- Какого рода дома вы строите? - сказал Бруно.
      - Что называется модерн. Я сделал пару магазинов, потом небольшое здание под офис.
      Гай улыбнулся: на этот раз он не испытывал чувства неловкости или нервозности, что с ним бывало, когда речь заходила о его работе.
      - Вы женаты?
      - Нет. Вернее, женат, но мы разошлись.
      - Да-а? И почему?
      - Несовместимость, - коротко ответил Гай.
      - Давно разошлись?
      - Три года назад.
      - А развестись не хотите?
      Гай нахмурился и задержался с ответом.
      - Она тоже в Техасе? - спросил Бруно.
      - Да.
      - И вы едете на встречу с ней?
      - Я с ней встречусь. Мы сейчас собираемся оформить развод, - сказал Гай и прикусил язык: зачем он это сболтнул?
      Бруно усмехнулся.
      - Что же это вы там за невест себе находите?
      - Там очень интересные девушки есть, некоторые.
      - В большинстве дуры небось?
      - И такие есть. - При этом Гай улыбнулся: Мириам была, пожалуй, как раз из таких южанок, про которых говорил Бруно.
      - А что за тип женщины ваша жена?
      - Довольно интересная, - сдержанно сказал Гай. - Рыжие волосы, слегка полненькая.
      - А как ее зовут?
      - Мириам. Мириам Джойс.
      - М-м. Умная, глупая?
      - Не интеллектуалка. Да мне и не нужна была бы такая!
      - И вы были без памяти влюблены в нее, да?
      Что такое? Он чем-нибудь выдал себя? Немигающий взгляд Бруно был прикован к нему, не упускал ничего. Похоже, их усталость прошла тот барьер, после которого спать уже не обязательно. У Гая было ощущение, будто эти серые глаза исследуют его уже многие часы.
      - А почему вы так сказали?
      - Вы хороший парень. Вы все принимаете всерьез. Вы и женщин принимаете по большому счету, да?
      - Что значит "по большому счету"? - сказал Гай, но почувствовал прилив признательности к Бруно за то, чт'о Бруно думает о нем. Большинство людей, по мнению Гая, не говорили о нем то, что думали.
      Бруно взмахнул руками и вздохнул.
      - Так что же значит "по большому счету"? - повторил свой вопрос Гай.
      - Весь наружу, всякие там высокие надежды, а потом вдруг раз - и ногой по зубам, да?
      - Ну не совсем.
      На Гая вдруг нахлынул прилив жалости к себе. Он встал, прихватив стакан. Но ходить было негде, а качка мешала и стоять нормально. Бруно продолжал пристально наблюдать за ним. Старомодный ботинок медленно покачивался на ноге, положенной на ногу, палец то и дело стряхивал пепел на недоеденный бифштекс, все больше покрывавшийся пеплом. Гаю показалось, что Бруно теперь, после того как узнал, что Гай женат, относится к нему менее дружелюбно. И с б'ольшим любопытством.
      - А что случилось с вашей женой? Она начала спать со всеми подряд?
      Гай почувствовал раздражение от этого вопроса.
      - Нет. Впрочем, всё в прошлом.
      - Но вы же пока ей муж. А до этого не могли развестись?
      Гаю вдруг стало стыдно.
      - Я не очень беспокоился насчет развода.
      - А теперь что же случилось?
      - Она решила, что пора. Я думаю, она ждет ребенка.
      - Отличное время для принятия решений, а? Значит, спала с другими три года и наконец прибилась к определенному берегу?
      Так оно и было, конечно, и все решил ребенок. Как Бруно узнал об этом? Гаю показалось, что Бруно переносит на Мириам знания о каком-то человеке и ненависть к нему. Гай повернулся к окну. Там он не увидел ничего, кроме собственного отражения. Он чувствовал, как удары сердца сотрясают его тело, и сотрясают больше, чем вибрация вагона. У него, видно, потому так бьется сердце, что он никогда и никому не говорил так много о Мириам. Он и Энн не говорил столько, сколько знает Бруно. Он не знает только того, что когда-то Мириам была другой - ласковой, преданной, одинокой, жутко скучавшей по нему и жаждавшей освободиться от своего семейства. Завтра он увидит Мириам, сможет коснуться ее рукой. Он не допускал и мысли о том, что может коснуться ее мягкого тела, которое когда-то так любил. Внезапно он почувствовал себя очень несчастным.
