— Полегче, малыш, полегче!
      Дон Харви придержал своего маленького верхового пони. Обычно Лэйзи [Лэйзи-от «Lazy» (англ.) — ленивый. (Здесь и далее примеч. пер.) ] соответствовал своему имени, но сегодня он, похоже, решил получить приз. Дон не обвинял его. День был такой, какие бывают только в Нью-Мексико: небо начисто вымыто прошедшим доящем, земля уже сухая, но вдалеке еще висит кусочек радуги. Небо было слишком синее, кусты слишком розовые, а горизонт — слишком четкий, чтобы выглядеть убедительно. Невероятный покой царил над Землей, и вместе с ним — затаенное предчувствие чего-то чудесного.
      — У нас весь день впереди, — предупредил он Лэйзи, — так что смотри не взмылься. Вон там, впереди, крутой подъем.
      Дон восседал в великолепном мексиканском седле, которое родители прислали ему на день рождения. Это была изумительная вещь, расшитая по-индейски серебром, но она была так же неуместна в простой сельской школе, как парадная одежда на клеймении скота. Этого его родители не учли. Дон гордился им, потому что другие ребята ездили в простых седлах. Они немилосердно подшучивали над ним и, впервые увидев подарок, сразу же окрестили Дональда Джеймса Харви Доном Хайме.
      Вдруг Лэйзи шарахнулся в сторону. Дон огляделся, что-то заметил, выхватил оружие и выстрелил. Потом он слез с пони, перебросив поводья вперед, и осмотрел дело своих рук. В тени скалы все еще корчилась порядочная, с семью погремушками на конце хвоста, змея. Голова ее, отсеченная лучом, лежала рядом. Дон решил не брать погремушки: если бы он попал точно в голову, он бы их взял, тогда было бы чем хвастаться. А он был вынужден повести лучом, чтобы добить ее. Если бы он принес так неуклюже убитую змею, кто-нибудь наверняка спросил бы, зачем ему этот садовый шланг. Он оставил змею на земле и вскочил в седло.
      — Всего лишь нестоящая старая ползучка, — пробормотал он, успокаивая Лэйзи. — Она больше испугалась тебя, чем ты ее.
      Он щелкнул языком, и они тронулись. Через несколько сот ярдов Лэйзи опять прянул — на этот раз не от змеи, а от неожиданного звука. Дон придержал его и свирепо выговорил:
      — Ты, кусок сала с птичьими мозгами! Привыкнешь ты не дергаться, когда звонит фон?
      Лэйзи переступил копытами и всхрапнул. Дон дотянулся до передней луки седла, взял фон и ответил: — Мобиль 6-Джей-233309, говорит Дон Харви.
      — Это мистер Ривз, Дон, — раздался голос директора школы Ранчито Алегре. — Где ты сейчас?
      — На верхушке Педлерз Грейз Меса, сэр.
      — Возвращайся как можно быстрее.
      — А в чем дело, сэр?
      — Радиограмма от твоих родителей. Я вышлю за тобой коптер, если повар вернулся, и кого-нибудь, чтобы привести твою лошадь.
      Дон поколебался. Он не хотел, чтобы кто-то чужой ехал на Лэйзи, но и загонять его не хотел. С другой стороны, радио от предков не могло быть не важным. Родители его были на Марсе, и мать присылала письма регулярно, с каждым кораблем, — но радиограммы, не считая рождественских и по случаю дня рождения, были почти неслыханным событием.
      — Я поспешу, сэр.
      — Хорошо! — мистер Ривз отключился. Дон повернул Лэйзи. Тот казался разочарованным и смотрел на хозяина с укором.
      Они были уже в полумиле от школы, когда вертолет с ранчо засек их. Дон помахал рукой, отсылая его, и сам довел Лэйзи. Любопытство так и подгоняло его, но он все же вымыл и обтер пони. Мистер Ривз ждал в конторе. Он вручил Дону радиограмму. Она гласила:
      ДОРОГОЙ СЫН, ТЕБЕ ЗАКАЗАНО МЕСТО «ВАЛЬКИРИИ» ЗЕМЛЯ-БЛИЖНЯЯ ДВЕНАДЦАТОЕ АПРЕЛЯ. ЛЮБОВЬЮ — МАМА И ПАПА.
      Дон хлопал глазами, глядя на радиограмму, с трудом припоминая, какое нынче число.
      — Но ведь это прямо сейчас! — воскликнул он наконец.
      — Да. Ты не ждал этого?
      Дон задумался. Конечно, он ждал поездки домой, если ее можно так назвать, — ведь он никогда еще не был на Марсе, — но полагал, что поедет в конце учебного года. Если бы они организовали его поездку на «Ван дер Декене» не теперь, а месяца через три…
      — Нет, пожалуй, нет. Я не могу понять, почему они посылают за мной до окончания семестра.
      Мистер Ривз поглядел на свои тщательно подстриженные ногти. — Я думаю, причина очевидна.
      Дон удивился.
      — Вы имеете в виду?.. Мистер Ривз, вы думаете, что произошли какие-то неприятности?
      — Дон, я не предсказатель, — мрачно ответил директор. — Но я думаю, что твои родители очень беспокоятся о тебе и стараются, чтобы ты оказался вне зоны потенциальной войны, причем как можно скорее.
      Дон все еще не мог понять. Войны были для него лишь понятием из курса истории. Конечно, изучая политологию, он следил за современным колониальным кризисом. Но все же эти события казались очень далекими и нереальными даже для него, хотя он достаточно много путешествовал. Это было дело дипломатов, политиков, оно не касалось простых людей.
      — Послушайте, мистер Ривз! Возможно, они приняли слишком поспешное решение. Я думаю иначе. Мне хотелось бы послать им радиограмму и сообщить, что я прибуду со следующим кораблем, когда закончится учебный год.
      Мистер Ривз покачал головой.
      — Нет, я не могу разрешить тебе поступать против воли твоих родителей, а во-вторых… — Директор школы, казалось, с трудом подбирал нужные слова. — Я хочу сказать тебе, Дональд, что в случае войны ты можешь оказаться… как бы это лучше сказать… в двусмысленном положении.
      Казалось, слабый ветерок пробежал по кабинету. Дон почувствовал себя одиноким и повзрослевшим.
      — Ну почему все так получается? — недовольно спросил он.
      Мистер Ривз внимательно рассматривал ногти. — Ты представляешь себе, в чем заключаются твои патриотические обязанности? — медленно спросил он.
      Дон заставил себя подумать об этом. Его отец был рожден на Земле; мать была из колонистов Венеры второго поколения. Но ни одна из этих планет не была их настоящей родиной. Они встретились и поженились на Луне, затем вместе занимались планетологическими исследованиями в различных местах Солнечной системы. Сам Дон родился в космосе, и в его свидетельстве о рождении, выданном Федерацией, графа «национальность» осталась незаполненной. Таким образом, он имел право на двойное гражданство. Он не ощущал себя колонистом Венеры: прошло так много времени с тех пор, как его семья в последний раз была там, что Венера представлялась ему чем-то нереальным. С другой стороны, ему было уже одиннадцать лет, когда он впервые увидел чудесные зеленые холмы Земли.
      — Я — гражданин Солнечной системы, — решительно сказал он.
      — М-да, — ответил директор школы. — Это хорошо звучит и, возможно, когда-нибудь и будет что-то реально означать, но сейчас я не могу не согласиться с твоими родителями. Скорее всего, Марс будет нейтральной территорией. Там ты будешь в безопасности. И скажу тебе откровенно, здесь будет довольно-таки тяжело и неуютно человеку, чья национальная принадлежность не совсем ясна.
      — Никому нет дела до моей национальной принадлежности! По рождению я считаюсь гражданином Земли! Закон на моей стороне.
      Его собеседник ничего не ответил. Дон выпалил:
      — Все это глупости. Если бы Федерация не старалась обескровить Венеру, не было бы и речи ни о какой войне.
      Ривз поднялся.
      — Разговор окончен, Дон. Я не собираюсь спорить с тобой о политике.
      — Но это правда! Прочтите книгу Чемберлена «Теория колониальных кризисов».
      Ривз искренне удивился.
      — Где ты достал эту книгу? Уж конечно, не в школьной библиотеке?
      Дон не ответил. Эту книгу прислал ему отец, но предупредил, чтобы Дон никому ее не показывал: эта книга была запрещена, по крайней мере — на Земле.
      — Дон, ты достал ее у какого-то подпольного книготорговца?
      Дон продолжал молчать.
      — Изволь отвечать!
      Наконец Ривз вздохнул и сказал: — Ну ладно, забудем это. Иди в свою комнату и собери вещи. Вертолет захватит тебя в Альбукерке. Тебе нужно успеть к часу дня.
      — Да, сэр.
      Он уже повернулся, чтобы уйти, но мистер Ривз остановил его.
      — Минуточку. Мы погорячились, и я совсем забыл, что для тебя тут есть еще и второе послание.
      — Да?
      Дон взял лист бумаги. На нем было написано:
      «Дорогой сын! Обязательно зайди попрощаться к дядюшке Дадли перед отъездом. Мама».
      Это письмо удивило его еще больше, чем первое; он с трудом догадался, что мама имеет в виду доктора Дадли Джефферсона — друга его родителей, но вовсе не родственника; и вообще человек этот не играл никакой роли в его жизни. Мистер Ривз, казалось, не видел в этом послании ничего странного, поэтому Дон сунул его в карман джинсов и вышел из комнаты.
      Дон долго жил на Земле, но к проблеме упаковки багажа подошел как истинный межпланетник. Он знал, что на корабле разрешается бесплатно провозить всего пятьдесят фунтов багажа, поэтому он отбросил все вещи, без которых мог обойтись. Вскоре у него получилось две кучки: очень маленькая на кровати — самая необходимая одежда, несколько капсул с микрофильмами, счетная линейка, авторучка и рийта — марсианский музыкальный инструмент, напоминающий флейту, — на которой он изредка играл: его товарищи были против его музыкальных упражнений. На кровати соседа высилась большая куча отвергнутых вещей.
