- Фрау Эшер, если уж вы желаете услышать о необычайных клиентах, то вам лучше поговорить с Якобом Цайттельштейном. Вот уж кому попался эксцентричный малый! Представляете: огромный древний лабиринт заброшенных дворцов в самом центре города! Аккредитивы компаний и корпораций, о которых никто слыхом не слыхивал! Работать - только в определенных условиях! Сам заказчик при свете дня не появляется вообще, присылает взамен себя каких-то головорезов, умеющих лишь двери открывать! Отказывается встречаться в пятницу, субботу и воскресенье, сам не знает, чего хочет, постоянно заставляет все переделывать - и в спешке, в спешке, в спешке... - Он вновь засмеялся и отхлебнул чаю. - Бедный старый Якоб рвет на себе волосы и клянет тот день, когда впервые услышал об этих аммиачных холодильных установках.
      - Холодильных? - переспросила Лидия.
      - Холодильных? - Исидро чуть откинулся в кресле и плотнее закутался в плед.
      "Рефлекс, - подумала Лидия. - Рефлекс, сохранившийся с тех пор, когда его тело еще само вырабатывало тепло".
      - Может быть, он хочет хранить кровь в бутылках? - предположила Маргарет. - Так бы ему не пришлось пить ее из... из людей.
      - Вампиры питаются не только кровью, но и человеческой агонией. Замораживать кровь бессмысленно, - заметила Лидия, а мгновение спустя пожалела, что вовремя не прикусила язык. Маргарет вспыхнула и бросила виноватый взгляд на Исидро, как бы желая сказать: "Да не обращайте вы на нее внимания, она просто не понимает!"
      Впрочем, ни фраза Лидии, ни умоляющий взгляд Маргарет на вампира впечатления не произвели.
      - Это уже пробовали, - мягко сказал он. - И, как мне кажется, не столько из соображений гуманности, сколько из соображений удобства. Замороженная кровь теряет свои качества. Во всяком случае, в Константинополе, где так много бродячих псов, хранить кровь незачем.
      - Знаете, я удивлялась... - начала было Лидия, но осеклась. Спросить Исидро прямо, не питался ли он все это время собачьей кровью, показалось ей крайне бестактным.
      Желтоватые глаза на миг задержались на ее лице, но понять их выражение было трудно. Конечно же, он уяснил суть не заданного ею вопроса.
      - Я ни разу не слышал, - заговорил он как ни в чем не бывало, - чтобы холод причинял вред бессмертным или хотя бы погружал их в сон среди ночи. Вампиры Санкт-Петербурга зимой обитают в пустых дворцах, чьи хозяева подались на Крымскую Ривьеру, - и прекрасно себя чувствуют. А вот когда им приходится нелегко, - добавил он, обращаясь в основном к Лидии, - так это во время белых ночей. Но зимой они гуляют чуть ли не до девяти утра. Холод, при котором замерзают живые, им нипочем. Правда, Мастер Петербурга рассказывал мне, что в холода страдает от боли в суставах. Однако...
      Он покосился на пухлые гроссбухи, сваленные на столе рядом с керосиновой лампой, принесенной мадам Потонерос. Клерк из посольства доставил их сюда после полудня вместе с запиской от леди Клэпхэм: "Не спрашиваю, зачем это вам понадобилось, милая, только все, что там можно было изучить, уже изучено. Красные - Оттоманский банк, серые - Немецкий. Боюсь, к утру все это нам придется вернуть".
      Это "нам придется" просто умиляло. Похоже, леди Клэпхэм и впрямь почитала себя главой британской разведки - во всяком случае, в Константинополе.
      - Будет любопытно взглянуть, насколько глубоко Мастер этого города запустил пальцы в дела империи, - промолвил дон Симон.
      - Если тот, кого мы ищем, и есть Бей.
      - Больше некому. - Исидро поднялся и скинул плед.
