Китти стояла у приоткрытой двери на веранду, глядя затуманенными глазами в ночной мрак. Ее ногти впились в стиснутые ладони, но она совсем не обращала внимания на боль. Нет, настоящая мука таилась в глубине ее души.
      Если бы не маленький Джон, то она, скорее всего, подошла бы к парапету веранды и бросилась вниз. Она покачала головой. Так или иначе ей придется с этим смириться. Может быть, Кори действительно любит ее.
      «Наверное, все не так плохо, как кажется, – прошептала, она, плотно закрыв глаза, на которые навернулись жгучие слезы. – По его словам, он обожает моего малыша, уверяет, что любит меня, и мы будем счастливы вместе, и настанет день, когда я перестану каждую минуту вспоминать о Тревисе».
      – Дорогая?
      Она резко обернулась, приоткрыв рот при виде Кори, стоявшего лишь в нескольких футах от нее. Он бесшумно вошел в дверь, разделявшую две спальни. Неужели он слышал ее полный страдания шепот? Глаза его блестели, но вот от гнева или от страсти?
      Он подошел ближе.
      – Извини меня за то, что я задержался, любовь моя. У одного из моих людей нашлось ко мне неотложное дело, но я мысленно проклинал каждое мгновение, проведенное в разлуке с тобой. Я так долго мечтал об этом… – Он нахмурился, окинув взглядом ее платье из бледно-голубого атласа, которое она выбрала для свадебной церемонии. – Ты не переоделась, – упрекнул он ее.
      Она проследила за его взглядом. Кори смотрел на смятый пеньюар, лежавший на полу возле кровати под балдахином. Он был с низким вырезом, полностью обнажавшим грудь, – подарок Кори.
      Она глубоко вздохнула, пытаясь найти нужные слова:
      – Кори, это скорее подошло бы… какой-нибудь уличной девке. Как ты можешь просить меня носить что-либо подобное?
      Он положил ей руки на плечи:
      – Дорогая, мы теперь женаты, и потому все, что бы мы ни делали, вполне приемлемо.
      Она покачала головой:
      – Ты не понял…
      – Я все понимаю! – вспылил он. – Я выполнил свою часть сделки, дал твоему незаконному ребенку свое имя и составил документ, по которому твоя земля перейдет к нему свободной от каких-либо долгов, как только он достигнет совершеннолетия. Я обеспечил тебя состоянием, положением в свете… всем, о чем может мечтать бедная южанка в эти тяжелые времена. Но ты, ты не дала мне взамен ничего, даже отказываешь мне в удовольствии видеть тебя в пеньюаре, который я купил специально для нашей брачной ночи. Какая ты неблагодарная.
      – Я буду слушаться тебя, Кори, – произнесла она равнодушно. – Это мой долг.
      – Да, это твой долг – делать то, что я говорю. – Он указал пальцем на смятый наряд, весь сотрясаясь от ярости. – Я приказываю сейчас же надеть этот пеньюар. Я хочу видеть то, ради чего пошел на эту сделку. Я хочу видеть то, что приобрел!
      – Ты… ты не покупал меня! – с жаром возразила она – Мы уже обсуждали условия нашего соглашения. Я обещала стать тебе верной женой и готова сдержать слово. Но между нами не было речи о том, что мне придется разгуливать в наряде проститутки!
      Он только фыркнул в ответ:
      – Не разыгрывай из себя краснеющую девственницу, Китти. Разве ты забыла, что у тебя есть ребенок? И я не склонен думать, что он был зачат от Святого духа. Я знаю, что в твоей жизни был и другой мужчина, кроме любовника-янки, тот самый Люк Тейт, который похитил тебя.
      – О, ты слишком рано стал меня попрекать! – воскликнула она.
      – Перестань вести себя как ребенок. Все знают, что ты родила сына, не будучи замужем. Теперь я обеспечил тебе приличное положение в свете и дал свое имя твоему ублюдку.
      – Ты зовешь моего сына ублюдком?
      – Китти, Китти! – Он недобро усмехнулся. – Может, ты отбросишь, наконец, роль возмущенной леди? Будь сама собой. Стань снова пылкой и страстной женщиной, которой, как я знаю, ты можешь быть. Обними же меня так же, как когда-то своего любовника-янки.
