В ночь, последовавшую за третьим днем сражения, Джон-стон вынужден был отступить на север через Милл-Крик к Смитфилду, и Шерман дал ему уйти, так как большинство его людей были изнурены после более полуторамесячного марша в четыреста тридцать миль, отделявших Саванну от Голдсборо.
      Пока Китти Райт, Тревис Колтрейн и Сэм Бачер добирались до города, им попадались по пути немало солдат Шермана, расположившихся лагерем вдоль дороги.
      – Где вы подобрали эту южную красотку? – крикнул Тревису какой-то солдат в грязном тряпье, узнавший его. – Так вот чем вы занимались, пока мы тут поотбивали себе все задницы.
      Тревис не обратил внимания на его слова. Китти, сидевшая на лошади за ним, крепче обхватила руками его талию. Ее пугали взгляды, которые бросали на нее мужчины вокруг.
      Тревис успокоил ее:
      – Не волнуйся. Я прослежу за тем, чтобы ты была в безопасности, Китти. Они тебя не тронут.
      – А как же другие женщины в Голдсборо? – спросила она обеспокоенно, отвернув лицо, между тем как один из солдат сделал ей вслед непристойный жест. – Всем известно, что ваш генерал Шерман допускает любые зверства: убийства, поджоги и изнасилования.
      – Война была долгой, Китти. Люди устали, и им не терпится вернуться домой. Они хотят наказать Юг не только за то, что тот начал войну, но и за то, что она слишком затянулась.
      Она гордо выпрямила спину:
      – А как же ты сам, Тревис? Ты тоже носился со своими людьми по всей округе, грабя, убивая и насилуя, чтобы покарать Юг?
      – Нет, – ответил он спокойно. – Правда, мне приходилось убивать, и часто – я уже потерял этому счет. Но я никогда ничего не воровал, если только мне не грозила голодная смерть, и не насиловал ни одну женщину.
      Она раздраженно зашевелилась в седле, и он усмехнулся: – Ну-ну, Китти, по-моему, ты просто еще раз показываешь свою ревность заодно с южной гордостью. Если ты собираешься стать женой кавалерийского офицера армии северян, то тебе придется отбросить и то, и другое.
      – Я никогда не отброшу свою южную гордость. Это моя страна и мой народ.
      – Твой отец был убит одним из ваших людей, а не моих, – сухо напомнил он ей.
      Закрыв глаза, она пыталась справиться с подступившей волной горечи.
      – Южане – благородный народ, и среди них редко попадаются такие, как Натан Коллинз. Он оказался подлым предателем, и я никогда больше не хочу даже слышать его имя.
      – Однако вряд ли у тебя это получится. По-видимому, дезертиры, скрывавшиеся в кустах, видели, что произошло, и, можешь не сомневаться, слух скоро разойдется по округе. Если местные жители действительно ненавидели твоего отца, а у меня есть основания так считать, то Натан Коллинз станет героем. А ты еще говоришь о том, что останешься здесь и отстроишь заново ферму, – фыркнул он.
      – Разумеется, я останусь здесь и отстрою заново ферму, – вспылила она, ее фиалковые глаза загорелись. – Теперь эта земля моя, и я обещала отцу, что никогда ее не продам. Когда-нибудь моя ферма станет лучшей во всем графстве Уэйн. Это будет данью памяти моему отцу. Он был прекрасным человеком, и я не позволю людям забыть о нем.
      Она ощутила его вздох, увидела, как он слегка покачал головой.
      – Веришь мне, Тревис? Неужели ты не понимаешь, почему для меня так важно, чтобы наша земля процветала? Об этом мечтал мой отец, и я обязана осуществить его мечту в память о нем. Если ты любил его так, как говоришь, ты разделишь мои чувства.
      – Китти, сейчас я мечтаю лишь об одном, – снова вздохнул он, – чтобы война как можно скорее закончилась, и мы с тобой поженились. Я хочу, чтобы мы прожили вместе всю оставшуюся жизнь независимо от того, где мы сможем обосноваться. Ты понимаешь меня?
