-- Кто-нибудь пострадал?- спросила она.
      -- Не думаю. Они бы мне сказали об этом.
      -- Это верно. -- Она выпрямилась. -- Значит, нам не о чем беспокоиться.
      -- Что? Да Луммокс наломал дров на сотни, а то и на тысячи... Хотел бы я знать, что ты имеешь в виду "не о чем беспокоиться"?
      -- То, что никто не пострадал, -- ответила Бетти. -- Все остальное можно организовать. Может быть, еще Луммокс окажется пострадавшей стороной.
      -- Ну, ты даешь! Полная чушь!
      -- Если ты думаешь, что это чушь, значит, ты никогда не был в суде.
      -- А ты была?
      -- Не уходи в сторону от разговора. Кроме всего, Луммокс подвергся нападению с применением очень опасного оружия.
      -- Да он не пострадал, его только опалило.
      -- Неважно. Я уверена, что он испытал сильнейшее душевное потрясение. И исходя из этого, он не несет ответственности за все, что произошло. А теперь помолчи и дай мне подумать.
      -- Я тоже подумаю.
      -- Но не очень напрягайся, а то я услышу, как у тебя шестеренки трещат. Не воображай.
      До дома Стюартов они двигались в молчании. И перед тем, как они прибыли, Бетти дала Джону один совет:
      -- Ничего не признавай. Ничего. И ничего не подписывай. Зови меня.
      Миссис Стюарт не вышла встречать их. Шериф Дрейзер вместе с Джоном Томасом отправился осмотреть пролом в заграждении. Луммокс плелся за ними. Шериф молча смотрел, как Джон Томас взял шнурок и натянул его поперек прохода.
      -- Вот так. Теперь он не сможет выйти.
      Дрейзер открыл рот:
      -- Сынок, у тебя, видно, не все дома.
      -- Вы не понимаете, сэр. Захоти он выйти, забор его не остановит, даже если мы его отремонтируем... Его ничто не остановит. Кроме этого шнурка. Луммокс!
      -- Да, Джонни?
      -- Видишь этот шнурок?
      -- Да, Джонни.
      -- Если порвешь его, я надеру тебе уши. Понятно?
      -- Да, Джонни.
      -- И пока я не разрешу тебе, со двора ни ногой.
      -- Хорошо, Джонни.
      -- Обещаешь? Лопни мое сердце?
      -- Лопни мое сердце.
      -- Вообще-то сердца в нашем понимании у него нет, -сказал Джонни. -- У него все устроено по другому, принципу... что-то вроде центробежного насоса. Ну, словно...
      -- Пусть у него будет какой угодно насос, лишь бы сидел дома.
      -- Так и будет. Эту клятву он никогда не нарушит.
      Дрейзер вытер руки о штанины:
      -- Отлично. На ночь я по соседству оставлю человека с портативным передатчиком. А завтра мы вгоним сюда стальные брусья вместо этих деревянных.
      Джонни уже открыл рот, собираясь сказать: "Только не стальные", но решил лучше промолчать.
      -- В чем дело?- спросил Дрейзер.
      -- Да нет, ничего.
      -- И ты тоже не спускай с него глаз.
      -- Он никуда не денется.
      -- И все же... Ты понимаешь, что вы оба находитесь под арестом? Но я не представляю, в какую камеру запереть этого молодчика.
      Джон Томас не ответил. Теперь он понял, что неприятностей не избежать.
      Дрейзер смягчил тон:
      -- Особенно не волнуйся. Ты хороший парень, и твоего отца все вспоминают добрым словом. А теперь мне надо поговорить с твоей матерью. А ты пока лучше побудь здесь, пока не явится мой человек... и, может быть, познакомь его с этой штукой, -- краем глаза он указал на Луммокса.
      Джон Томас стоял недвижим, пока шериф не скрылся в доме. Теперь-то он мог всыпать Луммоксу по первое число, но у него уже не было сил.
