Студент, стремительно орудуя ложкой, приканчивал похлебку. Пенелопа ущипнула его за руку.

— Обязательно есть по-свински, красавчик? — свирепо улыбаясь, спросила она.

— Простите, — подавился студент.

— Я не могу пока называть фамилии, — сказала Миранда, — но не беспокойся. Антони и Виктория сошлись на списке кандидатов, которые устроят всех.

— А что Вейссман?

— Что он?

— Вита Деонне? — Пенелопа мрачно рассмеялась. — Обеденный семинар?

— Брось, Пенни. — Миранда промокнула губы салфеткой. — Морт — отыгранная фигура.

— Но он все еще способен устроить пакость. — Пенелопа кончиками пальцев отодвинула салат и взяла сигарету. — Я хочу сказать, у нас впереди эта паскудная вечеринка по поводу Валентинова дня.

Миранда рассмеялась, и Нельсон сморщился от обиды за Вейссмана. Его ежегодный прием в честь любви и влюбленных каждый год грозил превратиться в шутку, и тем не менее весь факультет по-прежнему приходил.

— Нам просто придется рассматривать его sous rature[118], — сказала Миранда. Обе женщины рассмеялись.

Студент огляделся по сторонам и робко хихикнул.

— Ой, Джонни, — ласково промолвила Пенелопа, — ты ведь представления не имеешь, о чем мы говорим, мальчик? — Она поднесла спичку к сигарете и окуталась клубами ядовитого дыма.

— Джейк, — сказал студент, откидываясь на стуле и скрещивая руки на груди.

— Антони не думает взять на это место кого-нибудь с факультета? — поинтересовалась Пенелопа.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного? — спросила Миранда таким тоном, будто знает ответ, но не хочет говорить.

— Ну, для Лотарингии Эльзас нам придется что-то сделать, если мы хотим удержать Кралевича. И еще есть Вита.

В этот миг Нельсон подносил ко рту колу и не выронил стакан только потому, что представил себе Виту в обмороке при одной мысли о штатной должности.

Дым от сигареты снова поплыл над столом. Нельсон посмотрел на холодные останки гамбургера в лужице застывшего жира и попытался вспомнить, когда последний раз видел Биту. Анонимное письмо с ее стола исчезло на следующий же день. С ведома Бриджит он оставил на автоответчике приглашение справить День благодарения у них, но Вита так и не перезвонила. Она уже неделю не являлась на консультации, и Нельсону приходилось отфутболивать ее студентов. Однажды он из лифта увидел, как она открывает дверь в кабинет, но тут кабина закрылась, а когда Нельсон снова спустился на третий этаж, Вита уже исчезла. Осталось лишь слабое возмущение воздуха, запах ее соли для ванн.

— Согласись, есть своя прелесть в том, чтобы взять на это место Биту, — говорила Пенелопа. — Если бы Мортон Вейссман был мертв, он бы перевернулся в гробу.

— Без сомнения, — кивнула Миранда, — но надо считаться с Викторией. Я слышала, что между Викторией и Витой существует личное напряжение.

Пенелопа фыркнула.

— Виктория наверняка запустила руку Вите в штанишки, а бедная дурочка не поняла, что этого ей и не хватает. Вы, американцы, страшные пуритане. — Пенелопа затянулась и продолжила, стараясь не выпустить дым изо рта: — Вита не маленькая девочка. Тоже мне преступление — сунуть фифе руку под юбку…

— Меня вот что смущает, — сказала Миранда. — Даже если не принимать Викторию в расчет, потянет ли Вита? — Она говорила резче и быстрее обычного — скорее Ида Лупино, чем Клодетта Кольбер. — По словам Антони, у нее. никакой эрекции.

Джейк-студент, который по-прежнему сидел, скрестив руки на груди, посмотрел на женщин и хохотнул. Пенелопа с силой втянула воздух, и Нельсон испугался, что она подавится собственным дымом.

— Думай об этом как о тендерной конструкции, — посоветовала Миранда.

Студент снова фыркнул, глядя на Пенелопу. Та выпустила струю дыма ему в лицо.

