10

Том спал хорошо и встал еще до восьми. Он спустился вниз, чтобы осмотреть сад. Его беспокоило, что форзиция нуждается в поливке, но по крайней мере она была в порядке. То, что Анри здесь был, Том определил по нескольким увядшим бутонам роз рядом с компостной ямой возле теплицы. За два дня вряд ли могло произойти какое-нибудь серьезное бедствие, разве что ливень.

— Мсье Том! Bonjour! — Мадам Аннет стояла в проеме одной из трех застекленных дверей, выходивших на террасу.

Черный кофе, без сомнения, готов, и Том направился к дому.

— Я не ожидала, что вы встанете так рано, мсье, — сказала мадам Аннет, налив ему первую чашку.

Поднос с чашкой и ситечком для процеживания стоял на столике в гостиной.

— Я тоже. — Том уселся на диван. — А теперь вы должны рассказать мне новости. Садитесь, мадам.

Последовал обычный отказ:

— Мсье Том, я еще не ходила за хлебом!

— Купите у человека, который его развозит! — Том улыбнулся. Хлебный фургон часто сигналил от дороги, и женщины в домашних халатах выходили, чтобы купить длинные батоны. Том видел это.

— Но он не останавливается здесь, потому что...

— Вы правы, мадам. Но в булочной еще останется хлеб, если вы поговорите со мной пару минут. — Она предпочитала ходить в деревню за хлебом, потому что встречала в булочной знакомых, с которыми обменивалась сплетнями. — Здесь все было тихо?

Он знал, такой вопрос заставит мадам Аннет вспомнить что-нибудь необычное.

— Мсье Анри приходил сюда один раз. Не надолго, он поработал примерно час.

— Больше никто не фотографировал Бель-Омбр? — спросил Том с улыбкой.

Мадам Аннет покачала головой. Она стояла, сложив руки под передником.

— Нет, мсье. Но... моя подруга Ивон говорила мне, что мадам... Пишар? Жена...

— Пишара, что-то в этом роде.

— Она плакала... когда шла в магазин за покупками. Слезы! Можете вы это представить?

— Нет, — сказал Том. — Слезы!

— Ее мужа сейчас нет. Он уехал. — Мадам Аннет сказала это так, как будто тот бросил свою жену.

— Может быть, он уехал по делу. Разве у мадам Пришар нет друзей в городе?

Небольшое колебание.

— Думаю, нет. Она выглядела печальной, мсье. Можно я сварю вам яйцо всмятку, а потом пойду в булочную?

Том поддержал эту идею. Он хотел есть и не стал больше удерживать мадам Аннет от похода в булочную.

Мадам Аннет направилась на кухню, но обернулась:

— Ах, еще мсье Клег вам звонил. Вчера.

— Спасибо. Он что-то просил передать?

— Нет. Приветствия и все.

Итак, мадам Пришар плакала. Еще какое-нибудь театральное представление, предположил Том, и, возможно, для собственного развлечения. Том поднялся и прошел на кухню. Когда мадам Аннет вышла из своей комнаты с сумочкой и сняла хозяйственную сумку с крючка, Том сказал:

— Мадам Аннет, пожалуйста, не говорите, что я дома или был дома. Потому что, думаю, я сегодня снова уеду... Да, кстати, не покупайте ничего для меня! Я поговорю с вами позже.

Том позвонил в туристическое агентство Фонтенбло около девяти и заказал билет первого класса в один конец на самолет до Лондона, отправляющийся после часа пополудни из Руаси. Он уложил в чемодан необходимые вещи, а также пару свежих рубашек. А мадам Аннет сказал:

— Говорите любому, кто будет мне звонить, что я еще в Марокко с мадам Элоизой, хорошо? Я сообщу вам, когда вернусь. Может быть, завтра, может, послезавтра... Нет, нет, я позвоню вам, скорее всего, завтра, мадам.

Том сказал мадам Аннет, что он собирается в Лондон, но не уточнил, где остановится. Он не оставил никаких инструкций в случае, если позвонит Элоиза, просто надеясь, что она не позвонит: марокканская телефонная связь отбивала всякую охоту это делать.

