Глава 1

— Архимаг возвратился?

Услышав этот вопрос Кериса, чародей Тирле вскинулся, как заяц при виде хищника. Но первое удивление прошло, и он спокойно ответил:

— Пока что нет.

Тирле подобрал лопатку, оброненную им, и тень Кериса неожиданно нависла над ним, когда он возился с этим немудреным инструментом, сидя на сложенном из кирпича пороге дома. С трудом поднявшись на ноги, чародей отряхнул пыль со своего черного камзола.

— Послушай, а может быть, я чем-то смогу тебе помочь? — спросил он.

Керис задумался, похлопывая кистью правой руки по рукояти меча. Он бросил быстрый взгляд на вход в следующий дом, явно обдумывая какую-то мысль. Как и все дома в Волшебном Подворье, дом этот был выстроен по единому для них образцу — продолговатая форма, крутая крыша. Впечатление похожести усиливала еще и наложенная временем печать, а также копоть на высоких печных трубах. Еще несколько его соратников выжидательно стояли на ступеньках того дома, поглядывая на Кериса. Как и подобает воинам из одного отряда, одеты были они в одинаковые черные кафтаны свободного покроя, опоясанные перевязями для ношения оружия. Все воины успели сегодня порядочно устать после сидения у Оружейника. Керис выразительно покачал головой, и товарищи его прошли в помещение.

— Даже не знаю, — он повернулся снова к Тирле, одновременно подмечая мельчайшие детали его поведения — капельки пота на лбу, дрожащие пальцы. Воин задумался: что это вдруг так тревожит чародея? — И вот так… — сказал Керис, красноречиво маша руками.

Выражение животного ужаса исчезло из заплывших жиром глаз кудесника, уступая место обычному беспокойству.

— Так что ты хочешь мне сказать, парень? — поинтересовался Тирле.

На этот раз Керису захотелось просто невыразительно пожать плечами, отодвинув решение проблемы на неопределенное будущее. Именно так он поступил сегодня ночью. Ему захотелось заниматься тем единственным делом, которым он должен был заниматься, как воин мага — охранять своего господина и непрестанно совершенствовать боевое искусство.

— Даже не знаю, стоит ли мне задавать этот вопрос, — начал Керис с сомнением в голосе, — конечно, я понимаю, что воину не пристало спрашивать такие вещи. Ведь меч никогда не задает вопроса направляющей его руке. Но…

Тирле только улыбнулся и покачал головой.

— Мой дорогой Керис, — сказал Чародей, — послушай, как мы можем знать, что чувствует в той или иной ситуации кинжал? Что думает меч, оставшись со своими собратьями в арсенальной палате, в которой погашен свет и тихо, как в могиле? Ты знаешь, что я никогда не одобрял наемничество… Как не одобряю те машины, которые нынче сами ткут ткани и выделывают пряжу. Они делают работу, даже не понимая, для чего это нужно.

Странным образом эти слова успокаивающе подействовали на воина.

Вообще-то из дюжины домов, стоящих по краям мощеной булыжником площади этого квартала Староверов лишь восемь принадлежали Совету Кудесников. Три дома снимали все те же староверы, которым непременно хотелось жить возле Кудесников. А из магов мало кто желал жить в городе Ангельской Руки. Но даже из тех немногих Тирле был единственным, кто вызывал симпатию у Кериса.

Архимаг, дедушка Кериса, не показывался с самого утра, с тех пор, как Керис закончил занятия по фехтованию. Если он к обеду не вернется, то вряд ли у Кериса будет возможность поговорить с ним до завтрашнего дня.

Конечно, воину бояться не положено, но Керис не был уверен, что сможет провести бессонную ночь, объятый беспокойством. Переживания обязательно скажутся на его состоянии на следующий день.

Последние пять лет прошли в неустанных тренировках и уроках, закалялись и мускулы, и нервы — и потому Керис не знал, какими словами нужно выражать страх — на речевые упражнения просто времени не было. Парень беспокойно запустил пятерню в густую шапку своих коротко подстриженных светлых волос.

— Даже не знаю, стоит ли мне говорить об этом, — произнес он с сомнением, — просто все так… Но я ведь не оружие… — пожав плечами, он все-таки решился, — а может быть так, чтобы маг вдруг лишился своей силы или умения?

Честное слово, воин не ожидал увидеть Тирле вдруг пришедшим в ярость. Казалось, что гнев прямо брызжет с его лица.

— Нет! — закричал старик пронзительно. — Эти же силы врожденные. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Как бы тебе сказать… Волшебство — это часть нас, как душа.

Удивляясь этой неожиданной ярости, Тирле тем не менее пробормотал:

— Но даже…

— Замолчи! — лицо Тирле вовсе стало багровым. — Конечно, у некоторых бывает волшебства совсем немного, но оно не может убыть само собой. Да и откуда тебе знать о волшебстве. Тебе вообще нельзя говорить об этом. Нельзя! Запрещено! — чуть не зарычал чародей, заметив, как Керис вновь пытается что-то возразить.

От воина-наемника требуется одно — служить и служить. В сущности, наемником в полном смысле этого слова назвать его было нельзя. Скорее, послушником. За три года участия в кровавых схватках и видя смерть убитых коварным врагом товарищей в мирное время, Керис научился держать язык за зубами. Он принял важнейшее решение в своей жизни — принес клятву на верность Совету Кудесников. До сих пор он сдерживал свое слово. Воин педантично следовал своему правилу — все рассуждения не должны высказываться. Лучшее им место — в собственной голове.

Тирле все еще трясущимися руками подобрал садовую лопатку и лейку, после чего направился в дом. Чародей с силой захлопнул за собой дверь. Все еще стоя на кирпичных ступеньках, Керис механически отметил, что ярость настолько охватила старика, что тот забыл полить свои любимые растения, которые росли у порога и в ящиках, пристроенных на подоконниках со стороны улицы. Где-то на другом конце города, на главной башне замка Святого благодетеля, часы торжественно отбили пять ударов. Итак, у Кериса будет на обед меньше часа времени перед тем, как идти на дежурство в трапезную палату, где маги принимали пищу.

Керис задумчиво стал спускаться вниз по ступенькам. Он чувствовал себя пораженным и даже шокированным — очевидно, такое чувство испытывает человек, когда его кусает старая и верная собака, причем безо всякой на то причины. Впрочем, воину, как известно, не подобает терять бдительность в любой ситуации. Даже если ты когда гладишь ту же старую и любимую собаку, в другой руке всегда нужно держать остро отточенный нож. Молодой человек направился к двери, ведущей во вторую половину дома, которую занимали воины-телохранители и послушники магов. Он чувствовал, что беспокойство все еще не оставляет его.

Последний раз сам Керис думал о себе как о рожденном с волшебным даром эдак с год назад, не меньше. Ему было девятнадцать лет, и пять лет Керис посвятил служению Волшебству. Он пять лет служил уже этой силе, но, как и большинство посвященных, знал, что все равно стоит лишь на пороге Великого и Сокровенного знания.

Он знал, что талантов у него не столь уж много — они не шли дальше умения видеть в темноте и способности находить потерянное. В детстве он отчаянно хотел стать магом и принести клятву на верность Совету Кудесников, чтобы служить ему и всегда находиться рядом со своим дедушкой, который уже тогда стал архимагом. Когда он стал изучать военное дело, то понял, что его способностей недостаточно для того, чтобы стать настоящим чародеем, и потому решил, что останется воином. А потом он и принес клятву на верность Совету Кудесников.

Но почему же Тирле отказался отвечать на его вопрос, подумал Керис. Или потому, что он полагал, что отсутствие волшебства не дает ему возможности понять чего-то еще?

Да, возможно поэтому Тирле и не дал ответа. Но тогда этим не объяснишь, почему старика вдруг обуял страх.

Странным образом Тирле отсутствовал и на обеде — ведь все чародеи едят много, а уж Тирле вообще был известным чревоугодником. Тем более, что на обеде подавались как раз любимые блюда старика.

На обеде были семь чародеев и два новообращенных, которым послушники и прислуживали. Вообще эти послушники-воины всегда возились с волшебниками — некоторые разносили кушанья во время приема пищи, другие охраняли просто трапезную, а уж во дворе и на площади всегда кто-то из воинов, да стоял. В это время другие послушники спали, готовясь к ночному бдению. Маги не зря держали вокруг себя такую охрану — в бедных кварталах города Ангельской Руки было полным-полно всякого жулья, которому совершенно безразлично, кого грабить — торговца или чародея.

Беспокойство Кериса усилилось, когда он увидел, что архимаг все еще не вернулся. Керис заметил, что постоянное место за столом, на котором сидел архимаг, было занято госпожой Розамундой — красивой женщиной лет сорока, о которой было известно, что она урожденная Розамунда Кентакр. Ее отец, Герцог Морской, отказался от дочери, когда узнал, что она принесла клятву верности Совету Кудесников. Впрочем, как говорили дошедшие до Кериса слухи, отказались от Розамунды потому, что данный обет ставил на первое место интересы Совета Кудесников и запрещал девушке пользоваться своей силой для помощи своей семье в достижении ее амбиций. Несомненно, что Герцог все это знал — тогда его дочери было что-то около двадцати лет. Уже до этого Розамунда кое-что знала — она наверняка научилась кое-каким заклятьям у бродячих волхвов и чародеев, которыми изобиловала Империя. Но этих заклятий все равно было недостаточно — чтобы обрести знание настоящего волшебства, нужно было прежде всего учиться при Совете Кудесников. А научиться можно было только в том случае, если принесешь клятву на верность, в которой помимо всего прочего черным по белому было написано, что ты обязуешься не использовать полученных знаний во вред кому бы то ни было.

— Ему не следовало выходить одному, без охраны, — говорила собеседникам Розамунда, когда Керис уносил поднос с грязной посудой.

Сидевший рядом с женщиной худощавый Витвел Сим энергично возражал:

— Но регент ни за что не осмелился бы…

— Неужели? — в глазах женщины заблестели стальные искорки. — Принц-регент ненавидит рожденных с волшебством, то есть и нас тоже. Как-то мне рассказывали, что после окончания бала принц садился в карету, и тут на свою беду дорогу ему перешла одна из старых чародеек-колдуний. Он аж весь затрясся от злости. Так принц чуть не до смерти забил ее. Весь Летний дворец говорит об этом до сих пор. Нет, он точно сумасшедший, как и его любимый папочка.

— Но вот различие между ними заключается в том, — вмешался дотоле молчавший Иссей Белкери с другого конца стола, — что его отец для нас менее опасен.

Сбоку от него сидели две новообращенных девочки-ученицы — одна рыженькая, лет семнадцати, а вторая чуть постарше, с иссиня-черными волосами — они ничего не говорили, но слушали все с молчаливой жадностью. Они знали, что это всего-навсего обычные сплетни, но кто знает, вдруг в будущем это как-то повлияет на ход их жизни? Рядом с ними мешковато восседала на стуле старая Тетка Мин — самая почтенная возрастом из всех волшебников, обитавших в этом квартале. Она было задремала, но Керис с улыбкой коснулся ее руки, и старуха, что-то забормотав, снова принялась за вязание. Спицы так и мелькали в ее руках, похожих на когтистые птичьи лапы.

Тут снова подал голос Витвел Сим:

— Но даже если и принц полагает, что наше волшебство — самое обычное шарлатанство, как он несомненно подумал о той старухе, все равно он не отважится разозлить архимага. Этого не допустит ни Совет, ни Церковь. А мы и не знаем, что Солтерис ушел во дворец…

— Если солдаты регента повсюду в городе, — холодно заметила Розамунда, — то уже не столь важно, кто куда ушел. Нет, принц Фарос несомненно просто сумасшедший. Его вообще нужно было давно отстранить от власти, отдав ее кому-то из двоюродных братьев или сестер.

— Как сурово, — рассмеялся Иссей, — но вот только хочешь ли ты, чтобы Империей правили всякие дураки типа Магистра Магуса, а то еще похлеще — какая-нибудь старая колдунья?

Красивые губы женщины вздрогнули непроизвольно при упоминании одного только имени самого известного в городе шарлатана. Но Розамунда сумела сдержать свой порыв, обратившись к тарелке с уже остывшей пищей. Не найдя нужных аргументов, она просто предпочла помолчать — ведь молчание иногда тоже оказывается очень хорошим козырем.

Керис, нося на кухню грязную посуду, думал о предстоящей тренировке по фехтованию. Затем его мысли снова сползли на деда — он думал, какое отношение имеет к архимагу все сказанное за столом. Дело не в том, что Керис не верил в способность регента учинить что-то недостойное — как раз на это он был запросто способен — но просто молодой человек не мог поверить, что кто-то способен нанести вред его деду.

Еще с детства Керис знал своего второго деда, Солтериса Солариса, как очень загадочную личность. Он изредка — зимой чаще, а летом всего раза два — захаживал на хутор его матери, находившийся возле Пшеничной деревни. Тогда волосы Солтериса были темными, как сейчас волосы его матери, но сам Керис уродился светловолосым, в своего отца. Иногда казалось, что от отца Керис унаследовал еще что-то, не только цвет волос. Когда Керис давал торжественную клятву в присутствии всего Совета Кудесников, он обещал защищать архимага всеми силами — а у него было куда больше силы физической, нежели волшебной.

А вообще Керис старался думать о том, что касалось его напрямую — о постоянных тренировках по совершенствованию воинского искусства. И уж он выкладывался на этих тренировках как подобает, размахивая деревянным мечом под неусыпным оком наставника. Обычно тренировки происходили в самом нижнем этаже дома, в полуподвале, куда обычно во второй половине дня сквозь стрельчатые окна падал солнечный свет уже угасавшего дня. Несмотря на пять лет непрерывных тренировок, каждый вечер после занятий Кериса свербила одна и та же мысль: все, так больше невозможно. Все эти «Вперед-назад», «Коли-руби» и «раз-два» надоели ему до черта, тем более, что умение настоящего воина к нему упорно не желало приходить. Но зато во время тренировок в голове не оставалось никаких мыслей — так учил наставник. Он говорил, что думать нужно только этими «вперед-назад» — «Коли-руби», вспоминая уроки фехтования, полученные когда-то, иначе в бою стоит только отвлечься, как враг сразу одолеет тебя. И на разные другие беспокойные размышления тоже времени не оставалось, что тоже было неплохо.

К десяти часам вечера уже темнело, но гулять Керису после занятий совершенно не хотелось — тренировки выматывали из него последние силы. Поплескавшись над лоханью с теплой водой, он, как подкошенный, падал в свою постель и засыпал крепким сном. Но теперь он задумался над тем, что же все-таки произошло. Спросил про деда, причем вопрос казался самым что ни на есть невинным. Но реакция на него была совершенно непредсказуемой. Неужели волшебство архимага и в самом деле пропало?

Уже давно Керис перестал верить в то, что он сам обладал хоть какими-то зачатками волшебства. Но теперь, лежа и уставя глаза в непроницаемую тьму, он понимал, как многое за эти годы стало значить для него волшебство. Без волшебства, размышлений о нем душа становилась как бы пустой, выхолощенной, если не сказать еще хуже. Это можно было сравнить с тем, как если бы глаза стали видеть окружающий мир в черно-белом свете.

Иногда до него доносились обрывки разговоров, которые волшебники шепотом вели между собой о том, от чего именно зависит волшебная сила человека. Судя по этим разговорам, волшебство держалось благодаря либо врожденной способности, либо каким-нибудь амулетам и скарабеям, сделанным из чего угодно — от глины до драгоценных камней, носимых только очень богатыми людьми или знатными особами. Волшебство можно было вызвать специальными заклинаниями, заклинаниями можно было и уничтожить или уменьшить чей-то волшебный дар. Но это все не то. Керис представлял свою душу как глиняную форму для отливки какого-то предмета, из которой уже вытопили прежний воск, но бронзу или золото не залили. Так и влачит она пустое существование. И в такую пустоту обычно набивается просто пыль.

Молодой человек даже заплакал бы, да вот только воинская клятва не давала ему на это право.

Нет, заснуть положительно невозможно. Воин оделся и, стараясь поскорее выбраться из душной тьмы спальной комнаты, стал спускаться вниз по лестнице. Все та же назойливая воинская клятва нашептывала ему, что он должен еще и обуться, а также не забыть свое верное оружие. Но то, что парень открыл неожиданно для самого себя пустоту своей души, занимало его больше всего. Потому-то воинской клятвой можно было пренебречь хотя бы сейчас. Свежий воздух улицы сразу влил в ум ясность. Из-под крыш домов, стоявших по другую сторону площади, доносилось гурготание голубей, обсуждавших свои птичьи дела. Да, у всех проблемы. И тут ночную тишину разорвало кукареканье какого-то непутевого петуха, явно спутавшего время суток.

Итак, Тирле сказал, что такого не может быть. Почему? Не может быть, потому что быть попросту не может? Но это чепуха. Но вот прошлой ночью сам Керис проснувшись, почувствовал сквозь биение своего сердца, что из него вытекает то немногое волшебство, которое еще осталось в его душе. И тогда его пронзил холодный ужас. Это было что-то такое, что не должно и не могло случиться, как сказал Тирле… А уж теперь его душа была полностью лишена волшебства.

Керис прислонился к покрытому затейливой резьбой дверному наличнику, ощущая в душе эту странную пустоту. Странно, но это было даже не огорчение, а так, какое-то неопределенное чувство — именно пустота. Тут взгляд молодого человека упал на высокие узкие окна дедова дома, и он подумал, вернулся ли старик или нет. Света в окнах не было, но это еще не означало, что он спит — архимаг часто сидел в своем кресле и читал, не зажигая света. На то он и был архимагом, чтобы быть способным на такие дела. Возможно, он знал и умел нечто такое, о чем старый Тирле и понятия не имел.

Но что теперь говорить об этом. Что прошло, того уже не вернешь. Это как человеческая невинность, которая не возвращается, как ты не старайся. С запада доносился какой-то неясный шум. Впрочем, это было нетрудно объяснить — кварталы западной части города Ангельской Руки были очень густо населены, а возле замка-цитадели Святого Благодетеля находились различные увеселительные заведения, причем жизнь в некоторых из них не прекращала бить ключом даже глубокой ночью. Затем откуда-то донесся стук колес кареты по брусчатке улицы, кто-то закричал. Наверное, пьяный… Вот она, беспокойная городская жизнь.

Даже не думая о том, что он делает, Керис медленно стал спускаться вниз по ступенькам. Его рука нащупала в кармане кошелек. Куда это он собрался? И тут Керис понял — ноги сами несут его в таверну «Стоящий конь», в которой он сегодня наверняка напьется до потери сознания.

Напиться? Парень остановился, ошеломленный и чувствующий отвращение к себе самому. Вообще-то воинская клятва не ограничивала пьянство, но когда товарищи Кериса отправлялись в таверны, и ему приходилось составлять им компанию, то он хоть и пил, но всегда при этом оставался трезвым, вливая в себя ровно столько огненной воды, сколько позволяло ему держаться на ногах и контролировать свой рассудок. Ведь клятва воина требовала, чтобы он всегда готов был вступить в бой, а Керис сомневался в том, что пьяный сможет достойно сражаться.

Но теперь все это казалось уже не столь важным. Он чувствовал, что ему нужно не вино, а то забытье, которое вино приносит. Чтобы как-то забить, вытеснить из души пустоту, хотя знал, что все равно ничего хорошего из этого не получится. Но, помедлив немного и вздохнув, Керис продолжал спускаться по ступенькам вниз, хотя он не был даже обут и вооружен.

Едва только его ноги ступили на шершавый булыжник мостовой, как до него донесся отчаянный крик Тирле:

— Нет!

Пять лет непрерывных тренировок вселили в него уже ставшее инстинктом умение при опасных криках бросаться и искать убежища, чтобы оттуда можно было оказать сопротивление возможному врагу. Но теперь он стоял, словно застывший или парализованный, видимый в мутном лунном свете. А в это время округлая тень жирного волшебника выползала из ближнего переулка, который за свои характерные приметы прозвался Зловонным. Он видел охваченное каким-то безумием лицо Тирле, который вдруг неловко кинулся бежать через площадь, маша руками, как птица с подбитыми крыльями, чтобы сохранить равновесие.

Вдруг из темноты на той стороне площади сухо ударил пистолетный выстрел.

Пуля нашла свою цель — Тирле, остановившись, вдруг содрогнулся, словно переломившись пополам, а затем, разметав руки, свалился на мостовую. Из темноты на той стороне площади выскочила темная фигура и понеслась мимо лежащего неподвижно Тирле к началу Зловонного переулка. И все это Керис неподвижно наблюдал, чувствуя, что его охватывает безразличие. Знал он также, что Тирле умер, но еще больше было ему жаль утерянного волшебного дара. Сейчас ничто окружающее его как бы совершенно не касалось. Впрочем, в глубине души где-то гнездился ужас, шок, но только оттого, что произошло с ним самим.

Вдруг в приступе внезапного гнева парень сорвался с места и бросился бежать, вознамерившись поймать темную фигуру. Он успел сделать два шага, как вспомнил, наколов ногу о что-то острое, что на нем нет ни обуви, ни оружия. Проклиная свою сегодняшнюю тупость, Керис бросился в тень, которую отбрасывал на площадь дом послушников. И тут снова раздался пистолетный выстрел.

Из угла дома полетела кирпичная крошка, причем один маленький кусочек больно чиркнул по щеке воина. Керис знал, что теперь неизвестному стрелку нужно было перезарядить пистолет, за это время можно попробовать рвануться и одолеть неизвестного стрелка. Но паника и какой-то неведомый прежде страх сковали его намертво. Керис слышал стук башмаков незнакомца о мостовую и старался сдвинуть ноги, чтобы броситься в погоню. Но ноги упорно не желали слушаться хозяина. Впрочем, это ничего не значило: душа его оставалась по-прежнему спокойной и пустой. Но зато теперь можно вернуться в кровать и наверняка заснуть, а тело Тирле все равно до утра отсюда никуда не денется. Разозлившись на самого себя, Керис усилием воли бросил свое тело навстречу опасности. За пять лет, несмотря на болезни и случайные травмы, он все-таки сумел кое-чему научиться, но теперь ему было удивительно трудно бежать. В чем дело? Где-то в глубине души парня шевельнулось подозрение, что здесь наверняка не обошлось без какого-нибудь заклятия или чего-то в этом роде, но он и понятия не имел о том, что такие заклятья тоже существуют.

Бег его снова стал замедляться. Тем временем преследуемый окончательно скрылся в непроницаемой тьме Зловонного переулка. Керис упорно продвигался вперед вдоль стены, прячась в темноте. Ему нужно было во что бы то ни стало добраться до угла дома. Он всякий раз готов был пригнуться, если вдруг рука с пистолетом появится из-за угла. Кстати, прогремевшие почти друг за другом два выстрела наводили Кериса на мысль, что у стрелявшего наверняка два пистолета — сейчас, правда, незаряженные — а уж третий у него вряд ли есть. Через тонкую полотняную рубашку воин чувствовал стену из шершавого камня. Странное дело — Керис чувствовал себя чрезвычайно измотанным, как будто пробежал несколько миль.

Наконец он дошел до угла и осторожно заглянул за него. Но там он ничего не увидел: ни стен, ни неба, ни света. Кругом тьма, черная пустота, в которой, кажется, останавливается даже время. Только где-то возле его ног начиналась более-менее освещенная мостовая. Бледный лунный свет особо рельефно выделял некоторые камни.

Керис почувствовал, что ужас наподобие петли затягивает его горло. Такого страха, он помнил точно, он не испытывал со времен детства, когда однажды ночью прошел по двору родительского дома и увидел горящие ядовитой злобой, устремленные на него глаза крыс. Вдруг налетел легкий порыв ветра, который принялся трепать его сорочку. Керис прижался головой к холодному камню стены, надеясь, что хоть это как-то приведет его в чувство. Нет, здесь несомненно была опасность, но воин почувствовал, что и выученные им досконально тактические приемы покинули его тело, как и волшебство — ум. Ему захотелось бросится бежать, но куда, где безопасно? Он не боялся смерти, но все же хотел знать, с какой стороны и в каком обличье она придет.

Вдруг и это чувство покинуло его. Подобно человеку, который во сне чувствует, как прохладный дождь прорезает своими живительными нитями летнюю духоту, он почувствовал, что его медленно, но верно охватывает безнадежность, какая-то безысходность. И все оттого, что Керис не понимал, что с ним случилось. Все еще стоя прислонившись лицом к стене, Керис вдруг почувствовал, что словно проснулся. На душе вдруг стало легче, ум прояснился. Окружающее больше не виделось в черно-белых тонах, глаза стали различать и оттенки. И тут Кериса охватила непреодолимая злость на самого себя — как он только смог выйти из дома необутым и невооруженным.

У него аж ноги подкосились, едва он подумал, что могло бы с ним произойти. Собрав в кулак всю свою волю, парень снова двинулся вперед, одновременно стараясь углядеть ту самую руку с пистолетом.

Войдя в переулок, Керис стал осторожно пробираться навстречу темноте.

Внизу, в заросшем мхом каменном желобе, журчала вода. Вдруг перед ногами парня заблестела лужа, несколько обширная, что ее просто невозможно было перепрыгнуть. Но он готов был поклясться, что на той стороне лужи не было следов мокрых подошв.

Керис вернулся назад, к распростертому на холодной брусчатке телу Тирле. В ближайших домах вспыхивал свет, послышались встревоженные голоса. Парню бросилось в глаза, что на груди Тирле расплылось огромное темное пятно. Рот был открыт — жизнь не хотело покидать это тело, его легкие жадно ловили воздух. Керис опустился на колени и приблизил лицо к голове Тирле. Старик чародей открыл глаза, мутным взглядом посмотрел на Кериса и прошептал:

— Антриг.

Это было его последним словом. Через секунду Тирле был мертв.

— Нужно известить власти.

Архимаг Соларис, наклонясь над телом Тирле, не ответил на слова инструктора по технике владения оружием, который стоял в окружении жителей квартала. Тут были староверы и послушники, торговцы и ремесленники — все в наспех накинутых одеждах. Женщины с ужасом смотрели на безжизненное тело. Керис прикрыл платком лицо убитого — уж слишком страшно смотрели на людей распахнутые глаза трупа. Парень заметил, что над кромками крыш уже забрезжил свет. Наконец старик произнес:

— Да, наверное, это нужно сделать.

