Рисунки Н.Гришина

 
      – Осторожно, мьют!
      Кусок железа врезался в переборку прямо над головой Хью с такой силой, что, не промахнись пращник, пробил бы ее наверняка. Хью Хойланд резко пригнулся, оттолкнулся ногами от пола и, пролетев несколько метров по коридору, выхватил нож.
      Перевернувшись в воздухе у поворота, он встал на ноги. За поворотом коридор был пуст. Оба товарища догнали его.
      – Ушел? – спросил Алан Махони.
      – Ушел, – ответил Хойланд. – Я видел, как он нырнул в люк. Кажется, у него было четыре ноги.
      – Четыре или две, нам все равно теперь не поймать мьюта, – сказал Морт Тайлер.
      – Вот еще, ловить его! – воскликнул Махони. – На кой Хафф он нам сдался!
      – А я был бы не прочь поймать его, чтобы потолковать кое о чем, – ответил Хойланд. – Клянусь Джорданом, возьми он на два дюйма ниже, быть бы мне в Конвертере.
      – Перестаньте через каждые два слова богохульничать, укоризненно сказал Тайлер. – Слышал бы вас Капитан! – И он благоговейно приложил ладонь ко лбу, как и подобает при упоминании Капитана.
      – Джордана ради, – резко ответил Хойланд, – не умничай, Морт. Тебя еще не произвели в ученые, а я вряд ли менее благочестив, чем ты, но не вижу греха в том, чтобы иногда дать выход чувствам. Даже ученые так выражаются в сердцах, я сам слышал.
      Тайлер открыл было рот, но промолчал.
      – Слушай, Хью, – Махони дернул Хойланда за руку. – Давай уйдем отсюда. Мы так высоко никогда еще не забирались. Я хочу вернуться туда, где нормальная тяжесть.
      Хойланд, сжимая рукоять ножа, жадно смотрел на люк, в котором скрылся противник.
      – Ладно, малыш, – согласился он. – Впереди дорога долгая, пора возвращаться.
      Он повернулся и пошел к люку, через который они выбрались на этот ярус. Вверх приходилось подниматься по крутым лестницам, но сейчас Хью просто оттолкнулся от крышки люка и начал плавно спускаться на палубу пятнадцатью футами ниже.
      Тайлер и Махони последовали за ним. Так они продвигались вниз – через десятки люков и зловещих, слабо освещенных палуб. С каждым разом прыжок чуть-чуть ускорялся, и приземлялись они чуть-чуть тяжелее. В конце концов Махони не выдержал:
      – Хью, хватит прыгать. Я ногу зашиб. Давай пойдем лестницами.
      – Ладно, но так будет дольше. Кстати, далеко нам еще?
      – Отсюда до фермы палуб семьдесят, – ответил Тайлер.
      – А ты почем знаешь? – подозрительно спросил Махони.
      – Знаю, потому что считал, балда ты этакая. – Ну да!
      Считать умеют только ученые. Ты думаешь, если тебя учат читать и писать, так ты уже все знаешь?
      Хойланд вмешался, прежде чем спор перерос в ссору:
      – Заткнись, Алан. Может, он действительно умеет считать.
      Морт на такие дела мастак. Да и, судя по тяжести, он прав. – А лезвия в моем ноже он посчитать не хочет? – не унимался Алан.
      – Заткнись, тебе говорят. Ты что. Закона не знаешь? За пределами деревни дуэли запрещены.
      Они продолжали свой путь в тишине, легко бежали по лестницам, пока возросшая сила тяжести не заставила перейти на шаг. Вскоре показался ярко освещенный ярус, где расстояние между палубами было раза в два больше, чем наверху. Воздух здесь был влажный и теплый.
      – Наконец-то… – сказал Хью. – Однако я не вижу нашей фермы. Мы, наверное, вышли с другой стороны.
      – А вон и какой-то фермер, – сказал Тайлер. Сунув мизинцы в рот, он свистнул, а потом крикнул: – Эй, приятель? Куда это мы попали?