      Он взял рийту, попробовал наиграть несколько мелодий… и отложил ее в большую кучу. Брать на Марс то, что сделано на Марсе, все равно что везти уголь в Ньюкасл.
      В то время как он занимался всем этим, вошел Джек Мерроу, с которым он делил комнату.
      — Что здесь происходит? Уборка?
      — Я уезжаю.
      Джек потер ухо.
      — Я, кажется, оглох. Мне послышалось, что ты сказал, будто уезжаешь.
      — Да. — Дон показал Джеку радиограмму от родителей. Джек помрачнел.
      — Скверно. Конечно, я знал, что мы последний год вместе, но не ожидал, что это будет так скоро. Я, наверное, буду плохо спать. Твой храп меня всегда убаюкивал. А к чему такая спешка?
      — Не знаю. Честно, не знаю. Директор говорит, будто мои родители боятся, что начнется война, и поэтому хотят, чтобы их драгоценное дитя было в безопасности. Но ведь это же глупо, правда? Я хочу сказать, что люди сейчас достаточно цивилизованны и не допустят новой войны.
      Джек не ответил. Дон помолчал, затем резко сказал: — Ты согласен? Ведь не будет никакой войны.
      — Может быть, да, а может быть, и нет, — медленно ответил Джек.
      — Ой, да брось ты…
      Джек сменил тему:
      — Хочешь, я помогу тебе собрать вещи?
      — Тут и собирать нечего.
      — А зачем эта большая куча?
      — А это все твое, если, конечно, ты захочешь. Выбери, что здесь тебе нравится, а затем можешь позвать других и отдать им все, что они захотят.
      — Да? Послушай, Дон, я не хочу брать твои вещи. Я все это упакую и отошлю тебе.
      — Не стоит. Ты никогда не посылал посылки на другие планеты? Это слишком дорого.
      — Тогда продадим их! Вот что я тебе скажу: давай устроим аукцион сразу после ужина.
      Дон покачал головой.
      — Времени нет. Я отбываю в час дня.
      — Ну ты даешь, парень. Не нравится мне все это.
      — Ничего не поделаешь.
      Дон снова принялся сортировать вещи. Несколько его друзей зашли попрощаться. Дон не афишировал свой отъезд и полагал, что директор тоже никому не сообщал. Но каким-то образом все об этом узнали. Он предложил им выбрать из вещей то, что им понравится. Конечно, после Джека.
      Очень скоро Дон заметил, что никто из ребят не спрашивает, почему он уезжает, и это его обеспокоило. Он хотел сказать хоть кому-нибудь, что смешно ставить под сомнение его лояльность. Ведь не будет же войны!
      Руб Солтер, живший в другом конце здания, просунул голову в дверь и оглядел собравшихся.
      — Убегаешь, да? Я слышал об этом, но решил проверить.
      — Я уезжаю, если ты это имеешь в виду.
      — Да, я как раз это и имел в виду. Послушай, Дон Джеймс, как насчет твоего замечательного седла? Я куплю его, если сойдемся в цене.
      — Оно не продается.
      — Да? Но ведь там, куда ты едешь, лошадей нет. Назначь цену.
      — Седло принадлежит Джеку.
      — И оно не продается, — тут же подхватил Джек Мерроу. — Что, съел?
      Солтер не унимался.
      — И еще один вопрос: ты уже завещал кому-нибудь свою лошадку?
      Лошади мальчиков, как правило, принадлежали школе, но ученику, покидавшему школу, разрешалось передать свою лошадь другому мальчику. Дон быстро поднял глаза: он не подумал о Лэйзи. Внезапно он с грустью осознал, что не сможет взять маленькую смешную толстую лошадку с собой — и не сможет даже проследить за тем, как о ней будут заботиться.
      — Этот вопрос тоже решен, — ответил он и негромко добавил: — И здесь мы обойдемся без тебя.
      — Кто получит лошадь? Я могу предложить хорошие деньги. Она не так уж хороша, но я хочу отделаться от своей козы.
      — Вопрос уже решен.
      — Будь разумнее. Ты слишком обидчив, как и все лягушатники, и не понимаешь своей выгоды. Ну ничего, скоро вас проучат.
      Дон был вне себя. Гнев душил его. Кличка «лягушатники» относилась к людям, которые жили на Венере. В общем-то она не была слишком обидной, не более, чем «томми» для англичан или «янки» для американцев, — однако тон и обстоятельства, при которых это было сказано, были оскорбительны. Все смотрели на него и ждали.
      Джек быстро встал с кровати и подошел к Солтеру.
      — Проваливай, Солти. Я слишком занят, чтобы слушать твою болтовню.
      Солтер посмотрел на Дона, на Джека, пожал плечами и сказал:
      — Это я слишком занят, чтобы торчать здесь… но я найду время, если ты передумаешь.
      Из столовой послышался гонг. Это разрядило обстановку. Несколько мальчиков направились к Двери, и Солтер ушел вместе с ними. Дон задержался.
      — Пошли? — сказал Джек.
      — Джек…
      — Да?
      — Ты не мог бы взять Лэйзи?
      — Слушай, Дон, я и рад бы тебе помочь, но что мне делать с Леди Мауди?
      — Да, пожалуй, ты прав. Но что же мне делать?
      — Постой. — Лицо Джека прояснилось.
      — Ты ведь знаешь новенького, Скуинти Морриса. Он из Манитобы. У него еще нет своей лошади. Он ездит на разных, на тех, которых мы называем «козы». Он будет хорошо обращаться с Лэйзи, я знаю. Я однажды давал ему Мауди. У него добрые руки.
      Дон облегченно вздохнул.
      — Ты устроишь это для меня и поговоришь с мистером Ривзом?
      — Ты можешь поговорить с ним сам во время обеда. Пойдем.
      — Я не хочу есть. И не хочу говорить об этом с директором. — Почему?
      — Не знаю. Когда он вызвал меня утром, он мне показался, как бы это сказать… не особенно дружелюбным.
      — Что он сказал?
      — Дело не в его словах, а в той манере, с которой он держался. Может быть, я и вправду слишком обидчив, но мне показалось, что он рад от меня избавиться.
      Дон ожидал, что Джек будет возражать, но тот чуть помолчал, а затем сказал:
      — Дон, не принимай это слишком близко к сердцу. Наверное, у директора нервы тоже на пределе. Ты знаешь, что он получил приказ?
      — Какой приказ?
      — Разве ты не знал, что он офицер запаса? Он получил приказ, который вступает в действие в конце семестра. Без него школой будет руководить миссис Ривз.
      Дон и так был взволнован, а теперь у него и вовсе голова пошла кругом. Без него… Как можно так говорить, ведь ничего еще не случилось.
      — Это точно, — продолжал Джек. — Я узнал об этом от повара. — Он помолчал. — Послушай, мы с тобой друзья, верно?
      — Да, конечно.
      — Тогда скажи мне правду. Ты действительно летишь на Марс… или на Венеру, чтобы вступить в армию?
      — С чего ты взял?
      — Тогда забудем об этом. Поверь, это не повлияло бы на наши отношения. Мой отец говорил, что, когда наступает такой момент, когда нужно идти и сражаться, настоящий мужчина должен сделать шаг вперед. — Он посмотрел Дону прямо в глаза и добавил:
      — Если ты что-либо делаешь в этом отношении, это касается только тебя. Ты знаешь, что у меня скоро день рождения?
      — Да. И что же?
      — Я собираюсь поступить в школу пилотов. Вот почему я спрашивал тебя о твоих планах.
      — А-а.
      — Но в наших отношениях это ничего не меняет. К тому же… ты летишь на Марс.
      — Да, на Марс.
      — Вот и хорошо. — Джек посмотрел на часы. — Я должен бежать, а то останусь без обеда. Ты не идешь?
      — Нет.
      — Пока.
      Он убежал. Дон постоял в раздумье. Старина Джек, похоже, слишком серьезно относится ко всему этому, если бросает учебу ради того, чтобы поступить в школу пилотов. Но он не прав. Он не может быть прав.
      Дон пошел к стойлам. Лэйзи узнал его и принялся тыкаться мордой в карманы в ожидании кусочка сахара.
      — Извини, старина, — печально сказал Дон, — у меня нет ничего, даже морковки. Я забыл.
      Он прижался щекой к лошадиной морде, почесал пони за ухом. Он тихо разговаривал с лошадью, все ей объясняя, словно Лэйзи мог понять его.
      — Вот такие дела, — сказал он в заключение. — Мне нужно уезжать, и взять тебя с собой я не могу.
      Он вспомнил день, когда встретился с ним. Лэйзи был тогда почти жеребенком, но Дон очень боялся его. Он казался огромным, опасным, даже хищным. До приезда на Землю Дон ни разу не видел лошадей. Лэйзи был первым.
      Внезапно у Дона перехватило горло, он больше не мог говорить. Он обхватил пони за шею и заплакал.
      Лэйзи тихо заржал, ласкаясь к мальчику. Дон поднял голову.
      — До свидания, лошадка, береги себя.
      Он резко повернулся и побежал к общежитию.

      /Даниил, гл. 5, стих 25/
      Школьный вертолет высадил Дона на летном поле Альбукерка. Надо было поспешить, чтобы успеть на ракету, поскольку служба контроля полетов требовала, чтобы ракеты совершали большой крюк, облетая военный центр в Сенде. Когда он поставил багаж на весы, ему еще раз пришлось столкнуться с предписаниями службы безопасности.
      — У тебя есть фотоаппарат, паренек? — спросил чиновник у весов.
      — Нет, а что?
      — Лучи, которыми мы проверяем багаж, засвечивают пленку,
      Осмотр закончился — рентгеновские лучи не обнаружили ни одной бомбы в его нижнем белье. Дону вернули багаж, и он ступил на борт ракетоплана «Дорога в Санта-Фе», который курсировал между Юго-Западом и Новым Чикаго. Очутившись внутри, он пристегнул ремни и стал ждать, удобно устроившись на подушке кресла.