Госпожа Розамунда неподвижно стояла, облаченная в свою обычную одежду, а не в какой-то ночной кафтан, как большинство присутствующих. Услышав слова старика, она словно встрепенулась и сказала:

— А что извещать, они все равно найдет какой-нибудь повод, чтобы не заниматься этим делом до наступления рассвета.

Рот Солтериса скривился в кривой усмешке:

— Возможно.

Тут он снова посмотрел на неподвижное тело Тирле. Кожа убитого чародея стала уже приобретать землистый оттенок, нос заострился.

Что-то шевельнулось внутри Кериса, и он протянул руку, чтобы поправить сбившийся камзол Тирле. Сделав это, молодой человек вдруг ощутил на ладони странную липкую жидкость. Да это же кровь, догадался он, кровь Тирле! Конечно, сам он привык к крови — какой же воин боится крови. Керис убил впервые человека в возрасте пятнадцати лет — просто школам по обучению воинскому мастерству отдавали приговоренных к смерти преступников, поскольку, как известно, не ничего лучше, как изучать все наглядно, на живом теле, а не прокалывать скучные соломенные чучела мечами. Если бы Совет Кудесников отдал такое распоряжение, он сам бы вонзил меч в горло Тирле. Но такое… В жизни Кериса еще не случалось, чтобы так вот умирал человек, которого он знал уже много лет. К своему стыду, Керис обнаружил, что многолетние тренировки не изгладили в нем чувства жалости, о необходимости иметь которое так часто говорил инструктор-наставник. Надо же, как иногда получается. Сколько неудач за один день.

Наконец Солтерис поднялся на ноги, шелест его камзола вывел Кериса из состояния задумчивости. Солтерис был весьма хрупкого телосложения, с копной снежно-белых волос. Несмотря на свои довольно преклонные годы, Солтерис был довольно подвижен и даже сейчас сумел запросто подняться без посторонней помощи.

— Надо занести его куда-нибудь, не на улице же оставлять его, — сказал волшебник.

При этом он поглядел на двух воинов, которые дежурили в эту ночь. Этот взгляд воины истолковали по-своему — они сразу же загалдели, что во время убийства были на другом конце квартала, но Солтерис взмахом руки остановил их излияния.

— Никто в этом не виноват, — мягко сказал стражникам архимаг. — Мне кажется, что Тирле убили потому, что он просто некстати оказался на пути стрелявшего, вот и все. К тому же наш чародей видел его, да и вообще поднял тревогу. Оснований, чтобы убрать такого человека больше, чем достаточно.

— Нет, — проскрипел старческий голос, доносившийся со стороны Зловонного переулка, — ты не забывай о Вратах… Вратах в темноту… Вратах в пустоту…

Голова Солтериса резко повернулась туда, откуда доносился голос. Керис сразу, повинуясь привычке, выступил вперед, готовый в случае необходимости защитить деда. Но в следующий момент он успокоился, поскольку голос был знакомым.

— Тетя Мин? — позвал Керис.

Из Зловонного переулка вышла согбенная фигура и засеменила к Солтерису. Когда-то, в молодости, старуха была известна как Минхирдина Белокурая. Теперь от белокурости не осталось и следа — волосы были и седыми, и жидкими, а неподпоясанная длинная рубаха до пят волочилась по лужам и брусчатке. В руках Мин держала свое обычное вязание, с которым никогда не расставалась. Шла старуха, то и дело шатаясь, и обеспокоенный Керис рванулся ей навстречу, чтобы старая женщина часом не растянулась на мостовой. Воин сказал ласково:

— Тетя Мин, вам не следовало бы вообще подниматься с постели ночью, а уж сегодняшней ночью и подавно.

Но старуха явно не обратила внимания на добрый совет, но зато прямым ходом направилась к Солтерису и Розамунде.

— Повсюду зло, — возвестила старуха. — Зло пришло к нам из других миров. Только тонкая перегородка отделяет нас от зла. Темный Волшебник знал это…

Солтерис удивленно нахмурил седые брови. Керис смотрел то на него, то на тетку Мин, которая в конце концов, достав свое вязание, направилась назад.

— Другие миры? — непонимающе поинтересовался парень. Он смотрел на брусчатку, на начало Зловонного переулка, на стены домов, вытесанные из серого камня. Потом он поднял голову — небо стало уже почти светлым.

— Но… — начал Керис удивленно, — мир-то наш. Он один. Других миров нет. А Солнце и Луна движутся вокруг нас…

Солтерис покачал медленно головой.

— Нет, сын мой, — сказал старик. — Уже давно известно, что не Солнце движется вокруг нас, а мы вокруг него. Хотя Святая Церковь пока не признала этого. Но тетя Мин имеет в виду совсем не это, — снова нахмурившись сказал Солтерис. — Да, Темный Волшебник знал, несомненно.

— Он перешел на шепот. — Как знаю и я. — Старик положил руку на плечо старой женщины. — Пойдем. Пока ничего не случилось еще, мы должны успеть с ним разобраться.

Послали стражника — одного из двух, которые были одеты по всей форме — за физиком. На удивление Кериса, тот прибыл уже через полчаса. Затем они перешли в дом архимага, в сводчатом кабинете которого Керис изложил Солтерису, Розамунде и тетке Мин все, что он видел и слышал: пистолетные выстрелы, потом эта странная погоня, потом темнота — уж не Врата ли в Пустоту? А началось все с того, что он услышал стук каблуков по брусчатке площади. Керис еще тогда удивился — кто это из жителей города отваживается зайти, да еще ночью, в квартал Староверов. Наконец пришел и этот физик — Керис был уверен: этот человек, одетый в камзол и толстые чулки, обутый в башмаки с массивными пряжками, наверняка врач или ворожей.

— Итак, доктор Нарвал Скипфраг, — Солтерис поднялся с резного кресла черного дерева и протянул изящную, но сильную руку. Физик пожал руку, вежливо при этом наклонив голову. При этом он быстрым взглядом окинул комнату, мигом оценив ее убранство — шкафы до потолка, битком набитые книгами в кожаных переплетах, бутылочками, флакончиками и склянками, какими-то геометрическими фигурами непонятного назначения и хрустальными призмами.

— Я пришел настолько быстро, насколько было возможно, — сообщил физик.

— Спешка уже ни к чему, — Солтерис указал ученому на кресло, которое только что внес в комнату Керис. — Человек умер почти мгновенно.

Физик даже рот раскрыл от удивления. Он был высокого роста, но сложен был пропорционально этому росту, волосы его были зачесаны назад и связаны в некое подобие хвоста — такие прически носили в старину. Несмотря на то, что физик был разбужен посыльным, ученый щеголял тщательно отглаженной сорочкой и аккуратно повязанным галстуком.

— Это доктор Скипфраг, — представил физика Солтерис, — а это госпожа Минхирдин, это госпожа Розамунда, это мой внук Керис, он охраняет наш Совет. Керис и видел, как это убийство произошло. Доктор Нарвал Скипфраг является Королевским Физиком при императорском дворе и одновременно моим старым другом.

Как и положено воину, Керис скрыл свое удивление от окружающих. Вообще-то обычные люди не слишком верят в силу всяких там магов и чародеев, не общаются с членами Совета Кудесников, не говоря уже о том, что кто-то стал бы водить дружбу с архимагом. Но доктор Скипфраг улыбнулся и вежливо кивнул госпоже Розамунде.

— Мне кажется, что в другой жизни мы с вами уже встречались.

Женщина улыбнулась как-то неестественно, как будто против своей воли.

Сидя в своем любимом кресле и не прекращая вязать, тетка Мин поинтересовалась:

— Ну что, как там поживает его величество?

Лицо физика несколько помрачнело.

— Он в добром здравии, — сообщил Скипфраг лаконично.

Госпожа Розамунда разомкнула свои пухлые губы и сказала:

— Что же, в какой-то степени это очень жаль.

Солтерис вопросительно посмотрел было на нее, но Скипфраг в этот момент сразу опустил глаза, рассматривая свои руки с широкими ладонями. Розамунда только пожала плечами.

— В конце концов, хорошее здоровье — это не просто подарок судьбы, да и не только подарок, скажу я вам. Если у человека нет ума, то это еще хуже, чем нет здоровья. Уже четыре года прошло. Я сомневаюсь, что в одно прекрасное утро он проснется вдруг с ясным рассудком. Такого просто не может быть.

— Но в один прекрасный день он может запросто удивить нас всех, — в тон ей сказал Скипфраг. — Я бы сформулировал свою мысль так: его сын полагает, что все происходит именно так, как вы, милостивая государыня, считаете.

При одном только упоминании принца-регента зеленые глаза Розамунды недоброжелательно сузились.

— Возможно, тут речь идет о его сыне тоже, — мягко заметил Солтерис, — потому-то, Нарвал, и тебя сюда пригласил. А человек, которого убили, был волшебником.

Физик ничего не ответил. Солтерис откинулся на спинку своего тяжелого кресла и тоже задумался. Тишину нарушало только еле слышное потрескивание огонька подвешенной к потолку лампы. Наконец Солтерис сказал:

— Внук мой рассказал, что Тирле громко кричал: «Нет, нет!», когда увидел, что какая-то темная фигура стоит как раз в тени здания Совета. А потом этот человек пристрелил Тирле и бросился в Зловонный переулок, в темноту. Вообще-то Керис не видел, возле какого именно дома стоял убийца, но мне почему-то кажется, что стоял он именно возле этого здания, где мы все сидим.

— Ты думаешь, — еле слышно спросил физик, — что регент Фарос подослал его?

— Вообще-то Фарос всегда не скрывал своей ненависти к тому, кто знаком хоть с зачатками волшебства.

— Пожалуй, да, — согласился доктор Скипфраг и задумчиво поднял голову вверх, словно рассматривая матово-узорчатое стекло лампы. Так же рассеяно-задумчиво поднявшись с места, доктор подкрутил фитилек лампы, чтобы пламя сильнее освещало комнату и собравшихся. Тут он пробормотал: — интересно. И даже нет температурных изменений, — тут он посмотрел на Солтериса и поинтересовался: — странно уже само по себе, не правда ли?

Солтерис понимающе кивнул. Но Керис, стоя в углу и не вмешиваясь, как и положено воину, был все-таки благодарен госпоже Розамунде за ее сакраментальный вопрос.

— Почему так? Сейчас вообще мало кто верит в нашу силу.

Голос женщины звучал довольно горько. Она продолжала:

— Сейчас люди работают на своих мануфактурах, сидят за прилавками, а в волшебство не верят. Они не верят ни во что, что можно было бы использовать для улучшения условий своей жизни.

Архимаг пробормотал:

— Но это верно, это же самая нормальная реакция. Так и должно быть.

Скипфраг улыбнулся, отчего все увидели темные круги вокруг его глаз.

— Нет, — сказал он. — Большинство из них не верят даже в ворожбу. Они на всех перекрестках кричат, что этого нет и быть не может, но сами тайно ходят к ворожеям, я знаю. Но что могут эти ворожеи — они ведь не давали Обета. Единственное, на что способны эти горе-маги, так это давать какое-то пойло, которое они именуют приворотным зельем или писать странные знаки над входами в лавки, чтобы предохранить товары и кассу купца от нечестных людей. А уж этот Магистр Магус — слоняется без дела по всем кварталам и пытается превратить свинец в золото. Кстати, почему вы думаете, что Святая Инквизиция не арестовывает этих шарлатанов, хотя они ходят за пределами нашего квартала? Да потому, что они помогают поддерживать в людях страх. А страх в душах людей — это как раз то, что нашей Святой Инквизиции и нужно.

— Но регент… — и он покачал головой.

Через раскрытые настежь окна в комнату стал доноситься разноголосый шум — город просыпался. Керис стоял и механически вспоминал: так вот дребезжат по камням мостовой колеса фургона мясника, там слышится протяжный голос торговца горячей лапшой, а там визгливо переругиваются друг с другом молочницы. Резкие порывы ветра доносили запах воды и крики чаек — город был портовым. Солтерис невесело смотрел на резьбу своего кресла, хотя можно было побиться об заклад, что он наверняка успел досконально изучить этот узор, насколько сложным он не казался бы постороннему наблюдателю. Тетка Мин — так она и вовсе смежила глаза, как будто потеряла интерес к происходящему.

Скипфраг осторожно кашлянул, и его стул тяжело заскрипел.

— Я дружил с его величеством много лет, — сказал он печально. — Ты знаешь, Солтерис, он всегда хорошо относился к людям волшебства. Хотя по чисто политическим причинам он не давал им слишком большой свободы. Он верил в волшебство — иначе бы он не дал военной силы, которая помогла бы тебе разгромить Темного Волшебника Сураклина.

Солтерис при этих словах даже не пошевельнулся, но Керис заметил, что слова физика все равно произвели на него должное впечатление.

— Ненависть Фароса ко всем вам есть нечто большее, нежели неверие в ваши силы, — тихо продолжал Скипфраг, — он полагает, что помешательство его отца произошло по вашей вине.

Розамунда протестующе всплеснула руками.

— Быть этого не может. Ведь он ненавидит нас еще с детства. Он подозревает нас во всех смертных грехах.

— Может быть, так оно и есть, — пробормотал Солтерис, — но еще более правдоподобным мне представляется, что антипатия к нам со стороны регента переросла со временем в настоящую манию. Скорее всего, он просто боится меня, чтобы выступить против нас открыто. Но что ему стоит подослать наемного убийцу? — тут он посмотрел на Скипфрага и спросил его: — Послушай, а ты не можешь разузнать о том, что замышляется против нас при дворе?

Физик, поразмыслив, кивнул.

— Думаю, что это возможно. К тому же общаюсь с этим Фаросом, да и друзей у меня среди придворных хоть отбавляй. Я постараюсь поспрашивать незаметно. Если что-то там действительно затеяли, я обязательно узнаю.

— Хорошо, — Солтерис поднялся с кресла. То же самое сделал и физик. Его громадная фигура сразу заслонила тщедушного архимага.

Керис, открывая перед гостем дверь наружу, успел в свете нового дня заметить, что кровь Тирле уже добросовестно смыта с булыжной мостовой, и смыта совсем недавно, поскольку это место все еще влажно поблескивало водой. Наставник по фехтованию и двое послушников стояли на пороге своего дома, негромко и чем-то беседуя. Наставник сжимал в руке меч. Но к чему теперь оружие, подумал Керис, ведь известно, что после драки кулаками не машут.

И тут, глядя, как Солтерис провожает гостя, Керис вдруг подумал: а что это делал на улице сам Тирле в столь неурочный час? И что это вдруг бодрствовала Розамунда — ведь она прибыла на место происшествия одной из первых, но при этом была странным образом одета совсем не наспех. Даже волосы ее были идеально расчесаны и аккуратно уложены — в таком виде с подушки не встают. Тут взгляд его переместился вглубь комнаты. А тетка Мин? И она была одета полностью. Как это старая женщина может одеться с такой скоростью, как солдат по сигналу тревоги? Правда, волосы ее не были расчесаны. Но тут Керис подумал, что это еще ничего не значит, поскольку старуха все время ходила растрепанная.

Неужели все они бодрствовали и были в таком же состоянии, что и он сам?

Холодный воздух раннего утра ударил ему в лицо, когда Керис вышел на улицу. Тут же легким зудом дала знать о себе царапина, нанесенная куском кирпича, когда пуля ударила в угол дома совсем рядом с ним. Первые дневные солнечные лучи упали на противоположную сторону площади, обряжая дома в иные оттенки, нежели преобладающие там коричнево-серые. Листочки растений на окнах Тирле тянулись к этим лучам, нисколько не заботясь о том, что им теперь некого радовать своей жизнерадостностью. На площади ученый Нарвал меж тем усаживался в свою двуколку, в то время как архимаг, вышедши проводить друга, держал лошадей под уздцы. Керис отчетливо слышал сочный голос физика:

— Так действительно будет лучше. Моя репутация физика не пострадает, если я стану проводить опыты с электричеством, но она разрушиться окончательно, если они узнают, что я общаюсь с волшебниками. И тем более, если я в магию верю. Я разузнаю для тебя, что смогу при дворе. Но только все равно, друг, прошу тебя — береги себя.

Скипфраг натянул вожжи, и Солтерис отступил назад. Окованные железом ободья колес звонко задребезжали по мостовой. Все, физик Императорского двора убыл.

Архимаг стоял еще некоторое время, неподвижно уставясь в отполированный ногами и колесами булыжник мостовой. Босые ноги Кериса чувствовали прохладу кирпичных ступенек, а свежий утренний ветерок трепал его рубашку. Парень еще раз посмотрел на деда и вдруг заметил, как старик изменился, как постарел за те восемнадцать месяцев, в течение которых он тут находился. Когда он последний раз обращал внимание на состояние деда — как раз перед тем, как начать тренировки по фехтованию, дед еще казался крепким. А теперь… А теперь он был похож на побитую временем статуэтку из слоновой кости. Вздохнув, старик повернулся и тут взгляд его упал на Кериса, все еще стоявшего на ступеньках.

— Что имела в виду тетя Мин? — осторожно поинтересовался Керис. — Когда она говорила про другие миры? Про Пустоту и Врата в Пустоту? — спустившись на землю, молодой человек подал деду руку и продолжал спрашивать. — Неужели есть еще и другие миры, не только наш?

Солтерис взял руку внука. Тонкая, холодная рука старика ассоциировалась у Кериса с птичьей лапой из-за своей жесткости. Вообще-то Керис сам не мог похвастаться высоким ростом, он теперь не заметил, что он выше архимага. А ведь в детстве дедушка поднимал его на руки, и Керису это казалось головокружительной высотой… Хотя, конечно, недостойно воина думать о происшедшем, но ход мыслей он отогнать уже не мог. Молча Керис помог деду подняться по крутым ступенькам.

Наконец они остановились на площадке перед входом, уже наверху ступенек. Оба молчали. Архимаг размышлял, очевидно, над тем, как лучше всего и доходчивее ответить на вопросы человека, который о волшебстве имеет самое что ни на есть смутное представление.

Тут старик что-то надумал.

— Да, — тихо сказал он, — и мне кажется, дитя мое, что ты видел те самые Врата, которые описывала тетя Мин. Это были Врата в Пустоту, которая отделяет один мир от другого.

— Я… Я… — забормотал Керис, — ничего подобного раньше и не слышал.

На губах старика появилась вымученная улыбка.

— Мало кто вообще слышал об этом, — сказал он таким же еле слышным голосом. — И еще меньше людей пересекали эту Пустоту. Мне однажды пришлось сделать это, и я попал в другой мир, по ту сторону Пустоты, — теперь глаза архимага смотрели как-то отчужденно, словно видели уже не площадь, не подворье, а космос. — Насколько мне известно, только два человека имеют самое полное представление о том, что есть эта Пустота, по какому принципу она устроена, как, грубо говоря, ее пощупать и потрогать, как перейти через нее. Один из этих людей уже в могиле, — тут старик замолчал, а потом сказал, уже более громко и отчетливо: — А второго человека зовут Антриг Виндроуз.

— Антриг? — пробормотал Керис. — Тирле произнес как раз это имя.

Солтерис мгновенно бросил на внука пронизывающий взгляд.

— Он и в самом деле произнес это имя?

На какие-то доли секунды в темных глазах старика отразилось сомнение, а затем он улыбнулся.

— Он и в самом деле мог произнести это… Как и я только что… если он думал, что какая-нибудь опасность движется на нас из Пустоты. Антриг, — повторил он, и в мозгу Кериса шевелилось что-то, как будто бы вспомнился какой-то давно забытый отрывок из детства.

— Антриг, — раздался за ними сочный голос госпожи Розамунды, которая тоже подошла к ним.

Реакция у Кериса была отменной — он сразу повернулся. Так и есть — женщина спокойно стояла в полутемном коридоре позади них, ее изящные белые руки были сложены на животе, а темные волосы ниспадали на плечи, перехваченные только красной шелковой веревочкой.

Тут Керис вспомнил — то ли кто-то ему говорил, то ли он где-то когда-то услышал обрывок разговора. Но это засело в его памяти, и он спросил:

— Этот Антриг… Он ведь был волшебником, не так ли?

— Да, волшебником, — сказал архимаг. Он поправил пряжку на плече, удерживающую концы его черного плаща. Но мысленно он был не здесь — глаза старика смотрели в пустоту, словно через само время…

— Предсказатель! — воскликнула Розамунда. — В свое время отрекся от данных им же клятв и обетов. Стал обыкновенным гадателем, которые всматриваются в кофейную гущу и в конфигурацию гадальных карт, вот и все. В изломах света, который отражается в куске стекла, он надеялся увидеть способ обрести бессмертие.

— Возможно это действительно так, — мягко сказал архимаг, — но вот только нужно учитывать, что он наверняка является самым могущественным магом из ныне живущих. Еще тринадцать лет назад он был самым младшим из всех, избранных в Совет Кудесников. А три года спустя его из Совета исключили, отобрали все ученые титулы и лишили всех званий. А потом и вовсе изгнали. И все это за то, что он вмешался в ссору между императором и Хозяевами Зерновых Полей. С тех пор он скитается неизвестно где. Где его найдешь теперь, мир-то вон какой большой.

Керис нахмурился. Полузабытые воспоминания детства воскресили-таки в его памяти одну картину — архимаг сидит возле жарко пылающей печи в доме бабушки Кериса. А рядом с архимагом — высокий и стройный молодой человек, с которым он пришел. Они возились с каким-то колесом при свете пламени, а потом тот человек таинственным голосом рассказывал разные страшные истории о привидениях…

— А он злой? — поинтересовался Керис, поскольку этой информации его память не сохранила.

Солтерис несколько мгновений подумал, а потом отрицательно покачал головой.

— Думаю, что нет, — сказал он. — Но вот мотивы его поведения всегда оставались для меня неясными. Да и вообще, несколько я знаю, никто не мог предсказать, что он станет делать тогда-то и тогда-то, и для чего. Как я уже сказал, он значительно могущественнее всех живущих ныне волшебников, сильнее он и меня. Но его ум подобен темному и глубокому колодцу, в котором даже дна наверняка нет, поскольку в него совершенно спокойно смогли уместиться достижения мысли многих веков и нескольких вселенных. Он одновременно мудр и невинен, коварен и упрям, а теперь, чего я очень боюсь, еще и безумен.

Но госпожа Розамунда только безразлично передернула плечами.

— Да он всегда был безумцем.

— Это верно, — тут лицо архимага озарила странная улыбка, — но вот только проблема заключается в том, что никто еще не смог узнать, насколько Антриг безумен, — взгляд старика потух. — А последние семь лет он и вовсе сидел пленником в Башне Тишины, а ведь сами камни этой башни пропитаны заклятьями, которые не пропускают через себя никакое волшебство. Просидев столько времени в Башне в качестве узника Святой Церкви, он был отделен от волшебства целиком и полностью. Я могу только надеяться, что Антриг Виндроуз все-таки сохраняет рассудительность, чтобы помочь нам. А нам очень нужна будет его помощь, поскольку я боюсь, что мы имеем дело с угрозой, которая исходит из другого мира.

Глава 2

**ОШИБКА: НЕИЗВЕСТНОЕ УСЛОВИЕ ПОСТРОЕНИЯ СДВОЕННОГО ДЕРЕВА**

**ИСПРАВЬТЕ И ПОПРОБУЙТЕ СНОВА:

OK>

— Сдвоенное дерево? — простонала Джоанна Шератон. — Но ведь я только что как раз поправила это проклятое дерево.

Набравшись тем не менее терпения, она напечатала:

>ПОИСК: TREE. DATA. О

OK>

>ВЫПОЛНИТЬ TIGER. REV8

Минуту спустя на сером фоне дисплея загорелись зеленые буквы:

**ОШИБКА: НЕИЗВЕСТНОЕ УСЛОВИЕ ПОСТРОЕНИЯ СДВОЕННОГО ДЕРЕВА**

**ИСПРАВЬТЕ И ПОПРОБУЙТЕ СНОВА:

OK>

— Ну я задам тебе неизвестное условие, — пробормотала она, Джоанна лихорадочно принялась просматривать на экране соответствующие данные, стараясь отыскать там нечто такое, что вдруг сдерживает дальнейший ход программы. Ну где же она, эта помеха? — В чем же дело, черт побери? Или тебе просто не понравилась моя интонация? Я что же, должна говорить: «Позволь мне прибегнуть к твоей помощи, милостивая машина?» Так что ли? — и женщина попыталась все начать снова.

>ПОИСК: TREE. DATA. О.

OK>

>ВЫПОЛНИТЬ TIGER. REV8

**ОШИБКА: НЕИЗВЕСТНОЕ УСЛОВИЕ ПОСТРОЕНИЯ СДВОЕННОГО ДЕРЕВА**

**ИСПРАВЬТЕ И ПОПРОБУЙТЕ СНОВА:

OK>

— Знаешь, я уже начинаю уставать от твоих «о'кей», — Джоанна поправила прядь своих длинных волос, откинув ее, чтобы волосы не мешали смотреть на дисплей. Потянувшись в кресле, она снова принялась за многострадальную программу, которая тем временем спокойно возлежала на стопках каких-то брошюрок, учебников, чертежей ракет типа «Тигр», листочков с написанной от руки рекламой для газеты «Сан-Сирано Спектр», — и вообще, я успела устать даже от тебя всего, — пробормотала она, в то же время продолжая бегать пальцами по клавишам.

— Тебе же положено быть самой эффективной и работающей программой к западу от Хьюстона. Для чего нам играть в кошки-мышки, когда я собираюсь запустить…

Рука девушки застыла в воздухе.

Там, в зале, был кто-то еще.

А может, это все ей просто показалось? Сколько Джоанна ни прислушивалась, она не слышала ничего, кроме ровного монотонного жужжания кондиционера. Даже огромные радиоприемники грузчиков, которые постоянно мешали ей работать и отчего Джоанна делала обычно перерыв, решая прогуляться в кафетерий в дальнем конце здания номер шесть, сейчас умолкли.

Тут женщина подумала, что сейчас наверняка уже поздно.

Наверное, это охрана ходит по коридорам, решила она и снова повернулась к экрану монитора.

Ей не хотелось верит в это.

Она и так уже проработала сверхурочно достаточно долго, проводя анализы испытаний полетов новой ракеты. И потому хорошо знала, как именно раздаются по коридору шаги охраны корпуса. А эта легкая поступь не имела ничего общего с тяжелыми шагами обутых в подкованные ботинки охранников. Да и позвякивания ключей тоже что-то слышно не было.

