Девушки вошли. Барбара шепотом спросила:
      – Что случилось с Джозефом? Помешался?
      – Да, что-то вроде этого. Если не ошибаюсь, мистер Ливингстон – это наш кот, который любит Джозефа и терпит нас. – Карен начала запирать внутреннюю дверь, сделанную из толстенной листовой стали и крепящуюся болтами десятидюймовой толщины.
      Вдруг она остановилась.
      – Черт возьми! Я запираю дверь, а отец остался там, снаружи!
      – Не запирай ее вообще.
      Карен покачала головой.
      – Нет, я все-таки завинчу парочку, чтобы он слышал. А кот этот может сейчас прохлаждаться где-нибудь за несколько километров отсюда.
      Барбара огляделась. Комната имела Г-образную форму. Вошли они с конца короткого рукава. Справа у стены располагались две койки; на нижней лежала по-прежнему спящая Грэйс Фарнхэм. Вдоль левой стены тянулись полки, тесно уставленные какими-то припасами. Койки и полки разделял проход, немногим шире, чем входная дверь. Потолок был низким, закругленным и сделан как и двери из листовой стали. Немного дальше можно было различить края еще двух коек. Дьюка видно не было, и вдруг он появился из-за поворота и принялся устанавливать ломберный столик. Она с удивлением наблюдала за тем, как он аккуратно вынимает из карманов карты, которые захватил перед бегством из гостиной – как давно это было! Наверное, уже с час назад. А может быть и пять минут?
      Дьюк заметил ее, улыбнулся и расставил вокруг столика складные стулья.
      В дверь постучали. Карен отперла ее: ввалился Джозеф, за ним вошел мистер Фарнхэм. С рук Джозефа спрыгнул великолепный рыжий персидский кот и тут же принялся обнюхивать все углы. Карен и мистер Фарнхэм сообща затянули все болты на двери. Затем он взглянул на жену и сказал:
      – Джозеф! Помоги мне дотянуть болты!
      – Есть, сэр!
      К ним подошел Дьюк.
      – Ну как, посудина заклепана, шкипер?
      – Да, осталась только скользящая дверь. Она запирается специальной рукояткой.
      – Ну что ж, как запрете, прошу к столу, – и Дьюк указал на разложенные карты.
      Отец уставился на него в изумлении.
      – Дьюк, ты что же, всерьез предлагаешь доиграть партию в то время, как на нас собираются напасть?
      – Мою серьезность изрядно подкрепляет возможность выиграть четыре сотни долларов. А еще одна сотня продолжает утверждать, что нас вообще не атакуют. Через полчаса тревога будет отменена и в завтрашних газетах появятся сообщения, что радарные станции были сбиты с толку северным сиянием. Ну как, будешь играть? Или сдаешься?
      – М-м-м… Мой партнер сыграет за меня. Я занят. – Ты не будешь потом оспаривать ее проигрыш?
      – Конечно, нет.
      Барбара обнаружила, что она сидит за столом. У нее было такое чувство, что все это происходит во сне. Она взяла карты своего партнера и взглянула на них.
      – Твое слово, Карен.
      – О, черт! – сказала в сердцах Карен и сходила с тройки треф. Дьюк задумчиво рассматривал свои карты.
      – С чего бы сходить? – пробормотал он в нерешительности.
      – С чего хотите, – отозвалась Барбара. – Мне все равно, я буду играть в открытую.
      – Может быть, вам лучше этого не делать?
      – Нет, я решила твердо. – И она открыла карты.
      Дьюк взглянул в них.
      – Все ясно… – сказал он. – Не убирайте их, отцу тоже будет интересно посмотреть. – Он что-то прикинул в уме. – Здесь примерно двадцать четыре очка. Отец!
      – Да, сынок?
      – Я тут выписываю чек на четыре сотни и еще девяносто два доллара и пусть это будет мне уроком.
      – Нет никакой необходимости…
      Свет погас, пол вздрогнул под ногами. Барбара почувствовала, как что-то странно сдавило ей грудь. Она попыталась встать, но не смогла устоять на ногах. Казалось, что вокруг них с ревом носятся поезда подземки, а пол стал напоминать палубу корабля, попавшего в свирепый шторм.
      – Отец!
