноте.
– Было ли принято в ваше время, – упорствовала Лидия, – выполнять просьбу путешествующей дамы?
– Да, если просьба не была глупой. – Он перевернул карту и сделал очередную пометку.
– Я не желаю, чтобы вы убивали, пока мы путешествуем вместе.
Еще одна карта – неразличимая в пепельном сумраке. Он даже не взглянул на Лидию.
– Разве только чтобы угодить вам…
Секунду она стояла, прерывисто дыша. Потом повернулась и устремилась по коридору в сторону ресторана, оставив его переворачивать в темноте карту за картой.
6
– Мой дорогой Эшер, ужасная ошибка… ужасная ошибка – Доктор Бэдфорд Фэйрпорт поддернул серые нитяные перчатки и посторонился, давая пройти дюжему белобрысому полицейскому, доставившему в участок музыкально настроенного пьяного. Вена заслуженно пользовалась репутацией города музыки. Оба пьяницы, с которыми Эшер провел прошлую ночь в камере, тоже все время пели, правда, несогласованно: один был поклонником Вагнера, другой предпочитал Штрауса. Долгая выпала ночь.
– Ошибка, черт! – Эшер закрыл саквояж, удовлетворенный хотя бы тем, что содержимое его осталось нетронутым. Даже слепки ключей были на месте, в потайном отделении. Чиновник в мундире предложил ему расписаться, другую бумагу он вручил Фэйрпорту. – Видимо, Кароли заметил меня, когда я давал телеграмму в Мюнхене. Полагаю, я еще легко отделался.
– Досточтимый герр остается с герром профессором доктором Фэйрпортом?
Эшер заколебался. Фэйрпорт сказал:
– Да-да, конечно! Никаких отговорок, мой дорогой Эшер, – добавил он, когда они вдвоем вышли в солнечный подернутый дымкой день. – Коль скоро я поручился за ваше поведение в полиции, других вариантов быть не может. Все будет как в старые добрые времена.
С несколько кислой улыбкой Эшер припомнил чистую спаленку наверху строения, бывшего старой конюшней в «Фрюхтлингцайт» – санатории, прячущемся в тишине Венского леса.
– Вы, должно быть, провели ужасающую ночь, – щебетал Фэйрпорт. – Чудовищная безответственность! Я напишу о злоупотреблениях полиции в «Нойе Фрайе Прессе»! Поместить свидетеля в общую камеру! Вы могли подхватить там что угодно – от туберкулеза до оспы и холеры! – Старик закашлялся, и Эшер вспомнил, что у самого Фэйрпорта был туберкулез, оспой же он переболел в детстве. Его молочно-белая кожа была как бы попорчена мышами.
Выглядел он скверно. Впрочем, по-другому он никогда и не выглядел. Тринадцать лет назад, когда они встретились впервые, Эшер удивился, услышав от Максвелла, главы венского отделения, что доктору всего-навсего пятьдесят четыре года. Преждевременно сгорбившийся, сморщившийся, поседевший, он напоминал инвалида, что, по мнению Эшера, вряд ли способствовало репутации его лечебницы.
Но жители Вены, очевидно, полагали иначе. Они стекались в отдаленное поместье и платили огромные суммы за «негу покоя» и «омоложение» посредством химии, электричества и эзотерических ванн. Глядя сверху вниз на сутулого человечка (даже выпрямившись, он был бы по плечо Эшеру), Джеймс невольно задумался: не была ли борьба Фэйрпорта с людской старостью вызвана ненавистью к собственным недугам.
По расчетам Эшера, Фэйрпорту вот-вот должно было стукнуть семьдесят. Старик прихрамывал, так что иногда Джеймсу даже хотелось поддержать его. Лицо, усохшее от возраста; дрожащие руки, как всегда, затянуты в серые нитяные перчатки. Фэйрпорт покупал их дюжинами; надев раз, тут же отдавал в стирку, так что пару он изнашивал меньше чем за неделю. «Лидия бы уже поставила диагноз», – машинально отметил Джеймс.
Даже в облачный день город был ярок, как встарь. Лабиринты улиц пролегали среди подобных утесам зданий, коричневых и кремовых, с их якобы мраморными гирляндами, гримасничающими театральными масками, позолоченными решетками, крошечными балконами, мощеными внутренними дворами за большими мрачными дверьми.
Роскошная черная карета, просияв начищенной до золотого блеска медью, поравнялась с ними – и остановилась. На козлах сидел огромный мужичина и хмурился из-под тяжелых обезьяньих надбровий. Столь же внушительный лакей спрыгнул с запяток, распахнул дверь, и Эшеру подумалось, что, должно быть, старик преуспевает в делах, коль скоро может позволить себе ездить с таким шиком.
– Осмелюсь предположить, вам потребуются горячаяв анна и хороший отдых. – Фэйрпорт отстранил взмахом трости кинувшегося помочь ему лакея. – Благодарю вас, Лукас… Я телефонировал Холивеллу – он сейчас глава венского отделения, вы помните его? Дал ему знать о вашем прибытии, но если вы чувствуете себя достаточно хорошо, можно устроить встречу сегодня вечером.