Тревис сидел за своим рабочим столом и чистил пистолет, чтобы хоть чем-то заняться. Услышав, как открылась входная дверь, он небрежно поднял глаза. В кабинет вошел гладко выбритый молодой человек с винтовкой в руке. На его рыжевато-коричневом жилете из оленьей шкуры красовался значок шерифа.
      – Шериф Колтрейн? – спросил он, перегнувшись через стол и протягивая руку. – Меня зовут Уэлби Эббот. Я назначен на ваше место.
      – Да, знаю. – Тревис пожал его руку и продолжил чистить оружие. – Сейчас сюда приковыляет шериф Бачер. Он пошел к врачу показать свою ногу. Пододвигайте стул и садитесь.
      Уэлби оглядел скудно обставленный кабинет и увидел только один стул. Он подтащил его к столу, отметив про себя серость интерьера. Ему также не нравилось, что контора располагалась где-то в глубине переулка. Он решил как можно быстрее перенести ее в другое место.
      – Вам не нравится этот кабинет?
      Уэлби удивленно поднял глаза:
      – Как вы узнали, о чем я думаю, Колтрейн?
      – Советую и вам, Эббот, научиться читать мысли по лицу, иначе вы не дотянете до тридцати. Кстати, сколько вам лет?
      – Двадцать шесть, – ответил молодой человек, вызывающе вскинув подбородок.
      Тревис кивнул.
      Уэлби приставил свою винтовку к стене и сел. Какое-то время он молча смотрел на Тревиса, потом спросил:
      – Когда вы уезжаете? Мне сказали, что вы хотите побыстрее отправиться… кажется, в Неваду?
      – Сначала я поеду к сыну, а потом уж в Неваду. Будь моя воля, я уехал бы отсюда сразу, как только вернется Бачер. Но мы подождем до утра.
      Уэлби засмеялся:
      – Что, здесь так плохо, а?
      – Теперь уже нет. Просто у меня осталось много плохих воспоминаний об этих местах. К тому же, когда все это закончилось, я остался без дела. Целых два месяца сидел здесь и бил баклуши… ждал суда присяжных.
      Уэлби фыркнул:
      – Это был фарс, да? Кто бы мог подумать, что Барбоу выйдет сухим из воды?!
      – Ничего удивительного, – Тревис пожал плечами, – единственный человек, который мог подтвердить, что Барбоу возглавлял ку-клукс-клан, мертв. Дочь Барбоу не стала давать против него показания, особенно после того, как ее младшая сестра отстрелила Джордану руку, чуть не убив родного папашу.
      – Я слышал, что она стреляла в вас.
      – Да, верно, – сказал Тревис с усмешкой.
      Уэлби поскреб свою светло-русую голову.
      – И все же мне кажется, он не должен разгуливать на свободе.
      – Он не на свободе. У него своя тюрьма, в которой он будет мучиться до конца дней. Он лишился правой руки, лишился доброго имени. Главное то, что местной банды куклуксклановцев больше не существует, я в этом уверен.
      Тревис опять вернулся к своему пистолету, и несколько мгновений они сидели молча. Наконец Уэлби сделал попытку возобновить разговор:
      – Я слышал, у вас в Неваде большой серебряный рудник. Вы хотите снять значок шерифа? Мне казалось, человек с вашей репутацией никогда не сможет уйти с этой работы.
      Тревис не ответил.
      Уэлби подался вперед, глаза его блестели от волнения.
      – Будь я постарше и имей такой опыт, как у вас, меня наверняка послали бы в какую-нибудь горячую точку. Здесь мне будет чертовски скучно. В этих краях вы уже навели полный порядок. Вот если бы меня послали в Калифорнию! – продолжал он. – Там сейчас такое творится! «Желтая угроза» и все такое…
      Тревис оторвался от пистолета и взглянул на Уэлби.
      – Вы о чем? – тихо спросил он.
      Уэлби усмехнулся, радуясь, что ему наконец-то удалось заинтересовать знаменитого Тревиса Колтрейна.