      – Я здесь, Дьюк. Ты ранен?
      – Не знаю. Но чек мне теперь придется выписывать уже на пятьсот девяносто два доллара!
      Подземные толчки продолжались. Сквозь нестихающий ни на мгновение рев, Барбара услышала, как мистер Фарнхэм усмехнулся и сказал:
      – Забудем об этом. Доллар только что перестал существовать.
      – Хьюберт! Хьюберт! Где ты? – послышался пронзительный голос миссис Фарнхэм. – Когда это прекратится?
      – Иду, дорогая. – Тьму прорезал тонкий луч фонарика и двинулся по направлению к койкам. Барбара подняла голову и с трудом разобрала, что это хозяин дома на четвереньках, держа фонарик в зубах, пробирается к супруге. Достигнув койки, он принялся успокаивать жену и вскоре ее крики стихли.
      – Карен!
      – Да, папа?
      – Ты в порядке?
      – Да, только ушиблась немного. Опрокинулся стул.
      – Прекрасно. Тогда включи аварийное освещение. Только не вставай. Передвигайся ползком. Я посвечу тебе фонариком. Потом возьми аптечку и шприц и… ох-х! Джозеф!
      – Да, сэр?
      – Ты цел?
      – Все о'кей, босс.
      – Позови-ка своего лохматого Фальстафа. А то он вспрыгнул на меня.
      – Это он просто хочет выразить свое расположение к вам.
      – Да, да. Но мне не хотелось бы, чтобы он выражал его в то время, как я делаю укол. Позови его.
      – Сию секунду. Док, ко мне! Док! Док! На рыбку!
      Через некоторое время грохот стих, пол перестал качаться под ногами, миссис Фарнхэм получив дозу снотворного, безмятежно спала, в первом отсеке тускло светили две небольшие лампочки, и мистер Фарнхэм принялся изучать последствия нападения.
      Ущерб оказался невелик. Несмотря на то, что все было уложено на полках довольно тщательно, несколько консервных банок все же свалились на пол; разбилось несколько бутылок с ромом. Но спиртное было практически единственным из припасов, содержащимся в стеклянной упаковке. Самым неприятным оказалось то, что со стены сорвало взрывом батарейный радиоприемник, который, упав на пол, разбился вдребезги.
      Мистер Фарнхэм встал на четвереньки и принялся разглядывать остатки приемника. Подошел его сын и, взглянув на разбитое устройство, произнес.
      – Наплевать, отец. Смети весь этот хлам и выбрось в мусорное ведро.
      – Кое-что можно восстановить.
      – А ты что-нибудь понимаешь в радиотехнике?
      – Нет, – согласился отец, – но у меня есть книги.
      – Книги не починят радиоприемника. Тебе следовало бы иметь запасной.
      – Он у меня есть.
      – Так что же ты его не достаешь! Интересно было бы узнать поподробнее, что случилось.
      Отец медленно поднялся и взглянул на Дьюка.
      – Мне тоже интересно. Тот приемник, что у меня в ухе, молчит. Конечно, ничего удивительного в этом нет – он слишком слабый. А запасной приемник упакован в вату и, скорее всего, не пострадал.
      – Так доставай же его!
      – Потом.
      – Потом, потом… Дьявольщина. Где же он? Мистер Фарнхэм начал гневно посапывать:
      – Мне уже начало надоедать твое тявканье.
      – Что? Ну, прости. Скажи мне только, где запасное радио.
      – Нет. Мы можем лишиться и его. Я хочу дождаться конца нападения.
      Сын пожал плечами.
      – Ну что ж, упрямься на здоровье. Но ведь, наверняка, все бы с удовольствием послушали последние новости. И твое упрямство просто глупо. – Тебя никто не спрашивает. Я уже сказал тебе, что мне надоело твое тявканье. Если тебе так хочется узнать, что происходит снаружи – скатертью дорожка. Тебя никто не держит. Я отопру внутреннюю дверь и промежуточную, внешнюю ты и сам вполне можешь открыть.
      – Как это? Не говори глупостей.
      – Только не забудь закрыть ее за собой. Лучше, если она будет закрыта – это ослабит радиоактивность и ударную волну.