      Мисс Поттон тут же принесла его плащ, причем ревниво покосившись на Лидию, будто та собиралась оспорить это ее право. - Деньги, вливаясь в то, что называется экономикой, начинают жить собственной жизнью. Хозяева всех крупных городов прекрасно об этом осведомлены и по мере сил участвуют в этой жизни. Потому они и Мастера. Думаю, после июльского переворота Бей вынужден был перейти от старых форм собственности (золотые клады, скупка земель) к новым. В этом его главная защита от чужака (если это чужак) или от взбунтовавшегося птенца. А также от возможных посягательств со стороны смертных.
      - А у его противника тоже есть финансовая база?
      - Сомневаюсь. Большинство птенцов относятся к капиталу весьма легкомысленно. Они полагают, что бессмертия им вполне достаточно.
      И пока он принимал плащ из рук Маргарет, Лидия успела рассмотреть, что золотое кольцо свободно болтается на его пальце. Так бывает, когда плоть съеживается от холода, старости, смерти.
      - Что до меня, то я намерен искать Антею и Эрнчестера так, как это принято у нас. Я прослушаю ночные кварталы, где живет беднота, и те места, куда смертные не заглядывают. Если Джеймс жив, как уверяет Кароли, стало быть, зачем-то он нужен Олюмсиз-бею. Хотя бы в качестве приманки для Чарльза и Антеи. А Кароли, очевидно, предлагает Бею какую-то сделку, обещая в эти смутные времена поддержку своего правительства.
      - Но зачем... - беспомощно начала Лидия, но Исидро покачал головой.
      - Мы движемся в тумане, наведенном, как кажется, не одним Беем, негромко сказал он. - Возможны ведь и другие варианты, кроме вторжения чужака. Измена выводка, к примеру. Мы должны изучить все, что сумеем. Допустим, вы как врач можете открыть нечто такое, что ускользало от внимания самих вампиров. Затем, подобно рыцарям, ищущим Грааль, мы соберемся снова и расскажем друг другу о наших поисках и сопоставим данные. Не теряйте надежду.
      - Да, - сказала Лидия, прислушиваясь к себе. - Да. По меньшей мере я знаю, что Джеймс жив. Если Кароли сказал правду. Хотя я обратила внимание, что он так и не ответил, когда именно видел Джеймса. Может быть, несколько дней назад. Но мы действительно должны сделать все, что можем.
      - Наблюдательность, достойная афинских мудрецов, - мрачно изрек вампир и, протянув руку, взял Лидию за пальцы. - Мне нужно сказать вам пару слов.
      Чувствуя спиной взгляд Маргарет, Лидия вышла за ним из гостиной на лестничную площадку.
      Он стоял спиной к лампе, так что свет лишь слегка касался его скулы и подбородка. Паутинчатые волосы сияли наподобие нимба. В наглухо запахнутом плаще он напоминал Смерть на оперных подмостках.
      - Вы раскрыли мой секрет. - В его мягком голосе Лидии почудилась ирония. - Можно питаться и кровью животных, хотя она не согревает, а агония не утоляет мозгового голода. Я не хочу шокировать Маргарет и разрушать созданный ею образ. Сами подумайте: байронический герой, пьющий кровь собак! Да еще таких собак! А вы врач, вам это все равно...
      Лидия рассмеялась, страх и напряжение на миг отпустили ее.
      - Я думаю, вы просто хотите скрыть это из тщеславия.
      Исидро приостановился, придерживаясь рукой за перила.
      - Конечно, я тщеславен, - сказал он. - Все бессмертные настолько тщеславны, что не допускают и мысли, будто могут умереть, как все прочие.
      Хотел идти, затем вернулся и бережно, чтобы не обжечься о серебряный браслет, поднес ее руку к губам.
      Когда он исчезал в тени лестничного пролета, Лидия сказала:
      - Будьте осторожны... Неизвестно, услышал он это или нет.
      Когда Лидия вернулась в гостиную, Маргарет поспешно сунула в корзинку для рукоделия бумагу, которую за секунду до этого читала. Глаз не подняла, и в молчании компаньонки Лидии почудился упрек.
      Приняв пододвинутую пачку серых счетов Немецкого банка, она спросила с неловкостью:
      - Вы знаете хоть, что именно мы ищем?