      Ее почему-то охватил страх.
      – И где же ты надеешься обосноваться, Тревис?
      – Ну, в любом случае не здесь, в графстве Уэйн, на земле, принадлежавшей человеку, которого все дружно ненавидели. Хочешь, чтобы твои соседи снова дотла сожгли твои дом? И как они отнесутся к тому, что на этой самой земле обосновался солдат армии янки? Они будут смотреть на тебя с такой же неприязнью, как прежде на твоего отца. Ты сама напрашиваешься на осложнения, Китти, и никогда не обретешь здесь покоя. Нет, любимая, самое лучшее для нас – уехать как можно дальше отсюда, оставить всю боль в прошлом и думать о завтрашнем дне. Я собирался обсудить это с тобой позже, но, раз ты сама заговорила, у меня не хватило сил слушать, как ты рисуешь в розовых красках будущее на ферме твоего отца. Здесь нас не ждет ничего, кроме бед.
      – Я никогда не уеду из этих мест! – вскричала она, отстраняясь от него. – И ты не заставишь меня, Тревис.
      Он осадил лошадь, сделав знак Сэму, чтобы тот ехал дальше. Они находились у развилки дороги, окруженные со всех сторон кустами. Поблизости никого не было. Тревис спешился, затем твердой рукой обхватил Китти за талию и опустил на землю, поставив рядом с собой.
      – Нет, дорогая, заставлю, – прошептал он, привлекая ее к себе.
      Она уперлась в его грудь ладонями, отталкивая от себя.
      – Я могу заставить тебя уехать потому, что ты любишь меня так же, как и я тебя, и понимаешь, что нам суждено быть вместе. Ты уедешь со мной, и я полагаю, что ради приличий нам надо бы обвенчаться. – Он улыбнулся, глаза его блестели.
      – Обвенчаться? – выпалила она. – Как, прямо сейчас? И что же дальше, Тревис Колтрейн? Война еще не окончена. Что, по-твоему, я буду делать?
      – Я выступаю в поход с войсками генерала Шермана, и ты отправишься со мной, – отозвался он так, словно речь шла о чем-то очень простом и само собой разумеющемся. – У нас, как ты знаешь, тоже есть санитарные фургоны, и я договорюсь, чтобы тебе позволили ехать в одном из них. Когда война официально завершится и я буду демобилизован мы вернемся домой в Луизиану. О, Китти, если бы ты только видела этот край! Он так прекрасен! Кажется, Бог уделил ему больше времени, словно хотел сотворить нечто особенное.
      – Ты не в своем уме! – Она вся дрожала. – Тревис, ты знаешь, как я отношусь к земле, завещанной мне отцом. Неужели я покину ее? Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя, и я отвечаю, что да. Ты утверждаешь, будто я тоже дорога тебе, и, тем не менее, намереваешься увезти меня за тысячи миль отсюда, в незнакомую местность, далеко от всего того, что я знала с детства.
      – Мы вместе начнем новую жизнь, Китти. У нас будет семья, и мы не будем вспоминать о прошлом.
      Почему он не желает принимать ее слова всерьез?
      – Никуда я отсюда не уеду, Тревис. И если ты и вправду любишь меня так, как говоришь, ты не станешь меня упрашивать, а останешься здесь со мной и поможешь мне добиться того, чтобы эта земля процветала. Здесь, и только здесь, у нас с тобой есть будущее!
      Глаза его больше не блестели.
      – Ты устала, Китти, и я тоже. За минувший день тебе пришлось пройти через суровые испытания. Ты потеряла отца. У тебя открылись глаза на то, каким негодяем оказался Натан. Сейчас не время строить планы. Пожалуй, нам лучше продолжить путь. У нас хватит времени для разговоров, когда мы доберемся до Голдсборо. Если мы сейчас не прекратим, то только причиним друг другу боль, наговорив такого, о чем потом пожалеем.