Но тут в мозг ворвалась какая-то мысль: «Даже если это не охрана, а кто-то другой, то охрана об этом сейчас побеспокоится». Другая мысль говорила следующее: «Не веди себя неразумно». Возможно, это какой-то техник бродит по коридорам, выискивая работающую кофераздаточную машину.

Так что беспокоится тут было не о чем.

Но тем не менее беспокойство почему-то не желало покидать Джоанну.

Девушкой она была хрупкой, но в этом хрупком теле таилась зато необычное упорство в достижении своей цели. Рут — артистка, которая жила этажом ниже, постоянно твердила Джоанн, что все мужчины сходили бы по ней с ума, если бы она изыскала время, чтобы провести себя в надлежащий вид. Но Джоанна как раз почему-то не желала «изыскать время». Во всяком случае, не собиралась следовать примеру Рут, которая смело выделяла на такие цели чуть ли не целый день.

Нет, что-то там действительно странное. Повернувшись в своем винтовом кресле, Джоанна еще раз прислушалась. Но на сей раз до нее не донеслось ни звука.

Девушка подумала, что это все из-за головной боли — сидит тут целыми днями, даже воздухом свежим, и то урывками приходится дышать. Сейчас наверняка уже больше десяти… Когда она засела за работу по анализу результатов пробных полетов новой ракеты «Тигр», изготовленной специально для использования в военно-морском флоте, то вокруг еще ходили люди, хотя из было не столь уж много — время-то позднее, все торопятся домой, к семьям. Интересно, сколько времени она тут просидела за компьютером…

Глаза девушки упали на зеленоватый циферблат настенных часов.

Боже мой, два часа ночи!

Два. Как так. Она была готова поклясться, что уборщицы ушли только-только, а они позже одиннадцати вечера никогда не уходили.

Неудивительно, что голова болит и всякая ерунда мерещится, подумала девушка. Охватив руками голову, она с силой надавила себе на виски, чтобы почувствовать эту самую головную боль. И тут она вспомнила, что была настолько занята, что и пообедать не нашла времени. Впрочем, об этом нечего было жалеть — тут хорошего обеда не купить, а то, что подают — такая ерунда, да еще по бешеным ценам. Так уж было заведено в Сан-Серанском Аэрокосмическом комплексе. Температура в помещениях в любое время года поддерживалась постоянная, воздух был идеально чист, без каких-либо запахов, даже приятных. Потому-то работники обычно не обращали внимания, который час наступил.

Но два часа ночи — это действительно что-то уж слишком она засиделась.

Вдруг ее захватило какое-то безысходное отчаяние — казалось, что голову залила холодная и жирная вода, в которой час назад мыли посуду. Самым обидным было то, что она просидела здесь столько времени, а готового результата так и не получилось — как ни крути, а что-то в программе все равно нужно завтра менять, раз программа не запускается. И вообще, что за жизнь она ведет, какая-то пустота, а не жизнь. Как эта самая программа — все бесполезно, скучно, однообразно.

Странно, что она только-только почувствовала это — ведь с тех пор, как Джоанна покинула дом матери, ей нравилась ее одинокая жизнь. Может быть, это одиночество так повлияло в конце концов на ее состояние? Девушка знала, что относится к людям куда хуже, чем к компьютерам — ведь машины совершенно беспристрастны, им не придет в голову сначала мило разговаривать с тобой, а потом вдруг за твоей спиной тебя же самого и высмеивать, распускать сплетни. Компьютер никогда не ожидал от тебя того, на что ты не был спокоен, ему было глубоко безразлично, на что ты тратишь свое свободное время…

Если говорить откровенно, то она несколько раз задумывалась о том, что ей нужно измениться — стать общительнее, добрее, как ее коллеги по работе. Но такое чувство отчужденности, ненужности, забытости она испытывала впервые. Это было нечто невообразимое.

Тут перед ее глазами возник образ Гэри Фейрчайлда — всегда улыбающийся, доброжелательный парень. И в самом деле, почему она так одинока? Почему ей не сойтись с этим парнем? Ведь это когда-нибудь все равно должно случится. Кто-то с кем-то живет все равно, наступит и мой черед.

Нет, Джоанна решила отогнать прочь дурные мысли и больше к ним не возвращаться.

Но какой-то тонкий голосочек говорил в ее душе: «В любом случае тебе нечего делать больше здесь в два часа ночи. А завтра появится он…»

И вдруг, с такой же скоростью, что и охватила ее, волна огорчения и безысходности вдруг схлынула. Джоанна удивленно протерла глаза и осмотрелась по сторонам. «Что это было со мной? Прямо как приступ какой-то болезни», — подумала она с легким раздражением.

Одна только мысль о том, что она подумывала всерьез принять назойливые предложения Гэри и сойтись с ним, заставила девушка содрогнуться. Она ведь из тех женщин, с которыми мужчины никуда не выходят, она может целыми днями сидеть за толстыми книжками, компьютерами. К тому же она не уживется с Гэри все равно — она любит тишину, читать, а у того в квартире все время, как ни придешь, чуть ли не на всю громкость работает телевизор. Но на душе у Джоанны все равно было тоскливо, хотя она упорно пыталась вернуть себе прежнее беззаботное расположение духа.

— Кажется, я проголодалась сильнее, чем кажется, — подумала девушка. — Врачи говорят, что пониженное содержание сахара в крови заставляет человека чувствовать себя постоянно подавленным. Они не говорят прямо, что иногда это запросто может привести к самоубийству.

Вздохнув, Джоанна принялась подводить итоги сегодняшнего дня. Что она уже сделала, что ей предстоит сделать завтра. Сейчас лучше не работать — наляпаешь ошибок, а потом возись, исправляй их. Вот наверняка из-за такой оплошности и программа не получается. Девушка принялась сдвигать все на край стола. Ее коллеги, кстати, никогда не верили, что она в состоянии сразу найти нужное в неряшливой куче газет, брошюр, дискет, журналов, бюллетеней и рекламных листков. Временами стол ее походил на некое геологическое напластование — на него страшно было смотреть. И это называется женщина. Впрочем, девушка знала только то, что лежит на столе, а в ящики она заглядывала редко, особенно в нижние. Она не удивилась бы, если, в один прекрасный день открыв такой ящик и отодвинув в сторону бумаги, она обнаружила там выводок мышей или что-то в этом роде.

И тут она снова вспомнила про загадочные шаги в зале.

Не будь глупой, — сказала девушка себе самой. — Тут же секретная лаборатория, причем общегосударственного значения. Мимо охраны даже муха не пролетит незамеченной.

Но даже эта утешительная мысль почему-то не убедила ее в том, в чем должна была убедить.

Джоанна похлопала себя по карманам потрепанных джинсов, проверяя, на месте ли ключи от машины. Затем она взяла со стола свой кошелек — одно только название кошелек, он мог вполне сойти за дамский ридикюль средних размеров. Кроме денег, тут в беспорядке лежали замусоленные вырезки из компьютерных журналов, какие-то ценники с давних и недавних покупок и прочий хлам. Тут вдруг она снова задумалась. Она бы действительно почувствовала себя необычайно глупо, если бы ей вдруг тут встретился охранник или коллега. Но какой коллега станет шляться на работе в два часа ночи?

— Послушай, — урезонила она саму себя, — ведь тебе уже двадцать шесть лет. Все равно странно, что кто-то бродит по секретной лаборатории в два часа ночи. Что делать тут охраннику? Они же наверняка сидят в это время на своих местах, за пультами?

Нет, мало ли что там такое, подумала она. Взяв со стола небольшой молоточек из набора инструментов, она открыла стеклопластиковую дверь и вышла в коридор, прислушиваясь.

Коридор, освещенный мягким приглушенным светом, только почему-то усиливал ее беспокойство. Все было погружено в непроницаемую, даже какую-то вязкую, тишину. Девушка направилась по темно-синей ковровой дорожке по коридору, но даже поступь ее кроссовок и то производила здесь немалый шум. Да, эта идеальная тишина ловит и с готовностью усиливает любой звук. Здесь почти никого не было, в этот час. «Почти» — это было сказано не случайно — несколько раз ее внимательный взгляд ловил громадных тараканов, которые наверняка уютно чувствовали себя в лабиринтах мудреного лабораторного оборудования.

Вдруг ее внимание привлекла какая-то вспышка света.

Джоанна остановилась. Нет, это даже не отблеск фосфоресцирующей поверхности. Может, свеча? Очень похоже на свечу, пламя которой отражалось на внутренней стороне полированной металлической двери главного компьютерного терминала.

Огонь? Огонь, — подумала она, ускоряя шаг. В компьютерном терминале стояло полным-полно мусорных корзин для использованных бумаг и перфорационных карточек, и в них всегда что-то лежало. Повсюду были развешены таблички типа «Курить запрещено», но что стоило какому-нибудь остолопу-уборщику бросить окурок или непотушенную спичку в один из ящиков или в урну? Даже если там и нет бумаг, то все равно может возникнуть пожар — ведь емкости для мусора сделаны из пластмассы. Хотя отблеск на двери выглядел слишком слабым, чтобы его мог отбросить огонь. Нет, нужно все равно проверить, что там такое.

Да, так она и думала — это была свеча. Свеча горела в поставленном на угол ящика с базой данных старомодном оловянном подсвечнике. Золотистые отблески свечи загадочно играли на компьютерах, на мониторе цифровой графики и на ящиках с дискетами. Где-то в углу горела одинокая красная лампочка.

Но как сюда попала эта свеча?

Именно ее нервозное состояние и спасло ее. Джоанна готова была поклясться, что она не слышала шагов позади себя, но она интуитивно почувствовала опасность за какие-то мгновения до того, как вдруг чьи-то пальцы оказались на ее горле. Пальцы были жесткими и холодными. Девушка принялась яростно отбиваться локтями и лягаться ногами. Инстинкт самосохранения подсказывал, что нужно делать.

Хватка на горле на какое-то мгновенье ослабла. Тут она вдруг вспомнила, что в ее правой руке находился молоточек. Удар — и комнату наполнил жуткий рев. Сзади кто-то шумно задышал, горячее дыхание незнакомца девушка почувствовала на своем виске. Затем в нос ей ударил запах горящего дерева, старой шерсти, каких-то трав. Переложив молоток в левую руку, Джоанна изо всех сил ударила за правое плечо.

И тут она почувствовала, что падает. Девушка ударилась головой о пол. Впрочем, пол был покрыт тут тонким синтетическим покрытием, но только так, для внешнего эффекта — твердость пола от этого мягче, что называется, не стала. Потом она увидела, как пламя свечи заколыхалось, замерцало, заплясало светлыми волнами на стене. А потом словно все померкло.

И тут ей в нос ударил едкий запах нашатырного спирта. Из последних сил она подняла руку, чтобы отразить это новое нападение, но ее перехватила чья-то рука, большая, черная. Девушка хотела закричать, но из горла вырвался только жалкий хрип.

Над ней склонилось темное лицо, излучавшее беспокойство. Так, человек средних лет.

— Мисс, с вами все в порядке? — поинтересовался он.

Джоанна слабо пошевелила головой, которая сразу загудела. И тут же гудение прошло по всему ее телу. Подхватив ее подмышки, человек помог ей сесть. В свете фонаря она с облегчением узнала светло-голубую рубашку и значок, которые носила охрана комплекса.

— Вы поймали его? — к ней уже вернулось сознание и она вспомнила, что с ней произошло.

— Кого?

Джоанна откинула волосы назад, за голову, чтобы ощупать ссадины на шее. Она попробовала сглотнуть слюну, и тут же в горле засаднило. Голова тоже гудела. Хорошо еще, что она ударилась об участок, прикрытый ковром, а не об угол какого-нибудь железного ящика.

— Здесь кто-то был… Он напал на меня сзади, — судорожно прошептала она. Тут Джоанна посмотрела на место где видела подсвечник. Но теперь там ничего не было.

Охранник поднес к губам портативную рацию.

— Кен, — забормотал он, — это Арт говорит. Тут говорят, что в здании шесть находился посторонний. Возле главного компьютерного терминала, — тут охранник повернулся к девушке. — Вы, случайно, не разглядели его?

Она отрицательно покачала головой.

— Он был выше меня, — начала она, запинаясь. Тут девушка осеклась: что за ерунду она говорит, ведь почти все выше ее. — Но, по-моему, я слышала, как он ходил по залам и по коридору.

— Во сколько это было? — живо поинтересовался охранник, озираясь по сторонам.

— Примерно около двух часов. Я… Я увидела огонь.

— И он ударил вас вот этой штуковиной? — парень показал ей молоток. Причем держал он инструмент, как подобает настоящему криминалисту — за самый конец, да и то через носовой платок.

Джоанна почувствовала, что к лицу приливает кровь.

— Нет, — воскликнула она. — Этот молоток мой.

Охранник бросил на нее недоуменный взгляд, но потом снова сосредоточился.

— Я иногда ношу с собой молоток, когда знаю, что задержусь допоздна, — пояснила девушка и тут же, словно извиняясь, добавила. — Ведь на улице темно, а до машины идти нужно через парк.

Впрочем, чего было ей боятся, если Сан-Серано находится в совершенно пустынной местности, на специально оборудованном полигоне, вдали от населенных пунктов? Потому тут было довольно спокойно, даже машины не крали. Но все равно — этот извечный человеческий страх перед темнотой…

Вдруг рация охранника затрещала. Он нажал на кнопку и стал слушать. После чего сказал девушке, словно желая успокоить ее: «Мы вызвали дополнительные наряды! За двадцать минут они обшарят комплекс сверху донизу! Он никуда отсюда не денется!»

Но Джоанна подумала, что незнакомец наверняка уже сделал именно это — куда-то делся. Через десять минут Джоанна уже сидела в небольшом домике охраны возле главного въезда в исследовательский центр Лос Каньон Роуд, пила горячий чай и отвечала на вопросы полицейского. Все входы и выходы здания номер шесть были тщательно проверены, но нигде не было обнаружено следов взлома или хотя бы признаков того, что тут мог пройти кто-то посторонний. Сотрудники безопасности и охраны проверили все закоулки огромного здания, но неизвестный как сквозь землю провалился.

В четыре часа утра Джоанна отправилась домой. Она вознамерилась позвонить Гэри, поскольку одна мысль теперь о возвращении в свою пустую квартиру на улице Ван Найс устрашала ее, но потом отбросила эту идею. Ночь еще не прошла, и Гэри спросонья наверняка не так поймет ее. А ей совсем не хотелось заниматься тем, что Гэри наверняка предложит.

В конце концов охранники просто довели ее до глубокого «Пинто», одиноко стоявшего на парковочной стоянке, и Джоанна покатила домой мимо голубых каньонов. Она ехала и думала, почему это впервые в жизни мысль о возвращении в дом, где ее никто не ждет, показалась ей страшной. Когда она ложилась спать — около шести часов — то уже светало, но сон ее был неспокойным.

Но сотрудники охраны не смогли обнаружить ни следа незнакомца, якобы бродившего по коридорам исследовательского центра в ту ночь.

Глава 3

Башня тишины находилась в десяти милях от старого имперского города Кимила, отделенная от него поворотом реки Пон и сочными лугами, на которых постоянно жирели овцы и свиньи. На лугах же находились большие и маленькие озера, на которых по вечерам лягушки устраивали целые концерты. Когда Керис и его дед направились к старым воротам Кимила, люди, завидев черные одежды старика, поспешно отворачивались, крестясь и бормоча молитвы. Жители этого города и его окрестностей имели особые основания, чтобы бояться всех, кто знался с волшебными силами.

Уже с дороги Керис заметил эту башню, одиноко стоящую на холме. Она напомнила парню указательный палец, словно поднятый в предупреждении.

Предупреждение, которое нельзя было забывать ни одному волшебнику.

Между городом Ангельской Руки и Кимилом была проложена великолепная дорога, вымощенная плитами из тесанного камня. Керис и дед путешествовали два дня и две ночи провели в крестьянских хижинах. Однажды после того, как они уже укладывались на ночлег в сарае, к ним несмело зашла дочь хозяина и попросила угадать по картам ее будущее. Как-то Керис проснулся случайно ночью и увидел деда, сидящего и бормочущего какие-то заклятья, глядя на звезды.

Глядя на величественную башню, Керис перевесил дорожную котомку с одного плеча на другое. Возле стен города раскинулся квартал бедных лачуг, в пыли возле которых возились и визжали детишки в отрепьях. Вдруг из ворот вышла религиозная процессия: одетые в темные одежды люди во главе с несколькими священниками, которые размахивали кадильницами в ту сторону, откуда шли к городу Керис и архимаг. Чувственные ноздри молодого воина мгновенно уловили сладковатый запах ладана. Один из священников, по виду — самый главный — прокричал что-то, и люди стали поспешно опускаться на колени, простирая руки к небу. Все люди — и бедные, и те, которые побогаче. Священники тоже стали читать свои молитвы коленопреклоненными. Наступил какой-то момент — даже дети перестали визжать и бросаться друг в друга камешками. Все покорились воле Святой Церкви. Вернее, почти все — кроме архимага и Кериса, они по-прежнему стояли на дороге, взирая на хлопоты перепуганного чем-то народа.

— Сегодня мы можем заночевать в городе, в Доме Волшебников, — тихо сказал Солтерис, внимательно оглядывая окружающую местность. Местность была холмистой, но холмы эти означали границу земли Сикерст — пустынных земель, протянувшихся на две тысячи миль на восток. Здесь ничего не росло — только трава. Между тем старик продолжал: «Нандихэрроу управляет городом, пока старая Вера еще сильна здесь, а многие из тех, что пришли сюда жить двадцать пять лет назад, обрели тут вторую родину!»

Меж холмами засвистел ветер, донесший до ноздрей путников запах сена. «А что, Сураклина судили в этом городе?» — спросил Керис.

— Именно в этом, дитя мое, — Солтерис вздохнул, — не только судили, но и казнили, — и старик снова замолчал, вглядываясь своими темными глазами из-под кустистых бровей в бесконечную даль.

— Я этого не знал, — заметил Керис мягко, — я просто подумал… если столица империи в городе Ангельской Руки, то и суд должен был бы состоятся там…

Какая-то кривая улыбка заиграла на уголках губ старика. «Просто трудно судить кого-то за занятие волшебством в городе, где мало кто из жителей в это волшебство верит, — горько сказал Солтерис, а вот в Кимиле Сураклина хорошо знали! Даже те, которые не верили, что волшебство существует, предпочитали не попадаться лишний раз на его пути! — и архимаг кивнул в сторону притихших холмов, — вон там стояло его укрепление, которое называли Цитаделью. Они разбросали в стороны камни, которые обозначали ведущий туда путь. Сама же Цитадель была срыта. А Башня…»

В сумерках угасавшего дня Керис заметил, как старик сдвинул брови и наморщил выразительно свой лоб, который и без того был изборожден морщинами.

— А Башня Тишины стояла тут издавна, мы только укрепили ее стены — я и другие члены совета. На эти стены мы наложили заклятия, заклятья пустоты. Мы использовали энергию света звезд, чтобы наложить заклятье тьмы и запечатали его накрепко печатью Бога Мертвых. Мы укрепили Башню волшебной энергией, так что через ее камни, не то что через двери, не в состоянии пройти ни чародей, ни заклинатель. В Башне Тишины Сураклин и дожидался суда. Оттуда его повели на смерть…

Старик отвернулся. «Пойдем дальше, — тихо сказал он, — о таких вещах нельзя разговаривать слишком долго!» Он первым тронулся с места, увлекая внука навстречу квадратным, серым от времени городским воротам.

Ночь они провели в Доме Волшебников — громадном, но уже успевшем обветшать здании в самом центре Кимила, неподалеку от реки. Как и большинство городских сооружений, дом был выстроен из дерева. Но, в отличие от угрюмых домов горожан, он был весь изукрашен причудливой резьбой. На крыше были сделаны многочисленные башенки и коньки, наличники окон и дверей говорили о изощренной фантазии безвестных резчиков по дереву. Решетки балконов и перила представляли собой как бы хитрое сплетение из цветов и трав. Большинство городских домов, как успел заметить по пути Керис, были выстроены безо всяких архитектурных излишеств, выкрашены синей либо темной краской. Кстати, Керису бросилась в глаза еще одна деталь — возле входа в дом были сделаны две деревянные колоны, при которых были ниши, а в нишах стояли небольшие статуэтки. Все это было изготовлено из дерева, но искусно при этом выкрашено под камень.

— Послушай, это ведь не сам Сураклин делал? — спросил он Ле — помощницу командира солдат-охранников, которые стерегли этот дом.

Темноволосая женщина кивнула в ответ: «В городе началось разорение, когда маги разрушили его волшебную силу, — сказала она, — другие дома были разрушены позже, и говорили, что они несут на себе печать Темного Волшебника!» Тут она посмотрела на него из-под короткой челки изучающим взглядом, а потом подняла голову к потолку — там, наверху, чародеи говорили о чем-то своем после выпитых порций вина. Четыре или пять воинов, которые дежурили в тот вечер, носились взад-вперед, унося грязную посуду и принося новые закуски. Потом они принялись играть в карты, азартно подначивая друг друга. Керис и Ле тоже выпили немного вина.

— Но что было бы, если бы Сураклин умер? Что ожидалось? — Керис сейчас извлекал из своей памяти все обрывки разговоров, которые он слышал от магов.

Ле только покачала головой. «Говорят, что они должны были не только довести его туда и отправить туда, где он раньше был! Говорят также, что он умел воздействовать на умы тех, кто находился неподалеку от него! Он мог воздействовать даже на неодушевленные предметы! И даже во сне он мог пользоваться своей силой! Конечно, это могли быть просто выдумки досужих сплетников, но вот как-то…»

— А ты хотя бы сама видела его?

Рот искривился в какой-то странной ухмылке, которую вряд ли можно было бы назвать улыбкой. Они сидели за длинным столом, последние из воинов, которые прислуживали магам. Где-то в углу разговаривали двое новообращенных — они с жаром обсуждали какое-то новое выученное заклятие, споря, в каких случаях и с какой интонацией его нужно было произносить. В комнате было душно, и Керису очень хотелось продолжить разговор во дворе.

— Я видела его только один раз, — нарушила тишину Ле, — когда мне было восемь лет. Я видела, как он умирал, а потом видела, как сжигали его тело. Вообще-то святая инквизиция хотела сжечь его заживо, но твой друг, архимаг… — она кивнула наверх, куда вела лестница, там сидел Солтерис. Он задумчиво слушал большого и плотного Нандихэрроу, который рассказывал: «Нет, вряд ли… Церковь не имеет никакой власти над теми, кто принес клятву на верность Совету. Конечно, Церковь есть Церковь, она свята, Но вот права на убийство мага ей все равно никто не давал. Причем, независимо, кем бы этот маг был и чем бы он занимался!»

Тут Ле закатала рукав, и Керис с удивлением и завистью увидел несколько шрамов от рубленных ран. «Так вот, насчет Сураклина! Мне кажется, что для него тогда все это уже не имело значения! Я не знаю, что там говорили о нем в Совете, в Святой Инквизиции и даже при дворе. Но зато я хорошо помню, каким разбитым и опустошенным он возвращался сюда. И он был так молчалив… Мне даже казалось, что этот человек не поднимет руки, чтобы защитить себя от удара меча…»

Керис вспомнил эти слова на следующий день, когда он вместе с дедом покидал город, выходя из каменных ворот. Они направились дальше по дороге, вьющейся между холмами. Дорога была ровной и хорошей — жители внимательно следили за нею. Сейчас как раз стояла пора сенокоса. Сено на окружающих холмах и низинах было уже скошено, а теперь жители города ворошили его и грабляли, пока позволяла погода, чтобы оно поскорее просушилось. Где-то вдали на болотах кричали птицы. Но чем дальше они отходили от города, тем более запущенной становилась дорога. Кое-какие плиты почти совсем вросли в землю, и на них зеленела трава. Видимо, жители пользовались этим участком не всегда.

— Дедушка, эта дорога вела к Цитадели Сураклина? — тихо спросил Керис, словно не желая нарушать тишину, царившую тут.

Услышав голос внука, Солтерис встрепенулся, явно выходя из своих глубоких размышлений. «Да. Да! — пробормотал он, — эта дорога вела к его укреплениям! Но дорога эта значительно старше даже его самого — видишь, эти почтенные плиты потрескались от тысячи земных морозов, которые гуляли тут и гуляют сейчас! Это потом люди прокляли это место!»

Керис нахмурился, оглядываясь по сторонам. Тут его взгляд упал на придорожный камень. Камень живо напомнил молодому человеку об окрестностях города Ангельской Руки, где таких придорожных камней, поставленных в разное время, было полно. Каждый камень стоял, как часовой, охраняя свою эпоху, которая никогда уже больше не вернется. А эту дорогу, дед говорит, прозвали чертовой дорогой. «А что было тут еще?» — спросил он, но дед, погруженный в свои мысли, резко мотнул головой, демонстрируя нежелание отвечать.

Слева от них, на одном из холмов, стояла посеребренная временем Башня Тишины. Вокруг ничего, только трава… Трава, которую жадно треплет ветер, стараясь подчинить своей воле…

Тут Керис заметил, что его представление о Башне как об указательном пальце, одиноко торчавшем здесь, не совсем верно. Тут была не только Башня. Это величественное сооружение было опоясано невысокой стеной с просторными воротами. И тут было довольно людно — через раскрытые створки было видно, как во дворе ходят одетые в черное люди — наверное, послушники. А те, что были одеты в белое, были наверняка священники. Возле ворот стоял какой-то человек, одетый в рясу, точно монах. Но не в черную и не в серую, а в огненно-красную. Очевидно, один из местных Кудесников Церкви. И Керису почему-то очень захотелось не входить в эти ворота.

— Все нормально! — ободряюще сказал Солтерис, угадать переживания парня, — они были пока что нас даже не замечают! Так заняты своей работой!

Вообще-то архимаг и его внук стояли на таком месте, на котором их со стороны ворот никак нельзя было увидеть, но Керис подумал, что дед не станет говорить напрасно. Старик вытащил из висящего на поясе мешочка маленький шарик, похожий на запекшийся в огне кусочек теста. Керис с любопытством уставился на этот шарик.