      - Счета от новых корпораций за июль-август, оплаченные золотом или уступкой земельной собственности через другие корпорации или через другой банк, - повторила Маргарет недавние слова Лидии, как школьница, отвечающая затверженный ненавистный урок.
      - Еще обращайте внимание на переводы от таких корпораций за первую неделю октября: десять тысяч марок или двенадцать с половиной тысяч франков... А если вам попадутся счета от "Цванцигштейархундерт Абкулунггессельшафт" или от кого-либо из этих лиц... - Лидия передала Маргарет листок, на котором были выписаны имена тех, кто, по мнению Разумовского, мог подкупить начальника дворцовой стражи. - ...пожалуйста, дайте мне знать.
      - Я понимаю, - терпеливо отозвалась Маргарет и положила листок перед собой, даже не потрудившись его перевернуть. Лидия подавила раздражение. В любом случае без помощи мисс Поттон ей ни за что не справиться до утра с этой грудой бумаг.
      На секунду вспомнилось сновидение: мисс Поттон, ожидающая возле готической башни появления некоего всадника, и прячущийся от нее в тени Исидро. Прячущийся... Может быть, потому, что не хочет показываться ей на глаза в своем истинном облике, заставляющем вампиров обходить зеркала подальше?..
      Все бессмертные тщеславны...
      - Госпожа... - Стефания Потонерос вошла, замешкалась на пороге. В руках у нее были два жестких кремовых конверта.
      Первое послание было на английском, отпечатанное на бланке "Цванцигштейархундерт Абкулунггессельшафт" и скрепленное подписью секретаря:
      Миссис Эшер!
      К сожалению, вынуждены Вам сообщить, что гepp Якоб Цайттельштейн не сможет Вас принять на этой неделе, поскольку в данный моммент находится в Берлине. Когда он вернется в Константинополь в следующую среду, он, несомненно, будет рад встретиться с Вами.
      Искренне,
      Аврам Костнер,
      личный секретарь герра Цайттельштейна.
      В среду... - с ужасом подумала Лидия. - И еще неизвестно, сумеет ли он выкроить время для встречи в первый же день. Джейми может погибнуть...
      Или уже погиб.
      Дражайшая мадам! - Tак начиналось второе послание, написанное по-французски. - Кажется, мы обнаружили того сказителя, кoтopoгo искал ваш муж. С вашего позволения я пришлю за вами свой экипаж завтра в десять утра. Teм не менее готовтесь к длительной пешей прогулке.
      Самый ваш покорный слуга
      Разумовский.
      - Позволено ли мне будет спросить, эфенди? - Лежа на лавке, Эшер слегка повернул голову, сморгнул капельки пота. В густом пару крохотной бани (калдериума, как их именовали римляне) Мастер Константинополя представлялся ему сливающимся со стеной мраморным изваянием, так что Джеймс временами сомневался, видит ли он его вообще.
      - Тебе это всегда позволено, Шехерезада, - раздался из горячего тумана ответ Олюмсиз-бея, и красные отсветы жаровни вспыхнули в его зрачках. Ленивая насмешка просквозила в его голосе, когда он произнес кличку, данную Эшеру за то, что, будучи на волосок от смерти, тот продолжал интересоваться древними словами и легендами. - В мире бы не было мудрости, если бы люди не задавали вопросы.
      - Чего ты хочешь от графа Эрнчестера?
      Время близилось к полуночи. Сразу после захода солнца Зардалу и прочие птенцы отвели Эшера в огромный подземный резервуар без воды, похожий на пещеру с колоннами, вручили ему жестяной фонарь и оставили в этом каменном лесу.
      - Веди себя так, будто ищешь кого-то, инглиз, - шепнул ему глумливо евнух. - Озирайся - вот так! - и прижимай руку к сердцу, как бы пораженный любовью.
      Остальные рассмеялись - словно тихо завибрировал металл - и растворились во мраке, бросив его одного.
      Он прогуливался точно так же, как на кладбище, а вокруг шатались и приседали тени. Колонны здесь были всех ордеров: стройные ионические с бараньими рогами капителей; гладкие и толстые дорические - все в следах влаги. Пол под ногами представлял собой сухую корку грязи. Кругом лежала ночь, движение холодного воздуха подсказывало Эшеру, что выходов отсюда несколько. И только было он подумал, что, к счастью, свеча в фонаре забрана стеклом, как огонек внезапно погас, словно его задули сквозь колпак.