      Внезапно она бросилась в его объятия, что было сил обвив руками его шею. Этот человек много раз спасал ей жизнь, заботился о ней. Она любила его всем сердцем. Она обратила к нему губы для поцелуя, по лицу ее струились слезы. Он крепче прижал ее к груди.
      – Ну-ну, оказывается, война может принести и приятные трофеи.
      Они разомкнули объятия и, повернувшись, заметили рядом двух пеших солдат. Оба ухмылялись, а тот из них, кто произнес последние слова, отдал честь.
      – Капитан Колтрейн, вы, очевидно, даром времени не тратили. Где вы подобрали эту крошку? Судя по всему, лакомый кусочек. Черт возьми, мы нашли женщину прошлой ночью, и пришлось втроем держать ее, чтобы каждый мог позабавиться с ней по очереди. Однако дело того стоило. Некоторые из этих южанок выглядят очень аппетитно.
      Кулак Тревиса угодил ему прямо в рот, и солдат растянулся на земле. Его спутник приблизился к Тревису, собираясь вмешаться, но тот вынул оружие из кобуры, висевшей на боку.
      – А теперь, ублюдки, слушайте меня внимательно! – рявкнул он, когда лежавший на земле солдат с трудом приподнял голову. – Эта женщина, мисс Китти Райт, скоро станет моей женой. Так что передайте всем и каждому, чтобы к ней относились с полным уважением. Любой, кто посмеет ее оскорбить, ответит передо мной. А что касается других женщин в городе, я не желаю больше слышать ни о каких насилиях. Понятно?
      – Да, сэр, – ответил тот из двух, кто еще стоял на ногах, помогая товарищу подняться.
      Он весь трясся от гнева, однако счел благоразумным не прекословить Тревису Колтрейну.
      Солдаты продолжили свой путь. Тревис вскочил в седло и усадил Китти на лошадь за своей спиной. Они ехали молча.
      Обогнув вершину холма, они заметили поджидавшего их Сэма, и тот крикнул им:
      – Нам велено расположиться лагерем за чертой города, пока генерал Скофилд подготовит все для торжественного въезда.
      – Надеюсь, он не встретил сопротивления в Голдсборо? – обеспокоенно спросила Китти. – Сражение было ожесточенным?
      – Его не было вообще, – сообщил ей Сэм. – Генерал Джонстон приказал всем имеющимся в его распоряжении солдатам на западе Северной Каролины присоединиться к нему в Бентонвилле, чтобы там противостоять Шерману. Поэтому Скофилду оставалось только пройти победным маршем от самого Ньюберна и занять город. Судя по слухам, там все спокойно.
      – И никакого насилия? Никакой бессмысленной резни?
      Ты говоришь, что генерал Скофилд – янки? Ты в этом уверен.
      Сэм перевел взгляд на Тревиса. Тот вздохнул:
      – Довольно, Китти. Твои обожаемые мятежники и сами допускали немало убийств и изнасилований. Ни одна из сторон в этой войне не может похвастаться тем, что все ее солдаты были ангелами. Ты уже давно знала, что настанет день, и армия северян войдет в Голдсборо. Поэтому не делай вид, будто известие тебя потрясло.
      – А что с генералом Брэггом? – спросила Китти у Сэма. – Он должен противостоять войскам Скофилда под Кингстоном, у Саутвест-Крик.
      Оба друга обменялись взглядами, и Тревис рассмеялся:
      – Откуда ты знаешь? Обычно такого рода сведения имеются лишь у офицеров высшего ранга.
      – Мне часто приходилось слышать, как офицеры высшего ранга беседовали между собой в госпитале Голдсборо, когда обращались туда за медицинской помощью. Ну ладно, расскажи, что же произошло с генералом Брэггом.
      – Он настиг Скофилда и задержал именно там, где ты сказала, и, как я слышал, взял в плен около полутора тысяч человек. Но и сам он тоже понес тяжелые потери. Как только он услышал о том, что Шерман спешно направляется к Голдсборо, он отступил сюда, и его люди соорудили брустверы.