      II. ДЕЛО МЕЖЗВЕЗДНОГО ДЕПАРТАМЕНТА
      Тревоги и заботы, обрушившиеся на головы Джона Томаса XI и Луммокса, казались им ужасными и в своем роде уникальными, а между тем, даже в Вествилле были люди, которые так же могли пожаловаться на свои заботы. Так, маленький мистер Ито страдал от болезни, для которой еще не придумано лекарство -- от старости. В скором времени она одержала над ним верх. За бесчисленным количеством закрытых дверей Вествилла мужчины, женщины и дети решали про себя, как справиться с проблемами денег, здоровья, семейных дел, внешности и так далее.
      А далеко от Вествилла, в столице штата, губернатор в отчаянии смотрел на груду бумаг -- они доказывали, что он обязан отправить в тюрьму своего самого старого и преданного друга. А за миллионы километров от столицы, на Марсе, изыскатель покинул сломавшийся песчаный вездеход и двинулся в далекий путь к Форпосту, но он не достигнет его.
      А в непредставимом для глаз расстоянии в двадцать семь световых лет звездный корабль "Боливар" вошел в подпространство. Маленькая неисправность в одном крохотном реле привела к тому, что оно сработало на десятую секунды позже, чем следовало бы. И теперь "Боливар" обречен долгие годы скитаться меж звезд... и никогда не найти дороги домой.
      В непостижимой дали от Земли, на полпути к расположенной в этом районе звездной туманности, раса древолазающих ракообразных медленно отступала под натиском более молодой и агрессивной расы амфибий. Пройдет еще несколько земных тысячелетий, пока ракообразные окончательно вымрут, но этот исход вне сомнений. Ситуация эта вызывала глубочайшее сожаление (по земным меркам), потому что раса ракообразных придерживалась системы ценностей, близкой к человеческой, что позволяло в будущем надеяться на сотрудничество двух рас. Но когда через одиннадцать тысяч лет на той планете совершит посадку корабль с Земли, ракообразные уже давно вымрут и от них не останется и следа.
      А если снова вернуться на Землю, мы увидим, что в столице Федерации Его превосходительство, Досточтимый Генри Гладстон Кику, магистр искусств (Оксон), доктор гонорис кауза (Кейптаун), Постоянный Заместитель Секретаря Межзвездного Департамента отнюдь не был обеспокоен горестной судьбой расы ракообразных, потому что ничего не знал о них. Не тревожился он и о судьбе "Боливара", хотя уже подходило время узнать и о нем.
      В круг ответственности и забот мистера Кику входило все и вся вне ионосферы Земли. Он отвечал и за все, что касалось взаимоотношений между Землей и остальной частью исследованного Космоса. Даже те дела, которые внешне касались только Земли, находились в поле его зрения, если они тем или иным путем были связаны с внеземными, межпланетными или межзвездными проблемами -- словом, круг дел, которыми он занимался, был достаточно широк.
      К ним относились, например такие, как импорт травы с Марса, великолепно мутирующей на песчаных почвах, которая должна была покрыть Тибетское плато. Служба мистера Кику пока еще не дала своего согласия на эту операцию -- до тех пор, пока не будет тщательно изучено влияние марсианской травы на овцеводческую индустрию Австралии и на добрую дюжину других факторов. Акклиматизацию инопланетных организмов надо проводить очень осмотрительно, потому что перед глазами постоянно стоял страшный пример Мадагаскара, где был некогда высажен марсианский лимонник. Экономические сложности не волновали мистера Кику: он никогда не обращал внимания на то, сколько пальцев ему придется отдавить -- а вот другие проблемы порой не давали ему заснуть по ночам: такие, как его решение не давать полицейского эскорта для студентов с Проциона VII, направляющихся по обмену в Годдард; он принял это решение, несмотря на вполне реальную опасность, угрожающую гостям со стороны провинциалов, придерживающихся предрассудков относительно существ со щупальцами или им подобных -- а, с другой стороны, цефалоподы с этой планеты -- весьма ранимые существа, и вряд ли были бы в восторге от полицейского эскорта, который на их собственной планете служит наказанием при преступлениях.
