Глава 3

В домике на Игл Хед Пойнт горел теплый свет лампы. Снаружи бушевала стихия, а внутри слышался лишь приглушенный шум дождевых капель. Эрон Стемпл сидел в кресле с бухгалтерской книгой и кучей финансовых отчетов, прислушиваясь к шуму дождя и завыванию ветра. Его не удивило, что Лотти сегодня не пришла. Еще днем небо было таким, будто вот-вот на море начнется шторм. Похоже, это надолго.

Он вздохнул и снова углубился в свои расчеты, шурша бумагами. Дела на лесопилке шли прекрасно, и пока идет строительство, все будет в порядке.

На хорошую прибыль можно рассчитывать в январе, когда истечет срок пари, заключенного им с Джейсоном Болтом, и гора Брайдл Вейл станет собственностью Стемпла.

Конечно, он понимает, что просто так Болт не сдастся. «Не беда, подумал Стемпл. – У меня на руках все необходимые бумаги с подписями свидетелей». Он был абсолютно уверен в том, что по крайней мере одной из девушек никто не сделает предложения до января. Стемпл не мог представить себе, что какой-нибудь мужчина захочет расстаться с холостяцкими привычками ради того, чтобы стать мужем Бидди Клум.

Собственно говоря, на Билли он и ставил. Она старше всех девушек, приехавших из Нью-Бедфорда, по крайней мере лет на пять, и у нее нет никаких шансов поймать кого-либо на крючок, потому что ни один мужчина не проявляет к ней ни малейшего интереса.

«Говоря по совести, не такая уж она плохая девчонка, – подумал Стемпл. – Конечно ее не назовешь красавицей, голос у нее визгливый, она грубовата, да и глупа, как курица. Но зато сердце у нее золотое».

Стемпл презрительно хмыкнул, подумав о том, как судьба подшутила над Джейсоном Болтом. «В конце концов, от отчаяния Болт может сам сделать предложение Бидди, – решил он. – Тогда гора мне не достанется, но как дорого Джейсон за это заплатит!»

Стемпл оторвал взгляд от своих книг, внезапно осознав, что за ним наблюдают.

Их глаза встретились. В темных глазах раненого, полузакрытых от слабости, явно ощущались признаки человеческого разума.

Стемпл вскочил на ноги и торопливо подошел к кровати.

– Ты среди друзей, – спокойно сказал он. Стемпл не был уверен в том, что смысл его слов будет понят, но звук голоса наверное мог успокоить раненого.

К удивлению Стемпла тот спросил:

– Как я тут очутился?

Этот вопрос крайне озадачил Стемпла. Он ожидал чего угодно, только не того, что это чудище заговорит по-английски низким, слегка грубоватым голосом.

Стемпл снова с беспокойством подумал: кто же и с какой целью мог послать сюда пришельца с неизвестной планеты? Но вслух он произнес:

– Я нашел тебя в лесу восемь дней назад. Ты был ранен и лежал без сознания. Сейчас мы находимся в Сиэтле, это город. Меня зовут Эрон Стемпл.

Взгляд пришельца медленно блуждал по комнате. Он осматривал низкий освещенный потолок, запотевшие стекла окон, за которыми раскачивались черные силуэты деревьев, сложенный из кирпича и обмазанный глиной камин, бледные выцветшие обои на стенах, сшитый из лоскутов ковер на грубом полу и причудливый красно-голубой узор одеяла. Затем его удивленный и измученный взгляд снова остановился на лице Стемпла. Он неуверенно произнес:

– Спасибо.

– Что же все-таки случилось? – спросил Стемпл. – Кто тебя ранил?

Пришелец начал было говорить, но запнулся на полуслове, сдвинув брови и наморщив лоб.

– Я не помню, – неуверенно произнес он. – Все как в тумане.

Дыхание его участилось. Он смотрел вдаль. В глубине его усталых темных глаз застыла боль или воспоминание о ней.

– Я пытался вспомнить, что произошло и где я…

Пришелец растерянно посмотрел на Стемпла. На его лице появилось выражение испуга и удивления.

– Но не смог. Я даже не помню как меня зовут. Мне кажется… – в его взгляде вновь отразились боль и растерянность, как у совершенно сбитого с толку человека.