      – Вот это уже ближе к делу. Здесь есть чем измерить уровень радиоактивности? Нам бы следовало…
      – ЗАТКНИСЬ!
      – Что? Отец, не надо строить из себя сурового папашу.
      – Дьюк, я по-хорошему прошу тебя замолчать и послушать меня. Ты согласен?
      – Ну, что ж… хорошо. Мне только не нравится, когда на меня кричат в присутствии других людей.
      – В таком случае, держи язык за зубами.
      Они находились в первом отсеке. Возле них мирно похрапывала миссис Фарнхэм. Остальные тихо удалились во второй отсек, чтобы не быть свидетелями ссоры.
      – Так ты готов слушать меня?
      – Готов, сэр, – холодно ответил Дьюк.
      – Вот и отлично. Сынок, я не шучу. Или уходи… или делай только то, что буду говорить я. Подразумевается и то, что ты должен затыкаться, когда я прошу. Как бы это выразиться? Это должно быть абсолютное подчинение, быстрое и охотное. Или ты предпочтешь уйти?
      – А не слишком ли ты перегибаешь палку?
      – Именно это я и делаю. Это убежище – спасательная шлюпка – и я – командир ее. Ради безопасности остальных, я должен поддерживать дисциплину. Даже, если ради этого кого-то придется выбросить за борт.
      – Это довольно-таки искусственная аналогия. Отец, очень жаль, что ты служил во флоте. После него у тебя в голове завелись какие-то романтические идеи.
      – А я, Дьюк, жалею о том, что тебе вообще не пришлось служить. Ты не реалист. Но оставим это. Так ты будешь выполнять приказы? Или все же покинешь нас?
      – Ты же прекрасно знаешь, что я никуда не уйду. Да ты и не стал бы говорить об этом всерьез. Ведь это верная смерть.
      – Так ты, следовательно, согласен подчиняться приказам?
      – Я… э-э-э… буду сотрудничать с тобой. Но это диктатура… Отец, ведь сегодня вечером ты сам ясно дал понять, что ты свободный человек. Ну и я тоже. Поэтому, я согласен помогать тебе. Но я не собираюсь выполнять приказы, которые считаю ненужными. Что касается держания языка за зубами, то я постараюсь быть дипломатичным. Но если я сочту это необходимым, то наверняка выскажу свое мнение вслух и открыто. Свобода слова. Ведь это справедливо, не так ли?
      Отец вздохнул.
      – Но ты не говоришь, Дьюк. Отойди-ка, я открою дверь.
      – Отец… Мне бы не очень хотелось говорить тебе этого… но мне кажется, что у тебя силенок не хватит тягаться со мной. Я крупнее тебя, да и моложе.
      – Это мне известно. Но я вовсе не собираюсь драться с тобой.
      – Тогда оставим эти глупости.
      – Дьюк, пожалуйста!!! Я построил это убежище. Не прошло еще и двух часов, как ты измывался над ним, называя его «болезненной причудой». А теперь, когда оказалось, что ты неправ, ты с удовольствием пользуешься им. Верно?
      – В принципе, да. Ты прав. – И все-таки, ты указываешь мне, что и как я должен делать.
      Заявляешь, что мне следовало запастись вторым приемником. и все это в то время, как ты сам не запасся ничем! Так будь же мужчиной, раз так получилось, и делай то, что тебе говорят. Ведь ты спасся только благодаря мне.
      – Елки-палки! Но ведь я же сказал, что согласен сотрудничать!
      – А сам и не думаешь этого делать. Вместо этого ты делаешь какие-то глупые замечания, мешаешь мне, упрямишься, напрасно задерживаешь меня тогда, когда у меня куча срочных дел. Дьюк, мне не нужно твое сотрудничество, на твоих условиях и по твоему усмотрению. Пока мы находимся в этом убежище, мне требуется твое полное подчинение.
      Дьюк покачал головой.
      – Попытайся, наконец, понять, что я уже не ребенок. Мое сотрудничество – да. Но большего я не обещаю.
      Мистер Фарнхэм печально покачал головой.
      – Может быть, было бы лучше, если бы командовал ты, а я тебе подчинялся. Но дело в том, что я много раз обдумывал все, что может случиться непредвиденного, а ты – нет. Сынок, я предусмотрел, что у твоей матери может начаться истерика; у меня все было наготове для этого. Так как ты думаешь, не мог ли я предусмотреть и данную ситуацию?