      Грохот двигателей на старте беспокоил его больше, чем перегрузки. Но когда ракета превысила скорость звука, шум прекратился, остался позади, ускорение нарастало, и он потерял сознание.
      Он пришел в себя, когда ракета начала свободный полет по гигантской гиперболе. Он почувствовал огромное облегчение, освободившись от тяжести, которая разрывала его грудную клетку, заставляла бешено работать сердце и превращала мышцы в желе. Но прежде чем он успел насладиться чудесным ощущением свободы, он почувствовал нечто новое: желудок стремился выбросить наружу свое содержимое. Сначала Дон даже испугался: такого с ним никогда не бывало. Затем у него появилось внезапное подозрение. Может ли такое быть? Ну нет, только не с ним… ведь он родился в космосе. Космическая дурнота — удел жителей Земли, которые всю жизнь ползают по поверхности планеты!
      Но вскоре подозрение перешло в уверенность: за годы легкой жизни на Земле он потерял свой иммунитет. Со скрытым смущением он признал, что с ним случилось то же, что может случиться с любым землянином. При посадке ему даже не пришло в голову попросить сделать укол против дурноты, хотя он и проходил мимо двери, на которой был нарисован красный крест.
      И вскоре его тайна вышла наружу. Он едва успел схватить гигиенический пакет. После этого он почувствовал себя лучше, хотя и ощущал слабость. Он внимательно прослушал по радиосети рассказ о местности, над которой они пролетали. В районе Канзас-Сити небо изменило цвет с черного на пурпурный и крылья снова оперлись о воздух. Снова навалилась перегрузка: ракета тормозила, продолжая планирующий полет по длинной траектории и приближаясь к Новому Чикаго. Дон поднял свое кресло и сел.
      Двадцать минут спустя ракета подлетела к посадочной полосе. Двигатели включились по команде с Земли, и «Дорога в Санта-Фе», погасив скорость, опустилась на посадочную полосу. Весь путь занял меньше времени, чем полет на вертолете от школы до Альбукерка, — немногим менее часа. Когда-то фургоны поселенцев проходили его за восемьдесят суток, если повезет. Ракета местного сообщения приземлилась на широком поле; поблизости раскинулось совсем уж огромное поле — космический порт планеты. Когда-то на этом месте стоял Старый Чикаго.
      Выходя из ракеты, Дон задержался, пропуская вперед семью индейцев навахо, и вышел следом за ними. Дон ступил на трап, и тот доставил его в здание космопорта. Его поразили огромные размеры здания, которое возвышалось на много этажей вверх и уходило вниз, под землю. Станция «Терра» обслуживала не только трассу из Санта-Фе, но и трассу 66 и еще целую дюжину местных и межконтинентальных линий. Здесь же взлетали ракеты к станции «Терра-Орбитальная», где уже было сообщение с Луной, Венерой, Марсом и с лунами Юпитера. Это был становой хребет империи, простиравшейся далеко за пределами Земли.
      Привыкнув к обширным безлюдным пространствам пустыни Нью-Мексико, а перед этим — к пустоте космоса, Дон чувствовал себя неуютно в шумной толпе: в этом муравейнике трудно было сохранить невозмутимость и достоинство. Конечно, к этому можно было привыкнуть. Он нашел светящееся объемное изображение глобуса, служащее указателем, и направился к окошку регистрации. Чиновник с равнодушной физиономией сказал, что места на «Валькирии» для него нет. Дон терпеливо объяснил, что билет бронировался с Марса, и показал радиограмму. Явно недовольный тем, что ему приходится что-то делать, чиновник неохотно согласился запросить «Терру-Орбитальную», и оттуда подтвердили, что билет для Дона есть. Чиновник дал отбой и снова обратился к Дону:
      — Платить будете наличными или чеком?
      У Дона было такое ощущение, словно пол под ним провалился.
      — Я полагал, что билет уже оплачен.
      У Дона был аккредитив, но его не хватило бы, чтобы оплатить перелет на Марс.
      — Да? Мне об этом ничего не сказали.
      По настоянию Дона чиновник снова связался с орбитальной станцией. Билет действительно оказался оплаченным. Неужели этот клерк не мог разобраться в своих собственных документах? С недовольным видом чиновник выдал Дону билет в каюту N 64 ракетного корабля «Дорога славы», который должен был стартовать с Земли на орбитальную станцию «Терра» следующим утром в 9 часов 3 минуты 57 секунд.
      — Вы прошли проверку службы безопасности?
      — Что это такое?
      Лицо чиновника выразило откровенную радость; теперь он с полным основанием мог отказать в выдаче билета. Он потянул билет к себе.
      — Вы не даете себе труда следить за новостями. Покажите-ка мне ваше удостоверение личности.
      Дон неохотно протянул документ, чиновник сунул его в отверстие машины и вернул.
      — Теперь отпечатки ваших пальцев.
      Дон оттиснул пальцы и спросил:
      — Теперь все? Могу я получить свой билет?
      — Он еще спрашивает, все ли это! Вы должны явиться сюда завтра, за час до отлета корабля. Тогда получите свой билет — в том случае, если ИБР даст разрешение.
      Чиновник отвернулся. Дон понял, что разговор окончен, и отошел в сторону. Он не представлял себе, что будет делать дальше. Директору школы он сказал, что остановится на ночь в отеле «Караван-сарай». Несколько лет назад его семья останавливалась в этом отеле, а других он не знал. С другой стороны, следовало бы сделать попытку разыскать доктора Джефферсона — дядюшку Дадли, — поскольку так велела мать. Было едва за полдень, он решил сдать вещи в камеру хранения и начать розыски.
      Освободившись от вещей, он зашел в пустую телефонную кабину и нашел в книге номер доктора. Автоответчик вежливо сообщил, что доктора Джефферсона нет дома, и предложил оставить для него сообщение. Дон как раз обдумывал, что продиктовать, когда голос с дружескими интонациями нарушил молчание:
      — Для тебя я дома, Дональд, Где ты сейчас, малыш?
      Зажегся экран, и Дон увидел полузабытые, но все же знакомые черты доктора Дадли Джефферсона.
      — На станции «Терра». Я только что прилетел.
      — Тогда хватай такси и немедленно приезжай ко мне.
      — Я не хотел вас беспокоить, доктор, но мама настаивала, чтобы я попрощался с вами.
      В душе он надеялся, что доктор Джефферсон будет слишком занят. Он не часто бывал в больших городах и не собирался тратить свой последний вечер на Земле, обмениваясь любезностями с другом своей семьи. Он хотел погулять и посмотреть, что современный Вавилон может предложить для развлечений. Его аккредитив просто жег ему карман, хотелось потратить хотя бы часть денег.
      — Не беспокойся об этом. Надеюсь увидеть тебя через несколько минут. За это время я приготовлю что-нибудь поесть. Например, выберу и заколю для тебя тельца упитанного. Кстати, ты получил от меня посылку? — Лицо доктора внезапно стало внимательным.
      — Нет.
      Доктор Джефферсон что-то пробормотал в адрес почтовой службы.
      — Может быть, она догоняет меня? Там что-то важное?
      — Ничего особенного, поговорим об этом позже. Ты где остановился?
      — В «Караван-сарае», сэр.
      — Ну тогда подстегни своих верблюдов, и посмотрим, как быстро ты сюда доберешься. Желаю чистого неба и благополучного приземления, сэр!
      И они оба отключили аппараты. Дон вышел из кабинки и принялся разыскивать стоянку такси. Здание космопорта казалось более чем всегда заполненным людьми в форме, причем не только пилотами и обслуживающим персоналом, но и военными различных родов войск и, конечно, вездесущими полицейскими сил безопасности. Дон пробился через толпу к спуску на площадку, затем по туннелю спустился вниз. Наконец он нашел стоянку такси и встал в очередь.
      Рядом растянулся большой, неприятно похожий на ящерицу дракон с Венеры. Продвинувшись вместе с очередью и оказавшись рядом с драконом, Дон просвистел ему вежливое приветствие.
      Дракон посмотрел на мальчика одним глазом. На «груди» его, между передними ногами, на таком расстоянии, чтобы легко можно было дотянуться щупальцами, был укреплен небольшой металлический ящик — водэр. Щупальца нажали на клавиши, и существо с Венеры ответило ему — с помощью металлической речи водэра, а не свистом своего родного языка:
      — Я вас также приветствую, молодой джентльмен. Приятно среди иностранцев услышать звуки родного языка, к которым привык еще в яйце.
      Дон с удовольствием заметил, что пришелец с другой планеты выражался с явным акцентом кокни, хоть и пользовался металлическим переводчиком.
      Дон просвистел в ответ стандартную вежливую формулу, основной смысл которой сводился к пожеланию собеседнику легкой и приятной смерти.
      Существо с Венеры поблагодарило его с помощью водэра и добавило:
      — Мне не совсем понятно ваше произношение. Доставьте мне удовольствие и говорите со мной на вашем языке, чтобы я мог попрактиковаться в нем.
      Дон понял, что его свист был настолько несовершенным, что существо с Венеры с трудом его понимало, и сейчас же перешел на человеческий язык.
      — Меня зовут Дон Харви, — сказал он и еще раз просвистел эту фразу, чтобы передать смысл своего имени на языке венериан — «Туман Над Водами».
      Это имя выбрала ему мать, и он не видел в нем ничего смешного. Дракон тоже не нашел в нем ничего смешного. Он просвистел свое имя и проговорил через водэр:
      — Меня зовут Сэр Исаак Ньютон.
      Дон понимал, что существо с Венеры, называя себя таким именем, следовало общей традиции драконов: брать удобства ради имена выдающихся людей Земли, которые вызывали у них уважение.
      Дон хотел спросить Сэра Исаака Ньютона, не знает ли он семью его матери, но очередь продвигалась вперед, а дракон оставался на месте. Дону пришлось двигаться вместе с очередью, чтобы не потерять свое место. Существо с Венеры проводило его взглядом одного глаза и выразило на прощание надежду, что смерть Дона будет приятной.