– Я безумно устал, – тихо произнес он надломленным голосом, словно внутри у него что-то оборвалось.

– Не стоит так волноваться, – попытался подбодрить его Стемпл, память вернется к тебе, когда ты окрепнешь.

Но сам Стемпл был потрясен до глубины души. Он был готов услышать все, что угодно, но только не то, что это странное, очень похожее на человека существо совсем ничего не помнит.

– Здесь ты в безопасности, – продолжал он, – ты уже сможешь сесть?

Пришелец неуверенно кивнул, и Стемпл помог ему сесть, снова поразившись, до чего сильны его пальцы. Вдруг он заметил, что пришелец затаил дыхание и, проследив за его удивленным взглядом, Стемпл увидел, что в висящем на стене зеркале отражаются их лица – лицо человека и человекоподобного существа. Стемпл снова взглянул на лицо пришельца и понял, что тот крайне удивлен.

– Мы совсем разные, – медленно произнес он. – Кто ты и кто я?

Стемпл пожал плечами.

– Сдается мне, что это ты не такой как все. Ты явно не из наших мест и даже не с нашей планеты. Думаю, что ты прибыл из какого-то совершенно другого мира, о существовании которого мы до сих пор и не подозревали. Я даже не знаю, можно ли назвать тебя человеком. Прости меня, – добавил он, увидев выражение ужаса на побелевшем лице. – Я надеялся, что ты сам мне все расскажешь, но это не так уж и важно.

Пришелец покачал головой, тщетно пытаясь зацепиться хоть за какое-то воспоминание.

– Ничего из этого не выходит. Все, что меня здесь окружает, – он жестом обвел комнату, залитое дождем стекло и деревья за ним, – кажется мне незнакомым, – его голос дрожал от волнения. – Ничего из этого я не помню, но к не помню ничего из того, что меня окружало прежде. В голове сплошная пустота, просто какая-то белая пелена, как будто я только что родился. Но если я даже не из вашего мира, то ничего не остается, кроме, кроме…

Он замолчал, вспоминая начало разговора и задумался. Пришелец не понимал, как сможет жить дальше не только вдали от своего мира, своего прошлого, всего, к чему он привык, но и в изоляции от этого нового мира, в котором у него нет будущего. Он долго сидел, погруженный в свои мысли, затем его пальцы задрожали, и он в изнеможении повалился на постель, закрыв лицо руками.

Стемпл с сочувствием положил руку на сгорбленные плечи, но ничего не смог придумать, чтобы хоть как-то облегчить эту боль. Пришелец не издал ни единого звука, но, глядя на него, Стемпл подумал, что, наверное, такие муки испытывал сатана, когда его изгнали с небес.

В течение трех последующих дней шли бесконечные проливные дожди, и дороги стали совершено непроходимыми, так что домик Стемпла оказался в полной изоляции от внешнего мира. Снаружи не доносилось ничего, кроме шума и рева непогоды. Стемпл обнаружил, что его опасения насчет пришельца прошли сами собой, поскольку теперь он считал пришельца разумным существом, человеком, и гораздо более уязвимым, чем самый слабый из жителей Земли. У него была душа и эта душа страдала. Хотя теперь пришелец мог вставать и ходить, втайне Стемпл опасался, что он долго не проживет.

Что-то в нем надорвалось. Судя по всему, пришелец решил покориться своей судьбе, что бы она ни уготовила ему. Стемпл догадался об этом по его глазам – глазам несчастного, растерянного, загнанного в ловушку существа, чувствовал это по его постоянному молчанию и неуверенной походке.

Пришелец внимательно выслушивал все бесконечные объяснения Стемпла: что делать, что говорить, чего не говорить, но эти новые знания нисколько не воодушевляли его. Стемпл понимал, что пришелец просто терпеливо ждет своего конца.

На третий день у Стемпла кончилось терпение. Он, как обычно, что-то объяснял – то ли систему государственного устройства Соединенных Штатов, то ли как положено вести себя с дамами, а пришелец слушал с обычным молчаливым вниманием, как вдруг Стемпл внезапно обратил внимание на его глаза. В них было что-то такое, что заставило его остановиться на полуслове. Вспылив, он рявкнул:

– С тобой беседовать все равно, что со стеной. Но если бы я разговаривал со стенкой, то слышал хотя бы эхо в ответ.