      – Как это? Ведь я здесь оказался по чистой случайности.
      – Я сказал «данную ситуацию». На твоем месте мог бы оказаться любой другой. Дьюк, ведь сегодня у нас могли быть гости – или какие-нибудь случайные люди, вроде того ненормального, который забрел к нам недавно – я ведь не бросил бы их на произвол судьбы. Поэтому, мне пришлось предусматривать и различные крайности. И неужели ты думаешь, что планируя все это, я не предвидел, что кто-то может выйти из повиновения и не придумал, как поставить его на место?
      – Ну, и как же?
      – Как ты думаешь, чем отличается командир спасательной шлюпки от остальных, сидящих в ней?
      – Это что, загадка?
      – Нет. Просто только у командира есть оружие.
      – О, я и не сомневался, что здесь у тебя есть и оружие. Но в руках-то ничего не держишь и… – Дьюк усмехнулся. – Отец, я что-то с трудом представляю себе, что ты стреляешь в меня. Неужели ты способен на это? Отец некоторое время смотрел ему в глаза, затем опустил взгляд.
      – Нет. В чужого человека – возможно. Но ты – мой сын. – Он вздохнул.
      – Ну, что ж, надеюсь на твое сотрудничество.
      – Обещаю тебе его.
      – Спасибо, сынок. А теперь, извини. Мне нужно кое-что сделать. – Мистер Фарнхэм отвернулся от сына и позвал:
      – Джозеф!
      – Да, сэр?
      – Сложилась ситуация номер семь.
      – Ситуация семь, сэр?
      – Да, и положение все время ухудшается. Будь осторожен с инструментами и не мешкай.
      – Понятно, сэр!
      – Спасибо. – Он повернулся к сыну. – Дьюк, если ты действительно хочешь сотрудничать, то можешь собрать остатки этого радио. Оно точно такое же, как и запасное. Так что в случае необходимости мы сможем использовать некоторые части как запасные. Согласен?
      – Конечно, сэр. Я же сказал, что готов сотрудничать. – Дьюк опустился на колени и начал делать то же самое, что помешал сделать отцу.
      – Спасибо. – Его отец повернулся и пошел по направлению ко второму отсеку.
      – Мистер Дьюк! Руки вверх!
      Дьюк взглянул через плечо и увидел, что позади карточного стола стоит Джозеф и целится в него из автомата Томпсона. Он вскочил на ноги.
      – Какого черта!
      – Стойте на месте! – предупредил Джозеф. – При малейшем движении – стреляю.
      – Правильно, – согласился мистер Фарнхэм. – Его ведь не удерживают родственные узы, как меня. Джозеф, если он только пошевелится, пристрели его.
      – Отец! Что происходит!
      Мистер Фарнхэм повернулся к дочери.
      – Ступай обратно!
      – Но, папочка…
      – Тихо. Обе ступайте обратно и сидите на нижней койке. Быстро!
      Карен подчинилась. Барбара с ужасом заметила, что в руке хозяина дома тускло отсвечивает автоматический пистолет и быстро последовала за Карен. – А теперь обнимите друг друга, – приказал Фарнхэм, – и не двигайтесь.
      Он вернулся в первый отсек.
      – Дьюк.
      – Да?
      – Медленно опусти руки и расстегни брюки. Пусть они спадут, но ног из них не вынимай. После этого медленно повернись лицом к двери и отпирай ее. – Отец…
      – Заткнись. Джозеф, если он сделает хоть что-нибудь не так, как я велел, стреляй. Можешь для начала стрелять по ногам, но попасть в него ты должен обязательно.
      Ошеломленный, бледный, как полотно, Дьюк сделал то, что ему было велено: спустил брюки так, что оказался стреноженным ими, повернулся и принялся откручивать болты на двери. Когда он открутил половину болтов, отец остановил его.
      – Дьюк, стой. В ближайшие несколько секунд придется решать – уходить тебе или оставаться. Условия тебе известны.
      Почти без колебаний Дьюк ответил:
      – Я принимаю твои условия.
      – Но это еще не все. Ты будешь подчиняться не только мне, но и Джозефу.