      Непрерывный поток такси прервался; подошел большой тягач с платформой, с нее спустили трап. Дракон встал на шесть могучих лап и поднялся по трапу. Дон просвистел ему вслед слова прощания и с неприятным ощущением заметил, что за ним внимательно наблюдает полицейский службы безопасности. К счастью, тут подошла его очередь, он сел в такси и захлопнул колпак.
      Дон набрал адрес и откинулся на сиденье. Маленький автомобильчик рванулся вперед, преодолел небольшой подъем, промчался через туннель и въехал в подъемник. Дон попытался запомнить дорогу, но Новый Чикаго напоминал муравейник, и даже для специалиста-топографа это было бы тяжелой задачей.
      Казалось, что кибер-водитель уверенно выбирает дорогу; во всяком случае, компьютер, управляющий всеми такси, знал, куда его направить. Остальную часть пути Дон провел в размышлениях о неприветливом чиновнике, о подозрении, которое он вызвал у полицейского, и о посылке доктора Джефферсона. Последнее мало его беспокоило. Он думал о том, что почта работает плохо и посылка просто затерялась. Он надеялся, что мистер Ривз догадается переслать его корреспонденцию на Марс.
      Затем он вспомнил Сэра Исаака. Как приятно встретить земляка!
      Квартира доктора Джефферсона располагалась в фешенебельной части города, на одном из подземных этажей. Получилось так, что Дон все-таки не сумел самостоятельно прибыть к месту назначения; когда такси остановилось у входа, он попытался выйти, но дверца не открывалась. Он вспомнил, что прежде должен заплатить за проезд, и тут обнаружилось, что, прежде чем садиться в такси-автомат, следовало позаботиться о монетах. Автомобиль-робот был умной машиной, но аккредитивы разменивать не умел.
      Дон в полном отчаянии ожидал, что сейчас автомобильчик отвезет его в ближайший полицейский участок, но в это время явился спаситель — доктор Джефферсон.
      Доктор дал ему монеты, чтобы Дон опустил их в счетчик, и провел его в свою квартиру.
      — Забудь об этом, мой мальчик. Такое бывает и со мной примерно раз в неделю. Сержант в местном полицейском участке держит в своем ящике кучу монет, чтобы выручать меня из лап этих наших механических узурпаторов. Я оплачиваю ему эту услугу раз в квартал и добавляю на чай. Садись. Хочешь шерри?
      — Нет, благодарю вас, сэр.
      — Тогда кофе. Сливки и сахар перед тобой. Что пишут родители?
      — Как обычно. Оба чувствуют себя хорошо, много работают, и всякое такое.
      Он незаметно осмотрелся по сторонам. Комната была большой, удобной, даже роскошной, хотя книги, разбросанные повсюду — на полках, на столе и даже на стульях, — несколько портили это впечатление. В углу пылал камин; конечно, это была имитация, но совершенная: огонь был неотличим от настоящего. Через приоткрытую дверь он мог видеть и другие комнаты. Он прикинул в уме приблизительную стоимость такой квартиры в Новом Чикаго, и у него захватило дух. Прямо перед ним было большое панорамное окно, из которого, в общем-то, должен был открываться вид на подземную часть города. Но вместо этого в нем был живой горный пейзаж: ручей и хвойные деревья. Пока он разглядывал все это, из воды выпрыгнула форель.
      — Я знаю, что они много работают, — сказал хозяин квартиры. — Они всегда много работали. Твой отец всегда стремился постичь все тайны, которые накопились за миллионы лет. Это невозможно, но он все же пытается, и у него кое-что выходит. Представь себе, малыш, когда твой отец начинал свою карьеру, мы даже не подозревали, что некогда существовала Первая Империя системы… Если, конечно, она была первой, — добавил он задумчиво. — К настоящему времени мы обследовали руины на дне двух океанов Земли и сопоставили полученную информацию с раритетами других планет. Конечно, не один твой отец проделал всю эту работу, но его вклад трудно переоценить. Твой отец — великий человек, Дональд, и твоя мать — тоже; они действуют как одна команда. Угощайся сандвичами.
      — Спасибо, — ответил Дон и занялся едой, избегая отвечать на слова доктора.
      Ему было приятно слышать похвалы в адрес своих родителей. Но ему казалось нескромным проявлять свое удовольствие и соглашаться с этими словами. Однако доктор был способен говорить и в одиночестве.
      — Конечно, возможно, мы так и не найдем ответа на все вопросы. Например, как самая великая из планет системы, которая была родиной Империи, была разрушена и превращена в космические обломки. Твой отец провел четыре года в поясе астероидов — и ты был с ним, не так ли? — и не нашел ответа на этот вопрос. Была ли это двойная система, такая же, как Земля и Луна, разрушилась ли она в результате воздействия приливных сил или была взорвана?
      — Взорвана? — переспросил Дон. — Но ведь это теоретически невозможно…
      Джефферсон покачал головой.
      — Многое считается невозможным до тех пор, пока не происходит в действительности. Можно написать целую историю «науки наоборот», собрав утверждения самых высоких авторитетов о том, чего никогда не может быть. Ты изучал математическую философию, Дон? Ты знаком с бесконечными слоями Вселенной и системой неоткрытых постулатов?
      — Боюсь, что нет, сэр.
      — Это простая и очень увлекательная идея. Она утверждает, что все возможно, — я хочу сказать: абсолютно все или случится когда-нибудь, или уже случилось. Все. Одна Вселенная, в которой вы в настоящее время пьете вино, другая — в которой пятая планета Солнечной системы никогда не была разрушена, еще одна — где атомная энергия и ядерное оружие является невозможным, как, кстати, утверждали наши предки. Вот это последнее имеет большой смысл; во всяком случае, для таких невоинственных людей, как я. — Он встал. — Не слишком увлекайся сандвичами. Я собираюсь повести тебя в ресторан, где кроме всего прочего будет и еда… такая, какую Зевс обещал своим богам, но так и не смог ее достать.
      — Мне не хотелось бы отнимать у вас слишком много времени, сэр.
      Дон все еще надеялся, что ему удастся поразвлечься в городе самостоятельно. Он с удовольствием представлял себе ужин в каком-нибудь дорогом мужском клубе, а вместо этого вечер будет убит на натянутую и банальную беседу с доктором. А ведь это был его последний вечер на Земле.
      — Дон, что такое время? Каждый час, который нам предстоит, обещает столько же нового, как и только что прошедший. Ты уже снял номер в «Караван-сарае»?
      — Нет, сэр. Я оставил свои вещи в багажном отделении порта.
      — Хорошо, ты останешься на ночь у меня; мы пошлем за твоими вещами позднее. — Тон доктора Джефферсона несколько изменился.
      — А вся твоя корреспонденция придет к тебе в гостиницу?
      — Да.
      Дон был удивлен, увидев на лице доктора озабоченность.
      — Ну ладно. Мы проверим это позднее. Речь идет о пакете, который я тебе отправил. Его перешлют по твоему новому адресу?
      — Не знаю, сэр. Обычно почта приходила к нам два раза в день. Если почта пришла после того, как я уехал, то, естественно, она останется там до утра. Но если об этом позаботится директор школы, он может отправить корреспонденцию срочной почтой, чтобы я смог получить ее до завтрашнего утра, до отлета корабля.
      — Ты хочешь сказать, что ваша школа не обслуживается пневмолинией?
      — Нет, сэр. Обычно утреннюю почту привозит повар: он делает покупки в городе — а вечернюю почту доставляет вертолет.
      — У вас прямо-таки необитаемый остров. Ну хорошо. Мы узнаем об этом после полуночи. Даже если почта не прибудет в срок, не беспокойся.
      Тем не менее он казался озабоченным и почти не разговаривал с Доном, когда они ехали в ресторан…
      Ресторан носил не очень удачное название «Задняя комната» и не имел никакой вывески. Это была просто одна из многочисленных дверей в стене здания. Но, очевидно, многие знали о нем и очень хотели попасть в него, хотя величавый швейцар пускал за бархатный шнур далеко не всех. Однако он узнал доктора Джефферсона и вызвал метрдотеля. Доктор сделал жест, понятный официантам всех времен и народов, бархатная веревка была опущена, и их торжественно, словно королей, провели к столику у края танцевальной площадки. У Дона глаза полезли на лоб, когда он узнал о размере чаевых, поэтому выражение его лица в момент, когда он увидел официантку, было вполне подходящим.
      Его реакция была самой тривиальной: он никогда не видел женщины красивее. Доктор Джефферсон взглянул на него и рассмеялся.
      — Не трать напрасно свой энтузиазм, сынок. Девушки, за право посмотреть на которых мы заплатили, будут вон там. — Он показал на танцевальную площадку.
      — Начнем с коктейля?
      Дон отказался и поблагодарил.
      — Как тебе будет угодно. У тебя уже приподнятое настроение, и, думаю, зрелище не причинит тебе вреда. Но может, ты позволишь заказать ужин?
      Дон согласился. Пока доктор Джефферсон консультировался с «принцессой-рабыней» насчет меню, Дон огляделся. Зал изображал веранду на открытом воздухе поздним вечером. Над головой сияли звезды. Высокая кирпичная стена шла вокруг зала, закрывая несуществующее пространство вдали. Ветки яблонь свешивались через стену и шевелились от легкого ветерка. Старинный колодец с журавлем стоял в глубине зала. Дон увидел, как другая «принцесса-рабыня» подошла к нему, подняла журавль и вытащила серебряное ведерко с бутылкой.
      Там же, у края танцевальной площадки, на месте столика стояла прозрачная пластиковая капсула на колесах. Дон никогда не видел ничего подобного, но сразу же догадался, что это. Это была марсианская «коляска», передвижной модуль с кондиционированием, чтобы создавать внутри холодную разреженную атмосферу, привычную для жителя Марса. Существо, сидевшее внутри, можно было разглядеть: его хилое
      тело поддерживалось металлическими сервоконструкциями, которые компенсировали высокую гравитацию третьей планеты, рудиментарные крылья были печально опущены. Он не шевелился. Дон пожалел его.
