- Ты в самом деле считаешь, что он хочет сделать его одним из нас ради этих своих опытов? - уставив на Эшера круглые демонские глаза, спросила Джамиля Байкус - или, как она звала себя сама, Байкус Кадинэ, - тонкая, словно трость, и впрямь похожая на сову (именно так переводилась ее кличка). Половина волос ее была заплетена в косы, уложена и унизана гребнями. Другая половина свободно свисала до пояса. На шее вампирши висело ожерелье, снизанное из бриллиантов и крысиных костей. - Это так, инглиз? Ее твердый ледяной палец уперся снизу в подбородок Эшера. Ростом Джамиля была не выше двенадцатилетней английской школьницы.
      - Он велел, чтобы мы не задавали ему вопросов. - Это вмешался Харалпос, одноглазый крепыш, бывший когда-то янычаром. На шее у него болтался шарф из нежной ткани, грязный, засаленный, весь в темных пятнах.
      - А велел ли он, чтобы я не задавал вопросы вам? - Эшер когда-то изучал персидский и арабский и приблизительно понимал, о чем они говорят между собой.
      Зардалу с недобрым восхищением выгнул брови дугами и обнажил в улыбке клыки:
      - О, какой умный инглиз! Конечно, ты можешь задавать нам вопросы. Все мы слуги нашего Бессмертного Господина!
      - Он требовал тишины, - настаивал Харалпос. Темнокожий Хабиб и пышная молчаливая русская девушка Пелагея беспокойно шевельнулись. Эшер знал, о ком говорил янычар и что остальные действительно имеют повод для беспокойства.
      - Он сказал: тихо идти, как дым. Нам не поздоровится, если этот неверный закричит.
      - Если я закричу, добра мне это не принесет, - заметил Эшер и повернулся к Зардалу, который казался ему самым опасным из них. - Так что это за дастлах?
      Слово дастлах означало нечто связанное с наукой. Так можно было назвать все: от астролябии до химического эксперимента.
      - Откуда мне знать, инглиз? Бессмертный Господин забрал вход в подземелье серебряной решеткой, он накрыл это место и весь город своей силой, затуманил его, мешая нам даже думать об этом дастлахе. Но мы чувствуем холод льда в усыпальнице, мы чувствуем запах нафты и алкоголя... Слышим шаги рабочих, когда спим. Он думает, мы не слышим?
      - Идем, - нетерпеливо сказал Харалпос. - Немедля. Он двинулся, но Зардалу взял его за руку.
      - Наш друг Джеймс... Можно мы будем звать тебя Джеймсом, инглиз? Так вот наш друг Джеймс заверил нас, что не будет кричать. Если он убежит или хотя бы попытается убежать, Бей нас строго накажет... Нет, убить - не убьет... - Костяшки его пальцев прошлись по шраму возле уха Эшера. - Но кое-каким неприятным опытам с горячим песком или водой подвергнет. - Его красные ногти внезапно ухватили мочку уха Джеймса и принялись сдавливать крепче и крепче. Эшер от боли стиснул зубы. Но когда уже казалось, что Зардалу сейчас разотрет мочку в пальцах, хватка разжалась. Открыв глаза, Эшер увидел довольную клыкастую улыбку. - Ты ведь не будешь убегать, правда?
      На пальцах его была кровь. И он облизал их, не спуская с Эшера пристального взгляда.
      Они провели его открытой галереей над мощеным двором. "Старый хан, или караван-сарай", - предположил Эшер, пока они спускались по лестнице. Одинокая лампа освещала сводчатый проход, по которому они вышли в восьмиугольный внешний двор с византийским мозаичным полом. Вчера вечером Эшер уже пересекал этот двор в сопровождении троих мужчин, которые окружили его на базаре и, приставив нож к спине, привели сюда. Они ничего не объяснили Джеймсу, да в этом и не было нужды. Древность стен и отсутствие зеркал подсказали ему, кто здесь хозяин.
      Прошлой ночью в верхней комнате, освещенной помигивающей лампой, Олюмсиз-бей говорил ему:
      - Было бы неблагородно держать тебя взаперти, в то время как в моем доме имеются библиотеки, бани и прочие развлечения для образованного человека.