      Крестьянин не спеша оглядел всех троих, потом объяснил, как найти Главную дорогу, ведущую к их деревне. Они прошли с полторы мили энергичным шагом по широкому, довольно оживленному тоннелю. Навстречу им попадались по большей части крестьяне, толкавшие перед собой груженые тележки. Потом они увидели, как в носилках, которые держали четверо здоровенных слуг, с достоинством покачивался ученый. Его оруженосец шествовал впереди, разгоняя с дороги простолюдинов… А вскоре вся тройка пришла в общинную своей деревни – просторное помещение в три палубы высотой. Здесь они разошлись. Хью направился в казармы кадетов – молодых холостяков, живущих отдельно от родителей.
      Он умылся, потом отправился к дяде, Эдуарду Хойланду, у которого работал за еду. Когда Хью вошел, тетя взглянула на него, но ничего не сказала: женщине подобало хранить молчание.
      – Привет, Хью, – сказал дядя. – Опять бродил по окрестностям?
      – Доброй еды, дядя… Конечно, бродил…
      Эдуард Хойланд, солидный здравомыслящий человек, снисходительно усмехнулся:
      – Где были, что видел?
      Тетя бесшумно выскользнула за дверь и вернулась с ужином для Хью, поставила перед ним тарелку, но ему даже и в голову не пришло поблагодарить за заботу. Он проглотил кусок прежде, чем ответить.
      – Был наверху. Добрались почти до невесомости. А потом мьют чуть не разнес мне череп. Дядя хмыкнул:
      – Свернешь себе шею в этих трущобах, парень. Ты бы лучше занимался хозяйством и ждал дня, когда я умру и оставлю его тебе.
      На лице Хью появилось упрямое выражение.
      – А вам разве не любопытно, дядя?
      – Мне? Ну, когда я был молодым, тоже много шатался.
      Прошел всю Главную дорогу, потом вернулся обратно в деревню…
      И в Темном Секторе бывал, меня там мьюты разве что за пятки не хватали. Видишь шрам?
      Хью видел этот шрам не в первый раз, а дядин рассказ уже наскучил ему до тошноты. Подумаешь, прошел однажды Главную дорогу! Сам-то Хью хотел побывать везде, все увидеть и все узнать. Взять хотя бы верхние ярусы. Если человеку не дано так высоко забираться, то с чего Джордану было их создавать?
      Но мысли эти он держал при себе и продолжал есть. Эдуард Хойланд сменил тему:
      – Мне надо повидать Свидетеля. Джон Блэк заявил, что я ему должен трех свиней. Хочешь пойти со мной?
      – Да нет, пожалуй. Хотя да, пойду.
      – Поспешай тогда.
      По дороге они зашли в казарму, и Хью отпросился идти с дядей по делу.
      Свидетель жил в маленьком вонючем помещении на краю общинной, где был легкодоступен всем, нуждающимся в его услугах. Он сидел на пороге, ковыряя ногтем в зубах. Его ученик, прыщавый близорукий подросток сидел на корточках за его спиной.
      – Доброй еды, – сказал дядя.
      – И тебе доброй еды, Эдуард Хойланд. Ты пришел по делу или просто составить старику компанию?
      – И то и другое, – дипломатично ответил дядя, а затем изложил суть своего визита.
      – Так в чем проблема? – сказал свидетель. – В контракте ведь ясно сказано:
      Джон Блэк дал Эдуарду овес, Чтоб Эд свиней ему принес.
      Как поросята подрастут, Из них двух Джону отдадут.
      Подросли поросята, Эдуард Хойланд? – Подросли, – ответил дядя. – Но Блэк требует трех, а не двух.
      – Порекомендуй ему холодную примочку на голову. Свидетель свое слово сказал, – и старик жиденько рассмеялся.
      Они немного посплетничали. Эдуард Хойланд как мог удовлетворял ненасытную жажду старика ко всякого рода подробностям. Хью хранил благопристойное молчание во время беседы старших. Но когда дядя наконец поднялся, он сказал:
      – Я задержусь ненадолго.