      - А что случилось с вашим браком? - вкрадчиво сказал его голос Бруно, донесшийся сзади. - Мне это действительно интересно. Дружеский интерес. Сколько ей было лет?
      - Восемнадцать.
      - И она сразу же загуляла?
      Гай непроизвольно обернулся, словно желая своей грудью защитить честь Мириам.
      - Знаете ли, женщина может отличиться не только этим.
      - Но с ней-то это было или нет?
      Гай отвел глаза, раздраженный и изумленный одновременно.
      - Да.
      Как страшно прозвучало это короткое слово, почти прогремело.
      - Знаю я этот рыжий южный типаж, - сказал Бруно, лениво тыкая в свой яблочный пирог.
      Гай опять почувствовал прилив стыда, абсолютно никчемный в данном случае, поскольку что бы ни сделала или сказала Мириам - ничто не удивило бы Бруно. Его, казалось, ничто не могло бы поставить в тупик, а только разжигало его интерес.
      Бруно опустил глаза в тарелку, ему было чуть ли не весело. Глаза его расширились и засверкали, если так можно сказать о красных глазах, спрятавшихся в синеватых впадинах.
      - Это брак, - выдохнул он.
      Слово "брак" эхом отдалось в ушах Гая. Для него это слово звучало торжественно. Оно стояло в одном ряду с такими основополагающими понятиями, как "святое", "любовь", "грех"... Тут и круглые терракотовые губки Мириам, которые говорили ему: "А чего это я из-за тебя должна зарывать себя в четырех стенах?" Тут и глаза Энн, когда она откидывала назад свои черные волосы и смотрела на него снизу на лужайке своего дома, где она разводила крокусы. Тут и Мириам, которая, поворачиваясь спиной к высокому узкому окну в чикагской комнате, поднимала на него свое веснушчатое лицо в форме щита и приближала его к лицу Гая, что она делала всякий раз, когда собиралась говорить ему очередную ложь, и вытянутое лицо и черные волосы Стива с его наглой улыбкой. Навалилась цепь воспоминаний, и ему захотелось любыми средствами отогнать их. Та комната в Чикаго, где всё это случилось... Он живо вспомнил запахи той комнаты, духов Мириам и краски от горячего радиатора отопления...
      - Так что случилось? - словно издалека донесся голос Бруно. - Вы смогли бы сказать мне? Мне это интересно.
      Стив случился... Гай взял свой стакан с виски. Он вспомнил тот полдень в Чикаго, картинку, ограниченную дверным проемом - словно черно-белую фотографию. Это был полдень, не похожий ни на какой другой полдень, когда он застал их в квартире. Полдень со своим особенным цветом, привкусом и звуком, своим собственным миром, как на страшной картине-миниатюре. Это осталось, как запоминающаяся дата истории. Или это событие вообще всегда следовало за ним? По крайней мере теперь оно с ним, отчетливое, как никогда. И хуже всего то, что он чувствовал потребность сказать всё Бруно - незнакомцу, который будет слушать его, сочувствовать ему, а потом всё забудет. Мысль рассказать Бруно понравилась ему. Бруно во всех отношениях отнюдь не обычный незнакомец в этом поезде. Он вполне груб и развращен сам, чтобы оценить историю наподобие этой - о его первой любви. Что касается Стива, то он был последней каплей. Он был не первой ее изменой. В тот полдень в нем взорвалась гордость двадцатишестилетнего мужчины. Себе он пересказывал эту историю тысячу раз, историю классическую, драматическую. А его глупость лишь добавляла этой истории юмора.
      - Я ожидал от нее слишком много, - начал Гай как ни в чем не бывало, - без какого бы то ни было права на это. Ей нравилось внимание. Она, вероятно, будет заводить романы всю жизнь независимо от того, с кем она будет.
