-- Это был мой пра-прапрадедушка, -- прервал ее Джонни. -И скорее всего, это был мой дедушка, у которого пытались купить Луммокса. Но он не продавался тогда -- не продается и сейчас!
      Миссис Стюарт подняла глаза от вязания и сказала:
      -- Будь поумнее, мой дорогой. У тебя сейчас не то положение.
      Джон Томас упрямо молчал. Мистер Перкинс продолжал с мягкой улыбкой:
      -- Я уважаю ваши чувства, мистер Стюарт. Но прежде, чем я поехал сюда, наш юридический отдел исследовал суть дела, и я знаком с вашими насущными проблемами. Поверьте, я прибыл не для того, чтобы усложнять их; у нас есть предложение, в результате которого ваш питомец окажется под защитой, а ваше беспокойство будет устранено.
      -- Я не буду продавать Луммокса, -- настойчиво сказал Джон Томас.
      -- Почему? А если это будет единственный выход из положения?
      -- Ну... потому что я не могу. Если бы даже хотел. Он достался мне не для продажи, еще до того, как я появился на свет... еще до моей матери. Вот в чем дело. -- Джонни строго посмотрел на мать. -- Мама, я не понимаю, к чему ты клонишь?
      -- Хватит об этом, -- тихо сказала она, -- Мама знает, что лучше для тебя.
      Джон Томас помрачнел, и мистер Перкинс ловко сменил тему разговора:
      -- Во всяком случае, раз уже я проделал такой путь, не мог бы я познакомиться с вашим питомцем? Мне очень интересно...
      -- Почему же нельзя, -- Джон Томас медленно поднялся на ноги и пошел к выходу.
      Увидев Луммокса, мистер Перкинс сделал глубокий вздох и с шумом выпустил воздух:
      -- Восхитительно! -- Он обошел вокруг Луммокса, изумляясь на каждом шагу. -- Просто потрясающе! Уникально! Это самое большое внеземное существо, которое я когда-либо видел! Ума не приложу, как его доставили на Землю!
      -- Ну, с тех пор он немного подрос, -- признал Джон Томас.
      -- Понимаю. Я слышал, он немного подражает человеческой речи. Не могли бы вы попросить его произнести несколько звуков?
      -- Чего? Он не подражает... он говорит.
      -- В самом деле?
      -- Конечно. Эй, Лумми, мальчик мой, как ты поживаешь?
      -- Отлично, -- пискнул Луммокс. -- А что ему надо?
      -- Да ничего особенного. Он просто хочет посмотреть на тебя.
      -- Он говорит!
      -- Мистер Перкинс в изумлении вылупил глаза. -- Мистер Стюарт, лаборатория просто обязана получить этот образец!
      -- Я уже сказал -- с этим покончено.
      -- Я с самого начала был готов выложить приличную сумму, а теперь, когда я увидел... и услышал его...
      Джон Томас почувствовал, что сейчас взорвется, но сдержался и сказал:
      -- Мистер Перкинс, вы женаты?
      -- Да. А что?
      -- И дети есть?
      -- Девочка. Ей всего пять лет. -- Лицо Перкинса смягчилось.
      -- Я предлагаю вам сделку. Давайте обменяемся. И без всяких вопросов. И пусть каждый делает со своим "образцом" все, что захочет.
      Перкинс залился румянцем, а затем улыбнулся.
      -- Туше! Я сражен наповал. Но, -- продолжал он, -- давайте не будем торопиться. Вы не представляете, какое искушение представляет это существо для человека науки. В самом деле. -Он с тоской посмотрел на Луммокса и спросил:
      -- Не вернуться ли нам?
      Когда они вошли, миссис Стюарт взглянула на них. Мистер Перкинс отрицательно качнул головой. Они расположились в креслах и мистер Перкинс сложил кончики пальцев.
      -- Миссис Стюарт, вы предупреждали меня, что разговор будет нелегким, но если я скажу директору Лаборатории, что мы даже не смогли договориться, я буду выглядеть просто глупо. Могу ли я рассказать вам конкретнее о предложениях музея... просто ради информации?
      -- Ну что ж... -- Джон Томас нахмурился. -- Я думаю, беды в этом не будет.