      Эшер лежал на диване, связанный по рукам и ногам. Ни разу в жизни ему не было так страшно.
      - Но Дом Олеандров - это очень древний огромный дом. В нем есть комнаты, которые в течение многих лет не освещались ни свечой, ни лампой, и там рыщут во мраке мои дети. - Бей указал на свой выводок правой рукой грубой, широкопалой, унизанной перстнями, камни в которых были обработаны задолго до изобретения фасетной огранки. В левой руке он держал странное оружие - алебарду пяти с половиной футов длиной, чье восемнадцатидюймовое посеребренное лезвие казалось очень острым, а задний шип был снабжен зазубринами.
      - Мне кажется, будет лучше, если с тобой побудет Саид. - Подчиняясь жесту, вперед выступил молчаливый слуга - один uз тex троих, что вчера похитили Эшера. - Надеюсь, - добавил Мастер Константинополя, глядя, как Саид разрезает связывающие Эшера узы, - ты найдешь в нем доброго друга.
      Сказанное не нуждалось в пояснениях. Несколько часов подряд Саид неподвижно стоял в дверях библиотеки, пока Эшер при свете дюжины ламп исследовал шкафы, читая названия книг на арабском, немецком, латинском. Слуга не возражал, когда Эшер прихватил оттуда в свою комнату том "Тайной истории" Прокопиуса и подсвечник. О большем не приходилось и мечтать. Подсвечник был оплетен бронзовыми виноградными побегами. Кусочек проволоки Эшер надеялся отломать и с восходом солнца соорудить себе новую отмычку.
      Пока Харалпос завязывал ему глаза своим грязным шарфом, у него из головы не выходила беседа с Олюмсиз-беем. Хотелось бы также знать, зачем Мастер Константинополя носит с собой серебряную алебарду.
      Ведомый вампирами, Эшер поначалу старался запомнить путь, считал повороты, но, как и предупреждал Бей, дом был огромен: он включал в себя несколько старых караван-сараев и небольших дворцов турецкой и византийской постройки. Они пересекли два открытых двора (или прошли по двору дважды, поскольку и там, и там мостовая была очень похожа). Один раз под ногами захлюпала вода, потом гулко застонали доски. Ледяные пальцы придерживали Джеймса за локти, было ясно, что считать шаги и повороты не имеет смысла: вампиры то и дело вторгались в сознание Эшера. Очнувшись, он ощутил зловоние, услышал лай псов - и понял, что они уже идут по улицам Константинополя.
      - Неужели Бей сделает его одним из нас! - низко ворчал Харалпос, когда они двинулись по круто уходящий вниз улочке, судя по всему, ведущей к гавани. - Неверного, лудящего машины! Он стал привередлив, наш Бессмертный Господин. С тех пор, как Тиннин плохо кончил, Бей не создал еще ни одного птенца. Все выбирает...
      - Тиннин был ученый, - прошелестел в ответ голос Байкус Кацинэ. Нубийский филозоп, подобный мудрецам древности, высокомерным даже с царями... Но милый. Милый. Он знал цель всех этих опытов, а не просто лудил железки.
      - Может, наш Джеймс тоже знает эту цель? - промурлыкал Зардалу. Может быть, наш Бей нам не доверяет?
      Внезапный подъем, затем - ступеньки, и крики чаек. Дом Олеандров стоял неподалеку от правительственных зданий, расположившихся на склоне Второго Холма, и тем не менее та часть города, что примыкала к мечети Валидэ, справедливо считалась самым древним и запутанным районом. Как во многих исламских городах, сразу после вечерней молитвы, правоверные наглухо запирали свои дома, поэтому улица, по которой вели Эшера, была совершенно пуста.
      - Он редко кому доверяет, - проворчал Харалпос.
      - Он не доверял Зарифу, - сказала Байкус Кадинэ. - Не доверял Шахару. И ты видишь сам, чем все это кончилось для них. Он глубоко копает, наш Бессмертный Господин, и копнет еще глубже ради нового любимчика. - Ее острые ногти длиной не меньше дюйма коснулиеь шеи Эшера.