      В фиалковых глазах Китти от охватившего ее гнева вспыхнули золотистые и пурпурные искры, подбородок выдался вперед.
      – То, что я чувствовала рядом с капитаном Колтрейном, я никогда не испытаю, находясь с тобой, Кори. Я уже сказала, что не нарушу супружеского долга и буду уступать твоим желаниям, когда ты сам того захочешь, но это все.
      Протянув руки, он властно, до боли сжал ей груди, но у нее не вырвалось ни стона – она не хотела доставлять ему удовольствие видеть ее страдания.
      – Теперь ты моя жена, Китти, и будешь делать все, что я тебе прикажу. Я обладаю тобой, как и всем, что находится вокруг, и ты будешь вести себя так, как угодно мне.
      Она чувствовала на своем лице его горячее дыхание, к которому примешивался запах виски. Пальцы сжались еще плотнее.
      – Я могу быть нежным и заставить тебя испытать неземное наслаждение, о каком до сих пор ты даже не мечтала, пли же, напротив, причинить тебе боль. Для меня это не имеет значения, поскольку я твердо намерен сам решать, что доставит мне удовольствие. Если вздумаешь сопротивляться, будет хуже.
      – И ты говорил, что любишь меня! – Она возмущенно вцепилась в его руки. – Ложь! Все ложь, от начала до конца!
      Он грубо оттолкнул Китти, отчего та упала на кровать, и рассмеялся.
      – О да, я люблю тебя, точно так же, как люблю все мои вещи. И мое чувство к тебе станет еще крепче, когда ты привыкнешь мне повиноваться. Не то чтобы мне неприятен твой пылкий нрав. О, умоляю тебя, дорогая, никогда не утрачивай своего пыла! Но ты должна давать ему волю лишь тогда, когда это угодно мне, а не тебе. Я хочу, чтобы ты проявляла его, когда мы вместе с тобой в постели. Тогда ты можешь сгорать от страсти, и, поднимая бедра, прижиматься ко мне нежным лоном, и выпускать весь свой пыл на свободу.
      Кори сорвал с себя сюртук, снял галстук и рубашку, не сводя глаз с Китти. Она не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Еще недавно он был добр к ней, полон сочувствия, а теперь вел себя, словно человек, потерявший рассудок. С каждым сказанным им словом его возбуждение нарастало.
      И вот он предстал перед ней совершенно обнаженный. Набросившись на нее, он стал покрывать ее лицо жадными, неистовыми поцелуями, одним рывком разорвал тонкую материю платья, сорвал с нее полупрозрачное нижнее белье. Она оказалась под ним нагая.
      – Обворожительная, – хрипло простонал он, сжимая пальцами ее розовый сосок, словно пробуя зрелость плода. – И теперь моя!
      Он попытался поцеловать ее в губы. Она не открыла рта, и тогда он схватил в ладонь прядь рыжевато-золотистых волос и потянул их на себя, пока Китти не вскрикнула от боли. Когда ее губы приоткрылись, он прильнул к ним поцелуем, засовывая язык внутрь ее рта и одновременно проникая все глубже в ее тело.
      Одно резкое движение, один последний выпад, и Кори, приподняв голову, воскликнул в порыве гнева:
      – Нет, нет!
      Он извергнул целый поток проклятий, после чего, отодвинувшись от нее, скрючился на противоположной стороне кровати, обхватив голову руками и что-то бормоча про себя.
      Китти удивленно смотрела на него, затем протянула руку к покрывалу, чтобы прикрыть наготу.
      Он обернулся к ней с выражением муки в глазах:
      – Именно этого я и боялся. Я боялся, что, вкусив однажды твоих прелестей, уже не смогу себя сдержать. Я хотел, чтобы это длилось часами – часами, слышишь? – В отчаянии он бил по кровати кулаками, и Китти сжалась от страха.
      – Может быть… завтра ночью… – прошептала она робко, втайне радуясь, что пытке пришел конец.
      Внезапно его губы искривила плотоядная ухмылка.