      - Ясно, это вечный тип выпускницы школы. - Бруно взмахнул при этом рукой. - Она даже притворяться не может, что принадлежит одному парню.
      Гай взглянул на Бруно. Когда-то Мириам все-таки принадлежала одному.
      Внезапно он оставил свою идею рассказать всё Бруно, ему и так стало стыдно, что он уже начал это делать. Но Бруно, казалось, и не заметил, начал Гай рассказывать или нет. Тяжело опустив голову, он водил спичкой по соусу в тарелке. Губы обвисли и в профиль придавали ему старческий вид. И весь этот вид говорил, что слушать Гая для Бруно - ниже его достоинства.
      - Такие женщины притягивают мужчин, - пробормотал Бруно, - как помои мух.
      ВТОРАЯ
      Шок, произведенный словами Бруно, отвлек Гая от мыслей о себе.
      - У вас у самого был неприятный опыт, - заметил Гай, хотя трудно было представить, чтобы у Бруно были неприятности от женщин.
      - У моего отца была такая. Тоже рыжая. Звали Карлотта. - Бруно поднял голову, его лицо исказилось ненавистью к отцу. - Здорово, да? Такие, как мой отец, держат их у себя на работе.
      Карлотта. Теперь Гаю показалось, что он понимает, откуда у Бруно такое презрение к Мириам. Возможно, в этом ключ к личности Бруно, разгадка его ненависти к отцу, его замедленного взросления.
      - Есть два вида мужчин!.. - загремел было Бруно, но осекся.
      Гай увидел себя в узком зеркале не стене. Глаза у него были испуганными, как ему показалось, лицо хмурым, и он заставил себя расслабиться. В спину ему уперлась клюшка для гольфа. Он коснулся кончиками пальцев ее прохладной лакированной поверхности. Металл в темном дереве клюшки напомнил ему компас на яхте Энн.
      - ...И, по существу, один вид женщин! - продолжал Бруно. - И вам, и нам. Это с одной стороны. А с другой - просто потаскухи! Вот и делайте ваш выбор!
      - А как же женщины вроде вашей матери?
      - Такой женщины, как моя мать, я никогда не видел, - решительно заявил Бруно. - Никогда не видел женщины, в которой столько достоинств. Она тоже симпатичная, у нее много друзей-мужчин, но она не таскается с ними.
      Наступило молчание. Гай постучал новой сигаретой по часам и увидел, что уже половина одиннадцатого. Еще немного - и пора идти.
      - И как вы узнали про свою жену? - Бруно пристально посмотрел на Гая. Гай постарался выиграть время, закуривая сигарету. - Сколько их у нее было?
      - Немало. Еще до того, как я все узнал. - И хотя Гай уверял себя, что теперь, признавай он или нет, это уже не имеет никакого значения, его стало смущать неприятное ощущение, будто в нем начинает раскручиваться стремительный водоворот, маленький, но реальный, который он сам раскрутил своими воспоминаниями. Что им движет? Оскорбленная гордость? Ненависть? Или раздражение на самого себя из-за того, что все его былые переживания оказались теперь никчемными? Он решил перевести разговор с себя на другую тему. - Скажите, что вы еще собираетесь сделать до своей смерти?
      - Смерти? А кто собрался умирать? Я тут разнюхал, как делать ракетки, которые не ломаются и не трескаются. В один прекрасный день открою дело в Чикаго или Нью-Йорке. Потом, я могу торговать собственными идеями. У меня есть идеи идеальных убийств. - Бруно снова пристально - и, похоже, вызывающе - уставился на Гая.
      - Надеюсь вопросы, которые вы мне тут задаете, не являются частью одного из ваших планов. - С этими словами Гай сел.
      - Иисусе Христе, я люблю вас, Гай! Правда, люблю!
      Печальное лицо Бруно побуждало Гая сказать, что он тоже его любит. Какое одиночество в этих маленьких, измученных глазах!
      - И что, все ваши идеи сосредоточены на преступлениях?
      - Конечно нет! Просто... Я, например, хочу однажды дать кому-нибудь тысячу долларов. Какому-нибудь нищему. Когда у меня будут свои деньги, я это первым делом сделаю. А вам никогда не хотелось украсть что-нибудь? Или убить кого-нибудь? Было небось, было. У всех это бывает. Вам не кажется, что некоторых людей на войне хлебом не корми, а дай поубивать?