      – Как хочешь. Доброй еды. Свидетель.
      – Доброй еды, Эдуард Хойланд.
      Когда дядя отошел достаточно далеко, Хью сказал:
      – Я принес вам подарок. Свидетель.
      – Покажи.
      Хью вынул кисет с табаком, который захватил, когда заходил в казарму. Свидетель принял его, не сказав ни слова, и бросил ученику, чтобы тот спрятал.
      – Заходи, – сказал Свидетель и повернулся к ученику: – А ты принеси-ка кадету стул.
      Хью начал рассказ, и старик тщательно выпытывал все касающееся его последних вылазок, ругая при этом Хью за неумение запомнить события до мельчайших подробностей.
      – Ничего вы, молодые, не умеете. Даже этот паршивец, Свидетель ткнул пальцем в ученика. – Даже он ничего не умеет, хоть и способней тебя раз в десять. Поверишь ли, и тысячи строк в день запомнить не может, а ведь должен занять мое место, когда умру. Да когда я был учеником, мне тысячи строк едва хватало, чтобы заговорить себя и поскорее уснуть. Свистки вы все без горошины.
      Хью не возражал, он ждал, пока старик выговорится.
      – Ты хотел что-то спросить у меня, паренек?
      – Вообще-то да. Свидетель.
      – Ну так выкладывай. Язык, что ли, проглотил?
      – Вы когда-нибудь поднимались в невесомость?
 
 
      – Кто, я? Конечно нет. Я же учился на Свидетеля. Мне нужно было запомнить все, что написали Свидетели до меня, а на мальчишеские забавы у меня времени не было.
      – Я думал, может, вы мне скажете, что там есть.
      – А, ну это совсем другое дело. Нет, сам я туда никогда не забирался, но слышал рассказы многих людей, которые там побывали. Очень многих, тебе столько людей не увидеть и за всю жизнь. Я ведь старый. Я помню отца твоего отца и его отца тоже.
      Что же именно ты хочешь знать?
      – Что именно? – Как задать вопрос? Как выразить словами смутную боль в груди? И все-таки: – Какое в этом во всем предназначение. Свидетель? Зачем все эти ярусы над нами?
      – Что? Джордан с тобой, сынок, я же Свидетель, а не ученый.
      – Я думал, что вы, может быть, знаете… Извините…
      – Но я действительно знаю. Строки из Книги Начала – вот что тебе нужно…
      – Их я уже не раз слышал.
      – Так послушай еще раз. Ответы на все вопросы есть в этих строках, если только у человека хватает мудрости увидеть их.
      Внемли мне. Хотя нет, дадим возможность моему ученику показать себя. Эй ты! Прочти нам из «Начала», да с выражением. Ученик облизал губы и начал:
 
Вначале был Джордан в раздумье глубоком,
Вначале был Джордан во тьме одинокой,
Из тьмы и безлюдства родилось желание,
Желанье затем перешло в ожиданье.
Из ожиданья родился План -
Джордан решил, и час настал:
Из тьмы и мрака Он Корабль создал!
Миля за милей уютных жилищ
И для плодов золотых хранилищ.
Палубы, люки, свет и воздух -
Все для людей, еще не созданных.
Вот человека сотворил Он
И учредил для него Закон:
Создателя должен чтить человек,
Плану великому посвятить свой век.
Каждому Законом отведено место,
Каждому строго определен удел.
Человеку не дано знать цели,
Главное – чтобы он Создателю
Повиноваться умел.
Одним – говорить, другим – слушать.
Среди людей Воцарился порядок.
Он создал Экипаж для черной работы
И ученых для соблюдения Плана.
Помазанник Джордана – Капитан -
Человеческим родом стал править сам.
Непорочен лишь Джордан, а люди грешны.
Зависть, жадность и гордость загрязнили умы.
Первым Хафф согрешил, будь он проклят навек!
От него эту скверну вкусил человек.