      Тут кто-то из них, должно быть, почувствовал, что пленник прислушивается к разговору, и вторгся в его сознание. Мысли словно подернуло дымкой, легкое головокружение - и Эшер на какое-то время перестал понимать, где он находится. Когда же голова прояснилась, соленый морской воздух, крики чаек и скорбные звуки корабельного колокола уступили место дальнему гомону и музыке цыганского квартала.
      Если они ведут его куда-нибудь в укромный уголок, чтобы прикончить тайком от Олюмсиз-бея, то это можно было сделать и раньше.
      Мысль облегчения не принесла.
      Крутой подьем, камни и рытвины под ногами, плечи то и дело касались какой-то полуразваленной стены. Однажды кто-то нажал ладонью на голову, заставив куда-то пронырнуть. Снова холодный ветер с моря и шелест листвы. Повязку сняли. Эшер различил во мраке бледные надгробные обелиски, торчащие подобно костяным пальцам среди черных деревьев. Луна еще не взошла, но в обильном звездном свете сзади вырисовывались старая крепостная башня и поросшие кустарником руины стен. Черные на черном маячили вдали, сливаясь с небом, купола и минареты.
      Рядом стоял и слегка улыбался один лишь Зардалу. Наряд его панталоны, туника, балахон черного бархата - мерцал драгоценными камнями.
      - А теперь, Джеймс, друг мой, ты немного погуляешь среди надгробий, нет? - Его крашеные ногти без усилий распустили узы на запястьях Джеймса. Бледное, хотя и нарумяненное лицо Зардалу казалось таким же бескостным, как и тело. Он откинул назад завитые по-женски волосы, и в них тоже сверкнуло нечто драгоценное. - Не подведи нас, чтобы и мы тоже не подвели нашего Бессмертного Господина. Надеюсь, - добавил он, осклабясь, - правила игры ты понял.
      - Думаю, да. - Эшер разминал кисти рук. Хотя и гладкая, веревка была затянута довольно туго, и скрюченные пальцы долго не желали повиноваться. Мысль о том, чтобы пробраться к городской стене среди кладбищенских камней, одурачив тех, кто способен видеть в темноте, была заведомо безнадежной. Нечто подобное дуновению коснулось его затылка, и Эшер резко обернулся, словно его тронули острием ножа. Нигде никого.
      Зардалу беззвучно рассмеялся, широко разевая пасть. Клыки у него были, как у волка.
      - Так кто ты по правде, инглиз?- мягко спросил он. - И кто тот, что собирается, как полагает Бей, прийти сюда за тобой? Раньше он говорил: "Найдите и убейте", - теперь он говорит: "Схватите того, кто придет за инглизом, и приведите ко мне". - Зардалу повел рукой в сторону бесчисленных надгробий. - Ты его слуга? - Глаза евнуха цвета грязного льда мерцали во мраке, тело же пропадало из глаз, таяло, как дым. Эшер усилием воли пытался разжать его мысленную хватку.
      - Я не знаю, о чем ты толкуешь.
      - Кто этот чужак, инглиз? И при чем тут дастлах? Зачем серебряная решетка, преграждающая путь в усыпальницу?
      С трудом освободившись от навеянного вампиром безволия, Эшер собрался с мыслями.
      - Если твой Хозяин может наказать тебя за любопытство, - выговорил он, - то мне лучше не отвечать.
      С насмешливой торжественностью Зардалу простер руку, хотя чувствовалось, что он рассержен.
      - Узрите мудрого! - воскликнул он почти беззвучно. - Тогда тебе требуется лишь колокольчик, как козленку, которым приманивают тигра.
      Сознание Эшера помутилось на секунду, а когда он очнулся, словно внезапно пробудившись ото сна, вампира уже не было. Кладбище казалось пустым.
      Все они где-то здесь, - подумал он.
      Зардалу и Джамиля Байкус, Харалпос, и Хабиб, и Пелагея - все они сейчас не сводят с него глаз. Засада. Ловушка. Антея сказала, что город накрыт как бы невидимой пеленой, мешающей ей почувствовать присутствие других вампиров. Она явно была испугана и добавила, что такое под силу лишь великому Мастеру. Или даже Мастерам.