      – Нет, Китти. Ночь только начинается. Тебе не понадобится много времени, чтобы снова подготовить меня. На этот раз я растяну удовольствие надолго.
      Он растянулся на кровати рядом с ней, впившись пальцами в ее запястье и с силой придвинул ее к себе, когда она попыталась отстраниться. Накрыв ее оцепеневшими пальцами свою поникшую плоть, он распорядился:
      – Возбуди во мне желание, Китти. Ты знаешь, как заставить мужчину желать себя. Сделай это, и я останусь внутри тебя, пока не взойдет солнце.
      – Нет! – воскликнула она – Я не могу!
      – Можешь! И ты сделаешь это, если не хочешь, чтобы я завтра же вышвырнул тебя и твоего ребенка на улицу. Я стану говорить всем и каждому, как в первую же брачную ночь обнаружил у тебя дурную болезнь и какой грязной, гнусной распутницей ты оказалась. Никто и пальцем не пошевелит, чтобы помочь тебе. Никто! Тебе придется голодать – тебе и твоему ублюдку. Итак, что выбираешь? Замужество? Или смерть от голода и холода? Решай быстро, потому что я жил ради этой ночи и твердо намерен насладиться каждой секундой.
      Китти подумала о своем драгоценном малыше, мирно спавшем в комнате напротив. Его родной отец не вернулся, жизнь и будущее сына находились в ее руках. По всему Югу люди умирали от голода на развалинах войны. Однако у нее и маленького Джона оставалась возможность выжить.
      Усилием воли она заставила себя сжать пальцами поникший знак его мужского достоинства. Она почувствовала, как все его тело напряглось. Кори принялся поглаживать ее грудь, влажным языком касался ее щеки. Ее чуть не стошнило.
      – Ощупывай меня с ног до головы, – приказал он хриплым голосом. – Да, вот тут. Чуть пониже. Сожми пальцы. Мне так приятно. О да, да! Надави сзади. Сначала сверху, а потом снизу. Вот так. О-о! А теперь на спину. Скорее!
      Он резко перевернул ее и, грубым движением разведя бедра, проник в ее тело. Она затаила дыхание, ожидая дальнейших движений, однако он лежал спокойно и лишь шептал, прерывисто дыша.
      – Как бархат! Я знал, что твое лоно именно такое – горячее и мягкое, словно бархат. Я хочу быть там всю ночь. Ни у кого нет того, что есть у меня. И никто не будет обладать тобой, кроме меня.
      Голова его покоилась у нее на груди, кончик языка облизывал ее соски. Внезапно все его тело сотрясла судорога. Снова и снова он проникал в нее, обхватив руками бедра и еще крепче притягивая к себе, после чего опять откатился в сторону, выругавшись себе под нос.
      – Ты слишком хороша. Чертовски хороша! – Он вскочил на ноги. – Придется что-то делать, чтобы это тянулось дольше.
      Отчаянным усилием воли Китти подавила слезы, вцепившись в простыни. Еще никогда она не пребывала в таком отчаянии.
      – Довольно, Кори! Умоляю тебя. Только не сегодня. Возможно, ты охвачен нетерпением, потому что это наша первая брачная ночь.
      Он в раздражении махнул рукой:
      – Что ты об этом знаешь? Ты всего лишь женщина. – Он расхаживал взад и вперед по комнате, все еще обнаженный, заложив руки за спину и даже не пытаясь чем-либо прикрыть себя. – У меня есть одна слабость. Когда я нахожусь в постели с женщиной, все происходит слишком быстро. И чем она для меня привлекательнее, тем скорее это происходит. Я боялся, что в случае с тобой будет еще хуже, потому что я слишком сильно тебя желал, и оказался прав. Уличные женщины, проститутки и блудницы – вот кто знает, как с этим справляться, и тебе, моя дорогая, придется кое-что у них перенять. Сегодня наша брачная ночь, и я хочу, чтобы она стала для нас особенной. Я должен доставить удовольствие и тебе. Он резко обернулся.
      – Ну? – Он смотрел на нее сверху вниз с похотливой улыбкой на губах, в темных глазах плясали огоньки. – Как ты мне поможешь? Ты должна еще раз подготовить меня, чтобы я привел тебя к вершинам наслаждения.