— Это лайпа! — пояснил старик, хотя это слово мало что говорило молодому человеку. Приглядевшись, Керис увидел, что шарик и в самом деле слеплен из теста. На нем тонкой булавкой были выцарапаны какие-то руны. Рунические знаки почти сплошным узором покрывали шарик. Старик передал шарик внуку и проговорил:

— Береги это как зеницу ока! Если со мной что-то случится, или мы вдруг потеряем друг друга больше, чем на три часа, уничтожь шарик! Другие маги придут!

Тут Солтерис передал шарик внуку, продолжая внимательно наблюдать за Башней Тишины. Особенно интересовало его то, что происходило возле распахнутых ворот.

Солтерис тронулся дальше, как вдруг встревоженный Керис схватил его за плечо: «Дед, а если это Антриг сейчас пленник, он не может использовать против тебя как-то свое волшебство?»

Солтерис улыбнулся. «Антриг — это самое меньшее, что меня в данный момент беспокоит! — сказал он тихо, — нет, в Башне Тишины у него не получится заниматься волшебством вовсе! Да и у меня тоже! Случись мне оказаться за ее стенами, как я стану просто жалким стариком, и то, что прежде внушало людям страх и почтение передо мной, перестанет их отпугивать! Со времен Исара Чалладина между святой церковью и Советом не было никаких конфликтов — но и Церковь тоже стареет! Они, конечно, наблюдает за нами внимательно и выжидают своего момента! — тут старик даже подмигнул внуку, — и я тоже буду делать все, чтобы в случае нападения меня не застали врасплох!»

Керис оглянулся назад — на пустынную, заброшенную дорогу. Он почувствовал себя очень тоскливо — так, наверное, чувствует себя и Башня Тишины, среди однообразных холмов и под постоянным ветром. Тут он вспомнил рассказ Ле о том, как Святая Инквизиция вознамерилась живьем сжечь Темного Волшебника, и как Солтерис отказался дать им власть над жизнью и смертью любого волшебника. Наверняка Инквизиция никогда не забудет этого архимагу и в удобном случае обязательно отомстит.

Воин положил лайпу в большой кожаный кошель, висевший у него на поясе, и путники продолжали идти дальше. Когда они приблизились к стене, окружавшей Башню, еще ближе, то Керис сразу напрягся — как части тела, ощутил он свое оружие — меч на поясе, кинжал в башмаке, еще один маленький ножичек в потайном кармане. Еще раз обернувшись назад, он подивился, что только издали можно было заметить, как трава почти поглотила каменные плиты дороги. А спереди, за холмами, где петляла дорога, можно было еще различить те же путевые камни, любезно сообщавшие когда-то путнику, сколько миль он прошел.

Тут Керис снова скосил глаза на деда — Он постарался представить себе, как выглядел старик двадцать пять лет назад, когда он поднял Совет против Темного Волшебника. Он уже тогда носил титул архимага, хотя он был молод и совсем не являл собой образца величия, каковое подобает человеку столь высокого ранга. Наверное, у него были темные волосы, думал Керис, и вред ли тогда он столь молчалив и задумчив, как сейчас. Но зато от молодости в Солтерисе осталось прежнее — хитрая лукавинка в глазах, которая выдавала глубокую душевную теплоту этого человека.

В воротах их встретил епископ Кимила. Керис удивился, увидев в качестве столь высокого духовного лица женщину. Глядя на нее, можно было догадаться, что красотой она никогда не отличалась. Как и предписывает Святая Церковь, женщина носила короткую прическу. Одета она была в ризу серого бархата с изображением Солнца-Единого Бога на груди, которое напоминало алое кровавое пятно. Протянув для приветствия руку, женщина испытующе поглядела на обоих путешественников и сказала полувопросительно: «Здрав будь, архимаг!»

Глядя через плечо епископа в распахнутые ворота, Керис размышлял, сколько послушников живет здесь. Ле сказала ему, что одновременно пять человек из послушников Дома Волшебников несут тут службу — но острый глаз Кериса углядел по меньшей мере двадцать человек, проворно снующих по просторному двору. Два Посвященных выжидательно замерли позади епископа, обозревая подозрительными взглядами архимага и его внука. Керис поразился, какой фанатизм излучали их глаза. Церковь называла их иначе — хасу, то есть «купленные», — купленные у ада ценою крови святых и Единого Бога. Женщины-купленные именовались несколько по-иному — хасур.

— И ты будь здорова, госпожа епископ! — поклонился Солтерис. Он слегка прикоснулся к пальцам женщины своими пальцами — формальный контакт, но знак вежливости и доброжелательности.

— Ты написал в своем послании, что хотел бы встретиться с человеком по имени Антриг Виндроуз?

Они направились к Башне, и воины окружили их со всех сторон. Вообще-то все это попахивало ловушкой, западней. Это тем более логично можно было предположить, зная скрытую зависть Церкви к Волшебникам, которые были единственной группой населения, не признававшей ее власти над собой, над своими душами. Особенно встревожил Кериса скрип цепей поднимаемого моста. Он оглянулся назад и понял, что если придется спасаться бегством отсюда, то сделать это будет трудновато; возле стены изнутри двора не стояло не единого здания, так что о попытке бегства, забравшись на крышу и спрыгнув с нее вниз не может быть и речи, к тому же такие прыжки сами по себе тоже опасны — с таковой высоты прыгать — это запросто сломать себе ногу. Воин заметил еще одну деталь — высокая стена преграждала доступ сюда ветрам, свободно гулявшим между холмов. Тут было тихо и спокойно. Вокруг сновали послушники с печальными лицами — впрочем, такие физиономии были у всех, кто только собирался стать монахом, но пока проходил испытательный срок — ведь приходится работать и за себя и за тех, кто этот испытательный срок уже прошел. Конечно, эти люди сами выбрали себе свой жизненный путь, но Керису все-таки стало жаль их, когда он представил, что всю жизнь они должны будут провести здесь, среди этих серых стен, стачивая каменные плиты двора.

Епископ сделала легкий знак рукой, и главный стражник с трудом отомкнул тяжелые замки, которыми была буквально обвешана ведущая в Башню дверь. Дверь со скрипом отворилась, и из нутра Башни пахнуло могильным холодом. Керис заметил, что к внутренней стороне двери приделана какая-то металлическая пластина. В табличку, в свою очередь, был вделан свинцовый кругляш размером с имперскую золотую монету. Едва только он посмотрел на этот свинец, как на него вдруг напала жуткая тошнота, какое-то отвращение, словно крыса пробежала по его телу. Керис поспешно отвернулся и стал дышать, как выброшенная на берег рыба. Краем глаза он успел заметить, что дед испытывает похожее состояние.

Впрочем, Керис сразу понял, что это такое. На дверь была прибита та самая печать Бога Мертвых, которая обладала магическими свойствами привязывать к себе волшебную силу, если та оказывалась в непосредственной близости от нее. Один из стражников снял печать и куда-то унес ее — чтобы архимаг смог беспрепятственно войти в дверь. Только тут Керис понял, какой действительной силой обладает Башня Тишины. Он также знал, что нет такой силы, которая смогла бы заставить его прикоснуться к этой печать, чтобы там ему не говорили, и кто бы этот приказ не отдавал.

Его личное волшебство было не столь уж могущественным и, как подозревал Керис, уменьшалось еще сильнее. Парню казалось, что там, в сумрачном нутре Башни, он угадывает какую-то другую, могущественную силу, которая только и ждет, чтобы кто-то попался в ее власть. Ему не хотелось думать, что могущественное — сила ли Башни или сила его деда. Только теперь воин понял слова Солтериса, что тот хотел бы надеяться, что Антриг после семи лет пребывания в Башне не лишился рассудка.

Наконец они пошли в Башню. В конце узкого прохода находилась комнатка-закуток — для охраны. Небольшое это пространство было довольно ярко освещено коптящими факелами. Окон в Башне не было, и приток свежего воздуха обеспечивался благодаря какой-то особой системе вентиляции, которая, впрочем, работала не совсем хорошо. Они стали подниматься по винтовой лестнице наверх Башни. Идти приходилось очень осторожно — ступеньки тут были очень крутыми и какими-то осклизлыми. Спереди и сзади шли послушники Церкви, которые держали в руках факелы. Опираясь на всякий случай руками о стену, Керис поднял голову и увидел, сколько же на сводах лестницы накопилось копоти — видимо, ходили по этой лестнице довольно часто. А может, это были слои многих столетий.

Наконец они поднялись на самый верх. Керис заметил — та комната, к которой они шли, которая находилась под самой крышей Башни, была очень маленькая, но чистая. В ней не было даже той вони, которая напитывала комнату для охранников внизу. Парня очень удивило, что здесь было громадное количество книг. Книги были сложены на импровизированных полках, составленных из деревянных ящиков. Еще больше книг было свалено грудами в углах и возле небольшого столика, стоявшего у стены. Стол был весь завален какими-то бумагами. Среди бумаг Керис заметил замысловатую чернильницу, сломанные и целые перья для письма, увеличительные стекла, небольшой глобус, какие-то пожелтевшие свитки, две астролябии и какие-то невиданные им раньше инструменты, по-видимому, для измерения чего-то. В одном месте стайкой сбились около дюжины чашек и плошек, в которых виднелись остатки чая. На некоторых листах были написаны какие-то мудреные математические формулы, были начерчены разнообразные геометрические фигуры. Там же были рисунки — кленовый лист, кость, епископ, звезды на небе, подсвечник, заляпанный застывшим воском от сгоревших свечей.

Епископ постояла на пороге, неодобрительно оглядывая тот беспорядок, который царил в комнате. Затем она сказала охранникам:

— Отведите его вниз.

Они повернулись к другой двери, которая вела, насколько Керис понял, к другой лестнице и, по всей видимости, к крохотной комнатке без окон, которая находилась наверху. Парню стало даже жаль, что сейчас они все так грубо вторглись в ставшее уже наверняка привычным для узника уединение. Не успели воины подойти к двери, как дверь распахнулась от удара с другой стороны, и Антриг Виндроуз ворвался в комнату, точно ураган.

— Моя дорогая Герда! — Маг, точно ураган, пронесся мимо остолбеневших охранников, как будто не заметил их. Расшаркавшись по моде давней старины, он церемонно и радостно поднес к губам руку епископа. — Как хорошо, что ты заглянула! Что там у вас стряслось? Когда ты была тут в последний раз — полгода назад? Или все семь месяцев? Как твой ревматизм, все беспокоит? А ты пользовалась травами, которые я тебе порекомендовал?

— Нет! — Епископ в раздражении вырвала руку, — и еще раз нет, мне лучше не стало! Я привела…

— Тебе, действительно, нужно было сделать это, пока не пошел дождь! Солтерис! — теперь уже затворник смотрел на архимага, внимательно и испытующе глядя в его лицо сквозь толстые стекла очков. Он схватил Солтериса за руку и воскликнул, — я же тебя, почитай, сколько — пять лет, кажется, не видел?

Высокий ростом, худощавый, но уже немолодой Антриг выделялся узким лицом, обрамленным седой копной волос и такой же всклокоченной бородой. На шее у него болталось некое подобие хрустальных бус. Метавшиеся за стеклами очков серые глаза совершенно не производили впечатления глаз уравновешенного и вообще нормального человека. Месяцами, если не годами, он видел только охранников, но в его сочном живом голосе не слышалось ни упрека, ни недовольства. Казалось, что для этого человека время приостановило свой ход.

— Да, наверное! — отозвался спокойно архимаг, хотя Керис, взглянув на деда, понял, что тот явно обеспокоен таким состоянием Антрига.

Антриг, наклонив по-птичьи голову, некоторое время еще смотрел в глаза Солтериса, а потом отвернулся. Несмотря на свою кажущуюся мешковатость и неуклюжесть, передвигался он по комнате довольно проворно.

— А это Керис, ведь правда? Керис, сынок твоей Телиды! О, Керис: ты, наверное, не помнишь меня! Тогда тебе было лет шесть, не больше!

— Нет, что вы! — нашелся неожиданно Керис, — я вас неплохо помню!

Серые глаза вдруг засветились каким-то особым огоньком — в нем читалось удивление и даже какое-то подозрение.

— В самом деле? — поинтересовался заключенный живо. — В последний раз мне говорили такое в тот момент, когда мне в спешке пришлось покидать город Ангельской Руки. — Тут он перевел глаза на Солтериса. — Ты не хочешь попить со мной чаю? И ты, моя дорогая Герда. — Епископ нахмурилась — ей явно не нравилось такое фамильярное обращение со стороны заключенного, — и эти господа, тоже, конечно же, — старик кивнул в сторону охранников и шагнул к небольшому очагу, на котором уже закипал чайник, Несмотря на то, что на столе стояло лето, огонь тут был совсем нелишним делом. Башня была сырой, а тут было холодно — через узкие щели, долженствующие служить окнами, проникало, должно быть, в самые солнечные дни и то не слишком много света. Что уж там говорить о тепле!

— Это что, просто визит вежливости, Солтерис? — поинтересовался Антриг, заливая кипятком чайные листья и окутываясь при этом паром, — или же я должен тебе в чем-то помочь? Это возможно, но только в масштабе моих условий, — и старик красноречиво окинул взглядом свою комнату.

В его голосе не было и следа сарказма. Очевидно, он уже давно свыкся с таким вот образом жизни и уже не ощущал неудобств от сознания потерянной свободы. Тут Антриг резко повернулся, отчего подвески на его шее жалобно зазвенели.

— Боюсь только, — сказал заключенный, — что к чаю я могу подать вам только хлеб и масло! Конечно, икру я периодически заказываю, но мне почему-то ее все равно не приносят.

Епископ выглядела донельзя удивленной, но Керис заметил, что архимаг закусил верхнюю губу — он подавлял некстати возникшую улыбку. Наконец архимаг успокоился и сказал:

— Что ты, Антриг, хлеб да масло — этого вполне достаточно к чаю.

Антриг повернулся было, чтобы пригласить охранников, но Герда опередила его — она сделала легкое движение рукой, и оба охранника одновременно попятились к проему выхода. Пожав плечами, Антриг схватил со стола первый попавшийся лист бумаги, свернул его трубочкой, сунул в очаг и получившимся пламенем зажег свечи, чтобы усилить освещение, поскольку факелы давали не слишком много света.

— Послушайте, госпожа моя! — обратился Солтерис к епископу, — нельзя ли попросить вас оставить нас наедине? Нам нужно поговорить!

Бледные невыразительные глаза Герды приобрели стальной оттенок.

— Вообще-то, сударь мой, мне не хотелось бы выходить, — жестко сказала она. — Раньше и без того слишком тесно общались между собой практикующие магию! А мой предшественник сказал, что этот человек был когда-то твоим учеником! Только благодаря твоему вмешательству он не был казнен, а помещен сюда. Как главное духовное лицо империи я не могу…

— Нет, Солтерис, не верит она тебе, — вздохнул Антриг, покачивая головой. Он потушил горящий лист бумаги и швырнул его обратно на стол, — ну что же, тогда делать нечего…

Архимаг уже уселся на один из стоящих у стола стульев. Второй стул Антриг сначала предложил епископу, которая негодующим кивком головы дала понять, что не желает садиться, а потом — Керису, который был словно посетителем, а не сопровождающим архимага. Но Керис проявил приличествующую этому случаю вежливость, и сам Антриг сел на стул, одновременно располагая чайник на стопке бумаг.

— Так что тебя привело ко мне? — словно спохватившись, спросил он Солтериса.

— Пустота, — просто ответил архимаг.

По стеклам очков затворника замелькали блики огоньков свечей, а его рука сделал непроизвольное движение.

— А что насчет пустоты? — поинтересовался он.

— Ты можешь ощущать, чувствовать ее?

— Нет, — Антриг со стуком поставил чашку на стол.

— Но ведь когда-то это у тебя получалось! — старик гнул свое.

— Там, снаружи, да! А тут я не могу чувствовать пустоту так же, как не знаю, какая сегодня погода! Но для чего ты все это спрашиваешь?

Солтерис выразительно приложил к губам указательный палец:

— У меня есть все основания предполагать, что кто-то из другой вселенной проник к нам! Он убил чародея Тирле на Волшебном Подворье! Застрелил его! — тут Керис заметил, как брови Антрига удивленно взметнулись вверх, его убила пистолетная пуля, хотя вряд ли кто-то из нас видел такой пистолет! То есть, такую пулю — она не похожа на те, которые используются при стрельбе из нашего оружия!

Тут Керис добавил:

— И запаха пороха не было совершенно! И дыма не было, хотя стояла глубокая ночь!

— Это очень все любопытно, — заметил Антриг тихо.

— Керис заметил там что-то такое, что похоже на Врата в Пустоту, которые умел открывать Сураклин, — продолжа архимаг, — тетка Мин тоже так полагает! Как ты думаешь, в других мирах есть волшебники, которые в состоянии открыть Врата в Пустоту и прийти к нам, чтобы натворить бед?

— Да, я думаю, что да, — Антриг посмотрел в чашку с чаем, как будто надеялся увидеть какой-то ответ там. Солтерис внимательно смотрел на непроницаемое лицо Антрига. А Керис, посмотрев на руку этого человека, державшего чашку, заметил, что пальцы его дрожат, — вообще-то, продолжал Антриг, — не обязательно, чтобы он…

Тут он вдруг замолчал, и Солтерис быстро сказал:

— Продолжай, что он там?

— Что? — невинно спросил Антриг в свою очередь.

— Тот факт, что неизвестный прошел через Пустоту, не обязательно значит, что он… Что?

Затворник снова нахмурился, испытующе смотря в глаза архимага. Затем он медленно сказал:

— Я даже и понятия не имею обо всем этом! Ты не знаешь, что вся мудрость космоса может быть написана на черепашьих панцирях? Разумеется, волшебными знаками! Конечно, этих черепах еще нужно поймать! К тому же их нужно поймать много, да и знать, в каком порядке читать знаки, и как правильно их читать… Где-то тут у меня есть подборка узоров с этих панцирей…

— Послушай, Антриг, — мягко сказал Солтерис, оглядываясь по сторонам. Узник Башни удивленно уставился на архимага, ожидая, что он скажет дальше.

— Вообще-то им не нравится, когда у них забирают панцири, эти черепахи…

— Это само собой разумеется! — охотно согласился Солтерис, — но ты говоришь о Пустоте?

— Я ничего о Пустоте не говорил, — возразил Антриг, — я только сказал, что независимо от нас существуют другие миры, в которых вполне может быть волшебство! И жители этих миров вполне могут через Пустоту проникать к нам! Есть и такие миры, в которых нет волшебства. И существует постоянное движение — к источникам силы и от них! Так что волшебник из другой вселенной вполне мог открыть Врата в Пустоту и через нее проникнуть к нам на прошлой неделе с какими-то своими целями…

— А мне показалось, что кто-то говорил, что не чувствует Пустоты, — подал голос Керис, отчего пламя свечей сразу заколебалось, — но тогда откуда ты знаешь, что все случилось на прошлой неделе?

Антриг смерил молодого человека взглядом меланхолического аиста.

— Ты, наверное, примчался сразу же, как только понял, что здесь не обошлось без вмешательства Пустоты, — изрек затворник, — ты и твой дед! Но от Города Ангельской Руки до Кимила как раз неделя пути, не правда ли? — тут он словно ища подтверждения, посмотрел на Солтериса, который энергично замотал головой, неизвестно — опровергая или подтверждая слова бывшего ученика.

— По своим личным целям! — вдруг выпалила женщина-епископ. Как и Керис она не принимала участия в беседе, и потому, казалось, все забыли о ее присутствии. Теперь она подошла ближе к обоим магам и подозрительно поинтересовалась, — а с какими это целями?

— А какие предположения ты можешь сделать сама? — Антриг вытащил из-под стола моток веревки и принялся задумчиво вертеть его в руках. Он, развязав моток, принялся свивать из веревки нечто, напоминающее колыбель для кошки.

Герда обратила теперь свое лицо к архимагу:

— С целью… С целью сотворить в нашем мире что-нибудь не совсем хорошее, порядочное?

— Непорядочное? Нехорошее? — быстро посмотрел на женщину Солтерис.

— Так ты что же, мой уважаемый архимаг, еще ничего не слышал? — изумилась епископ, — в деревнях народ только и говорит о всяких загадочных вещах, которые кто-то видел, кто-то слышал, а кто-то даже ощутил! В Воронве, это на юге, один человек среди бела дня зашел с улицы домой, а потом час спустя его нашли там разорванным на куски. На западе, в Скепкро, люди заболели какой-то хворью беззаботности — они спали, пили в тавернах и бродили бесцельно по улицам целыми днями, а в стойлах ревел непоенный и некормленный скот, а на полях гнило сено, и никто не убирал его! Мы поручили разобраться Святой Инквизиции, может быть, в этом были замешаны ведьмы, но ничего так и не обнаружилось. Что случилось, в чем причина — это так и осталось загадкой!

— Что-то из этого я слышал, — нахмурился Солтерис, — но, как мне представляется, это не имеет никакого отношения к убийству Тирле или к открытию Врат в Пустоту!

— Неужели? Ты в этом твердо уверен? — поинтересовалась Герда.

— Честно говоря, я не удивляюсь, что мы не смогли доискаться до причин всего этого, — проговорил Антриг, продолжая возиться с веревкой, — этот ваш Сергий Костолом стремится ведь найти кого-то, а не причину! Если он схватил и сжег на костре пару-тройку ведьм, это еще не означает, что он сумел доискаться до того, что представляет опасность для всех нас! Кроме того, Нандихэрроу и другие там в Доме Волшебников наверняка знали бы, что тут действует какой-то волшебник-одиночка. В нашем мире и без того полно зла и насилия, что уж нам завозить эту гадость откуда-то еще? Постой, можно тебя побеспокоить, — и он вытянул свои опутанные руки к женщине и предупреждающе взмахнул ими.

— Что ты себе позволяешь! — и Герда сорвав с рук злополучный моток веревки, швырнула его к двери.

— Конечно, я много себе позволяю, — сказал миролюбиво волшебник, — ты же знаешь не хуже меня, что иногда может представлять собой скука! А у меня сейчас немного возможностей подурачиться, я все дни сижу в одиночестве, — и Антриг попытался было встать с кресла, чтобы подобрать моток веревки с пола, но епископ сильным движением руки толкнула его обратно в кресло.

— Перестань заниматься ерундой! — сурово сказала она, — я не шучу! Стоит мне приказать, и…

— Ты не сделаешь этого, — резко заметил Солтерис, — пусть он и считается пленником Святой Церкви, но находится под юрисдикцией Совета Кудесников. Именно поэтому он когда-то принес Совету клятву на верность…

— Ха, клятву, от которой в конце концов он сам и отступился!

— Но разве священник, сотворяющий какой-то грех, лишается от этого покровительства Церкви? — живо спросил Солтерис. На какое-то мгновение глаза епископа и архимага встретились. Старик был похож на старую рассерженную лису, умудренную жизненным опытом, а взгляд Герды напоминал взгляд упрямой свиньи, которую невозможно убедить в чем-то противоположном ее точке зрения, Но Керис знал, что свинья животное намного более хитрое, чем о нем думают, и потому намного более опасное. А тут, в Башне, Солтерис, как и Антриг, был в ее власти.

— Грех священника касается только самого священника! — тихо ответила женщина, — а волшебник, который отступается от данной им клятвы не вмешиваться в естественный ход развития рода человеческого подвергает опасности не только себя, но и тех, кого он своими недостойными действиями искушает последовать его примеру! Он не только сам представляет опасность, но и делает опасными других людей. Получается, что волшебники не всегда могут контролировать себя!

— А вы все можете себя контролировать? — в тон ей поинтересовался Солтерис. Его загадочно блещущие при огоньках свечей глаза немигающе смотрели на Герду, — и вообще, вспомни, что если бы не Совет Кудесников, то городом бы этим правил бы Сураклин, а не ты!

— Но Сураклин был разгромлен армией под предводительством Принца!

— Без нашей помощи его армия не смогла бы ничего сделать! Сураклин собирался выждать, пока они зайдут достаточно далеко в эту холмистую местность, а потом он бы попросту вызвал к жизни бы темные силы земли, земля разверзлась и поглотила бы всех этих людей! И только наше вмешательство предотвратило это тогда… Солтерис взволнованно поправил широкие рукава своей робы, — я думаю, что у меня есть право сказать, что ждет человека, нарушившего данную им клятву на верность Совету Кудесников…

Архимаг внезапно повернулся к Антригу, который невозмутимо попивал чай и, казалось, потерял всякий интерес к тем двоим людям, от которых зависели его жизнь и смерть.

— Послушай, Антриг, — начал архимаг, скажи мне, за последние недели было какое-то движение через Пустоту?

— Как же, оно должно было быть, если вы там заметили пришельца из другого мира, — аргументы пленника башни были неоспоримы. Подняв чашку с чаем на уровень глаз, он задумчиво посмотрел на нее и спросил неожиданное, как вы думаете, эти заклятья, что наложены на Башню, они что, и на чайные листья тоже воздействуют?

— По-моему, ты мне лжешь, — тихо сказал архимаг, глядя в сторону.

— Послушай, я готов поклясться, — воскликнул удивленный Антриг, — что за последние семь лет я не чувствовал Пустоты. Я ведь изолирован от мира!

Солтерис опустил руки на заваленную бумагами столешницу и долгим изучающим взглядом уставился в закрытые стеклами очков глаза Антрига.

— И все-таки, ты лжешь, — сказал он упрямо, даже не знаю, почему!

— Неужели? — тут их взгляды встретились: взгляд Солтериса, осторожный и испытующий, а Антрига — какой-то испуганный. Архимаг перевел глаза на епископа, и внезапно его лицо несколько смягчилось. Он встал с места и с высоты поглядел на все еще сидящего за столом пленника. Залитый каплями воска подсвечник отбрасывал на стены комнаты уродливые тени.

Вдруг Антриг тоже поднялся на ноги.

— Ну что же, Солтерис, — сказал он, — мне было очень приятно поболтать с тобой, но у всех нас есть какие-то дела, — с неожиданной поспешностью он отодвинул чайник и чашки на угол стола, красноречиво прикрыв всю посуду стопками бумаг. Затем он продолжал, — Герда, а почему бы тебе не дать в распоряжение архимага отряд своих славных воинов? Солтерис… — он увернулся от испепеляющего взгляда епископа, посмотрев на архимага, и его глаза стали вновь совершенно осмысленными. Печальным голосом он произнес, — мне кажется, что самое первое место, куда вам нужно заглянуть — это Цитадель Сураклина! Не мне говорить тебе, что это место выстроено на месте скрещения линий! Если есть какие-то неизвестные еще силы, то они должны на этих линиях ощущаться!