      Он отступил на шаг, прижавшись спиной к ближайшей колонне и борясь с нахлынувшими внезапно равнодушием и сонливостью. Сунул руку в карман, где у него хранились спички, завернутые в провощенный шелк, - и тут ноздрей его коснулся запах старой крови. Рука, подобная по силе слесарным тискам, взяла его за кисть, но прежде, чем он успел размахнуться фонарем или хотя бы закричать, хватка разжалась.
      Затем что-то прошелестело во тьме, и Эшер, выхватив из кармана спички, чиркнул одну из них дрожащими пальцами.
      Он был один.
      - Моя дорогая Шехерезада. - Голос прозвучал неожиданно близко. Эшер снова моргнул и увидел Мастера Константинополя стоящим перед мраморным столом, на котором лежал он сам - нагой, с обернутыми полотенцем бедрами. Это касается лишь вампиров, но не смертных. Я сомневаюсь, чтобы смертному было под силу это понять.
      - Это касается и тех, кто намерен остаться в живых. - Эшер сел. Коричневые мокрые волосы упали на глаза. Банщик Мустафа отступил на шаг. Эшер не предполагал, что служащие Бею люди все немые, тем не менее добиться от них слова было весьма затруднительно. Когда они приносили ему еду, меняли простыни и наволочки или сопровождали в библиотеку, глаза у них были как у сторожевых псов. - После отъезда Эрнчестера квартиру его жены обыскали по твоему приказу?
      - Я велел Кароли уничтожить ее, - коротко сказал Бей. Его оранжевые глаза холодно мерцали. - Вся его сила в этой женщине. Не нужно быть колдуном или чтецом чужих мыслей - подчас достаточно простого разговора. Он провел здесь, будучи живым, восемнадцать месяцев, и не было дня, чтобы он не вспоминал о ней, не было ночи, чтобы она ему не снилась! Когда я услышал, что они оба стали бессмертными, я подумал, что Мастер Лондона совершает большую глупость. Она имеет над мужем огромную власть.
      - То есть Кароли тебе не подчинился?
      - Глупый мадьяр решил, что способен пренебречь целями бессмертного! Левая рука Бея ласкала обтянутую шелком рукоять серебряной алебарды. Очевидно, древко было из осины - для такого старого вампира, как Олюмсиз-бей, нескольких слоев шелка вполне хватало, чтобы не обжечься. На шее у Мастера Константинополя висел кинжал в ножнах - видимо, тоже серебряный. - Это она освободила его в Вене и убила тех, кто был к нему приставлен?
      Эшер покачал головой:
      - Это сделали венские вампиры. Кароли приводил жертвы для Эрнчестера.
      - Дурак! - Бей гневно отвернулся. Его тощее тело, казалось, лишено мускулов, волосы на груди и руках отливали прозрачной рыжиной. На бледной коже капельками оседал пар. - Человечишко решил поступить по собственному усмотрению вместо того, чтобы выполнить мой приказ, смысл которого ему не понять. Да и тебе тоже, - добавил он, оборачиваясь.
      - Зачем ты тогда имеешь с ним дело?
      - Глуп тот, кто отбрасывает бревно во время кораблекрушения, Шехерезада. Он самонадеян, думая, что я выполню хоть один приказ его христианского императора. Но в трудные времена необходим союзник.
      - А времена - трудны? - быстро спросил Эшер. - Вот почему ты так упорно охотишься за леди Эрнчестер? Не только ради власти над графом, но еще и ради того, чтобы вырвать ее из рук Кароли? Но он выйдет на твоих птенцов, если уже не вышел.
      Пар всколыхнулся. Расшитая кожаная занавеска, закрывающая вход в парную, отдернулась. На пороге стоял Саид, голова его - бритая, как у Бея,блестела испариной.
      - К тебе пришли, Господин. Миканик. - За исключением последнего (персидского) слова всю фразу он произнес по-турецки. Это была самая длинная тирада, какую Эшер когда-либо от него слышал.
