Дженни отвела от них взгляд, думая о том, что стало бы с этим ребенком. Подобно Гарету она вдруг испытала приступ дурноты при одной только мысли об этом. Конечно, Зиерн не выпила бы душу собственного ребенка, как она сделала это с королем и с Бондом, но наверняка подавила бы волю, превратила в жалкое, беспомощное существо, не отходящее от нее ни на шаг… Кому как не Дженни было знать, чем отзывается в человеке задушенное детство!
Дженни вспомнила своих собственных сыновей. Даже если бы она ненавидела их, даже если бы они были плодом насилия, — ушла бы, бросила, что угодно… Но превратить ребенка в слепое бессмысленное орудие?..
Гнев и отвращение шевельнулись в Дженни, как при виде пытки.
— Дженни!
Голос Гарета вторгся в ее мысли. Юноша стоял совсем рядом, жалобно глядя на нее сверху вниз.
— Он сможет поправиться? — неуверенно спросил Гарет. — Я имею в виду, отец. Если Зиерн будет выслана или… или убита… Он станет таким, как раньше?
Дженни вздохнула.
— Я не знаю, — тихо ответила она. Разум ее словно онемел, как до сих пор немели мышцы после заклинаний Зиерн. Конечно, Дженни слишком еще неумело пользовалась внезапно обретенной властью, да и тело ее с трудом выдерживало ужасные требования драконьей магии. Но дело было не только в этом: изменилось само восприятие.
«…и дракон в тебе ответил». Моркелеб сказал правду, она смотрела теперь на мир глазами дракона.
С трудом Дженни поднялась на ноги и тут же прислонилась к воротному столбу крытого колодца. Она не спала всю эту ночь — караулила Зиерн, хотя знала в глубине души, что чародейка сегодня не вернется, что не ее она ждет, а что-то иное.
— Заклинания тут ни при чем, — сказала Дженни. — Зиерн — вампир, Гарет, только пьет она не кровь, как шептуны, а людские души. Вчера я заглянула ей в глаза — у нее не душа, а липкая, прожорливая тварь. И ей нужно питаться, чтобы жить. Мэб рассказывала мне о заклинаниях, которые применялись в Пещерах Целителей: кто-то добровольно делился с умирающим частью своей души, чтобы помочь ему выжить. Но такое случалось редко и только при самой крайней необходимости. Я уверена, что Зиерн делает нечто подобное с твоим отцом и с Бондом. Я, правда, не понимаю, почему это так для нее необходимо. С такой властью…
— А знаешь, — перебил Джон, — в «Историях» Дотиса говорится… Или нет. Кажется, это у Теренса… или в «Лапидарных толкованиях»…
— Но что же нам делать? — взмолился Гарет. — Должен же быть какой-то выход! Я могу поскакать в Бел и сказать Дромару, что гномы снова могут занять Бездну. У них бы появился хороший плацдарм для…
— Нет, — сказала Дженни. — В городе пока правит Зиерн. После того, что случилась, она наверняка высматривает тебя и следит за дорогами. Ты даже не успеешь приблизиться к Белу, как тебя перехватят.
— Но мы должны что-то делать! — Паника и отчаяние вкрались в голос Гарета. — Куда мы можем пойти? Поликарп принял бы нас в Цитадели…
— А осаждающим войскам ты объяснишь, что прибыл к Поликарпу по личному делу? — спросил Джон, забыв, что собирался процитировать кого-то из классиков.
— Но ведь в Халнат есть путь и через Бездну.
— И в конце его — либо запертая дверь, либо своды, обрушенные взрывчатым порошком, чтобы уберечься от дракона. Кроме того, ты что же думаешь, Дромар изобразил этот туннель на своей карте? Ничего подобного. Я хорошо изучил ее в Беле.
— Проклятый гном… — начал было Гарет, но Джон призвал его к молчанию, подняв руку с надкушенной лепешкой.