      – ДЖОЗЕФУ?
      – Моему первому помощнику. Без помощника мне никак не обойтись, Дьюк.
      Не могу же я все время бодрствовать. Я бы с радостью назначил помощником тебя, но ты ведь не хотел иметь с этим ничего общего. Поэтому мне пришлось натренировать Джозефа. Он знает, что где находится, как что действует, как что починить. Таким образом, он мой заместитель… Что ты на это скажешь? Согласен ли ты подчиняться ему так же беспрекословно, как и мне? Не возьмешь свои слова обратно?
      – Обещаю, – медленно проговорил Дьюк.
      – Хорошо. Но обещание, данное под давлением, ни к чему не обязывает. Существует другая форма подчинения, которая применяется в случае насилия и, тем не менее, имеет силу. Ты, как юрист, должен знать, о чем я говорю. Я хочу, чтобы ты дал клятву заключенного. Клянешься ли ты подчиняться обстоятельствам до тех пор, пока мы не сможем покинуть убежище? Честное соглашение – твоя клятва в обмен на то, что мы оставляем тебя здесь.
      – Клянусь.
      – Благодарю. Тогда запирай дверь и застегивай брюки. Джозеф, можешь убрать автомат.
      – О'кей, босс.
      Дьюк запер дверь, привел в порядок брюки. Когда он повернулся к отцу и Джозефу, отец протянул ему пистолет.
      – Зачем это? – спросил Дьюк.
      – Соберись с мыслями. Если твоя клятва вынуждена, то лучше нам узнать об этом сейчас.
      Дьюк взял пистолет, оттянул затвор и вынул патрон из магазина. Взглянув на него, он сунул его обратно, снова щелкнул затвором – и вернул перезаряженный пистолет отцу. – Моя клятва остается в силе. Держи.
      – Пусть остается у тебя. Ты всегда был упрямым мальчишкой, но не лжецом.
      – О'кей… босс. – Сын положил пистолет в карман. – А здесь довольно жарко.
      – И, кажется, будет еще жарче.
      – Что? Сколько же радиации мы, по-твоему, получаем?
      – Я имею в виду не радиацию. Огненный шторм. – Он прошел в место стыка двух отсеков, взглянул на висевший там термометр, затем на часы. – Уже восемьдесят четыре градуса, а со времени нападения прошло всего двадцать три минуты. Значит, будет еще хуже.
      – Насколько хуже?
      – Откуда я знаю, Дьюк? Я не имею понятия, на каком расстоянии от нас произошел взрыв, сколько мегатонн было в бомбе, насколько далеко распространилось пламя. Я не знаю даже, горит над нами дом, или его снесло взрывом. Нормальная температура в убежище – около пятидесяти градусов. Так что следует ждать ее дальнейшего повышения. И ничего с этим не поделаешь. Хотя, впрочем, кое-что мы можем сделать. Раздеться и ходить в шортах. Так я и поступлю, пожалуй.
      Он прошел в соседний отсек. Девушки все также сидели на койке, крепко обнявшись. Джозеф сидел на полу, прислонившись спиной к стене. На руках у него сидел кот. Карен взглянула на отца широко открытыми глазами, но ничего не сказала.
      – Ну, детки, можете вставать.
      – Спасибо, – сказала Карен. – Для объятий здесь слишком жарко. – Барбара разомкнула руки и Карен выпрямилась.
      – Ничего не поделаешь. Вы слышали, что произошло?
      – Какая-то ссора, – неуверенно ответила Карен.
      – Верно. И это последняя ссора. Я начальник, а Джозеф – мой заместитель. Понятно?
      – Да, папочка.
      – Миссис Уэллс?
      – Я!? О, конечно! Ведь это ваше убежище. Я так благодарна вам, что оказалась здесь – благодарна за то, что осталась в живых. И, пожалуйста, мистер Фарнхэм, называйте меня просто Барбарой.
      – Хм-м-м… В таком случае, называйте меня Хью. Это имя нравится мне больше, чем Хьюберт. Дьюк, и все остальные тоже – отныне пусть все называют друг друга просто по имени. Не называйте меня больше «отец», зовите меня просто Хью. А ты, Джо, оставь этих «мистеров» и «мисс». Понял? – О'кей, босс. Как вам будет угодно.