      – Я уже слышала о них, – отозвалась Китти, встревоженно кивнув. – И что потом? Укрепления вокруг города были достаточно мощными…
      – Брэггу так и не пришлось пустить их в ход. Шерман следовал за ним по пятам, поэтому он отступил, чтобы избежать плена. Ходят слухи, что он переправился через реку и направился к Смитфилду вдогонку за Джонстоном.
      – И жители Голдсборо встретили янки с распростертыми объятиями? – прищурилась Китти. – Не понимаю.
      – Ну, разумеется, – отрезал Тревис. – Ты не отдаешь себе отчета в том, что проклятая война почти окончена. Юг начисто разгромлен.
      Сэм сказал, что рано утром мэр города верхом на лошади выехал навстречу высшим офицерам армии северян, чтобы сделать их вход в Голдсборо по возможности мирным. В обмен на мир жители города предлагали разделить с ними кров.
      – Генерал Скофилд и генерал Терри уже вошли туда.
      – Мэр Джеймс Привет! – фыркнула Китти. – Жалкий трус! Им следовало бы взять оружие.
      Тревис обернулся на разгневанную женщину, размахивавшую руками.
      – Ты, видно, не в себе, Китти! Неужели совсем лишилась рассудка? Мы бы ворвались в город, сожгли бы его дотла и никого не оставили бы в живых. Умный человек знает, когда его дело проиграно. И если ты умна, то должна сообразить, что и ты проиграла. И не только в борьбе с янки, но и со мной.
      Сэм рассмеялся, за ним Тревис, и это еще больше разъярило Китти. Она не позволит ему обращаться с собой, словно с трофеем, будь он проклят!
      – Я не останусь в лагере! – закричала она и соскочила с лошади, едва удержавшись на ногах. – Я отказываюсь войти в город маршем вместе с проклятыми янки и отправляюсь вперед. Я могу понадобиться в госпитале.
      Тревис спешился и схватил ее за руку, когда она еще не успела отойти и на шаг. Развернув ее к себе, он сердито проворчал:
      – Заруби на своем прелестном носике, Китти Райт, ты никуда без меня не пойдешь. Мы устроим себе на ночь лагерь здесь, в чаще леса, искупаем тебя в реке, чтобы смыть кровь и грязь, и, когда завтра утром войдем в город, ты снова будешь похожа на ту красавицу, какую я знал. Если я позволю тебе таскаться повсюду одной в таком виде, нет нужды говорить о том, что может с тобой случиться. Я, как и Сэм, не знаю, какое положение сейчас в городе. Мы руководствуемся только слухами.
      – Я не твоя пленница.
      Она попыталась отстраниться от него, но он крепко держал ее.
      – Теперь – да, черт бы тебя побрал. Если ты будешь вести себя как дурочка, я стану обращаться с тобой как с дурочкой. Иногда я нахожу твой пылкий нрав очаровательным, но сейчас он просто выводит меня из себя. Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, я переброшу тебя через колено и устрою крепкую взбучку. Я люблю тебя всем сердцем. Китти, – добавил он уже более спокойно. – Но я не позволю тебе изводить меня. И поверь, я говорю совершенно серьезно. Ты страстная женщина, и это хорошо в постели. Но в обычных обстоятельствах я хочу, чтобы ты делала то, что тебе говорят.
      – Тогда вам чертовски долго придется ждать, сэр! – фыркнула она.
      – И перестань ругаться.
      – Буду ругаться, когда захочу. Будь ты проклят, ублюдок! Кем ты себя возомнил? То ты нежен и полон любви, а то просто несносен. Я никогда не стану твоей женой! Никогда не превращусь в твою рабыню! Я вообще не выйду замуж. Все мужчины одинаковы. Я сейчас же отправляюсь в Голдсборо – пешком!
      Она резко обернулась и выхватила его саблю, притороченную к седлу. Ее ярость только усилилась, когда Сэм и Тревис, стоявшие рядом, уперев руки в бока, рассмеялись так, что у них едва не перехватило дух. Китти не представляла, что бы сделала, если бы один из них приблизился к ней хоть на шаг.