      -- Спасибо. Я должен сделать хоть что-нибудь, чтобы оправдать расходы на дорогу. Разрешите мне проанализировать ситуацию. Это создание... ваш друг Луммокс... или лучше "наш друг Луммокс", ибо я влюбился в него, как только увидел... наш друг Луммокс под угрозой смертного приговора, не так ли? Таково было решение суда.
      -- Да, -- вынужден был признать Джон Томас. -- Но приговор еще не утвержден Межзвездным Департаментом.
      -- Я знаю. Но полиция уже готовится привести его в исполнение, не дожидаясь формального утверждения. Так?
      Взглянув на мать, Джон Томас удержал ругательства, готовые сорваться с языка:
      -- Тупые идиоты! Но как бы там ни было, им не удастся убить Луммокса, они слишком глупы.
      -- Я согласен с вашей оценкой... в частном порядке. Этот буйвол, шеф полиции. Но ведь они все же могут уничтожить совершенно уникальное создание! Непостижимо!
      Откашлявшись, миссис Стюарт сказала:
      -- Шериф Дрейзер -- прекрасный джентльмен.
      Мистер Перкинс повернулся к ней:
      -- Миссис Стюарт, я не собирался порочить вашего приятеля. Но я должен сказать прямо: у шерифа нет прав самолично решать эту проблему. Такое отношение нетерпимо со стороны любого гражданина, тем более -- представителя закона.
      -- Он должен думать о безопасности общества, -- настойчиво сказала миссис Стюарт.
      -- Совершенно верно. Возможно, у него есть какие-то смягчающие обстоятельства. Я беру обратно свои слова. В данном случае я не настаиваю на своей точке зрения.
      -- Я рада слышать, что вы не собираетесь продолжать эту тему. Но можем ли мы вернуться к предмету разговора?
      Джон Томас почувствовал, что в нем начинает просыпаться теплое чувство к ученому -- мать обошлась с Перкинсом точно так, как не раз поступала с ним. И кроме того, Перкинсу нравился Луммокс.
      -- В любую минуту, завтра или даже еще сегодня, Межзвездный Департамент санкционирует уничтожение Луммокса и...
      -- А вдруг они откажутся...
      -- Можете ли вы класть на чашу весов жизнь Луммокса, а на другую -- столь слабую надежду? Шеф полиции снова возьмется за дело -- и на этот раз он обязательно доберется до Луммокса.
      -- Нет! Он не знает, как это сделать! И мы посмеемся над ним!
      Мистер Перкинс печально покачал головой:
      -- Это голос не разума, а сердца. Шериф не будет терять времени даром. Он только выглядит тупым; во второй раз он не попадется впросак. Если он сам не догадается, то обратится к экспертам, специалистам. Мистер Стюарт, любой биолог, лишь посмотрев на Луммокса, сможет прикинуть два или три верных способа, как покончить с ним быстро и эффектно. Даже я, лишь увидев его, подумал об одном.
      Джон Томас с тревогой посмотрел на ученого:
      -- Но ведь вы не станете подсказывать шерифу Дрейзеру?
      -- Конечно, нет! Я скорее себе язык откушу. Но есть тысячи других, которые с удовольствием придут ему на помощь. Или он может нащупать путь сам. И будьте уверены: если вы будете ждать утверждения или отмены смертного приговора, будет слишком поздно.
      Джон Томас не нашелся, что ответить. Миссис Стюарт тихо добавила:
      -- Ты не можешь в одиночку выступать против всех. И ты должен понять: твое упрямство приведет к гибели Луммокса.
      Джон Томас вцепился зубами в костяшки сжатого кулака.
      -- Что же я могу сделать? -- еле слышно сказал он.
      -- Многое, если вы позволите мне помочь вам. Прежде всего, давайте внесем ясность. Если вы доверите нам своего питомца, никто не сможет причинить ему вред. Вы, наверное, слышали разговоры о вивисекциях и всем прочем... так вот -- забудьте их. Наша цель -- создать для животного среду, как нельзя больше похожую на ту, в которой он жил на своей родной планете, и изучать его. Мы хотим, чтобы животные были здоровы и счастливы, и прилагаем немало усилий, чтобы достичь этого. И когда в конце концов Луммокс умрет естественной смертью, его скелет и шкура займут свое место на нашей постоянной выставке.
