Китти медленно открыла глаза. Вздрогнув от предутренней прохлады, она обхватила руками плечи. Голубые болота снова предстали перед ней во всей красе. Клочья тумана, поднимавшегося со стороны реки, вековые деревья, покрытые мхом, замершие в торжественной тишине леса – все было окутано легкой голубой дымкой и казалось волшебным видением. Китти охватил благоговейный трепет.
      Однако она тут же широко раскрыла глаза, понимая, что настала пора действовать. Нельзя было терять ни минуты. Боже, она и не заметила, как погрузилась в сон.
      – Здравствуй, Китти.
      Тревис сидел на перилах крыльца. Человек в голубом, подумала Китти, чувствуя, как у нее пошла кругом голова. Красивый, как-то странно улыбающийся…
      – О нет… – Она судорожно схватила себя за шею.
      – О да. – Он по-прежнему улыбался. – Неужели ты и впрямь решила, что тебе удастся меня провести. Китти? Похоже, ты о многом забыла. У меня есть чутье на людей. Я ощущаю их присутствие. Особый дар, если бы его у меня не было, я бы давно покоился в могиле. Удивительно, что ты не вспомнила об этом. И не протягивай руку к пистолету, который ты сунула в брюки. Я уже избавил тебя от него.
      Она задрожала:
      – Ты давно догадался, что я здесь?
      – Сразу же, как только ты в первый раз поднялась по лестнице. Когда ты не стала заходить в дом, я понял – решила выждать до рассвета. Как тебе нравятся Голубые болота? Красиво, да? Немногим доводилось видеть подобное зрелище. Теперь ты понимаешь, почему это место словно проникает в сердце человека и остается там навсегда. Здесь ты в ином мире, которого еще не коснулись пороки цивилизации.
      Она медленно поднялась на ноги. Гнев придал ей силу, в которой она так нуждалась.
      – Тревис, я здесь для того, чтобы забрать домой моего ребенка. Ты не имел никакою права похищать его.
      – Вот как? – Он приподнял брови, губы искривились в оскорбительной усмешке. – У меня были на то все основания, моя милая. Он мой сын.
      – Я и пыталась это объяснить, когда принесла его к тебе, но ты не стал меня слушать.
      – После всего того, что ты натворила? Почему я должен был верить твоим словам? Но теперь мой сын со мной. Ты можешь возвращаться в Северную Каролину и обхаживать какого-нибудь поклонника. Сэм говорил, что тебя сопровождает Джером Дантон.
      – Он уже уехал, так же как и Сэм. Здесь не осталось никого, кроме меня. И я не собираюсь уезжать отсюда без Джона.
      – Ты теперь на моей территории, Китти. Твои наемники уже убедились в том, что против меня у них нет ни малейших шансов, так как же ты одна надеешься со мной справиться? Я не стану в тебя стрелять. Мне приходилось убивать многих мужчин, но женщин – никогда. Однако даю слово: ты никогда не заберешь у меня моего мальчика. А теперь позволь мне проявить гостеприимство и пригласить тебя к себе на чашечку кофе. Потом я сам выведу тебя на главную дорогу, чтобы удостовериться, что ты не попадешься в зубы какому-нибудь аллигатору или змее. Эти края очень опасны, даже если ты знаешь, как отсюда выбраться, а уж тем более, когда ты этого не знаешь. Давай пройдем в дом. Мы отправимся в путь сразу же, как только придет Мала.
      – Мала? – рассеянно переспросила она, пораженная его спокойным, уверенным тоном.
      – Старая креолка, которая заботится о Джоне, пока я ужу рыбу. Она будет здесь через час или около того.
      Он ловко соскочил с перил, беззвучно коснувшись ногами пола. Его пальцы стальной хваткой сжали ее локоть. Взглянув ему в глаза, она поразилась, что в этом странном предрассветном сиянии они тоже казались голубыми, а не дымчато-серыми, которые когда-то так ей нравились.