      – Теперь ты должен говорить «о'кей, Хью». А теперь, девочки, раздевайтесь до нижнего белья, потом разденьте Грэйс и выключайте свет. Сейчас жарко, а будет еще жарче. Джо, советую раздеться до трусов. – Мистер Фарнхэм снял пиджак и начал расстегивать рубашку.
      – Э… босс. Мне и так хорошо, вполне, – сказал Джозеф.
      – Вообще-то я не спрашиваю, а приказываю тебе.
      – Э-э-э, босс, на мне нет трусов!
      – Это правда, – подтвердила Карен. – Спросонья он так торопился, что забыл одеть их.
      – Вот как? – Хью взглянул на своего экс-лакея и хмыкнул. – Джо, да ты кажется еще мал для такой ответственной должности. Наверное, мне следовало бы назначить заместителем Карен.
      – Годится.
      – Ладно. Возьми на полке запасные и переоденься в туалете. После того, как закончишь, покажи Дьюку, где что находится. А ты, Карен, то же самое проделай с Барбарой. А потом мы соберемся.
      Собрались они минут через пять. Хью Фарнхэм уже сидел за столом и тасовал карты. Когда они расселись, он спросил:
      – Кто хочет сыграть в бридж?
      – Папочка, ты шутишь?
      – Меня зовут Хью. Я не шучу – партия в бридж может здорово успокоить наши нервы. Потуши сигарету, Дьюк.
      – Э… прошу прощения.
      – Я думаю, что завтра мы уже сможешь курить. А сегодня я выпустил в воздух довольно много чистого кислорода, чтобы наружный воздух не поступал. Видел баллоны в туалетной комнате?
      Промежуточная комната, соединяющая оба отсека, была уставлена баллонами с водой, запасами разного рода. Там же находился унитаз и тесноватый душ. Здесь же находились воздухозаборники и трубы вентиляции, сейчас наглухо задраенные. Здесь же помещалась ручная вентиляционная установка и уловители двуокиси углерода и водяных паров. – Так значит в них кислород? А я думал там просто сжатый воздух.
      – Он бы занял слишком много места. Поэтому мы не можем рисковать даже сигаретами. Здесь есть небольшой шлюз с датчиками температуры и радиации: и то и другое снаружи очень велики – счетчик Гейгера трещит как пулемет. Друзья, я не знаю, сколько нам еще придется просидеть на сжатом кислороде. Запас его рассчитан на тридцать шесть часов для четырех человек, так что для шестерых его хватит примерно на двадцать четыре часа. Но это не самое страшное. Я весь в поту – и вы тоже. До ста двадцати градусов мы еще сможем терпеть. Если температура поднимется выше, нам придется использовать кислород для охлаждения убежища. В этом случае нам придется, возможно, выбирать между жарой и удушьем.
      – Папа… То есть Хью, я хотела сказать. Иными словами, ты хочешь сказать, что мы или поджаримся заживо, или задохнемся?
      – Этому не бывать, Карен. Я этого не допущу.
      – Если дойдет до этого… я предпочитаю пулю.
      – Этого тоже не потребуется. У меня здесь запас снотворного, достаточный для того, чтобы безболезненно умертвить человек двадцать. Но мы здесь не для того, чтобы погибнуть. До сих пор нам везло. И если наше везение продлится еще немного, мы переживем катастрофу. Так что не настраивайтесь на похоронный лад.
      – И как насчет радиоактивности? – спросил Дьюк.
      – Ты умеешь читать показания счетчика?
      – Нет.
      – Тогда поверь мне на слово, что с этой стороны опасность нам пока не грозит. Теперь насчет сна. В этом отсеке, где лежит Грэйс – женская половина, другой отсек – для мужчин. Коек только четыре, но этого вполне достаточно: один из нас постоянно должен наблюдать за температурой и воздухом, другой, которому тоже не хватает места, должен заботиться о том, чтобы дежурный не уснул. Тем не менее, сегодняшнюю вахту я беру на себя и напарник мне не понадобится – я принял декседрин.
      – Я буду дежурить.
      – Я с тобой.
      – Мне совсем не хочется спать.