      -- А вы бы хотели, чтобы вас выпотрошили и выставили? -резко спросил Джон Томас.
      -- Что?
      -- Перкинс сначала удивился, а потом рассмеялся. -- Меня лично это не волнует; я уже завещал свой скелет медицинскому колледжу моей альма матер. Да и Луммокса это не будет волновать. Суть дела в том, чтобы вырвать его из лап полиции... и чтобы он мог в спокойствии дожить до своих преклонных лет.
      -- Подождите. Ведь если вы его купите, он никуда не денется отсюда. Так и так они доберутся до него и убьют. Разве не так?
      -- И да, и нет. Скорее, нет. Продажа его Музею не означает отмену приговора, но, верьте мне, он никогда не будет приведен в исполнение. Я консультировался с нашим юридическим отделом. Во-первых, вы дадите мне расписку в получении денег, и это сразу же обеспечит Музею легальное положение. Должен сказать, что сегодня вечером я уже беседовал с вашим судьей и получил временное распоряжение, откладывающее приведение приговора в исполнение на несколько дней. Это решение он принял сам, дабы наконец выяснилась ситуация с окончательным владельцем. Теперь, если в этом возникает необходимость, мы можем прямиком отправиться к Секретарю Межзвездного Департамента... и я обещаю вам, что как только права Музея будут обеспечены, Луммокс будет в полной безопасности.
      -- Вы уверены в этом?
      -- Достаточно, чтобы рисковать деньгами Музея. Если я ошибаюсь, меня просто выгонят с работы. -- Перкинс улыбнулся. -- Но я не ошибаюсь. Как только я получил временное распоряжение, я позвонил в Музей, чтобы сделать его постоянным. Следующим моим шагом будет устранение всех опасностей. Средств для этого хватит... и они произведут соответствующий эффект. Как только это будет сделано, против нас останется один шериф полиции... и если в вас он еще видит препятствие, с которым может справиться, он никогда не сможет противостоять той силе, которую в случае необходимости выдвинет против него наш Музей. И все будет в порядке, все будут счастливы! -- Перкинс снова улыбнулся. -- Все продумано!
      Джон Томас прошелся по комнате, сел и уставился в потолок:
      -- Видите ли, мистер Перкинс, я понимаю, что должен что-то делать для спасения Луммокса. Но сегодня я не вижу никакого пути... и, наверное, у меня не хватает смелости посмотреть фактам в лицо.
      -- Значит, вы согласны?
      -- Прошу вас, не торопитесь! Во всем этом нет ничего хорошего. Лумми будет тосковать в одиночестве. Он никогда не привыкнет к нему. Ему лучше умереть, чем быть пожизненно заключенным. Не знаю... но ему в самом деле лучше умереть, чем мучиться от одиночества, в окружении чужих существ, которые будут тыкать и тормошить его и приставать с тестами. Но я не могу спросить его, чего он хочет, потому что он просто не понимает, что такое смерть. Но он знает, что такое чужаки.
      Мистер Перкинс закусил губу и подумал, что с этим молодым человеком очень трудно сговориться:
      -- Мистер Стюарт! А устроит ли вас, если вы отправитесь к нам вместе с Луммоксом?
      -- Что? Как?
      -- Думаю, что могу обещать вам должность при животных... Во всяком случае в моем отделе есть вакансия; я могу оформить вас на работу тотчас же, а бюрократическими формальностями займемся позже. Кроме того, неплохо, если экзотическими животными будет заниматься человек знающий.
      Но прежде, чем Джонни ответил, подала голос его мать:
      -- Нет!
      -- Простите, что вы сказали, миссис Стюарт?
      -- Это не тема для разговоров, мистер Перкинс. Я надеялась, что вы найдете приличный способ помочь нам выпутаться из этой дурацкой ситуации. Но с вашим последним предложением согласиться не могу. Мой сын должен поступить в колледж. Я не позволю, чтобы он тратил свою жизнь, убирая в клетках за животными... как мусорщик! Ни за что!