— Я не виню его, — сказал он. Грязное и небритое лицо Аверсина еще казалось бледным на фоне причудливых коричневатых узоров пледа, но мертвенных меловых оттенков в нем уже не было. Карие глаза смотрели сквозь стекла очков ясно и настороженно. — Дромар — стреляный воробей и прекрасно знает, чего можно ждать от Зиерн. Если ей не было известно, где именно ответвляется этот самый туннель, Дромар никогда бы не нанес его на карту, которую она, конечно, постаралась бы выкрасть. Впрочем, Джен могла бы провести нас…
— Нет. — Дженни лишь взглянула на него. Она сидела, скрестив ноги, перед огнем и окунала в мед последнюю лепешку. — Даже с моим зрением мне там без посторонней помощи делать нечего. А вздумаешь подняться раньше времени и сам туда полезть, наложу заклинание хромоты.
— Ну, это подло!
— Видишь меня? — Она вытерла пальцы о бахрому пледа. — Моркелеб помог мне добраться до Сердца Бездны. Тем не менее второй раз я туда дорогу не найду.
— А что это вообще такое? — помолчав, спросил Гарет. — Я имею в виду: Сердце Бездны. Гномы клянутся им…
Дженни нахмурилась, вспомнив бормочущую темноту и мыльную гладкость каменного алтаря.
— Я не могу сказать в точности, — начала она. — Это место явилось мне однажды в гадании…
Внезапно лошади одновременно вскинули головы от жесткой прихваченной морозцем травы. Молот Битвы нежно заржал, и из плывущего с опушки тумана послышалось ответное тонкое ржанье. Потом кто-то въехал на склон — копыта зацокали по камням и девичий голос позвал испуганно:
— Гар! Гар, ты где?
— Это Трэй! — Гарет вскочил и пронзительно крикнул: — Здесь!
Последовал шорох и скрежет оползающего каменного крошева, затем из белесого тумана проступил темный силуэт коня и всадника. Гарет кинулся к краю холма подхватить под уздцы серую в яблоках лошадку Трэй, тяжко одолевавшую последний подъем. Несмотря на холодный день, бока пони были темными от пота и голову он держал очень низко. Вцепившаяся в луку седла Трэй выглядела не лучше: лицо исцарапано ветками, отдельные пряди свисали лентами из ее разоренной пурпурно-седой прически.
— Я так и знала, что с тобой все в порядке, Гар! — Трэй соскользнула с седла в объятия юноши. — Когда сказали, что дракон… что леди Дженни положила на него заклятье… я поняла, что с тобой все в порядке!
— У нас все прекрасно, Трэй, — неуверенно сказал Гарет, встревоженный страхом и отчаянием, прозвучавшими в голосе девушки. — Можно подумать, что ты скакала без передышки от самого Бела.
— Так оно и есть! — выдохнула она. Под разорванной белой тканью придворного одеяния колени ее дрожали, и девушка вцепилась в руку Гарета, чтобы не упасть. Бледность проступала на лице Трэй сквозь остатки румян. — Они идут сюда! Я не понимаю, что случилось, но они уже идут! Бонд… — Она запнулась, выговорив имя брата.
— При чем здесь Бонд? Трэй, что происходит?
— Я не знаю! — Трэй заплакала. Измученная, усталая, она утирала глаза, размазывая по кукольному личику черно-синюю краску для век. — Толпа уже в пути, и ведет ее Бонд…
— Бонд? — Мысль о том, что ленивый изысканный Бонд может кого-то куда-то вести, ошеломила бы кого угодно.
— Они хотят убить тебя, Гар! Я слышала, как они говорили об этом! Тебя, и леди Дженни, и лорда Джона!
— Но почему? За что? — Замешательство Гарета все возрастало.
— А главное — кто именно? — спросил Джон, снова приподнимаясь под кипой одеял.
— Это… в основном, плавильщики и ремесленники из Долины Ильфердина
— те, что целыми днями сидели в «Овце в болоте». С ними дворцовая охрана, а сейчас, наверное, их еще больше — не знаю, почему! Я пыталась вразумить Бонда, но он как будто не слышал меня, как будто не узнавал!.. Он дал мне пощечину… а он никогда меня не бил, Гар, даже в детстве…
— Рассказывай, — тихо сказала Дженни, беря в теплые грубые пальцы холодную руку девушки. — С самого начала.