      Она отвернулась.
      «Тревис, Тревис, где же ты?»
      Запустив дрожащие пальцы в длинные волосы Китти, Кори обхватил ногами ее обнаженное тело. Он свел ее круглые груди вместе, так чтобы его плоть оказалась между ними. Из глубины его горла вырвался низкий стон.
      – Доставь мне удовольствие. Я знаю, ты можешь. Знаю, что в твоем нежном; горячем теле живет неукротимый дух. О Китти…
      Он, дрожа, раскачивался взад и вперед между холмиками ее грудей, запрокинув голову в безумном восторге. Из уголков его рта стекала слюна, ногти впивались в ее покрасневшие соски.
      – Пусть на этот раз это будет дольше! Прелестное маленькое животное, я хочу, чтобы это длилось целую вечность.
      Он продолжал бешено двигаться, изо всех сил сжимая ее грудь, а она тем временем металась головой по подушке, борясь с подступавшей тошнотой.
      Неожиданно он издал оглушительный крик, замер и вдруг захныкал, словно ребенок, испытывающий боль. Слава Богу, все было позади. Кори отстранился от нее и поднялся на ноги. Китти в оцепенении наблюдала за тем, как муж пересек комнату и скрылся за дверью, ведущей в его собственную спальню, проклиная ее за то, что она не позволила ему продлить удовольствие, укоряя себя за излишнюю поспешность. Он божился, что в следующий раз все окажется гораздо лучше.
      Какое-то время Китти лежала в полной прострации. Затем, завернувшись в полотенце, подошла к шнуру звонка, и что было силы дернула за него. Казалось, что прошли долгие часы, прежде, чем появилась Дульси.
      – Входи.
      Китти с трудом подавила приступ истерики. Негритянка, глаза которой были широко раскрыты, робко переступила через порог, окинув взглядом комнату.
      – Пожалуйста, приготовь мне ванну, и немедленно, – попросила ее Китти. – Горячую ванну. Как можно горячее.
      Никогда еще у нее не возникало подобного ощущения собственной нечистоты. Даже во время войны, когда ей приходилось вести кочевую жизнь, бороться со вшами, она не чувствовала себя настолько замаранной. Она хотела кричать, рыдать, но только сжимала и разжимала кулаки, ожидая, пока ванна будет готова.
      Наконец она ступила за шелковую ширму с позолоченными вставками и погрузилась в ароматную воду, над которой сгущался пар.
      – Оставь меня, – шепотом обратилась она к Дульси.
      Вода оказала успокаивающее воздействие, и Китти снова обрела способность рассуждать здраво. Так вот какая жизнь ей уготована! Кори ненасытен в страсти, и будущее принесет лишь новые извращения. Она совершенно беззащитна. И как жена обязана безропотно подчиняться всем его прихотям.
      Хорошо еще, что он не способен сдерживать себя долго – их соития обещали быть непродолжительными, и Китти решила, что постарается сделать их еще короче.
      Выживание. Вот на чем ей отныне следует сосредоточиться. Все остальное надо выбросить из головы. Ей придется вынашивать детей, заправлять прислугой, вязать кружева и вышивать, сидеть в гостиной с другими дамами. Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как она лелеяла мечту получить образование и стать врачом. Теперь она не могла даже сама обрабатывать свою собственную землю. Ее жизнь больше не принадлежала ей. Ни одному из ее заветных желаний так и не суждено осуществиться. Никогда. Ее существование потеряло всякий смысл. Мечты ушли в небытие.
      – Китти?
      Она выпрямилась в ванне, напрягшись всем телом. Вода выплеснулась через край на пол.
      – А, принимаешь ванну! – донесся до нее голос Кори по другую сторону шелковой ширмы. – Прекрасно! Этой ночью тебе надо как следует отдохнуть. Кончай с этим поскорее, а потом посмотрим, что я попросил Хьюго приготовить для нас. Я заметил, что ты почти ничего не ела за обедом. Впрочем, какая невеста думает о еде в день своей свадьбы? Да, я понимаю, что ты взволнована, – продолжал Кори. – Но не забывай, что ты только недавно оправилась после болезни и была на волосок от смерти, юная леди Доктор Симс говорит, что ты должна вести себя очень осторожно, иначе скоро снова окажешься в постели. Мы не можем этого допустить, ведь в самом ближайшем будущем нам предстоит свадебный прием.