      – Сэм, кажется, река где-то рядом, – сказал Тревис. – Не мог бы ты присмотреть для меня какое-нибудь красивое, тихое местечко?
      Сэм кивнул и, все еще смеясь, направился напролом через заросли кустарника.
      – Китти, ты ведешь себя, как неразумное дитя. Сейчас же положи обратно саблю, иди сюда и попроси прощения. Тогда, возможно, я не стану обходиться с тобой слишком круто.
      – Негодяй! Сейчас же отойди на обочину дороги, прочь с моего пути, а я заберу твою лошадь. Мне нужно попасть в город, в госпиталь, проверить, как у них там дела. Наверное, они нуждаются в помощи, ведь раненые поступают с обеих сторон.
      – Да, без сомнения, и я сам провожу тебя туда завтра. Но ты никуда не поедешь без меня. Я отвечаю за твою безопасность.
      – Как это благородно с твоей стороны, – съязвила она. – Заботишься обо мне точно так же, как о своей лошади, следя лишь за тем, чтобы у меня было побольше овса и крыша над головой. Ты не мой хозяин, Тревис Колтрейн, и если ты так будешь со мной обращаться, я никогда не выйду за тебя замуж!
      – Ну что ж, так или иначе, сейчас я и сам не уверен в том, что хочу жениться на тебе. – Его насмешка приводила ее в бешенство. – Думаю, для начала мне стоит просто сделать тебя своей любовницей. А потом, когда я устану от твоего упрямства – а я уверен, что рано или поздно так оно и случится, – тогда я вышвырну тебя на улицу, только и всего.
      – О, будь ты проклят, Тревис Колтрейн! Я тебя ненавижу!
      Как раз в эту минуту из-за кустов показался Сэм, глаза его блестели.
      – Я нашел чудесное место, укромное и очень красивое, у самого берега реки. Мы сможем искупаться и отдохнуть до завтрашнего утра. А я отправляюсь за кроликом, которого только что приметил, чтобы к ужину он был у нас на вертеле.
      Тревис подошел к Китти и быстро выхватил саблю из ее поднятых рук. Ведя под уздцы лошадь и крепко держа за руку Китти, он спустился вниз по склону и пробрался через кустарник.
      Неширокая река сонно катила свои воды, словно не обращая внимания на тысячи солдат, расположившихся вдоль моста чуть поодаль. Где-то над головой, среди верхушек деревьев, выводили свои трели птицы. Крупная черепаха, напуганная появлением незваных гостей, свалилась в воду с упавшего дерева, на котором расположилась для отдыха.
      – Раздевайся.
      Привязав лошадь к ближайшему дереву, Тревис грубо подтолкнул Китти в бок. Та осталась стоять на месте, бросив на него недоуменный взгляд.
      – Я сказал тебе, женщина, раздевайся. Если хочешь, чтобы я разорвал на тебе одежду, и завтра ты въехала в город нагой, пусть будет по-твоему.
      Он сделал шаг вперед, и Китти, словно защищаясь, закрылась руками, а потом, выругавшись себе под нос, принялась снимать грязную военную форму. Она подошла к реке и нагнулась, пытаясь свести с тонкого материала хотя бы некоторые пятна. Она чувствовала, что Тревис все это время следит за ней, окидывая взглядом ее большие крепкие груди и обнаженные ягодицы.
      Китти выбила одежду о камни, прополоскала ее, выжала и развесила на кусте для просушки. Отступив за ветки, она присела на корточки.
      – Не выйду отсюда, пока одежда не просохнет. Я не собираюсь расхаживать перед тобой нагишом, словно какая-нибудь уличная девка.
      – О, я и раньше видел тебя без одежды, и ты нисколько не была против. Правда, иногда делала вид, будто возражала из-за своей глупой женской гордости, но я помню ночи, когда мы спали обнаженными в объятиях друг друга, и тебе это доставляло удовольствие. Я даже помню, как мы однажды плавали вместе обнаженными, и, похоже, тебе понравилось.