      - Надеюсь, ты простишь меня. - Мастер Константинополя низко поклонился, двинулся к занавеске, оглянулся. - Не связывайся с моими детьми, Шехерезада, - сказал он, и Эшеру показалось, что на него смотрит гигантский муравей из своей янтарной тюрьмы. - Это неблагоразумно. Не доверяй им. Они много чего тебе наобещают удачный побег, безопасность, даже поцелуй, дарующий вечную жизнь. Но это ложь. Они все предатели. Они завидуют друг другу, завидуют власти, которой кто-то из них якобы владеет, а больше всего они завидуют мне. Но Мастер этого города - я. И города, и всего, что в нем есть. - Бей поднял свое серебряное оружие, отсветы жаровни скользнули по лезвию. - А менее всего интересуйся Эрнчестером. Ничего, кроме смерти, это тебе не принесет.
      Когда он вышел, Эшер вновь распростерся на мраморном столе, с наслаждением огладив повязку на ребрах, только что смененную Мустафой. Ножевая рана заживала быстро. И пока банщик разминал ему мышцы и выворачивал суставы, Эшер вытянул правую руку и принялся рассматривать ее в тусклом красном свете.
      От кисти и почти до локтя тянулись страшные шрамы, оставленные парижскими вампирами. Рядом чернели свежие синяки - следы пальцев, ухвативших его сегодня в темноте. Он поправил повязку на боку и; вытянув вперед еще и левую руку, сравнил темные отпечатки с собственной пятерней.
      Его рука была меньше.
      У Эрнчестера, как помнится, ручки и вовсе маленькие.
      Выводок Бея вернулся за Джеймсом тогда довольно быстро. Ему вновь завязали глаза и повели в Дом Олеандров, то и дело затемняя сознание, так что в себя он пришел лишь в восьмиугольном византийском зале возле покоев самого Бея.
      В прошлый раз, когда возвращались с кладбища, Зардалу, надо полагать, допустил серьезную ошибку, позволив Эшеру хотя бы отчасти запомнить дорогу.
      Доставив его в Дом Олеандров, Зардалу и другие немедленно отправились на охоту и, надо полагать, вернутся еще не скоро. После бани Эшер надел чистое льняное белье, затем - ношеные серые брюки, жилет из красной шерсти, а поверх всего - старое мешковатое пальто, пошитое явно в самом Стамбуле. Джеймс шел по коридорам к себе в комнату, а по пятам за ним бесшумно следовал Саид. Маршрут этот был уже изучен Эшером. Знал он теперь и то, как именно соединяется этот маленький дворец, принадлежавший когда-то некому византийскому принцу, с несколькими караван-сараями.
      Проходя через двор и через зал, Эшер обратил внимание, что медных ламп в нишах поприбавилось.
      Миканик. Пришел повидаться с Бессмертным Господином.
      Что-то, видимо, связанное с таинственными опытами и с этой странной усыпальницей под домом, пахнущей бензином и аммиаком.
      Часов в Доме Олеандров не водилось, ориентироваться во времени после наступления темноты было довольно трудно. Эшер чувствовал, что дело близится к часу ночи. Саид запер узника на ключ - и отбыл. Предположительно еще два часа птенцы будут охотиться.
      "А менее всего интересуйся Эрнчестером", - сказал Бей. Сам же поддерживает отношения с Кароли.
      Если не считать сухого бассейна в центре, пол в длинном помещении был покрыт замшелыми коврами в четыре слоя. Под четвертым слоем таилась сделанная Эшером отмычка.
      Теперь он ее извлек.
      Бронзовый подсвечник, который он держал открыто - позади небольшой стопки книг, - сослужил Джеймсу еще одну службу: у него теперь было припасено несколько запасных свечей. Эшер сунул их в карман пальто и занялся замком. Когда-то это устройство считалось одним из самых надежных. Каких-нибудь сто лет назад.
      Спустившись по лестнице во двор, Джеймс услышал грозный рык Олюмсиз-бея и, вздрогнув, остановился, прислушался.