Затем Том позвонил Эду Банбери из своей спальни. Хотя мадам Аннет и не знала английского и, как Том полагал, была совершенно невосприимчива к этому языку, он все же предпочитал вести некоторые разговоры вне пределов ее слышимости. Том сообщил Эду время своего прибытия, и что, возможно, уже после трех пополудни он будет у Эда дома, если ему это удобно.

Эд ответил, что это вполне его устраивает. Никаких проблем.

Том сверил адрес Эда, жившего в Ковент-Гарден, чтобы убедиться, что тот правильный.

— Мы должны обсудить все, что касается Цинтии, выяснить, чем она занимается, если вообще чем-то занимается, — сказал Том. — Нам нужны тайные шпионы. На самом деле нам нужен крот. Подумай об этом. Послушай, Эд! Что тебе привезти из страны лягушек?

— Хм-м, ладно, может, бутылку перно, если это без пошлины?

— Считай, что уже есть. До скорого свидания.

Том снес свой легкий чемодан вниз и был в холле, когда зазвонил телефон. Он надеялся, что это Элоиза.

Но это оказалась Аньес Грэ.

— Том, поскольку вы один, я подумала, что будет отлично, если вы придете к нам на ужин сегодня вечером. Только, знаете, у нас здесь дети, они ужинают раньше.

— Спасибо, дорогая Аньес, — ответил он по-французски. — Очень жаль, но мне снова нужно уехать... Да, сегодня из Руаси. Я как раз собирался вызвать такси. Какая жалость.

— Такси куда? Я сейчас еду в Фонтенбло за покупками. Вас это устроит?

Это как раз то, что требовалось Тому, поэтому он без колебаний согласился доехать до Фонтенбло. Аньес приехала через десять минут. Том уже успел попрощаться с мадам Аннет, когда ее автомобиль въехал через ворота, которые он открыл.

— Куда вы едете на этот раз? — Аньес взглянула на него с улыбкой, словно подумала, что он постоянно катается без дела.

— В Лондон. У меня там небольшое дело. Кстати...

— Да, Том?

— Я буду признателен, если вы никому не скажете, что я был дома этой ночью, а также что я еду в Лондон на день-другой. Может, для кого-то... это не очень важно, но я чувствую, что должен быть рядом с Элоизой, хотя с ней ее лучшая подруга Ноэль. Вы встречались с Ноэль Асслер?

— Да, думаю, пару раз.

— Скорее всего, я вернусь в Касабланку через несколько дней. — Том напустил на себя беспечный вид. — Вы знаете, что забавная мадам Прит-чард последнее время плачет? Я это слышал от моего верного шпиона мадам Аннет.

— Плачет? Почему?

— Понятия не имею! — Том не собирался говорить, что мсье Притчард последнее время не появлялся дома. Мадам Джанис Притчард, вероятно, живет затворницей, раз Аньес не заметила отсутствия ее мужа. — Странно, ходить в булочную, проливая слезы, не так ли?

— Очень! И грустно.

Аньес Грэ высадила Тома на том месте, где он вдруг решил выйти: перед «Черным Орлом». Портье, спустившийся вниз по ступенькам, возможно, и не знал Тома в лицо, поскольку Том посещал только ресторан и бар в этой гостинице, но, получив на чай, с усердием принялся вызывать такси до Руаси.

Кажется, прошло совсем немного времени, а Том сидел уже в другом такси, ехавшем по левой полосе дороги по направлению к Лондону. У его ног стоял пластиковый пакет с бутылкой перно и блоком «Голуаз» для Эда. Из окна Том видел фабрики и склады из красного кирпича, огромные щиты рекламы, не обещавшие ничего из того непринужденного общения, в которое Том окунался, посещая своих приятелей в Лондоне. Дома он обнаружил больше двух сотен фунтов наличными в английском конверте (маленький выдвижной ящик его капитанского комода был предназначен для остатков валюты), а также дорожный чек в фунтах.