      – Ты когда-нибудь замолчишь и оставишь меня в покое? – В ярости она закрыла руками уши. – Почему тебе так нравится меня мучить? Ты говоришь, что любишь меня, однако стараешься унизить при каждом удобном случае.
      – Я люблю тебя, Китти, – произнес он, стоя прямо за ее спиной, и она подскочила от удивления. – Ты сама вынуждаешь меня так с тобой обращаться.
      – Значит, только отдавая приказы, ты чувствуешь себя мужчиной? А что будет, когда война закончится, и ты уже не сможешь больше распоряжаться своими подчиненными?
      – Я говорю сейчас не о своих подчиненных, а о своей женщине, – пробормотал он, властно притянув ее к себе. – Иди сюда и покажи мне, что значит быть женщиной. Покажи, как сильно ты любишь и желаешь меня. Видеть тебя такой для меня нестерпимо, и ты это знаешь. У тебя самая чудесная грудь, к которой я когда-либо прикасался…
      Он обхватил руками ее груди, но она резко оттолкнула его.
      – Не смей притрагиваться ко мне после того, что ты мне наговорил!
      Он усмехнулся:
      – Знаешь, а я уже совсем забыл, что обещал устроить тебе взбучку.
      И прежде чем Китти успела обратиться в бегство, он схватил ее за запястья, уселся на пень, перебросил ее через колени и принялся шлепать по обнаженным ягодицам.
      – Перестань! – закричала она, яростно брыкаясь. – Тревис, как ты смеешь? Перестань сейчас же, негодяй!
      – Разве это речь леди? – засмеялся он в ответ. Удары становились сильнее, ее нежно-белая кожа стала ярко-красной. – Неужели тебе не стыдно? Благородная южанка, а используешь выражения, которые больше пристали девке из салуна. Да, пожалуй, ты действительно заслужила хорошую взбучку.
      Китти продолжала отчаянно сопротивляться. Но тут удары Тревиса стали спокойнее и мягче, пальцы принялись поглаживать нежную кожу. И затем он перестал ее бить и пробормотал, проведя пальцами по ее ягодицам.
      – Ты готова извиниться передо мной, моя прелесть? Надеюсь, моя любовь покажется тебе слаще моей кары.
      Не дожидаясь ответа, он перевернул ее на коленях, сжав ладонями ее груди. Нагнувшись, он восторженно прильнул губами к обоим розовым соскам, превращая их в плотные, упругие бугорки. Китти закрыла глаза, сразу растаяв от одного его прикосновения. Он знал, как пробудить в ней неукротимое желание. Она перестала сопротивляться, охваченная приливом бурной страсти, которую мог вызвать лишь он один. Обвив руками его шею, она притянула его к себе, и их губы слились. Они мягко опустились на землю, и он раздвинул ее ноги.
      – Моя маленькая злючка, – усмехнулся он, возясь с собственной одеждой. – Как приятно одерживать победы над тобой, любовь моя, ведь у тебя такой горячий, неукротимый характер. Я хорошо изучил тебя за то время, что мы провели вместе, и знаю, как заставить тебя изнывать от страсти.
      – Никогда не покидай меня, Тревис, – пробормотала она. – Когда ты держишь меня в объятиях, как сейчас, мне кажется, ничто на свете не причинит мне боли.
      – И если это в моих силах, так и будет. Положись на меня, Китти. Я не думал, что когда-нибудь снова смогу довериться женщине, но с тобой я готов рискнуть. Не подведи же меня и сделай так, как я тебя прошу.
      Отправляйся вместе со мной в одном из санитарных фургонов, пока войне не придет конец. Ждать уже осталось недолго. А потом мы вместе начнем новую жизнь и оставим все печали в прошлом.
      Он отодвинулся от нее, и Китти с трудом поднялась на ноги, внезапно почувствовав смущение и стыд из-за своей наготы. Сбежав по берегу реки, она бросилась в воду. Тревис последовал за ней. Когда они оказались рядом, погруженные в воду по шею, Китти обернулась к нему, и ее взгляд отразил всю боль, которую она испытывала сейчас.