      -- Мама, но ведь если...
      -- Джон Томас! Прошу тебя! Все разговоры окончены!
      Мистер Перкинс перевел взгляд с опечаленного лица мальчика на суровое выражение его матери.
      -- Хочу уточнить, -- сказал он, -- что для Музея это не представляет трудности. Разрешите, я вам все объясню, миссис Стюарт. Я буду держать это место... ну скажем, месяцев шесть... о, прошу вас, миссис Стюарт! Примет ли ваш сын мое предложение или нет -- это ваши проблемы... и я уверен, что вы не нуждаетесь в моих советах. Я только хотел бы уверить вашего сына, что Музей отнюдь не собирается разлучать его с питомцем. Разве в этом есть что-то плохое?
      Спицы миссис Стюарт пощелкивали, как отлаженный механизм.
      -- Думаю, что нет, -- признала она.
      -- Мистер Стюарт?
      -- Подождите. Мама, ты же не думаешь, что я...
      -- Прошу вас, мистер Стюарт. Музей Естественной Истории не интересуют ваши семейные отношения. Вы знаете наше предложение. Принимаете ли вы его?
      -- Мне кажется, вы не упоминали о финансовой стороне вопроса, мистер Перкинс, -- вмешалась миссис Стюарт.
      -- О, в самом деле! Ну, скажем, двадцать тысяч...
      -- Чистыми?
      -- Чистыми? Вряд ли... сумма включает в себя и накладные расходы.
      -- Чистыми, мистер Перкинс, -- твердо сказала она.
      Перкинс пожал плечами:
      -- Хорошо.
      -- Договорились.
      -- Отлично.
      -- Эй, постойте! -- запротестовал Джон Томас. -- Ни о чем мы не договорились. Нам надо еще кое-что уладить. Я не позволю, чтобы Луммокса... "
      -Тихо! Дорогой мой, я терпела, сколько могла, но всему есть предел. И глупостям тоже. Мистер Перкинс, он согласен. Бумаги у вас с собой?
      -- Мы еще не договорились!
      -- Минуту! -- Мистер Перкинс поднялся. -- Мадам, правильно ли я понял вас, что должен получить подпись вашего сына на платежных документах?
      -- Вы ее получите.
      -- Хм-м-м... Ну, мистер Стюарт?
      -- Я ничего не буду подписывать, пока мы не договоримся, что я буду вместе с Луммоксом.
      -- Миссис Стюарт?
      -- Это смешно.
      -- Я тоже так думаю. Но тут уж я бессилен. -- Мистер Перкинс встал. -- Спокойной ночи, мистер Стюарт. Благодарю вас за то, что дали возможность изложить мое предложение, и за то, что я увидел Луммокса. Нет, нет, не провожайте меня; дверь я найду.
      Перкинс двинулся к выходу. Мать и сын не смотрели друг на друга. У дверей он остановился:
      -- Мистер Стюарт?
      -- Да, мистер Перкинс.
      -- Не можете ли вы сделать мне одолжение? Сделайте как можно больше снимков Луммокса. Если можете, в цвете, стерео, в движении, со звуками. Я мог бы вызвать сюда профессионалов... но, думаю, у нас уже нет времени. Вы понимаете, о чем я говорю. Мы не оберемся стыда, если для науки не останется никаких следов от него. Поэтому сделайте все, что в ваших силах. -- И он снова двинулся к выходу.
      Джон Томас сглотнул комок в горле и выскочил из кресла.
      -- Мистер Перкинс! Эй! Вернитесь!
      Через несколько минут он уже подписывал бумаги. Буквы подрагивали, но подпись была четкой и разборчивой.
      -- А теперь, миссис Стюарт, -- мягко сказал Перкинс, -будьте любезны подписаться внизу, там, где слово "опекун"... благодарю вас! Ах, да! Всей суммы у меня нет с собой: я приехал уже после закрытия банка. Поэтому сейчас вы получите то, что у меня в наличии, а остальное -- до того, как мы перевезем Луммокса.
      -- Нет, -- сказал Джон Томас. -- Я забыл вам сказать. Музей может возмещать свои расходы, как хочет, но я не возьму никаких денег. Я буду чувствовать себя Иудой.