Разразился мятеж, и погиб Капитан.
Кровью мучеников…
 
      Мальчик запнулся, и старик наотмашь ударил его по лицу.
      – Начинай снова!
      – С самого начала?
      – Нет, с той строки, с которой сбился. Мальчик продолжал монотонно декламировать строфу за строфой, пространно рассказывая древнюю историю греха, мятежа и смутного времени.
      Как мудрость в конце концов взяла верх и как тела вождей мятежа скормили Конвертеру. Как некоторым мятежникам удалось избежать Полета и положить начало племени мьютов. Как после молитв и жертвоприношений был избран новый Капитан.
      Хью беспокойно заерзал, шаркая ногами по полу. Без сомнения, в Священных Строках были ответы на все его вопросы, на то они и священные, но у него, видно, ума не хватало найти их. Но почему? В чем же вообще смысл жизни? Неужели жить значит всего лишь есть, спать и в конце концов отправиться в дальний Полет? Разве Джордан не желал, чтобы его поняли? Откуда же тогда боль в груди? Этот голод, который нельзя утолить даже доброй едой?
      Утром к дверям дядиного жилища подошел посыльный.
      – Ученый хочет видеть Хью Хойланда, – Отчеканил он.
      Хью понял, что его вызывает Лейтенант Нельсон – ученый, отвечающий за духовное и физическое состояние сектора Корабля, в котором располагалась родная деревня Хью. Он быстро собрался и заторопился вслед за посыльным.
      – Кадет Хойланд прибыл, – доложил он.
      Ученый оторвался от завтрака и сказал:
      – А, да. Входи, мой мальчик. Садись. Ты ел?
      Хью утвердительно кивнул головой, не отрывая глаз от диковинных фруктов, лежащих на тарелке. Нельсон проследил его взгляд.
      – Попробуй эти финики. Новая мутация. Я приказал доставить их с дальней стороны. Ешь, пожалуйста. В твоем возрасте всегда можно съесть еще немножко.
      Хью с гордостью принял приглашение. Делить трапезу с Ученым ему еще не приходилось. Лейтенант откинулся в кресле, вытер пальцы о рубашку, оправил бороду и приступил к делу:
      – Последнее время я совсем, не видел тебя, сын мой.
      Расскажи мне, чем ты занимаешься.
      Не успел Хью ответить, как Ученый заговорил снова:
      – Хочешь, я сам тебе скажу? Ты изучаешь верхние ярусы, мало беспокоясь о том, что это запретная зона. Так или нет?
      Хью пытался что-то промямлить, но ученый снова перебил:
      – Ну ничего, ничего. Я вовсе не сержусь. Но просто все это заставило меня подумать, что тебе пора выбрать свое место в жизни. Есть ли у тебя какие-либо планы на будущее?
      – Сказать по правде, определенных планов нет, сэр.
      – А что у тебя с этой девушкой, Идрис Бакстер?
      Собираешься жениться?
      – Не знаю, сэр. Я бы не прочь, да и отец ее тоже, насколько мне известно. Вот только…
      – Что «только»?
      – Он хочет, чтобы я пошел к нему на ферму в ученики.
      Предложение, конечно, неплохое. Его ферма да дядин надел – это хорошее хозяйство.
      – Но ты не уверен, что тебе именно этим хочется заниматься…
      – Сказать по правде, не знаю.
      – Правильно. Ты не для этого создан. У меня относительно тебя другие планы. Скажи, ты никогда не задумывался, почему я тебя научил читать и писать? Ага, задумывался? Но держал свои мысли при себе? Вот и молодец. А теперь слушай меня внимательно. Я наблюдал за тобой со дня твоего рождения.
      Воображение твое развито намного лучше, чем у других простолюдинов. В тебе больше, чем в них, любопытства, больше энергии. Ты прирожденный лидер и уже ребенком выделялся среди других детей. Когда ты родился, твоя слишком большая голова сразу вызвала пересуды. Некоторые даже предлагали закончить дело Конвертером. Но я не согласился. Мне было очень интересно, что из тебя получится. Жизнь крестьянина не для тебя. Твой удел быть ученым.