— Ты легко заменим, — с жестоким весельем сказала она. — Мужчинка.

«Они же видят, что я здесь, — думал Нельсон. — Как они могут говорить в двух шагах от меня, словно ни в чем не бывало? Миранде известно, что я в комиссии. Ей не просто все равно, что я слушаю, — она говорит так, будто меня нет». Палец вспыхнул.

— Если бы ты знала, о ком думает Антони, — продолжала Миранда, — ты бы даже не заикнулась о Лотарингии или Вите.

— Я знаю, что такое sous rature, — проворчал студент. — Я не просто кусок мяса.

Нельсон затаил дыхание. Он хотел услышать фамилию кандидата, но боялся показать, что слушает.

— Прошу тебя, Миранда, — сказала Пенелопа.

Миранда, гордая тем, что знает тайну, лучилась светом, подобно даме на ренессансном полотне. Ее слушатели за обоими столиками считали сердцебиения, словно куртуазные влюбленные, оттягивающие мгновения восторга.

— Маллой Антилл, — сказала наконец Миранда, тряхнув черной гривой.

Пенелопа вскрикнула. Джейк-студент вздохнул и отвел глаза. Имя Маллоя Антилла, специалиста по постколониальным исследованиям, занимавшего сейчас персональный профессорский пост имени Сесила Родса в Колумбии, было у всех на слуху.

— Господи, — прошептала Пенелопа. — А он приедет? А денег у нас хватит?

— Ну, — заговорщицки шепнула Миранда. — Антони говорит, всегда можно укрупнить группы и уволить часть

лекторов.

Пенелопа от волнения забыла про сигарету. Дюймовый столбик пепла повис, дымя, как автомобильная покрышка. Студент сморщился и замахал рукой, отгоняя дым.

— Я разговариваю, Джерри, — одернула его Пенелопа. Потом Миранде: — Что скажет Виктория?

— Даже она понимает, что Маллой Антилл стоит пятнадцати — двадцати преподавателей литкомпозиции. I

Палец у Нельсона вспыхнул. Ему представилось, как Линда Прозерпина бредет по кабинкам бомбоубежища, раздавая розовые уведомления, словно кексики из коробки.

— И что после этого светит Вите или Лотарингии? — сказала Пенелопа. — Вы приглашаете исследователя такого масштаба, и он, строго говоря, выпивает весь кислород.

Миранда изящно сделала вульгарный жест, грациозно повернув руки ладонями вверх и свернув пальцы, как будто предлагая Пенелопе две сливы.

— Пусть выкусят.

— Хватит. Этого. Дерьма. — Джейк-студент подался вперед, выхватил у Пенелопы сигарету, засыпав пеплом ее салат, и затушил бычок в переполненной пепельнице.

Воздух над столиком застыл в неподвижности. Обе женщины изумленно смотрели на Джейка. Тот стоял, весь красный, и дрожал от ярости. Нельсон спрятался за журнал, потом выглянул. Джейк шваркнул салфетку на стол. В глазах у него стояли слезы.

— Я — личность, леди. У меня есть чувства. Неужели вы считаете, что меня можно просто использовать и выбросить? Неужели я вам совсем безразличен?

Ресторан смолк. Пенелопа вздохнула и, склонив голову, снизошла до юноши.

— Ну, Джош, ты ведь не хочешь завалить мой курс?

— Я — Джейк! — выкрикнул мальчик, чуть не плача. — Дж-е-й-к! Джейк! — Он схватил со стула куртку и бросился прочь, виляя узкими бедрами между тесно поставленными столами. Все оборачивались ему вслед.

Пенелопа снова закурила.

— Джейк. — Она покусала губы. — Рифмуется со «стейк».

Тут подошла официантка со счетом. Миранда протянула ей факультетскую кредитную карточку. «Думаю, мы можем считать это деловой встречей», — сказала она. Обе женщины встали и влезли в пальто.

Нельсон принялся листать журнал, как будто в поисках чего-то определенного. Он поймал себя на том, что пялится в личное объявление («Ханна Арендт[119] ищет своего Мартина Хайдеггера, в высшей степени образованного, увлекающегося политикой и культурой, любящего кошек, некурящего»). Когда он поднял глаза, Миранда и Пенелопа уже протискивались между столиков к дверям.