Трэй сглотнула и снова утерла глаза. После четырнадцати миль непрерывной скачки руки ее тряслись. Узорчатый шелковый плащ, отороченный молочно-белым мехом, едва прикрывал плечи девушки и мог бы защитить разве что от сквозняков бального зала, но только не от ледяного тумана этой ночи. Длинные, украшенные кольцами пальчики были ссажены на суставах и красны от холода.
— Мы танцевали, — неуверенно начала она. — Было за полночь, когда появилась Зиерн — какая-то странная; я еще подумала: может быть, заболела… Хотя утром она выглядела прекрасно… Она позвала Бонда, и они отошли в сторону, в оконную нишу. А я… — Легкий румянец вернулся на бледные щечки. — Я подкралась и подслушала. Я знаю, что это неприлично и вульгарно, но после того нашего разговора я ничего не могла с собой поделать. Ведь это же не ради сплетен, — добавила она умоляюще. — Я боялась за него и боялась, что меня заметят. Я раньше никогда не подслушивала, как это всегда делают Изольда и Мерривин…
Гарет был слегка шокирован такой прямотой, но Джон только рассмеялся и, протянув руку, ободряюще похлопал девушку по носкам ее расшитых жемчугом башмачков.
— Мы уже простили тебя, милая, но в следующий раз ты уж, пожалуйста, приличиями не пренебрегай. Сама видишь, до чего это доводит.
Дженни тихонько толкнула его ногой в здоровое плечо.
— А дальше? — спросила она.
— Я только слышала, как Зиерн сказала: «Бездна должна быть моей. Они должны быть уничтожены, и это нужно сделать прямо сейчас, пока не пронюхали гномы». Я выбралась за ними через черный ход, что выводит к портовым кварталам, а они направились прямиком в «Овцу». Там было полно народу — мужчин и женщин; все пьяные, все ругаются… Бонд ворвался туда и начал говорить, что ты — предатель, продал их Поликарпу; что дракон опутан заклинаниями леди Дженни и она вот-вот натравит его на город; что ты собираешься присвоить все золото Бездны, а им, законным владельцам, не дашь ничего… Но они никогда не были его законными владельцами, золото всегда принадлежало гномам или богатым торговцам из Долины Ильфердина! Я пыталась напомнить об этом Бонду… — Ее озябшие покрасневшие пальчики невольно тронули щеку, как бы пытаясь стереть след удара. — Тут они все завопили, что убьют тебя и вернут свое добро. Они все были пьяные — Зиерн велела хозяину гостиницы пробить еще несколько бочек. Она сказала, что дворцовая стража тоже пойдет с ними. Они завыли и пошли делать факелы и добывать оружие. Я побежала в дворцовые конюшни, взяла Стройные Ножки… — Трэй шлепнула утомленного пони по серой в яблоках шее и закончила угасающим голоском: — А потом поскакала сюда. Я ехала как можно быстрее, все боялась, что меня догонят и схватят. Просто я раньше никогда не ездила верхом ночью одна…
Видя, что Трэй задрожала еще сильнее, Гарет скинул потрепанный алый плащ и набросил его девушке на плечи.
— Вам нужно уходить отсюда, — сказала она.
— Что мы и делаем. — Джон отбросил медвежью шкуру с груди. — — Укрыться можно в Бездне.
— А ты сможешь ехать верхом? — озабоченно спросил Гарет, подавая ему испятнанную заплатанную железом куртку.
— Будет грустно, если не смогу, мой герой.
— Трэй!
Девушка, кинувшаяся было собирать вещи, быстро обернулась на голос Дженни.
Стремительно подойдя к гостье, Дженни взяла ее за плечи и посмотрела в глаза. Проникновение было глубоким, и Трэй отшатнулась с жалобным тоненьким вскриком. Гарет немедленно кинулся к ним. Но Дженни уже видела, что перед ней — бесхитростная душа юной девушки, не всегда правдивой, неравнодушной к удовольствиям, страстно желающей любить и быть любимой. Не было ни пятнышка в этой душе, и Дженни вдруг почувствовала нечто похожее на горькую зависть.
Подоспевший на выручку Гарет бесцеремонно вырвал у нее Трэй из рук.
Дженни усмехнулась криво.
— Извини, — сказала она. — Но я должна была убедиться.