— В это я с тобой полностью согласен! — кивнул понимающе Солтерис. Несколько мгновений оба волшебника безмолвно смотрели друг на друга. И за эти несколько мгновений молчания Керис еще раз поразился, насколько же тихой была эта Башня. Снаружи сюда не проникало совершенно никакого звука, только где-то в вентиляционных отдушинах печально завывал ветер. И все, больше ничего не чувствовалось — ни смены погоды, ни смены времени суток. Конечно, Антриг не был молодым человеком, но и стариком его назвать было тоже никак нельзя. Керис к тому же был уверен, что волшебники могли жить сколько угодно долго. Неужели эта комната и та каморка, что располагалась наверху, были всем, что мог видеть Антриг следующие леи пятьдесят? Хотя он знал, что такое этот Антриг, воин тем не менее почувствовал жалость к этому седому, нескладному чудаку с безумными глазами.

— Спасибо тебе, Антриг! — поблагодарил Солтерис, перед тем, как покинуть Кимил, я к тебе обязательно загляну! Кое-что обсудим!

Пленник улыбнулся какой-то сумасшедшей улыбкой:

— Я постараюсь, чтобы в следующий раз нам все-таки подали икру! Приходи запросто в любой день, я всегда сижу дома между тремя и четырьмя, — и подумав еще, маг добавил, — как, впрочем, сижу тут и все остальное время!

— Неужели? — спросил архимаг так тихо, что Керис едва расслышал его слова. Затем он развернулся и, сопровождаемый епископом и его воинами, направился к выходу. В следующее мгновение они все уже спускались вниз по ступенькам.

Потом они ушли со двора и направились обратно по старой дороге, вымощенной потрескавшимися, ушедшими в землю плитами. За это время здесь прошел дождь, и теперь запах озона витал в воздухе, которым очень легко дышалось. И дед, и внук шли молча. Наконец, когда город показался впереди, архимаг тихо произнес:

— И все-таки, он лгал!

— Он лгал, — произнес и Керис. Дед только взглянул на него и зашевелил своими кустистыми бровями.

Керис поднял голову, словно разглядывая тучи:

— Он сказал, что не может чувствовать Пустоту! Но я слышал, что он сказал этой женщине, что сегодня будет дождь! И он прошел!

Мимо путешественников вдруг протарахтела карета епископа. Керис успел заметить сквозь стекла экипажа и саму женщину, которая задумалась над чем-то. На запятках кареты стояли двое послушников. Сама Герда даже не посмотрела на двух недавних собеседников, с которыми еще пятнадцать минут назад разговаривала в Башне Тишины.

Солтерис вздохнул и кивнул головой:

— Да. Он все-таки и вправду солгал. Знаешь, Керис, что-то он скрывает! Или он знает что-то, или просто есть что-то такое, что он никак не хочет говорить!

Налетевший порыв ветра стал яростно трепать волосы путешественников, как бы побуждая их к дальнейшим рассуждениям.

Пока они шли, Керис больше ничего не говорил. Он теперь думал, с какой легкостью Антригу удалось возбудить напряжение между епископом и архимагом, отвести их внимание от себя и втравить их в перебранку. И он еще вспомнил, что заключенный Башни особенно напирал на то, что они с Солтерисом не виделись уже несколько лет.

Молодой человек задумчиво оглянулся на Башню, сложенную из местного серого камня, которая теперь снова торчала, как одинокий предостерегающий палец — окружающие ее здания и стена были укрыты за холмами. Серая эта башня очень хорошо гармонировала с таким же серым неприветливым небом. Вдруг, вспомнив, Керис сунул руку в свой кожаный кошель, притороченный к поясу, достал из него лайпу и вернул ее деду. Какое-то шестое чувство (это чувство послушники развивали в себе специальными тренировками) подсказывало ему, что именно теперь лайпа понадобилась старику.

Глава 4

Тишина после жужжания принтера была совершенно неожиданной — Джоанна подняла голову, словно раздался какой-то неожиданный шум.

Но единственный шум, который был слышен — это жужжание кондиционера, причем это жужжание она помнила со своего первого дня работы здесь.

Вокруг нее все было спокойно, торжественно и пусто.

Испытав нечто вроде паники, девушка лихорадочно посмотрела на часы.

Времени — 6:45.

Джоанна облегченно вздохнула — это было не столь позднее время.

— Нельзя все время заниматься этим, — твердила она сама себе, покачивая обутой в кроссовку ногой и поворачиваясь из стороны в сторону на своем винтовом кресле. Наконец она развернула компьютерную распечатку на зеленоватой бумаге и прочла: «От „СПЕКТРА“ на этой неделе должны поступить результаты испытаний».

Все, подумала девушка, теперь всем придется после этого сидеть и работать сверхурочно. И самой отказаться от этой работы никак нельзя на том основании, что снова может появиться какой-нибудь взломщик!

Не глядя, она сложила распечатку вдоль и швырнула ее в сторону, на груду бумаг.

Между тем, она продолжала думать, что все-таки придется снова задерживаться в вечернее время. Ничего, ведь это случилось две недели назад. Если они даже не нашли его, то все равно — это время человек просто не может жить в здании, прячась где-то беспрестанно. А это здание уже раз десять обшаривали вдоль и поперек.

Но, роясь в бумагах в поисках каких-то данных, она снова наткнулась на тот самый молоток, который, можно сказать, две недели назад спас ей жизнь. Один или два раза за эти две недели, оставаясь на вечернюю работу, она испытывала странное чувство, как будто бы за ней кто-то наблюдает. Она думала об этом и знала, что в здании номер шесть сколько угодна разных закоулков, где можно с успехом спрятаться без риска быть обнаруженным. Вот корпуса анализа и испытаний были двухэтажными, а остальные здания — одноэтажными. А что было на крыше этих зданий, она и понятия не имела. А ведь они были плоскими, там тоже можно было укрыться! Интересно, искали ли охранники нападавшего там? Джоанне несколько раз самой хотелось пробраться на крышу и там проверить, но ее останавливал страх снова столкнуться с незнакомцем. Но Дигби Клейтон — один сумасшедший работник отдела программирования, поднимался туда как он сказал для медитации и видел людей, но все это были его коллеги или сотрудники других отделов.

И это не единственное укрытое место, думала девушка, ступая по ярко освещенному коридору, К примеру, взять гараж, в котором стояли электромобили и микроавтобусы. Попасть туда можно было через двери возле стены складов. А уж если у тебя в кармане полно разменной монеты, то и питаться можно, бросая их в автоматы по продаже еды. До тех пор во всяком случае, подумала девушка, как однообразное питание не прискучит. Она позволила себе даже улыбнуться, несмотря на все свои страхи. Ведь даже в самых хорошо охраняемых сооружениях, как сообщил ей один их сотрудников охраны, крадут все что угодно — от канцелярских скрепок до компьютеров. А уж что стоит спрятаться здесь в каком-нибудь подходящем закоулке и выждать!

Для чего? Для чего, спросила себя Джоанна и тут же сбавила темп походки. Если это был какой-нибудь вор, то ему совсем не было смысла задерживаться здесь, он должен был уйти тем же путем, что и проник сюда. Ведь пока что никому в Сан-Серано даже в голову не приходило забираться в какое-то здание, сидеть там неделями, и лишь после того душить совершенно незнакомого человека.

Но ведь каким же нелогичным представлялось ей поведение многих людей, которые, которые ни с того ни с сего забирались на пожарные вышки и начинали отстреливать отошедших от дел рок-музыкантов и прочих звезд. Какой логикой можно было объяснить такие поступки? А ведь газетные заголовки, возвещающие о подобных безумствах, появляются в газетах чуть ли не каждый день!

Нет, так можно и параноиком стать, если все время думать об одном и том же, — сказала себе девушка.

Но почему именно ты — параноик, а не тот, кто сюда тогда пробрался? Но мысли на другие, более спокойные темы не желали лезть ей в голову, и Джоанна думала только об одном, беспрестанно оглядываясь по сторонам и назад.

Временами на девушку вовсе нападала какая-то вялость. Особенно страшно было ей проходить мимо темных комнат и тех коридоров, которые соединялись с этим, главным. В них тоже не везде горел свет. Хотя она даже и не знала, чего именно она тут так боялась. Наконец на разветвлении главного коридора она остановилась и, держа свой огромный кошелек с вложенным внутрь молотком, остановилась, прислушиваясь. В этом месте стены были отделаны панелями орехового дерева, на которых к аккуратных рамках были развешены фотографии, повествующие о строительстве и истории существования сен-серанского центра. Что интересно, подметила девушка, так это то, что фотографы всегда старались, чтобы в кадр при съемках не попали парковочные стоянки, колючая проволока или смоговые облака над не столь уж далеким Лос-Анджелесом. И благодаря стараниям этих людей всех этих повседневностей бытия на фото не было.

Дальше по коридору справа находился главный компьютерный терминал.

Освещение было полностью включено, хотя не доносилось ни единого голоса. На этой самой металлической двери терминала не металась ни единая тень. После того ночного нападения она каждый день заглядывала в зал терминала, но тут все время было полно людей, занятых своей работой. Некоторые из них удивленно смотрели на нее, но ничего не говорили и не спрашивали. Но ее постоянно неудержимо влекло сюда — может быть, это было то, чего она не сказала охранникам потому, что это было слишком абсурдно. Она была уверена, что ее поднимут на смех, но себе-то самой она могла верить!

От нее теперь потребовались гораздо большие усилия воли, чтобы заставить себя пройти дальше, по уже неосвещенному участку коридора. Джоанна знала, что по натуре она робка, и потому только любопытство, а не мужество, толкнуло ее вперед.

А вся беда в том, говорила она себе, упорно шагая дальше по коридору, что страхи не всегда неуместны. Иногда они оказываются даже очень полезными — для предупреждения ли об опасности, для встряски души. Это как в кино — только там твой собственный страх заменяет пугающая музыка, которая предсказывает, что сейчас что-то должно случиться.

Компьютер был даже не включен. Во мраке комнаты он возвышался, точно великая китайская стена, отмеченный мигающими или просто горящими электрическими лампочками. Лампочки горели и на пультах операторов, и на блоках дополнительно памяти, и даже сияли оба шестифутовых монитора — в темноте это было очень эффектное зрелище. Помнится, Дигби Клейтон все заверял ее, что игра на таком компьютере была сплошным удовольствием.

Серо-белый синтетический пиджак висел на спинке стула, и Джоанна с каким-то щемящим чувством в груди узнала в нем пиджак Гэри Фейрчайлда. Она подумала, что ей лучше убраться отсюда поскорее, пока он не возвратился и не задал резонного вопроса, что она тут делает. Тем более, что она знала, что не умеет давать правдоподобных объяснений. А уж Гэри так и вовсе не поймет ее!

Она прошла еще немного в комнату и опустилась на колени как раз в том месте, где в свое время лежала. Кстати, она могла объяснить, если вдруг ее кто-то тут сейчас застанет, что ищет потерянные контактные линзы или что-то в этом роде. Так, вон на том пульте стояла свеча в старомодном подсвечнике. Кстати, свеча потом так и не была найдена охранниками. В принципе, охранники не отвергали наличие свечи — пользование ею было разумным, поскольку незнакомец, включи он свет, мог запросто встревожить проходящего в определенное время по улице охранника. Так что он и воспользовался свечой. Но почему свечой — ведь обычный карманный фонарь в таком случае куда сподручнее. А вон на той стене, кажется, была какая-то темная тень.

Да, точно там, подумала девушка, внимательно оглядывая участок стены.

Конечно, сейчас там ничего не было.

Джоанна поднялась на ноги, чувствуя себя как-то неловко. Отряхивая колени на брюках, девушка подошла к двери. Да, вот тут, на гладкой металлической поверхности, она видела отблеск пламени свечи. Потом она стояла вон там, а то, что было потом — было уже окутано каким-то кошмаром, ужасом. В любом случае, теперь на двери уже ничего не было.

Она повернулась и снова стала смотреть на стену, где она видела тень, подсознание говорило, что при другом угле зрения она сможет что-то разглядеть такое, чего не смогла увидеть, стоя на коленях.

Нет, ничего не видно.

И вдруг ее словно подбросило — ведь уборщики наверняка протирали тут стену. Но стоп, тут вообще протирают стены? Скорее всего — да, ведь в эту комнату частенько наведывается начальство!

Но что она собиралась тут увидеть? Профиль какого-нибудь чудовища из романа Альфреда Хичкока? Или творения Джорджа Лукаса — ТНХ-1138? Или же след гигантской собаки Баскервилей?

Кто-то вдруг прорычал за ее спиной: «Ууууу!» Она чуть снова не упала в обморок! Дни непрестанного страха и так уже держали ее нервы в положении натянутых струн, потому среагировали моментально. Руки ее ринулись в спасительный кошель, где лежало единственное ее оружие — молоток, который однажды уже выручил ее. Еще секунда — и она нанесла бы свой удар, но вовремя сдержалась — перед ней стоял улыбающийся Гэри Фейрчайлд.

— Эй, успокойся, — примиряюще сказал он, — неужели я и в правду так тебя напугал?

Девушку сотрясала крупная дрожь, но, к ее собственному удивлению, голос не дрожал, а звучал даже с положенным гневом:

— Как? А ты что, и вправду собрался меня напугать? Но для чего тебе это понадобилось?

Гэри был явно застигнут врасплох.

— Я… я… — забормотал он, — да не сходи ты с ума! Я же хотел… Но ты знаешь… — она действительно все поняла, но Гэри предпочел быстренько сменить тему разговора, — послушай, а ты не меня случайно искала?

Ей очень хотелось сказать что-нибудь типа: «С какой это стати мне нужно искать кого-то, кто ударился в детство своими глупыми шутками?» Но ведь она же не пришла сюда скандалить с этим парнем! Иначе он начнет рассыпаться в извинениях, и тогда она может действительно разозлиться, слушая его глупую болтовню. И потому она просто сказала:

— Нет, я просто пришла сюда в надежде, что преступник вдруг снова вернется на место совершения преступления.

— Но, малышка, — удивился Гэри, это было Бог знает когда! Ты что же, думаешь, что он все это время ошивался тут неподалеку?

Ругая себя за такой промах, девушка весело, насколько это у нее получилось, рассмеялась:

— Ага, попался на мою шутку, признайся, что поверил?

Парень тоже с готовностью рассмеялся.

Задумчиво смотря на его мускулистое тело, обтянутое белыми джинсами и гавайской рубашкой, Джоанна вдруг подумала, понравился бы он ей, если бы сейчас она встретила бы его в первый раз.

Несмотря на то, что она знала Гэри вот уже два года, она даже не могла сказать о нем ничего подозрительного. Так, веселый парень, вот и все.

— Кстати, — сказала она, лихорадочно запихивая молоток вглубь кошелька, в смесь из вырезок, расчески, монет, авторучек, записных книжек, купюр и пудреницы, — ведь он запросто мог сюда и вернуться! Если он собирался что-то стащить отсюда, то почему бы…

— Но крошка, — сказал Гэри напористо, — что ему тут красть? Ему уж лучше, чем тут, да и бирюк инвентарных на нем нет, да и тащить его оттуда удобнее, да и…

Джоанна знала, что Гэри говорит чистую правду. Уж она знала, как иногда резонно он может рассуждать. Кстати, иногда он, роясь в компьютере, вдруг выходил на такие данные, которые сан-серанское руководство с уверенностью считало недоступным ни для кого, поскольку они были защищены ключевыми словами особой секретности. А сейчас, когда начали устанавливать систему нового поколения, Гэри с головой ушел в ее изучение, резонно полагая, что держась в ногу со временем ты одновременно крепко держишься за высокооплачиваемую работу.

Но почему же все-таки вор сюда забрался?

— Послушай, Джоанна, — нарушил вдруг тишину Гэри, — я через пару минут закончу со всей этой галиматьей! Давай, я тебя потом провожу? Мы можем и пойти куда-нибудь…

В ответ она только покачала головой:

— Спасибо, но все нормально, — конечно, ей одной было страшно ходить по пустынным коридорам, но если уж она вбила себе в голову что-то там о заплутавшем маньяке, то и Гэри от этого не спасет. И потому она сказала, — ну ладно, завтра увидимся. Хорошо?

Он подошел и обнял ее за талию, явно ожидая поцелуя. В конце концов она все-таки его поцеловала. Как обычно, он неверно истолковал этот поцелуй, а потому спросил:

— Слушай, ты конечно придешь ко мне в субботу? Я всех пригласил из отдела.

Ну что же, тогда еще легче отказаться от предложения, подумала она тихо и сказала:

— Право, не знаю, Гэри.

— А я обзавелся четырьмя новыми компьютерными играми, и пивко у меня великолепное имеется! Кстати, есть вино тоже, если ты его очень любишь… Так что… — и парень многозначительно посмотрел на нее.

Джоанна вздохнула. Уже не только некоторые личности из управленческого персонала среднего звена, но и этот Гэри постоянно навязывал ей свое общество. Ей совсем неприятно было думать о том, что на этой вечеринке все напьются, станут говорить разную чушь… С другой стороны, на вечеринках она была не столь часто, но знала, что вечеринки — это такая вещь, которая вроде бы должна приносить людям веселье и наслаждение.

— До тебя так далеко ехать, — начала она.

— Только десять минут отсюда, — с жаром воскликнул Гэри, — основная часть гостей прибудет днем. Посидим у озера, может, позагораем, врубим музыку погромче… Что за жизнь, каждый день жуткое однообразие, когда-нибудь нужно и оттягиваться как следует! Очевидно, как раз сейчас Гэри передавал ей слова из какого-нибудь фильма-мелодрамы или чего-то в этом духе. А поскольку она еще и имела некоторое представление о музыкальных пристрастиях Гэри — тяжелый рок типа «Хаоса» или «падших ангелов» — то желание поехать к нему на уикэнд становилось у девушки все меньше и меньше.

— Если бы ты знала, — какая чудная графика в этих новых компьютерных играх! — продолжал подзадоривать он, — ну пожалуйста, — продолжил Гэри, видя, что девушка не слишком то поддается на его рекламу. Он как-то нервно ухмыльнулся, и именно эту ухмылку в нем Джоанна терпеть не могла, и проговорил, — ну ты же знаешь, что я без ума от тебя! Помнишь, да? Ты же моя любовь, — тут он придвинулся ближе, явно ожидая нового поцелуя, — мне просто хочется, чтобы ты была со мной…

— Гэри! — с внезапной решимостью и твердостью сказала она, если ты еще хоть раз будешь просить меня жить с тобой, я вообще перестану разговаривать с тобой! Я же тебе уже сказала, что я не знаю…

— Но почему нет, деточка? — спросил он с некоторой долей упрека, — у меня же полно места! И до работы тебе будет легче от меня добираться, тебе не нужно будет тратить на езду так много времени! Ты вообще сэкономишь кучу денег — и на бензине, и на квартплате! — ну это уж точно было и телепрограммы, она могла ручаться, ну приезжай в субботу, я прошу тебя! Или у тебя в субботу какие-то дела?

В субботу она была не занята, но лучше об этом было молчать, и потому она сказала:

— Даже не знаю, Гэри! Там кое-какие мои знакомые собирались вытащить меня в одно место…

— А ты с ними приезжай! — тут же нашелся парень, — кто они? Тоже тут работают?

Чувствуя, что от него так просто не отвяжешься, Джоанна вздохнула:

— Ладно, постараюсь приехать.

Тут глаза настырного ухажера загорелись довольным пламенем, Явно в предвкушении.

— Отлично, детка! — воскликнул Гэри, послушай, а сейчас ты действительно занята? Постой, пятнадцать минут — и твоя программа будет готова! И вот тогда-то мы…

Джоанна поколебалась несколько мгновений, размышляя, не ведет ли она себя слишком эгоистично и не составить ли этому парню действительно компанию, даже если потом он обязательно потащит ее в какую-нибудь забегаловку… Но вот только щедростью в таких делах Гэри обычно не отличался. К тому же она знала, сколько продлятся обещанные им пять минут как-то пять минут продолжались у него полтора часа.

— Вообще-то я собиралась сделать совсем другое, — сказала она, — я хотела пойти домой, посидеть подольше в ванной и лечь спать. Но завтра мы увидимся.

Не обращая внимания на его протестующие: «Но, детка!», она переложила в другую руку свой знаменитый громадный кошелек и поцеловала Гэри — скорее, исходя из правил приличия, нежели из каких-то порывов души. Да, скорее действительно исходя из правил приличия, думала она, шагая навстречу гигантскому прямоугольнику главного коридора. Отделавшись так ловко от Гэри, она чувствовала облегчение и вдруг подумала, что было бы, если бы она в самом деле любила бы его.

И в самом деле, любила ли она его? Если бы это была любовь, то не чувствовалось бы этой механистичности, этой обыденности при переходе от состояния невинной девушки к состоянию женщины, уже кое-что познавшей. А здесь, на работе, Гэри был первым мужчиной, который обратил на нее свое внимание, стараясь оторвать ее от книжной жизни. Когда она только пришла работать сюда, в Сан-Серано, два года назад, то Гэри пригласил ее сначала на завтрак, потом на обед, а потом довез ее до дома.

Гэри всегда хотел, чтобы она жила с ним. Позднее он начал прямо-таки допекать ее с этой идеей — и Джоанна подозревала, что просит он потому, что в возрасте тридцати четырех лет человек просто уже чувствует физическую потребность жить с кем-то. В ожидании ее согласия Гэри даже прикупил домик в удобном месте — десять минут езды до работы — и постоянно напоминал ей об этом. Впрочем, честен этот парень был редко — ведь каждым человеком в той или иной степени движут собственнические инстинкты, вот он и желала заполучить ее в свою собственность.

Вздохнув, девушка постояла, огляделась и зашагала дальше по коридору. Два раза за эту неделю ей чудился один и тот же кошмар: она как бы вновь испытывала на себе то самое нападение. И в эти минуты она ловила себя на мысли, что начинает задумываться о замужестве с Гэри — но совсем не из-за любви к нему, а просто потому, что одной ей тоже не хотелось оставаться, не хотелось ходить одной по пустынным коридорам. Тем более, что постоянное общение с таким жизнерадостным человеком заставит ее позабыть все свои страхи и неприятности. Жизнь с Гэри казалась ей чем-то вроде катания на карусели — летишь вместе с кем-то, не зная куда, а вокруг тебя мелькают лица, мелькает жизнь…

И тут вдруг она подумала, какова бы сейчас была ее жизнь, если бы она поддалась на самый первый его уговор и переехала к нему.

Ну, подумала Джоанна, работала бы она еще точно здесь. А если нет? если бы ей наскучило жить тут? Значит, Гэри согласился бы переехать с ней в другой город? Оставил бы свой пруд, свой дом ценою в двести тысяч долларов с его гордостью — комнатой, сплошь заставленной видеокассетами, компьютер с шестисотмегабайтным диском? Интересно, как бы у них все сложилось — что бы Этот Гэри выбрал — ее или свой налаженный домашний быт?

Не успела она предположить, что бы выбрал Гэри, как свет в коридоре почему-то погас.

Джоанна остановилась и затравленно стала оглядываться по сторонам, одновременно чувствуя, что в ее жилах буквально стынет кровь. Она посмотрела назад — все пусто, в темноте матовым глянцем отсвечивал непокрытый у стен ковровой дорожкой пол, сбоку через стеклянные стены можно было видеть огни далекого шоссе, а вперед коридор протянулся еще на двадцать метров. А там дальше должен быть свет, в главном-то лобби… Наверное, замыкание. Но если замыкание, то только на этом участке, дальше все должно быть нормально, там наверняка с освещением все в порядке.

Вдруг ее охватил ужас — подобно тому, как в распахнутую ненароком дверь врывается холодный ветер. Джоанна едва сдержалась, чтобы не броситься в панический бег, не разбирая дороги. Так не пойдет! Это же всего лишь замыкание, повторяла она себе побелевшими губами, а чего боятся замыкания. Скоро будет освещенное лобби, там все нормально…

Откуда-то слева, из одного из ответвлений, донеслись шаркающие шаги.

Гэри, подумала она, хотя знала, что у того парня походка совсем не такая. Она бросилась вперед, а рука инстинктивно рванулась к рукоятке заветного молотка, Нет, здесь что-то было явно не так, и она постоянно чувствовала это, чувствовала инстинктивно.

Неужели я бегу, судорожно спрашивала она себя, или я просто начинаю сходить с ума? Или это просто переживания последних двух недель дали о себе знать?

Но теперь конец коридора тонул в непроницаемой тьме. Очевидно, замыкание распространялось и на этот отрезок. Но как только она подумала об этом, другая жизнь обожгла ее мозг — обычное замыкание не в состоянии устроить такую тьму. Тьма была совершенно непроницаемой, даже близлежащие стены с фотографиями Сан-Серано были абсолютно неразличимы. Было такое ощущение, что она сидела в темном колодце и смотрела из него на небо, на котором совершенно не было звезд. Стоять на месте ей не хотелось, но и бежать вперед, в эту густую тьму, у нее тоже не было никакого желания.

Перестань глупить, повторяла она себе, чувствуя, как по вискам струится холодный пот, там ведь ничего нет, охрана сто раз все проверила.

Но там все-таки что-то было. Там явно было какое-то движение. Ноздри девушки уловили какой-то совершенно незнакомый запах, отчего ее рассудок наполнился отупляющим ужасом.

Она развернулась и направилась назад, одновременно вспоминая, каким из примыкающих к главному коридоров можно попасть в главное лобби. Как все это глупо, думала она, стараясь в то же время шагать неслышно. Она успокаивала себя, говоря, что к чему весь этот кошмар, если она в данный момент даже не спит, а только пытается уйти с работы?

Коридор вел ее в испытательный корпус.

Даже не ощущая, для чего она это делает, девушка как во сне открыла ручку единственной двери, которая была в стене рядом, проскользнула в комнату и захлопнула дверь за собой. Комната эта оказалась туалетом для уборщиков, тут воняло аммиаком и мокрыми тряпками. Как только она захлопнула за собой дверь, то слабо мерцавшая под потолком шестисвечная лампа мигнув, погасла. Но даже это не испугало Джоанну. Уже достаточно уверенно ориентируясь в темноте, девушка щелкнула ручкой замка, запирая дверь. Она только перевела дух.