– Извини, – спокойно ответил пришелец, стиснув ладони, – просто мне нечего сказать. То, о чем ты мне рассказываешь, совершенно незнакомо мне и я не знаю, что ответить на это.

– Но, черт побери, скажи хоть что-нибудь, задай вопрос или выскажи свое мнение, хоть что-нибудь! – выкрикнул Стемпл.

Пришелец помолчал, подбирая слова. Затем задумчиво произнес:

– Эрон, какой толк от того, что я буду знать все это?

Стемпл был настолько озадачен, что просто не знал, как ответить. По крыше громко барабанил дождь, а в воде, которой был залит, весь двор, отражались последние лучи заходящего солнца.

– Поскольку тебе придется здесь жить, – начал он наконец, – ты должен будешь найти свое место в этом мире. Люди в большинстве своем злы, невежественны и боятся всего нового и непонятного. Если не хочешь, чтобы они заподозрили в тебе чужака или неудачника и причинили тебе зло, придется хорошо изучить законы, по которым мы живем.

С минуту пришелец молча смотрел на Эрона. При свете лампы Стемпл с огорчением заметил, что его подопечный похудел и осунулся так. что выглядел не лучше, а пожалуй еще хуже, чем раньше. Пришелец спросил:

– Почему ты думаешь, что я проживу достаточно долго, чтобы воспользоваться твоими рекомендациями?

Теперь уже Стемпл не мог подобрать нужных слов.

– Что? – переспросил он.

– Эрон, разве тебе не приходило в голову, что единственным логическим финалом всего этого может стать только моя смерть?

– Что-что?

Он знал, что пришелец почти ничего не ел, но раньше Эрону просто не приходило в голову, что он может делать это намеренно.

– Какое отношение может иметь логика к твоей ситуации?

– Еще какое, – спокойно настаивал тот, – в этом мире я ничто, даже меньше, чем ничто. Пришелец в чужих краях, где все будут настроены против меня. Я – это больше не я, но и ничто другое. Так что мне остается только умереть.

– К черту все эти глупости! – заорал Эрон. Пришелец лишь посмотрел на него своими чистыми черными глазами, констатировав про себя вспышку эмоций, но никак не реагируя на него.

– Извини меня, Эрон, – заговорил он с искренней интонацией в голосе, – я высоко ценю то, что ты представляешь мне право сделать выбор, но как ты думаешь, чему я могу научиться? Ведь я абсолютно неопытен, меня сразу же распознают и, если твое мнение насчет человеческой природы верно, то очень скоро убьют. Поскольку ваша цивилизация еще не научилась строить космические корабли, мое появление здесь сочтут ненормальным, и для людей логичнее всего будет уничтожить меня, а не оставить здесь. Но даже если меня и не убьют, к чему продолжать этот маскарад? Я всегда буду не таким как все. Я всегда буду один. Так зачем мне тогда жить?

Стемпл некоторое время молча смотрел на его резко изогнутые брови, странные уши, наполовину прикрытые длинными черными волосами, черные глаза на лице, не выражавшем ничего, кроме смертельной тоски.

Как ни странно, Стемплу вспомнились те времена, когда он сам страдал от одиночества и, как тогда казалось, находился в безвыходном положении.

Тогда Эрону было всего десять лет, и ему приходилось торчать целыми днями в душной бостонской мастерской, где совершенно некуда было деться из единственной переполненной народом комнаты и нечего было есть, кроме того, что ему давали за работу. Как только он вспомнил вкус того водянистого супа и постоянно царивший в спертом воздухе запах пота, его охватило отчаяние. Никакого выхода, и никого это не волнует.

– Жизнь есть жизнь, – спокойно сказал он. – Ты жив и должен надеяться на лучшее.

– Надеяться? – пришелец перевел взгляд с Эрона на зеркало и обратно с молчаливой иронией.

– Надеяться на то, что когда-нибудь ты сможешь вернуться к себе. сухо сказал Стемпл, – и, черт побери, на то, что когда-нибудь ты здесь встретишься со своими.