      - Прошло три недели, ты, слюна собаки шайтана! - гремел Мастер Константинополя. - Пять дней как поломалось - и еще ни слова от этого человека! Говорю тебе, что дальше тянуть нельзя!
      - Спокойнее, мсье... - последовал сдавленный нервный ответ. - Этот человек вернется в среду. До среды не так уж и далеко...
      Эшер сознавал, что гнев Олюмсиз-бея мог быть вызван лишь очень важными причинами, но, с другой стороны, если его обнаружат здесь с отмычкой и свечами в кармане, можно заранее считать себя покойником. Все инстинкты Джеймса требовали остаться, но по крайней мере, крича на инженера (думал он, бесшумно скользя мимо арки), Бей вряд ли станет прислушиваться к шагам во дворе...
      Кто бы мог представить, что Мастер Константинополя способен так выйти из себя!
      Смешение архитектурных стилей ошеломляло. Дом Олеандров состоял как минимум из пяти древних строений, слившихся в единый лабиринт темных комнат и переходов, но водопроводные трубы редко подвергаются перестройке. Единственный надежный ориентир.
      "Мы слышим шаги рабочих... - сказал тогда Зардалу. - Мы чувствуем запах нафты и алкоголя..."
      Эшер вспомнил насыщенный аммиаком воздух усыпальницы. Комната с деревянным полом, левее - двор с травой между похожих на ядра камней. И два лестничных пролета...
      Ощупывая отмычку в кармане, он двигался, подобно призраку, сквозь Дом Олеандров.
      Язычок пламени бросал отсветы на обитые китайским шелком стены комнат:, обозначал тусклую бронзу под сводами арок. Пройдя сквозь восьмиугольное помещение, выложенное от пола до потолка красными изразцами (из мебели там был один только черно-белый столик для кофе), Эшер очутился в заросшем олеандрами дворике, где среди темных кустов смутно белела какая-то статуя.
      Наконец он обнаружил искомую комнату с проседающим под ногой дощатым полом. Она оказалась маленькой, облицованной желто-голубой плиткой. Затем снова двор, длинный и узкий.
      Луна еще не взошла. В окнах двух низких зданий, стиснувших двор,- ни огонька. Судя по тяжелым округлым аркам и толстым желобчатым колоннам, возведены они были еще римлянами. За дальней стенкой дворика на фоне ночного неба прорисовывался купол еще одного огромного дворца. А это уже строили турки.
      Крыльцо с колоннами - залито чернотой. Неровная мостовая была знакома Эшеру. Чувствуя, что может уже погасить свечку и идти на ощупь, он двинулся налево. Пятнадцать шагов через двор, далее - дверь, пять ступенек - и снова налево. Мрак вокруг был непроглядный. И, возможно, что-то в этом мраке таилось.
      "Или,ничего, - сказал он себе. - Одно из двух".
      Эшер спустился по ступеням. Если бы он не знал о второй лестнице, он бы решил, что зашел в тупик, поскольку проход к ней таился в одной из сводчатых ниш.
      Эта вторая лестница, насколько он помнил, была раза в три длиннее первой. Если он сейчас столкнется на ней с выводком Бея, возвращающимся после ночной охоты, бежать будет некуда.
      Усыпальница скорее всего служила тюрьмой или же складом вещей, куда более ценных или опасных, нежели вино. Низкие кирпичные своды заставляли пригнуть голову, справа несколько раз открывались черные отверстые дверные проемы, ведущие в тесные чуланы. Воздух становился все холоднее.
      Дастлах. Научная установка. В библиотеке Эшеру попадались научные журналы конца восемнадцатого столетия и трактаты на арабском, написанные в те времена, когда исламский мир еще не уступил Европе первенства в науке. Хотелось бы знать, что нужно Мастеру Константинополя от западных инженеров, если он держит это в тайне даже от собственного выводка и приходит в ярость от малейшей задержки?
      Что-то тускло блеснуло в пламени свечи - мерцающая кость в черном горле арки.
      "Здесь", - подумал он.
      То самое место, которое Бей прячет от всех, место, которое он окутал незримым туманом.