      - Нет, - ответил Гай.
      Бруно заколебался, но продолжил:
      - Они, конечно, никогда не призн'аются в этом, побоятся! Разве у вас не было в жизни случая, чтобы вам хотелось убрать кое-кого с дороги, а?
      - Нет. - "А Стив?" - внезапно вспомнил он. Однажды он подумывал убить его.
      Бруно выпрямил спину.
      - Наверняка было, я же вижу. Почему вы не хотите признаться?
      - Может и было что-то мимолетное, но я ничего не сделал в этом направлении. Я не того рода человек.
      - Во-от в чем вы ошибаетесь! Любого рода человек может убить. Обстоятельства, неудержимый темперамент. Иногда нужен самый слабенький толчок, чтобы человек переступил грань. Любой может убить. Даже ваша бабушка. Я это точно знаю!
      - Тут я не соглашусь с вами, - произнес Гай.
      - Скажу вам, что я тысячу раз приближался к той грани, когда мог убить отца! Вам кого хотелось убить? Любовников вашей жены?
      - Одного из них, - тихо пробормотал Гай.
      - И как близко вы подошли к делу?
      - Вообще не приближался. Просто подумал об этом - и всё.
      Он вспомнил бессонные ночи, сотни таких ночей, мысли о том, что он не успокоится, пока не отомстит. Могло ли что-нибудь тогда подтолкнуть его к переходу грани? И тут до него вдруг донесся голос Бруно:
      - Вы были в сто раз ближе к этому, чем думаете, вот что я вам скажу.
      Гай озадаченно взглянул на Бруно. Весь его вид свидетельствовал об усталости, худую голову он подпирал ладонями рук.
      - Вы начитались детективов, - сказал Гай и не узнал своего голоса.
      - Детективы - хорошая вещь. Они показывают, что любой человек способен на убийство.
      - Вот поэтому я всегда и считал, что в них нет ничего хорошего.
      - Опять ошибаетесь! - воскликнул Бруно уже с возмущением. - Вы знаете, какой процент убийств раскрывается?
      - Не знаю и не интересуюсь.
      - Одна двенадцатая часть. Только представьте - одна двенадцатая! А кто совершает остальные одиннадцать двенадцатых? Обыкновенные людишки. Полиция знает, что всех их не переловит.
      Он стал наливать себе виски, обнаружил, что бутылка пуста, и с трудом поднялся за другой. Из кармана брюк при этом выскочил золотой перочинный ножичек на золотой цепочке, тонкой, как струна. Гай получил эстетическое удовольствие от ножа с цепочкой, как от красивого ювелирного изделия. И подумал, глядя, как Бруно возится с новой бутылкой шотландского виски, что тот может когда-нибудь кого-нибудь убить этим ножичком, причем свободно хотя бы потому, что его будет мало волновать, поймают его или нет. Наконец Бруно разобрался с бутылкой и с радостной улыбкой обратился к Гаю:
      - Поехали со мной в Санта-Фе, а? Отдохнете пару дней.
      - Спасибо, я не могу.
      - У меня полно денег. Будьте моим гостем, а? - С этими словами он пролил виски на стол.
      - Спасибо, - снова сказал Гай.
      Бруно, видно, судит по его одежде, что у него не много денег. Но это были любимые брюки Гая - серые фланелевые. Он собирался носить их и Меткалфе, и в Палм-Биче, если не будет слишком жарко. Он выпрямился и сунул руки в карманы брюк, тут же обнаружив в правом дырку.
      - А почему нет? - Бруно подал Гаю его стакан. - Вы мне очень нравитесь, Гай.
      - Чем?
      - Вы хороший парень. Приличный, я имею в виду. Я много ребят встречал, но не много таких, как вы. Я восхищаюсь вами, - выпалил Бруно и припал к виски.
      - Вы мне тоже нравитесь, - сказал Гай.
      - Ну поедемте со мной, а? Мне два или три дня до приезда матери совершенно нечего делать. Мы так проведем время!