      Конечно, в распоряжении мистера Кику был большой штат сотрудников и, конечно же, ему помогал лично сам Секретарь. Последний произносил речи, встречал Очень Важных Персон, давал интервью и во многих случаях освобождал мистера Кику от подобных невыносимо тяжких обязанностей -- мистер Кику первый признавал это. И в той мере, в какой нынешний Секретарь корректно вел себя, занимался своими делами, заботился о связях с общественностью и не мешал Заместителю заниматься делами Департамента, мистер Кику относился к нему с симпатией. Если же Секретарь увиливал от выполнения этих своих обязанностей, мистер Кику всегда знал, как избавиться от него. В последний раз он проявил подобную непреклонность пятнадцать лет назад.
      Нынешний Секретарь не доставлял мистеру Кику больших хлопот, и сейчас он думал отнюдь не о нем. Он просматривал стопку листов, касающихся "Проекта Церебрус" -- весьма интересное предложение относительно исследовательской станции на Плутоне. На его панели замигал огонек, и он посмотрел на дверь, отделяющую его помещения от апартаментов Секретаря. Тот вошел, насвистывая модную песенку "Возьми меня с собой и поиграем в мячик".
      -- Приветствую вас, Генри. Нет, нет, вставать не надо.
      Мистер Кику и не собирался вставать.
      -- Как поживаете, мистер Секретарь? Чем могу быть вам полезен?
      -- Ничего особенного. -- Он остановился у стола мистера Кику и взял папку с проектом. -- Что вы теперь штудируете? Никак "Церебрус"? Генри, пусть над этим думают инженеры. Чего ради нам беспокоиться?
      -- Здесь есть некоторые частности, -- осторожно ответил мистер Кику, -- которые касаются и нас.
      -- Ну да, ну да... Бюджет и все такое... -- Секретарь бегло пробежал по четким строчкам: "Примерная стоимость: 3,5 МЕГАДОЛЛАРОВ и 7,4 ЖИЗНИ". -- Что это такое? Я не могу предстать перед Советом с такими подсчетами и просить утвердить их. Это фантастика.
      -- Первоначальная прикидка давала нам, -- спокойно сказал мистер Кику, -- более восьми мегадолларов и более сотни жизней.
      -- Я имею в виду не деньги, а все остальное... Вы представляете, что значит убедить Совет подписать смертные приговоры семи и четырем десятым человека! Кстати, что это значит -- часть человека, что ли?
      -- Мистер Секретарь, -- терпеливо ответил подчиненный, -любой проект, несколько больший, чем строительство школьной спортплощадки, включает в себя возможность человеческих жертв. Но в данном случае фактор риска довольно низок.
      -- Ммм?
      -- Секретарь снова проглядел конспект. -- Тогда почему бы так прямо и не сказать? Изложить ситуацию в наилучшем освещении и так далее?..
      -- Такое изложение уже подготовлено для меня... то есть, и для вас тоже. В сообщении для Совета подчеркиваются меры предосторожности и не будет включена оценка возможных смертных случаев, которая, в конце концов, является всего лишь предположением.
      -- Ну, если всего лишь предположением... Да, конечно... -Секретарь вернул доклад на место, по всей видимости, потеряв к нему интерес.
      -- Что-нибудь еще, сэр?
      -- Ах, да! Генри, старина, вы знаете того сановника с Раргиллиана, которого я сегодня должен встречать? Доктор... как-бишь-его-зовут?
      -- Доктор Фтаемл, -- мистер Кику взглянул на свою контрольную панель. -- Ваша встреча состоится через час и семь минут.
      -- Совершенно верно. Боюсь, что мне придется просить вас заменить меня. Извинитесь за меня и все такое прочее. Скажите ему, что я по горло занят делами государственной важности.
      -- Видите ли, сэр... Я не могу советовать вам, но он ждет встречи с официальным лицом вашего ранга... а раргиллианцы исключительно скрупулезно относятся к протоколу.
      -- Ах, бросьте, эти туземцы даже не поймут разницы между нами.
      -- Но он поймет, сэр.