      Еще ребенком он встречался на Луне с марсианами, но тяготение на Луне было еще слабее, чем на Марсе, и не превращало этих существ в паралитиков, что было для них очень болезненно. Посещая Землю, марсиане сильно рисковали. Интересно, что привело на Землю это существо? Может быть, он прибыл с дипломатической миссией?
      Доктор Джефферсон отпустил официантку, поднял глаза от меню и заметил, что Дон уставился на марсианина.
      — Меня просто заинтересовало, что он здесь делает, — сказал Дон. — Конечно, он пришел сюда не есть.
      — Возможно, он хочет посмотреть, как кормятся животные. Я считаю, что это правильное объяснение, хотя бы отчасти. Посмотри хорошенько вокруг себя. Ты нигде не увидишь ничего подобного.
      — Да уж. Во всяком случае, не на Марсе.
      — Это не то, что я имею в виду. Это Содом и Гоморра, парень. Мы прогнили до самой сердцевины и катимся по наклонной плоскости в пропасть. Возможно, и весь земной шар. Не думай об этом. Старайся получше провести время.
      Дон с удивлением посмотрел на него.
      — Доктор Джефферсон, вам нравится здесь жить?
      — Мне? Я так же разлагаюсь, как и город, в котором живу. Это мое естественное окружение. Но это не мешает мне отличать ястреба от ручной пилы.
      Оркестр, игравший мягкую музыку, внезапно замолк. Включился экран оповещения:
      «Бермуды, Официальное сообщение. Департамент по делам колоний только что сообщил, что временный комитет Венеры отверг нашу ноту. Из кругов, близких к председателю Федерации, сообщают, что такое развитие событий ожидалось и поэтому причин для беспокойства нет».
      Вновь загорелись светильники и зазвучала музыка. Губы доктора Джефферсона растянулись в саркастической улыбке.
      — Как кстати, — прокомментировал он, — как похоже. Знаки судьбы начертаны на стене.
      Он стал было говорить что-то по этому поводу, но был отвлечен началом представления. К этому времени сцена незаметно куда-то исчезла. Сейчас на ее месте была яма, из нее поднималось облако, мерцающее пурпурными огнями. Облако рассеялось, и Дон снова увидел сцену, но теперь на ней были танцовщицы.
      Доктор Джефферсон был прав: смотреть стоило на них, а не на официанток. Внимание Дона было так занято зрелищем, что он даже не заметил, как подали еду. Доктор тронул его за локоть.
      — Съешь что-нибудь, прежде чем упадешь в обморок.
      — Что? О да, сэр.
      Он ел с аппетитом, но не отрывал глаз от танцовщиц. Среди них появился мужчина, он исполнял партию Тангейзера, но Дон не знал этого, и его это не интересовало. Дон замечал мужчину только тогда, когда тот заслонял танцовщиц. Он быстро покончил с содержимым тарелки, не замечая, что, собственно, ест.
      — Тебе понравилось? — спросил доктор Джефферсон.
      Дон проглотил два куска, прежде чем догадался, что доктор спрашивает о еде, а не о танцовщицах.
      — О да, это очень вкусно. — Он посмотрел в тарелку. — Но что это было?
      — Разве ты не узнаешь? Маленький жареный грегорианец.
      Потребовалось несколько секунд, прежде чем Дон сообразил, что он съел. Еще ребенком он видел сотни этих маленьких, похожих на сатиров двуногих — faunus gregarius Veneris Smythii. Но он так и не мог совместить это понятие с обычным коммерческим названием, данным этому дружелюбному существу. И он, и его друзья по детским играм в колониях Венеры всегда называли их «неуклюжиками» из-за привычки сталкиваться друг с другом. Они всегда терлись о плечи, садились на колени и всякими другими способами старались приласкаться.
      Съесть маленького неуклюжика?! Он почувствовал себя людоедом, и во второй раз в этот день его затошнило. Он сглотнул и приложил все усилия, чтобы подавить свои эмоции, но, конечно, не мог больше даже смотреть на еду.
      Он снова взглянул на сцену. Там человек с усталыми глазами в быстром темпе выстреливал шутки, одновременно жонглируя горящими факелами. Дона это, не интересовало. Он стал разглядывать зал. Вдруг он встретился глазами с человеком, что сидел столика через три от них, и тот отвел взгляд с деланным безразличием. Дон задумался, потом еще раз внимательно посмотрел на этого человека и решил, что видел его раньше.
      — Доктор Джефферсон!
      — Да, Дон?
      — Вам никогда не приходилось встречаться с венерианским драконом, который называет себя Сэр Исаак Ньютон? — Дон просвистел на венерианском языке настоящее имя этого существа.
      — Замолчи! — прошипел доктор.
      — Почему?
      — Не афишируй без нужды свое происхождение, по крайней мере сейчас. Почему ты спрашиваешь об этом Сэре Исааке Ньютоне? — он говорил тихо, едва заметно шевеля губами.
      Дон рассказал ему о случайной встрече на станции «Терра».
      — Когда подходила моя очередь, я был совершенно уверен, что полицейский следит за мной. А сейчас он сидит вон там, только теперь в штатском.
      — Ты уверен?
      — Да, пожалуй, уверен.
      — М-да. Может быть… Может быть… Ты не ошибаешься? Может, он здесь во внеслужебное время. Хотя полицейские службы безопасности не могут посещать этот ресторан, во всяком случае на свое жалованье. Послушай… не обращай на него внимания и не говори больше ни об этом драконе, ни о Венере. Просто делай вид, что ты весело проводишь время. Но внимательно слушай, что я тебе буду говорить.
      Дон попытался выполнить эти указания, но ему было трудно «весело проводить время». Даже когда вновь появились танцовщицы, его так и тянуло отвернуться и взглянуть на человека, который испортил ему вечер. Тарелку из-под жареного грегорианца унесли, и доктор Джефферсон заказал для него другое блюдо, которое называлось «Этна». Оно действительно походило на вулкан: из его верхушки подымалась струя пара. Дон погрузил в него ложку и обнаружил, что блюдо сделано из чего-то, одновременно напоминающего огонь и лед, поражая вкусовые ощущения немыслимым сочетанием противоположных стихий. Сначала он удивился, как это вообще можно есть. Исключительно из вежливости он попробовал еще раз, но вскоре с сожалением обнаружил, что съел все.
      Во время антракта Дон попытался узнать у доктора, что он думает об угрозе войны, но тот перевел разговор на его родителей и их работу, а затем на проблемы прошлого и будущего системы.
      — Не беспокойся об этом, парень. Это всего лишь неизбежная прелюдия к консолидации системы. Через пять сотен лет историки вряд ли даже обратят внимание на то, что сейчас происходит. Тогда появится Вторая Империя из шести планет.
      — Из шести? Вы думаете, что мы сможем что-нибудь сделать с Юпитером и Сатурном? Или вы имеете в виду луны Юпитера?
      — Нет, я имею в виду — шесть планет средней величины. Мы передвинем Нептун и Плутон поближе к Солнцу и отведем Меркурий подальше.
      Идея перемещения планет поразила Дона. Это казалось совершенно невозможным, но он воспринял это как реальность, поскольку человек, с которым он сейчас разговаривал, утверждал, что возможно абсолютно все.
      — Человеческой расе нужно очень много места, — продолжал доктор Джефферсон. — В конце концов, Марс и Венера тоже имеют свое разумное население. Мы не можем вытеснять их, применяя политику геноцида, — еще неизвестно, против кого это обернется. Но перестройка системы — всего лишь инженерная работа, не более того. Через пять веков больше землян будет жить вне системы, чем внутри нее. Мы заселим системы желтых карликов в окрестностях Солнца. Ты знаешь, Дон, что бы я сделал на твоем месте? Я бы постарался обеспечить себе место на «Первопроходце».
      — Мне бы это подошло, — согласился Дон. «Первопроходцем» назывался межзвездный корабль, рассчитанный на полет только в одну сторону, без возвращения. Его начали строить на лунных верфях еще до рождения Дона. Скоро он должен был стартовать. Все или почти все сверстники Дона мечтали полететь на этом корабле.
      — Конечно, — добавил доктор, — тогда тебе придется выбрать невесту.
      Он показал на сцену, которая вновь заполнилась танцовщицами.
      — Взгляни, к примеру, на эту блондинку. Очень милая девочка. Во всяком случае, она выглядит здоровой.
      Дон улыбнулся и почувствовал себя опытным мужчиной.
      — Возможно, ее вовсе не привлекает мысль открывать новые горизонты. Она выглядит вполне довольной тем, что имеет.
      — Этого нельзя утверждать заранее. Подойдите сюда, — доктор Джефферсон подозвал метрдотеля.
      Деньги перешли из рук в руки. Очень скоро блондинка подошла к их столу, но садиться не стала. Она была певицей, исполнительницей песен в ритме «тамтам», и продолжала петь прямо в ухо Дону. Причем слова были такие, что смутили бы Дона, даже если бы она говорила с ним наедине. Он даже покраснел, перестав чувствовать себя опытным мужчиной, и вновь в душе подтвердил свое решение не брать эту девицу к звездам. И все же ему нравилось то, что происходило вокруг.
      Сцена опустела, зажегся яркий свет и вдруг снова погас, а от экрана оповещения донеслось: «Налет из космоса. Тревога. Налет из космоса. Тревога…»
      Все огни погасли.

      Одно бесконечно долгое мгновение сохранялись полная темнота и тишина, не нарушаемые даже шелестом вентиляторов. Затем узкий луч высветил в центре сцены лицо комика-конферансье. Он произнес нарочито низким голосом, несколько в нос:
      — Следующим номером будет… «Танец обреченных». — Он засмеялся, затем бодрым голосом добавил: — Сидите спокойно и держитесь за свои деньги, поскольку некоторые из тех, кто вас обслуживает, — родственники администрации. Это всего лишь учебная тревога. Во всяком случае над вашими головами сто футов железобетона — и, главное, толстые чековые книжки. А теперь, чтобы создать должное настроение для следующего номера нашей программы — а это будет мой номер, — вам предстоит выпивка за счет заведения. — Тут он наклонился вперед и крикнул: — Эй, Герти, принеси-ка сюда то, что мы только что разгрузили. Будем считать, что сейчас — канун Нового года.