Судя по их потрясенным лицам, никому и в голову не пришло, что под видом Трэй в лагерь могла явиться Зиерн.
— Пошли, — сказала Дженни. — Скорее всего, времени у нас уже нет. Гар, посади Джона на лошадь. Трэй, помоги ему.
— Я вполне способен… — раздраженно начал Джон.
Но Дженни уже перестала его слышать. Где-то в тумане, обвивавшем обугленные стволы, она почувствовала внезапное движение, нестройную гневную разноголосицу, вторгшуюся в молчание леса. Они уже шли, и шли они быстро — Дженни почти различала их на дальнем повороте дороги, ведущей к развалинам Часовой Башни.
Стремительно повернулась к остальным.
— Скорей! Они уже на подходе!
— Но как же… — начал Гарет.
Дженни сгребла лекарскую сумку, алебарду и единым махом взлетела на неоседланную Лунную Лошадку.
— Не задерживайтесь! Гар, посади к себе Трэй. Джон, ЕЗЖАЙ, чтоб тебя!..
Последнее восклицание было вызвано тем, что Джон, и так-то еле держащийся в седле, направил Слониху не в Долину, а к Дженни, отставшей, чтобы еще раз прикинуть расстояние до идущей толпы. Сзади раздался шелест рваного шелка — Гарет вскинул легонькую Трэй на спину Молота Битвы. Дженни уже слышала эхо копыт — там, внизу, по дороге, ведущей к Холму.
Она решилась наконец призвать магию, и первое же усилие немедленно отозвалось болью. «Кажется, все-таки надорвалась…» — угрюмо подумала Дженни. Стиснув зубы, преодолела боль и попробовала собрать рассеивающийся в долине туман, съедаемый бледным утренним солнцем. На большее просто не хватало сил. Дженни наделила дымку зябкой дрожью, затем вплела в нее подобно вторичному узору на северных пледах заклинания дезориентации. И все равно разнобой копыт и гневные нестройные голоса приближались. Они звенели уже в туманном лесу, окружающем Холм, и у въезда в Долину — Зиерн несомненно сказала им, куда идти. Дженни развернула Лунную Лошадку и, ударив пятками в выпирающие ребра лошади, бросила ее неуклюжим галопом вниз, в Долину.
В смутном кипении тумана она догнала остальных. Видимость снизилась, и маленький отряд был вынужден приостановиться. Легким галопом Дженни повела его по знакомой тропе сквозь развалины, к Внешним Вратам Бездны. Вопли и проклятия, приглушенные туманом, раздавались уже на Холме Кожевников. Холодная дымка разлеталась перед лицом, черные волосы плескались за спиной. Дженни чувствовала, как выдыхаются заклинания, удерживающие туман на Холме, но даже и не пыталась сделать над собой усилие и обновить их. Малейшая магия отдавалась болью в костях, а Дженни прекрасно понимала, что силы ей сегодня еще потребуются.
Под копытами зазвучал гранит ступеней. В сумрачном проеме Врат Дженни обернулась взглянуть на просеивающуюся сквозь редеющий туман толпу — человек пятьдесят, в большинстве — беднота и ремесленники. На грязно-сером фоне лохмотьев сияли яркими пятнами камзолы дворцовой стражи. Дженни слышала вопли и ругань, когда, сбитые с толку заклятиями, они принялись блуждать в хорошо знакомой им местности. «Надолго это их не задержит», — подумала она. Лунная Лошадка вновь заартачилась, почуяв запах дракона и старой крови во мраке Рыночного Зала. Труп Оспри исчез, но пятно на полу все еще пахло смертью и пугало лошадей. Дженни соскользнула с высокой спины кобылы, шлепнула Лунную Лошадку по шее и, прошептав приказ быть поблизости, отпустила на волю.
Копыта зацокали по изломанным опаленным камням пола. Обернувшись, Дженни увидела, что лицо у Джона совершенно пепельное, хотя посадка, как всегда, прямая. С обычным своим безразличным выражением он оглядел Долину.
— Зиерн с ними? — спросил он, и Дженни покачала головой.
— Возможно, я что-нибудь ей повредила. А скорее всего, она сейчас собирает против нас во дворце новую толпу.