      – Тише, тише! – сказал Хью. – Джо, тебе со мной дежурить нельзя, потому что тебе придется сменить меня, когда я выдохнусь. Мы с тобой будем дежурить попеременно до тех пор, пока ситуация не перестанет быть опасной. Джо пожал плечами и промолчал. Дьюк сказал:
      – Тогда, видимо, я буду удостоен этой чести.
      – Вы что, считать не умеете? Две койки для мужчин, две – для женщин.
      Что остается? Мы можем сложить этот стол и тогда пятый человек может спать здесь на полу. Джо, доставай одеяла. Пару брось на пол здесь и пару в туалетной комнате, для меня.
      – Уже несу, Хью.
      Обе девушки продолжали настаивать на том, чтобы им тоже разрешили нести вахту. Хью оборвал их.
      – Довольно.
      – Но…
      – Довольно, я сказал, Барбара. Одна из вас спит на койке, другая здесь, на полу. Дьюк, тебе дать снотворное?
      – Никогда не имел такой привычки.
      – Не строй из себя железного человека.
      – Ну… пусть это будет проверка на ржавчину.
      – Хорошо. Джо? Секонал?
      – Дело в том, что я так рад тому, что не нужно завтра писать эту контрольную…
      – Приятно слышать, что хоть кто-то из нас чему-то рад. Хорошо.
      – Я еще хотел сказать, что сна у меня ни в одном глазу. Вы уверены, что вам не понадобится моя помощь?
      – Уверен. Карен, достань для Джо одну таблетку. Знаешь, где они лежат?
      – Да, и себе я тоже пожалуй возьму. Я не железный человек и милтаун очень кстати.
      – Прекрасно. Барбара, вы пока не пейте снотворного. Может быть мне еще придется разбудить вас, чтобы вы не давали мне заснуть. Впрочем, милтаун можете принять. Это обычное успокоительное.
      – Пожалуй, ни к чему.
      – Как хотите. А теперь всем спать. Сейчас ровно полночь и через восемь часов на вахту заступят следующие двое.
      Через несколько минут все улеглись; Барбара легла на полу. Свет выключили, оставив только одну лампочку для дежурного. Хью расположился на одеялах и принялся сам с собой играть в солитер, причем довольно плохо. Пол снова вздрогнул, опять послышался раздирающий уши рев. Карен вскрикнула.
      Хью мгновенно вскочил. На сей раз удар был не очень силен: он смог удержаться на ногах. Он поспешил в женский отсек.
      – Дочка! Где ты? – Он пошарил рукой по стене и нащупал выключатель. – Я здесь, папа. Боже, как я испугалась! Я уже почти заснула, как вдруг – это! Я чуть не свалилась на пол. Помоги мне спуститься.
      Он поддержал ее и, спустившись, она прижалась и зарыдала.
      – Ну, ну, – приговаривал он, ласково похлопывая ее по спине. – Ты же у меня смелая, все будет хорошо.
      – И вовсе я не смелая. Я все время испытываю глупый страх. Просто я стараюсь не показывать этого.
      – Карен… Я ведь тоже боюсь, так давай не будем показывать этого, а? Выпей-ка еще таблетку. И запей чем-нибудь покрепче.
      – Хорошо. И то и другое. Но мне в этом бункере не уснуть – здесь слишком жарко и страшно, когда трясет.
      – Ладно. Мы можем постелить тебе на полу, там прохладнее. А где твое белье, девочка моя? Лучше одень его.
      – Оно там, наверху, на койке. Но мне это безразлично. Мне просто нужно, чтобы кто-нибудь был рядом. А впрочем, нет. Лучше я оденусь, а то Джозеф будет шокирован, когда проснется.
      – Сейчас, подожди. Вот твои трусики. А куда же делся лифчик?
      – Может быть, свалился на пол?
      Хью пошарил внизу.
      – Нет, и здесь нету.
      – Ну и черт с ним. Джо может и отвернуться. Я хочу выпить.
      – Хорошо. Джо – настоящий джентльмен.
      Дьюк и Барбара сидели на одеяле, на котором она лежала. Оба выглядели очень неважно. Хью спросил:
      – А где Джо? Он не ранен?
      Дьюк усмехнулся.
      – Хочешь посмотреть на «спящую невинность»? Вон там, на верхней полке.