      Он грубо поволок ее за собой вдоль крыльца за угол, до двери, и почти втолкнул в дом. Оглядевшись, Китти отметила, что обстановка хотя и скудная, но достаточно удобная. Один угол служил столовой и кухней, там стояли маленькая плита и стол. Пол был покрыт плетеными циновками из тростника. Взгляд ее остановился на широкой кровати, грубо сколоченных столах и стульях. Наконец, в углу она заметила деревянную люльку и, вырвавшись из рук Тревиса, бросилась к ней через всю комнату.
      Джон крепко спал, лежа на боку и засунув пальчик в рот. На глазах Китти выступили слезы. Он совсем не изменился, разве что немного пополнел.
      – Маленький мой! – прошептала она, протянув к нему руки.
      – Нет, – чуть слышно отрезал Тревис, схватив ее за руку и развернув к себе лицом. – Не надо будить его, Китти. Не сейчас. Так только будет хуже, когда ты уйдешь отсюда без него.
      – Стало быть, он плачет и зовет меня? – произнесла она укоризненно. – Я знаю, так и есть. Именно поэтому Кори и приказал перенести его в одну из хижин для рабов, чтобы я не слышала его криков. Даже сейчас он не может успокоиться, хотя прошло столько времени. О, Тревис, как ты можешь быть таким жестоким? Пускай ты ненавидишь меня, но зачем вымещать свою ненависть на нашем ребенке? Он же страдает! Или ты настолько презираешь меня, что готов причинить боль ни в чем не повинному малышу?
      Он пристально смотрел на нее, губы его дрожали. Внезапно он подхватил ее на руки и направился к кровати.
      – Тревис, что ты делаешь? – запротестовала она, совершенно ошеломленная. – Отпусти сейчас же!
      Он мягким движением положил Китти на кровать, затем опустился сам, прикрыв ее своим телом.
      Откинув волосы с ее лица с нежностью, которая показалась ей удивительной, он прошептал:
      – Китти, я должен кое-что тебе сказать. Еще ни одну женщину я не желал так сильно, как тебя. Впервые увидев тебя, я сразу понял, что ты должна стать моей. О, как я противился этому чувству! Упорно не верил, что могу кого-то полюбить. Сэм догадался об этом раньше, чем я, и пытался со мной поговорить, но я только рассмеялся ему в лицо. Однако он оказался прав. Я действительно любил тебя и, возможно, люблю до сих пор. Но слишком много всего произошло между нами, Китти, и я вряд ли поверю тебе снова. Теперь я остерегаюсь поворачиваться к тебе спиной.
      Извиваясь в его объятиях, она воскликнула.
      – Я и не хочу, чтобы ты меня любил, ты, высокопарный осел! Мне нужно забрать своего ребенка и поскорее выбраться отсюда.
      – Ты не отнимешь у меня мальчика, Китти. Выбрось это из головы. Он останется со мной.
      – Ты считаешь это место подходящим для того, чтобы воспитывать ребенка?
      – Я сам вырос здесь.
      – Да, и посмотри, в кого ты превратился! Животное, дикарь! Ты думаешь, я хочу того же для моего сына? Я мечтаю дать ему все самое лучшее в жизни, и теперь это в моих силах. Неужели ты не понимаешь? Ты просто эгоист, Тревис. Тебя не волнует его судьба, так же как никогда не заботила моя.
      Он рассмеялся низким, хрипловатым смехом, и взгляд его, обращенный к ней, был полон теплоты. Голубое сияние не проникало внутрь хижины, и его глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, снова приобрели дымчато-серый оттенок. Она почувствовала жар в теле и досаду из-за того, что оно уже в который раз подводило ее. Плоть ее была слаба, и он превосходно это знал.
      Он склонился совсем близко к ее губам:
      – Любили ли мы друг друга или нет, но нам было хорошо вместе, верно, Китти? Когда я увидел тебя в старом мундире армии мятежников, – усмехнулся он, – во мне пробудилось множество воспоминаний. О ночах, которые мы провели на постели из сосновых иголок, о тех долгих часах, когда мы чувствовали самую неразрывную связь, какая только возможна между мужчиной и женщиной. – Он прижался к ней сильнее, и в ней снова вспыхнула былая страсть. – О да, милая, это было чудесно, – пробормотал он.