      Лейтенант смолк и внимательно посмотрел на растерянного, потерявшего дар речи Хью. Потом заговорил снова:
      – Именно так дела и обстоят. Человека твоего склада следует сделать либо одним из правителей, либо отправить в Конвертер.
      – Если я правильно вас понял, сэр, то у меня и выбора нет?
      – Откровенно – да. Оставлять мыслящих людей в рядах Экипажа – значит сеять ересь. Это недопустимо. Однажды так случилось, и род человеческий чуть было не погиб. Ты выделился из общей массы своими дарованиями. Теперь твое мышление следует направить на путь истинный, открыть секреты чудес, дабы ты стал охранителем устоев, а не источником смуты и беспокойства.
      Вошел посыльный, нагруженный узлами, и сложил их в углу.
      – Да это же мои пожитки! – воскликнул Хью.
      – Совершенно верно, – подтвердил Нельсон. – Я за ними послал. Теперь ты будешь жить здесь, заниматься под моим наблюдением, если, конечно, у тебя на уме нет чего-либо другого.
      – О нет, сэр, что вы! Должен сознаться, я просто немного растерян. Скажите, я теперь… Ну, то есть вы против моей женитьбы?
      – А, вот ты о чем… – безразлично ответил Нельсон. – Если хочешь, просто возьми девку себе. Отец теперь возражать не посмеет. Но позволь предупредить, тебе будет не до нее.
      Хью пожирал одну за другой древние книги, которые давал ему наставник, забыл даже о Идрис Бакстер и своих дальних экспедициях. Часто ему казалось, что он напал на след какой-то тайны, но каждый раз оказывался в тупике и чувствовал себя еще больше запутавшимся, чем раньше. Постичь премудрости науки и тайны ученых было более трудным делом, чем он предполагал.
      Однажды, когда он ломал голову в размышлениях о непостижимо странных и непонятных характерах предков и пытался разобраться в их запутанной риторике и непривычной терминологии, в его комнатушку вошел Нельсон и отцовским жестом положил руку на плечо.
      – Как идет учеба, мальчик?
      – Да, пожалуй, нормально, сэр, – ответил Хью, отложив книгу в сторону. – Но кое-что я не совсем понимаю. А сказать по правде, не понимаю совсем.
      – Чего и следует ожидать, – невозмутимо ответил Нельсон. – Я умышленно оставил тебя наедине с мудростью, чтобы ты увидел ловушки, расставленные для природного ума, не вооруженного знанием. Многое из того, что ты прочел, не понять без разъяснений и толкований. Чем ты сейчас занят? – Он взял книгу и посмотрел на обложку: – «Основы современной физики».
      Это одно из самых ценных древних писаний, но непосвященному не разобраться в нем без помощи. Прежде всего ты должен понять, мой мальчик, что наши предки при всем их духовном совершенстве придерживались иных взглядов на мир, чем мы. В отличие от нас, рационалистов до мозга костей, они были неисправимыми романтиками, и те незыблемые истины, которые оставлены нам в наследство, часто излагались у них аллегорическим языком.
      Возьми, например. Закон Всемирного Тяготения. Дошел ты уже до него?
      – Да, я читал о Нем. – Понял ли ты его? Мне кажется, что нет.
      – Я не увидел в нем никакого смысла, – робко сказал Хью. – Прошу прощения, сэр, но все это показалось мне какой-то белибердой.
      – Вот блестящий пример того, о чем я тебе говорил. Ты воспринял этот Закон буквально, «Два тела притягивают друг друга пропорционально квадрату расстояния между ними». Казалось бы, эта формула звучит как правило, констатирующее элементарное состояние физических тел. Но нет! Ничего подобного! Перед нами не что иное, как древнее поэтическое изложение закона близости, лежащего в основе чувства любви. Тела, о которых идет речь, – это человеческие тела. Масса – это их способность к любви. У молодых потенциал любви намного выше, чем у стариков; если их свести вместе, они влюбятся друг в друга, но, если разлучить, чувство любви быстро проходит. Все очень просто. А ты пытался найти какой-то скрытый глубокий смысл там, где его нет.