      Дон почувствовал, что напряжение в зале начало спадать, он и сам испытал облегчение. Он очень удивился, ощутив чью-то руку на своем запястье.
      — Спокойно, — шепнул ему в ухо доктор Джефферсон.
      Дон позволил вывести себя куда-то в темноту. Доктор, очевидно, знал или помнил расположение столиков в зале; они вышли, ни на что не наткнувшись, и только однажды прикоснулись к кому-то в темноте, впрочем, без последствий. Казалось, они идут по какому-то длинному коридору, наполненному угольной чернотой. Затем они свернули за угол и остановились.
      — Но вам не следует выходить наружу, сэр, — услышал Дон чей-то голос.
      Ответ доктора Джефферсона прозвучал спокойно и так тихо, что Дону не удалось его расслышать. Что-то прошелестело; они снова двинулись вперед, прошли через дверь и свернули налево.
      Они продолжали идти через туннель — Дон был уверен, что это туннель перед входом в ресторан, хотя теперь он казался повернутым на девяносто градусов. Все происходило в темноте. Доктор Джефферсон молча тянул его за собой, держа за запястье. Они снова повернули и спустились по лестнице.
      Вокруг них были еще какие-то люди, но немного. Один раз кто-то схватил Дона, тот яростно ударил в темноту кулаком и ощутил что-то мягкое. Послышался тихий стон. После этого доктор Джефферсон потащил его еще быстрее.
      Наконец он остановился и начал что-то нащупывать в темноте. Послышался женский вопль. Доктор быстро отпрянул, прошел еще несколько шагов назад и снова остановился.
      — Здесь, — сказал он наконец. — Влезай.
      Он толкнул Дона вперед и положил на что-то руку. Дон понял, что это запаркованное такси с откинутым колпаком. Он забрался внутрь, доктор последовал за ним, захлопнул колпак.
      — А сейчас, — сказал он спокойно, — мы можем поговорить. Мы нашли такси, но не можем никуда поехать, пока не возобновится подача энергии.
      Дона трясло от возбуждения. Он заставил себя успокоиться и спросил:
      — Доктор, это в самом деле нападение?
      — Сильно сомневаюсь, — ответил доктор. — Могу почти с уверенностью сказать, что это ложная тревога. Точнее, надеюсь… Но она дала нам возможность уйти оттуда незамеченными.
      Дон задумался. Доктор сказал:
      — Что тебя беспокоит? То, что мы не заплатили по счету? У меня в этом заведении кредит.
      Дону эта мысль даже не пришла в голову. Он так и сказал, добавив:
      — Наверное, все из-за этого полицейского?
      — Да, к сожалению.
      — Ну… я мог и ошибиться. Он очень похож на того человека. Но я не представляю, как он мог следить за мной, даже если бы он сразу же сел в следующее такси. Я отчетливо помню, что мое такси было единственным на подъемнике. Это исключает возможность слежки. Даже если это тот самый полицейский, это, скорее всего, случайность. А может, он разыскивал меня?
      — Забудь об этом. А что касается слежки… ты знаешь, как работают автоматические такси?
      — Ну, в общих чертах…
      — Если полицейский службы безопасности решил проследить за тобой, ему вовсе не обязательно ехать за твоим такси. Достаточно позвонить и сообщить номер. За этим номером проследят на центральном мониторе в диспетчерской. Если ты не успел добраться до места назначения прежде, чем сработал монитор, они по коду узнают, куда ты направился, и сразу сообщают полиции. Это означает, что другой офицер службы безопасности будет поджидать тебя. Тогда и начинается слежка. Когда я позвонил, чтобы вызвать такси, мой заказ попал в монитор. И номер такси тоже. В результате у нас появилась возможность увидеть твоего знакомого в «Задней комнате». Он сидел там еще до того, как мы приехали. Правда, они использовали того же самого человека. Но мы должны простить их: ведь сейчас они здорово загружены работой.
      — Но зачем я им нужен? Даже если они считают меня нелояльным, я ведь не какая-нибудь важная персона?
      Доктор Джефферсон помешкал, затем сказал:
      — Дон, я не знаю, сколько у нас времени для разговора. Пока нет энергии, мы можем беседовать свободно. Но как только включат ток, они нас услышат. А мне нужно сказать тебе многое. Мы не сможем говорить.
      — Почему?
      — Все автоматические такси снабжены специальными микрофонами. Гнусно все это… Кстати, он мог слушать тебя даже в ресторане, несмотря на шум оркестра. Для этого они используют направленные микрофоны. А теперь слушай внимательно. Мы должны найти посылку, которую я отправил тебе. Мы обязаны это сделать. Я хочу, чтобы ты доставил ее своему отцу… Следующий пункт: ты обязательно должен попасть на ракету, стартующую завтра утром. Третий пункт: тебе не следует оставаться со мной сегодня вечером. Мне очень жаль, но так будет лучше. Четвертый пункт: когда включат электричество, мы не будем говорить ни о чем конкретном, не будем называть никаких имен. Затем я остановлю такси около телефонной будки, и ты позвонишь в «Караван-сарай». Если посылка пришла, ты сразу же покинешь меня, вернешься на станцию, возьмешь свои вещи, поедешь в отель, зарегистрируешься там и получишь свою почту. Завтра утром ты сядешь на корабль и улетишь. Не звони мне. Ты все понял?
      — Да, сэр. — Дон помедлил минуту, затем выпалил; — Но почему? Я ничего не понимаю, но мне кажется, я должен знать, зачем все это.
      — Что тебе хочется узнать?
      — Ну-у… что в этой посылке?
      — Сам увидишь. Ты можешь открыть ее, посмотреть и затем принять решение. Если ты решишь не брать ее, это твое дело. Но что касается остального… Какие у тебя политические убеждения?
      — Ну… на этот вопрос довольно трудно ответить, сэр.
      — Мои политические убеждения в твоем возрасте были тоже не очень-то ясными. Сформулируем иначе. Хотел бы ты быть вместе со своими родителями, пока не сформируются твои собственные политические убеждения?
      — Конечно.
      — Тебе не показалось немного странным, что твоя мать настаивала, чтобы ты встретился со мной? Можешь говорить откровенно — я знаю, что молодому человеку, прибывшему в большой город, вовсе не интересно разыскивать каких-то полузнакомых людей. Не кажется ли тебе, что она считала это очень важным… чтобы ты разыскал меня?
      — Да, похоже, это было очень важно для нее.
      — Тогда давай остановимся на этом. Если ты чего-нибудь не знаешь, то не сможешь никому рассказать, и это не может причинить тебе вред.
      Дон задумался. Слова доктора звучали разумно. И все-таки было в этом что-то неприятное… не любил он играть вслепую. С другой стороны, если бы он просто получил пакет, то, конечно, доставил бы его отцу, даже не задумываясь над этим.
      Он хотел задать еще какой-то вопрос, но в это время зажглись огни, и маленький автомобильчик зажужжал. Доктор Джефферсон сказал:
      — Ну вот, поехали.
      Он наклонился над панелью и набрал код. Такси двинулось. Дон открыл рот, но доктор покачал головой.
      Автомобиль проехал несколько туннелей, выехал на площадку и остановился на большой подземной площади. Заплатив за такси, доктор повел Дона к пассажирскому лифту. Площадь была полна народу, и можно было почувствовать возбуждение, охватившее людей из-за учебной тревоги. Им пришлось проталкиваться через плотную толпу у общественного телеэкрана. Дон облегченно вздохнул, когда они добрались до лифта, но тот был переполнен. Доктор Джефферсон направился к другой стоянке такси, расположенной тоже на площади, но на несколько уровней выше. Они сели в такси и проехали всего несколько минут, затем пересели в другое. Дон совершенно потерял ориентацию и не мог уже сказать, едут они на север или на юг, высоко или низко. Доктор посмотрел на часы и сказал:
      — Мы убили достаточно времени. Здесь. — Он показал на телефонную будку неподалеку.
      Дон позвонил в «Караван-сарай».
      — Была для меня какая-нибудь почта?
      — Нет, почты не было.
      Дон сказал, что еще не зарегистрировался в отеле. Клерк проверил снова.
      — Нет. Мне очень жаль, сэр, но почты для вас нет.
      Дон вышел и передал разговор доктору Джефферсону. Доктор пожевал губами.
      — Парень, мы с тобой неверно оценили ситуацию. — Он огляделся. Вокруг никого не было. — И я напрасно потратил драгоценное время.
      — Могу я чем-нибудь помочь, сэр?
      — Да, можешь. — Он помедлил. — Сейчас мы вернемся в мою квартиру, ненадолго. Потом найдем другую гостиницу. Похоже, нам придется работать всю ночь. Ты сможешь?
      — Да, конечно.
      — У меня есть возбуждающие пилюли. Послушай, Дон, что бы ни случилось, ты обязательно должен завтра сесть на корабль. Понимаешь?
      Дон кивнул. Он и сам собирался сесть на этот корабль и не видел никакой причины, которая могла бы ему помешать. Он уже начал подумывать, что доктор Джефферсон, может быть, не совсем в своем уме.
      — Хорошо. Дальше пойдем пешком. Это недалеко.
      Они прошли с полмили по туннелям, спустились в лифте и наконец оказались на месте. Когда они свернули в туннель, в котором находилась квартира доктора, тот внимательно огляделся по сторонам. Туннель был пуст. Они быстро прошли его, доктор открыл дверь. В комнате сидели два незнакомца.
      — Добрый день, джентльмены, — сказал доктор Джефферсон. — Затем повернулся к своему гостю.
      — Доброй ночи, Дон. Было очень приятно повидаться с тобой. Обязательно передай привет своим родителям.
      Он схватил Дона за руку и выпроводил за дверь. Незнакомцы встали. Один из них сказал:
      — Долго же вы добирались домой, доктор.