      Его губы – теплые, властные – прильнули к ее рту. Язык проник между ее губами, и она не могла сдержать дрожь наслаждения, пробежавшую по всему телу. Он стал нежно ласкать ее грудь. Китти говорила себе, что совершает ошибку, но тело ее изнывало от желания, удовлетворить которое мог только Тревис. Он проворно расстегнул пуговицы на ее рубашке и склонился к ее груди. Она гладила его мягкие темные волосы и громко застонала, когда он слегка прикусил ее упругий сосок. Он целовал ее грудь, одновременно снимая с нее брюки.
      Она покорилась пылкой страсти, охватившей ее. Беспомощная, лишенная воли, она лишь стонала, пока он пытался разбудить в ее душе огонь, который никогда полностью и не угасал…
      – Нам всегда было хорошо вместе, да, Китти? – Он приподнял голову, взглянув ей в глаза. – О, как ты прекрасна! Если бы ты не была такой коварной маленькой… – Он задрожал и снова прикусил ей грудь, на этот раз сильнее – она вскрикнула от боли. Разведя ей бедра коленом, он оказался поверх нее.
      Она пыталась сопротивляться, но не могла. Тело снова предавало ее, как это часто случалось в прошлом. Тревис обладал над ней странной властью, перед которой она оказалась бессильна, так же как и перед непреодолимым желанием, охватившим ее существо.
      Он проник в нее.
      – Оставайся здесь, – прошептал Тревис, прижавшись к ее груди и не двигаясь. – Живи в моем доме и ухаживай за Джоном, как Мала, только ты будешь моей любовницей. Каждая ночь будет полна наслаждения, Китти.
      – Нет! – простонала Китти, пытаясь восстановить самообладание и понимая всю безнадежность своих усилий. – Этому не бывать, Тревис! Никогда!
      Он скрипнул зубами и с силой прижал ее к кровати.
      – Тогда пусть это будет нашим последним свиданием! – с трудом выговорил он и, приподнявшись, крепко обхватил ее за бедра.
      Снова и снова он проникал в ее тело, стараясь потушить полыхавший в чреслах огонь.
      Китти чувствовала напряжение в каждой клеточке тела, она впилась ногтями в тугие, крепкие мускулы на его спине и забыла обо всем на свете. Один лишь Тревис пробуждал в ней странные, чудесные ощущения. Она прильнула к нему, громко всхлипывая от радости и изумления. Она словно погрузилась в океан безумного наслаждения и не могла подавить восторженного крика. Он тоже достиг вершины наслаждения и глухо застонал.
      – Никогда ни с кем мне не было так хорошо, – произнес он тихо, повернувшись на бок и привлекая ее к себе. – У меня были женщины до тебя, но никто не сравнится с тобой, Китти.
      Она лежала без движения, порыв страсти снова уступил место холодному гневу. Даже сейчас, подумала она возмущенно, он говорит о других.
      – Я ненавижу тебя, Тревис, – проронила она тихо. – Если это все, что тебе нужно от меня, я бы хотела забрать своего ребенка и уйти.
      Он приподнял голову, на губах его снова появилась кривая усмешка.
      – Ты не получишь мальчика, Китти. Заруби это раз и навсегда на твоем прелестном носике. Можешь остаться здесь в качестве моей любовницы и заботиться о моем сыне. Был бы рад видеть тебя каждую ночь в своей постели.
      – Иди к черту! – Она хотела ударить его по самодовольно ухмылявшейся физиономии, но Тревис схватил ее за запястье и сжал так, что она поморщилась от боли.
      – Я говорил тебе как-то раз. Китти, чтобы ты никогда больше не поднимала на меня руку. Не вынуждай меня быть с тобой грубым. Если отказываешься принять мои условия, тебе лучше убраться отсюда.
      Она в задумчивости прикусила нижнюю губу. Должен же существовать какой-то выход! Она проделала слишком далекий путь, чтобы потерпеть сейчас поражение.