— Пожалуйста, будьте внимательны у Севн Дайлз, — сказал Том водителю любезно, но настойчиво, — если поедете по этой дороге.

Эд Банбери предупредил его, что таксисты могут сделать неправильный поворот и завезти не туда, куда следует. Многоквартирный дом, в котором жил Эд, старый, но, как он сказал, отремонтированный, находился в Бедфордбери. Улица была довольно приятной, как заметил Том, когда они к нему подъезжали. Том расплатился с таксистом. Эд был дома, как и обещал. Как только он впустил Тома, услышав его голос по домофону, раздался грохот, заставивший Тома вздрогнуть. Затем, открывая уже вторую дверь, он услышал, как небеса разверзлись и хлынул ливень.

— Здесь нет лифта, — сказал Эд, перегнувшись через перила, затем стал спускаться вниз. — Третий этаж.

— Привет, Эд, — произнес Том почти шепотом. Он не любил говорить громко, особенно если на каждом этаже было по две квартиры и в каждой имелись уши. Эд взял у него пластиковый пакет. Том оглядел холл: деревянные перила прекрасно отполированы, стены, похоже, совсем недавно покрашены в белый цвет, на полу синее ковровое покрытие.

Квартира Эда, как и холл, выглядела новой и чистой. Эд приготовил чай, поскольку обычно пил его в этот час, а также потому, что дождь лил как из ведра.

— Ты говорил с Джеффом? — спросил Том.

— Да. Он хочет с тобой увидеться. Может, сегодня вечером. Я сказал ему, что позвоню сразу, как только ты приедешь, и мы поговорим.

Они пили чай в той комнате, которая должна была служить Тому спальней, — нечто среднее между библиотекой и гостиной, где стоял диван, который, похоже, был сооружен из двух кроватей, покрытых покрывалом. Том вкратце рассказал Эду как о деятельности Дэвида Притчарда в Танжере, так и о завершающем эпизоде, в результате которого Притчард остался лежать без сознания на каменном полу «Яффы», популярной чайной на побережье неподалеку от Танжера.

— С тех пор я его не видел, — продолжил Том. — Моя жена все еще там со своей парижской подругой Ноэль Асслер. Думаю, они отправились в Касабланку. Я не хочу, чтобы Притчард беспокоил мою жену, и полагаю, он не будет это делать. Ему нужен я, хотя и не имею понятия, что на уме у этого ублюдка. — Том отпил глоток приятного «Эрл Грея». — Притчард, может, просто сумасброд, пусть так. Но интересно, что он сумел вытянуть из Цинии Граднор? Вы что-нибудь узнали? Например, о посреднике — друге Цинтии, с которым Притчард говорил на большой вечеринке?

— Да, мы выяснили, как его зовут. Джордж Бентон. Джефф узнал это каким-то образом, хотя не без труда: пришлось опрашивать всех, показывать фотографии, сделанные на этой вечеринке.

Том заинтересовался.

— Ты уверен, что это тот самый человек? Он живет в Лондоне?

— Абсолютно уверен. — Эд скрестил ноги и слегка нахмурился. — Мы нашли трех подходящих Бентонов в телефонной книге. Там было много Бентонов с именем на «Дж.» — мы обзвонили всех и спросили, знают ли они Цинтию...

Тому пришлось согласиться.

— Меня беспокоит только вот что — насколько далеко Цинтия зашла. И поддерживает ли она сейчас отношения с Притчардом? Цинтия ненавидит меня. — Том, произнося это, передернул плечами. — Ей бы доставило удовольствие нанести мне удар. Но если она решится разоблачить те подделки, раскрыть дату, когда Бернард Тафтс начал их писать, — здесь Том понизил голос почти до шепота, — она тем самым предаст свою любовь к Бернарду. Я ставлю на то, что она не зайдет так далеко. Но это игра. — Том откинулся в кресле, но не расслабился. — Остается только надеяться и молиться. Я не видел Цинтию несколько лет. Ее отношение к Бернарду за это время могло измениться — слегка. Может быть, теперь она больше заинтересована в том, чтобы отомстить мне. — Том остановился и посмотрел на Эда, сидевшего с задумчивым видом.