      -- Ну, скажите ему, что вы -- это я... неважно. Но я не могу быть одновременно в двух местах. Генеральный Секретарь пригласил меня на партию в гольф -- а когда Г. С. говорит "прошу вас", это значит, что я должен, вы же знаете...
      Мистер Кику знал, что действительность не имела ничего общего с этими словами, но воздержался от продолжения этой темы.
      -- Хорошо, сэр.
      -- Спасибо, старина. -- И насвистывая, Секретарь удалился.
      Когда за ним закрылась дверь, мистер Кику гневным жестом выключил все сигнальные тумблеры на панели своего стола. Теперь до него не добраться ни по телефону, ни по видео, ни по УКВ-передатчику, ни через автоответчика: задействованным остался лишь сигнал тревоги, который его секретарь пустил в ход лишь один раз за двенадцать лет. Он поставил локти на столешницу, опустил голову на руки и запустил пальцы в густые шерстистые волосы на макушке.
      Постоянные заботы и тревоги -- здесь, там, снова здесь... и вечно под ногами толкаются какие-то идиоты! Чего ради ему бы не остаться в Африке! Откуда взялся этот зуд служения обществу? Зуд, который давно превратился в пустую привычку...
      Кику выпрямился и выдвинул средний ящик стола. В нем лежали описания ферм, разбросанных по долинам Кении. Он вынул пачку листов и погрузился в сравнительное изучение данных. Вот то, что ему надо, рай земной -- не больше восьмисот акров, половина из которых возделана. Он разложил перед собой карты и фотографии, чувствуя, как к нему возвращается хорошее настроение. Теперь он может сложить бумаги и вернуть их на старое место.
      Он не говорил об этом шефу, но его реакция на предложение встретиться с доктором Фтаемлом коренилась в давних традициях предков, смертельно боящихся змей. Если этот доктор Фтаемл чистокровный раргиллианец, медузоподобный гуманоид... Конечно, он знал, что щупальца, шевелящиеся на головах раргиллианцев, не имеют ничего общего со змеями -- но он ничего не мог поделать со своим желудком. Будь у него время для гипнотического внушения... нет, времени не хватит; он сможет лишь принять пилюли.
      Вздохнув, он снова включил тумблеры. Корзина для входящих бумаг стала стремительно наполняться, а цепочка сигнальных лампочек замигала разноцветными огоньками. Но так как тревожных красных огней среди них не было и они отливали оттенками янтаря, мистер Кику не обратил на них внимания и потянулся за бумагами. Большинство документов было чисто информативного характера, а по некоторым его помощники или их подчиненные должны были принимать те или иные решения. Мистер Кику ставил закорючку своей подписи, набрасывал несколько слов указаний и бросал бумаги в разверстую пасть корзинки для исходящих документов.
      Поползла лента телекса, что случалось довольно редко; обычно она сообщала о существах неземного происхождения, вид и происхождение которых не удавалось установить. История, о которой шла речь, была малоинтересной -- какая-то ерунда в одном из маленьких городков на западе континента. Но поскольку она имела отношение к существу неземного происхождения, местная полиция автоматически пересылала сообщение в Межзвездный Департамент, а в том случае, если отсутствовали точные классификационные данные, требовалось предпринять определенные действия, сообщение о которых автоматически шло наверх.
      Мистер Кику никогда не видел Луммокса и не проявил к нему никакого интереса. Но мистер Кику знал, что каждый контакт с тем, что находилось "Вне", был в своем роде уникальным. Космос бесконечен в своем разнообразии. Принимать решения без точного знания, действовать, основываясь на аналогиях и прецедентах, закрывать глаза на неизвестное -- значило подвергаться большой опасности.
      Мистер Кику пробежал список сотрудников в поисках свободного человека, который мог бы заняться этим делом. Все без исключения его офицеры могли выступать в судах любого подчинения, когда шла речь о существах внеземного происхождения, но кто из них сейчас на Земле и достаточно свободен? Хм-м-м...
      Сергей Гринберг -- вот кто ему нужен. День-другой Системоразведка обойдется без своего шефа. Он нажал кнопку:
      -- Сергей?
      -- Да, шеф.
      -- Ты занят?