– Если это и случится, я просто не узнаю их, – резонно заметил пришелец.

– Может быть, это так, но они должны узнать тебя.

Пришелец промолчал. Стемпл начал развивать свою мысль:

– Ты прибыл сюда не случайно, это ясно. Неизвестно, кто и зачем послал тебя сюда, но никто не стал бы отправлять тебя одного. Так что, наверняка ты здесь не один и наверняка когда-нибудь к тебе вернется память. А поскольку ты ничего не помнишь, тебе просто придется жить не так, как ты жил раньше, вот и все.

Хотя пришелец продолжал молчать, Стемпл чувствовал, что он отступает, снова хочет спрятаться в свою спасительную скорлупу. Внезапно Эрон понял, что все это ему страшно надоело. Он встал и пошел в пристроенную кухню, предоставив пришельцу самому решать свою судьбу. Он уже сделал все, что мог.

«Может быть, сказал даже больше, чем нужно было», – думал он, шаря в буфете в поисках хлеба, солонины и сыра. Возможно ему действительно остается только умереть, хотя Эрон не мог думать о смерти, как о единственном логическом конце. Но так рассуждал пришелец, взвешивая все возможные варианты с присущим ему спокойствием. Стемпл насыпал кофе в кофейник и поставил его снова на плиту, выругавшись, когда пар обжег ему руки.

Все же память – странная штука. До сегодняшнего вечера Стемпл не вспоминал о своих собственных трудных временах, когда он жил без всякой надежды. И все же это не забылось. Он помнил, как его мучил голод, как он мерз и как боялся, постоянно чего-то боялся. Стемпл как бы смотрел со стороны на маленького костлявого мальчишку с крючковатым носом в потрепанных штанах, обрезанных ниже колен, и мужской рубашке с закатанными рукавами. Он никогда не забывал об этом. Но до сегодняшнего дня Эрон не вспоминал, каково ему было тогда знать, что его судьба никого не волнует.

Если бы тогда он умер от холода или от голода, как умирали другие дети в трущобах Бостона, никому до этого не было бы дела. Только сейчас он вспомнил, какие чувства тогда испытывал.

Стемпл пожалел о том, что накричал на пришельца.

Он тихо вернулся в гостиную. Но ни в ней, ни в крошечной спальне никого не было. Прислушавшись к тишине, он понял, что дождь прекратился.

Пришелец сидел во дворе на поваленном дереве. Эрон сразу заметил его темную худую фигуру в рубашке и джинсах из не богатого хозяйского гардероба. Среди высоченных сосен бушевал ветер. Деревья шумели как море, цепляясь верхушками за темные тучи.

Пришелец смотрел на звезды.

Они рассыпались по всему небу, сверкая над его головой. Млечный путь вытянулся как светлое полотнище, а Гончие Псы мчались за своей добычей.

Эрон остановился в дверях, пораженный этой величественной красотой.

Пришелец услышал его шаги и повернул голову.

– Мне кажется, – тихо произнес он, – что хотя я ничего не помню, все же узнаю то что видел раньше. Это… – он обвел рукой небесный свод, – мне знакомо, я видел это раньше. Мне известны звездные величины, расстояния между звездами и я владею искусством вождения космических кораблей. Я чувствую, что знаю о звездах очень много, и, если мне немного подсказать, то все это вспомню.

В темноте невозможно было разглядеть выражение его лица, но в голосе чувствовалось некоторое воодушевление.

– Если это так, то, вероятно, я смогу сойти за жителя Земли.

Стемпл улыбнулся, поеживаясь от прохладного ветра, который трепал рукава его рубашки.

– Может быть, ты сможешь ответить на мой вопрос?

Пришелец задумался.

– До сих пор мне это не особенно удавалось. Но отсутствие ответов не означает, что нужно прекратить задавать вопросы.

По голосу пришельца не было заметно, что он шутит, но все же Стемпл решил, что с чувством юмора у него все в порядке. А это означало, что он тоже человек и собирается жить дальше.

– Думаю, на такой вопрос ты сможешь ответить: ты хорошо умеешь считать?