      Осторожно прогуливаясь среди могил и продвигаясь на ощупь там, где тень мрачных кипарисов лежала особенно густо, Эшер по мере возможностей старался запомнить ландшафт. Могла ли Антея, покинув свое убежище после исчезновения Джеймса, найти новое укрытие на этом кладбище?
      Или встреча с людьми из стражи султана, которые взяли его близ мечети Баязета, была специально для того и задумана, чтобы оставить Антею без защиты?
      Тогда зачем понадобилось это похищение? К чему засада на кладбище, когда проще было установить за ним вчера слежку и в итоге выйти на Антею?
      Может быть, охота идет вовсе не за ней?
      Он присел отдохнуть на низкое плоское надгробие, похожее на мраморную скамью. Плита была покрыта надписями на арабском и завершалась узкой стеллой, увенчанной фигурой в тюрбане. Раз в тюрбане - значит мужчина, причем из высшей знати. А то, что тюрбан слегка наклонен, говорит о том, что покойный был задушен по приказанию султана. Кое-где мрамор был выщерблен пулями - видимо, в июле, когда армия вела здесь последний бой с частями, преданными султану.
      "И этот бой, - подумал Эшер, - заодно покончил с влиянием Олюмсиз-бея на султанский двор".
      Влияние скорее всего было финансовым, поскольку вся страна погрязла в долгах. И пока Абдул Гамид пребывал в заключении, а Комитет Союза и Прогресса соображал, как провести выборы в Парламент, разом перепрыгнув из семнадцатого столетия в двадцатое, Бею вдруг понадобилось послать кого-то в Англию, чтобы доставить оттуда Эрнчестера.
      Во-первых, зачем ему здесь мог потребоваться граф?
      Что-то шевельнулось среди черных деревьев. Эшер напряг глаза, но никого не увидел. Крыса или лиса... Хотя, если крысы бежали от одного только запаха волос, сохранившегося в шляпе Антеи, вряд ли они бы сейчас отважились выползти из нор.
      Он соскользнул с надгробия и двинулся дальше.
      Где-то неподалеку завыл пес.
      В качестве приманки Эшера использовали уже довольно долго. Судя по расположению луны, около двух часов. Из темного города донесся последний крик муэдзинов, а чуть позже с того берега пришел по водам залива чистый и ясный звук церковного колокола.
      На кого же все-таки идет охота? На Антею? Или на Эрнчестера?
      Или, может быть, на кого-то еще?
      Однако, судя по тому, что говорил Зардалу, они и сами не знают толком, на кого охотятся.
      Антея! - подумал он, - Беги отсюда! Уходи!
      Затем появился Зардалу. Шел открыто по заросшему пустырю, направляясь к Эшеру. Снова стянул ему кисти шнуром и завязал шарфом глаза. Руки вампира заметно потеплели.
      - У тебя бессердечный хозяин, - сказал евнух. - Может, он за это время успел найти себе другого слугу - поумнее или поглупее? Он обещал тебе вечную жизнь, Джеймс? Видишь ли, они все это обещают.
      - Даже Бей?
      - Ах какой дерзкий инглиз!
      В шепоте его, однако, Эшер уловил иронию. Забавно...
      Они вновь миновали городские стены. Улицы вокруг лежали вымершие, оглашаемые лишь криками чаек. Зардалу вел Эшера, взяв его за локоть, прочие следовали, чуть поотстав. Запах свежей крови перебивал и зловоние отбросов под ногами, и благовония вампиров.
      И лишь когда, по расчетам Эшера, они уже должны были подходить ко Второму Холму, рядом послышались шаги и голоса.
      - Милая... - бормотал мужчина по-гречески. - Чудесная, волшебная...
      Ответом ему был серебристый смех вампирши.
      - Да она подцепила сокровище, наша Пелагея! - шепнул над ухом Зардалу. - Крепкого ты нашла бычка.
      Русская засмеялась - и вопреки всему, что он узнал и пережил, Эшер почувствовал желание.