— Почему ты считаешь, что она захочет отомстить только тебе? Ты же знаешь, Том, это затронет нас всех. Мы с Джеффом публиковали статьи с фотографиями Дерватта и его картин — старых картин, — добавил он с улыбкой, — хотя и знали, что он умер.

Том пристально посмотрел на старого друга.

— Потому что Цинтия знает — это я подал Бернарду идею подделывать картины. Ваши статьи вышли немного позже. Бернард все рассказал Цинтии, и они расстались.

— Да, действительно, я помню.

Эд, Джефф и Бернард, особенно Бернард, были дружны с художником Дерваттом. Дерватт в период депрессии уехал в Грецию и там, на каком-то острове, покончил с собой, утопился. Друзья в Лондоне были по вполне понятным причинам шокированы, поражены: на самом деле Дерватт практически «исчез» в Греции, потому что его тело так и не нашли. Дерватту было около сорока, К нему только что пришло признание как к первоклассному художнику, и, вероятно, лучшие работы были у него впереди. Том пришел к художнику Бернарду Тафтсу с идеей сделать несколько подделок под Дерватта.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Эд.

— Я подумал про исповедь. Наверняка священник сказал бы: не могли бы вы написать все в подробностях?

Эд засмеялся, запрокинув голову.

— Нет, он сказал бы, что ты все это придумал!

— Нет, — продолжал Том со смехом, — священник сказал бы...

В соседней комнате зазвонил телефон.

— Извини, Том, я жду этого звонка, — сказал Эд и вышел.

Пока Эд разговаривал, Том оглядел библиотеку в комнате, где ему придется спать. Множество книг в твердом и мягком переплете заполняли стеллажи от пола до потолка, протянувшиеся вдоль стены. Том Шарп, Мюриэль Спарк соседствовали почти бок о бок. С тех пор как Том приезжал сюда в последний раз, Эд приобрел кое-какую хорошую мебель. Откуда он родом? Из Хоува?

Интересно, что сейчас делает Элоиза? Сейчас почти четыре. Чем скорее она покинет Танжер и поедет в Касабланку, тем спокойнее будет Тому.

— Все в порядке, — сказал Эд, возвращаясь. Он на ходу натягивал красный свитер на футболку. — Я отменил не очень важные дела и теперь до конца дня свободен.

— Давай пойдем в Бакмастер. — Том встал. — Галерея открыта до полшестого? Или до шести?

— Кажется, до шести. Мне нужно будет сдать статью, и можно ни о чем не беспокоиться. Если тебе надо повесить вещи, Том, шкаф в соседней комнате.

— Я повесил запасные брюки здесь на стуле... пока. Пойдем.

Эд дошел до двери и обернулся. Он надел плащ.

— Ты говорил по телефону, что хочешь сказать две вещи. Это касается Цинтии?

— Ах да. — Том застегнул непромокаемое пальто. — Второе — не так важно. А первое — это то, что Цинтия, конечно, знает, что труп, который я сжег, был телом Бернарда, а не Дерватта. Мне не нужно тебе объяснять. Так что это еще одно оскорбление памяти Бернарда — я снова запятнал его имя, сказав полиции, что это не он, а кто-то другой.

Эд несколько минут обдумывал сказанное, держась за дверную ручку. Затем он отпустил ее и с беспокойством посмотрел на Тома.

— Но ты знаешь, Том, все это время она ничего нам не говорила. Ни мне, ни Джеффу. Она нас игнорирует, и это нас вполне устраивает.

— У нее никогда не было такой возможности, которую сейчас ей предоставляет Дэвид Притчард, — парировал Том. — Этот надоедливый сумасшедший садист. Цинтия может просто использовать его, разве ты не понимаешь? Она именно это и делает.