      – Китайцы, – охотно объяснил он, – вы же знаете, сколько их понаехало. Они работают задешево. Строительство железных дорог на Западе привлекло в страну целый отряд иностранных рабочих, но сейчас их стало чересчур много. Они забирают работу у белых, и белые обвиняют работодателей в том, что они ввозят в страну кули, чтобы меньше платить за работу. Это порождает разного рода жестокости, – продолжал Уэлби, – как-то ночью толпа повесила двадцать три китайца.
      Тревис вздохнул, в последний раз прошелся тряпочкой по своему пистолету и убрал его в кобуру.
      – И когда только люди перестанут враждовать друг с другом? – задумчиво проговорил он. – Не негры, так китайцы! Господи, будет ли этому конец? – Он откинулся в кресле и сложил руки за головой. – Нет, Эббот, я не поеду в Калифорнию на поиски приключений. Я хочу спокойствия. Может быть, я его не найду, но хотя бы попытаюсь.
      На лице Уэлби появилось сочувственное выражение, он понизил голос:
      – Я слышал, вам здорово досталось, шериф. Надеюсь, вы сумеете обрести счастье.
      Тревис криво усмехнулся.
      – Я не говорил, что ищу счастья, только немного спокойствия.
      В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет, широко улыбаясь, вошел Мунроу.
      – Добрый день, шериф, – сказал он, протягивая руку. – Как же без вас будет плохо! Мы, негры, никак не можем привыкнуть к мысли о том, что вы уезжаете.
      – Что ж, привыкайте быстрее, – сказал Тревис, – я уезжаю завтра. Это ваш новый шериф, Уэлби Эббот. – Он обернулся к Уэлби: – Это Мунроу. Если вам когда-нибудь понадобится помощь в работе, позовите его. Он хороший парень.
      Они обменялись рукопожатием, и Тревис спросил:
      – Зачем ты приехал в город? Ведь ты теперь при деле. Барбоу в знак раскаяния дал тебе хорошо оплачиваемую работу.
      Мунроу усмехнулся и закивал головой:
      – Да, у меня сейчас хорошая работа. Барбоу даже разрешил нам с папой жить в его доме. А приехал я по его поручению. Он узнал, что в город прибыл новый шериф, и хочет поговорить с вами до вашего отъезда. Он приглашает вас сегодня вечером к нему на обед.
      Тревис хотел отказаться, но Мунроу поспешил добавить:
      – Мисси Элейн тоже хочет с вами поговорить. Она сказала, что, если вы не приедете, она приедет сама. Сейчас она ждет моего возвращения. Если я скажу ей, что вы отказались, она заставит меня везти ее сюда.
      Тревис задумался. Он не разговаривал с Элейн с той самой ночи, когда она ранила своего отца. На судебных заседаниях ее не было. Мэрили тоже не ходила на суд, но Тревис сам приезжал к ней. Она держалась с холодной отчужденностью, и он решил больше не встречаться с ней перед отъездом из Кентукки.
      – Зачем я им нужен, Мунроу?
      Мунроу с улыбкой развел руками:
      – Я не знаю. Там теперь все по-другому, шериф. Господин Барбоу сильно переменился. Он покаялся в грехах. Вы не знали? Как-то ночью в дом приходил священник… по крайней мере так мне сказала Роза. Так вот, приходил священник и молился вместе с господином Барбоу. Господин Барбоу вверил свою жизнь Господу. Роза говорит, он стал совсем другим человеком, хорошим человеком. По ночам она часто слышит, как он плачет у себя в кабинете. И мисси Элейн… – Он сделал глубокий вдох и продолжил: – Роза говорит, она изменилась. Понимаете, она тоже повинилась перед Богом. Она жестоко раскаивается в том, что отстрелила руку отцу, и, по словам Розы, еще больше раскаивается в том, что хотела вас убить.
      Тревис невольно посмотрел на Уэлби.