Пришелец испуганно повернулся, быстро сообразив, что ему делают предложение, и это очень обрадовало его. Даже при свете звезд было заметно, что он перестал хмурить брови.

Глава 4

В абсолютной тишине, повисшей в комнате, раздался немного хриплый, но достаточно громкий голос Спока:

– Белый карлик, Кхлару, фактор Тиллана, Гардиан.

Затем последовала долгая пауза, после которой Спок снова заговорил таким ровным голосом, как будто передача этих данных не грозила ему смертельной опасностью:

– Восемнадцать – шестьдесят семь. После этих цифр передача закончилась. Тишина нарушалась только слабым шуршанием записывающего устройства до тех пор, пока Кирк не выключил запись.

Они долго молчали. Наконец Маккой произнес: «Гардиан» и, обхватив ладонями стакан с бурбоном, углубился в созерцание золотистой жидкости.

Мысленно он возвращался к воспоминаниям, похожим на кошмарный сон. Кирк сидел неподвижно у небольшого пульта, оборудованного терминалом и устройством связи с главным компьютером Двенадцатой Звездной Базы.

– Спок был уверен, что вы поймете сообщение. Из глубины потертого старомодного кресла раздался голос командира базы Марии Келлог:

– Что такое гардиан?

Кирк хотел было заговорить, но глубоко вздохнул. Он немного помолчал, обдумывая, как лучше объяснить, что такое гардиан, охраняющий руины разрушенного города на краю вечности.

Официальная часть его визита с отчетом к командиру базы Келлог завершилась. Кирк подробно описал допущенное им небольшое нарушение Органийского Мирного Договора и исчезновение транспортного корабля Клинтонов, якобы перевозящего руду, а вместе с ним и офицера, считающегося теперь без вести пропавшим. Выключив записывающее устройство, командир Келлог вместе с остальными вернулась в гостиную, чтобы немного выпить в непринужденной обстановке и хорошенько все обдумать. Гостиная, расположенная между комнатами Кирка и Маккоя, ничем не отличалась от любой комнаты в домах карсидов, этих сплошных муравейников, состоящих из множества коридоров, на ремонт которых у руководства базы не хватало средств. Размеры гостиной несколько великоваты для человеческого восприятия, К одной из стен примыкал маленький круглый камин. У камина массивный стол в стиле позднего декаданса, принадлежавший еще карсидам.

Стол напоминал большую свернувшуюся змею и выглядел очень странно на фоне остальной мебели, предметы которой лейтенант Ухура называла «уродцами космического флота». Небольшое устройство терминала – видео и странное кресло, в котором теперь сидела Келлог, казались случайно заброшенными сюда из разных галактик вещами.

– Что касается гардиана, – наконец начал Кирк, – то мы имеем дело с попыткой возврата в прошлое с целью изменить ход истории. Сам гардиан представляет собой вход – вход во время.

Кирк старался говорить спокойно, хотя ему пришлось вспоминать о событиях, связанных со смертью женщины, чей голос он порой и сейчас слышал во сне. Маккой внимательно посмотрел на него и отвел взгляд.

– По очевидным причинам эти сведения были засекречены. Все знали только Спок, Маккой и я.

– Могли ли клингоны докопаться до информации? – забеспокоилась Мария Каллог, и ее пальцы цвета слоновой кости впились в худое колено. – Может быть, они сами сумели до всего додуматься?

– Это не исключено, – сказал Кирк, – но добраться до гардиана нелегко. Клингонам придется преодолеть непрерывность времени, а чтобы миновать этот барьер, необходимо пересечь большой участок пространства, принадлежащий Федерации, или же внедряться в него в некоторых местах. А Федерация строго следит за этой планетой. Даже зная, что такое гардиан и где он находится, клингоны не сумеют лопасть туда.

– Но если клингоны изобрели какое-то новое оружие, им не страшны сторожевые корабли Федерации.

– Вполне вероятно. Как раз в ту сторону они и направлялись, – мрачно предположил Маккой, – и вошли в Эриданово Облако специально для того, чтобы мы их потеряли. В таком случае клингоны сами рисковали жизнью. Сила притяжения белого карлика очень велика и вести корабль там вдвое труднее, чем обычно. Они могли просто расплавиться.