Они взяли такси до Олд-Бонд-стрит и вышли у сдержанно освещенной, обрамленной медью и темным деревом витрины Бакмастерской галереи. Том заметил, что на двери по-прежнему поблескивала полированная латунная ручка. В витрине две пальмы в горшках стояли по обе стороны старой картины и закрывали собой большую часть расположенного за ними помещения.

Служащий лет тридцати, которого звали Ник Холл, разговаривал с пожилым человеком. У Ника, довольно крепкого на вид парня, были прямые черные волосы, и он имел привычку скрещивать руки на груди.

Он обсуждал с посетителем посредственную современную живопись, развешанную по стенам. Выставка представляла не одного художника, а выборку из работ троих или четверых. Том и Эд стояли в стороне, пока Ник не закончил разговор с пожилым джентльменом. Ник дал ему визитную карточку, и тот удалился. Похоже, в галерее на данный момент никого больше не было.

— Мистер Банбери, добрый день, — подходя, сказал Ник. Он улыбнулся, обнажив в улыбке мелкие зубы. Ник, по крайней мере, производил впечатление честного малого. И он хорошо знал Эда, что видно было по их крепкому рукопожатию.

— Добрый день, Ник. Разреши познакомить тебя с моим другом. Том Рипли — Ник Холл.

— Очень приятно познакомиться, сэр, — сказал Ник, снова улыбаясь. Он не протянул руки, но слегка поклонился.

— Мистер Рипли в Лондоне всего на пару дней и хотел заглянуть сюда, познакомиться с тобой и, возможно, присмотреть одну-две интересные картины.

Эд вел себя непринужденно, и Том старался под него подстроиться. Ник, очевидно, не слышал прежде имени Тома. Это хорошо. Лучше (намного безопаснее), чем было в прошлый раз, когда парень по имени Леонард, как вспомнилось Тому, занимал должность Ника и был в курсе того, что Том прикинулся Дерваттом и от его имени созвал пресс-конференцию в подсобном помещении галереи.

Том и Эд прошли в следующий зал (в галерее было всего два выставочных зала) и осмотрели висящие на стенах ландшафты, похожие по стилю на Коро. В этом же зале несколько полотен, прислоненных к стене, стояло на полу. Том знал, что в подсобке за слегка испачканной белой дверью хранятся и другие полотна. В той комнате в свое время и проходили две пресс-конференции, на которых Том играл роль Дерватта.

Пользуясь тем, что Ник вышел в первый зал, Том попросил Эда спросить у него, не интересовался ли кто-нибудь в последнее время работами Дерватта.

— А потом я хотел бы заглянуть в книгу посетителей и посмотреть, кто в ней расписывался. — Том подумал, что Дэвид Притчард мог бы расписаться в этой книге. — Во всяком случае, хозяева Бакмастерской галереи — я имею в виду вас с Джеффом — знают, что мне нравится Дерватт, не так ли?

Эд выполнил его просьбу.

— Сейчас у нас шесть картин Дерватта, сэр, — сказал Ник и выпрямился. Он был в удобном сером костюме, как на рекламном проспекте. — Теперь я припоминаю ваше имя, сэр. Они здесь.

Ник показал картины, поставив их на стулья и прислонив к спинкам. Все они были написаны Бернардом Тафтсом. Две из них Том помнил, а четыре — нет. «Кот днем» больше всего понравился Тому, теплая, в красно-коричневых тонах, почти абстрактная композиция, на которой спящего рыже-белого кота не сразу и заметишь. А еще «Станция», прелестный холст в голубых, коричневых и рыжих пятнах, с белым обшарпанным зданием на заднем плане, вероятно железнодорожной станцией. Следующая — «Сестры в ссоре», типичный Дерватт, хотя на самом деле Бернард Тафтс, как понял Том, взглянув на дату: две женщины с открытыми в крике ртами уставились друг на друга. Рваные контуры Дерватта создавали ощущение действия, звука голосов, а красные штрихи — любимый прием Дерватта, скопированный Бернардом Тафтсом, — изображали, возможно, царапины от ногтей и текущую из них кровь.

— Сколько вы просите за эту?