      Мунроу увидел, с каким видом они переглянулись, и улыбка его померкла.
      – Не надо надо мной смеяться! Я знаю, что говорю. Мне сказала Роза, а Роза знает все, что происходит в доме. Приезжайте туда вечером и сами увидите, что все изменились, – сказал он с достоинством. – Ну же, решайте. – Мунроу начал нетерпеливо притопывать ногой. – Роза ужасно хочет вас видеть, и Уиллис тоже. У вас здесь много друзей, шериф, и будет нехорошо, если вы уедете, не попрощавшись с ними. Неужели вам трудно просто приехать и пообедать с господином Барбоу? – Он замолчал и посмотрел на Тревиса пронизывающим взглядом. – Да, он грешен, – произнес он тихо, многозначительно, – но если сам всемогущий Господь простил его, то и вы не можете не простить.
      – Твой всемогущий Господь на то и существует, чтобы прощать, – сухо бросил Тревис, – а у меня другая работа.
      Мунроу в ужасе выкатил глаза:
      – Да как вы… как вы можете так говорить? В Библии сказано: «Прощайте врагов ваших», – и вы должны их прощать.
      – Я никому ничего не должен, Мунроу.
      Тут в дверях послышался шум, и Тревис увидел Сэма, который возился со щеколдой. Тревис быстро вскочил, распахнул дверь и придержал ее. Сэм проковылял в кабинет на своих грубых деревянных костылях.
      Кивнув Мунроу, Сэм заметил незнакомого парня со знакомым значком, и на его бородатом лице появилась ухмылка.
      – Так-так! – воскликнул он, опускаясь в кресло Тревиса. – Вы, стало, быть, новый шериф? Отлично! Значит, завтра с утра мы можем ехать.
      – Уэлби Эббот, – представил Тревис. – Эббот, это Сэм Бачер.
      Уэлби шагнул вперед и пожал руку пожилому шерифу.
      – Я слышал о вас много хорошего, – сказал он, – мне здесь будет легко работать, и все благодаря вам двоим.
      – Не знаю, не знаю, – фыркнул Сэм, – нарушители всегда найдутся, и белые, и цветные… – Он осекся и взглянул на Мунроу: – В чем дело, почему ты здесь? Неужели опять что-то случилось?
      Пока Мунроу объяснял Сэму, зачем он приехал, Тревис стоял, отвернувшись к стене.
      – Я сейчас уйду, – закончил Мунроу, – и расскажу все как есть. Что шериф Колтрейн просто не хочет приехать. Мисси Элейн сама скоро здесь появится. Она что-то хочет ему сказать и настроена очень решительно.
      Сэм закатил глаза:
      – Черт возьми, Тревис, не будь ты таким упрямым! Поезжай, узнай, что им всем надо, а то эта женщина притащится сюда.
      Тревис резко повернулся и посмотрел на друга, сузив глаза:
      – Мне нечего им сказать.
      – Даже Мэрили? Неужели ты не хочешь с ней проститься? – резко спросил Сэм.
      Уэлби Эббот не выдержал и расхохотался:
      – Я слышал, какой вы сердцеед, Колтрейн! Поезжайте, проститесь с безутешными дамами. А я пока побуду здесь. Я же понимаю, сердечные дела – это серьезно! – Он осекся, увидев лицо Тревиса.
      Мунроу благоразумно отступил к двери, предчувствуя скандал.
      – О черт! – тихо пробормотал Сэм и покачал головой.
      – Послушайте, Эббот, – сказал Тревис, и в тоне его сквозил еле сдерживаемый гнев, – вы бы лучше придержали свой язычок. Вы не знаете, что несете, и только это меня останавливает. В следующий раз, если вы захотите обсудить мои дела, я пересчитаю вам зубы. Мне плевать, что вам там про меня наговорили! Держите это при себе, ясно?
      – П… простите, – прошептал Уэлби, судорожно сглатывая, – я же по-приятельски.
      – Как бы ваше панибратство не стоило вам когда-нибудь жизни.