      — О, я и забыл, что у меня свидание, джентльмены. Ну, будь здоров, Дон. Я не хочу, чтобы ты опоздал.
      Последние слова сопровождались еще более крепким пожатием.
      — Доброй ночи, доктор, — ответил Дон. — И — спасибо.
      Он повернулся, но один из незнакомцев загородил дверь.
      — Одну минуточку…
      — Джентльмены, — сказал доктор, — нет никакой нужды задерживать мальчика. Пусть он идет, а мы примемся за наши дела.
      Человек не ответил.
      — Уилкинс! Кинг! — крикнул он.
      Еще два человека появились из задней комнаты. Человек, который, казалось, руководил ими, сказал:
      — Проводите этого молодого человека в спальню и закройте дверь.
      — Пошли со мной, парень.
      Дон разозлился. Он уже был уверен, что эти люди — из полиции, хотя они и были в штатском. Но он был воспитан в убеждении, что честным гражданам нечего бояться полиции.
      — Минуточку, — сказал он, негодуя. — Я никуда не собираюсь идти. В чем дело?
      Незнакомец, которому поручили Дона, подошел к нему и положил руку на плечо. Дон оттолкнул руку.
      Начальник прервал дальнейшие действия своих людей едва заметным знаком.
      — Дон Харви!
      — Да?
      — Я могу тебе дать сколько угодно ответов на твой вопрос. Вот один из них. — Он показал ему значок. — Но это может быть и подделкой. — Если я захочу потратить на это время, я могу удовлетворить вас любым количеством бумаг с гербами и печатями, и все они будут подписаны важными лицами. — Дон отметил, что голос его был мягким, а манера говорить — интеллигентной.
      — Но я устал и спешу. И я не намерен играть в словесные игры с разными молокососами. Поэтому давай сразу договоримся. Нас четверо, мы вооружены. Поэтому спокойно иди туда, куда велят. Или ты хочешь, чтобы тебя сначала избили?
      Дон уже был готов ответить что-то мужественное, но вмешался доктор Джефферсон.
      — Делай, что тебе говорят, Дональд. Дон закрыл рот и последовал за полицейским. Тот отвел его в спальню и закрыл дверь.
      — Садись, — вежливо сказал он. Дон не двинулся с места. Охранник подошел к нему и толкнул ладонью в грудь. Дон поневоле сел.
      Человек нажал кнопку в изголовье кровати, которая сложилась в положение для чтения лежа, и улегся. Казалось, что он спит, но каждый раз, когда Дон смотрел на него, он встречал его взгляд. Дон напрягал слух, пытаясь услышать, что происходит в соседней комнате, но напрасно. Спальня была полностью звукоизолирована.
      Так он сидел в бездействии, стараясь понять, что за нелепые вещи происходят с ним. Он припомнил уже почти как сон, что еще только сегодняшним утром они с Лэйзи вместе взбирались по склону горы. Он думал о том, что сейчас делает Лэйзи, и о том, получил ли тот маленький жадный негодяй его лошадку. Скорее всего, нет, решил он.
      Он бросил взгляд на охранника, прикидывая, что если подтянуть под себя ноги и собраться, то…
      — Не надо, — покачал головой охранник.
      — Что не надо?
      — Не надо бросаться на меня. Мне тогда придется действовать решительно, а это может тебе повредить. Здорово повредить.
      Казалось, он снова задремал. Дона охватила апатия. Даже если бы ему удалось прыгнуть на этого человека и, может быть, ударить его, все равно оставались еще трое в другой комнате. А если бы ему даже удалось убежать от них? Куда бежать в незнакомом городе, где они все контролируют?
      Однажды ему случалось видеть, как кот, который жил на конюшне, играл с мышью. Это произвело на него сильное впечатление. Хотя симпатии его были на стороне мыши, он не сразу вмешался и спас бедную зверюшку. Кот ни разу не отпустил мышь на расстояние больше длины его вытянутой лапы. Теперь Дон сам был мышью.
      — Вставай.
      Дон от неожиданности вскочил, с трудом соображая, где находится.
      — Если бы у меня была такая же чистая совесть, как у тебя, — сказал охранник с восхищением. — Это просто талант — уметь засыпать в любых обстоятельствах. Пошли. Босс требует тебя.
      Дон последовал за охранником в гостиную. Там не было никого, кроме второго охранника. Дон осмотрелся и спросил:
      — А где доктор Джефферсон?
      — Не беспокойся о нем, — сказал охранник. — Лейтенант не любит, когда его заставляют ждать.
      Он направился к двери.
      Дон не проявил желания следовать за ним, тогда охранник тронул его за локоть. Руку пронзило болью до самого плеча, и Дон пошел за ним.
      Снаружи стоял автомобиль с ручным управлением, размерами больше автоматического такси. Один полицейский сел на место водителя, другой велел Дону сесть на заднее сиденье. Дон забрался туда, попытался повернуться и обнаружил, что не может. Он не мог даже поднять руки. Любое движение требовало заметного усилия, словно на Дона навалили целую кучу одеял.
      — Спокойнее, — посоветовал охранник. — Ты можешь растянуть связки, борясь с этим полем, а толку не добьешься.
      Дон вынужден был согласиться. Что бы ни представляли собой эти невидимые обручи, чем сильнее старался он высвободиться из них, тем крепче они его сжимали. Но если он сидел неподвижно, то даже не чувствовал их.
      — Куда вы меня везете? — спросил он.
      — Разве ты не знаешь? Конечно, в городское управление ИБР.
      — Для чего? Я ничего плохого не сделал.
      — В таком случае ты там не задержишься.
      Автомобиль остановился в большом зале-гараже, все вышли и встали перед дверью. У Дона было чувство, будто их кто-то рассматривает. Вскоре дверь открылась, и они вошли внутрь.
      В этом месте даже воздух вонял бюрократией. Они прошли по длинному коридору, минуя бесчисленные канцелярии, заполненные служащими, письменными столами, операторами телетайпов, аппаратами для сортировки досье. Лифт поднял их на другой уровень. Они прошли еще несколько коридоров и остановились у нужной двери.
      — Входи, — сказал охранник.
      Дон вошел. Дверь за ним захлопнулась, оставив охранников снаружи.
      — Садись, Дон.
      Это был старший из той четверки. Сейчас он был в форме офицера службы безопасности и сидел за письменным столом в форме подковы.
      — Где доктор Джефферсон? Что вы с ним сделали?
      — Я сказал «садись».
      Дон не двинулся с места. Лейтенант продолжал:
      — Зачем ты усугубляешь свое положение? Ты же знаешь, где находишься, знаешь, что я могу принудить тебя любым способом, каким мне заблагорассудится. А некоторые из них очень неприятны. Садись, пожалуйста, избавь от хлопот и себя, и меня. Дон сел и сразу же сказал:
      — Я хочу увидеться с адвокатом.
      Лейтенант покачал головой. Он походил на усталого и доброго школьного учителя.
      — Мальчик, ты начитался детективных романов. Если бы ты вместо этого изучал диалектику истории, то понял бы, что ложка правопорядка всегда чередовалась с ложкой силы, в зависимости от характера культуры. Каждая культура следует собственной логике. Понимаешь мою мысль?
      Дон не решился ответить. Офицер продолжал:
      — Ну, неважно. Дело в том, что твое требование насчет адвоката устарело по крайней мере на два столетия. Слова отстают от действительности. Будет тебе адвокат — или леденец, в зависимости от того, что ты предпочитаешь, — но после допроса. На твоем месте я взял бы леденец. От него больше удовольствия.
      — Я не буду разговаривать без адвоката, — твердо ответил Дон.
      — Вот как? Жаль. Планируя наш разговор, я отвел двадцать минут на всякую ерунду. Ты истратил из них уже четыре… нет, пять. Когда истекут одиннадцать минут и ты обнаружишь, что выплевываешь свои зубы, вспомни, что я не желал тебе ничего плохого. Что касается того, как можно заставить человека заговорить, то существует много способов. И каждый имеет своих твердых приверженцев. Есть, например, химические средства: скополамин, пентонал натрия и еще дюжина новых и сравнительно безвредных веществ. Даже алкоголь применялся иногда, и с большим успехом. Мне не нравятся химические средства, потому что они оказывают воздействие на интеллект и засоряют разговор фактами, которыми я не интересуюсь. Ты был бы очень удивлен, если бы узнал, сколько всякой чепухи скапливается в человеческом мозгу. Существует еще гипноз и его разновидности. Есть еще искусственное стимулирование непереносимой потребности, например, под воздействием морфия. Кроме того, существует еще и старомодное воздействие — боль. Я знаю одного художника — полагаю, что он сейчас находится в этом здании, — который очень успешно умеет допрашивать даже в том случае, когда человек совершенно не желает говорить. Причем это занимает у него минимальное время, и пользуется он только своими руками. Кроме того, примерно в этой же категории существует еще одна старинная разновидность, когда применяется сила или боль, но не к допрашиваемому, а к другому лицу, когда первое лицо не может допустить, чтобы второму причинили боль. Обычно это его жена, сын или дочь. Между прочим, этот метод трудно применить к тебе, поскольку твои близкие родственники находятся на другой планете. — Офицер взглянул на часы и добавил:
      — Остается тридцать секунд, Дон. Может, начнем?
      — Да?.. Но это вы использовали все время. Я не произнес ни слова.
      — У меня нет времени быть справедливым. Сожалею. Однако, — продолжал он, — мои возражения относительно последнего метода не подходят для твоего случая. В тот короткий промежуток времени, пока ты пребывал в прострации в квартире доктора Джефферсона, мы сумели установить, что есть-таки существо, отвечающее необходимым требованиям. Ты будешь отвечать на наши вопросы и не позволишь, чтобы этому существу причинили боль.
      — Да ну?
      — Это пони по кличке Лэйзи.
      Дон был потрясен.