      – Я люблю тебя. Верь мне, Тревис. Я знаю, что ты прав, говоря, что я упряма и своевольна и порой веду себя совсем не так, как подобает леди. В то время как другие девушки учились вышиванию, вязанию и плетению кружев, я пользовалась каждым удобным случаем, чтобы ускользнуть из дома и отправиться на охоту или рыбалку вместе с отцом. Кроме того, у меня появилось пристрастие к медицине, и я всегда мечтала стать врачом.
      – Китти, я все это знаю. Твой отец часами рассказывал мне о дочери, которую любил всем сердцем. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к нашему будущему. Я люблю тебя такой, какая ты есть. – Он лукаво подмигнул ей. – Уж я-то знаю, как совладать с твоим несносным упрямством, любовь моя.
      Она попыталась улыбнуться в ответ, но безуспешно.
      – Тревис, ты говоришь, что мои чувства тебе понятны. Тогда почему ты никак не хочешь взять в толк, что я должна осуществить мечту своего отца? Обязана сдержать обещание, которое когда-то ему дала. Я не могу уехать отсюда, оставить землю Райтов.
      Он раздраженно ударил по воде ладонью, и в воздух поднялся целый фонтан брызг.
      – Черт побери, женщина, – неужели ты не понимаешь, с какими трудностями придется столкнуться, если ты решишь остаться? Эти люди ненавидят тебя не меньше, чем твоего отца. Они сожгли вашу ферму.
      – Но почему они должны ненавидеть меня? Я ухаживала за их ранеными, боролась за жизнь каждого солдата Конфедерации, хотя сама едва держалась на ногах. Я обходилась без еды, чтобы поделиться своим пайком с ранеными. Люди здесь знают, что я не сочувствовала северянам, как мой отец. Лишь по воле случая я попала в твои руки и была вынуждена путешествовать вместе с тобой.
      – Боюсь, что они посмотрят на это совершенно по-другому, – возразил Тревис. – Китти, слух о смерти Натана Коллинза скоро разойдется по всей округе, и правда будет до такой степени искажена, что вся вина ляжет на тебя. В этих краях твоего отца считали предателем, а его убийца станет для твоих соседей мучеником и невинной жертвой. Они не захотят видеть тебя здесь, в графстве Уэйн. Неужели это не приходит тебе в голову? И у тебя еще хватает глупости предположить, будто я, солдат армии северян, останусь здесь вместе с тобой! Как, по-твоему, они посмотрят на это?
      – Но ведь Север уже почти одержал победу в этой войне, – возразила она. – Ты сам мне так сказал. Юг разгромлен. Кто осмелится поднять руку на солдата армии северян?
      Он запрокинул голову и рассмеялся, и звук этот отдавался эхом среди заповедной тишины леса.
      – Милая моя, как же ты наивна! Неужели ты думаешь, что, когда Юг сдастся, ненависть между двумя сторонами уйдет в прошлое? Иногда мне кажется, что, напротив, все станет только хуже. Нет, самым разумным для нас обоих было бы покинуть эту часть страны.
      – Я никогда не оставлю родной дом.
      – Думаю, что нам лучше поговорить об этом чуть позже. Китти. Когда мы войдем в Голдсборо, у тебя будет возможность убедиться, какой прием тебя там ожидает, и ты поймешь, что наша единственная надежда обрести счастье в том, чтобы пустить корни где-нибудь еще.
      Он принялся смывать с себя грязь. Китти тоже стала мыться, но все ее мысли вращались вокруг фермы и обещания, данного ею отцу. Она любила Тревиса, но как заставить его понять, что часть ее сердца навсегда останется здесь?
      У них все обязательно получится, горячо убеждала себя Китти, растирая кожу. Не для того ей пришлось пройти через столько испытаний, претерпеть столько боли, чтобы впереди ее ждали лишь новые страдания. Если Тревис будет рядом, можно не опасаться ничего. Нет таких препятствий, которые они не сумели бы преодолеть вместе.

Глава 3