      Они остановились. Звякнул, входя в скважину, ключ. Тип замка Джеймсу на слух определить не удалось. Пьяно бормотал мужчина, клялся в вечной любви, сулил восторг наслаждения, в ответ на что предмет его страсти отозвался восклицанием благодарности, вызвав у прочих (Харалпоса, Хабиба, Байкус Кадинэ) приступ зловещего веселья. Джеймса направили в дверь и повели вниз по неровной лестнице, ведущей очень глубоко - в подвалы, где пахло водой и камнем.
      - Та маленькая нищенка, что украл Хабиб, - неплохо. Но твой бычок! Ах хорошо упитан...
      - Упитанный армянин - все равно армянин. Лучше бы тогда султан занялся ими, чем цыганами и евреями...
      - Но он достаточно трезв, чтобы нас позабавить? - В манерном голосе Зардалу слышалось нетерпение. - Эль- Малик будет доволен и маленькой спящей нищенкой, но тем, кто всю ночь без толку просидел на кладбище, необходимо развлечься.
      - Эль-Малик беседует со своим неверным микаником. - Эшер почти видел, как русская девушка лениво поводит плечом. - Запах кофе чувствуется даже на улице.. А этот у нас живо протрезвеет...
      Эль-Малик. Владыка. Король. Мастер вампиров Константинополя. Пока они болтали - резкий изгиб лестницы, еще две ступеньки, мазнула по лицу матерчатая завеса, поворот вправо, неровный мощенный кирпичом пол - и внезапная вонь аммиака, каких-то химикатов, ожгло холодом...
      И вдалеке - нечленораздельный, приглушенный, словно из закрытого помещения, человеческий крик, исполненный ужаса и боли.
      - Встретил я тут как-то одного миканика ночью, - рассказывал Зардалу, видимо, поворачиваясь к остальным, ибо рука его соскользнула с шеи на плечо Эшера. Наверное, он не мог не почувствовать, как ведомый покрылся мурашками, услышав человеческий голос из бездны. - Маленький жирный неверный с очками на носу. Прижался спиной к стенке, машет своим молоточком, пялится, кричит: "Кто здесь? Я тебя слышу! Ты от меня не уйдешь! Выходи - и я тебя не трону..."
      Несчастный молоденький армянин изливался в чувствах, а Эшер считал ступеньки и повороты лестницы. Судя по отголоскам, они вышли на открытое пространство. Мелкая брусчатка сменилась крупным, как ядра, булыжником, затем пошли каменные блоки с травой в щелях. Еще один поворот направо - и запертая дверь.
      Они ступили в комнату с голыми деревянными полами - и остановились. По их молчанию Эшер уже догадывался, к кому они пришли.
      - Ничего? - Бархатный, богато окрашенный голос. Судя по тому, как сместилась хватка Зардалу на локте Джеймса, евнух поклонился.
      - Ничего, господин.
      В темноте - шорох шелка и запахи кофе, благовоний, аммиака и крови.
      - Хотя вы сделали все, как вам было сказано. Хабиб, мой любезный, это - мне? Какая чумазая крошка! О, Пелагея... - Далее Эшер снова услышал свист шелка и затем - сдавленный вскрик ужаса. Это внезапно очнувшийся юноша увидел совсем рядом улыбающуюся смерть.
      Рука, подобная ожившей стали, почти с нежностью провела по лицу Эшера. Шарф соскользнул. Прямо перед Джеймсом свет керосиновой лампы отразился в когда-то карих, а теперь выцветших глазах вампира, принявших за несколько столетий неестественный оранжевый оттенок.
      Олюмсиз-бей отступил на шаг.
      Ростом он был с Эшера (шесть футов), но сутулился, отчего безволосая голова его, напоминающая голову черепахи, располагалась под каким-то странным углом. Нос напоминал лезвие топора, да и прямой безгубый рот был похож на засечку топором. Тем не менее лицо Мастера Константинополя не выглядело уродливым. Мочку уха оттягивала серьга с огромным янтарем (оранжевым, под цвет глаз), в котором был замурован немыслимых размеров муравей.
      - Возможно, это к добру, - сказал Олюмсиз-бей на цветистом турецком, на которым общались придворные, - что ты вернешься в свои покои, Шехерезада, и проведешь там остаток ночи. Ибо сказки, которые мы будем сегодня рассказывать, - не для смертных людей.