      Хью усмехнулся:
      – Такая трактовка мне и в голову не приходила…
      – Если тебе что-либо неясно, спрашивай.
      – У меня много вопросов, так сразу я даже с ними и не соберусь. Но вот что я хотел бы знать, отец мой. Можно ли считать мьютов людьми?
      – Так… Вижу, ты наслушался праздной болтовни… И да и нет. Верно то, что мьюты когда-то произошли от людей, но они ведь давно уже не относятся к Экипажу, ведь они согрешили и нарушили Закон Джордана. О, это очень сложный вопрос, – продолжал учитель, увлекшись. – Здесь можно спорить и спорить. Дискутируется даже этимология слова «мьют». Некоторые ученые считают, что было бы более правильным называть эти существа «мяты», поскольку и это, безусловно, верно – начало их роду было положено избежавшими Конвертера мятежниками. Но верно также и то, что в их жилах течет кровь многочисленных мутантов, расплодившихся в Темные века. Отсюда и «мьют» «мутант». В те давнишние времена, как ты сам понимаешь, не существовало еще нашего мудрого обычая – осматривать каждого новорожденного и отправлять в Конвертер тех, кто отмечен печатью греха, а значит, родился мутантом. Хью обдумывал услышанное, потом спросил: – А почему же среди нас, людей, все еще появляются мутанты?
      – Это как раз легко понять. Семя греха все еще живет в нас и временами воплощается в людей. Уничтожая этих паршивых овец, мы оберегаем стадо и тем самым приближаемся к осуществлению великого Плана Джордана – завершению Полета в нашем доме небесном. Далеком Центавре.
      Хойланд напряженно свел брови:
      – Это мне тоже не совсем ясно. Многие из древних писаний говорят о Полете как о действительном процессе движения куда-то. Как если бы сам Корабль был бы какой-то тележкой, которая может двигаться из одной деревни в другую. Как это понять? Нельсон хмыкнул:
      – Как понять? Вот уж действительно вопрос. Как может двигаться то, внутри чего движется все остальное? Ответ ясен.
      Ты опять спутал древнюю аллегорию с реальностью. Само собой разумеется, что Корабль неподвижен. Корабль – это Вселенная.
      Но, конечно, она движется в духовном смысле слова. С каждым нашим праведным поступком мы продвигаемся все ближе и ближе к божественному предначертанию Плана Джордана.
      – Я, кажется, понимаю, – кивнул Хью.
      – Видишь ли, Джордан мог создать Вселенную и не в виде Корабля. Он мог придать ей любую форму. На заре человечества, когда наши предки были более поэтичными, чем мы, святые соперничали друг с другом, строя гипотезы о возможных мирах, которые мог бы создать Джордан, будь на то его воля.
      Существовала даже школа, разработавшая целую мифологию о перевернутом вверх дном мире, состоящем из бесчисленного множества пустых пространств, в которых только кое-где мерцали огоньки и жили бестелые мифологические чудовища. Они называли этот вымышленный мир «небом», или «небесным миром», видимо, по контрасту с реальной действительностью Корабля. Я думаю, что все это делалось к вящей слав Джордана. И кому дано судить, по нраву Ему были эти мечты или нет? Но в наш просвещенный век на нас возложена более серьезная работа, чем на наших предков. Астрономия Хью не интересовала. Даже его нетренированному уму было ясно, насколько она нереальна и не от мира сего. Он же был занят вопросами более практическими.
      – Если мьюты – плод греха, то почему же мы не предпримем попыток уничтожить их? Разве такое деяние не ускорит выполнение Плана?
      После короткой паузы ученый ответил:
      – Ты задал прямой вопрос и заслуживаешь прямого ответа.