 
      Тревис сидел в знакомом кабинете напротив Джордана Барбоу, потягивая коньяк и попыхивая сигарой. Ему очень хотелось побыстрее завершить этот утомительный разговор. Он еще не говорил с Элейн и не виделся с Мэрили. Время тянулось ужасно медленно.
      – Я понял, каким был глупцом, – говорил Джордан, – я просил Господа простить меня, научить любить ближних и относиться к ним как к братьям независимо от цвета их кожи. Теперь я могу жить с самим собой, шериф, и мне не важно, что думают обо мне люди. Главное, что я в ладу с Господом.
      Он склонил голову к правому плечу. Рукав его сюртука был аккуратно подколот под коротеньким обрубком.
      – Вот что тревожит меня больше всего, – с чувством сказал он, – и дело не в том, что я лишился руки. Я воспринимаю это как кару за грехи. Но мне жалко Элейн. Она страшно раскаивается и, я думаю, будет раскаиваться до конца своих дней. Это ужасно – каждый день видеть увечного отца и знать, что сама виновата в его увечье. Я очень ее люблю, и все же мне бы хотелось, чтобы она поскорее вышла замуж, уехала отсюда и не мучилась, глядя на меня.
      Тревис допил свой коньяк, радуясь удачному повороту темы.
      – Кстати, об Элейн, – поспешно сказал он, – мне сказали, что она хочет меня видеть. И потом, мне скоро надо возвращаться в город.
      – Конечно, конечно, – Джордан левой рукой взял со стола маленький серебряный колокольчик и позвонил, – я понимаю ваше желание уехать из этих мест, шериф. Я хотел убедиться, что между нами мир.
      Тревис поднял руки:
      – Я не держу на вас зла, Барбоу. Самое страшное позади. А теперь я хотел бы поговорить с Элейн…
      Дверь открылась, и на пороге появился Уиллис. С приятельской улыбкой посмотрев на Тревиса, он перевел взгляд на Джордана:
      – Слушаю вас, сэр, вы что-то хотели?
      – Шериф хочет поговорить с мисси Элейн.
      – Она ждет в гостиной.
      Тревис встал, подошел к Джордану и пожал его уцелевшую руку.
      – До свидания, – сказал он, – желаю счастья в вашей новой жизни.
      Не дожидаясь, пока Барбоу опять втянет его в разговор, Тревис повернулся и вышел из комнаты.
      Элейн сидела на красном бархатном диване и печально смотрела в камин. Когда Тревис вошел в гостиную, Уиллис тихо закрыл за ним дверь, оставив их наедине.
      Элейн встала, тревожно хмурясь. Как он к ней отнесется? Она сложила ладони под грудью, соблазнительно выглядывавшей из смелого выреза белого платья. Тревис окинул ее оценивающим взглядом, отметив, что она по-прежнему чертовски красива.
      Лицо ее обрамлял каскад длинных мягких светло-каштановых волос, в изумрудных глазах, которые она подняла на него, блестели слезы.
      – Ты меня ненавидишь, Тревис? – прошептала она.
      – Нет, – кратко ответил он и, пройдя через комнату, встал перед камином. Она внимательно следила за каждым его движением. – У меня нет к тебе ненависти, Элейн. В ту ночь ты была в истерике, в состоянии, близком к помешательству. Но если бы ты не промахнулась, – добавил он с усмешкой, – вот тогда бы я, наверное, тебя возненавидел.
      Она тоже попыталась улыбнуться, но вместо этого закрыла лицо руками и разрыдалась. Тревис даже не пытался ее успокоить. Успокаивать должна была она, а не он.
      Наконец она вытерла глаза.