      -- И да, и нет. Я полирую ногти и пытаюсь понять, чего ради налогоплательщики платят мне зарплату.
      -- Интересная мысль. Высылаю тебе копии кое-каких бумаг. -- Мистер Кику вложил их в щель "Исходящие", нажал на телексе тумблер с фамилией Гринберг и обождал несколько секунд, пока бумаги не появились перед Гринбергом:
      -- Прочти их.
      Гринберг просмотрел бумаги.
      -- Итак, шеф?
      -- Свяжись с местным" законниками, сообщи им, что мы займемся этим делом, затем отправляйся туда и посмотри, что там такое.
      -- Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество.
      -- Совершенно верно. Посмотри, нет ли там какой-то "особой ситуации", мы должны быть в курсе дела.
      -- В крайнем случае я займусь строевой подготовкой с местными стражниками. Где эта деревушка? Как ее -- Вествилл?
      -- Откуда я знаю? Бумаги перед тобой. Гринберг взглянул на них.
      -- Ого! Это же в горах! История может занять две-три недели...
      -- Попробуй задержаться больше, чем на три дня, и я вычту их из твоего отпуска. -- Мистер Кику отключился и вернулся к другим делам, ответил на дюжину вызовов, опустошил до дна корзину входящих бумаг, которая тут же наполнилась снова, и заметил, что подходит время встречи с раргиллианином. Он почувствовал, как спина покрывается гусиной кожей, и поспешно нырнул в ящик стола за таблетками, относительно которых доктор предупредил его, чтобы Кику не злоупотреблял ими. Он едва успел проглотить их, как из динамика раздался голос его секретаря.
      -- Сэр? Прибыл доктор Фтаемл.
      -- Проси его. -- Мистер Кику пробормотал несколько слов, которые его предки использовали, заклиная змей.
      Дверь широко распахнулась, и на его лице появилось выражение, приличествующее встрече высокопоставленных гостей.
      III. "ВОПРОС ПОСТАВЛЕН НЕКОРРЕКТНО"
      Вмешательство Межзвездного Департамента в историю с Луммоксом отнюдь не было результатом слухов: оно, скорее, усилило их. Гринберг позвонил окружному судье, попросил его разрешения использовать зал судебных заседаний и предупредил, чтобы все свидетели и участники были на месте к десяти часам завтрашнего утра. Включая, конечно, и внеземное существо, которое и было причиной всей этой суматохи. Судья О'Фаррел переспросил:
      -- И существо... оно вам тоже необходимо?
      Гринберг уточнил, что именно оно и нужно ему больше всего, так как участие этого внеземного существа в ситуации и явилось причиной его, Гринберга, обращения.
      -- Судья, мы в Межзвездном не любим совать нос в ваши дела. После того, как я взгляну на это создание и задам пару дюжин вопросов, я, скорее всего, поспешу откланяться... что устроит нас обоих. Это злосчастное В. -З. -существо -единственная причина моего появления. Итак, я могу надеяться, что оно будет на месте?
      -- Э-э-э... видите ли, он слишком велик, чтобы его можно было доставить в суд. Я не видел его пару лет и предполагаю, что с тех пор он несколько подрос... хотя и в то время он был непомерно велик. Не могли бы вы ознакомиться с ним в том месте, где он пребывает?
      -- Не исключено, хотя должен признаться, у меня есть предубеждение против всего, что только запутывает столь простое дело. А где он находится?
      -- Там, где он обычно и живет, у своего владельца. У них небольшой домик под городом, в нескольких милях.
      Гринберг задумался. Он был вполне современным человеком, который не придает значения тому, где он ест и где спит, когда находится при исполнении служебных обязанностей, но он предпочитал, чтобы все остальные исправно исполняли свои обязанности: иначе бесконечная чехарда дел в Межзвездном Департаменте никогда не кончится.
      -- Я предпочел бы избежать этой поездки за город, так как я предполагаю придержать мое судно и, если возможно, завтра к полудню быть обратно в столице. Дело безотлагательное... связанное с марсианской нотой. -- Когда Гринберг хотел поторопить кого-то не из своих коллег, он прибегал к этому обычному приему.