      Подумай сам: ведь в Корабле достаточно места только для определенного числа членов Экипажа. Если мы начнем размножаться безо всяких ограничений, то наступит время, когда доброй еды на всех не хватит. Так не будет ли лучше, если некоторые погибнут в стычках с мьютами, чем допустить ситуацию, при которой нас станет так много, что мы будем вынуждены убивать друг друга из-за еды? Видишь, в Плане Джордана даже мьютам отведено место.
      Аргументация казалась убедительной, но все же не до конца.
      Во всяком случае для Хью.
      Но когда его как младшего ученого допустили к практической деятельности по управлению жизнью Корабля, он обнаружил, что существуют и другие теории. Согласно установленному обычаю он некоторое время обслуживал Конвертер. Работа была необременительная. В основном приходилось принимать отходы, доставляемые носильщиками изо всех деревень, да вести учет поступлениям. Но, работая там, он познакомился с Биллом Эртцем, Заместителем Главного Инженера, который был совсем ненамного его старше.
      Хью обсуждал с ним теории, усвоенные из бесед с Нельсоном, но реакция Эртца просто потрясла его.
      – Заруби себе на носу, малыш, – сказал ему Эртц, – что наша работа – это практическое дело для практически мыслящих людей. Забудь всю ту романтическую чепуховину. План Джордана, тоже мне! Все эти россказни только и годятся для того, чтобы держать крестьян в повиновении, но ты-то на это не клюй.
      Никакого Плана и в помине нет, кроме, конечно, наших собственных планов. Кораблю нужны свет, тепло и энергия, которыми ведаем мы, ученые. Экипажу без них не прожить, что касается этой мягкотелой терпимости по отношению к мьютам, то, помяни мое слово, скоро кое-что изменится. Держи язык за зубами, а сам будь поближе к нам.
      Из этого разговора Хью понял, что ему следует примкнуть к группировке молодых ученых. Молодые создали свою собственную крепко спаянную организацию, состоящую из практически мыслящих, работающих людей, которые были намерены улучшить условия жизни во всем Корабле. Они были крепко спаяны потому, что каждый молодой кандидат в ученые, не оказавшийся способным воспринимать их взгляды, либо вскоре оказывался снова среди крестьян, либо, что случалось еще чаще, был обвинен в серьезном служебном проступке и оказывался в Конвертере.
      И Хойланд начал понимать, что молодые ученые были правы.
      Они были реалисты. Корабль есть Корабль. Факт, не требующий толкования. А что касается Джордана, то кто Его видел? Кто с Ним хоть раз беседовал? И в чем это заключается Его малопонятный План? Смысл жизни в том, чтобы жить. Человек рождается, живет и уходит в Конвертер… Все очень просто, безо всяких мистерий, божественных Полетов и Центавров. Все эти мифы и сказки не что иное, как пережитки детства рода человеческого, тех времен, когда человек еще не умел разобраться в реальности бытия и не обладал достаточной смелостью, чтобы смотреть правде в глаза и объективно ее воспринимать.
      Хью перестал забивать себе голову астрономией, мистической физикой и прочее мифологией, которую ранее привык почитать.
      Священные строки из Книги Начала и все эти старые сказки о Земле – это еще что за хаффовщина, «Земля» какая-то? – теперь только забавляли его. Он знал, что верить в них могут лишь дети да тупицы.
      Дай работы у него теперь было по горло. Молодые вынашивали свои проекты, среди которых первое место занимало планомерное истребление мутантов. Они и сами толком не представляли себе, чем займутся после этого, но рассчитывали полностью использовать все ресурсы Корабля, включая и верхние ярусы.
      Молодежи удавалось проводить свои планы в жизнь, не вступая в открытое противоборство со старшими, потому что старшее поколение ученых мало интересовалось вопросами повседневной жизни Корабля. Нынешний Капитан разжирел так, что редко покидал свою резиденцию, а всеми делами от имени Капитана вершил его Старпом, член группы молодых. Главного Инженера Хью за все это время видел всего один раз, дай то на религиозной церемонии сдачи вахты у Конвертера.