      – Я люблю тебя, – сказала она тихим, но твердым голосом, – и только тебя. Если бы я тебя убила, это была бы и моя смерть. Ты единственный мужчина в моей жизни, которого я по-настоящему полюбила, Тревис. – Она шагнула вперед, сложив руки в умоляющем жесте. – Если ты только дашь мне возможность доказать свою любовь, Тревис, ты поймешь…
      – Нет! – Он поднял руку и мрачно взглянул на нее. – Замолчи, Элейн! Ты красивая женщина. У тебя есть все, чтобы завоевать любого мужчину. Но мои мечты о тебе ограничиваются постелью. Такая любовь быстро проходит. Между мужчиной и женщиной должно быть нечто большее.
      Лицо ее исказилось.
      – Между нами может быть большее. Я добьюсь этого.
      – Нет! – резко повторил он, и в тоне его появилось раздражение. – Я не люблю тебя, Элейн. Никогда не любил и никогда не полюблю. Я не хочу тебя обидеть, но приходится быть откровенным.
      Она хотела что-то сказать, но он быстро закрыл ей рот ласковым прикосновением пальцев.
      – Не надо больше ничего говорить, – мягко сказал он, – ты потом пожалеешь об этом. Я не хочу ущемлять твою женскую гордость. Давай расстанемся друзьями.
      Она глубоко вздохнула, закрыла глаза и кивнула. Он убрал пальцы с ее губ.
      – Желаю тебе счастья, Элейн, – тихо проговорил Тревис, – мне очень жаль, что все так случилось. Не оглядывайся назад. Просто начни сначала. Ты еще встретишь другого мужчину.
      – Такого, как ты, не встречу, – сказала она сдавленно, борясь с подступавшими слезами. – Я никогда не встречу такого мужчину, как ты, Тревис Колтрейн.
      – Когда-нибудь ты поймешь, что это к лучшему, – сказал он с усмешкой.
      – Но ты не держишь на меня зла? – спросила она с надеждой. – На мне и так лежит тяжкий груз. Мне предстоит жить, зная, что я виновата в увечье отца. Это из-за меня он лишился руки. Мне не хочется думать, что ты меня ненавидишь.
      Он ласково дотронулся до ее щеки.
      – Нет, Элейн, я не держу на тебя зла.
      Больше не сказав ни слова, Тревис повернулся и быстро вышел из комнаты. Закрывая за собой дверь, он слышал ее рыдания, но не стал возвращаться.
      В холле стоял Уиллис.
      Тревис пожал ему на прощание руку и сказал:
      – Скажи, пожалуйста, миссис Мэрили, что я хотел бы поговорить с ней перед уходом.
      В глазах Уиллиса появилось виноватое выражение.
      – Ее нет дома, шериф, – сказал он, – она ушла, как только узнала, что вы приедете. Я не знаю, где она. Что-нибудь ей передать?
      Тревис покачал головой. Он догадывался, куда она ушла.
      – Счастливо оставаться, – сказал он нарочито бодрым голосом, похлопав Уиллиса по плечу, и сбежал по широкой мраморной лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки.
      Вскочив на своего вороного коня, Тревис поскакал в темноту ночи навстречу своей судьбе.
      Он пришпорил коня, пустив его галопом. Ему хотелось как можно быстрее оторваться от той силы, которая тянула его назад.
      Его конь замедлил ход и наконец встал. Тревис сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой. Почему? Почему он не едет дальше?
      «Потому что… – шептал ему внутренний голос, поднявшийся откуда-то из самых глубин его существа, – потому что порой судьба остается позади».
      Натянув поводья, Тревис развернул коня и уверенно поскакал в другую сторону. Вскоре он был уже там.
      Она сидела на травянистом склоне недалеко от родника, поджав ноги и опустив голову на колени. Ее маленькая фигурка в простом платье из голубого муслина купалась в лунном свете, на красивом грустном лице мерцали отблески звезд. Она рассеянно теребила в пальцах полевой цветок, подносила к лицу его нежные желтые лепестки и вдыхала сладкий аромат, устремив печальные глаза в окутавший ее синий бархат ночи.
      Дрожащими губами она дотронулась до цветка и поцеловала его.
      – Ты заставила меня это сделать.