      Эшер знал, что если пройдет сейчас до конца коридора и поднимется по лестнице, то окажется перед дверью, ведущей наружу. Но слева от него мерцала решетка из серебряных прутьев, за которой таилось... что?
      Или кто?
      Черный туннель впереди и мерцающая решетка слева.
      Сколько у него еще осталось времени?
      Знать это было необходимо.
      Эшер осторожно двинулся к решетке.
      Слабый свет отразился в воде, разлитой на неровном каменном полу. Коридор за серебряными прутьями был узок и кривоват. Эшер разглядел еще два арочных входа в его левой стене. На ближней из дверей блеснула металлическая пластина замка. Запах аммиака был настолько силен, что Эшеру стоило больших усилий не закашляться.
      Они скоро вернутся: Зардалу, Байкус Кадинэ и другие - ведя с собой очередную жертву, чтобы устроить за ней потом охоту в черных лабиринтах огромного дома...
      Даже сидя взаперти в своей комнате наверху, Эшер долго еще слышал в ту ночь крики бедного армянского юноши.
      Он вернулся в главный коридор, надеясь найти лестницу, ведущую наружу.
      Как и следовало предполагать, в конце коридора его ждала запертая дверь, причем нашел ее Эшер не сразу, хотя стоял на самом пороге. Лишь ощупав каменную стену, он обнаружил петлю и дверное полотно. Это свидетельство страшной власти Мастера Константинополя над разумом смертных окончательно лишило Джеймса присутствия духа.
      Кроме того, замок был врезан в дверь вполне современный; чтобы открыть такой, потребовался бы дубликат ключа, а не самоделка из бронзовой проволоки.
      С бьющимся сердцем он вернулся к серебряной решетке. Тут замок по крайней мере был попроще (видимо, из мягкого металла трудно изготовить что-либо более сложное). Джеймс с величайшей осторожностью ввел отмычку в скважину. Слишком легко было оставить царапину, которую потом неминуемо заметят.
      "Они предатели... - сказал тогда Бей, и отсвет углей из жаровни скользнул по лезвию серебряной алебарды. - Все они предатели".
      В ушах глухо стучала кровь. Скользнув за решетку, он двинулся вдоль стены в обход лужи. Мокрые отпечатки ног могли стоить ему жизни. Опилки, рассыпанные на полу, смягчали звук шагов. Стужа в коридоре была арктическая. Хотелось бы знать, услышит ли Эшер возвращение выводка с охоты. И не следят ли за ним сейчас из темноты оранжевые глаза Олюмсиз-бея?
      - Эрнчестер, - прошептал он, приблизившись к дверям. И та, и другая заперты. Засовы из серебра, а скорее всего из посеребренной стали. Замки навешены новенькие, зато все прочее почернело от древности.
      - Эрнчестер! - снова шепнул он. Насколько остер слух у Бессмертного Лорда? Может ли он слышать звук, отделенный от него толщей камня? - Это Эшер. Вы здесь? Антея на свободе, она в Константинополе...
      Он чуть было не сказал: "Антея жива..."
      Вслушался.
      Далеко-далеко за дверью раздался то ли крик, то ли стон, от которого волосы шевельнулись на затылке. "Преисподняя", - подумал Эшер. Такое можно услышать только у замочной скважины адских врат.
      - Вы слышите меня? Вы меня понимаете?
      В ответ - тишина. Он так и не смог справиться с замком. Руки тряслись и немели - от холода, страха, от сознания, что время на исходе...
      - Я вернусь за вами, - хрипло пообещал он. - Я освобожу вас...
      Потому что мне нужна ваша помощь, - с кривой усмешкой мысленно добавил он. - Услуга за услугу...
      Легкое, едва заметное движение холодного воздуха - сердце остановилось, словно пронзенное ледяным лезвием, и тут же зашлось частыми ударами. Эшер поспешно задул свечу, моля Бога, чтобы аммиачная вонь не позволила птенцам почуять запах дыма. А также запах его живой крови.
      Из темноты коридора за серебряной решеткой послышались нетвердые шаги и умоляющий всхлип:
      - Господин, смилуйтесь... смилуйтесь над бедной девушкой...