      - Возьмите еще кого-нибудь.
      - Что вы, Гай! Что же я, думаете, езжу да подбираю попутчиков по дороге? Вы мне нравитесь, вот я и прошу вас поехать со мной. Хотя бы на день. Я сразу от Меткалфа, минуя Эль-Пасо, собираюсь съездить к Каньону.
      - Спасибо, после Меткалфа меня ждет работа.
      - А-а. - На лице Бруно вновь появилась грустная и восхищенная улыбка. - Что-нибудь строить?
      - Да, один клуб. - Для него до сих пор это звучало странно и непривычно. Еще пару месяцев назад он ни за что бы не поверил, что будет строить. - Новую "Пальмиру" в Палм-Биче.
      - Да-а?
      Бруно, конечно, слышал про "Пальмира-клаб". Пару раз он бывал в нем. Это был самый большой клуб в городе. Он даже слышал, что они собираются строить новый.
      - Вы проектировали его? - Он взглянул на Гая такими глазами, какими смотрит мальчик на героя войны. - Вы можете нарисовать мне его?
      Гай сделал быстрый набросок здания на обратной стороне записной книжки Бруно и по просьбе Бруно расписался. Он объяснил, что такая-то стена будет убираться, чтобы нижний этаж превращался в большой танцевальный зал, выходящий на террасу, а здесь он надеется получить разрешение сделать вентиляционные отверстия для естественной вытяжки, что позволит обойтись без кондиционера. Чем больше он рассказывал, тем счастливее становился, у него даже глаза повлажнели от волнения, хотя голос он сдерживал. Он сам себе удивлялся, зачем он все это рассказывает о дорогом для него и так доверительно Бруно. Вряд ли найдется человек, который поймет в этом меньше Бруно.
      - Жуть, - произнес Бруно, на что Гай откинулся в кресле и рассмеялся. - Вы сделаетесь знаменитым. Вы, может быть, уже знаменит.
      Будут фотографии в журналах, а может, это попадет и в киножурналы новостей. Пока у него не брали материалы для этого, напомнил он себе, но это точно не за горами. Майерз, архитектор, с которым они работают в одном офисе в Нью-Йорке, был уверен в этом. И Энн тоже. И мистер Бриллхарт тоже. Это величайший случай в его жизни. "Я, может быть, стану знаменитым после этого. О таких вещах узна'ют все".
      Бруно завел долгую историю о своей жизни в колледже, о том, что он стал бы фотографом, если бы в дело не вмешался отец. Гай не слушал. Он с отсутствующим видом потягивал виски и думал о заказах, которые пойдут после Палм-Бича. Может, здание под офисы Нью-Йорк, он верит в это. Гай Дэниэл Хейнз. Звучит! Конец этому неприятному сознанию того, что он получает денег меньше Энн.
      - Так будет или нет, Гай? - повторил Бруно.
      - Что?
      Бруно глубоко вздохнул.
      - Если ваша жена подложит вам свинью с разводом, если она организует, что вас отошьют в Палм-Биче с вашим проектом, это будет достаточным мотивом для убийства?
      - Убийства Мириам?
      - Ну конечно.
      - Нет, - ответил Гай.
      Однако вопрос обеспокоил его. Он опасался, что Мириам слышала про "Пальмиру" от его матери, что она может влезть в это дело просто из удовольствия напакостить ему.
      - Когда она бегала налево, у вас не было желания убить ее?
      - Нет. Вы не могли бы сменить тему?
      На мгновение Гай увидел обе половины своей жизни - брак и карьеру совсем рядом, как он никогда в жизни не видел их. Он сейчас силился понять, как же это он оказался таким глупым и беспомощным в одном и таким способным в другом. Он взглянул на Бруно, который по-прежнему не сводил с него глаз. Чувствуя себя несколько пьяным, Гай поставил стакан на стол и отодвинул его, распрямив пальцы.
      - Наверняка однажды хотели, - в мягкой, но настойчивой манере пьяного человека произнес Бруно.
      - Нет.