— Очень на нее похоже. Всегда норовит убивать чужими руками… Как думаешь, твои заклинания их задержат?
— Ненадолго, — поколебавшись, сказала Дженни. — Мы должны закрепиться здесь, Джон, у входа. В толпе много здешних, а они лучше нас знают первый ярус Бездны. Из Рыночного Зала в Большой Туннель ведут пять или шесть путей. Нас просто окружат, если мы отступим.
— Ты полагаешь? — Он задумчиво почесал нос. — А если мы все-таки отойдем поглубже? Где-нибудь спрячемся, а когда толпа кинется грабить храм Сармендеса, ей уже будет не до нас.
Дженни поколебалась немного и снова покачала головой.
— Если бы это была обычная толпа — может быть. Но нашей смерти хочет Зиерн. Если ей с помощью магии не удалось уничтожить мой разум, значит, она попытается уничтожить мое тело. Их здесь достаточно, чтобы устроить погоню за нами, а на лошади мы тебя везти в Бездне не сможем. Нас окружат и вырежут. Нет, задержать их можно только здесь.
— Ладно. — Он кивнул. — Ты разрешишь помочь тебе?
Дженни снова повернулась к туманным руинам, где беспорядочно мелькали темные смутные фигурки.
— Ты себе-то помочь не сумеешь, — бросила она через плечо.
— Я знаю, — спокойно согласился Джон. — Но я не потому спросил, милая. Видишь вон те развалины?.. — Он указал. — Атаковать они будут оттуда. Глянь-ка, как муравьи!
Дженни не ответила, хотя ее пробрал озноб при виде того, как людская масса разбухает в толпу, изливаясь из тесного переулка.
По ступеням поднялся Гарет, ведя в поводу Молота Битвы. Дженни пошептала на ухо большому коню и толкнула вниз по ступеням. Ее разум был уже обращен в глубь себя, собирая все оставшиеся силы усталой души и измученного тела. Джон, Гарет и вцепившаяся в его руку девчонка в белых лоскутьях придворного одеяния были теперь для Дженни не более чем призраками. Сосредоточенность, граничащая с безумием, затуманивала все вокруг, оставляя ясными лишь магию и то, что сейчас предстояло сделать.
Ладони Дженни прижались к холодному граниту портала, и она почувствовала, что вбирает ими силу и огонь, заключенные в камне, в недрах, в воздухе. Магия вздула ей вены, как весенняя речушка, готовая прорвать берега. Было страшно вбирать в слабое человеческое тело эту мощь, против которой не сработают никакие Ограничения. Нужно было обладать телом дракона для такой магии.
Дженни чувствовала, как Джон рванул за повод Слониху, отступая. Гарет и Трэй отошли еще раньше. Но внимание ее было направлено вниз, в Долину, где оборванные люди одолевали последние груды развалин. Холодная ясность драконьего зрения позволяла ей видеть каждого из них в отдельности, видеть до дна — — сквозь одежду и плоть. Бонда с обнаженным мечом, действительно ведущего толпу, Дженни заметила сразу; душа его напоминала изъеденный термитами лес.
Внизу уже бежали к Вратам через пыльную, с исковерканной мостовой площадь. Медленно поднимая отяжелевшие ладони, Дженни слышала голос Гарета, исчезающе тихий, как звон насекомого:
— Что мы можем сделать? Мы как-то должны ей помочь!
— Брось, — отозвался голос Джона — тоже непривычно слабый и словно обескровленный. — Если прорвутся — бегите в лабиринт и постарайтесь спрятаться. Вот карта…
Толпа хлынула на ступени. Злобная разноголосица катилась впереди, как первая приливная волна. Дженни наконец подняла руки, и вся затаенная сила, набранная из камня и мрака, взорвалась разом в ее теле. Сознание же не напряглось, но, напротив, расслабилось в момент удара.
«Ключ к магии — сама магия», — думала Дженни. Ее жизнь начиналась и заканчивалась в каждой отдельной секунде спрессованного и теперь стремительно высвобождающегося времени.
Пламя ударило из третьей ступени, встало стеной — голодное, алое. Дженни слышала вопли тех, что были в первых рядах; запах горелого мяса и тлеющей одежды коснулся ее ноздрей. Подобно дракону она убивала без ненависти, нанося удар жестоко и крепко, зная, что если он не будет смертельным, ее маленький отряд — обречен.