      И на грани слышимости - злорадный шелестящий смех.
      - О, господин, к которому я тебя веду, милостив... - Кажется, это был голос Зардалу. - Самый милостивый, добрый и сладчайший господин в городе... ты скоро убедишься в этом сама, прекрасная газель...
      В полной темноте трудно было сказать, заметили они или нет, что решетчатая дверь чуть приоткрыта.
      Ему оставалось лишь ждать, затаив дыхание, отчаянно вслушиваясь и ежесекундно ожидая прикосновения ледяных пальцев к горлу. Аммиак жег легкие, холод пробирал до кости. Наконец Эшер тихонько выбрался за решетку и запер за собой дверь. Клацанье замка прозвучало подобно удару молота судьбы.
      Но никто не остановил его. Эшер плохо помнил, как удалось ему не сбиться с пути в огромном темном лабиринте Дома Олеандров и добраться до своей комнаты. Когда он пересекал двор, из покоев Бея донесся знакомый серебристый смех и неразборчивый умоляющий голос молодой женщины. Впрочем, возможно, ему это только показалось. Заперев за собой дверь, Джеймс опустился без сил на пол, сотрясаемый нервной дрожью. В ушах стоял стон неведомого узника из пропитанной аммиаком усыпальницы...
      Прошло довольно много времени, прежде чем Джеймс заставил себя подняться с пола и перебраться на диван, где лежал не в силах заснуть, пока крик муэдзинов не возвестил приход утра.
      17
      - Подозреваю, что мое замечание относительно того насколько ценна для вас эта информация, принесло свои плоды. - Князь Разумовский щелкнул хлыстом для верховой езды двух дворняг, устроившихся на мраморных ступенях. Те отбежали на несколько футов прочь и снова разлеглись в пыли площади, когда-то бывшей ипподромом. Языки у дворняжек были вывалены, а волчья шерсть (Лидия ясно видела это и без очков) местами облысела от чесотки.
      Ни в одном городе не было столько бродячих собак. Как, впрочем, и котов, в чем Лидия убедилась прошлой ночью.
      Животные обитали на двух разных уровнях. Когда экипаж Разумовского осторожно пробирался по улочкам старого города, где на византийских каменных фундаментах расселись как попало турецкие деревянные дома, собаки были повсюду, большей частью в тени глинобитных заборов. Коты оккупировали карнизы, балконы и подоконники с горшочками герани; они лежали на стенах и увитых виноградом навесах маленьких кофеен, где турецкие мужчины вели за чашечкой неторопливые беседы.
      - Кто-то с кем-то обязательно знаком, - продолжил русский, сияя белизной зубов из-под пышных, как пшеничные снопы, усов. - Тот добрый медник наверняка рассказал о нашем разговоре в кофейне своим друзьям или нас подслушал нищий или продавец халвы. Кому-то из них известен метельщик улиц, чья сестра знает сказителя в лицо, или, может, чья-нибудь кузина слышала, как муэдзин упомянул вскользь об этом сказителе, или соседские дети болтали о нем с другими детьми... Мне эту информацию продал один сирийский мальчуган.
      - Сколько вы ему заплатили? - Лидия взялась за мешочек с серебряной мелочью, висящий у нее на поясе. - Мне бы не хотелось...
      - Сущие пустяки, - небрежно отмахнулся его сиятельство. - Эта сумма сильно поддержала бы его родных, хотя скорее всего она будет потрачена на опиум для главы семейства. - Он подал Лидии руку, помогая сойти с мраморного порожка.
      Все утро князь обращался с ней крайне бережно, как с хрупким стеклянным изделием, возможно, полагая, что усталые глаза и бледность Лидии вызваны ночными слезами о пропавшем супруге, а не просмотром огромной кипы банковских счетов.
      Под подозрение попали два десятка фирм и инвесторов. Не только вампиры, но и люди после июльских событий прекрасно поняли, откуда дует ветер, и кинулись превращать золото и земельные владения в ценные бумаги. Имена лиц, которые могли дать взятку начальнику дворцовой стражи, встречались в счетах сплошь и рядом, что уже само по себе говорило об уровне коррупции в Константинополе.