      Гаю захотелось уйти и прогуляться, но поезд все гнал и гнал по прямой, словно вообще не собирался больше останавливаться. А если представить, что Мириам удастся напортить ему с проектом. Ведь он рассчитывал жить в Палм-Биче несколько месяцев и быть на равных с директорами. Бруно такие вещи понимал очень хорошо. Гай провел рукой по мокрому лбу. Трудность состоит, конечно, в том, что он не узнает, что происходит в голове Мириам, пока не увидит ее. Он устал, а когда он чувствует усталость, Мириам набрасывается на него с мощью целой армии. За два года, пока он избавлялся от любви к ней, такое случалось неоднократно. И вот теперь такое происходит. Он почувствовал, что его тошнит от Бруно. Но Бруно улыбался.
      - Рассказать вам одну из моих идей, как убить моего отца?
      - Нет, - ответил Гай и накрыл ладонью свой стакан, в который Бруно собрался долить.
      - Вы какой хотите - про испорченную розетку в ванной или с окисью углерода в гараже?
      - Делайте что хотите, только прекратите эту тему!
      - Я сделаю. Вы не думайте, что не сделаю. Хотите знать, что я еще сделаю однажды? Я совершу самоубийство, если мне захочется совершить самоубийство, и сделаю это таким образом, что всё будет выглядеть так, словно меня убил мой злейший враг.
      Гай с отвращением посмотрел на Бруно. Его силуэт стал расплывчатым, словно Бруно начал таять. От него оставались только голос и дух, дух дьявола. Всё презренное было представлено в Бруно. Всё, чем он не хотел бы стать, уже стал или станет Бруно.
      - Хотите, я вам разработаю план идеального убийства вашей жены? Когда-нибудь пригодится. - Бруно смущенно поежился под неумолимым взглядом Гая. Гай встал.
      - Я хочу пройтись.
      Бруно ударил в ладони.
      - О! Блеск, какая идея! Мы убьем друг для друга, понимаете? Я убью вашу жену, а вы убьете моего отца! Мы встретились в поезде, и никто не знает, что мы знакомы друг с другом! Полные алиби! Улавливаете?
      Стена перед Гаем ритмично раскачивалась, словно готовая отвалиться. Убить. Ему стало тошно и страшно от этого слова. Ему хотелось отделаться от Бруно, уйти из купе, но кошмарная тяжесть не давала сдвинуться с места. Он постарался твердо держаться на ногах и понять, что говорит Бруно, потому что в его словах была какая-то логика, как в головоломке, которую следует решить.
      Желтые от табака руки Бруно прыгали и дрожали на его коленях.
      - Алиби не подкопаешься! - визгливо кричал он. - Это идея всей моей жизни! Не понимаете? Я могу сделать это, когда вас нет в городе, а вы сделаете, когда меня не будет в городе.
      Гай понял. Никто никогда, вполне возможно, не узнает.
      - Для меня будет большой радостью остановить карьеру такой женщины, как Мириам, и продолжить карьеру такого человека, как вы. - Бруно захохотал. - Вы не согласны, что ее надо остановить, пока она не разрушила жизни многих других людей? Сядьте, Гай!
      Она не разрушила мою жизнь, хотел сказать Гай, но Бруно не дал ему вставить и слово.
      - Значит, предположительный расклад такой. Вы мне можете рассказать про то, где она жила, а я расскажу вам то же самое, и вы будете знать всё, будто сами там жили. Мы могли бы оставить отпечатки пальцев по всему городу, полиция с ума сойдет! - Бруно захихикал. - Несколько месяцев мы врозь и никакой связи. Господи, как нечего делать! - Он встал и чуть не упал, потянувшись за стаканом. Потом сказал прямо в лицо Гаю с убийственной, точнее удушающей, доверительностью: - Вы можете это, правильно, Гай? Всё пройдет как по маслу, клянусь. Я всё организую, клянусь, Гай.
      Гай оттолкнул его, причем сильнее, чем намеревался. Бруно весело поднялся с кресла. Гай посмотрел, что бы можно открыть, чтобы дать доступ воздуху, но стены выглядели неприступными. Купе превратилось уже в маленький аэродром. Что он здесь делает? Как и когда он так напился?