И тут она поняла, что в коридоре действительно кто-то находится.

Но что это были за звуки, она так и не смогла понять. Хотя обычно, когда человек живет один, он отлично разбирается в акустике. К примеру, дома она могла ночью и с закрытыми глазами обойти свой дом — она знала, что там стоит холодильник ( не удариться бы об острые края!), там диван, там журнальный столик.

А этот мягкий, словно крадущийся шум был похож на тот, который издают ноги при осторожной походке. И еще этот шелест…

Как от той ткани, от робы, в которую был одет нападавший на нее в ту ночь… Она подумала вдруг, не слышит ли идущий по коридору сумасшедшее биение ее сердца.

Девушку охватила отчаянная надежда — а вдруг этот кто-то пройдет мимо? Она слышала эти легкие шаги: шаг, другой, шаг, другой, шаг, другой. Стоп!

Неужели этот кто-то догадался, что она здесь?

В нижней части двери было нечто вроде небольших жалюзи, через которые проникала тонкая струйка свежего воздуха и бледный свет. И теперь этот свет полностью прекратился — какая-то тень полностью заслонила его. Она держала дверную ручку, но та вдруг стала осторожно поворачиваться.

Она столь крепко стиснула пальцы на ручке и челюсти от страха, что даже в этот страшный момент почувствовала боль. Крики ужаса застряли в ее глотке — теперь она чувствовала тот самый легкий запах, который так напугал ее в коридоре — какая-то смесь дыма горящего дерева и шерстяной одежды. Ручка снова стала поворачиваться, но девушка мертвой хваткой вцепилась в нее — нужно было, чтобы незнакомец подумал, что дверь заперта. Позднее она увидит, что обе ее сжатые руки взмокли от пота, но сейчас она совершенно не ощущала этого — было совсем не до того. Джоанна понимала, что если бы в ней было хоть немного мужества, то ей следовало бы неожиданно распахнуть дверь и столкнуться лицом к лицу с ночным гостем. В конце концов, что он сможет сделать ей тут, в таком оживленном месте? Стоит ей только крикнуть, как тут же прибудет помощь. Но какой-то голосок постепенно нашептывал все громче: «если ты откроешь дверь и выйдешь, тогда ты точно умрешь!»

Неужели у нее начались галлюцинации на почве страха? Но голос продолжал звучать в ней столь настойчиво, что девушка решила все-таки не открывать дверь и не высовываться в коридор — возможно, в ней говорил голос разума.

Бледный свет снова заструился сквозь отверстия в двери. То, что стояло у входа, несомненно, ушло.

Нет, оно все еще там, думала девушка, оно ждет меня. Оно специально притаилось и поджидает, пока я потеряю осторожность и высунусь.

Что?

Где?

Что?

Она не помнила, сколько времени простояла в этой тишине, напоенной незнакомым прежде запахом. У нее уже стали затекать ноги, а тело ощущало невыразимую слабость. Тут в голове девушки завертелась мысль — надо пройти пятьдесят метров по коридору, свернуть в боковой коридор, выйти в коридор, параллельный главному, и через него можно запросто попасть в главное лобби! Но колени у нее тряслись столь сильно, что она сомневалась, что сможет идти, не говоря уже о том, что нужно было не идти, а бежать.

Какая-то часть ума, еще сохранявшая самообладание говорила ей: «Что ты, куда тебе бежать! Ты и так уже наговорила охране о человеке, который, по ее мнению, тут не был — он не оставил после себя даже отпечатка пальцев! И вообще не было никаких признаков его пребывания здесь — разве что ссадины на твоем горле, но их мог оставить кто угодно. К тому же сотрудники охраны не нашли и следов взлома, проникновения в здание. Что ты собираешься сказать им, когда с визгом ворвешься в главное лобби? Они, конечно, поищут и снова никого не обнаружат. И что тогда? Что они должны о тебе думать?

Чтобы открыть дверь, ей потребовалось мобилизовать все оставшееся в ней мужество. Темный коридор оказался совершенно пустым. В десятке метров от нее находилось главное лобби — хорошо освещенное, но пустынное — как и все помещения в общественных местах, особенно в такое время.

Затем она буквально заставила себя идти к лобби. Пулей промчавшись через лобби, они кинулись к машине. Все дальнейшие действия она выполняла чисто механически, и очнулась только тогда, когда рука ее выключила ночную лампу на столике возле кровати.

Глава 5

Керис оставался с послушником в Доме Волшебников еще примерно неделю. Утром и днем он ходил на тренировки вместе с ними — отрабатывать приемы владения оружием, изучались новые, закреплялись старые умения. Особенно ему нравилось то, что люди тут были новыми — было интересно черпать знания под руководством нового наставника, изображать учебные бои с новыми соперниками. Каждое лето было положено, что все послушники, независимо, кому они принадлежали — магам ли, Церкви ли, или это были воины знатных людей — выходили в общий поход на природу, чтобы показать свои знания и умения. Керис тоже всегда принимал участие в таких походах — как и все, он охотился на волков, ходил по топким болотам. Разбившись на отряды, они воевали друг с другом — наглядное обучение — самое лучшее, это всем известно. Однажды в такой шутливой схватке Ле так полоснула его деревянным мечом, что Керису показалось, будто по его телу прошлись стальным клинком. Возвращались послушники по своим местам усталые, запыленные, в синяках и ссадинах, но довольные.

На той неделе у Кериса был роман с девушкой, служанкой из таверны. Она была из тех немногих, кто, узнав, кто он, сразу спрашивала, широко раскрыв глаза: «Так ты служишь у магов? А правда ли то, что…» И обычно она пересказывала какую-нибудь сплетню о происходящих у магов оргиях или что-то в этом роде. Роман их был коротким, но зато бурным — когда Керис вдруг неожиданно почувствовал, что его волшебство продолжает уменьшаться, он сорвал зло на девушке, и они поссорились. Поссорились, в сущности, глупо. Когда Керис уходил из ее комнаты и захлопывал дверь за собой, он слышал ее плач. Но в этом неожиданно бесцветном, скучном мире он не видел необходимости возвращаться назад и успокаивать ее. А потом, устыдившись собственной черствости, он тоже не пошел к девушке, поскольку утешать ее было уже слишком поздно.

За эту неделю он видел деда урывками. Но Кериса это не беспокоило — ведь архимаг должен был посещать заседания Епископата. Нужно ему было и вести многочасовые беседы с епископом, поскольку Герда считалась и главным духовным лицом Империи. А в свободное от всех этих церемоний время старик без устали рыскал по окрестным деревням, дотошно выспрашивал у местных жителей обо всех странностях, случившихся здесь в последнее время. Кое-что рассказывала и Ле — когда они сидели возле дома, разведя костер и глядя на потрескавшиеся дрова. Она говорила о каких-то белых силуэтах, мелькавших между березами о роще, о перерезанном ночью стаде овец, причем такие отметины не могли быть оставлены зубами собаки или волка, о трех крестьянах, в полнолуние неожиданно сошедших с ума — причем в одно и то же время.

— А это никак не связано случайно с Цитаделью Сураклина? — спросил ее Керис, когда они, свободные от службы, шагали среди мрачных кирпичных строений рынка в самом центре города.

Вокруг них была целая какофония звуков и запахов — аромат фиалок и роз смешивался с вонью полутухлого мяса и сыра, лучшие благовония из далеких стран забивали своим запахом дух гниющей рыбы. Шоколад из города Ангельской руки, тонкие хлопковые ткани с мануфактур Феллеринхэма и самого Кимила, кинжалы, пряжки для башмаков, дешевая оловянная и фаянсовая посуда, разные притирания и мази, часы с детскую голову величиной, шелк, чай — все, привезенное на кораблях и караванах со всех сторон света — все это можно было найти здесь. Керис и Ле купили по большой теплой ватрушке и теперь ели, оглядывая разноцветье торговых рядов.

Ле пожала плечами и откусила от своей ватрушки порядочный кусок.

— Я вроде не так все это слышала! — отозвалась она.

С ее короткой стрижкой и перебитым носом она была похожа на задиру-мальчишку; впечатление еще усиливала черная куртка, штаны из грубой материи такого же цвета и меч вороненой стали, висевший у нее на поясе.

— Крепость была срыта волшебниками и королевскими войсками, — пояснила она, — все, что осталось от нее, так это несколько полуразрушенных стен и какая-то дыра в земле. Это все где-то там, за холмами!

— А ты не хочешь съездить туда вместе со мной? — поинтересовался Керис.

Девушка заколебалась — но этого колебания Керис и ожидал, весь похожим образом колебались все, когда он только начинал заводить разговор о чем-то, касающемся хоть немного Темного Волшебника. Затем она кивнула:

— Если мы только вернемся обратно к четырем часам!

Керис кивнул — он знал, что у нее сегодня дежурство, к тому же Ле тут была подруга.

Как только они миновали Башню Тишины, дорога стала более старой, по обеим ее сторонам высились черные камни-указатели, которые были столь ненавистны жителям Кимила. Временами Керис пробовал свое умение ориентироваться и запоминать — он пытался отыскать здесь знаки, которые когда-то оставил его дед, но ничего подходящего обнаружить так и не смог. Да, ему и в самом деле еще многому предстоит научиться! Дорога теперь уже не только вилась между холмами, но и взбиралась на них. С тех, которые были выше остальных, можно было видеть весь открывающийся пейзаж. Кругом холмы, холмы… Только там, к востоку, холмов было меньше. Где-то там лежала загадочная страна Сикерст, малонаселенная и неизведанная.

Ветер свистел в ушах и трепал волосы людей и конские гривы, по небу двигались мрачные тучи, которые приняли форму самых диковинных существ. Но тишина просто угнетала Кериса!

— И в самом деле, это место не должно находиться слишком далеко! — сказал он, больше желая ободрить себя самого. Глядя на эти бледные холмы, он не мог поверить, что здесь вообще кто-то когда-то жил. И жил ли вообще?

— Надо проехать еще несколько холмов! — невозмутимо отозвались Ле, — к тому же отсюда мы ничего не увидим, ведь холмы все заслоняют!

Керис вздрогнул — он внезапно осознал, каким ничтожеством человек является в сравнении с этими холмами, с тучами, вообще с природой. Непонятно зачем, воин стал оглядываться. Да, на этой земле наверняка все еще лежат заклятья Темного Волшебника. На дальнем холме он углядел еще один стоящий вертикально камень — очевидно, еще один указатель. Антриг сказал деду, что Цитадель была выстроена на месте пересечения каких-то линий. Те жалкие остатки волшебства, которые еще не ушли из его души, могли уловить ток волшебной энергии по этой старой дороге. Нет, Цитадель эта была выстроена наверняка не Сураклином, а людьми куда более сведущими в том, какая энергия матери-земли и в каком направлении течет.

Вообще-то волшебники называли это линиями мест. Мало кто понимал, какой смысл вкладывался в это понятие, и вообще никто не знал, для чего эти линии существуют. Но они все-таки существовали, эти самые линии — и наверняка по какой-то специальной схеме, подвластной высшему разуму, и по этим линиям текла волшебная энергия. Все волшебство, и вся жизнь вообще — протекала по таким вот линиям — так пояснил ему дед. Дом Волшебников в Кимиле стоял на такой линии. Несомненно, что на такой линии находилось аналогичное сооружение и в городе Ангельской Руки. Там, кстати, было еще одно довольно одиозное сооружение, тоже поставленное над током волшебной энергии — та самая линия из камней, которую называли Чертовой Дорогой. Подобно прикосновению ветра к коже, молодой человек чувствовал душой, как течет своим путем куда-то волшебство. Ток тут явно был очень сильным — даже лошадь его, и та прядала ушами.

Та самая известная Цитадель Сураклина находилась в чашеобразной долине между холмами. Судя по размерам руин, можно было определить, что в свое время это было очень грандиозное сооружение, которое трудно было взять штурмом. Впрочем, у него не было оснований не верить архимагу в том, что без помощи Совета Кудесников имперские войска не смогли бы справиться с крепостью и ее защитниками. И хотя сам Сураклин был уже вот как двадцать пять лет мертв, но все-таки наложенное им заклятье продолжало витать над этим местом. Керис не слишком понимал это, когда вдруг Ли пронзительно закричала:

— Керис, берегись!

И воин словно очнулся от какого-то дурманящего сновидения, он находился совсем недалеко от края громадной ямы, которая, видимо, осталась тут еще с тех времен, поскольку вся заросли сплетшимися между собой кустами ежевики. Повсюду валялись оплетенные же ежевичными кустами камни различной величины.

— Иногда такое на меня тоже находит! — пришпорив коня, девушка подъехала к Керису, а они вместе осторожно приблизились к краю огромной выемки в земле.

— Осторожно, — предупредила его Ле, — не свались вниз, яма старая, край может осыпаться!

Тут она обернулась назад — наверное, так, на всякий случай, но в то же время она схватилась за рукоять меча.

Лошади, пробираясь среди опутанных ежевикой руин Цитадели, тоже то и дело нервно прядали ушами. Керис хорошо понимал их беспокойство — ему тоже не нравились эти развалины, этот зловещий свист ветра. Кое-где по остаткам стен можно было угадать то, что тут было раньше — тут вот башня, это зал, там какие-то мастерские или что-то наподобие. Трава упорно пробивалась среди щелей на бывшем просторном дворе, мощеном камнями. Но во многих местах виднелись те самые громадные ямы — следы ярости Кудесников, которые и помогли снести эту Цитадель с лица земли.

— Наверное, они тоже боялись его! — мягко сказала Ле, — посмотри, как они все здесь неистовствовали — вообще камня на камне не осталось. Впрочем, это понятно! Ты не жил в этих местах в то время, когда тут еще стояла эта Цитадель! Говорили, что его шпионы были повсюду, и нельзя было быть уверенным всякий раз, что содержание твоего разговора не становится известным Темному Волшебнику. Вот мой дядя Веллигер был одним из той группы, которая собиралась обратиться к архимагу, там все люди доверяли друг другу. Там были люди, кого Темный Волшебник или ограбил, или кто-то по его вине погиб в семье. Но Веллигер ослеп еще не доходя до города Ангельской Руки…

Поднявшийся ветер швырнул Керису за шиворот пригоршню каменной пыли, а затем все вновь стало тихо. Тучи вновь стали заслонять солнце. Заглянув в одну из исполинских ям, Керис увидел несколько слоев земли — песок, камни и глину. Все это было оплетено ежевикой и плющом. На дне ямы лежало несколько белых камней, похожих на выбитые зубы. Это гнев его деда, выразившийся в молнии, ударил в землю и сделал эту яму! Благодаря Совету Кудесников было все, равно очень странно представить себе, что такой хрупкий человек, как его дед, мог так гневаться, что от его недовольства в землю били такие молнии.

Меж камнями продолжал свистеть ветер — как далекий голосок заклятий Сураклина. И только по этому свисту Керис понял, что должно случиться нечто необычное.

Молодой человек осторожно посмотрел вбок — на Ле. Она начала было рассказывать о чем-то еще, слышанном от кого-то из стариков, но Керис взмахом руки попросил ее замолчать. Хотя Ле была старше его по воинскому званию и возрасту, она все-таки повиновалась ему. Спешившись, оба воина взяли лошадей под уздцы и поспешно повели их в неглубокую яму — видимо, раньше здесь располагался подвал. Теперь это было единственное место, в котором можно было бы более-менее надежно укрыться. Через некоторое время до них донеслись голоса и звуки — сначала стук копыт о камни, а потом и сами голоса людей, которые нисколько не заглушал даже пронзительно завывавший здесь ветер.

— Наши люди следили за ним трижды на этой неделе, мой господин! — говорил один из всадников.

— Вот как! — этот голос принадлежал второму, он был более резок и высок.

Керис почувствовал, что Ле посмотрела сейчас на него. Неслышно, как кошка, парень подобрался к самому краю ямы. Встав на валявшийся под ногами камень, он осторожно высунул голову и поглядел в ту сторону, откуда доносились голоса пришельцев. Оттуда между тем слышалось:

— Конечно, можно задать резонный вопрос — зачем? Но в последнее время во всех областях наблюдаются неприятные явления!

Тут первый участник разговора, одетый в серую одежду и в накинутом на плечи сером плаще, в чем Керис с упавшим сердцем признал знакомую униформу Святой инквизиции, сказал уже несколько другим тоном:

— Уже несколько недель наблюдаются эти неприятные явления, мой господин! Они начались еще до того, как архимаг прибыл в Кимил!

— Он волшебник! — продолжал второй собеседник. Он повернул голову, и Керис сразу узнал аскетичный профиль и седые космы волос, прикрытые шляпой с широкими полями. Это был Сергий Костолом, главный специалист по поиску ведьм при Святой Инквизиции. И воин почувствовал, как холодок змейкой пополз по его спине.

Костолом своим резким голосом продолжал:

— Говорят, что маги могут вбирать в себя энергию подземных потоков волшебства и потому покрывать расстояния в сотни миль за один только день. Так что расстояния для них — это вообще не помеха! — тут Костолом замолчал и стал вглядываться в хмурое небо, как будто надеясь получить от него какой-то откровенный ответ. Тут налетевший порыв ветра принялся яростно трепать его космы и полы шляпы. Конь старика испуганно заржал. Рука Сергия властно дернула уздечку, принуждая коня стоять спокойно.

— Господин мой! — подал голос напарник Костолома, видимо, тоже специалист по ведьмам, — но ведь именно благодаря архимагу было разрушено это поганое укрепление, был разгромлен Темный Волшебник. Так что можно даже еще и усомниться в том, что…

— Усомниться можно в чем угодно! — резко прервал его старик, — старые легенды говорят о необычайной и загадочной силе этого места, которая существовала здесь еще до того, как Темный Волшебник возвел здесь свою Цитадель! А теперь к этой силе еще добавились и различные заклятья! А повсюду множатся разные странные явления! Это должно побудить регента дать нам власть, в которой мы так нуждаемся! Нужно искоренить из империи ересь! Искоренить навечно!

И оба всадника направили лошадей дальше через руины. Керис неслышно возвратился обратно к Ле. Девушка держала руку на морде своей лошади, глаза ее были каким-то жесткими и отчужденными. Кериса трясло — и от такой беспардонной клеветы на деда, и от того спокойного тона, с которым говорил Сергий Костоглом. Как просто послушник Совета Кудесников, он не имел права ничего делать и вообще выказывать своих чувств. И потому он сказал просто:

— Поехали! Нужно рассказать обо всем этом архимагу!

Послушники вывели своих лошадей и, продираясь сквозь колючие кусты ежевики, стали выбираться на дорогу. Керис то и дело оглядывался назад. Честное слово, он мог поклясться, что два всадника все-таки тоже оглянулись и заметили их, а потом, пришпорив лошадей, скрылись за холмами.

— Мой господин! Моя госпожа! Пожалуйста, остановитесь! Заклинаю вас!

Заслышав крики, Керис натянул поводья лошади, удивленно уставился на группу из трех или четырех мужчин и женщин, которые как сумасшедшие, карабкались наверх по крутому скату дороги. При виде незнакомых людей лошадь захрапела, и Керис понял, что животное испугалось. Автоматически он посмотрел на другую сторону дороги, чтобы удостовериться, что это была не засада и не что-то в этом роде. Конечно, засаду на них смысла никому устраивать не было, но послушник на то и послушник, чтобы знать заранее, что можно ждать от окружающих. Наконец крестьяне подобрались поближе к ним.

— Вы послушники! — выдохнул один из крестьян, мальчик лет шестнадцати, на котором из одежды были только короткие штаны — видимо, крестьяне убирали тут сено, — вы просто обязаны нам помочь! Умоляем вас, пожалуйста! Там в болоте… В болоте — эта самая вещь…

— Но мы не можем задерживаться! — сказала холодно Ле, — ведь мы послушники, мы не можем предпринимать что-то без распоряжения наших господ!

Керис поднял руку вверх и изогнулся в седле:

— Что у вас там такое стряслось?

— Там зло… Там страшное… — одна из женщин, рослая и пышнотелая в короткой юбке, с вымазанными грязью ногами, схватилась за поводья лошади Кериса. Это очень встревожило молодого человека, хотя он и знал, что засады тут не могло быть в любом случае, — о, добрый мой Бог, там пропадает наш Шебна!

— Керис! — сказала Ле парню, который уже соскочил с седла и схватился за меч, — Керис, перестань, ведь мы здесь совсем ни при чем!

— Я уверен, что мой дед обязательно бы приказал мне помочь тому человеку! — крикнул Керис, — я это знаю! Ведь от главы Совета…

— Не тебе принимать такие решения! — голос Ле звучал резко и отрывисто. Керис знал, что она, вообще-то права. А девушка между тем продолжала решительно, — не тебе решать, когда вытаскивать меч!

— Ну заклинаю вас! Пожалуйста! — зарыдала одна из женщин.

— Заткнись, бессердечная сука! — один из крестьян обращал столь ласковые слова Ле.

Керис резко схватил этого крестьянина за костлявое плечо:

— Нет! Ты не прав! Она говорит истину, но я все равно пойду с вами! Ле! А ты известишь кого-нибудь — или архимага, или Нандихэрроу — безразлично, кого, — тут молодой воин посмотрел в искаженные страхом лица крестьян. Он почувствовал, что его сердце начинает биться.

— Ле, поезжай! — сказал Керис. Девушка заколебалась — боязнь оставить его одного боролась в ней с самодисциплиной, ведь она не должна была тут останавливаться. Тем временем Керис уже вопрошал:

— Показывайте, где это?

Молодому человеку было интересно проверить себя на деле. Его захлестнуло неизведанное ранее волнение, но все-таки голова Кериса соображала отменно, пока крестьяне повели его от дороги через заросли ивы. Под ногами хлюпала вода. Целых пять лет он обучался военному делу, и обучался довольно прилежно, но только сейчас ему пришло в голову, что пока что он не участвовал ни в одной серьезной схватке, в которой была одна ставка — жизнь одного из участников поединка. Сейчас в Империи царила тишь и гладь, а, как многие послушники, Керис совсем не стремился пробовать свои силы в проходивших в многочисленных тавернах драках. Где-то позади него слышалось рыдание и приглушенные слова:

— Это все из-за заклятья Темного Волшебника! Он проклял эту землю! Его черти просто лежат на дне наших озер! Ту нельзя жить!

Запах болота и густые рои комаров напомнили Керису о том, как он и сам в детстве помогал родителям заготавливать сено. Тут было высокая — в человеческий рост трава, и потому парню приходилось держать меч наготове в левой руке, правой раздвигать траву. Да, если тут и где-то есть опасность, то можно и самому запросто пасть ее жертвой!

— Нет, это же дьявол! — то и дело восклицал тот крестьянин, который сказал нелестные слова Ле, — тут точно дьявол, нам нужно было послать за епископом к служителям Святой Инквизиции!

— Прекрати ныть! — раздраженно бросил Керис, — возможно, — тут договорить он не успел, а принялся раздвигать ветви ивы.

Его глазам открылось озеро, уже начавшее превращаться в болото, с коричневатой водой, одна сторона его была уже обкошена и тут… стерня, свежескошенное сено и даже листья и ветки ближайшего ивового куста были густо забрызганы кровью. Тут же, на скошенной траве, лежали два человека с разбитыми головами. А по ту сторону озерца чудовище — иначе Это никак нельзя было назвать — держало в своих челюстях и лапах третью жертву — девочку лет тринадцати. Тело чудовища было сплошь забрызгано кровью. Керис чисто механически поднял меч, и блеск его на солнце привлек внимание страшилища. Тварь подняла рачью голову и, увидев неожиданно появившегося противника, устремилась на него. Керис еще ничего не успел сообразить, как удрать никак уже не мог, — чудище, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, двигалось чрезвычайно проворно. Тварь с размаху плюхнулась в воду озерка, подняв целую тучу брызг и грязи. Еще мгновение — и страшилище, выпучив глаза, выбралось на берег и устремилось на него. Ум Кериса парализовал холодный ужас, но тело, приученное за пять лет упорных тренировок встречать любую опасность как бы автоматически от рассудка — как только адское создание выбралось на берег и занесло клешню, чтобы покончить в эти двуногим с одного удара, Керис ловко отпрыгнул в сторону, и клешня просто просвистела в воздухе. Тут Керис уже окончательно пришел в себя — подняв меч, он рубанул, целясь по шее, или что там это такое было. Но удар пришелся по щупальцу страшного создания. Меч был добрым — щупальца сразу отлетела в сторону, а воина обдало целым фонтаном какой-то отвратительной жидкости, похожей на гной. Ответом был жуткий рев и новый рывок, но Керис, сманеврировав, подскочил с другой стороны и снова рубанул мечом в некое подобие пасти. Но удар отсек другое щупальце. Впрочем, и это тоже было очень неплохо.

Керис рванулся было в другую сторону, чтобы нанести удар чудищу, пока оно не опомнилось, но тут его ноги заскользили по грязи. Впрочем, он это предугадал, а вот думали ли крестьяне, стоя тут? Керис оглянулся, чтобы крикнуть им об опасности, но тех уже и след простыл. Он не стыдил их за трусость — ведь они были безоружны, а даже если бы у них и было какое-то оружие, то они не обладали соответствующей подготовкой. Вот он сам, хоть и считался довольно неплохим рубакой, а и то не мог справиться с этим непонятным хищником. Мало того, что чудовище обладало несколькими парами подвижных щупальцев, так оно было еще и поразительно маневренно. К тому же, когда он в очередной раз ударил в более толстый участок щупальца, обнаружилось, что лезвие скользит по кости. Бог мой, и это меч, который запросто может отсечь человеческую ногу, если им хорошенько размахнуться! К тому же от удара у него заныла рука — ощущение было такое, что он ударил по железной решетке! Значит, это он отсек от щупальцев только хрящи и мякоть, и кости пока оставались нетронуты! И тут он, отступая, провалился по пояс в озерный ил! Холодеющий ум подсказал ему, что его может запросто засосать в этом полуозере-полуболоте. Возможно, тут уже тонули люди — ведь подобные слухи люди передавали архимагу!