      -- Джон Томас!- резко сказала мать. -- Я запрещаю тебе...
      -- Ты лучше помолчи, мама, -- вспыхнул он. -- Ты же знаешь, что бы обо всем этом сказал отец. Мистер Перкинс громко откашлялся:
      -- Мне надо еще привести в порядок кое-какие дела. Времени у меня маловато: судья О'Фаррел сказал, что ложится в десять часов. Миссис Стюарт, Музей считает себя связанным моим предложением. Мистер Стюарт, я оставляю вас улаживать отношения с матушкой, как вы найдете удобным. Спокойной вам ночи!
      -- Он положил документы в карман и быстро вышел.
      Через час они все так же сидели в гостиной, и на лицах их были усталость и раздражение. Мать заставила Джонни согласиться на предложение, что деньги будут лежать нетронутыми, пока он не даст на то своего согласия. "Я должен был пойти на это, -подумал он, -- взамен разрешения на работу с Луммоксом". Мать покачала головой:
      -- Мы забыли еще об одном вопросе. Кроме всего прочего, ты должен поступить в колледж. И ты не можешь взять с собой это животное. Так что у тебя нет оснований предполагать, что ты вечно будешь с ним.
      -- Да? Но я помню, что ты обещала заботиться о нем... ты обещала отцу.
      -- Оставь отца в покое! Теперь-то я могу тебе сказать, что давным-давно решила, что в тот день, когда ты кончишь школу, зверюга отправится в зоосад. Эта история опередила мое решение всего на несколько дней.
      Он смотрел на нее, не в состоянии что-либо сказать.
      -- Джонни... Мой дорогой Джонни...
      -- Да?
      -- Посмотри на меня, дорогой. Мы наговорили друг другу немало горьких слов, и я жалею, что они были сказаны... я уверена, что ты не хотел их говорить. Но ты понимать, что мама думает только о том, чтобы тебе было хорошо? Не так ли?
      -- Ну... я надеюсь.
      -- Мама только об этом и думает... чтобы ее большому мальчику было хорошо. Ты еще молод, а когда человек молод, некоторые вещи кажутся ему куда более важными, чем они есть на самом деле. Но когда ты вырастешь, ты поймешь, что мама все знала лучше. Разве ты этого не понимаешь?
      -- Мама... вот насчет той работы. Если бы я только мог...
      -- Прошу тебя, дорогой У мамочки ужасно болит голова. Мы больше не будем говорить на эту тему. Иди выспись, а завтра все станет на свои места. -- Миссис Стюарт потрепала Джонни по щеке, наклонилась и поцеловала. -- Спокойной ночи, дорогой.
      -- Ага...
      После того, как она ушла, Джонни еще долго сидел в холле, пытаясь понять, что происходит. Он знал, что должен чувствовать себя победителем... ведь кто, как не он, спас Лумми? Но спокойствия не было; он чувствовал себя, как зверь, который, спасаясь от капкана, отгрыз себе лапу... боль и ужас, а не спасение и облегчение. Наконец, он встал и пошел посмотреть на Луммокса.
      VIII. БЛАГОРАЗУМНЫЕ ПОСТУПКИ
      С Луммоксом Джон Томас пробыл недолго, потому что правду он ему сказать не мог, а больше говорить им было не о чем. Луммокс чувствовал, что Джон Томас чем-то расстроен, и все время задавал ему вопросы; наконец Джон Томас обнял его, шлепнул по боку и сказал:
      -- Да все в порядке! Замолчи и спи! И дай мне слово, что ты никуда не уйдешь со двора, а то я тебе ноги переломаю.
      -- Честное слово, Джонни. Снаружи мне не нравится. Люди такие странные.
      -- Вот запомни это и больше не повторяй того, что ты делал.
      -- Не буду, Джонни. Лопни мое сердце.
      Расставшись с Луммоксом, Джон Томас залез в постель. Но ему не спалось. Полежав, он кое-как оделся и полез на чердак. Дом был очень старый, и у него был самый настоящий чердак, куда надо было взбираться по лестнице и затем лезть через люк в потолке. Мансарда принадлежала только Джону Томасу. Хотя уборка своей комнаты входила в его обязанности (впрочем, он делал это с охотой), мать иногда "прибирала" в ней. И тогда могло произойти все, что угодно. Кое-какие бумаги могли исчезнуть, затеряться, или мать, уверенная, что между родителями и детьми не должно быть никаких секретов, могла прочесть их.
      Поэтому все, что Джонни считал нужным хранить в тайне, он держал на чердаке; мать никогда не поднималась сюда -- на лестничке у нее кружилась голова. Чердак представлял собой маленькую, душную и захламленную комнату, нечто вроде семейного склада. На самом же деле чердачная комната предназначалась для самых разных целей: несколько лет назад он выращивал на чердаке змей; здесь же хранилось несколько книг, которые каждый мальчишка читает, но не считает нужным ставить о них в известность своих родителей. На чердаке у Джонни был даже телефон, который он Сам сделал с помощью инструментов, хранившихся в спальне. Телефон был результатом его занятий курсом физики и прекрасно работал, хотя Джон Томас позаботился, чтобы мать не догадалась о его существовании, после чего к ним обязательно явился бы техник с телефонной станции.
      В этот вечер он не стал ни с кем говорить, тем более, что было слишком поздно звонить в общежитие, где жила Бетти. Ему хотелось побыть одному... и снова перелистать кое-какие бумаги, в которые он уже давно не заглядывал. Нырнув под свой рабочий стол, он нажал потайную защелку, и в стене открылась панель. На полке лежали кое-какие книги и бумаги. Он вынул их.
      Вот блокнот из тонкой бумаги -- дневник его прадедушки, который он вел во время второго исследовательского полета "Летающего Лезвия". Бумагам было более ста лет, и чувствовалось, что они прошли через много рук. Джон Томас перечитывал дневник десятки раз и подозревал, что его отец и дедушка делали то же самое. Страницы были хрупкими и многие почти рассыпались в руках.
      Осторожно перелистывая страницы, Джонни скорее проглядывал их, чем вчитывался. Его глаза остановились на запомнившихся строчках:
      "...Кое-кто из ребят в панике, особенно женатые. Но они должны были думать обо всем раньше, прежде, чем поставили свою подпись. Теперь известны границы, к которым мы стремимся; мы сделаем рывок и вынырнем где-то далеко от дома. Кто знает, что нас ждет. Мы уходим в дальнее плавание".
      Джон Томас перевернул еще несколько страниц. Историю "Летающего Лезвия" он знал почти наизусть, и теперь она не вызывала в нем ни благоговения, ни трепета. Один из первых межзвездных кораблей -- и его команда уходила в неизвестность с теми же чувствами, с которыми пускались в плавание по загадочным морям моряки золотого пятнадцатого века, под ногами которых была шаткая дощатая палуба их суденышек. "Летающее Лезвие" и его братья двинулись в тот же путь, одолели эйнштейновский барьер, надеясь, что не упустят своих шансов на возвращение. Джон Томас Стюарт VIII был на борту "Летающего Лезвия" во время второго путешествия, вернулся домой, женился, произвел на свет сына и стал устраиваться... именно он пристроил чердак на крыше дома.
      А затем в одну ночь он услышал клич диких гусей, вечных бродяг, и снова подписал контракт. И уже не вернулся. Джон Томас нашел первое упоминание о Луммоксе. "Эта планета как нельзя лучше напоминает добрую старую Землю, и мы поистине отдыхаем после последних трех, хаос которых бросился нам в глаза еще до посадки. Но эволюция, которая приучила нас к парности, пошла здесь по другому пути... похоже, что все сущее вокруг имеет по восемь ног. Здешняя "мышь" похожа на сороконожку, кроликоподобное создание с шестью короткими ногами и двумя толчковыми, когда взлетает вверх, то достигает высоты жирафа. Одного такого малыша я поймал (если так можно выразиться... в сущности, он сам подошел ко мне и вскарабкался на колени) и за это время так привязался к нему, что попытаюсь взять его с собой как талисман. Он напоминает мне щенка, только несколько ловчее. Постараюсь протащить его на борт, чтобы его никто не увидел, и пуще всего -- биологи".
      В событиях следующего дня Луммокс не упоминался, потому что автор был занят более серьезными вещами.
      "Это неожиданно, как горшок с полки, свалилось нам на голову... Цивилизация. Наши офицеры в таком восторге, что потеряли головы. Одного из представителей господствующей расы я видел на расстоянии. То же обилие ног, но, с другой стороны, не можешь не думать, что станет с нашей бедной Землей, если эти динозавры соберутся к нам в гости". И дальше...
      "Я все время ломал себе голову, чем кормить Сосунка. Но беспокоиться не о чем. Он любит все, что я для него таскаю... но он может сгрызть все, что не привинчено и не приклепано. Недавно он съел мое вечное перо, что заставило меня немного поволноваться. Не думаю, чтобы чернила отравили его, но вот как насчет металла и пластика? Он же, как ребенок: до чего может дотянуться, тащит себе в рот.
      Сосунок развивается с каждым днем. Похоже, эта маленькая дворняжка пытается разговаривать; общаясь со мной, он поскуливает, а я ему отвечаю тем же образом. Затем он взбирается ко мне на колени и откровенно сообщает, что очень любит меня. И провалиться мне сквозь землю, если я отдам его биологам, даже если они застукают меня. Эти умники готовы распотрошить любое живое существо, лишь бы посмотреть, что там у него внутри тикает. А малыш мне доверяет, и я никого не допущу к нему".
      Джон Томас-юниор никогда не пускался в дальнее плавание. Он погиб при аварии этажерки, которая только-только получила название "аэроплана". Это было как раз перед первой мировой войной.
      Д. Т. Стюарт III погиб, стремясь к более высокой цели: подлодка, на которой он был артиллеристом, проникла в Цусимский пролив, но так и не вернулась.
      Джон Томас Стюарт IV нашел свой конец во время первого броска на Луну.
      Джон Томас V эмигрировал на Марс. Его сын, самая известная личность династии -- Джонни вспомнил, как его утомляли, пока он рос, постоянные упоминания, что он носитель того же имени, что и генерал Стюарт, первый губернатор Марсианской Общины после революции. Джонни подумал, что бы случилось с его прапрадедушкой, если бы революция не увенчалась успехом? Наверно, его повесили бы... а теперь ему ставят статуи.
      Много страниц и строк были посвящены попыткам дедушки Джона обелить имя своего собственного дедушки -- сын генерала Стюарта отнюдь не был героем в глазах общества: последние пятнадцать лет своей жизни он провел в исправительной колонии на Тритоне. Его жена вернулась к своей семье на Землю и взяла девичью фамилию, которую унаследовал и ее сын.
      Но он подрос, и настал день, когда ее сын гордо предстал перед судом, чтобы сменить свою фамилию с "Карлтон Джиммидж" на "Джон Томас Стюарт VIII". Именно он притащил Луммокса на Землю и потратил все наградные за второе путешествие "Летающего Лезвия", чтобы восстановить старое благосостояние семьи. Он много говорил своему сыну о неприятной истории, случившейся в его семье; в его записках ей было посвящено немало страниц.
      Защищая свое имя, дедушка Джонни стал своим собственным адвокатом. В записках коротко упоминалось, что Джон Стюарт IX ушел в отставку и никогда больше не был в космосе; но Джонни знал, что поступил он так не по собственной воле, а по приговору суда; отец рассказывал ему об этом... но, кроме топ), он сообщил, что дедушка мог полностью обелить себя, будь у него на то желание. "Джонни, -- добавил отец, -- я бы предпочел, чтобы ты всегда был верен своим друзьям, нежели бы у тебя грудь была в наградах".
      В то время старик был еще жив. Позже, при случае, когда отец нес патрульную службу, Джонни попытался дать ему знать, что он кое о чем осведомлен. Дед пришел в ярость.
      -- Болтун! -- рявкнул он. -- Он меня в гроб загонит!
      -- Но папа сказал, что шкипер был одним из тех, кто...
      -- Твой папа не был там. Капитан Доминик был лучшим шкипером из тех, кто когда-либо задраивал за собой люк... пусть его душа почиет в мире. Расставь лучше шашки, сынок. Я сейчас разложу тебя на лопатки.
      После того, как дедушка умер, Джонни попытался все выяснить до конца, но отец уходил от ответа на прямые вопросы. _ Твой дедушка был сентиментальным романтиком, Джонни. Джонни спрятал книги и бумаги, уныло подумав, что воспоминания о предках не дали ему ничего хорошего: Луммокс по-прежнему не выходил из ума. Джонни решил, что надо бы спуститься вниз и немного поспать.
      Он уже двинулся к выходу, как загорелась лампочка вызова на телефоне; он схватил ее прежде, чем зазвучал сигнал, ибо не хотел, чтобы проснулась мать.
      -- Да?
      -- Это ты, Джонни?
      -- Ну, да. Я не могу тебя увидеть, Бетти: я на чердаке.
      -- Не только поэтому. Я отключила видео. В холле темно, как в могиле, и мне не разрешают звонить так поздно. А твоя графиня не подслушивает?
      -- Нет.
      -- Тогда я быстренько. Мои шпионы донесли, что Дрейзер получил одобрение своим действиям.
      -- Нет!
      -- Да. Что нам теперь делать? Мы не можем сидеть сложа руки.
      -- Ну, я уже кое-что сделал.
      -- Что именно? Надеюсь, никаких глупостей. Не надо было мне сегодня уезжать.
      -- Тут я с мистером Перкинсом...
      -- Перкинсом? С этим типом, который сегодня вечером виделся с судьей О'Фаррелом?
      -- Да. Откуда ты знаешь?
      -- Слушай, давай не будем терять времени. Я все знаю. Рассказывай, чем кончилось.
      -- Ну... -- Смущаясь, Джон Томас все рассказал. Бетти слушала его молча, что придало ему бодрости; он поймал себя на том, что излагает, скорее, точки зрения матери и мистера Перкинса, чем свою. -- Вот так нынче обстоят дела, -- грустно закончил он.
      -- Значит, вот что ты им сказал. Хорошо. Следующий наш шаг. Если это может сделать Музей, значит, и мы можем. Все дело в том, чтобы уговорить дедушку О'Фаррела на...
      -- Бетти, ты не понимаешь. Я продал Луммокса.
      -- Что? Ты продал Луммокса?
      -- Да. У меня не было другого выхода. Если бы я не...
      -- Ты продал Луммокса.
      -- Бетти, я ничего не...
      Но она отключилась.
      Он попытался созвониться с ней снова, но услышал только голос автоответчика: "Аппарат отключен до восьми часов утра. Если вы хотите что-то сообщить, то..."
      -- Он повесил трубку.
      Джонни сидел, поникнув головой, и думал, что ему было бы лучше умереть. Хуже всего, что Бетти права. Он позволил загнать себя в угол и сделал ошибку. Просто потому, что ему показалось: ничего другого он не может сделать.
      Но Бетти вокруг пальца не обведешь. Может быть, ее намерения тоже ничего бы не дали... но она, по крайней мере, знала -- надо что-то предпринять.
      Так он сидел, мучаясь и не зная, где выход. И чем больше он размышлял, тем больший гнев охватывал его. Он позволил, чтобы ему втолковывали какие-то глупости... потому что глупости эти выглядели столь рассудительными... столь логичными... столь полными здравого смысла.
      Черт побери этот здравый смысл! Никто из его предков не придерживался этого проклятого здравого смысла, никто! И кто он такой, чтобы изменять их традициям?
      Никто из предков не был благоразумен. Взять хотя бы его пра-прапрадедушку... когда дела перестали ему нравиться, он вверг планету в кровавый хаос семи лет войны. Да, теперь его называют героем... Но началась бы революция, если бы он руководствовался только здравым смыслом?
      Или взять... Проклятье, взять любого из них! Пай-мальчиков среди них не было. Неужели дедушка мог продать Луммокса? Да он бы этот суд разнес голыми руками. Будь дед здесь, он бы встал с кольтом рядом с Луммоксом -- и будь против него хоть весь мир, он не позволил бы тронуть и волосок на спине Лума.