      Услышав этот хриплый голос, она вздрогнула от неожиданности. Он опустился на колени и припал губами к ее губам, потом отстранился и с улыбкой сказал:
      – Цветок не может ответить на поцелуй, милая, а я могу.
      – Зачем ты сюда пришел? – спросила она так тихо, что он едва ее расслышал.
      Он сел рядом и убрал с ее лица прядь каштановых волос.
      – Потому что знал, что ты здесь. Я был у вас в доме и хотел с тобой повидаться, но Уиллис сказал, что ты убежала, как только узнала о том, что я приеду. Почему?
      Мэрили отвела глаза:
      – Я не смогла бы выдержать еще одной встречи с тобой.
      – Почему? – настаивал Тревис. – Почему ты не могла меня видеть? Неужели ты хотела, чтобы я уехал не попрощавшись? Неужели я для тебя так мало значу?
      – Я не питаю напрасных иллюзий, – она твердо встретила его взгляд, – и понимаю, что для тебя это было бы всего лишь очередным прощанием с очередной женщиной.
      – Мне кажется, – задумчиво произнес он, – ты должна узнать кое-что обо мне. О том, почему я больше никогда не смогу полюбить женщину.
      – Я все знаю. Я разговаривала с Сэмом, он рассказал мне про Китти.
      Тревис напрягся.
      – Когда ты с ним разговаривала?
      – Это было несколько недель назад. Я чувствовала, что ты что-то недоговариваешь, и пришла к Сэму. Не сердись на него, Тревис. Он твой друг, и он мне очень помог. Когда я все узнала, я поняла, что ты хочешь от меня только одного.
      Она вдруг схватилась за лиф своего голубого платья и рывком стянула его, обнажив белые груди.
      У Тревиса перехватило дыхание. Он легко коснулся упругих теплых округлостей.
      – Мое тело, – прошептала она, – вот все, что ты позволишь дать тебе. Так возьми его, Тревис! Оно твое. Возьми хотя бы это, и я до конца своей жизни буду беречь в памяти эти драгоценные мгновения.
      Вздрагивая от рыданий, она раздела Тревиса, потом стянула с себя платье и легла на траву, подставив свое нагое тело серебристому лунному свету.
      Тревис удивленно смотрел на нее, но времени на раздумья не было. Мэрили раздвинула ноги и придвинулась к нему, притянув его руками за бедра.
      – Возьми меня, Тревис, – приказала она, – хорошо это или плохо, но я люблю тебя и хочу тебя. Это мгновение должно быть моим.
      Она зарыдала сильнее. Он толчком вошел в нее, и слезы ее прекратились. Она обвила его руками и со всей силой прижала к себе.
      Он обнял ее за талию, чувствуя, как ее ноги коснулись его спины, и грубо погрузился в нее, зная, что она этого хочет. Не было ни вчера, ни сегодня, ни завтра, было одно только это мгновение, и он собирался дать ей все, что мог.
      Ее ногти впивались в его спину, она прогибалась, приподнимаясь навстречу каждому его толчку, и наконец они унесли друг друга к сказочной вершине блаженства, взметнувшись в стремительном вихре прямо к звездам. Там не было славы и величия, там было только это. Она выкрикнула его имя, и Тревис почувствовал, как в нем возродилось что-то давно погибшее.
      Потом они долго лежали обнявшись и молчали. Постепенно к ним начали возвращаться звуки ночи – крики совы, завывания рыси. Легкий ветерок качал деревья и шумел листвой над их головами, шелестел травой.
      Наконец Тревис заговорил:
      – Я приехал, потому что должен был увидеть тебя, Мэрили. Я хотел рассказать тебе то, что ты уже знаешь от Сэма. Хотел, чтобы ты узнала про Китти и про нашу с ней большую любовь.
      Он отпустил ее и сел, уставившись перед собой на темные деревья. Черт возьми, он же поклялся, что больше никогда не будет любить! Но это случилось. Конечно, теперь его чувства не такие сильные. Далеко не такие сильные.