      Эшер взглянул на его выводок, окруживший полного носатого юношу. Бедняга озирался и был близок к помешательству от страха. Хабиб, грубый мощный вампир, кажется, друживший с Харалпосом, держал на руках спящую замарашку лет двенадцати - торжественно, как инфанту.
      - Саид уже приготовил там для тебя еду, - продолжал Мастер Константинополя. - Я же дерзнул выбрать тебе книги, чтобы ты мог скоротать время, развлекшись старыми легендами. А мы здесь... позабавимся. - Улыбка его была старательной, но равнодушной. В левой руке Бея по-прежнему была серебряная алебарда. На лезвии играли радужные отсветы бронзовых ламп.
      Глаза птенцов просияли. Коты ждали, когда выпустят мышку.
      Курчавый черноволосый армянин с невнятным вскриком рванулся из рук Пелагеи и Харалпоса, но тщетно. Эшер почуял запах мочи - юноша уже не владел собой. "Хорошо будет бежать..." - с горечью подумал он.
      И все это время Джеймс не переставал твердить, запоминая: мощеный двор позади этого помещения, мелкая брусчатка, направо в дверь, пересечь зал, дальше - узкая лестница, за ней - вторая...
      И серебряные решетки, место, где, по словам Зардалу, находится дастлах, запах химикалий...
      И голос, в отчаянии взывающий из мрака.
      То есть получается, что Бей держит за серебряной решеткой всего одного пленника?
      - Мои дети не помнят себя .при виде добычи...
      Джеймс вздрогнул, как будто тот мог прочесть его мысли.
      - Да, я действительно полагаю, что лучще тебе посидеть в своей комнате. И если кто-нибудь позовет тебя (кроме меня, разумеется), не откликайся. Дорогой мой... - Унизанной перстнями правой рукой Бей огладил щеку Зардалу. - Поручаю тебе отвести гостя в его покои. - Он взял шарф, которым раньше были завязаны глаза Эшера, и протянул его птенцам. - А потом будь добр проводить моего другого гостя наружу - до обычного места встречи. И помни, я узнаю, если с ним случится что-нибудь дурное! - Улыбка Бея была холодна, как и его хватка. - Я буду очень недоволен. Ты понял меня?
      Зардалу склонился вновь, изогнувшись всем своим бескостным телом. Завитые волосы, упав, свисли до полу.
      - Я все понял, господин!
      - Войди. - Олюмсиз-бей кивнул кому-то скрывавшемуся во мраке дверного проема и далее перешел на вполне современный немецкий язык без каких бы то ни было признаков архаичности. - Вот он выведет тебя наружу. Я гарантирую, что у тебя нет причин его бояться.
      - Я не испытываю страха, пребывая в вашем доме, как и в любом другом месте, если нахожусь под вашей защитой, мой господин. - И из темноты выступил Игнац Кароли. В безукоризненном светло-коричневом костюме он выглядел здесь просто нелепо. Как Томми в форме цвета хаки, угоди он каким-нибудь чудом в битву при Марафоне. На секунду венгр задержался перед Эшером и окинул его внимательным взглядом карих широко расставленных глаз. Затем повернулся и поклонился Олюмсиз-бею: - Могу ли я быть уверен в том, что прощен, мой господин, и что согласие между нами возможно?
      Бей устремил на него загадочный взгляд. Он по-прежнему опирался на алебарду, по лезвию плавали блики.
      - Посмотрим. Как говорится, все в руках Аллаха.
      13
      - He вижу, почему бы ему не пойти с нами! - Маргарет Поттон покинула вслед за Лидией посольскую карету и, сопровождаемая лакеем-греком, устремилась за внушительной леди Клэпхэм, высокой тощей дамой с лошадиным лицом. Лидия склонна была считать, что именно леди Клэпхэм является здесь истинной главой британского дипломатического корпуса. - Вы можете представить его как своего кузена. Вы же сами в беседе с сэром Бернуэллом сказали, что у вас есть кузен а Константинополе. Я еще подумала, что это хорошая идея...
      - Я сказала ему так на тот случай, если в их знакомстве возникнет острая необходимость, - терпеливо ответила Лидия, более позабавленная, нежели рассерженная словами Маргарет. - Я не имела в виду дипломатический прием во дворце.