Толпа отпрянула; на глазах у оробевших преследователей из черноты проема выплыли и медленно сомкнулись огромные полотнища Врат, когда-то сорванные с петель и спаленные драконовым огнем. Изнутри они просвечивали, как мутное стекло, но каждый гвоздь, каждый брус и скоба были сработаны на совесть. Со стороны площади иллюзия была полной. Дженни ясно видела сквозь призрачные створки мечущихся внизу людей. Одни указывали с криками удивления и тревоги на волшебно возродившиеся Врата Бездны, другим было не до этого: кто в бешенстве сбивал пламя с одежды, кто катался с воплями по мостовой, кто просто лежал, обугливаясь. Уцелевшие не пытались им помочь — столпившись у первой ступеньки, они с ненавистью смотрели на внезапную преграду и вопили от пьяной ярости. Шум был ужасающим, выкрики мешались со стонами раненых, но хуже всего был запах тлеющей плоти. В середине толпы стоял Бонд Клерлок и тоже не сводил с фантома пустых, выеденных изнутри глаз.
Дженни попятилась, почувствовав внезапную слабость, как и любой человек, увидевший воочию дела дракона. Ей случалось убивать и раньше ради спасения своей жизни или жизни тех, кого любила. Но никогда не было ей так страшно смотреть на дело своих рук.
«И дракон в тебе отозвался…» — сказал Моркелеб и, как всегда, оказался прав.
Дженни пошатнулась, и кто-то подхватил ее. Это были Джон и Гарет, оба
— словно парочка не слишком удачливых разбойников: избитые, грязные и оба, что забавно, в очках. Трэй (в потрепанном плаще Гарета, накинутом на грязный драный шелк бального платья, и с пурпурно-седыми прядями, свисающими на меловое лицо) молча достала из расшитого жемчугами мешочка складной жестяной стакан и, наполнив его из бутылки, притороченной к седлу Слонихи, протянула Дженни.
— Надолго их это не остановит, — сказал Джон. Лицо его было покрыто испариной, ноздри вздрагивали от едва переносимой боли. — Смотри, Бонд уже снова их собирает. Вот щенок… — Он покосился на Трэй и добавил: — Извини.
Но та только потрясла головой.
Дженни высвободилась и нетвердым шагом подошла к призрачным воротам. Ее собственный голос показался ей таким же тусклым и исчезающе слабым:
— Он тоже свое получит…
На площади суетился Бонд: метался, спотыкаясь об обугленные корчащиеся тела, жестикулировал, указывал на запертые Врата. Дворцовая стража особого рвения не выказывала, но беднота из портовых кварталов уже собиралась вокруг главаря, прислушиваясь к его речам и передавая друг другу мехи с вином. Кто-то погрозил Бездне кулаком, и Дженни тихо сказала:
— Они тоже хорошо хлебнули бед, как и гномы…
— Да, но почему они обвиняют в этом нас? — возмущенно возразил Гарет.
— И в чем перед ними провинились гномы? Гномам пришлось еще хуже, чем им…
— Как бы там ни было, — сказал Джон, прислоняясь к каменному порталу,
— они убеждены, что сокровища Бездны принадлежат им по праву. Это им сказала сама Зиерн, и ясно, что ради этого они теперь ни перед чем не остановятся.
— Как глупо!
— Ну, не более глупо, чем влюбиться в ведьму, а мы с тобой, Гар, кажется, оба в этом грешны, — довольно бодро заметил Джон, и Дженни нашла в себе силы хихикнуть. — Как долго ты сможешь их удерживать, милая?
Что-то в его голосе заставило ее оглянуться. Хоть он и спешился, чтобы помочь ей при случае, но стоять без поддержки явно не мог. Лицо его было пепельно-серым. Вопль, донесшийся снизу, отвлек на секунду внимание Дженни. Сквозь дым, еще поднимающийся со ступеней, она видела, как мужчины выстраиваются в неровную линию. В глазах — безумие и ненависть.