      Хью обнаружил своего заместителя лежащим на спине, громко храпящим и таким же некоммуникабельным, как Грэйс Фарнхэм.
      – Если не ошибаюсь, доктор Ливингстон свернулся калачиком у него на груди.
      Хью вернулся в первый отсек.
      – На сей раз взрыв был гораздо более удален от нас. Я очень рад, что у Джо есть возможность выспаться.
      – А по мне, так взрыв был чертовски близко. И когда только у них кончатся эти проклятые ракеты?
      – Я думаю, скоро. Друзья, мы с Карен только что организовали клуб «Я тоже боюсь» и собираемся отпраздновать его учреждение небольшим возлиянием. Еще кандидаты в члены клуба есть?
      – Я почетный член!
      – И я тоже, – поддержала Барбара.
      – Еще бы!
      Хью извлек откуда-то бумажные стаканчики и бутылку шотландского виски, а также секонал и милтаун.
      – Принесите, кто-нибудь, воды.
      – Я не хочу, чтобы какая-нибудь вода мешалась со столь благородным напитком.
      – А я, пожалуй, разбавлю, – сказала Барбара. – Как, все-таки, жарко.
      – Отец, какая сейчас у нас температура?
      – Дьюк, в туалетной есть термометр. Будь добр, сходи и посмотри.
      – Конечно. А можно мне потом тоже принять снотворное?
      – Ради бога, – Хью дал Карен еще одну капсулу секонала и таблетку милтауна, затем посоветовал Барбаре тоже принять милтаун, решив, что декседрин слишком возбудил его. Вернулся Дьюк.
      – Сто четыре градуса, – объявил он. – Я еще немного отвернул вентиль. Правильно?
      – Скоро нам придется отвернуть его еще больше. Вот твои таблетки, Дьюк – двойная доза секонала и милтауна.
      – Спасибо, – Дьюк проглотил таблетки и запил их виски. – Пожалуй, я тоже лягу на полу. Кажется, это самое прохладное место в доме.
      – Логично. Ну, хорошо, давайте ложиться. Дадим таблеткам возможность проявить себя.
      Хью сидел с Карен до тех пор, пока она не уснула, затем осторожно убрал руку, которую она продолжала сжимать во сне и вернулся на пост. Температура поднялась еще на два градуса. Он еще больше отвернул вентиль на баллоне с кислородом, но, услышав прощальное шипение остатков газа, покачал головой, взял гаечный ключ и перешел к другому баллону. Перед тем как начать отворачивать клапан, он присоединил к нему шланг, который тянулся в жилой отсек. Отвернув вентиль, он уселся на одеяла и опять принялся играть сам с собой в солитер.
      Через несколько минут на пороге появилась Барбара.
      – Что-то мне не спится, – сказала она. – Можно составить вам компанию?
      – Вы плакали?
      – А что, заметно? Прошу прощения.
      – Садитесь. Хотите сыграть?
      – Давайте, сыграем. В общем-то мне просто не хочется быть одной.
      – А мы с вами поговорим. Может быть выпьете еще?
      – С удовольствием! А может быть, не стоит тратить виски понапрасну?
      – У нас его очень много. Да и к тому же, когда его и пить-то, если не в такую ночь? Но помните одно: мы оба должны следить за тем, чтобы другой не уснул.
      – Хорошо. Буду стараться не дать вам заснуть.
      Они выпили, смешав скотч с водой из бака. Было так жарко, что им показалось, что виски выходит из тела с потом быстрее, чем они успевают пить его. Хью еще немного увеличил количество кислорода, и тут заметил, что потолок неприятно горяч.
      – Барбара, должно быть, над нами горит дом. Потому что потолок – слой бетона толщиной в тридцать дюймов, да над ним еще фута два почвы.
      – Как вы думаете, какая температура там, снаружи?
      – Трудно сказать. Вероятно, мы находимся недалеко от эпицентра взрыва. – Он еще раз пощупал потолок. – Я сделал эту штуку более чем прочной – потолок, стены и пол представляют собой сплошную бетонную коробку, усиленную стальной арматурой. И правильно. У нас еще могут быть затруднения с дверьми. Этот жар… К тому же, их вполне могло заклинить взрывом.