      Судья О'Фаррел сказал, что примет к сведению, и добавил:
      -- Мы постараемся возвести временную постройку на лужайке у суда.
      Два дня назад, когда Луммокс отправился на свою прогулку, судья был на рыбалке. К его возвращению суматоха уже улеглась и, придерживаясь своего принципа, он избегал слухов, газетных статей и пустой болтовни, связанной с делом, которое ему предстояло рассматривать. Позвонив Дрейзеру, О'Фаррел не предполагал, что с доставкой Луммокса возникнут какие-то трудности. Шериф встретил О'Фаррела, высунувшись из оконца на крыше.
      -- Судья, вы в своем уме?
      -- А? Что с вами?
      Дрейзер попытался объяснить, судья отверг его объяснения. В конце концов они оба позвонили мэру. Но мэр был на той же самой рыбалке, поэтому он положил свой голос на чашу весов О'Фаррела.
      -- Вы меня удивляете, -- сказал он Дрейзеру. -- Мы не можем позволить, чтобы важное официальное лицо думало о нашем городе, как о каких-то задворках, где не могут сделать такое простое дело.
      Дрейзер застонал и отправился связываться со Стальной и Сварной Компанией.
      Шериф Дрейзер принял решение переселять Луммокса еще до рассвета, пока улицы будут относительно пустынны. Но никто не позаботился ознакомить с этим замыслом Джона Томаса: он проснулся в четыре утра в холодном поту, прервав бредовые видения, в которых с Луммоксом случилось что-то ужасное.
      Пока мир вокруг него не прояснился, Джон Томас был мрачен и неразговорчив; он был типичной "совой" -- одним из тех, у кого по утрам низкое содержание сахара в крови и которые ни к чему не пригодны, пока не позавтракают -- на этой процедуре он и настаивал.
      Шериф Дрейзер выглядел рассерженным. Миссис Стюарт использовала выражение "мама-знает-лучше" и сказала: "Дорогой мой, не думаешь ли ты, что было бы лучше..."
      -- Я хочу позавтракать. И Луммокс тоже.
      -- Молодой человек, -- сказал Дрейзер, -- вы неправильно ведете себя. Прежде всего, вы должны понять, что вас могут ожидать большие неприятности. Так что двигайтесь. Вы можете позавтракать в городе.
      Но Джон Томас уперся.
      -- Джон Томас! -- сказала мать. -- Ты слышал, что тебе сказали? Ты становишься таким же трудным, как твой отец.
      Такое сравнение с отцом поразило сына.
      -- Почему ты не защищаешь меня, мама?- резко спросил он. -- В школе меня учили, что любой человек не может быть выведен полицией из своего дома без предъявления ордера. Похоже, что ты стараешься помочь им, а не мне. На чьей ты стороне?
      Столкнувшись с таким примером упрямого неповиновения, мать изумленно посмотрела на сына:
      -- Джон Томас! Ты не имеешь права так разговаривать со своей матерью!
      -- Это верно, -- согласился Дрейзер. -- Будь вежлив с матерью, а то я влеплю тебе затрещину -- неофициально, конечно. И если есть тут единственное, чего я не могу отрицать, так это мальчик, который грубит старшим. -- Он расстегнул мундир и вынул сложенную бумагу. -- Сержант Мендоза доложил мне, как ты пытался уклоняться от ответственности... так что я подготовился. Вот ордер. Теперь ты пойдешь? Или мне придется тащить тебя?
      -- Это предписание из суда, -- сказал Джон Томас, -- где сказано, что я должен явиться и доставить Луммокса.
      -- Так оно и есть.
      -- Но здесь же сказано: к десяти часам. Здесь не сказано, что я не могу сначала позавтракать... И вообще, что я должен делать до десяти часов?
      Шериф раздулся и издал глубокий вздох. Его обычно розовое лицо приобрело багровый оттенок, но он промолчал.
      -- Мама!- сказал Джон Томас. -- Я хотел бы поесть! А вы не присядете с нами?
      Мать посмотрела на Дрейзера, потом перевела взгляд на сына и закусила губу.
      -- Не волнуйся, -- наконец сказала она, -- сейчас я приготовлю завтрак. Мистер Дрейзер, не хотите ли кофе?
      -- А? Очень любезно с вашей стороны, мадам. Не откажусь. Я с самого утра на ногах.
      Джон Томас посмотрел на них:
      -- Я сбегаю посмотреть на Луммокса. -- Помедлив, он добавил:
      -- Я сожалею, что был груб с тобой, мама.
      -- Не будем говорить об этом, -- холодно сказала миссис Стюарт.
      Джон Томас хотел добавить еще кое-что в свое оправдание, но благоразумно сдержался и вышел. Луммокс мирно посапывал, наполовину вывалившись из своего укрытия. Его центральный глаз, как обычно во время сна, был обращен к шее: когда Джон Томас подошел к нему, он повернулся в орбите и осмотрел его: та часть существа Луммокса, которая бодрствовала, узнала мальчика, но само звездное создание не проснулось. Удовлетворенный, Джон Томас вернулся домой.
      Во время завтрака атмосфера смягчилась. Когда Джон Томас умял две порции омлета, до крошки подобрал гренки и влил в себя пинту какао, он уже готов был признать, что шериф Дрейзер всего лишь выполняет свои обязанности и что он не из тех, кто лишь ради собственного удовольствия пнет собаку ногой. Что же касается шерифа, то и он, размягченный завтраком, решил, что с мальчиком не произойдет ничего страшного, если дать ему возможность время от времени почувствовать твердую руку... ведь его бедная мать вынуждена одна воспитывать его, а она, похоже, достойная женщина. Он аккуратно подобрал с тарелки остатки омлета кусочком хлеба и сказал:
      -- Честное слово, миссис Стюарт, я чувствую себя куда бодрее. Одинокой женщине нелегко торчать у плиты... но мои ребята обойдутся.
      -- О, я забыла о них! Сейчас я быстренько сварю еще кофе, -- добавила она. -- Сколько их?
      -- Пятеро. Но не стоит беспокоиться, мадам, они позавтракают после дежурства. -- Он повернулся к Джону Томасу:Вы готовы, молодой человек?
      -- Мам... -- Джон Томас повернулся к матери. -- А почему бы не покормить их, мама? Я все равно еще собираюсь будить Луммокса и кормить его.
      К тому времени, как Луммокс проснулся и поел, а Джон Томас объяснил ему, в чем дело, и пятеро полисменов наслаждались второй чашкой кофе после куска горячего мяса, Джон Томас уже воспринимал все случившееся не как арест, а как приключение. А когда процессия, наконец, двинулась в дорогу, давно уже минуло семь.
      Луммокса удалось доставить в его временное убежище позади здания суда лишь после девяти. Луммокс с наслаждением вдохнул запах стали и, едва лишь почувствовал сталь, выразил желание остановиться и попробовать ее. Джон Томас был вынужден проявить твердость. Он вошел в клетку вместе с Луммоксом, лаская его и уговаривая не волноваться, и оставался вместе с ним, пока накрепко приваривали дверь. Он встревожился, увидев, сколько стали пошло на клетку для Луммокса, потому что у него не было возможности объяснить шерифу Дрейзеру, что для Луммокса нет ничего более лакомого, чем сталь.
      Теперь говорить об этом было поздно, тем более, что шериф не скрывал гордости при виде клетки для Луммокса. Времени для рытья фундамента не было, поэтому помещение для Луммокса представляло собой ящик, все стенки которого, а также потолок состояли из стальных брусьев, а одна сторона была открыта.
      Ладно, подумал Джон Томас, поскольку они все знают лучше и не сочли нужным даже обратиться ко мне... он просто скажет Луммоксу, чтобы тот не пытался под страхом наказания полакомиться своей тюрьмой -- и остается надеяться на лучшее.
      Луммокс попытался уклониться от спора. С его точки зрения, это было так же глупо, как попытка заключить голодного мальчишку в тюрьму из шоколада и бисквитных пирожных. Один из рабочих прислушался, опустил свою голову и сказал:
      -- Похоже, что гора заговорила.
      -- Он таков и есть, -- коротко ответил Джон Томас.
      -- Ага, -- человек посмотрел на Луммокса и вернулся к работе.
      Человеческая речь, которую можно было услышать от внеземных существ, была не в новинку, особенно в стереопрограммах; и человек, похоже, воспринял ее как должное. Но вскоре он снова остановился:
      -- Вообще-то, это никуда не годится, чтобы животное говорило.
      Джон Томас промолчал: это были не те слова, на которые стоило бы отвечать.
      Наконец у него появилось время тщательнее поинтересоваться тем, что беспокоило его в Луммоксе. Впервые он заметил тревожащие его симптомы в утро злосчастной прогулки Луммокса: две припухлости, расположенные где-то в районе плеч. Со вчерашнего дня они увеличились, что обеспокоило Джона Томаса, так как он думал, что это простые синяки, хотя поставить синяк Луммоксу было не так просто.
      Похоже, что Луммокс как-то случайно поранился во время своей пробежки. Выстрел из базуки мистера Ито не принес ему никакого вреда: на том месте, где ударил заряд, была лишь небольшая, чуть припудренная ссадина; взрыв, который мог бы уничтожить танк, был для Луммокса не больше, чем легкий пинок копытом... он удивил, но не принес вреда.
      Луммокс мог поранить себя, прорываясь сквозь садовый домик, но это выглядело неправдоподобно. Скорее всего, он пострадал, когда обвалился виадук. Джон Томас знал, что такая катастрофа могла убить любое земное животное, способное вместиться под своды виадука, например слона. Конечно, телосложение Луммокса было далеко не столь хрупким, как у слона... и все же он мог пострадать при этом обвале.
      Черт возьми! Припухлости стали больше, чем раньше, настоящие опухоли, и поверхность их мягче и тоньше, ничем не напоминая броню, в которую Луммокс был закован с головы до ног. Насколько Джон Томас помнил, Луммокс никогда не болел: отец тоже никогда не упоминал, чтобы с Луммоксом что-то было не в порядке. Он не менялся ни сегодня, ни вчера, ни позавчера -исключая то, что все рос и рос.
      Сегодня вечером надо посмотреть дневник дедушки и записки прадедушки. Может быть, он в чем-то ошибается...
      Джон Томас попытался вдавить своей палец внутрь одной из опухолей: Луммокс слегка дернулся. Джон Томас остановился и обеспокоено спросил:
      -- Болит?
      -- Нет, -- ответил детский голосок, -- щекотно.
      Ответ ничего не дал. Джон Томас знал, что Луммокс боится щекотки, но обычно для этого требовалось нечто вроде лома или мотыги. Значит, опухоль очень чувствительна. Он уже был готов продолжать дальнейшее исследование, как его остановил голос из-за спины.
      -- Джон! Джонни!
      Он повернулся. С другой стороны клетки на него смотрела Бетти Соренсен.
      -- Здорово, Червячок. Получила мое послание?
      -- Да, но только после восьми. Ты же знаешь, какие у нас в общежитии правила. Привет, Луммокс! Как ты себя чувствуешь, малыш?
      -- Отлично, -- сказал Луммокс.
      -- Эти идиоты вытряхнули меня из постели еще до рассвета. Чушь какая-то, -- сказал Джон Томас.
      -- Наконец-то тебе повезло увидеть рассвет. Но из-за чего вся суматоха? Я думала, что слушание будет только на будущей неделе.
      -- Так оно и должно было быть. Но явился какой-то столичный сундук из Межзвездного Департамента. Он и потребовал...
      -- Что?
      -- А в чем дело?
      -- В чем? Да во всем! Я не знаю этого человека из столицы. Я думала, что придется иметь дело с судьей О'Фаррелом... и я знаю, как его пронять. А этот новый судья... ну, тут я не знаю. А во-вторых, у меня появились кое-какие идеи, над которыми надо еще подумать. -- Она нахмурилась. -- Мы должны добиться отсрочки.