Нельсон заерзал на стуле, высматривая официантку, сложил журнал и взял со стула куртку. Официантка куда-то запропастилась. Он бросил на стол десятидолларовую бумажку и устремился вдогонку женщинам, с нейлоновым хрустом протискиваясь между столами. Дамы прощались на тротуаре, и Нельсон едва не налетел на них. Профессор Делятур затягивала пояс на узкой талии, профессор О давила окурок носком туфли.

— Я читаю Делеза[120] только за границей, — говорила Пенелопа.

Миранда рассмеялась, и Нельсон — высоченный, в оранжевой парке — постарался сделаться незаметным. Он посмотрел на небо, поискал в кармане перчатки, сосредоточенно застегнул парку.

— Итак, — сказала Пенелопа, по-девичьи понижая голос, — ты все-таки пойдешь в этом году к Морту?

Миранда пожала плечами.

— Антони всегда ходит, из жалости, — сказала она, встряхивая волосами. — Так что и я, наверное, пойду.

Дамы захихикали, как общежитские девчонки, чмокнули друг друга в щечку и разошлись в разные стороны.

Нельсон, поколебавшись, устремился за Мирандой. Их разделяло шагов двадцать. Галоши скрипели, парка шуршала; он снова ощущал себя десятилетним мальчишкой, идущим из школы вслед за величавой краснощекой фермерской дочкой. Он не знал, чего хочет от Миранды; не знал даже, хватит ли ему духу заговорить. Впрочем, они ведь не просто коллеги, они в одной комиссии, и он вправе знать, как продвигаются поиски и кто именно нужен факультету. Разве не должен он это выяснить ради Виты? В конце концов, ее назначение на волоске.

На мгновение показалось, что Миранда свернет в «Пандемониум», где заседает с придворными ее любовник, но она просто обходила встрепанного студента. Нельсон чуть не споткнулся, узнав Джейка — тот рыдал и легонько бился головой об стену. Миранда снова пошла быстрее, сунув руки в карманы. Нельсон тащился за ней, восхищаясь перетянутой талией и упругой ритмичной походкой. Он облизнул губы, прикидывая, как к ней обратиться: Миранда? профессор Делятур? И как представиться: вы, наверное, меня помните, я… член отборочной комиссии? Профессор Гумбольдт? Нельсон? Первый Убийца?

— Прикинь, — произнес совсем рядом чей-то голос. — Бля натуральная.

Нельсон резко повернулся. Рядом с ним шел Фу Манчу, красными глазами оглядывая Миранду с ног до головы. Несмотря на холод, он по-прежнему был в джинсовой жилетке; живот обтягивала черная майка с надписью большими белыми буквами: «ОТВАЛИТЕ, Я ИЗ ТЕХАСА».

Нельсон отпрянул к витрине; Фу Манчу никогда не подходил к нему так близко. Бомж остановился и осклабился, блеснув металлическим клыком. У него не хватало одного переднего зуба.

— Она тебе не по карману, приятель. Уж лучше отдай денежки мне.

Палец у Нельсона вспыхнул. Круто развернувшись на резиновых каблуках, он быстро пошел прочь. Кровь прихлынула к лицу, уши горели. Он послушал, не идет ли бомж следом. Нет, Фу Манчу остался стоять, хихикая — омерзительный звук, что-то среднее между надсадным кашлем и предсмертным хрипом.

Миранда тем временем исчезла из виду. Нельсону казалось, что он еще различает стук ее каблучков, но видел впереди только незнакомых прохожих.

— Ты ни в жисть ее не догонишь, паскуда! — крикнул Фу Манчу, смеясь.

Утро Рождества выдалось веселым и морозным, как и положено. То, что в этом году Бриджит и Нельсон смогли купить детям хорошие подарки, ничуть не повлияло на Клару и Абигайл. Они все равно в пять утра запрыгнули к родителям в постель, все равно рвали обертки, не глядя, какой подарок чей. И к восьми утра итог был обычный: игрушки Абигайл лежали сломанные, почти все подарки Клары — главным образом дорогие — валялись в углу, а она самозабвенно играла с самой дешевой мелочевкой. Сейчас это оказалась пластмассовая ирландская дудочка, из которой Клара выдувала однообразный пронзительный звук, покуда ее сестрица черным карандашом исчиркивала одну за другой страницы в большой красочной книжке. Родители тем временем по клочку перебирали мятую оберточную бумагу, ища голову индейской принцессы Барби.

В прежние, даже самые трудные годы Нельсон радовался этой нелепой праздничной суете, но сегодня его терзали мысли об отборочной комиссии и воспоминания о вчерашней обиде. Он готов был вырвать у Клары дудочку и сломать пополам. Можно было бы подумать, что со временем у нее начнет получаться лучше; что, согласно статистическому принципу, по которому обезьяна за пишущей машинкой рано или поздно отпечатает «Короля Лира», у Клары хоть иногда должно получаться что-то отдаленно похожее на музыку. Но нет. С каждым повторением пронзительные ноты проникали все глубже в мозг. Нельсон заподозрил, что его дочь проскочила первые две тысячи лет развития западной музыки и перешла прямиком к Карлхайнцу Стокхаузену[121].

— Нашла!

Бриджит в ночной рубашке лежала на полу, что-то выковыривая из-под дивана, и наконец подняла смуглую черноволосую головку Барби.

— Как она туда попала? — удивился Нельсон!

— Ты меня спрашиваешь?

Бриджит наградила его счастливейшей улыбкой за долгие месяцы, если не годы, и Нельсон попытался улыбнуться в ответ. Этой ночью, по настоянию Бриджит, они впервые за много недель занялись любовью.

— А как же девочки? — отбивался Нельсон, имея в виду, что уж в Сочельник дочери вряд ли оставят их в покое. Он боялся нечаянно прикоснуться к жене пальцем и сделать что-то такое, о чем потом будет жалеть. Однако Бриджит приложила палец к губам и стянула через голову ночную рубашку.

Нельсон, как мог, держал правую руку подальше от жены. Оба отвыкли, а Нельсон еще и не мог сосредоточиться — слушал, не прибегут ли дочери, и мучился, что зря читал все эти стихи. Ему вспомнилось, как Миранда Делятур, тряхнув черной гривой, уходит на высоких каблуках. Это воспоминание так разозлило его, что он, забывшись, схватил жену обеими руками. Палец горел. Бриджит, сосредоточенно лежавшая с закрытыми глазами, внезапно открыла их; все ее мышцы напряглись. Она вскрикнула хрипло, как от боли.

— Господи, — ахнул Нельсон. — Что я наделал?

Он приподнялся было, но Бриджит, задрожав, со вздохом притянула его к себе. Сердце ее колотилось, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Нельсон тупо лежал на жене, с открытыми глазами и чувством внезапной сухости во рту. Потом она разжала руки, и он перекатился на спину.

Бриджит приподнялась на локте; ее глаза сияли в темноте, тело дышало потом и страстью.

— Нельсон, — счастливо прошептала она, — где ты этому научился?

Утром Бриджит проснулась помолодевшей на десять лет, не стала надевать халат и причесываться, а просто села на пол прямо в ночной рубашке. Когда открывали подарки, она держала Абигайл на коленях и поверх ее головы стреляла в мужа глазами, словно влюбленная школьница. Всякий раз, проходя по комнате, она гладила его по волосам или задевала бедром, а один раз легонько лизнула в загривок. У Нельсона, несмотря на жгучий стыд, зашевелилось в штанах.

— Папа покраснел! — крикнула Абигайл, указывая пальцем.

— Ой, ласточка, — сказала Бриджит, кладя подбородок Нельсону на темя и запуская руку ему под майку. — Папа не сделал ничего такого, чтобы ему стыдиться.

Сейчас Бриджит выпрямилась на коленях и надела Барбину индейскую головку себе на палец.

— Сможешь починить?

Нельсон уселся в углу продавленного дивана с головой и бесполым Барбиным телом — Абигайл уже успела содрать с него бахромчатое платье из оленьей кожи — и задумался, как бы это приладить. Клара с дудочкой села рядом и, морща лобик, принялась сосредоточенно выдувать одну и ту же пронзительную ноту. Нельсон почти не замечал. Он смотрел на глазастое кукольное лицо с неестественно блестящими черными волосами. Палец снова заболел, но Нельсон не замечал и этого. На него нахлынула лавина воспоминаний: Абби в свирепом восторге отрывает кукле голову; Вита, заикаясь, говорит, что отсутствие у Барби со-со-сосков является овеществлением опредмечивающего мужского взгляда; жена блаженно жмурится в его объятиях.

Кукла подмигнула ему, шевельнулась на ладони, отбросила назад смоляно-черные волосы. «Пусть выкусят», — сказала она манерным актерским голосом.

Нельсон, словно обжегшись, выронил головку. Он обнял Клару, усадил ее к себе на колени и легонько коснулся пальцем детской ладошки.

— Подумай, не можешь ли ты сыграть что-нибудь хорошее? — Голос его дрожал. — Подумай, может, у тебя получится?

Клара заморгала и вздрогнула. Ее губы шевелились, дудочка выпала из разжатой руки. Нельсон в ужасе пересадил дочку обратно на диван и вскочил

Абигайл прыгнула на пол и вернулась с Барбиной головкой, держа ее в поднятой руке, словно Макдуф, демонстрирующий останки Кавдорского тана. Нельсон, шатаясь, прошел по замусоренному полу в кухню, налил воды и двумя руками, чтобы не расплескать, поднял стакан. Бриджит подошла сзади и обняла его.

— Как ты хорошо управляешься с девочками, — прошептала она, прижимаясь щекой к его лопаткам.

Нельсон с усилием проглотил немного воды. И вдруг услышал удивительный звук, прелестную последовательность нот, чистую и мелодичную. Бриджит оторвалась от него, расцветая внезапной гордостью. Нельсон повернулся и увидел свою дочь Клару. Та с остекленевшими глазами сидела на диване, переводя дыхание, потом снова поднесла дудочку к губам и принялась безупречно выводить «Зеленые рукава».

На всю неделю после Рождества Нельсон остался единовластным властителем Харбор-холла. Большинство остальных сотрудников уехали в Торонто на ежегодную конференцию словесников. Получив трехгодичное лекторство, Нельсон мог со спокойной совестью не ходить в неудобном костюме из гостиницы в гостиницу, ежась от холодного ветра с озера Онтарио. До начала зимнего семестра он мог разгуливать по коридорам Харбор-холла в джинсах и старом джемпере, как хозяин. Топить топили, чтобы трубы не замерзли, однако большая часть здания стояла темной — даже секретарш и уборщиц отправили по домам. Каждый вечер, чтобы отдохнуть от домашнего гомона, Нельсон сидел в кабинете или бродил по темным коридорам, словно придворный в ожидании короля.

В конце недели, под Новый год, он вывалил на стол содержимое портфеля и пошел через площадь к книгохранилищу. Взял ключ у подрабатывающего студента-корейца, которому некуда было ехать на каникулы, и пошел в Собрание Пул. Наконец-то он решился спасти из чистилища все произведения Джеймса Хогга, за несколько ходок вынеся их в портфеле. Раз они не нужны университету, что за беда, если он заберет их домой? Тяжело преодолевая последний лестничный пролет, Нельсон хихикнул. Забавно: у него будет самое полное собрание Хогга за пределами'Эдинбурга и Глазго.

Коснувшись ледяной решетки, он удивился. Склеротический бойлер в подвале Торнфильдской библиотеки обычно начихивал достаточно тепла, чтобы башня прогрелась хотя бы градусов до десяти, однако сейчас Нельсон видел пар от своего дыхания. Надо было надеть куртку, подумал он, поворачивая решетку на скрипучих петлях и снова запирая замок. По лязгающей металлической лестнице гулял сквозняк — тянуло сверху. Нельсон спрятал ладони в рукава и, зажав портфель под мышкой, обнял себя за локти. «Может быть, это призрак, — подумал он, ежась от сладкого ужаса. — Может быть, призрак защищает книги, не хочет отдавать их миру живых. Может быть, я должен буду бороться с мертвецом, чтобы спасти Хогга».

Нельсон хохотнул, глядя на свои ноги, поднимающиеся по ступенькам. Борьба с мертвецами — не в этом ли суть литературоведения? Он уже начал составлять в голове юмористическую статейку для «Хроники высшего образования», когда, подняв глаза, увидел на площадке пред окном бледную фигуру.

Окно было открыто. В млечном зимнем мареве фигура стояла на цыпочках, руки на подоконнике, голова наружу. С улицы сильно дуло, у Нельсона стянуло щеки, защипало глаза. Фигура легонько приподнялась на цыпочках и высунулась дальше из окна. Еще дюйм-два, легкий толчок руками, и она полетит головой вниз на заснеженную площадь. — Вита!

По-прежнему опираясь на подоконник, Вита обернулась через плечо. Лицо ее было наполовину скрыто бесцветными волосами.

— Привет, — сказала она и снова перевесилась вниз.

Нельсон с усилием вдохнул морозный воздух. Он бы и так испугался, увидев Биту у открытого окна, но особенно здесь, где ей совершенно нечего делать. Кроме Оскара Уайльда и еще нескольких трансгрессивных авторов, Вита практически не интересовалась классикой, а уж тем более — мертвыми белыми мужчинами, чьи произведения хранятся в башне. Нужные ей работы с негнущимися бумажными корешками обитают в светлом, чистом, с постоянной влажностью и температурой книгохранилище прямо под окном. Нельсону представилось, как он стоит там, внизу, на остроугольном балкончике, и смотрит сквозь стеклянный потолок на серое небо, в котором возникает фигура: сперва булавочная головка, потом трепещущее насекомое, потом — расплющенное тело пробивает стекло и вместе с лавиной осколков падает, падает, падает прямо на него.

Нельсон шагнул ближе, прижимая к груди портфель. Ледяной ветер бил в лицо.

— Вы тут все выморозите, Вита. — Он изобразил улыбку, но Вита не смотрела. Она еще чуть-чуть привстала на носках своих приличных удобных туфель.

У Нельсона снова перехватило дыхание.

— Как по-вашему, сколько здесь метров? — услышал он.

Палец вспыхнул почти мгновенно. Нельсон не знал, бежать ему вниз по лестнице или броситься к Вите и оттащить ее от окна.

— М-м, я думал, вы на конференции. — Он бочком двинулся вдоль стены. Старые половицы громко заскрипели. — Делаете доклад о…

Он побоялся сказать «о Дориане Грее и лесбийском фаллосе» — вдруг при напоминании о семинаре она как раз и сиганет в окно?

— Была, — вздохнула Вита. — Доложила.

— Простите? — Нельсон встал у соседнего окна. Портфель дрожал у него в руках. Он взглянул на пыльное стекло и, к внезапному облегчению, увидел ржавую железную решетку. Они же здесь везде. Даже если Вита сумела поднять раму, между ней и землей все равно решетка.

Вита опустилась на пятки. Холодный ветер трепал ее челку.

— Я докладывала статью в Торонто. Два дня назад. Никто не пришел.

— Черт, Вита…

Она уперлась руками в подоконник, глядя через площадь на голые верхушки деревьев и заснеженные крыши. Серые облака плотно запечатали город.

— Миранда Делятур делала доклад одновременно со мной, — бесстрастно сообщила Вита. — «Неделимая сущность, тяжкая плоть: Оскар Уайльд как Саломея». Все пошли слушать ее.

Нельсону потребовалось меньше секунды, чтобы сообразить: Миранда взяла Витину тему, снабдив ее более остроумным названием.

— Уверен, ее… м-м… статья, я уверен… — промямлил он.

— Ее статья не имеет никакого значения. Важно, что она конструирует себя как «настоящую» женщину. — Вита изобразила в воздухе кавычки. — А я нет.

Она выпрямилась и повернулась к Нельсону; ветер сдул челку со лба, лицо раскраснелось от мороза.

— Миранда была в черной кожаной мини-юбке с кнопками на боку, — сказала Вита. — Я была в этом. — Она указала на слаксы и бесформенный свитер. — На кого бы вы предпочли смотреть в течение сорока пяти минут?

Прежде чем Нельсон успел ответить, она снова высунулась в окно, даже дальше, чем в первый раз. Нельсон огляделся, ища, куда примостить портфель, и у него снова перехватило дыхание: у стены, рядом со стопкой книг, стояли два ржавых железных прута с погнутыми и перекрученными концами, как будто их с силой вырвали из окна. Он резко повернулся: Вита свесилась в дыру между оставшимися прутьями, головой и плечами далеко за подоконником.

— Знаете, — сказала она, — я могу броситься отсюда головой в сугроб, и никто даже не заметит. По крайней мере до весны.

Нельсон не мог дышать. Палец горел. Кто вырвал прутья из окна? Вита? У нее не хватило бы сил. Или хватило бы?

Ветер раздул Витины волосы на пробор, до самой кожи. Она покачалась на носках, потом обернулась через плечо.

— Если вы им не скажете.

Еще полдюйма, и она выпадет из окна. Дрогнувшими руками Нельсон поставил портфель на книги. Палец жег. В голове мелькнула мысль: сейчас Вита освободит еще одну ставку. К тому времени, когда она пробьет стеклянную крышу, каждый младший сотрудник факультета поднимется на ступеньку вверх. Никто не знает, что он с ней; еще четверть дюйма, и он на одно место ближе к штатной должности.

Нельсон прыгнул, одной рукой обхватил Виту за талию, словно Клару или Абигайл, и оттащил от окна. Под ее тяжестью он потерял равновесие, и оба рухнули на стопку книг. Старые тома, рассыпавшись, водопадом загремели по лестнице. Железные прутья запрыгали по полу.

Нельсон и Вита барахтались на книгах. К своему ужасу, Нельсон почувствовал, что под извивающимся Витиным задом у него встает. В следующее мгновение она вырвалась и отскочила к стеллажам на противоположном конце площадки. Нельсон нащупал рукой портфель и закрылся им, потом отпихнул ногой книги и, сидя, прислонился спиной к стене. Вита обеими руками держалась за голову, словно пытаясь удержать волосы. Она

Вита вцепилась пальцами в плотно стоящие книги, как будто могла спиной вскарабкаться на стеллаж.

— …по замещению поэтической вакансии. — Его руки на портфеле дрожали, палец по-прежнему горел. — Только они не собираются брать другого поэта.

Он перевел дыхание. Под ледяным ветром из окна возбуждение быстро спадало.

— Есть возможность, хотя и небольшая, что на штатную должность возьмут кого-то из факультетских.

Нельсон сглотнул и отставил портфель. Свитер зацепился за выступающий кирпич.

— Вообще-то называют ваше имя.

На его глазах в Вите произошла чудовищная перемена. Мгновение назад, свесившись из окна на высоте восьмого этажа и размышляя о медленном удушении своей карьеры, она была спокойна, даже беспечна. Может быть, просто от зимнего ветра, но щеки ее раскраснелись, глаза горели. Сейчас краска сошла с ее лица, сжатые пальцы ослабели, свет в глазах потух. Она сползла на пол, подобрала под себя ноги и снова стала бледной и нескладной: загнанное животное. К Вите Деонне вернулась надежда.

— Откуда вы знаете? — прошептала она, глядя на Нельсона затравленными глазами. — С кем вы разговаривали? Что они вам сказали?

Все еще тяжело дыша, Нельсон поднялся на ноги. Не сводя глаз с Виты, он отвел руку назад и дернул раму раз, другой, третий, пока она со скрипом не встала на место. Палец по-прежнему ныл, но пульс уже замедлился. Дышать стало легче.

— Не тревожьтесь, Вита, — сказал Нельсон. — Я добуду вам штатную должность.

Только несколько часов спустя, поздно вечером, вернее, уже в постели, Нельсон задумался: как же Вита попала в башню? Ведь единственный ключ от Собрания Пул был у него… Однако к этому времени он уже засыпал, а утром, проснувшись, забыл вчерашнюю мысль.