      - Я уверен, вы сможете! - подчеркнул Бруно последнее слово и нахмурился.
      Заткнись ты со своими проклятыми теориями, хотелось крикнуть Гаю, но вместо этого произнес полушепотом:
      - Меня тошнит от этого.
      Он увидел, как узкое лицо Бруно причудливо изменилось: тут была и удивленная улыбка, и мрачное всеведение. Бруно снисходительно пожал плечами.
      - Ну что ж. Я по-прежнему говорю, что это хорошая идея и у нас есть абсолютно идеальный план. Это идея, которую я применю. Вместе с кем-то еще, конечно. Вы куда идете?
      Наконец-то Гай вспомнил, что в купе есть и дверь. Он вышел и открыл еще одну дверь - на открытую площадку. Прохладный ветер ударил ему в лицо, словно в наказание, а гудок укоризненно загудел. Гай добавил сюда собственные проклятия в свой адрес. Ему захотелось, чтобы его вывернуло.
      - Гай?
      Гай обернулся и увидел Бруно, старающегося проскользнуть через тяжелую дверь.
      - Гай, я приношу извинения.
      - Ничего, всё нормально, - ответил Гай поспешно, потому что лицо Бруно напугало его: оно выглядело по-собачьи униженным.
      - Спасибо, Гай.
      Бруно нагнул голову и под мерный стук колес начал отключаться, так что Гаю пришлось поддержать его.
      Гай очень обрадовался, что поезд останавливается. Он похлопал Бруно по плечу.
      - Сойдем, подышим воздухом.
      Они вступили в мир молчания и полной темноты.
      - Темно, как в аду! - зашумел Бруно. - Почему нет огней?!
      Гай поднял голову. Луны тоже не было. Прохлада придала ему некоторую бодрость. До него донесся шум закрывшейся деревянной двери где-то в доме. Впереди появилась точка света, она быстро выросла в фонарь, который нес мужчина, бежавший к хвосту вагона, где из двери последнего вагона появился свет. Гай пошел на свет, Бруно последовал за ним.
      В далеком темном просторе прерий жалобно взвыл локомотив, еще и еще, потом опять, уже дальше. Этот звук он помнил с детства - красивый, чистый, одинокий. Ему в голову пришел образ дикой лошади, встряхивающей белой гривой. В приливе дружеских чувств Гай взял Бруно под руку.
      - Не хочу гулять! - зашумел Бруно, вырываясь и останавливаясь: от свежего воздуха Бруно становился снулый, как рыба.
      Поезд отправлялся. Гай подтолкнул тяжелое обмякшее тело Бруно на ступеньки вагона.
      - На сон грядущий, а? - без энтузиазма предложил у своей двери, готовый от усталости упасть.
      - Спасибо, я не больше могу.
      Зеленые занавески приглушали их шепот.
      - Не забудьте прийти утром. Я оставлю дверь незапертой, так что если не отвечу - входите, хорошо?
      По дороге к себе Гай пошатывался, то и дело опираясь на стены с зелеными занавесками.
      Привычка заставила его вспомнить о книге: он оставил ее в купе Бруно. Своего Платона. Ему не хотелось, чтобы она провела ночь в купе Бруно или чтобы Бруно касался ее или открывал.
      ТРЕТЬЯ
      Он позвонил Мириам сразу же, и она назначила ему встречу у школы, которая находилась между их домами.
      И вот он стоит на углу асфальтированной спортивной площадки и ждет ее. Она, конечно, опоздает. А почему она выбрала для встречи это место? Потому, что это "ее поле"? Он когда-то любил ее, стоя здесь и ожидая ее.
      Над головой сияло удивительно голубое и чистое небо. Раскаленное солнце, не желтое, а бесцветное, поливало землю своим жаром, пытаясь расплавить все вокруг. За деревьями он увидел верхушку узкого красноватого здания, не известного ему: оно выросло за два года его отсутствия в Меткалфе. Он отвернулся. В поле зрения не было ни души, будто жара вынудила всех покинуть школьное здание и прилегающие дома. Он взглянул на ступеньки, спускавшиеся из темноты под аркой у входа в школу. Он еще помнил потрепанные края ее учебника алгебры с запахом чернил и потных рук, карандашную надпись "МИРИАМ" на полях страниц и рисованное изображение Мириам с локонами на форзаце учебника, когда он открыл его, чтобы решить для нее несколько задач. Почему же он считал, что Мириам не такая, как все?