      Леди Клэпхэм почти уже пропала из виду, заслоненная прогуливающимися дамами, чьи платья и шляпы иаверняка были доставлены сюда из Парижа и Вены. Наконец она остановилась перед дверью мадемуазель Урсулы и нетерпеливо оглянулась, высматривая отставших спутниц.
      - Не знаю, - сказала Маргарет. - Я думаю, для него так было бы лучше.
      Лидия покачала головой и прервала разговор, поскольку они уже входили в двери бутика. Хозяйка, туго затянутая в корсет бельгийка средних лет, хотя и заметила с первого взгляда существенную разницу в нарядах Лидии и Маргарет, тем не менее приветствовала обеих с одинаковым радушием. Пока леди Клэпхэм объясняла мадемуазель Урсуле, зачем они к ней пожаловали, Лидии пришло в голову, что в нынешнем своем состоянии Исидро все равно не смог бы сойти за живого.
      Услышав, что пришли они сюда исключительно ради нее, Маргарет опешила и покраснела.
      - Глупышка, - снисходительно молвила леди Клэпхэм. - Не можете же вы сопровождать вечером миссис Эшер в том, что надето на вас сейчас.
      И Лидия подумала (с некоторым даже облегчением), что сама она по сравнению с этой представительной дамой воплощение деликатности и такта.
      Как бы это ни раздражало Лидию, но Исидро был совершенно прав. В Константинополе, как, впрочем, и в Вене, присутствие Маргарет Поттон придавало Лидии более респектабельный вид и избавляло от необходимости то и дело подчеркивать свой статус. Наличие компаньонки производило на всех прямо-таки магическое впечатление. Бог знает, как бы сложился вчера у Лидии разговор с сэром Бернуэллом, явись она в посольство одна. А так, стоило ей переступить порог, ее встретила с распростертыми объятиями леди Клэпхэм: "Дорогая моя, мне так жаль..."
      Так жаль.
      Лидия похолодела вновь, голоса мадемуазель Урсулы, леди Клэпхэм и мисс Поттон удалились, словно разговор шел уже не в маленькой, аккуратной, чисто парижской комнатке, обитой голубеньким шелком и увешанной зеркалами в золоченых рамах, а где-то в конце длинного коридора.
      Среда. Джеймс исчез в среду после полудня.
      - Какое из них вам больше нравится, дорогая?
      Голос леди Клэпхэм вернул ее в настоящее. Модистка разложила на столе два платья: одно - соломенно-желтое с отделкой из белого жоржета, другое муслиновое в бело- коричневатую полоску, отделанное розовым щелком.
      - Мне кажется, это зависит от мнения мисс Поттон, - сказала Лидия, улыбнувшись через силу, и подошла поближе. Мисс Поттон долго краснела, бледнела, шла пятнами и наконец остановила свой выбор на муслиновом платье, к которому Лидия тут же приобрела белые шелковые чулки, лайковые перчатки, тонкую золотую цепочку с висюлькой из розового кварца и пару серег.
      - Зря вы, право... - сказала позже Маргарет, когда они уже вернулись домой и Стефания Потонерос зашнуровывала на ней обновку. - Я имею в виду... это же все так дорого...
      По меркам высшего света это было совсем не дорого. Лидия надела очки и внимательно оглядела компаньонку. Мадемуазель Урсула явно подбирала костюм для Маргарет с тем расчетом, чтобы он оттенял и дополнял наряд самой Лидии. Но для бывшей гувернантки это было таким же чудом, как бальное платье для Золушки.
      - Я, право, не знаю... - Маргарет запнулась. - Как мне благодарить вас...
      - Ах, оставьте! - сказала Лидия. Последовало молчание. Обе с неловкостью вспомнили и истерику в Софии, и тот взрыв страстей, что случился прошлой ночью. - Это все пустяки... - пояснила она. - Видите ли... будучи наследницей, я достаточно натерпелась от дядюшек и тетушек, учивших, как мне жить и за кого выйти замуж... И я отделывалась от них с помощью подарков...
      - Я думала, быть богатой наследницей - это значит делать только то, что хочешь, - заметила Маргарет.