      — Если ты упорствуешь, — продолжал лейтенант, — мы можем сделать трехчасовой перерыв и доставить лошадь сюда. Это может быть интересным, поскольку, я думаю, этот метод никогда не применялся при посредстве лошади. Насколько я помню, у них очень чувствительные уши. С другой стороны, я должен сказать тебе, что если нам придется пойти на эти хлопоты, то, конечно, мы не будем отсылать лошадь обратно, а просто пошлем ее на бойню. Лошадь в Нью-Чикаго — сущий анахронизм. Как ты полагаешь?
      Мысли Дона кружились, он никак не мог найти нужный ответ, не мог даже до конца понять, что ему сказали. Наконец он выпалил:
      — Вы не посмеете!!
      — Время истекло, Дон.
      Дон глубоко вздохнул и рухнул на стул.
      — Давайте, — тупо произнес он. — Задавайте ваши вопросы.
      Лейтенант достал из стола катушку и зарядил магнитофон.
      — Твое имя, пожалуйста.
      — Дональд Джеймс Харви.
      — Твое имя на Венере?
      — "Туман Над Водами", — просвистел Дон.
      — Где ты родился?
      — На корабле под названием «Устремленный», на трассе Луна — Ганимед.
      Вопросы сыпались один за другим. Казалось, лейтенант заранее знал ответы. Раз или два он попросил Дона ответить более подробно, иногда поправлял его в некоторых незначительных мелочах. После того как он разобрал всю его биографию, он потребовал детального отчета обо всем, что произошло с тех пор, как Дон получил радиограмму от родителей.
      Единственное, о чем не рассказал Дон, — это о пакете доктора Джефферсона. Он с тревогой ожидал, что его сейчас спросят об этом. Но если офицер и знал что-либо о пакете, он не показывал виду.
      — Доктор Джефферсон, кажется, считает, что оперативный работник службы безопасности следил за тобой… и за ним?
      — Я не знаю. Не думаю, что он знал об этом.
      — "Зловредная блоха, разве она когда-либо не преследует человека…" — процитировал лейтенант. — Расскажи мне подробно и точно обо всем, что вы делали, выйдя из ресторана «Задняя комната».
      — Этот человек следил за мной? — спросил Дон. — Поверьте, я никогда раньше не видел этого дракона. Я просто убивал время и старался быть вежливым.
      — Я уверен, что так оно и было, но вопросы задаю я. Отвечай.
      — Ну, мы дважды меняли такси, а может, и трижды. Я не знаю, куда мы ехали, я не ориентируюсь в городе и совершенно запутался. Но в конце концов мы подъехали к квартире доктора Джефферсона.
      Он не упомянул о том, что звонил в «Караван-сарай», и снова допрашивающий никак не дал ему понять, знает ли он об этом.
      — Ну, кажется, этим события и заканчиваются, — подытожил лейтенант.
      Он выключил аппарат и несколько минут сидел, напряженно глядя перед собой невидящим взором.
      — Парень, я уверен, что ты потенциально нелоялен.
      — Почему?
      — В твоем прошлом нет ничего, что делало бы тебя лояльным. Но это еще не причина для волнений. Человек в моем положении должен быть практичным. Ты собираешься отправиться на Марс завтра утром?
      — Конечно, собираюсь.
      — Хорошо. Я не представляю, как бы ты смог наделать много вреда. В твоем возрасте, да еще будучи изолированным в захолустной школе. Но ты попал в плохую компанию. Не опоздай на свой корабль. Если завтра в это время ты еще будешь здесь, я могу изменить решение.
      Лейтенант поднялся. Дон тоже встал.
      — Я, конечно, успею на корабль, — согласился Дон, — но… — Что? -
      резко спросил лейтенант.
      — Там задерживают мой билет до проверки на лояльность, — объяснил Дон.
      — А-а, чепуха, обычная процедура. Я позабочусь об этом. Можешь идти. Желаю тебе чистого неба. Дол не ответил, и офицер сказал:
      — Не сердись. Было бы проще выбить из тебя всю дурь сначала, а потом уж допрашивать, но я не сделал этого. У меня у самого сын примерно твоих лет. И я бы никогда не причинил зла твоей лошади. Так уж вышло, что я люблю лошадей: я родом из деревни. Ты не обижаешься?
      — Пожалуй, нет.
      Лейтенант протянул руку, Дон пожал ее, и ему показалось, что этот человек ему даже нравится. Он рискнул задать ему еще один вопрос:
      — Могу я попрощаться с доктором Джефферсоном?
      Выражение лица лейтенанта изменилось.
      — Боюсь, что нет.
      — Почему? Ведь вы сможете наблюдать за нами.
      Офицер помешкал.
      — Нет причин скрывать от тебя правду. У доктора Джефферсона было очень плохое здоровье. Он очень разнервничался, у него случился приступ, и он умер от сердечной недостаточности.
      Дон широко раскрыл глаза.
      — Крепись, — резко сказал офицер. — Такое может случиться с каждым.
      Он нажал кнопку на столе. Вошел охранник, и ему было приказано проводить Дона. Его вывели другим путем, но он был слишком взволнован, чтобы заметить это. Доктор Джефферсон умер… Это казалось немыслимым. Человек, который был полон жизни, который так любил жизнь…
      Дона вывели в один из основных общественных туннелей.
      Внезапно он вспомнил фразу, которую слышал от своего учителя биологии: «В конце концов, все формы смерти могут быть классифицированы как сердечная недостаточность». Дон посмотрел на свою правую руку и решил как можно скорее вымыть ее.

      Ему нужно было еще кое-что сделать. Сначала, решил он, нужно пойти на станцию и забрать багаж. Он покопался в бумажнике, пытаясь найти багажную квитанцию. В то же время он обдумывал, как добраться до станции. У него не было наличных для такси.
      Он так и не нашел квитанцию на багаж. Все остальное было на месте: аккредитив, удостоверение личности, послание от родителей, фотографии Лэйзи, свидетельство о рождении и всякие прочие мелочи. Но квитанции не было, хотя он точно помнил, что положил ее в бумажник.
      Ему пришла мысль вернуться в управление ИБР. Он был уверен, что квитанцию взяли у него из бумажника, когда он задремал. Довольно глупо, что он заснул в такой ситуации. Может быть, его усыпили? В конце концов он решил, что лучше не возвращаться.
      Он не знал ни имени, ни фамилии офицера, который его допрашивал, ни какого-нибудь способа разыскать его. Честно говоря, ему не захотелось бы возвращаться туда даже ради всего багажа, иже еси на станции «Терра». Пусть он пропадает. Утром можно будет купить и носки, и нижнее белье.
      Вместо этого он решил направиться в «Караван-сарай». Для начала ему нужно было узнать, где он сейчас. Он медленно пошел вперед, ища кого-нибудь, кто казался бы не слишком занятым и не слишком важным. Наконец такой человек нашелся. Это был продавец лотерейных билетов на перекрестке.
      — Может быть, тебе не обязательно туда, парень? Я могу посоветовать кое-что получше. Он подмигнул.
      Дон повторил свой вопрос. Лотерейщик пожал плечами.
      — Хорошо, парень. Иди прямо, пока не придешь на площадь со световым фонтаном. Затем тебе нужно направиться на север по самодвижущейся дорожке. Спроси кого-нибудь, где тебе сойти. В каком месяце ты родился?
      — В июле.
      — В июле? Парень, да ты счастливчик. У меня остался только один билет с гороскопом для рожденных июле. Вот он.
      У Дона не было никакого намерения покупать его, и он хотел было сказать этому нахальному типу, что гороскопы — это такая же глупость, как очки для коровы. Но он все-таки почему-то купил его на последнюю монету. Он положил билет в карман, чувствуя себя при этом круглым дураком.
      — Это примерно с полмили по самодвижущейся дорожке. Стряхни с себя сено, прежде чем будешь входить внутрь, — добавил продавец.
      Дон без труда нашел дорожку, но обнаружил, что за нее нужно платить. Автомат не интересовали лотерейные билеты, и пришлось плестись пешком. Вскоре он нашел гостиницу. Ее ярко освещенный вход растянулся на целую сотню ярдов вдоль туннеля.
      Никто не поспешил ему навстречу, когда он вошел. Он подошел к столику портье и спросил, нет ли свободного номера. Портье осмотрел его с сомнением.
      — О вашем багаже уже позаботились, сэр?
      Дон объяснил, что у него нет с собой багажа.
      — В этом случае… с вас двадцать два пятьдесят. Платить вперед. Поставьте подпись вот здесь, пожалуйста.
      Дои подписался и поставил отпечаток пальца. Затем он вытащил аккредитив.
      — Могу я получить по этому аккредитиву наличные?
      — А сколько? — Клерк взял аккредитив, потом сказал: — Конечно, сэр. Покажите, пожалуйста, свое удостоверение личности.
      Дон передал ему документ. Клерк взял удостоверение личности и свежий отпечаток пальца Дона, вставил их в контрольное устройство. Машина промигала, что все, мол, в порядке, и клерк вернул удостоверение.
      — Вы — это действительно вы.
      Он отсчитал деньги, вычтя при этом стоимость ночлега.
      — Ваш багаж прибудет позже, сэр?
      Видно было, что в его глазах социальная значимость Дона сильно повысилась.
      — Нет, пожалуй, нет. Но, возможно, для меня будет почта.
      Дон объяснил, что он отправляется на корабле «Дорога славы» завтра утром.
      — Сейчас я узнаю в нашем почтовом отделении. — Ответ был отрицательным. Увидев досаду на лице Дона, клерк сказал: — Я зарегистрирую вас в нашем почтовом отделении. Если для вас пришлют что-нибудь до отправления корабля, вы обязательно это получите, даже если нам придется посылать кого-то на космодром.
      — Большое спасибо.
      — Не за что.
      Идя за коридорным в свою комнату, Дон почувствовал, что ему ужасно хочется спать. Большие часы в холле показывали, что несколько часов назад наступил следующий день. Значит, ему пришлось заплатить семь долларов пятьдесят центов в час только за право лечь в постель. Но он был готов заплатить и больше, лишь бы приткнуться где-нибудь и уснуть.