— Я не знаю, — негромко ответила она. — За всякую магию приходится расплачиваться. Эта иллюзия меня вымотала. Но какое-то время нам это даст; они ведь думают, что им еще придется взламывать Врата.
— Сомневаюсь, чтобы они сейчас об этом думали. — Тяжело опираясь на гранитный портал, Джон всматривался в освещенную косыми лучами солнца площадь. — Опять пошли…
— Отойди куда-нибудь, — попросила Дженни. Кости ныли уже от одной только мысли, что снова придется набирать силу из камня и из самой себя. — Эти заклинания не имеют Ограничений. Бог знает, что может случиться.
— Я бы рад, милая. Но если я отпущу стену, то просто упаду.
Сквозь полупрозрачные ворота Дженни видела, как толпа снова двинулась через площадь к ступеням. Магия возвращалась медленно и мучительно, выпивая остатки сил из каждой клеточки. Разноголосица внизу нарастала сумасшедшим крещендо; вопли «золото» и «смерть» взметнулись, как щепки, крутящиеся на яростном гребне волны. Дженни заметила Бонда Клерлока, или то, что оставалось от Бонда Клерлока. Он держался в середине толпы; придворный, розовый, словно раковина, костюм ясно выделялся среди кровавых и лютиковых тонов форменной одежды дворцовой стражи. Затем к Дженни вернулось драконье зрение: предметы и люди стали ясными и бесконечно удаленными, словно образы в магическом кристалле. И, призвав ослепительную драконью ярость, она хлестнула пламенем по ступеням — на этот раз по ногам атакующих.
Когда голый камень плеснул огнем, Дженни показалось, что вены ее рвутся, не выдерживая нагрузки. Крики и визг ударили с такой силой, словно кто-то хлопнул ее двумя руками по ушам. Дженни окатило жаром и тут же — ознобом.
Люди бежали, спотыкаясь и отрывая горящую одежду от обугливающейся плоти. Лицо Дженни было мокро от слез; мысль о том, что толпа растерзала бы их, не призови она огонь, казалась подлой и ханжеской. Иллюзия выдыхалась, истаивала, как мыльный пузырь — Врата колебались и, возможно, просвечивали теперь и с той стороны. Споткнувшись, к ней шагнул Джон и заставил прислониться спиной к порталу, возле которого стоял сам. Какое-то время они поддерживали друг друга, боясь упасть.
В глазах немного прояснилось. Дженни видела убегающих в панике через площадь и преследующего их Бонда. Не замечая, что рукав его горит, он в ярости кричал что-то вслед беглецам.
— Что будем дальше делать, милая?
Дженни мотнула головой.
— Не знаю, — прошептала она. — Кажется, сейчас упаду в обморок…
Рука Джона торопливо обхватила ее за талию.
— Ну так падай, за чем дело стало! — бодро предложил он. — Всегда мечтал вынести тебя на руках из какой-нибудь неприятности.
Смех принес ей облегчение, да, собственно, Джон на это и рассчитывал. Дженни отвела его руку и выпрямилась, видя, что Гарет и Трэй поднимаются с пола. Молодые люди были испуганы и выглядели неважно.
— Может, все-таки попробовать через Бездну? — спросил Гарет и выудил из внутреннего кармана карты, уронив при этом две из них. — Я имею в виду
— пробраться к Цитадели…
— Нет, — сказала Дженни. — Я уже говорила Джону: если мы покинем Врата, нас быстро догонят и окружат. Нам ведь придется нести его.
— Я могу остаться здесь, милая, — тихо сказал Джон. — Это бы отняло у них какое-то время…
— Время, чтобы подняться по ступеням и споткнуться о твое тело, — сквозь зубы ответила она.
— А если попробует кто-нибудь один? — робко предложила Трэй. — Поликарп и гномы в Цитадели должны знать дорогу с той стороны. Они могли бы прийти за остальными. У меня есть свечи в сумке и немного мела. Здесь от меня все равно мало помощи…
— Нет, — возразил Гарет, мужественно преодолевая страх перед Бездной.
— Пойду я.
— Вы просто заблудитесь, — сказала Дженни. — Я была в Бездне, Гарет, и поверь мне, что с мелом и со свечами там делать нечего. Вот и Джон говорит: дверь в конце пути если не взорвана, то надежно закрыта.
