— те самые, что швыряли отбросами в Мэб возле фонтана в Беле. Самодельное оружие щетинилось рядом с пиками и мечами. В алмазном дневном свете каждый предмет был тверд и четок. Каждый брус, каждый кирпич казался Дженни как бы частью тончайшей филигранной работы, каждый пучок травы имел свой неповторимый облик. Янтарный воздух еще был полон запахами серы и горелого мяса. Буйные выкрики и призывы вырывались из общего гомона, и все чаще и чаще среди них звучало: «Золото… Золото…»
«Что они понимают в золоте! Они не знают, ни что оно такое, ни чем оно может стать…» — говорил Моркелеб.
Дженни подумала о Яне и Адрике, даже удивилась на секунду, как им теперь расти в жестоком Уинтерлэнде без нее и без Джона. Затем вздохнула и вышла из тени на свет. Бледное солнце явило ее глазам толпы — истощенную маленькую черноволосую женщину под огромной зияющей аркой входа. Толпа закричала, взметнулись указывающие на нее руки. Солнечный свет тронул лицо приятным ласковым теплом.
— Атакуйте! Атакуйте сейчас же! Убейте суку-ведьму! Золото — ваше! Хватайте шлюху, вот она…
Толпа ринулась к лестнице. Дженни смотрела на них со странным чувством абсолютной отстраненности. Драконья магия в ней — молчала. «Последняя ловушка Моркелеба, — со слабой усмешкой успела подумать Дженни.
— Все-таки отомстил за свое унижение…» Толпа бурлила, обтекая обрушенные блоки, вывернутые плиты, обугленные бревна; солнечные блики метались по лезвиям мечей.
Затем некая тень перечеркнула солнце; она была бы схожа с ястребиной, не будь столь огромна.
Кто-то вскинул голову — и взвизгнул, указывая в небо.
Тень снова заслонила солнце. Дженни подняла глаза. Поток золотистого света, пронизав распростертые саблевидные крылья, явил переплетение темных костей и вен, сверкнул на шипах, оснащающих с обеих сторон семидесятифутовый размах черного шелка, вызолотил каждый рог, каждую ленту в мерцающей гриве.
Дженни смотрела, как дракон подобно гигантскому орлу падает кругами в Долину, и лишь краешком сознания слышала ужасающие крики и ржание обезумевших лошадей. Топча мертвых и роняя оружие, люди, атаковавшие Бездну, бежали напролом сквозь руины, по лужам и грудам щебня.
К тому времени, когда Моркелеб опустился на потрескавшиеся от жара ступени, Долина Бездны была пуста.
14
«Почему ты вернулся?»
Солнце село. Отсветы его еще медлили на возносящихся к небу коричневато-золотистых утесах. В черной глубине Рыночного Зала Гарет и Трэй успели разжечь костерок; видно было, как они там сидят рядышком перед огнем, тревожно переговариваясь.
Боль уходила. Гранит лестницы был освежающе прохладен. Огромное мерцающе-черное существо, лежащее в позе сфинкса на верхней ступени, повернуло узкую птичью голову, и далекий блик костра раздробился в трепещущих лентах гривы, сверкнул на гагатовых шишечках длинных, как хлыст, усов.
Голос его тихо отдался в мозгу:
«Мне нужна твоя помощь, колдунья».
«Что? — Это было последнее, что Дженни предполагала услышать. В первый момент ей показалось даже, что она попросту ослышалась, но, разговаривая с драконом, ослышаться невозможно. — Моя ПОМОЩЬ? МОЯ помощь?
Раздражение заклубилось в душе Моркелеба подобно тяжелому едкому дыму. Железная гордость дракона была уязвлена унизительной необходимостью просить помощи у человека. Разум — враждебно замкнут, и все же Дженни почувствовала изнеможение и страх, владеющие Моркелебом.
«Моим именем ты прогнала меня отсюда, — сказал он. — Но что-то сильнее твоего приказа не отпустило меня».
Гибкие усы, сверкнув, рассекли ветер.
«Как те сны, что раньше сорвали меня с места, оно не давало мне покоя
— что-то похожее на жажду золота, только гораздо хуже. Оно мучило меня, когда я летел на север, но стоило мне повернуть к югу — стало легче. Пока ты не коснулась меня своим исцелением, так не было: я шел и приходил куда хочу и не знал над собой другой власти, кроме власти золота. Это не может быть твоим приказом — ты приказала мне уйти. Это магия, которой я не понимаю, магия, совсем не похожая на драконью. Она не дает мне ни мира, ни отдыха. Я постоянно думаю об этой горе, хотя иду против собственного имени, колдунья, против твоего заклятия».
Дракон шевельнулся и принял позу, в какой иногда лежат коты: передние лапы и плечи — как у сфинкса, а задние протянулись назад во всю длину гранитной ступени. Усаженная шипами шишка на кончике его хвоста слегка подергивалась.
«Но это и не золото, — сказал он. — Золото влечет меня, но никогда не доводит до сумасшествия. Это так же чуждо моему пониманию, как если бы душа попыталась сама выбраться из моего тела. Я ненавижу это место. Это место моего поражения и позора, но жажда быть здесь пожирает меня. Я никогда не чувствовал такого раньше и не знаю, что это такое. Исходит ли это от тебя, колдунья? Что ты сама знаешь об этом?»
Некоторое время Дженни молчала. Силы постепенно возвращались к ней, и она уже не чувствовала себя такой изломанной и усталой. Сидя на гранитной ступени между драконьими лапами, она подняла голову, и тонкие атласные ленты гривы огладили ее лицо. Моркелеб посмотрел вниз, и Дженни увидела устремленный на нее кристаллический серебряный глаз.
«Твое желание напоминает человеческие чувства, — сказала она. — Я не знаю, что овладело тобой, Моркелеб, но Бездна влечет не тебя одного. Мне тоже не нужно золота, и все-таки я чувствую, как какая-то сила тянет меня к Сердцу Бездны».
Огромная голова дракона дернулась.
«Я знаю Бездну, — сказал он. — Она была моей твердыней и моим владением. Я знаю каждую оброненную монету и каждый изваянный водой кристалл. Я слышал каждый шаг тех, что бежали в Цитадель, каждый всплеск белых слепых рыб в подземных омутах. И я говорю тебе: в Бездне нет ничего, кроме камня, воды и золота гномов. Ничего, что могло бы приказать мне вернуться».
«Может быть», — сказала Дженни и уже вслух позвала в гулкую глубину проема:
— Гарет! Джон! Трэй!
Дракон недовольно повернул голову, когда из черноты послышались мягкие шаркающие шаги. Досада его и раздражение были столь откровенны, что Дженни захотелось шлепнуть его по носу, как одного из своих котов, пытающегося стащить лакомый кусочек.
Но, должно быть, и Моркелеб в свою очередь почувствовал, что Дженни рассержена, и нехотя положил узкую голову на одну из передних лап. Хвост его недовольно подергивался.
Гарет и Трэй, поддерживая Джона с двух сторон, вывели его на площадку. Он поспал немного, отдохнул и выглядел чуть получше. Заклинания исцеления делали свое дело. Аверсин взглянул на огромное черное создание, и глаза их встретились. Дженни не слышала, что сказал ему Моркелеб, хотя об этом можно было и догадаться.
— Да нет, все отлично, — ответил ему Джон. — Не стоит благодарности.
Какой-то момент они продолжали смотреть в глаза друг другу. Затем дракон раздраженно мотнул головой и обратил холодный серебряный взгляд на Гарета. Юный принц вспыхнул, но смолчал. Что сказал ему дракон, осталось неизвестным.
Джона положили возле портала, подстелив под плечи свернутый плед. Звездный свет отразился в стеклах очков, сделав их на секунду похожими на глаза дракона. Дженни присела на гранит как раз между Джоном и драконьим когтем. Гарет и Трэй, как бы для взаимной защиты, уселись рядышком, прижавшись друг к другу и боязливо поглядывая на Моркелеба, Черного Дракона Злого Хребта.
Затем в тишине прозвучал надтреснутым серебром голос Дженни.
— Что там, в Бездне? — спросила она. — Чего так добивается Зиерн? Все ее действия подчинены одной цели: и ее власть над королем, и попытки соблазнить Гарета, и осада Халната, и, наконец, то, что она призвала дракона.
«Она не призывала меня, — сердито возразил Моркелеб. — Она не могла бы этого сделать. Она не властна над моим разумом».
— Но, однако, ты здесь, не так ли? — с сильным северным акцентом сказал Джон, и дракон обернулся, со скрежетом царапнув гранит железными когтями.
— Джон! Моркелеб! — резко сказала Дженни.
Дракон отвернулся со слабым шипением; усы его раздраженно подрагивали.
— Может быть, ее саму что-то призвало? — продолжала она.
«Я говорю тебе, что там нет ничего, — раздраженно сказал дракон. — Ничего, кроме камня и золота, воды и темноты».
— Давайте-ка чуток вернемся назад, — вмешался Джон. — Чего хочет Зиерн в Бездне — это ладно… Чего она вообще хочет?
Гарет пожал плечами.
— Во всяком случае, не золота. Ты же видел, как она живет. Стоит ей попросить, и все золото королевства будет принадлежать ей. У нее есть король… — Он поколебался и продолжил тихо: — А если бы я не отправился на север, она овладела бы и мной и у нее родился бы ребенок, именем которого она бы правила всю жизнь.
— Она привыкла жить в Бездне, — заметила Трэй. — Кажется, даже покинув ее, она все равно пыталась установить над ней власть. Почему она покинула Бездну? Ее изгнали?
— Не совсем так, — сказал Гарет. — Официально они не запрещали ей появляться там до этого самого года. Она могла посещать верхние ярусы Бездны, как и всякий житель Бела.
— Ну, это все равно что изгнать, — заметил Джон, поправляя дужку очков указательным пальцем. — Раз ниже верхних ярусов нельзя входить никому, тут даже и смена облика не поможет. А что случилось в этом году?
— Не знаю, — сказал Гарет. — Дромар подал петицию моему отцу от имени владыки Бездны воспретить Зиерн и любому другому человеческому существу вообще входить в подземелья…
— Ну вот видишь! Опять логическая предосторожность против меняющих облик!
— Возможно. — Гарет вновь пожал плечами. — Я как-то раньше не думал об этом, но гномов возненавидели именно тогда. Хотя в петиции Зиерн была отмечена особо. Ей запрещалось приближаться к Бездне, ибо… — Он порылся в загроможденной балладами памяти, вспоминая точную формулировку: — …ибо осквернила святыню.
— А не знаешь, что это может означать?
Принц покачал головой. Подобно Джону, он выглядел крайне измотанным и усталым; ветерок играл лоскутьями его рубашки, украшенными звездообразно прожженными дырами, щеки Гарета мерцали светлой юношеской щетиной. Сидящая рядом Трэй выглядела чуть получше. С обычной своей практичностью она извлекла из мешочка гребень и принялась расчесывать волосы; белые и пурпурные пряди ложились на ворс алого плаща Гарета, словно грива фантастического животного.
— Осквернила святыню, — задумчиво повторила Дженни. — Мэб говорила об этом несколько иначе. «Отравила Сердце Бездны» — вот ее слова. Однако Сердце Бездны — это скорее место, чем предмет.
— В самом деле? — с любопытством спросил Джон.
— Конечно. Я ведь была там. — В памяти снова зашепталась подземная тьма. — Но то, чего хочет Зиерн…
— Вот ты ведьма, Джен, — сказал Джон. — Чего ты хочешь?
Гарет был шокирован таким сопоставлением, но Дженни только задумалась на секунду и сказала:
— Власти. Магии. Ключ к магии — сама магия. Мое величайшее желание, которому я подчиняю все остальное, — это совершенствовать мое искусство.
— Но она-то уже величайший маг королевства! — возразила Трэй.
— Мэб с тобой бы не согласилась.
— Я полагаю, у гномов были колдуны и посильнее, — все более заинтересовываясь, сказал Джон. — Если нет — зачем ей тогда было вызывать Моркелеба?
«Она не вызывала меня. — Хвост дракона снова дернулся, как у рассерженного кота. — Она бы не смогла это сделать. У нее нет такой власти».
— Значит, еще у кого-то есть, — заметил Джон. — До того, как ты уничтожил всех колдунов Бездны, у гномов было достаточно сил, чтобы не подпускать сюда Зиерн. Но сейчас они все мертвы — во всяком случае, те, что покрепче…
— Нет, — сказала Дженни. — Это как раз то, что меня смущает. Мэб говорила, что сама она когда-то была более сильной колдуньей. То есть либо власть Мэб ослабла, либо окрепла власть Зиерн.
— А не может это как-нибудь быть связано с приходом Моркелеба? — Джон взглянул на дракона. — Такое вообще случается? Может твоя магия уменьшить чью-либо другую?
«Я ничего не знаю ни о магии людей, ни о магии гномов, — надменно ответил дракон. — Среди нас такого не водится. Это все равно что отобрать у кого-нибудь его мысли, ничего ему не оставив».
— И еще одно, — сказала Дженни, обняв высоко поднятые колени. — Когда мы с ней вчера встретились… Моя власть, конечно, возросла, и все равно мне бы никогда не одолеть Зиерн, начни она менять облик. Но она этого не сделала.
— Но она может, — запротестовал юноша. — Я сам видел.
— Давно? — внезапно спросил Джон.
Гарет и Трэй переглянулись.
— Обращалась она в кого-нибудь после того, как пришел дракон? Или точнее: после того, как ее выгнали из Бездны?
— В любом случае то, о чем вы говорите, невероятно, — настаивала Дженни. — Магия — это те же знания, она не связана с каким-то определенным местом или предметом. Где бы ты ни был — в Беле, в Уинтерлэнде, — твоя магия всегда с тобой. Это то, что ты выучил, то, чего ты достиг. За всякую магию приходится платить…
— Только вот Зиерн, похоже, никогда ни за что не платила, — добавил Джон. — Ты говоришь, что у гномов другая магия… А может, она ее просто крадет, Джен? Берет то, что не принадлежит ей по праву… Мне это пришло в голову сразу, как только ты сказала, что она не владеет Ограничениями. Раз она вызвала дракона, а избавиться от него не может…
«Она меня не вызывала».
— А ей самой кажется, что вызвала, — заметил Джон. — По крайней мере я сам от нее слышал, что это именно она вышибла гномов из Бездны. И еще я думаю о морщинах на ее лице.
— Но у Зиерн нет морщин, — возразила Трэй, удивленная неожиданным поворотом темы.
— Вот именно! А почему бы? Любой знакомый мне маг: Мэб (а она по меркам гномов еще молода), старый Каэрдин (был в Уинтерлэнде такой сумасшедший бродячий колдун), да и ты, Джен, — у всех у вас власть оставила отпечаток на лицах. Хотя тебя это нисколько не старит, — торопливо добавил он, вызвав у Дженни улыбку.
— Ты прав, — медленно проговорила она. — Я и сама никогда не думала, что у мага может быть столь нежное лицо. Может быть, как раз это меня сразу и встревожило. И Мэб говорила что-то о том, что Зиерн крадет секреты. А сама Зиерн сказала, что, проникни она в Бездну, и ей ничего не будет стоить уничтожить всех нас. — Дженни нахмурилась, какая-то новая мысль обеспокоила ее. — Да нет, все это глупости. Если ты имеешь в виду, что она выучила тайком что-то запретное из магии гномов, ты ошибаешься. Я обшарила Пещеры Целителей в поисках магических книг и не нашла ни одной.
— Ну, это уже что-то совсем странное, — пробормотал Джон. — Ты же сама говоришь, что магия — это не больше, чем знания. А знания хранятся только в книгах. Или есть еще какой-то способ? Вообще может маг использовать силу другого мага?
Дженни пожала плечами.
— Да, разумеется. Магия может распространяться не только вглубь, но и вширь. Несколько магов могут сосредоточить усилия на одном заклинании, с которым в одиночку не справиться. Делается это по-разному: с помощью пения, мысли, танца… — Дженни запнулась, вспомнив чашу с водой и видение Сердца Бездны. — Танца… — тихо повторила она и потрясла головой. — В любом случае, власть подчиняется тому, кто ее вызвал.
— Так ли? — усомнился Джон. — Видишь ли, Полиборус утверждает…
Его перебил Моркелеб.
«Этой вашей Зиерн здесь и близко не было, когда какая-то сила повернула меня с полдороги. И как она могла наслать на меня мечты о золоте, если ее не подпускали к Бездне? И никакие другие маги не объединялись, чтобы вызвать такую власть».
— Я как раз об этом и хочу сказать, — снова вмешался Джон. — — У Дотиса или, может быть, в Полиборусовых «Аналектах»… Хотя это могли быть и «Лапидарные толкования»…
— Да говори же! — потребовала Дженни, хорошо зная, что Джон способен потратить еще десять минут на раскапывание вороньего гнезда своей памяти, выбирая, на какой источник сослаться.
— Дотис… или Полиборус… приводит слухи, что некоторые маги применяли некий вид камня, чтобы сбрасывать в него силу. Они могли вкладывать в него власть поколение за поколением или одновременно, если они объединялись… кажется, с помощью танцев вокруг камня… И когда приходила нужда (защитить страну, победить дракона), они могли вызвать эту силу.
Все переглянулись в молчании: колдунья, принц, дева, воин и дракон.
— И я думаю, — продолжил Джон, — то, что гномы охраняли в Сердце Бездны, — это как раз такое хранилище колдовской силы.
— Камень, — проговорила Дженни, уже зная, что так оно и есть. — Они все клянутся Камнем, или Камнем, что лежит в Сердце Бездны. Даже Зиерн им клянется. А когда я гадала, мне было видение, как они танцуют вокруг него.
Из бархатной черноты отозвался мягкий голос Джона:
— И, получается, все, в чем нуждалась Зиерн, — это подсмотреть, как им пользоваться. А поскольку она была ученицей в Пещерах Целителей, думаю, особого труда это ей не составило.
— И каким-то образом она состоит с ним в мысленном контакте, — сказала Дженни. — Я это испытала, когда боролась с ней, — такой власти я еще не чувствовала. Магия — не живая, как у Моркелеба, а именно мертвая, безразличная к тому, что она делает. Да, это источник силы Зиерн — с помощью такой власти можно изменить облик, наложить проклятие на гномов и даже вызвать с севера тебя, Моркелеб.
— Причем проклятие, которое действует независимо от того, хочет этого теперь Зиерн или нет. — Очки Джона сверкнули отраженным светом звезд, когда он ухмыльнулся. — Но, видать, мысленного контакта мало. Теперь понятно, почему она не оставляет гномам ни шанса на возвращение.
«И что же дальше? — угрюмо вопросил Моркелеб. — Говорит что-нибудь твой досточтимый Дотис, твой мудрый Полиборус о том, как бороться с властью такого Камня?»
— Ну, — начал Джон, и улыбка искреннего смущения тронула уголки его рта, — это как раз одна из причин моего путешествия на юг. Мой экземпляр «Лапидарных толкований» не полон. Как, впрочем, и вся остальная библиотека. Потому я и согласился стать Драконьей Погибелью на службе короля, чтобы привезти на север книги… знания… Стать ученым при нашей жизни нелегко…
«Особенно если учесть размеры человеческого мозга! — отрезал Моркелеб, снова давая волю раздражению. — Я смотрю, из тебя такой же ученый, как и Драконья Погибель».
— Так не я же себя так прозвал! — возразил Джон. — Просто, видишь ли, во всех этих балладах…
Гагатовые когти вновь прошлись со скрежетом по граниту. Выведенная из себя Дженни начала:
— Я в самом деле на этот раз позволю ему тебя слопать…
В разговор поспешно вступила Трэй:
— А не могли бы вы сами использовать этот Камень, леди Дженни? Обратить его силу против Зиерн.
— Конечно! — Гарет даже подпрыгнул на ступени. — Вот оно! Гаси огонь огнем!
Дженни молчала. Все смотрели на нее: Трэй, Гарет, Джон, а затем и дракон повернул к ней голову, воззрившись сверху большими кристаллическими глазами. Вожделение шевельнулось в душе. Власть! Власть, подобная власти Зиерн. Ключ к магии — сама магия…
Но в глазах Джона было беспокойство, и это быстро отрезвило Дженни.
— А сам ты что думаешь?
Он покачал головой.
— Не знаю, что и сказать, милая.
Дженни знала, что, каким бы ни было ее решение, Джон протестовать не станет. Правильно истолковав его беспокойство, она сказала:
— Я не обращу власть во зло, Джон. Я не стану такой, как Зиерн.
И еле расслышала его следующую фразу:
— Как ты можешь это знать?
Дженни хотела ответить — и вдруг осеклась. В памяти снова прозвучал высокий и ясный голос Мэб: «Она прикоснулась к тайнам более великим, нежели она сама, и осквернила, отравила их, как отравила самое Сердце Бездны…» Вспомнился привкус порочности в магии, мерцавшей вокруг Зиерн и несчастного Бонда, вспомнилось прикосновение драконьего разума, снявшее боль от темных заклинаний чародейки.
— Да, — сказала наконец Дженни. — Я не могу этого знать. И было бы глупостью связываться с такой властью, не выяснив, какой опасностью это грозит. Даже если бы я смогла подобрать к ней ключ сама.
— Но это наш единственный шанс одолеть Зиерн! — запротестовал Гарет.
— Войска вернутся, ты же сама знаешь, что вернутся! Мы не можем оставаться здесь вечно!
— А нельзя как-нибудь перехитрить этот Камень? — спросила Трэй. — Есть ли в дворцовой библиотеке сочинения этого Дотиса Полиборуса?
Гарет пожал плечами. Если бы его спросили о каком-либо малоизвестном варианте баллады о Воительнице и Алом Змее Уэлдервэйла, он бы ответил незамедлительно, но, увы, энциклопедического образования принц не имел.
— Но в Халнате-то должен найтись экземпляр, так ведь? — сказала Дженни. — И даже если в нем не найдется ничего полезного, можно попросить объяснения у гномов.
— Если они скажут. — Джон приподнялся повыше, опираясь плечами на гранитный портал; клочок испятнанной рубахи выглядывал из расстегнутого камзола; восходящая луна серебрила металлические заплаты. — Тамошние дромары будут отрицать даже само существование Камня. Они уже узнали, что такое власть человека над ним, и я их прощаю заранее. Но как бы там ни было, — добавил он с некой мрачной бодростью, — убраться отсюда просто необходимо. Как уже сказал наш герой, Бонд вернется сюда чуть ли не со всей королевской армией. Единственное место, где мы можем укрыться, это Халнат. Как тесно расположены осадные укрепления, Гар?
— Тесно, — мрачно сказал Гарет. — Халнат выстроен на нескольких утесах: Нижний Город, Верхний Город, Университет да еще Цитадель в придачу. И единственный путь лежит через Нижний Город. Шпионы пытались проникнуть в Халнат, карабкаясь по утесам, но все сорвались и расшиблись насмерть. — Принц поправил треснувшие очки. — Кроме того, — прибавил он, — Зиерн тоже знает, что, кроме Халната, нам отсюда податься некуда.
— Вот чума! — Джон покосился на Дженни, сидящую на фоне изящно изваянного черного плеча дракона. — Что-то дело, в которое мы с тобой впутались, идет все хуже и хуже.
— Могу пойти я, — отважилась Трэй. — В войсках меня вряд ли знают. Я могла бы рассказать Поликарпу…
— Тебе не пройти, — сказал Джон. — Не думаешь же ты, Трэй, что Зиерн о тебе не побеспокоилась? Или ты полагаешь, раз ты сестра Бонда, то он рискнет вызвать неудовольствие Зиерн, дав тебе улизнуть? Ей нельзя допустить, чтобы хоть один из нас ушел и известил гномов, что дракон покинул Бездну.
«В том-то вся и соль, — тонко заметил Моркелеб, — что дракон еще НЕ ПОКИНУЛ Бездну. И ты не покинешь, пока жива Зиерн. Вы что же думаете, я позволю гномам на моих глазах пустить в оборот мое золото?»
— Твое золото? — Джон приподнял бровь, но Дженни мысленно приказала дракону не связываться.
«Им этого и без тебя не позволят, — сказала она одному Моркелебу. — Теперь королевство двинет на тебя все силы, и рано или поздно ты будешь убит. Улетай хотя бы ты».
«И что дальше? — Голос в ее мозгу стал едок и ядовит, точно уксусные испарения. — Улететь, чтобы метаться, как нищий на распутье? — Дракон вздернул голову; длинные чешуйки его гривы зазвучали, словно далекие, колеблемые ветром колокола. — Это сделала со мной ты, колдунья! Пока твой разум не коснулся моего, я не был привязан к этому месту…»
— Ты был привязан, — тихо сказал Аверсин. — Это случилось еще до того, как разум Дженни коснулся твоего, просто ты об этом не догадывался. Ты ведь не пытался улететь отсюда раньше?
«Я оставался здесь, потому что мне так хотелось».
— И королю хочется оставаться с Зиерн, хотя она убивает его. Нет, Моркелеб, это Зиерн связала тебя твоей же алчностью, как пыталась связать бедного Гара его же любовью. Если мы не найдем выхода, ты будешь, зачарованный, лежать на грудах золота до самой смерти. И ты знаешь сам, что это так.
«Это неправда!»
«Правда или нет, — мысленно сказала Дженни, — но я приказываю тебе, Моркелеб: сразу, как рассветет, ты отнесешь меня к Цитадели Халната с тем, чтобы я могла попросить владыку Поликарпа вывести отсюда остальных через Бездну».
Дракон вскинулся на дыбы, ощетинясь смертоносной чешуей. Его голос рассек мозг Дженни, как серебряный хлыст:
«Я не твой почтовый голубь и не твой слуга!»
Дженни уже тоже была на ногах и, запрокинув голову, глядела в мерцающие пропасти его глаз.
«Нет, — сказала она, торопливо перебирая хрустальную цепочку его тайного имени. — Ты мой раб, ты отдал себя мне в рабство за спасение твоей жизни. И я говорю тебе: ты это сделаешь!»
Они смотрели в глаза друг другу. Остальные, не слышавшие их беззвучного диалога, увидели и почувствовали лишь беспричинную вспышку драконьей ярости. Гарет схватил за плечи Трэй и толкнул в сторону черного проема Врат. Аверсин сделал попытку подняться и вновь упал на спину с резким выдохом. Гневно оттолкнул кинувшегося на помощь Гарета, не сводя глаз с хрупкой женской фигурки, бесстрашно стоящей перед дымящейся яростью чудовища.
Все это Дженни воспринимала лишь краем сознания, как узор ткани, на которую нанесен главный рисунок. Разум ее с кристальной ясностью был нацелен в бездонные глубины, из которых на нее катилась темная волна злобы. Магия Дженни словно вспыхнула от прикосновения разума дракона, становясь все сильнее и сильнее. Тайное имя звучало не переставая. Наконец Моркелеб осел на задние лапы и снова принял позу сфинкса.
Голос его зазвучал неожиданно мягко:
«Ты же знаешь, Дженни Уэйнест, что долететь до гор ты могла бы и без моей помощи. Ты знаешь драконов и их магию. Ты уже могла бы стать одним из нас».
«И ты бы помог мне в этом, — ответила она, — чтобы выйти из моей воли. Но в обратном превращении ты бы мне уже не помог».
Смотреть в его глаза было все равно что падать в сердце звезды.
«Если бы ты захотела, помог бы».
Страсть к магии, страсть отделить себя от всего, что отделяло ее от цели, нахлынула лихорадочным жаром. «Чтобы быть магом, надо быть им», — говорил старый Каэрдин.
И еще говорил он: «Драконы обманывают не ложью, а правдой».
Дженни отвела взгляд.
«Ты говоришь это только потому, что, став драконом, я утрачу над тобой власть, Черный Моркелеб».
Он ответил:
«Не только, колдунья».
И, распахнув шелковые крылья, призраком растаял в ночи.
Несмотря на то, что битва у Врат Бездны отняла последние силы, Дженни и в эту ночь не смогла сомкнуть глаз. Чутко вслушиваясь и всматриваясь в темноту, она сидела на гранитных ступенях и вновь пыталась уверить себя, что охраняет лагерь, хотя отлично знала, что люди короля сегодня не осмелятся вернуться. Она вникала в эту ночь чуть ли не с физическим напряжением; лунная изморозь лежала на камнях и краях трещин серебряным наплавом; клубы сорняков вставали белыми султанами над истоптанной пылью площади. Трупов внизу уже не было — они исчезли, пока Дженни меняла у костерка в Рыночном Зале перевязки Джону. Либо Моркелеб был слишком тактичен, либо просто голоден.
В холодном ночном молчании Дженни пыталась заняться медитацией, но душа ее была смутна, душа разрывалась между великой магией и мелкими радостями жизни. Тишина каменного дома на Мерзлом Водопаде, детские цепкие пальчики и Джон…
Джон… Она оглянулась и посмотрела в широкий проем, где он лежал у костерка, укрытый медвежьими шкурами: широкоплечий, крепко сбитый — даже и не предположишь, что он способен двигаться со стремительной грацией борзой собаки. Ведь это страх за него погнал Дженни в Бездну на поиски лекарств — и в итоге заставил взглянуть в серебряные глаза дракона. И все же Дженни по-прежнему не могла себе представить, как можно жить на свете без этой внезапной мальчишеской улыбки.
Адрик тоже умел так улыбаться, переняв веселую, солнечную часть причудливого характера Джона. А Ян унаследовал чувствительность матери, ее ненасытное любопытство, ее одержимость, граничащую с сумасшествием. «Его сыновья, — подумала Дженни. — Мои сыновья…»
Потом вернулось воспоминание о том, какую власть она вызвала к жизни, чтобы остановить разъяренную толпу у этих ступеней, и неожиданно отозвалось сладостным восторгом и ликованием. Случившееся по-прежнему ужасало Дженни, усталость по-прежнему ныла в каждой косточке, и все же чувство победы над собственной беспомощностью не проходило. Как могла она растратить столько лет, прежде чем сделала первый шаг к могуществу! Одно-единственное касание разума Моркелеба — и в мозгу ее распахнулось множество дверей, ранее заколоченных наглухо. И если теперь Дженни от всего этого откажется, сколько тайных комнат останутся неисследованными? Искус великой магии… Одни лишь колдуны способны понять, что это такое: чувство, подобное лютому голоду, который не утолить. Дженни и не мечтала никогда о таком колдовстве, словно сотканном из света звезд; колдовстве, заключенном в бездонном сумрачном разуме дракона; колдовстве, способном внимать пению китов в далеких северных морях. Каменный домик у Мерзлого Водопада вдруг представился Дженни тесной тюрьмой; жадно цепляющиеся детские руки, казалось, удерживали ее от шага за порог — на свободу.
Может быть, Моркелеб в самом деле околдовал ее? Дженни запахнулась поплотнее в одеяло из медвежьей шкуры и поглядела в царственную ночную синеву над западным хребтом. Разве не могло случиться, что одна из драконьих мелодий обернулась заклятием, после которого теряешь интерес к делам людей и хочешь одной лишь свободы?
«Почему ты сказал „не только“, Черный Моркелеб?»
«Ты знаешь это не хуже меня, Дженни Уэйнест».
Она различила его в темноте лишь после этих слов. Лунная дорожка алмазно замерцала на чешуйчатой броне, серебряные глаза просияли из-под полуприкрытых век. Давно ли он опустился рядом, Дженни не знала — приход его был беззвучен, как падение пера.
«Все, что ты даешь им, ты забираешь у себя. Еще когда ты проникла в меня своим разумом, я увидел, в какую пытку ты превратила свою жизнь. Я не понимаю людские души, хотя они светлы и отзываются подобно золоту. Ты сильна и прекрасна, Дженни Уэйнест. Я хочу, чтобы ты стала одним из нас и жила бы с нами на скалистых островах в северном море».
Она покачала головой.
«Я не стану врагом тех, кого люблю».
«Врагом? — Лунный иней опушил гриву, стоило Моркелебу повернуть голову. — Разумеется, не станешь, хотя, при всей твоей к ним любви, они этого заслуживают.