      Он прошел через ворота в проволочной ограде и еще раз взглянул вдоль Колледж-авеню. На этот раз он увидел ее. Она шла в тени желто-зеленых деревьев, стоявших по краю тротуара. Сердце его запрыгало, но он постарался придать своему лицу флегматичное выражение и довольно спокойным шагом пошел навстречу ей. Вскоре он различил у нее на голове ореол в виде светлой широкополой шляпы. По ее фигуре перебегали пятна света и тени. Мириам небрежно помахала ему рукой, Гай тоже достал руку из кармана и ответил ей, после чего развернулся и пошел на спортплощадку. Внезапно он почувствовал мальчишескую скованность и робость. Она знает про его работу в Палм-Биче, подумал он, эта странная женщина под деревьями. Полчаса назад мать сказала ему, что обмолвилась об этом в телефонном разговоре с Мириам.
      - Привет, Гай, - поприветствовала его Мириам, и ее губы, покрашенные розово-оранжевой помадой, разошлись в улыбке. Но лишь на миг. Гай припомнил: это из-за зазора между двумя передними зубами.
      - Как поживаешь, Мириам?
      Он невольно окинул взглядом ее фигуру, полненькую, но без признаков беременности, и у него мелькнула в голове мысль, что она лжет. На Мириам была яркая юбка в цветочек и белая блузка с короткими рукавами, в руках она держала белую плоскую плетеную сумочку из хорошей кожи.
      Она с официальным видом опустилась на одну из каменных скамеек, спрятанных в тени, и с тем же видом задала несколько ничего не значащих вопросов на тему о том, как он доехал. Лицо ее прибавило в полноте там, где имело склонность к этому - в нижней части щек, поэтому подбородок казался более торчащим. Под глазами появились морщинки, заметил Гай. Что ж, она за свои двадцать два успела прожить куда более длинную жизнь.
      - В январе, - ровным голосом ответила она на его вопрос. - Ребенок должен быть в январе.
      Значит, прошло два месяца.
      - Я думаю, ты хочешь выйти за него.
      Она слегка повернула и опустила голову. На ее маленькой щеке солнце высветило самые большие веснушки. Они вызвали в нем воспоминания, не посещавшие его с момента женитьбы. Когда-то он владел ею, владел ее даже самыми ничтожными помыслами. Ему вдруг показалось, что вся эта любовь была сплошной мукой, ужасным ожиданием новых открытий. Теперь он ни в малейшей степени не представлял себе, что может сидеть у Мириам в голове. Может ли такое повториться у него с Энн?
      - Так да или нет, Мириам? - настаивал Гай.
      - Не теперь. Понимаешь ли, есть осложнения.
      - Какого рода?
      - Ну, мы не можем пожениться как можно скорее, хотя нам и хочется.
      - О-о. - Значит, "мы". Он представлял себе, на что он может быть похож. Высокий брюнет с вытянутым лицом - как Стив. К таким Мириам всегда тянуло. Только с таким она может завести ребенка. И он мог бы сказать, что ей хотелось этого ребенка. Что-то случилось такое, не связанное, возможно, с тем мужчиной, что заставило ее захотеть ребенка. Он понял это по той сдержанной манере, с которой она садилась на скамью, по отрешенности, какую он привык видеть на лицах беременных женщин.
      - Но из-за этого нечего откладывать развод, - я полагаю.
      - И я так считала - до позавчерашнего дня. Я думала, Оуэн будет свободен и мы сможем пожениться.
      - А, так он женат в данный момент?
      - Да, женат, - ответила она с легким вздохом, почти с улыбкой.
      Гай в растерянности уперся взглядом в землю и сделал несколько медленных шагов по асфальту. Так он и знал, что тот будет женат. Он ожидал, что у того не будет никакого желания жениться на ней, если его не заставить.