      Вытерев себя досуха полотенцем, Китти потянулась за бархатным халатом, лежавшим рядом с ванной. К счастью, он прикрывал ее с ног до головы, скрывая очертания великолепной фигуры.
      – Поторопись, дорогая, не то еда остынет. – Теперь голос его был совершенно иным, хриплым от еле сдерживаемого желания. – Я хочу, чтобы ты поела, а потом отправилась прямо в кровать, чтобы как следует отдохнуть.
      Выйдя из-за ширмы, Китти увидела, что Кори надел шелковый халат, волосы его были аккуратно причесаны. Улыбнувшись, он жестом указал ей на серебряный поднос на столике рядом с кроватью. В чашках из тонкого китайского фарфора дымился чай, и она молча наблюдала за тем, как он добавил в каждую из них по ложке меда. Блюдо с искусно разложенными на нем сандвичами выглядело весьма аппетитно, несмотря на то, что ей была противна мысль о еде.
      – Оленина. – Он указал на сандвичи. – Ты даже не прикоснулась к мясу за обедом, поэтому я приказал Хьюго нарезать его потоньше, и положить между ломтиками хлеба. Тебе нужно подкрепиться.
      Он уселся в одно из изящных кресел в викторианском стиле. Китти опустилась на край кровати, чувствуя себя крайне неловко. Взяв сандвич, она откусила маленький кусочек. Он оказался вкусным, и если бы Кори оставил ее одну, возможно, она и поела бы.
      – Завтра тебе нужно будет просмотреть вместе с Хьюго список гостей, приглашенных на прием, – произнес он добродушно, потягивая чай. – Мне кажется, я не забыл никого из влиятельных лиц графства, но хочу удостовериться, что ты внесла в список имена своих друзей или родственников.
      – Ты сам знаешь, у меня никого не осталось.
      Ей было трудно сделать хотя бы глоток, сидя напротив Кори. Казалось, что он напрочь забыл слова, которые совсем недавно бросил ей в лицо, открыто насмехаясь над нею и называя ее сына ублюдком.
      – О, теперь у тебя появится много друзей, – усмехнулся он. – Ты моя жена. Никто не посмеет отнестись пренебрежительно к миссис Китти Макрей. Так что, если есть кто-то, кого ты хотела бы пригласить, я позабочусь о том, чтобы их внесли в список. Возможно, ты хочешь позвать кого-нибудь на прием просто для того, чтобы утереть им нос?
      – Нет, – пробормотала она, задумчиво качая головой. – Я никому не собираюсь мстить. Я хочу только одного – покоя.
      Взяв с подноса хрустящее печенье, он откусил кусочек.
      – Я подумывал о том, чтобы пригласить Нэнси Уоррен Стоунер. Она не упустит случая присутствовать при таком событии, и мне очень хотелось бы видеть ее лицо. Та, кого она ненавидит больше всех на свете, теперь стала хозяйкой этого дома, заняв место, которого она так упорно домогалась. Ты не представляешь, Китти, на какие ухищрения пускалась эта женщина, лишь бы женить меня на себе.
      – Я не желаю об этом знать, – отозвалась она чуть слышно.
      – Наша последняя ссора с ней оказалась весьма неприятной, – продолжал он, словно не слыша ее, – она даже позволила себе ряд низких угроз в мой адрес. Кроме того, я слышал, она связалась с этим негодяем, Джеромом Дантоном. С ним и этими его ночными налетчиками. Просто омерзительно! Любого из них следовало бы вздернуть на суку.
      – Я не думаю, что они имели какое-либо отношение к Мэтти Гласс.
      Кори тут же вскинул вверх голову и с трудом перевел дух:
      – Что ты сказала?
      Голос ее был невозмутимым, однако в глазах цвета лаванды вспыхнуло возмущение.