      – Хорошо. – Она, наконец, решила продолжать игру, пока в голове не сложится план, – Могу я выпить чашечку кофе?
      – Разумеется. – Он встал с постели, оправив одежду. – Мне всегда доставляло удовольствие ублажать своих дам, в особенности тебя, Китти. Ты самая лучшая.
      Она прикусила язык. Сейчас не время для ссоры. Кроме того, он изумительный любовник, хотя она все еще проклинала себя за слабость, но, увы, никогда не могла устоять перед ним.
      Тревис подошел к плите, и она молча следила за тем, как он разжег огонь и затем поставил чайник. Она окинула взглядом комнату, и сердце подскочило у нее в груди, когда она заметила то, что ей нужно, – винтовку, прислоненную к стене рядом с дверью. Нет, она не станет стрелять ему в спину – никогда этого не сделает. Но она может оглушить его, ударив прикладом по голове, после чего забрать Джона и скрыться. Едва оказавшись в Новом Орлеане, она наймет телохранителей, и тогда Тревис не будет представлять для нее угрозы.
      Она спокойно поднялась с кровати. Тревис стоял к ней спиной и что-то говорил насчет кофе, надеялся, что напиток окажется не слишком крепким для нее, и вспоминал варево, которое им приходилось пить во время войны.
      Не издав ни звука, Китти схватила винтовку, подняв приклад кверху. Тревис ни о чем не заподозрил – был слишком занят приготовлением кофе. Она незаметно подкралась к нему сзади и, замахнувшись изо всей силы, ударила его прикладом по затылку. Колени его подкосились, и он без слов рухнул на пол.
      Она не стала смотреть, насколько серьезно он ранен. Не важно. Она не позволит себе из-за этого беспокоиться. Что сделано, то сделано. Теперь уже нельзя останавливаться.
      Обернувшись, она бросилась к колыбели и подхватила на руки Джона. Глаза его раскрылись от удивления, и он испуганно заплакал.
      – Т-с-с, милый. – Она крепко прижала его к себе. – Все уже позади. Мама здесь, с тобой, и нас уже никто не разлучит.
      У порога Китти вдруг вспомнила о винтовке. Болото таило в себе массу опасностей, так что оружие пригодится. Она поспешила обратно в дом и, ловко удерживая одной рукой Джона, забрала с собой винтовку, вышла на крыльцо и спустилась вниз по лестнице.
      Болотный край уже не казался голубым. Он простирался перед ней, серый и зловещий, и она понимала, что дорога, лежавшая впереди, очень опасна. Ей придется следить за каждым своим шагом Джон все еще плакал, и она стала напевать ему песню, быстро удаляясь от дома.
      Обернувшись, она заметила яркий тюрбан. На лице женщины, носившей его, отражалось крайнее изумление. Мала! Креолка окликнула Китти, но та бросилась бежать.
      Осторожно прокладывая свой путь по берегу реки, Китти отыскала первый поворот. Сколько еще предстоит пройти до того места, где она должна углубиться в лес? Увы, она не имела об этом никакого представления. Хорошо бы не пропустить тропинку. Если она пройдет мимо, то придется петлять вдоль всего берега до тех пор, пока Тревис не очнется и не пустится за ней в погоню.
      Справа до нее донесся чей-то рев, и она подавила вопль, сообразив, что прошла всего лишь в нескольких футах от аллигатора, лежавшего на прибрежном песке и искоса смотревшего на нее. Мерзкая тварь приоткрыла пасть, обнажив множество длинных и острых, словно бритвы, зубов. Китти чуть не стошнило, она споткнулась о прибившееся к берегу бревно, едва при этом не упав. Выпрямившись, она бросилась бежать, перескакивая через попадавшийся по дороге валежник. Вперед… быстрее… еще быстрее… Сердце в ее груди бешено колотилось, и его стук перекрывал отчаянные вопли Джона.