Что-то всплеснуло и прокатилось под его ногами по покрытому илом дну, когда он продолжал размахивать мечом, не оставляя попыток вырваться на твердую землю. А страшилище бешено билось на мелководье, обдавая его фунтами жидкой грязи, и Керис почувствовал, как его затягивает в глубину. Вода замедляла его движение, набухшая от воды и ила одежда совершенно снижала маневренность. Ему удалось так сильно рубануть по одному из тянувшихся к нему щупальцев, что даже от столь прочной кости, как у этой твари, и то отлетел порядочный кусок, но рука от удара у него совсем онемела, к тому же из глубокой раны потоком потекла отвратительная слизь, которая не только не растворялась в воде, но и оставалась в виде пленки на ее поверхности. Кериса чуть не стошнило. Он дернулся было в сторону, но тут его нога попала в какую-то яму, и он опрокинулся навзничь. В следующую секунду те самые отвратительные щупальца уже опутали его плечи.

Стоя по пояс в воде, полузадохнувшийся от нестерпимого смрада, который испускало чудовище, он почти инстинктивно выхватил кинжал, хотя ему уже начинало казаться, что жизнь его сейчас завершится. В довершение всего, его нога запуталась в затонувших ветвях, так что теперь он не мог еще и двигаться. Но тут неожиданно Керису помогло само чудовище — мощным рывком щупальцев оно вырвало его из петли. Керис взвился в воздух, а тут он увидел, что щупальца несут его прямо навстречу раскрывшейся с готовностью пасти. Собрав последние усилия, он ударил мечом куда-то вперед, даже не глядя, куда. И тут вдруг хватка, стальными обручами сжимавшая его тело, ослабла. Парень с размаху шлепнулся в мутную жижу, которая на мгновенье ослепила его. Он уже приготовился к смерти, но щупальца странным образом больше не тянулись к нему. Очистив кое-как от ила глаза, но увидел неподвижно растянувшееся на водной глади страшилища, из спины которого торчали обыкновенные вилы, брошенные, видимо, в самый последний момент одним из косарей. Чудовище из последних сил пошевелилось, но Керис проворно в сторону, всколыхнув обильно подкрашенную кровью мутную озерную воду. На берегу он заметил множество собравшихся людей. И откуда они только успели появиться? Краем глаза он успел заметить Ле, епископа Герду и архимага, стоявших на топком берегу озерца…

До его ушей донесся ясный голос Солтериса, который сразу же отрезвил парня: «Быстрее вылезай из воды!» Чудовище извернулось и снова устремилось на него — у твари явно открылось второе дыхание. Так что предупреждение деда было совсем нелишним. Но из пасти твари выливалась какая-то темно-коричневая жидкость, крестьянские вилы дергались туда-сюда в такт движениям чудища. Керис, все еще продолжая судорожно сжимать меч, в изнеможении выполз на берег, а потом покатился по земле, подальше от страшного водоема. Опомнился он только тогда, когда ударился о ствол какого-то дерева.

Он видел как Солтерис, вытянув вперед руку, рванулся с места. Лицо его было сосредоточенным, а глаза сверкали каким-то нечеловеческим блеском. Казалось, что он собирает в эту вытянутую руку какую-то силу, как собирал он ее когда-то против Сураклина. Вдруг на небе загрохотал гром и ударила молния. Запахло озоном. Звук грома совершенно заложил уши Кериса на первые мгновенья, а потом слух постепенно стал возвращаться к нему. Тут снова ударил гром, и голубая молния, сверкнув, полоснула прямо по воде озера. Чудовище в это время все еще шевелилось в воде. Когда молния ударила в воду, то электрический разряд титанической силы прошел по телу этого исчадия ада. Страшилище затряслось в конвульсиях, усеянная острыми зубами пасть жадно ловила воздух, щупальца бороздили водную гладь, а хвост бешено колотил по воде. Отвратительный запах наполнил легкие Кериса, а чудище тем временем стало вдруг подпрыгивать на воде — очевидно, смерть все-таки брала над ним свое.

Наконец тварь прекратила подпрыгивать — только щупальца ее вздрагивали и шевелились, но этого можно было уже не бояться. Поверхность воды была вся залита вытекшей из чудища жидкостью, от воды несло, как от выгребной ямы.

Керис почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Он схватил пучок пахнущего лягушками сена и прижал к лицу, чтобы хоть как-то перебить эту невыносимую вонь. Вдруг ему стало очень холодно в мокрой одежде, заляпанной озерным илом. Керис затрясся — тело его била крупная дрожь. Тут дали о себе знать и ссадины на плечах, которые оставили смертоносные щупальца твари. Он просто чудом остался жив!

Послышался звук приближающихся шагов. Тело его ломило, но разве настоящий воин-послушник позволяет себе бездумно лежать, когда слышит подозрительные звуки? А вдруг это опасность? И, собрав последние силы, Керис вскочил на ноги, сжимая свой меч.

Это была Ле — как, впрочем, он и ожидал. Вместе с нею подходил тот мальчик, который и указал ему место, уведя с дороги. Керис даже подозревал, что именно этот мальчик-крестьянин спас ему жизнь, метнув в страшилище вилы, чем отвлек его на несколько драгоценных мгновений. Керис почувствовал, что ноги его подкашиваются. Мальчик и Ле быстро подхватили его под руки, не давая повалиться на землю. Но Керис упрямо высвободился из их объятий и, наклонившись, подобрал свой меч, тоже, как и одежда, обляпанный илом и грязью, смешанными с той же вонючей слизью. Шатаясь, как полузадохшаяся крыса, парень направился обратно к озеру.

Епископ Герда все еще стоял на прежнем месте, в окружении своих послушников, застыв от ужаса. Керис увидел ее парализованное лицо, которое отчетливо выделялось на фоне ризы из серого бархата.

Стоя на самом краю озера, архимаг пристально вглядывался во все еще трепещущее тело твари. Глаза его были очень тревожны. Лишь только тогда выражение беспокойства в глазах сменилось участливостью, когда Керис подошел к нему. «С тобой все в порядке, дитя мое?» — осведомился старик.

Керис кивнул в ответ. Несколько мгновений он неподвижно рассматривал туловище поверженного врага, и вдруг его пронзила мысль: «Как я только осмелился сражаться с таким чудовищем!» И в самом деле — создание это было раза в два больше обычной лошади! Все его тело сейчас было сплошной раной, как впрочем, и душа, — ведь он, заглядывая в готовую проглотить его пасть чудища, заглянул фактически в лицо смерти. А какой отвратительный запах испускала эта мерзость!

— Дед, а что это было? — поинтересовался вдруг Керис, оглядывая чудовище.

— Не знаю, дитя мое! — покачал головой старик. А потом тихо добавил, — но я подозреваю, кто бы мог нам тут показаться! Я подозреваю!

Глава 6

Они застали Антрига в комнате для охраны, что в самом нижнем ярусе Башни Тишины. Маг и начальник охраны разыгрывали шутливую дуэль друг с другом, сражаясь мечами из бамбука. Они так были поглощены этим занятием, что даже не заметили посетителей.

Путешествие от болота до Башни вернуло епископу ее обычное расположение духа и самообладание — уже на полдороги она затеяла с Солтерисом какой-то спор. Они продолжали свою перебранку, сражавшихся друг с другом при свете дюжины факелов. Нижняя рубашка и куртка начальника охраны, а также роба Антрига были мокрыми от пота, а отражавшийся на их вспотевших лицах огонь факелов придавал им какое-то зловещее выражение.

Керис с удивлением для себя отметил, что сумасшедший чародей в этот раз не надел очков, но это странным образом совсем не мешало ему двигаться с поразительной грацией и не делать неловких движений. Керису приходилось на прошлой неделе участвовать в учебной схватке с предводителем стражников — это был высокий ростом человек, даже выше самого Антрига, довольно полный, но при этом очень гибкий, способный подавить сопротивление противника одним лишь своим весом. И возможно именно из-за безумия Антрига Керис совсем не ожидал увидеть в нем довольно-таки искусное владение оружием и тактикой борьбы.

Глядя на это странное лицо в обрамлении всклокоченных волос, широко раскрытые серые глаза, в которых и впрямь можно было прочесть безумство, внук архимага вдруг подумал, что ведь запросто в один прекрасный день он, придя на очередную тренировку, он обнаружит этого безумного чародея в качестве своего наставника.

Позади него раздался испуганный шепот епископа:

— Нет, я этого никак не могу допустить!

И после этого Солтерис нетерпеливо произнес:

— Не беспокойся, я не собираюсь подстрекать его к побегу!

— Я? Беспокоиться? — даже не поворачивая головы, Керис ясно представил себе холодный блеск голубых глазах Герды, — он же учился у тебя, Солтерис Соларис! Только благодаря твоему активному противодействию его не казнили, как это все-таки следовало сделать. Он начал вмешиваться в чужие дела как раз во время восстания в Меллидэйне! Церковь терпит ваш Совет Кудесников только благодаря тому, что вы занимаетесь своими делами, но не тянете к себе нашу паству, не лезете в нашу жизнь. Так делайте это и дальше! И впредь не вмешивайтесь в наши проблемы, иначе гнев Святой Церкви может повернуться против вас подобно тому, как это случилось пятьсот лет назад на Стеллитовом поле!

— Так ты смеешь…

Керис уловил в голосе деда нотку, которую он до этого вовсе не слыхивал. Молодой человек повернул голову назад с такой скоростью, что притихшие было раны вновь напомнили о себе. Он увидел, что глаза старика светились дикой яростью и высокомерной гордостью, в полумраке башни они светились влажным янтарем, как светятся в темноте глаза волка. От неожиданного гнева старика епископ в страхе отступила назад. Еле слышно шепотом архимаг снова повторил: «Так ты смеешь мне угрожать?»

Изливая и свой гнев, Герда злобно выдохнула:

— Я смею и буду сметь угрожать всякому, кто только покусится нарушить нормальный ход вещей!

Солтерис открыл было рот, чтобы гаркнуть что-то приличествующее этому случаю, но тут перебранку благоразумно прекратил Антриг. Он сказал епископше как бы от имени Солтериса:

— В таком случае мы поручим именно тебе в следующий раз разбираться с разными там чудовищами на сенокосе! Посмотрим, что у тебя получится! Каким-то непонятным образом, совершенно незаметно, Антриг оказался уже возле Кериса, все еще держа в руках свое шуточное оружие. Лицо его блестело от пота, он тяжело дышал, но выглядел очень довольным.

Епископ сурово глянула на него:

— Что тебе известно обо все этом? — грозно поинтересовалась она, хватая Антрига за полы его одежды. Ее лицо было свекольно-красным от гнева.

Антриг неспешно водрузил на нос свои очки и уставился на пришедших с непомерным удивлением.

— Наверное, опять произошло нечто экстравагантное, не слишком приятное, если вы так врываетесь в мою тихую обитель, словно завоеватели в поверженную крепость. Глядите, Керис даже переодеться не успел!

Керис с удивлением стал рассматривать свою и в самом деле не первой свежести одежду, хотя он все же довольно тщательно ополоснул от смеси ила со слизью волосы, лицо и руки.

— С чем бы там Керис не сражался, это все равно произошло в болоте, и это болото было где-то возле одного из многочисленных местных сенокосов! Честное слово, Герда, ты меня очень удивляешь — ведь ты всегда обычно так хорошо замечаешь то, что очевидно…

Пленник Башни начал было отворачиваться, но епископ своей твердой рукой снова схватила его за робу, заставив повернуться к себе лицом. Свет факелов отражался на лице и в глазах женщины, но теперь это отражение придавало ей не загадочный, а зловещий оттенок.

— Поберегитесь, Антриг! — прошипела Герда, еще раз для ясности дергая его за одежду.

— А чего мне бояться? — спокойно заметил он, — стены в Башне толстые, я думаю, что они защитят меня уж как-нибудь! Это вам всем нужно разбираться со всякими вашими трудностями, которых у вас, как я погляжу, просто пруд пруди. Ты не подержишь вот это? — и Антриг протянул ей свой деревянный меч. Удивленная Герда приняла оружие, освободив наконец одежду Антрига от своей мертвой хватки. Антриг сказал «Спасибо!» и исчез в темноте, которая окутывала узкую лестницу наверх.

Лицо Герды вновь побагровело, и она рванулась было по лестнице вверх, но Солтерис движением руки остановил ее. — Нет! — тихо сказал он, — там уж ты от него точно ничего не добьешься! Не ходи!

— Но мы можем его заставить…

Тут в голосе архимага зазвучали металлические нотки:

— Ни один член Церкви, слышишь, ни один! — не имеет права тронуть даже пальцем того, кто однажды принес клятву на верность Совету Кудесников!

— Но сейчас совсем не та обстановка! — яростно сказала Герда, — все эти страшные явления…

— Обстановка не изменилась!

Какое-то время они стояли, глядя в глаза друг друга. Керис видел в глазах старика смесь гордости и гнева — это можно сравнить с тем, когда стоишь возле печки, которая закрыта заслонкой. В этом случае чувствуешь тепло, но не видишь света. Герда шевельнула было губами, И архимаг как будто понял, что тут, в Башне, лишенные своего волшебства, они находятся целиком и полностью во власти Церкви.

— Пойдем, Керис! — сказал старик, — тут все равно ничему хорошему не научишься! И узнать мы ничего не узнаем! Но, Герда Кимильская, послушай! Если ты, или твой Костолом или кто там у тебя еще подвивается в инквизиции… Если вы тронете без моего ведома хоть волос на голове Антрига… Я в конце концов все узнаю об этом, и вот тогда… Глядя на янтарное пламя коптящих факелов, старик уже тихо сказал: «Тогда вам всем придется разбираться уже со мной!»

Только тогда, когда они уже спускались с холма в синеве сгущающихся сумерек, Керис осмелился заговорить. Архимаг двигался широкими шагами, его черные одежды развевались за ним. Вывихнутая в болоте лодыжка Кериса ныла при каждом шаге, но не эта боль и не уставшие от страшной битвы мышцы угнетало его — ему не нравилась эта тишина, которая казалась сейчас какой-то тяжелой жидкостью, в которой им предстояло плыть.

Наконец, когда они спустились с холма, на котором стояла Башня, Керис не выдержал и спросил одно-единственное: «Почему?»

Старик испытующе поглядел на него. Наконец, как будто бы он в первый раз обратил на него внимание, Солтерис сказал:

— Дитя мое, с тобой все в порядке? Я-то, старый, совсем забыл, что ты ранен!

Керис нетерпеливо дернул головой:

— Почему ты вдруг кинулся защищать его? Он определенно знает больше, чем рассказывает тебе! Если бы им удалось разговорить его…

— Нет, — вздохнул архимаг, — с одной стороны, он намного более упрям, чем кажется, этот сумасшедший, К тому же он не такой простак! Никогда нельзя быть уверенным, что именно в этот момент он говорит правду. Скажу больше — он даже сам не осознает, когда говорит правду, а когда начинает лгать. С другой же стороны… — Архимаг замолчал, оглянувшись на Башню, — они ведь только этого и выжидают! Епископ и этот Костолом — им только нужен повод, чтобы подчинить нас своей воле! Потому-то мне и нужно столь осторожно обращаться с Антригом!

Как будто отрывок из какой-то другой жизни, Керис вдруг вспомнил заросшие плющом и ежевикой руины Цитадели Темного Волшебника и холодный голос Сергия Костолома.

— А может быть так, что все эти кошмары подстроил сам Антриг? — поинтересовался Керис.

Несколько мгновений старик шагал безмолвно, сурово сдвинув свои седые брови, и на лице его лежала печать какой-то странной растерянности, чего раньше внуку никогда не доводилось видеть.

— Я не знаю! — наконец вымолвил негромко Солтерис. Он с трудом переставлял обутые в тяжелые башмаки ноги по заросшей травой древней дороге, — право, я не могу себе представить, как бы он мог это… Да и сам я… — помолчав, архимаг упрямо покачал головой, — мне такие вещи в практике пока еще не встречались! Хотя мне и приходилось путешествовать через Пустоту, у меня все же нет ощущения ее, как у Антрига! Во всяком случае, какое было у него раньше! — тонкие губы Солтериса сжались в недоброй ухмылке, — может быть так, что они попадают сюда через Пустоту, он не просто как-то переделывает их или что-то в этом роде! Но в любом случае — сидя в Башне, он не в состоянии ни контактировать с Пустотой, ни вообще заниматься волшебством! Если бы он мог это делать, его бы уже давно не было в Башне Тишины!

— Да? — вдруг спросил Керис. Он посмотрел задумчиво на черную рукоять своего меча, а потом с сильным сомнением в голосе сказал деду, — как мне кажется, комната с открытой дверью не похожа на тюремную камеру!

Повисла долгая тишина. В лице архимага Керис сумел угадать безграничное удивление. Затем он кивнул, словно самому себе:

— Послушникам надо верить! Как известно, под лампой — темнее всего, там и прятаться лучше! Я совсем забыл, что Антригу это всегда блестяще удавалось. Если он действительно нашел какую-то возможность заниматься волшебством, то благодаря наложенным на Башню заклятьям ни один волшебник этого не в состоянии узнать! — тут старику еще пришла одна мысль, он задумчиво ударил ногой камешек под ногами и решительно сказал, — нет, этого просто не может быть!

— Прямо-таки не может быть? — настаивал на своем Керис. Вообще-то дисциплина, культивировавшаяся среди послушников, запрещала ему спорить с самим архимагом, а уж тем более говорить с ним в подобном тоне, но осознание того, что он находится на верном пути, заставило его не слишком церемониться с разными клятвами. Ведь к тому же их учили, что правда — превыше всего! И молодой человек продолжал, — ты ведь сам сказал, что ты не слишком хорошо разбираешься в Пустоте! Но он-то наверняка все понимает в этом! А может, он даже не вызывает всех этих тварей через пустоту, а просто творит их здесь, на месте? Ведь может быть такое?

Они продолжали шагать вперед, не останавливаясь, и наконец старик заговорил:

— Говорят, Сураклин умел вызывать каких-то духов и давать им свои поручения! Он даже одевал их человеческой плотью, так что стороннему наблюдателю казалось, что перед ним — настоящие, живые люди. И они действовали, как люди, а не как духи, которые просто стучат в стену или опрокидывают посуду! Но если бы все заключалось только в этом, — продолжал старик, подавая Керису руку, чтобы тот помог ему перебраться через пересекавший дорогу ручей, — я просто бы не смог убить эту тварь молнией! А это у меня получилось!

— На как тебе удалось убить ее, — поинтересовался Керис. Рука деда, изборожденная рубцами и шрамами, странным образом показалась ему хрупкой и нежной. Архимаг осторожно ступал по выступавшим из воды участкам мостовой. Сейчас стоял конец лета, и воды в ручье было не так много, в основном тут была жидкая грязь.

Старик задумался — он, видимо, вспоминал, как ему удалось убить гадину. Глядя на его ставшее таким кротким и сосредоточенным лицо, Керис не мог поверить, что именно этот человек вызвал молнию, что именно он устроил так, что силы Темного Волшебника не помогли ему.

— Просто обычным электричеством! — старик наконец разлепил губы.

— Электричеством? — удивление внука было неподдельным.

Старик широко улыбнулся.

— Кажется, это довольно неплохое местечко! — забормотал он, сворачивая с дороги, к двум насыпанным в незапамятные времена неведомо кем курганы. Трава тут была куда выше и сочнее, и потому архимаг ступал уже осторожнее. Керис, прихрамывая, направился за дедом — как и в детстве, он шел за ним, даже не спрашивая, куда и зачем он идет. За курганами оказалась небольшая лощина-овраг. Оглянувшись на дорогу, Керис заметил, что сумерки уже совсем сгустились и теперь напоминали дымчато-серый шелк.

— Вот доктор Нарвал Скипфраг уже несколько лет экспериментирует с электричеством, — продолжал архимаг невозмутимо, глядя при этом себе под ноги, — собственно, именно из-за своих изысканий он впервые заговорил со мной. Хотя, разумеется, до того мы неоднократно встречались в Императорском дворце в городе Ангельской Руки! Во время конфликта с Сураклином я подружился с принцем Харальдом. Когда принц стал королем, то он оказывал нам такое же внимание, как и самой Церкви, и потому его влияние еще укрепилось. С того времени я часто стал бывать во дворце и познакомился там со многими придворными. Там столько интересных людей! Они стали спускаться в лощину, на дне которой тоже журчала вода. Там тоже все было опутано зарослями ежевики и дикими розами. Откуда-то слышалось жужжание пчел, — то ли самые работяги, то ли самые жадные из них еще не закончили собирать нектар, несмотря на столь позднее время суток. Помогая деду переправиться и через эту водную преграду, Керис вдруг понял, что столь хорошее знание окружающей Кимил местности наверняка дед обрел во время сражений с Сураклином. Теперь он знал тут каждую кочку и каждый ручей, и потому уверенно чувствовал себя тут даже в темноте. Следую теперь за архимагом, Керис ощутил стыд — и за свои ноющие мышцы, и за какой-то подсознательный страх перед этой местностью. Вон дед — на что старый, а шагает без устали! По мере того, как темнота сгущалась, он стал вспоминать сегодняшнюю схватку с чудовищем. Оно, как выяснилось, пришло ниоткуда. Но тогда как оно вообще появилось здесь — ведь прежде такие существа в Империи не водились!

Пять лет Керис вел тяжелую, но достаточно беззаботную жизнь. А теперь как-то за один только день все разом изменилось: он пришел в незнакомую местность, он сражался с незнакомым чудовищем, которое оказалось возможным убить только с помощью невиданного оружия разрушительной силы. Раньше ему казалось — что меч, есть самое страшное оружие, но сегодня он убедился, что, к примеру, против костей убитого в болоте чудовища меч абсолютно бессилен. Оба путника тем временем все шли и шли дальше.

Тем временем архимаг вновь нарушил тишину:

— Нарвал рассказывал мне, что вода отлично проводит электричество, проводит его и металл. Но иногда они могут принимать на себя электрический разряд. Кстати, молния — это и есть электричество! — Солтерис скупо улыбнулся — я обязательно повидаюсь с ним и расскажу о том, что результаты его опытов блестяще подтвердились практикой, То-то он будет доволен!

— А чудовище? — спросил невинно Керис.

Старик вздохнул в ответ, и улыбку в его лица словно водой смыло.

— Чудовище, — непонятно к чему сказал архимаг, — да, чудовище!

Снова повисла тишина, и мысли Кериса возвратились к пленнику Башни Тишины — тому полубезумному волшебнику с всклокоченными волосами и бородой, блистающими глазами, полураскрытыми толстыми линзами очков. Неужели человек, семь лет сидя в тюрьме, способен скрывать свою безумную энергию, да так ловко, что о ней никто и понятия не имеет? Керис в свои девятнадцать лет еще не встречал ничего подобного. Нет, думал воин, что-то здесь все-таки не то! Затем Керис стал думать о своем убывающем волшебстве. Ну как можно вынести такое человеку, чей дед считается самым могущественным чародеем Империи?

Неужели эти переживания в конце концов сведут его с ума?

Или это произойдет, как какое-нибудь неприятное наваждение?

Керис обернулся назад, чтобы попытаться угадать над вершинами холмов темную Башню.

— Ну вот мы и пришли! — радостно заметил архимаг. Керис посмотрел удивленно на яму в земле, на поваленный, стоявший когда-то тут памятный камень. Камень теперь тоже был оплетен ежевичными кустами. Соседний холм порос какими-то деревьями, там слышалось хлопанье птичьих крыльев, а в траве неподалеку кормились дикие кролики. Они некоторое время настороженно поглядели на путников, но, убедившись, что это явно не охотники, продолжили кормежку. Керис присел на край поваленного камня.

— Мы подождем здесь, — донесся до воина голос архимага, — пока темнота полностью не опустилась на землю!

Керис мог различить только силуэт деда в темноте, особенно заметны были его белые руки и лицо в обрамлении копны седых волос. Архимаг тем временем продолжал:

— А потом, дитя мое, мы возвратимся в Башню Тишины, и я сам постараюсь поговорить с Антригом Виндроузом!

Старик присел на камень рядом с внуком. Откуда-то он извлек пару черных перчаток — подарок прежнего Императора, еще до того, как он сошел с ума. Солтерис принялся было надевать их на руки, но затем вдруг передумал и запихнул обратно в карман.

— Ты что, замерз? — спросил деда Керис, но тот отрицательно покачал головой.

— Только устал! — сказал архимаг. Он снял со спины котомку и достал из нее краюху хлеба, голову сыра и два зеленых яблока. Хотя послушнику не положено есть во время службы — а Керис считал, что он сейчас как раз на дежурстве — но он все равно с благодарностью принял еду от деда.

Архимаг продолжал между тем:

— Ты, дитя мое, находишься в куда более сложной ситуации, чем я! Извини меня, дитя, но я все-таки должен поговорить с Антригом один на один, без свидетелей. И сделать это мне нужно как можно скорее. Если ему известно обо всех этих странных явлениях, то мне нужно все это разузнать от него. Иначе Святая Инквизиция воспользуется этим как подходящим предлогом и быстро расправиться с нами всеми! Ты же слышал, что они говорили сегодня…

Керис чуть не подавился куском хлеба.

— И в самом деле, я слышал! — признался он, — но я даже не подозревал, что ты там тоже был!

— Меня там не было! — старик улыбнулся, — но, понимаешь ли, волшебник может слушать все, что говорится возле подземных токов энергии! К тому же я старался в последние дни не спускать глаз с Костолома! — вздохнув, архимаг, стал жевать кусок сыра, — это моя старая проблема, — он снова вздохнул, — а причина стара, как мир — желание Церкви во что бы то ни стало подчинить нас своей воле! Потом-то они только ищут любого предлога! А кто ищет — тот всегда найдет! Они уже начали говорить, что в обществе, которое использует разные машины и чуть ли не каждый месяц изобретает новые орудия труда — не может быть место волшебству, что это просто фикция! Но, дитя мое, чтобы разрушить машину, нужно так мало волшебства! В волшебстве скопилось мудрость целых тысячелетий, и вдруг кто-то заявляет, что эти знания оказываются ненужными! Все началось тогда, когда была выстроена Башня Тишины! Тогда-то и появились все эти заклятия, самого разного назначения! Там есть такие, которые могут запросто сделать любого человека абсолютно нечувствительным к воздействию оружия и огня. Там есть и противозаклятья — то есть заклятья, действующее против других заклятий!

Архимаг снова печально вздохнул.