Снизу, с площади, слабо доносился голос Бонда, вопящий, что никаких ворот нет, что все это фокусы ведьмы, что золото ждет законных владельцев.
— Смерть ворам! — взвыла толпа. — Смерть пособникам гномов!
Дженни прислонилась затылком к камню портала; солнечный свет падал сквозь призрачные ворота и ложился бледным ковром на закопченную гальку Рыночного Зала. Неужели Зиерн испытывает такую же беспомощность перед людским гневом, когда призывает эту странную магию, которую не свяжешь никакими Ограничениями?
Скорее всего, нет. Беспомощность гнездилась в самой Дженни.
За всякую магию приходится платить. Но Зиерн никогда ни за что не платила.
И Дженни очень хотелось бы знать, как это удается юной чародейке.
— Что это?
Услышав возглас Трэй, она открыла глаза. Девушка указывала на руины Часовой Башни. Слуха коснулся отдаленный цокот множества копыт и невнятный гомон, гудящий ненавистью и гневом. На фоне тусклых серых тонов Башни винная желтизна покрытого сорняками склона была испятнана яркими мундирами дворцовой стражи. Отряд скатывался в Долину, как свора расшалившихся щенков. Солнце играло на лезвиях мечей.
— Гляди-ка, — сказал Джон. — Подкрепление.
Бонд, сопровождаемый горсткой своих людей, уже бежал через развалины и осоку к новоприбывшим; страшные ожоги глядели из прогоревшего насквозь рукава. Дженни видела, как все новые и новые крохотные фигурки появляются из-за Башни, блистая пиками и медью кирас. Красные навершия шлемов обрызгали вершину всхолмья, как свежая кровь. Изнеможение въедалось в кости подобно яду; Дженни чувствовала, как тают, обращаясь в ничто, призрачные ворота, но ничего уже с этим поделать не могла.
— Уходите втроем в Большой Туннель, — тихо сказала она. — Гар, Трэй, понесете Джона. Заприте двери изнутри — там есть щеколда с подъемником.
— Не говори глупости! — Джон вцепился в стену, пытаясь выпрямиться.
— Это ты не говори глупости! — Она не отрывала взгляда от кишевшей внизу толпы.
— Мы тебя не бросим, — объявил Гарет. — Я, во всяком случае, не собираюсь. Трэй, ты берешь Джона…
— Нет! — Трэй и Драконья Погибель произнесли это одновременно. Поглядели друг на друга и мученически усмехнулись.
— Либо все, либо никто, милая.
Дженни обернулась, взгляд ее просветлел хрустально.
— Никто из вас ничем мне помочь не сможет. Джон и Трэй будут убиты немедленно. Гарет… — Драконьи глаза кольнули ледяными иглами. — Тебя, возможно, пощадят. Зиерн могла предупредить их насчет тебя. А у меня есть силы для еще одного удара, и это даст вам какое-то время. Опыт Джона позволит вам уцелеть, помощь Трэй тоже необходима. А теперь идите.
Последовало короткое молчание. Глаза Джона впились в ее лицо. Дженни слышала, как приближается подкрепление, и нужно было отослать куда-нибудь подальше этих троих, пока еще есть время.
Наконец прозвучал голос Гарета:
— Ты уверена, что устоишь против… против людей моего отца? Это не толпа, это воины…
— Думаю, да… — Дженни лгала, отлично зная, что сейчас ее магической силы не хватит даже на то, чтобы зажечь свечку.
— Будь по-твоему, милая, — тихо сказал Джон. — Ты права, лучше нам отступить… — Он оперся на ее алебарду, как на костыль, заставил себя выпрямиться и, обняв Дженни одной рукой за шею, поцеловал. Губы его, обведенные жесткой пятидневной щетиной, были холодны, но, как всегда, удивительно нежны. Потом глаза их встретились, и Дженни поняла, что Джона не обманешь.
— Ну что ж, пошли, детишки, — сказал он. — Имей в виду, Джен, пока не дождемся тебя, дверей мы запирать не станем.
Хрустя обугленным щебнем, цепочка солдат пробиралась к площади сквозь лабиринт разваленных до фундамента зданий. Их сопровождали бывшие беженцы