— За «Сестер»? Полагаю, около трехсот тысяч, сэр. Я могу проверить. Потом, если вы пожелаете приобрести, я должен уведомить еще некоторых людей. Эта картина хорошо известна. — Ник снова улыбнулся.

Том не хотел бы иметь эту картину дома, он спросил о цене просто из любопытства.

— А за «Кота»?

— Немного больше. Она тоже известна. И за эту цену ее купят.

Том переглянулся с Эдом.

— Надо же, Ник, вы помните цены на сегодняшний день! — сказал Эд добродушно. — Очень хорошо.

— Да, сэр, спасибо, сэр.

— У вас большой спрос на Дерватта? — спросил Том.

— Хм... не так уж много, потому что цена очень велика. Это предмет нашей гордости, я полагаю.

— Или главная драгоценность в ожерелье, — добавил Эд. — Люди из «Тейт», из «Сотби» приходят, чтобы посмотреть, поднялась ли на них цена, Том, так что мы можем снова их здесь перепродать. Нам нужен аукционный штат.

Бакмастерская галерея имеет свой собственный аукционный метод уведомления возможных покупателей, предположил Том. Ему было приятно, что Эд Банбери свободно говорит в присутствии Ника Холла, будто бы Том и Эд — старые друзья, клиент и агент по продаже предметов искусства. Агент по продаже предметов искусства — звучит странно, но тем не менее Эд и Джефф делают выбор, какую живопись выставить на продажу и для каких художников, молодых или старых, устроить выставку. Их решение часто основывается на рыночной конъюнктуре, на веяниях моды, Том это знал. Эд и Джефф выбирают все же достаточно удачно, и это позволяет им платить довольно высокую плату за аренду помещения на Олд-Бонд-стрит, а также получать прибыль.

— Я полагаю, — обратился Том к Нику, — на чердаках и в мансардах больше не обнаружено новых картин Дерватта?

— На чердаках! Нет... не думаю, сэр! Даже эскизов не обнаружено за последние годы.

Том задумчиво кивнул.

— Мне нравится «Кот». Но вот могу ли я позволить себе его купить — надо подумать.

— У вас есть... — Ник задумался, стараясь вспомнить.

— Две, — сказал Том. — «Человек на стуле» — моя любимая — и «Красные стулья».

— Да, сэр. Я уверен, это есть в записях. — По лицу Ника нельзя было определить, знает ли он, что «Человек на стуле» — подделка, а вторая картина — подлинник.

— Пожалуй, нам нужно идти, — сказал Том Эду, словно у них была назначена встреча. Затем он обратился к Нику. — У вас есть книга для посетителей?

— Да, сэр. На столе, здесь. — Ник направился к столу, стоявшему в первом зале, и открыл большую книгу на странице с последней записью. — Вот ручка.

Том наклонился над книгой, держа наготове ручку. Небрежные подписи, Шоукросс или что-то в этом роде, Форстер, Хантер, некоторые с адресами, большинство без. Том взглянул на предыдущую страницу и убедился, что Притчард не оставил здесь своей росписи, во всяком случае за последние несколько лет. Том расписался, но адреса не оставил; просто написал «Том П. Рипли» и дату.

Вскоре они уже стояли на тротуаре под моросящим дождем.

— Я рад, что Штерман не выставлен, — сказал Том, посмеиваясь.

— Правильно. Неужели ты не помнишь — ведь ты так вопил и стонал, выражая свое недовольство из Франции.

— Разве я был не прав?

Теперь они оба искали глазами такси.

Эд и Джефф — Том не хотел их разделять — несколько лет назад открыли художника по имени Штерман, который, как они думали, сможет писать сносные картины под Дерватта. Сносные? Том даже сейчас напрягся под дождевиком. Штерман мог бы все испортить, если бы ребята из Бакмастерской галереи оказались настолько глупы и попытались продавать его продукцию. Том основывал свое отрицательное отношение к Штерману на цветных слайдах, которые прислали ему из галереи. Не имеет значения, где он видел эти слайды, — они были абсолютно неприемлемы.