      Лидия тем временем слегка припудрила щеки, затем наклонилась к зеркалу и, едва не коснувшись носом стекла, принялась изучать результат.
      - Ну, я не знаю, как другие наследницы, - сказала она, - но мой отец и две его сестры не знали отбоя от ловцов удачи, так что жизнь моя подчас была... весьма стесненной.
      "Я не позволю тебе вручить мое состояние этой каналье!" - то и дело повторял отец.
      Нет. "Мужчина, который женится на тебе из-за денег, сделает тебя несчастной".
      Нет. "Как ты представляешь себе мужчину, который бы обеспечил тебе ту жизнь, какую ты хочешь вести?"
      "Я не позволю тебе вручить мое состояние этой каналье!"
      Его состояние...
      Она навела легкий румянец - и снова вгляделась в свое отражение.
      - Не настолько уж вас стесняли, если разрешили учиться в Оксфорде, сказала Маргарет. Она взяла пудреницу, повертела ее с неловкостью. - А что, все наследницы владеют косметикой с таким совершенством?
      - Только если у них такой же нос, как у меня. - Лидия искоса взглянула в зеркало, затем принялась наводить на веки едва заметную тень. - Джеймс был другом моего дяди Амброуза - декана. Словом, они вместе с одним профессором патологии помогли мне занять денег... под чужим именем. Я упросила дядюшку Амброуза ничего не говорить моему отцу. Да дядюшка и сам, честно говоря, не знал, что я собираюсь изучать именно медицину. К счастью, мы жили неподалеку от Оксфорда, а отец постоянно отлучался в Лондон. Будь жива моя мать, я думаю, у меня бы ничего не вышло.
      - И что было, когда все выплыло наружу? - спросила Маргарет, широко раскрывая встревоженные голубые глаза.
      - Скандал... - уклончиво отвечала Лидия и, видя, что компаньонка с явным интересом разглядывает ее косметический арсенал, спросила: - Не желаете попробовать?
      - Я?.. - Маргарет смутилась, порозовела. - Право, не знаю... Сестры в приюте говорили, что леди не красятся...
      - Ну, я еще не встречала леди, которая бы не красилась, - с улыбкой сказала Лидия. - Весь трюк в том, чтобы этого никто не заметил. Ну-ка...
      Метаморфозу трудно было назвать разительной, но если уж Лидия на протяжении стольких лет успешно справлялась с собственными недостатками (нос, как у ястреба, впалые щеки, немодные очертания губ), то личико Маргарет (убегающий подбородок, курносый нос) хлопот ей почти не доставило.
      - О... - изумленно выдохнула мисс Поттон, глянув в зеркало. Голубые глаза обрели глубину, а бледность лица в сочетании с массой черных волос смотрелась почти как в том сновидении. - Благодарю вас...
      Она тут же напялила окуляры. Лидия рассмеялась:
      - Вы ведь не собираетесь пойти в них на прием?
      - Конечно, собираюсь. - Мисс Поттон утвердила пенсне на переносице, в то время как Лидия свои очки сняла. - Если кому-то я в них не понравлюсь, ему же хуже. Спасибо... - добавила она. - Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Никогда я не была такой красивой.
      Лидия улыбнулась и покачала головой.
      - Если хотите, могу показать, как это делается, - сказала она, отправив очки в кожаный футляр и оглядев себя напоследок в зеркале. Сестра Стефании Елена несколько минут назад сообщила, что сэр Бернуэлл и леди Клэпхэм ожидают в экипаже внизу. "В любом случае, - подумала Лидия, - во дворец мы прибудем в самое время".
      Она надела лайковые перчатки, окинула взглядом мисс Поттон - и осталась вполне довольна внешностью компаньонки. Несмотря на очки, Маргарет была хороша Даже слишком хороша.
      - Маргарет, - спросила Лидия, пока они собирали сумочки, веера, шали, ключи, - чем вы намерены заняться, когда вернетесь? Я имею в виду в Лондон. Я могла бы помочь вам...
      - О, в этом я полагаюсь на дона Симона, - отвечала та. - Моя судьба в его руках.
      Она счастливо улыбнулась и двинулась по лестнице вслед за Лидией.