– Да, могли.

Командир откинулась на спинку кресла в непринужденной позе, упершись коленом в подлокотник. Ее золотистая туника сверкала и переливалась в тусклом свете лампы.

– Но бьюсь об заклад, что они уцелели. Представитель Империи Клингонов на Двенадцатой Звездной Базе не сообщал о пропаже этого корабля, несмотря на то, что «Рапач» пролетал совсем рядом с базой, когда возвращался домой. Кирк удивленно приподнял брови.

– В самом деле?

Уголки губ женщины тронула улыбка.

– Может быть, представитель могущественной империи не пожелал иметь дело с женщиной – командиром базы, но прежде он всегда строго подчинялся нашим правилам. Существует закон, по которому о любом корабле, даже попавшем в облако по недоразумению и исчезнувшем в нем, обязательно сообщают сюда. Эта штука, – она попыталась жестом изобразить невероятное образование, напоминающее дыру, неизвестно когда и почему возникшее в космосе у самого сердца Эриданова Облака, – постоянно изменяется. Мы не можем сказать, что это такое, не знали этого и карсиды. Я считаю, что мы здесь для наблюдения за дырой. Она произвольно меняет свои размеры, ставя в тупик наших исследователей. Поэтому-то мы и расположились так близко от облака. Обо всех странных происшествиях, случившихся внутри или возле облака, приказано сообщать специальной группе ученых или лично мне. А представитель империи ни о чем не обмолвился ни словом, – она повернулась и снова взяла стакан с бурбоном. – Так что, наши «друзья», очевидно, сейчас летят к планете, на которой находится гардиан.

– Вполне вероятно.

Кирк долго смотрел, как свет лампы преломляется в жидкости, словно ясновидящий, способный проникнуть взором в глубины пространства.

– Но, с другой стороны, в распоряжении Спока было лишь несколько секунд, и он тщательно подбирал слова, зная, что в любое мгновение его могут прервать. Может быть, – он использовал метафоры, желая сообщить не о том, что клингоны стремятся добраться до гардиана, а что они хотят добиться той же цели другими средствами – каким-то образом пытаются изменить ход истории.

Наступила тишина. Ее нарушила взволнованным голосом командир Келлог:.

– Но им же не удастся сделать это, да?

– Боюсь, что они уже почти добились своего, – с горечью отозвался Маккой.

– Они смогут, – еле слышно произнес Кирк, как будто разговаривал сам с собой, – поверьте мне, клингоны способны на многое. И они уже достигли цели, если сумели проникнуть в прошлое.

– Теперь прошлого нет, – напомнила Келлог, – и все же, что именно клингоны могут изменить? Где и когда? Даже если сумели справиться со временем?

– В том-то все и дело, – заметил Кирк, взглянув на отбрасываемые ими тени, – в ход времени можно вмешаться. Обычно это происходило случайно, но я слышал, что когда-то существовала цивилизация, для которой такие вещи не представляли труда. Из-за роковой случайности с гардианом чуть не случилась страшная трагедия. Мы не имели понятия о том, что изменится и как мы повлияем на события. Если бы тогда это можно было предсказать…

– А можно ли было предсказать? – потребовал ответа Маккой.

Кирк и Келлог переглянулись.

– Используя достаточно мощный компьютер, – наконец сказала Келлог, вы могли бы свести риск к минимуму.

Последовала еще одна неловкая пауза. Маккой поднялся со своего места и раздраженно воскликнул:

– Великолепно, Джим, просто великолепно! Клингоны манипулируют прошлым, а мы остались в обычном, не изменившемся времени и можем искать их в любой точке галактики.

– Не в любой точке – поправила его Келлог и снова взглянула на Кирка.

– Что такое «фактор Тиллмана»?

– Согласно справке, данной математиками из научного центра, это математическая константа, относящаяся к ускорению при переходе сверхсветового барьера. У меня есть подозрение, что белый карлик имеет какое-то отношение к этой загадке. Клингоны могли обнаружить такую связь и использовать для того, чтобы внедриться в ход времени.

– А цифры? – спросила Келлог – могли ли они означать триангуляцию?

Кирк покачал головой:

– Мы об этом уже думали. В навигации они ничего не могут означать, ни как «восемнадцать, шестьдесят и семь», ни как «восемнадцать и шестьдесят семь».

– Тогда, может быть время? Но это означало бы девятнадцать ноль семь, – ответила она сама себе.

Все эти комбинации цифр что-то напоминали Кирку.

– Может быть, время в других единицах? – спросил он, – в земных, например?

– Сомнительно, – недоверчиво произнесла Келлог.

– Старое летоисчисление, – размышлял вслух Кирк. – Без всяких «до нашей эры» или «в космическую эру». Мы так привыкли к космическим стандартам и величинам, что забыли о существовании земных единиц.

– Да, но даже на Земле принято говорить «до нашей эры» или «нашей эры», – запротестовала Келлог.

– Не обязательно, – вдруг сказал Маккой, – Эдит… – голос Маккоя дрогнул, как только он произнес имя женщины, спасти жизнь которой ему не позволил Кирк. – Эдит Келлер так не говорила.

– Действительно, – тихо сказал Кирк, – я помню, как она говорила «тысяча девятьсот тридцатый», а не «девятнадцать тридцать нашей эры». И, кроме того, Спок хотел передать информацию как можно быстрее, – добавил он.

– Пусть будет так, – решил Маккой. – Но что такое «Кхлару»?

– Я проверил это на компьютере «Энтерпрайза», – объявил Кирк. По-английски это слово можно по-разному писать и произносить, но я старался воспроизвести его точно так, как произносил Спок. Кхлару – это небольшой поселок в Клинжае. Брови Маккоя поползли вверх.

– Клинжай? – повторил он, – над этим придется поломать голову. Я очень плохо знаю историю клингонов.

Кирк угрюмо кивнул.

– Боюсь, что мои познания в этой области тоже невелики. Все, что мне известно, – это то, что около шестисот лет назад их завоевали карсиды, и федеральный строй клингонов сменился космической эрой без всякого промежуточного этапа. Они являются своеобразным исключением из правил постепенного развития. Восстание в Клинжае значительно ускорило распад империи карсидов. После падения империи карсидов Клинтоны оказались в технологическом вакууме. Но что касается отдельных моментов истории клингонов, особенно до захвата, – боюсь, я абсолютно невежественен, точно так же, как и ты, Боунз.

– А я думал, что ты специализировался по истории, – проворчал Маккой.

– Это так, – улыбнулся Кирк. – Но космические полеты вносят изменения во всеобщую историю. Кажется командир хочет что-то сказать?

Келлог выпрямилась.

– Джеймс, не обращайте на меня внимания. Я всего лишь инженер. Но в одном я твердо уверена: Кхлару – это не только название поселка в Клинжае.

Она поднялась и поставила свой стакан на блестящую поверхность стола.

– Приблизительно десять лет назад здесь раскопали целый тайник со старинными записями карсидов. Эти записи оказались единственными документами, найденными за пределами Империи Клингонов. Две группы ученых занимались находкой несколько лет. Часть рукописей прошла через архивы академии Вулкана, а другая осталась у клингонов. Исследовательской группой клингонов руководил человек по имени Кхлару.

– Интересное предположение. – Вулканец Трэ приложил ладонь с тонкими пальцами ко лбу и внимательно посмотрел на Кирка, Маккоя и Марию Келлог.

Трэ уже очень стар, стар даже для вулканца. О громадном опыте и мудрости старика свидетельствовали белые, как снег волосы и благородное лицо, покрытое густой сетью морщин. Обычный человек просто не дожил бы до таких седин. Трэ уже переваляло за три сотни лет, но он вполне мог бы дотянуть и до четырехсот. При взгляде на Трэ и его жилище невольно возникали мысли о глубокой древности и знаниях, накопленных веками.

Окружающие вещи могли принадлежать только ему и никому другому. В центре комнаты небольшое пространство занимали поставленные полукругом кресла, а за ними размещался обширный архив, состоящий из множества коробов с микрофильмами, ящиков с дисками и лентами, фотокопиями подлинных документов и пожелтевших бумаг, наваленных словно осенние листья в саду.