      Тропинка! Слава Богу! Свернув с берега реки, Китти углубилась в скрытый от глаз лианами болотный мир, интуитивно сознавая, что начиная с этого места, уже не может двигаться быстро: следует остерегаться зыбучего песка, змей, хлестких ветвей деревьев и колючего терновника. Здесь царил почти полный мрак. Ни один луч солнца не проникал сквозь густую поросль над головой.
      Как давно она ушла из хижины? Час назад? Она потеряла счет времени. Джон погрузился в дремоту, прижавшись к ее плечу и засунув пальчик в рот. Пробираясь вперед, она продолжала баюкать его, говоря, что скоро они будут в безопасности. Скоро он согреется и поест. Кровь застыла у нее в жилах, когда до ее слуха донеслось:
      – Китти! Китти, где ты?
      Тревис! Она слышала позади его тяжелую поступь, совсем недалеко за своей спиной. Как он успел подойти так близко? Впрочем, он же хорошо знаком с этими местами. Теперь придется двигаться еще быстрее.
      – Китти, ты с ума сошла! Ты никогда не выберешься отсюда! Ты подвергаешь опасности не только свою собственную жизнь, но и жизнь Джона. Ответь мне, черт побери!
      Что-то липкое и тягучее ударило ее по лицу, и она едва не вскрикнула, поняв, что попала в сеть гигантского паука. Отвратительное серое существо размером с кулак было совсем рядом, и она стала отмахиваться от него винтовкой. Вертясь и изворачиваясь, Китти выронила из рук Джона, и он упал на землю.
      Держа под мышкой ружье, она прикрыла рот малыша рукой. Он готов был расплакаться.
      – Прости меня, милый, но плакать нельзя, – прошептала она.
      Осматриваясь вокруг, Китти с ужасом осознала, что сбилась с дороги. Не было ни помятой сорной травы, ни каких-либо других следов тропы – только деревья и кусты, лианы и болотные кочки, каждая из которых могла оказаться зыбучим песком. «Где же тропинка? Как она могла быть настолько безрассудной? Наверное, от страха… Но ведь должен быть выход из этого места… должен… должен…» – слова звучали в ее душе, вторя биению сердца.
      Вдруг до нее донесся громкий, отчаянный крик. Китти замерла на месте.
      – Зыбучий песок!
      Полный муки крик принадлежал Тревису.
      – Зыбучий песок! Я попал в него! Китти, помоги мне!
      – Это уловка! – громко воскликнула она, разозлившись.
      Он знал в этих болотах каждый дюйм и вряд ли угодил в зыбучий песок.
      Китти продолжала свой путь, но тут что-то заставило ее остановиться. Она перевела взгляд на Джона. Его глаза постепенно превращались из синих, как у всех младенцев, в дымчато-серые, и он пристально смотрел на нее, словно каким-то образом догадывался, что произошло, и спрашивал, как же она может уйти и бросить на произвол судьбы его отца.
      – Это смешно, – прошептала она. – Ты ничего не знаешь. Ты всего лишь ребенок. Он пытался отнять тебя у меня!
      Слезы струились по ее щекам. Однако Джон по-прежнему не сводил с нее взгляда.
      Закрыв глаза, она вспомнила поцелуи и неистовую страсть – все то, что происходило между ними. О Боже, она так любила его когда-то и до сих пор не могла отделаться от этого чувства, хотя ей и не хотелось в том признаваться. Но она не могла повернуть обратно.
      – Китти, ради всего святого! – Голос его слабел.
      Он не сделал ни шага вперед.
      Джон не сводил с нее глаз, и внезапно Китти прикрикнула на него:
      – Ты младенец! Ты не можешь меня осуждать! Ты не знаешь…
      Медленно, нехотя она развернулась и с отчаянно бьющимся сердцем направилась обратно, стараясь бежать там, где это было возможно. Колючки терновника впивались в ее тело, ветки били по лицу. Добравшись до поляны, она замерла на месте. Тревиса по пояс засосал зыбучий песок, и продолжал засасывать. Он находился всего в нескольких футах от нее, а носки ее ботинок стояли на самом краю смертоносной трясины.