— Единый Бог Святой Церкви не является Богом для волшебников, — сказал он грустно, — как не является Богом для волшебников, — сказал он грустно, — как послушник при Совете Кудесников, тебе совсем не нужно оказывать внимание тому, что свято для этой Церкви! Когда-то в свое время Церковь взлелеяла свою плеяду волшебников — хаосу — и использовала их магическую силу для того, чтобы разгромить кудесников на Стеллитовом поле. Это случилось пятьсот лет назад. И им помогали другие волшебники. С одним из постулатов Церкви я согласен и горячо его поддерживаю — нужно пожертвовать благом немногих во имя блага всеобщего. И теперь, когда дают обет на верность Совету, это и подразумевается!

Керис задумчиво посмотрел в темноту, а архимаг продолжал:

— И с того времени… Боюсь, что они действительно правы! Человечество с тех пор достигло очень многого. На мануфактурах города Ангельской Руки, Кимила, Парчастена стоят сотни машин, которые сами ткут различные ткани. Кто-то начинает заговаривать о возможности создания машин, которые будут приводиться в движение силой пара. Ведомо ли было такое раньше? Говорят, что эти машины тоже будут использоваться в мастерских и на мануфактурах! Я видел даже уже молотилки, которые приводятся в движение паром, причем они молотят больше зерна, чем это делали бы люди. Даже мельницы есть паровые! Их пока мало, и они считаются диковиной, но кто знает, что будет потом? Они наверняка распространятся повсюду, и станут такой же повседневной реальностью, как наши кремневые пистолеты или оловянные тарелки. А потом… Я не знаю, что будет в будущем, но ведь, как мне кажется, что будет стоить поставить такой двигатель на тяге пара корабль? Он будет тогда двигаться намного быстрее, чем наши современные корабли! Сколько есть еще неоткрытых земель! Мы же слышали в детстве сказки о неисчислимых заокеанских стран, которые ждут не дождутся, когда их только откроют!

— Но это не все так просто! — воскликнул Керис, словно раздраженный печальным тоном деда, — не все ведь просто в этом мире! Нужны еще деньги — много денег, чтобы построить такие корабли! И не в одних только деньгах дело!

Некоторое время ответом Керису была только ночная тишина. Где-то на болотах во все горло квакали лягушки, кричали цапли. Но Керис уловил кое-что еще — даже со своим небольшим остатком волшебного дара — что под землей струится волшебная энергия. Нет, такое просто нельзя игнорировать. Человечество не сможет отречься от волшебства целиком и полностью, как бы оно быстро не развивалось и богатело! И самому ему было очень жаль того, что они лишится этого волшебства, которое неумолимо продолжало угасать в нем.

— Все взаимосвязано в этом мире! — сказал Солтерис загадочно, — сила воли — пламя — стремление! Конечно, они все это отрицают, я знаю! Те же, кто обнаруживает, что такие вещи действительно существуют, немедленно объявляются сумасшедшими, дураками, умалишенными или как там все это еще называется!

— А Сураклин?

Это имя Керис произнес чуть ли не шепотом — ему не хотелось говорить это громко тут, среди холмов, когда-то бывших территорией Темного Волшебника. Тут же недалеко была и Башня Тишины, именно в ней когда-то Темный Волшебник, скованный цепями, ожидал своей смерти. Снова прозвучал вздох архимага, и через некоторое время он ответил:

— Сураклин был последним из величайших! Последним из королей волшебства. Он был последним, кто умел управлять энергией мысли и воли! Его сила была и в том, что многие, кто подчинялся ему — из преданности ли, из родства ли или по каким-то другим причинам — просто не верили в то, что существует какое-то иное волшебство! А его магия была величайшей — и в самом деле величайшей! Уж я это доподлинно знаю! Он запросто мог бы стать архимагом, если бы члены Совета не отвергли его из-за темноты его души!

Повернувшись, старик внимательно посмотрел в лицо Кериса.

— И вот теперь, чего я боюсь, — сказал он тихо, — что этот Антриг учился еще и у Сураклина!

Несколько мгновений Керис, разинув от удивления рот, смотрел на него. Целую неделю он жил, в сущности, вплотную с легендами, окружавшими Темного Волшебника. Сама память о Сураклине словно впиталась в эту землю. Трудно было даже поверить в то, что еще жили на свете люди, лично знавшие Темного Волшебника, хотя Керис был уверен, что уж его дед точно был одним из таких людей. Неужели и вправду полубезумный пленник Башни Тишины мог быть учеником самого… Тут Керис нашелся: — Но ведь епископ сказала, что этот Антриг был твоим учеником!

— Я нашел его два года спустя после разгрома Цитадели Сураклина! — пояснил Солтерис, — он скрывался в одном монастыре в земле Сикерст! Ему тогда было девятнадцать лет, как и тебе сейчас. Он уже тогда был немного помешанным, дитя мое! Да, я обучал его, хотя учиться ему было тогда уже почти нечему. Мы с ним очень много путешествовали, он был выбран в Совет Кудесников, но я всегда чувствовал, что передо мной не до конца раскрылись все глубины его души. Одно время я любил его, как родного сына. Но, признаюсь, я никогда его не недооценивал! Я знал, что он на многое способен!

— Но тогда не нужно делать этого сейчас! — сказал Керис глядя на деда с каким-то оттенком раздражения в глазах, — тебе не нужно оставаться один на один с ним!

Но в Башне он не представляет для меня опасности! — указал Солтерис.

— Ты не можешь этого знать!

— Керис… — голос звучал так ласково-убеждающе, как будто бы парень бы не воином, а маленьким ребенком, — ты что же, собираешься защищать меня? Даже если предположить, что все эти напасти происходят все-таки благодаря Антригу… Даже если именно он застрелил Тирле, а потом сбежал через Пустоту… Он все равно не способен причинить мне вреда! Но мне все равно так или иначе нужно переговорить с ним!

— Но ведь охранники тебя не впустят в Башню одного, без епископа!

Солтерис рассмеялся, и зубы его заблестели в темноте:

— А охранники меня даже и не увидят! Конечно, внутри Башни волшебства не сотворишь, но во дворе Башни я смогу навеять на них кое-какие иллюзии!

Ту архимаг встал, стряхнул с колен хлебные крошки и сказал внуку:

— Пойдем со мной, будешь наблюдать, что я делаю!

Даже два года службы в качестве послушника Совета Кудесников не смогли подготовить Кериса к мысли, что архимаг сможет так запросто войти в Башню. Как только оба путника показались из темноты, часовые почтительно поприветствовали их. Солтерис вежливо извинился за беспокойство и сказал начальнику охраны, что он видел на холме нечто такое, что заставляет его возвратиться и еще раз поговорить с заключенным. Начальник охраны закусил усы — он явно почувствовал себя в крайне неловкой ситуации, и теперь раздумывал, как бы получше из нее выбраться.

— Извините меня, милостивый государь, — сказал наконец начальник,

— но мне приказано никого не впускать к пленнику в отсутствии епископа!

— Очень хорошо! — тихо сказал архимаг, — тогда будь любезен, пошли за ней поскорее!

Глава караула раскрыл было рот, чтобы явно что-то возразить, но что-то заставило его подавить в себе слова. Повернувшись, но что-то заставило его подавить в себе слова. Повернувшись, он распорядился:

— Горн! Быстро седлай лошадь! — тут он повернулся к Солтерису и сказал: — Но в таком случае придется подождать. Час, как минимум!

— Я понимаю вас, капитан! — кротко ответил старик, вежливо наклоняя голову, — но дело чрезвычайной важности, если я сам вдруг не решился бы потревожить Ее Святейшество до утра! Все очень серьезно!

Начальник охраны понимающе улыбнулся и сказал:

— Ничего страшного! Только вам придется скоротать это время. Там, в комнате для караула, есть вино!

— Возможно! — архимаг был сама изысканность манер, только так кроме вина есть еще и туча табачного дыма, который бы я не хотел поменять на этот чудесный воздух, на запах летней ночи! Пока не холодно, мы можем постоять и на улице! — и старик тяжело опустился на каменную скамью, как раз возле окна комнаты для караула.

— Как вам будет угодно! — отозвался начальник караула, — если вдруг вам чего-то захочется — вина ли, еды ли, чаю ли — немедленно говорите. А ты, — он повернулся к уже готовому выехать гонцу, — помни, что если ты встретишь Ее Святейшество по пути, то это одно. Вести нужно себя по-другому, если она изволит ужинать или отдыхать! Сориентируйся на месте, чтобы потом мне не пришлось за тебя краснеть! А теперь давай, повелевайся, отправляйся!

По дороге, мощеной камнем, застучали подковы, а потом все стихло. Два стражника закрыли ворота. Керис присел возле деда на скамейку. Через окно слышались крики свободных от службы стражников, которые азартно резались в карты и то и дело подначивали друг друга.

Через приоткрытую дверь можно было видеть и кое-кого из игроков. И тут Керис понял, что дед специально сел здесь, чтобы видеть, что происходит в караульном помещении, чтобы знать, как вести себя и какую роль играть.

— Очень хорошо! — теперь эти слова предназначались одному только Керису, — итак, у нас есть приблизительно час, пока Герда приедет сюда!

Архимаг сложил руки и прислонился спиной к грубо отесанным камням кладки стены. Как будто бы он приготовился к долгому ожиданию, подумал парень. Тем временем в караульном помещении возникла перебранка — кто-то кого-то обвинял в нечестной игре. Слышались возгласы: «Карты на стол! и Мошенник!» Все это было добросовестно пересыпано самыми отборными ругательствами. Начальник охраны стоял, прислонившись к двери, наблюдая за игрой, но Керис заметил, что краем глаза он все-таки наблюдает за нежданными гостями.

Керис вытащил из котомки кусок грубой выделки кожи и принялся вычищать застывший или и слизь из углублений узора на рукоятке своего меча. И тут дед пробормотал ему в ухо:

— Ну, дитя мое, насколько ты силен в искусстве поддерживать учтивую беседу?

Керис удивленно посмотрел на него, но увидел снова тот же блеск белых зубов архимага — он весело улыбался.

— Керис, ты можешь разговаривать разными голосами, изображая беседу двух людей? Нужно, чтобы они думали, что я по-прежнему сижу возле тебя?

— То есть, говорить с самим собой?

— Именно так! Говори долгими тирадами от себя, а потом делай краткие замечания с моей стороны, как будто бы ты что-то мне рассказываешь! Только ни в коем случае не заглядывай в караульное помещение! — добавил старик, видя, как парень то и дело подозрительно посматривает на начальника охраны. И Керис послушно уставился на рукоять меча.

— Но поможет ли это? — удивился молодой человек, — ведь все равно на тебя падает свет!

— Ну и что, он и будет видеть меня при этом свете! — успокоил его Солтерис, — это же будет просто иллюзия! К тому же я думаю, что я быстро со всем эти управлюсь!

— Но…

— Со мной все будет в порядке! — предвосхитил его предупреждение архимаг, — а ты поможешь мне как раз тем, что будешь маскировать мое отсутствие! Я постараюсь быстро разобраться с Антригом! Он, как мне кажется, не столь уж беспомощен даже в этой Башне, как он старается нам настойчиво внушить! Ну что же, я готов договориться с ним!

— Но эта печать на двери…

— Я разберусь и с печатью! — улыбнулся старик, — ты, дитя мое, главное сиди здесь и изображай содержательный разговор. Но только не тараторь слишком быстро, иначе все будет выглядеть очень уж фальшиво! А через полчаса я снова буду здесь! Но если меня не будет через полчаса… — тут старик замолчал.

— Что?

— Если я к тому времени не вернусь, — голос деда сразу посерьезнел, — ты лучше не рискуй и не суйся к этому Антригу! Лучше отправляйся к другим волшебникам и веди их сюда! — и старик стал подниматься.

Керис едва сдержал себя, чтобы не схватить его за рукав, не остановить, не крикнуть: «Куда ты, не надо!» Но он зато прошептал: «Подожди!» Архимаг выжидающе уставился на него. «Ты в этот раз не оставишь мне эту лайпу?» — выдохнул молодой человек.

Солтерис помедлил, а потом сказал:

— Думаю, что на этот раз нет! Если оправдаются самые мои худшие опасения, то она потребуется мне самому!

— И тут он исчез!

Керис некоторое время сидел молча, соображая, что все это значило. Возможно, дед действительно хотел встретиться с Антригом без свидетелей. Значит, на это у него были какие-то основания. Но тут он спохватился — что это он застыл, как истукан, ведь начальник охраны наверняка сейчас наблюдает за ним. И все-таки парня терзала одна мысль

— что же заставило архимага пойти на столь большой риск? Именно после того, как им встретилась та самая болотная тварь? Неужели Антриг и в самом деле сумел доставить адское существо из какой-то неведомой вселенной?

Нет, ответ на этот вопрос был сплошной неясностью для Кериса.

Нет, прочь подозрительное молчание! И Керис начал изображать разговор: «Э-э-э… я не рассказывал тебе, как мы с моим двоюродным братом Трестой украли быка?» — воин даже сел вполоборота к «деду», чтобы все казалось как можно более натуральным. Невдалеке виднелась облитая молочно-белым лунным светом стена. Вдруг мелькнула тень — это пролетела летучая мышь. Отсюда Керису было отлично видно дверь в Башню, возле которой недвижимо застыли два закутанных в черное охранника. Кое-какое пока остающееся в нем волшебство давало ему возможность увидеть в темноте некую тень — возможно, это и был Солтерис, пробиравшийся к заветному входу в темницу. Когда тень архимага проходила между часовыми, один из них чихнул, а второй испуганно встрепенулся. Керису даже показалось, что дверь открывается. А потом все разом исчезло — видение прекратилось. Керис моргнул, протер глаза, но больше так ничего и не увидел.

Тут Керис содрогнулся — он вспомнил ту самую печать, которая была нацелена против волшебных сил. Но дед явно знал, как действовать даже при наличии этой хваленой печати — во всяком случае, знал он точно, как можно проникнуть в Башню. Но тогда можно было сделать вполне закономерный вывод, что если Солтерис знал, как войти в Башню и выйти из нее, не обращая внимания на печать, то почему бы этого не мог знать и тот же Антриг, он мог бы даже и догадаться — ведь сколько времени он провел в Башне!

Вспомнив, какую роль он должен играть тут, Керис быстро проговорил: «Да, дедушка… э-э-э… все это потрясающе интересно… А вот скажи-ка мне, как это Нарвал Скипфраг стал заниматься электричеством?»

Но страх Кериса за деда не проходил — его мысли то и дело возвращались к одному. Нервы его были на пределе, он все думал о двери, которая должна быть не только закрыта на надежный замок, но и крепко запечатана волшебной печатью. Что-то не давало ему покоя, что-то такое он чувствовал раньше — это было предчувствие чего-то недоброго. Какая-то страшная опасность, которую простым мечом не возьмешь…

Вдруг под аркой, ведущей во двор, послышалось какое-то движение. Керис глянул — и его чуть удар не хватил. Быстрым шагом прямо в его сторону направлялся один из этих хасу. Сомнений быть не могло — робы красного цвета носили только они. Это было их своеобразным отличительным знаком.

Воин закусил губы, стараясь, держать себя в руках и не показывать тревоги. Ведь эти хасу, как правило, тоже все обладают волшебным даром. Ему ничего не стоит заметить, что Керис сидит на лавке в одиночестве. Впрочем, он не знал, что тут должно было сидеть обязательно два человека. Парень приготовился к обоим ожидаемым развязкам ситуации — либо пуститься в как можно более долгие объяснения, либо без объяснений вступить в драку. Но хасу, не обращая внимания на Кериса, быстрым шагом прошел мимо него и остановился возле начальника караула. Пламя бросало багровые отблески на бритый затылок церковного послушника, на красную робу. Послушник явно тоже почуял опасность, только он не мог определить, откуда этап опасность исходит, и потому-то тон его был таким обеспокоенным, даже испуганным.

Он тоже ощущает это, подумал Керис. Предчувствие неведомой пока беды вовсю бушевало в его душе. Почему-то особенно пугающей была темноты в уголках двора. Тут Керис поймал себя на мысли, что страх-то он ощущает точно такой же, как и в ту ночь, когда он стал невольным свидетелем убийства Тирле. Как будто бы он стоял на пороге опасности.

И вдруг он понял, что происходит сейчас внутри самой Башни Тишины.

Ощущение было такое, как будто земля разверзлась у него под ногами, и Керис как бы свалился в будущий поток ледяной воды. Вскочив на ноги, парень схватился за рукоятку меча и яростно закричал: «Нет! Нет!»

Начальник караула живо обернулся к нему, и Керис увидел, как тщательно сработанная дедом иллюзия рушится, и у офицера точно пелена падает с глаз. Отшвырнув в сторону замешкавшегося хасу, начальник подскочил к нему и открыл рот: — А где же…

Керис уже во весь опор мчался через двор, размахивая мечом.

— Ловушка! — закричал он громко, — этот Антриг заманил его в ловушку!

Возле самой двери в Башню его схватили охранники. Керис, как сумасшедший, бился в их объятиях.

— Немедленно впустите меня в Башню! кричал Керис во все горло. Архимаг уже давно там, он прошел мимо, а вы его прошляпили! Тут он на какое-то время замолчал, чувствуя, что возле двери чувство опасности еще больше обострилось в его подсознании. Ему казалось, что вечность Пустоты дышит ему в лицо холодом, подобно смерти. Удивленные, словно рыбьи глаза охранников вконец разозлили парня, — неужели вы не понимаете меня? Он подумал, что Антриг лжет потому, что не хочет говорить это в присутствии епископа! Неужели вы сами ничего совсем не ощущаете? Антриг хотел, чтобы архимаг хотел, чтобы архимаг в одиночку вошел в его камеру. Впустите меня!

Сзади к нему подскочил хасу, тяжело дыша. «Это чувство чужого в воздухе!» — несмело сказал он. Видимо, по своей молодости он стеснялся высказать подозрения.

Впустите меня в Башню!

Некоторое время предводитель отряда смотрел на него немигающими глазами. Затем он, видимо, решившись, распорядился: «Откройте дверь!»

— Но…

— Немедленно отпереть дверь, Олухи! Он же архимаг! Вы все равно уже проштрафились, не заметив, как он пробрался в Башню! После драки кулаками не машут!

Теперь Керису повсюду чудилось холодное дыхание Пустоты. Один из стражников снял с двери волшебную печать, другой заскрежетал в замке тяжелым кованым ключом Керис оглянулся назад — пугающая темнота по-прежнему лежала в уголках двора. На пороге караульного помещения стояли встревоженные часовые свободной смены. Наконец дверь со скрипом отворилась, и Керис помчался через несколько ступенек вверх по винтовой лестнице.

— Дедушка! — закричал Керис изо всех сил. — А-а-а! — гулко разнеслось под сводами.

Непроницаемая тьма царила в кабинете Антрига. Глаза Кериса уже успели привыкнуть к темноте, поэтому он сумел различить контуры заваленного книгами стола, перевернутого стула. Возле стены высился небольшой очаг. Керис подошел к нему. На очаге лежала одна из перчаток деда… Керис трясущимися руками зажег свечу, но она горела странным белым пламенем и почему-то не разгоняла тьму. Пламя свечи было подобно светлячку. Молодой человек мог поклясться, что видел, словно в какой-то дали, уплетающий в неизвестность силуэт человека. Наконец эта непроницаемая темнота стала понемногу рассеиваться, и огонь свечи стал выхватывать из мрака окружающие предметы. Только на противоположной стене все еще почему-то ничего не было видно, там вообще не было ничего, кроме непроницаемой тьмы, кроме пустоты… Пустоты!

— Нет! — закричал Керис снова.

С мечом наперевес он бросился на эту опасность, но холодная пропасть поглотила и его…

Глава 7

Ночь была мягкой, как шелк, и теплой, как вода в бане. Керис посмотрел вверх — звезды были ему знакомы. На гребне холмов виднелась яркая звезда Феникс. Острие Косы все еще указывало на сердце небес. Воздух был сухим и пах какой-то теплой пылью, к которой еще примешивался какой-то металлический привкус. Впрочем, металлический этот привкус ощущался в его собственном горле.

Наконец-то он в безопасности!

Довольно продолжительное время осознание окружающей действительности заключалось только в этом. Стоя на коленях в пожухлой траве, Керис боролся с неприятным ощущением, которое грозило выбросить из желудка все, что он съел с дедом за ужином. В том, что его несло через какие-то холодные пропасти, было что-то страшное. Он потерял чувство времени и пространства. Он летел и знал, что затеряется в этой бесконечности, будет лететь в ней вечно, всю жизнь. Ему казалось, что неведомая волшебная сила открыла дыру-тоннель во времени и пространстве. А куда он теперь пропал? Теперь нужно было себя вести осторожно — столь осторожно, как он не вел себя еще никогда. Еще чувствовалось усталость после утреннего сражения с болотной тварью — хотя сегодня ли утром это было? Не вчера? Не на прошлой неделе? Теперь то состояние казалось просто детским лепетом по сравнению с его настоящим положением — ведь там он был в своем мире, окружен знакомыми людьми, он знал, как они себя будут вести. К тому же там с ним был и архимаг.

Теперь ему только хотелось одного — лечь прямо там, на сухую траву и забыться, заснуть эдак на недельку!

Но Кодекс чести послушников велел ему подниматься и шагать вперед.

Усилием воли Керис заставил себя поднять голову.

Он лежал у подножия какого-то холма, который отбрасывал на него серповидную тень. На небе стояла молодая луна, которая обливала прозрачным светом покрытый уже довольно зеленой травой склон холма. Освещала луна и то, что было выше. А выше, на самом гребне, возвышалась фигура Антрига Виндроуза, возле ног которого лежало бесчувственное тело молодого человека.

Керис понял, что его не видно с холма только потому, что он лежит в тени. Стараясь не хрустеть травой, воин откатился с откоса на несколько метров вниз, в заросли какой-то высокой травы. По запаху он определил, что это была полынь. Когда глаза Кериса окончательно привыкли к темноте, то он увидел, что почти весь склон зарос полынью.

Значит, подумал он, климат тут довольно теплый. Это заключение послушник сделал из того, что тут росла полынь. Такие заросли были в степях к югу-востоку от Кимила, по пути в Саарик. Но если судить по расположению звезд, то они находились далеко к югу от Кимила. Архимаг что-то говорил о других мирах, которые можно попасть через Пустоту. Интересно, там тоже такие же звезды на небе?

Впрочем, это было уже не столь важно. Ведь от послушника требовалось не задавать глупых вопросов, а выполнять задания. Каким-то чудом в его руке был по-прежнему зажат меч. Керис пополз в соседние, более густые заросли полыни, в то время как Антриг склонился над телом лежащего у его ног человека и стал щупать ему пульс. Человек этот был почти полностью обнажен — на нем были только какие-то короткие штанишки и плетеные сандалии. Впрочем, подумал Керис, ничего удивительного в этом нет — ведь здесь так тепло!

Вдруг человек встрепенулся и шевельнул рукой, которую тут же подхватил Антриг. До Кериса донесся голос беглеца из Башни: «С тобой все в порядке?»

Неужели они все еще в их собственном мире? — подумал Керис удивленно, ведь вряд ли жители другого мира общаются на нашем языке! Но он прекрасно понимал, что в любом случае они совсем не там, где были прежде. А может, Антриг просто в силу своего сумасшествия задавал такие вопросы. И тут молодой человек заговорил — но говорил он на каком-то чужом наречии. Впрочем, Антриг, видимо, наложил на него какое-то заклятье, поскольку Керис и то понимал, о чем тот говорит.

— Ох! — сказал очнувшийся, — Иисус Христос, смилуйся надо мной! А ты кто такой, что ты тут делаешь?

— Ты хорошо себя чувствуешь? — упрямо продолжал Антриг, глядя на него.

— Иисус с тобой, нет! — молодой человек попытался было сесть, и Антриг, угадав его намерение, пропустил ему руки под мышки и помог ему приподняться. Голос незнакомца звучал как-то слабо — как будто после пьянки или какого-нибудь дурмана. Впрочем, как подумал Керис, это вполне могло быть просто обычное удивление, ведь Антриг был для него совершенно незнакомым человеком. Тут он более просветлевшим взглядом — острое зрение Кериса несомненно удивил странный вид беглого мага — спутанные седые волосы и борода, рваное одеяние, похожее на рубище нищего, какое-то подобие хрустального ожерелья на шее. И человек рассмеялся, но смех его звучал довольно нервно: «Да, я должно быть, перебрал! Ты, наверное, один из тех, которых… которых я там видел?»

— Нет! — признался Антриг, — я волшебник из другой вселенной! Я прибыл сюда, чтобы спасти твой мир — теперь и мой — от ужасной судьбы. Ты можешь сидеть?

Человек рассмеялся и сказал рассеянно: «Я, наверное, уже спятил!»

— Да, я тоже сумасшедший подняться на ноги, но поскольку парень был еще слаб, то он опирался на плечо Антрига, все еще продолжая глупо смеяться.

— Человек, у тебя какое-то блуждающее состояние, — бормотал теперь уже бывший заключенный Башни Тишины, — наверное, ты попробовал какой-то наркотик.

— Да, да! — бормотал очнувшийся, бросая руку на плечо волшебника, — меня зовут Дигби. Дигби Клейтон! Может, пойдем обратно на вечеринку, примем по рюмашке?

Керис, не шевелясь, внимательно наблюдал за этими людьми.

Из своего укрытия Керис наблюдал, как те вышли на покрытую пылью полосу, которая все расширялась и в конце концов превратилась в некое подобие дороги. Дорога вела к видневшемуся вдали домику Г-образной формы, возле которого было небольшое озерцо. Домик был красиво подсвечен яркими огнями. Но это явно были не огни костра или свечей — слишком ярко, да и огонь ровный, немигающий. Это было явно что-то магическое, но Керис знал, что это просто не может быть. Даже небольшие остатки его волшебства подсказали ему, что в этом мире магии не существует и в помине. Его небольшое волшебство не чувствовало здесь тяжести заклятий, запечатывавших, к примеру, Башню Тишины. Здесь все это попросту не существовало.

Но ведь только волшебством, и ничем иначе, нельзя было объяснить освещение этого странного дома! Рядом с домом было то самое озеро, которое он уже заметил. На воде играли световые блики. Керис, приглядевшись, заметил, что здание опоясано низенькой — больше для украшения, нежели для защиты — изгородью.