      Проект истребления мьютов требовал систематических рекогносцировок верхних ярусов. В одной из таких вылазок Хью и попал в засаду.
 
 
      Этот мьют стрелял из пращи лучше, чем первый. Спутники Хойланда сочли его мертвым и оставили на поле боя, отступив под давлением превосходящих сил противника.
      Джо– Джим Грегори играл сам с собой в шашки. Раньше он играл сам с собой в карты, но Джо -правая голова заподозрил, что Джим-левая голова – передергивает. Они поссорились, но потом помирились, поскольку давно уже поняли, что двум головам на одной паре плеч просто необходимо уметь находить компромиссы.
      Шашки были куда как лучше. Обе головы видели доску, и почвы для конфликта не возникало.
      Игру прервал громкий стук в дверь. Джо-Джим обнажил метательный нож и согнул руку для броска.
 
 
      – Входи! – рявкнул Джим.
      Дверь открылась, и стучавший вошел спиной – все знали, что к Джо-Джиму входить можно было только так, чтобы сразу не угостили ножом.
      Вошедший был приземист – не выше четырех футов – и коренаст. В нем чувствовалась гигантская физическая сила. На широких его плечах лежало обмякшее человеческое тело. Джо-Джим убрал нож.
      – Положи его на пол, Бобо, – приказал Джим.
      – И закрой за собой дверь, – добавил Джо.
      – Съедим, а? – На полуоткрытых губах Бобо выступила слюна.
      – Может быть, и съедим, – неуверенно ответил Джим. – Это ты его подбил?
      Бобо кивнул маленькой головой.
      – Хорошо, Бобо, – одобрительно сказал Джо. – Куда попал.
 
 
      – Бобо попал ему сюда, – карлик ткнул толстым пальцем чуть ниже грудной клетки пленника.
      – Метко, – одобрил Джим. – Мы, пожалуй, и ножом бы лучше не попали.
      – Бобо меткий, – охотно согласился карлик. – Показать? И он достал пращу.
      – Уймись, – беззлобно сказал Джо. – Нам показывать не надо. А вот его хорошо бы заставить говорить.
      – Бобо сделает, – согласился коротышка и по простоте душевной попытался ткнуть лежащего без сознания человека ножом под ребра.
      Джо– Джим отогнал его пинком и сам занялся телом, применяя методы хотя и болезненные, но значительно менее радикальные, чем методы Бобо. Юноша открыл глаза.
      – Съедим, а? – стоял на своем Бобо.
      – Нет, – ответил Джо.
      – Ты когда ел в последний раз? – осведомился Джим.
      Бобо потер живот и печально затряс головой, всем своим видом показывая, что это было, увы, давно. Джо-Джим открыл шкаф и вынул оттуда кусок мяса, Джим понюхал его, Джо брезгливо отвернулся. Джо-Джим бросил кусок Бобо, который, радостно подпрыгнув, поймал его на лету.
      – А теперь убирайся, – приказал Джим.
      Бобо засеменил к выходу и закрыл за собой дверь.
      Джо– Джим повернулся к пленнику и пнул его ногой.
      – Говори, – сказал Джим, – кто ты, Хафф тебя дери?
      Юноша вздрогнул, медленно провел рукой по голове, потом, увидев вдруг Джо-Джима, попытался рывком вскочить, но непривычно малая сила тяжести нарушала координацию движений.
      Поднявшись, однако, на ноги, он потянулся к ножнам. Ножа на поясе не было. Зато Джо-Джим обнажил свой.
      – Веди себя хорошо, и тебя не обидят. Твое имя? спросил Джо.
      Юноша облизал запекшиеся губы и обвел глазами комнату.
      – А что с ним возиться? – сказал Джим. – На мясо только и годится. Давай лучше позовем Бобо.
      – С этим всегда успеется, – ответил Джо. – Я хочу с ним потолковать. Как тебя зовут? Пленник снова посмотрел на нож и пробормотал: