Первоочередная задача организовать отток клиентов-вольнонаемных из непроизводительных сфер и направить их на бурение обширной сети сельскохозяйственных туннелей, чтобы гидропоника начала развиваться в них не позднее марта месяца 2078 года. Новые гигантские фермы будут принадлежать Лунной Администрации и управляться научными методами, произволу частных собственников будет положен конец. К концу пятилетия эта система обеспечит выполнение нынешних квот; что же касается клиентов-вольнонаемных, выращивающих зерно на частных фермах, то им разрешат продолжать свое занятие. Но фермеров постепенно включат в новую систему производства, по мере того как надобность в их менее эффективных методах отпадет.
      Председатель поднял взгляд от своих записей.
      - Короче, лунные колонии цивилизуют и приведут в административное соответствие со всем цивилизованным обществом. Прискорбно, но приходится признать - я говорю это скорее как гражданин, нежели как председатель комитета, - что мы должны поблагодарить вас за услугу вы привлекли наше внимание к ситуации, которая уже давно нуждается в решительной корректировке.
      Мне хотелось врезать ему по ушам. "Клиенты-вольнонаемные"! Ишь какое затейливое название вместо простого слова "рабы"!
      Но проф безмятежно сказал:
      - Я нахожу предложенные планы в высшей степени интересными. Разрешается ли задавать вопросы? С чисто информационной целью?
      - С чисто информационной - пожалуйста.
      Североамериканский представитель выскочил вперед:
      - Только не думайте, что мы намерены выслушивать дерзости от пещерных троглодитов! К вам это тоже относится! Так что следите за своими выражениями.
      - К порядку! - призвал председатель. - Продолжайте, профессор.
      - Меня заинтриговал термин "клиенты-вольнонаемные". Согласны ли вы с тем, что подавляющее большинство населения главного спутника Земли составляют не арестанты, а свободные граждане?
      - Разумеется, - вежливо согласился председатель. - Рассмотрены все юридические аспекты новой политики. За мелкими исключениями примерно девяносто один процент колонистов имеет гражданство в различных странах членах Федерации Наций или по праву рождения, или по праву наследования. Те, кто пожелает, могут вернуться на родину. Вам будет приятно узнать, что Администрация рассматривает план, согласно которому неимущим будут предоставлены кредиты на оплату переезда... возможно, под надзором Международного Красного Креста и Полумесяца. Могу добавить, что я сам от всего сердца поддерживаю этот план, поскольку он кладет конец всякой болтовне о "рабском труде". - И он самодовольно ухмыльнулся.
      - Понимаю, - согласился проф. - В высшей степени гуманно. Интересно, учитывает ли при этом комитет (или Администрация) тот бесспорно установленный факт, что обитатели Луны физически не способны жить на Земле? Что лунари против собственной воли обречены на вечную ссылку из-за необратимых физиологических изменений и уже никогда не смогут жить полноценной жизнью при силе тяжести, в шесть раз превышающей ту, к которой они привыкли?
      Мерзавец поджал губы, будто это соображение было для него совершенно неожиданным.
      - Я лично не считаю ваше утверждение бесспорным. Полагаю, все зависит от организма. Для одних это так, для других - иначе. Ваше присутствие здесь доказывает, что обитатели Луны способны жить на Земле. В любом случае, мы не имеем намерения насильно переселять их сюда. Напротив, мы надеемся, что они решат остаться, и собираемся поощрять добровольцев, желающих эмигрировать на Селену. Но это будет индивидуальный выбор, без какого-либо ущемления Свобод, гарантируемых Великой Хартией. Что же касается предполагаемого физиологического феномена, то он правового характера не имеет. Если кто-то считает, что для него разумнее остаться на Селене, или полагает, что там он будет более счастлив, это его право.
      - Понимаю, сэр. Мы свободны. Свободны либо остаться в Луне и работать там, где вы укажете, за плату, вами же назначенную, либо вернуться на Землю и умереть.
      Председатель пожал плечами.
      - Вы считаете нас злодеями, но это не так. Да если бы я был молод, я бы сам эмигрировал на Селену. Какие великолепные возможности! Во всяком случае, ваши обвинения меня не волнуют. История нас оправдает.
      Проф меня удивил. Он не стал сражаться. Я встревожился: похоже, сказываются недели напряжения плюс бессонная ночь. Он сказал:
      - Достопочтенный председатель, как я понимаю, сообщение с Луной в скором времени будет возобновлено. Можно ли рассчитывать на места для меня и моего коллеги на первом же корабле? Ибо должен признаться, сэр, эта гравитационная слабость, о которой я говорил, в нашем случае вполне реальна. Наша миссии завершена; нам пора возвращаться домой.
      (И ни слова о зерновых баржах. Или о "швырянии камнями", или хотя бы о бессмысленности битья коровы. В голосе профа звучала глубокая усталость.)
      Председатель наклонился вперед и заявил с неприкрытым злорадством:
      - Профессор, тут возникают затруднения. Откровенно говоря, вам собираются предъявить обвинение в преступлениях против Великой Хартии и даже против всего человечества... в настоящее время формулировка уточняется. Я, однако, сомневаюсь, чтобы человеку вашего возраста и с вашим состоянием здоровья грозило нечто больше, нежели условный приговор. Как вы полагаете, разумно ли будет с нашей стороны вернуть вас туда, где вы совершили противоправные деяния, и тем самым спровоцировать новые беспорядки?
      Проф вздохнул.
      - Я понимаю вашу точку зрения. В таком случае, вы разрешите мне удалиться? Я очень устал.
      - Разумеется. Прошу вас оставаться в распоряжении комитета. Слушание окончено. Полковник Дэвис...
      - Сэр? - Я уже качал разворачивать свою коляску, чтобы выкатить профа из комнаты: наших сопровождающих сюда не пускали.
      - Я хотел бы поговорить с вами, если позволите. В моем кабинете.
      - Э-э... - Я взглянул на профа. Глаза закрыты, похоже, потерял сознание. Но одним пальцем подзывает меня к себе. - Достопочтенный председатель, я больше сиделка, чем дипломат. За профессором нужен уход. Он очень стар и болен.
      - Ваши сопровождающие позаботятся о нем.
      - Ну... - Я подъехал к профу так близко, как позволяла коляска, нагнулся пониже - Проф, вы в порядке?
      Он почти неслышно шепнул:
      - Узнай, что ему надо. Соглашайся. Тяни время.
      Через несколько минут мы с председателем остались один на один, звуконепроницаемая дверь захлопнулась... что не имело никакого значения, ибо в комнате наверняка была дюжина ушей (плюс одно ухо в моей левой руке).
      - Спиртное? Кофе? - спросил он.
      - Нет, благодарю вас, сэр, - ответил я. - Мне приходится соблюдать здесь жесткую диету.
      - Понятно. Вы действительно прикованы к этой коляске? Выглядите вы хорошо.
      - Я могу, если надо, встать и пересечь комнату. При этом, возможно, потеряю сознание. Или даже хуже. Предпочитаю не рисковать. Вешу тут в шесть раз больше, чем обычно. Сердце может не выдержать.
      - Понятно. Полковник, я слышал, вы влипли в какую-то глупую историю в Северной Америке. Я глубоко сожалею об этом, поверьте. Варварские места! Всегда чувствую себя отвратительно, когда приходится там бывать. Думаю, вы гадаете, о чем я хочу с вами побеседовать?
      - Нет, сэр. Надеюсь, вы скажете об этом, когда сочтете нужным. Я удивлен другим - зачем вы все еще называете меня полковником?
      Он издал лающий смешок.
      - По привычке, должно быть. Привыкаешь, знаете ли, к протоколу. Хотя у вас есть возможность сохранить это звание. Скажите, что вы думаете о нашем пятилетнем плане?
      Я думал, что от него разит дерьмом.
      - Полагаю, он тщательно продуман.
      - Да, над ним основательно поработали. Полковник, вы кажетесь разумным человеком; более того, вы действительно разумный человек. Мне известно не только ваше прошлое, но каждое сказанное вами слово, чуть ли не каждая ваша мысль с тех пор, как вы ступили на Землю. Вы родились на Селене. Считаете ли вы себя патриотом? Селены, я имею в виду?
      - Вероятно, да... Однако я и теперь считаю, что мы поступили правильно.
      - Если между нами - я согласен. Этот старый дурак Хобарт... Полковник, это _х_о_р_о_ш_и_й_ план, но ему недостает исполнителя. Если вы д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ патриот или, скажем, практичный человек, принимающий близко к сердцу интересы своей страны, вы сможете помочь нам воплотить его в жизнь. - Он предостерегающе поднял руку. - Не спешите! Я не предлагаю вам продаться, сделаться предателем или что-нибудь еще в этом роде. Я предлагаю вам шанс стать _н_а_с_т_о_я_щ_и_м_ патриотом, а не подделкой под героя, отдающего жизнь за заранее проигранное дело. Давайте посмотрим на вещи трезво. Неужели вы считаете, что лунные колонии устоят против силы, которую обрушит на них Федерация Наций Земли? Вы человек не военный, это мне известно, и, кстати, меня это только радует, но вы хорошо разбираетесь в технике: как видите, это мне тоже известно. Скажите откровенно, сколько, по-вашему, потребуется кораблей и бомб, чтобы уничтожить лунные колонии?
      - Один корабль, шесть бомб, - ответил я.
      - Верно! Боже мой, как приятно говорить с разумным человеком. Две бомбы должны быть очень большими, возможно, их придется сделать специально. В живых останутся очень немногие, и ненадолго, в основном в мелких поселениях, в стороне от зоны бомбежки. И все это сделает один корабль за десять минут.
      - Согласен, сэр, - сказал я, - но профессор де ла Пас правильно заметил: битьем молока от коровы не получишь. А если ее пристрелить - тем более.
      - А как вы думаете, почему мы тянули и ничего не предпринимали целый месяц? Этот идиот, мой коллега, не буду называть его по имени, толковал о "дерзостях". Дерзости меня не пугают; все это болтовня, а меня интересует дело. Нет, мой дорогой полковник, мы не станем пристреливать корову... Но, если нас припрут к стенке, мы дадим корове понять, что ее _м_о_ж_н_о пристрелить. Водородные бомбы - дорогие игрушки, но мы в состоянии позволить себе потратить несколько штук на предупредительные бомбежки по голым скалам, чтобы корова поняла, что с ней может случиться. Однако нам не хотелось бы применять столь сильные средства: не дай бог, корова испугается, и молоко скиснет. - Он издал еще один лающий смешок. - Лучше уговорить старушку, чтобы дала молока добром.
      Я не реагировал.
      - Вас не интересует, каким образом? - не выдержал он.
      - Каким же?
      - С вашей помощью. Не перебивайте и разрешите мне закончить.
      И привел он меня на высокую гору и предложил мне царства земные. Вернее, лунные. А еще точнее, должность Протектора pro tem [временный (лат.)] с намеком, что, если все будет о'кей, последние два слова из названия можно и убрать. Убедить лунарей, что победы им не видать. Убедить их, что новый план создан для их же блага, подчеркнуть выгоды - бесплатные школы, бесплатные больницы и так далее, детали потом, главное, чтобы все было под надзором правительства, как на Терре. Налоги - для начала низкие, автоматически и безболезненно вычитаемые из зарплаты и доходов от зернопоставок... И, что важнее всего, на сей раз Администрация не пошлет зеленых юнцов заниматься мужской работой, а отправит два полка полиции одновременно.
      - Эти проклятые драгуны-усмирители были ошибкой, - продолжал он, - и мы ее не повторим. Между нами, весь этот месяц мы настойчиво доказывали Комиссии по контролю за поддержанием мира, что горсточка людей не в состоянии поддерживать порядок среди трех миллионов, к тому же разбросанных по шести большим поселениям и пятидесяти мелким. Так что у вас будет солидная поддержка - не просто войска, а военная полиция, привыкшая усмирять население без лишнего шума. Кроме того, отправим женский вспомогательный отряд, обычные десять процентов, и никаких жалоб на насилия больше не будет. Ну как, сэр? Думаете, потянете? Зная, что по большому счету это лучший выход для вашего народа?
      Я ответил, что должен изучить все в деталях, особенно планы и квоты пятилетки, чтобы не принимать необдуманных решений.
      - Конечно, конечно, - согласился он. - Я вам дам копию беловика, мы все подготовили. Возьмите ее с собой, изучите, подумайте до утра. Завтра поговорим. Только дайте мне слово джентльмена держать все в секрете. На самом деле никакого секрета тут нет... но такие вещи лучше улаживать до того, как о них начнет говорить пресса. Кстати о публикациях: вам понадобится помощь, и вы ее получите. Мы пойдем на любые издержки, пошлем вам лучших людей: заплатим сколько потребуется, построим центрифугу, как ученым... в общем, вы понимаете. На _с_е_й _р_а_з_ ошибок не будет. Этот дурак Хобарт... Он мертв, не правда ли?
      - Нет, сэр. Просто в маразме.
      - Надо было его прикончить. Вот вам копия плана.
      - Сэр, кстати о стариках... Профессор де ла Пас тут оставаться не может. Не проживет и шести месяцев.
      - Ну это только к лучшему, не так ли?
      Я постарался удержаться от эмоций.
      - Вы не понимаете. Его любят и почитают. Лучше всего, если бы мне удалось его убедить, что водородные бомбы - не пустая угроза и что его патриотический долг - спасти все, что можно спасти. Но так или иначе, если я вернусь без него... я не только не потяну, я даже начать не сумею, просто не проживу достаточно долго.
      - Хм... ладно, там посмотрим. Завтра поговорим. Скажем, часов в четырнадцать.
      Я вышел, погрузился в фургон, и тут меня затрясло. Не дано мне глядеть на вещи с точки зрения высших соображений.
      Стью с профом ждали меня.
      - Ну? - спросил проф.
      Я оглядел стены и постучал пальцем по уху. Мы наклонили головы к голове профа и натянули на себя парочку одеял. В постели профа и в моем кресле "жучков" не было - я проверял их каждое утро. Но что касается самой комнаты, то безопаснее шептаться под одеялами.
      Я сделал вступление. Проф прервал меня:
      - Его происхождение и привычки оставим на потом. Давай факты.
      - Он предложил мне работу Смотрителя.
      - Надеюсь, ты согласился?
      - Процентов на девяносто. Я должен изучить это дерьмо и завтра дать ответ. Стью, когда мы можем приступить к осуществлению плана "Ноги в руки"?
      - Уже приступили. Ждали только, когда ты вернешься. Если вернешься, конечно.
      Следующие пятьдесят минут мы провели в лихорадочной деятельности. Стью вызвал костлявого индуса, одетого в дхоти. Через тридцать минут он превратился в двойника профа, и Стью перегрузил профа из постели на диван. Дублировать меня было проще. Наших дублеров вкатили в гостиную, как раз когда стемнело и принесли ужин. Несколько человек вошло, несколько вышло. Среди последних была пожилая индуска в сари, опиравшаяся на руку Стьюрта Лажуа. За ними шествовал толстенький бабу.
      Труднее всего было доставить профа по лестнице на крышу; он никогда не пользовался механическими инвалидными ходунками, у него не было возможности их освоить, а кроме того, он больше месяца провел лежа на спине.
      Но рука Стью держала его крепко. Я сжал зубы и преодолел тридцать проклятых ступенек без посторонней помощи. Когда добрался до крыши, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Главное - не хлопнуться в обморок, это сейчас совсем некстати. Бесшумный маленький флаер появился из тьмы в точно назначенное время, и через девять минут мы уже сидели в чартерном самолете, которым пользовались весь последний месяц, а еще через две минуты вылетели в Австралию. Понятия не имею, чего стоило организовать всю эту музыку и поддерживать ее наготове, пока не понадобится, но все прошло как по нотам.
      Вытянувшись рядом с профом и наконец отдышавшись я спросил:
      - Как вы себя чувствуете, проф?
      - О'кей. Немного устал. И разочарован.
      - Ja, да. Разочарован.
      - Я имею в виду - из-за того, что так и не повидал Тадж-Махал. В юности не довелось, а нынче... Дважды был от него в двух шагах, несколько дней назад и сегодня, но так и не увидел. Теперь уж никогда не увижу.
      - Подумаешь, обыкновенная гробница.
      - А Елена Прекрасная - обыкновенная баба. Спи уж, парень.
      Мы приземлились на китайской части Австралии, в городе под названием Дарвин. Нас погрузили на корабль, усадили в антиперегрузочные кресла и сделали уколы.
      Проф уже уснул, а я начал клевать носом, когда внезапно появился Стью. Широко ухмыльнулся, уселся рядом и пристегнул ремни. Я воззрился на него:
      - И ты здесь? Кто же остался в лавке?
      - Те самые ребята, которые и раньше делали основную работу. Это хорошая команда, я им больше не нужен. Манни, дружище, мне неохота торчать так далеко от дома. Я имею в виду Луну, на случай, если ты туго соображаешь. Похоже, это последний поезд из Шанхая.
      - При чем тут Шанхай?
      - Ладно, замнем для ясности... Манни... я разорился в пух и прах. Одни долги кругом - и я смогу их уплатить, только если кое-какие акции быстро пойдут вверх. По крайней мере, Адам Селен уверял меня, что они поднимутся, когда мы пройдем через переломную точку истории. К тому же меня ждет арест - или будет ждать в скором времени - за нарушение общественного порядка и оскорбление человеческого достоинства. Короче говоря, я избавлю их от расходов по моей транспортировке в Луну. Как думаешь, в моем возрасте не поздно учиться на бурильщика?
      Мозги у меня заволокло туманом - укол делал свое дело.
      - Стью, в Луне ты еще не стар... какие наши годы... а если... за нашим столом всегда... ты же у нас любимчик Мими...
      - Спасибо, дружище, я подумаю. Стартовый сигнал! Дыши глубже.
      И тут на меня обрушилась десятикратная.
      20
      Наш корабль был чем-то вроде парома Земля - орбита. Их используют для связи с обитаемыми спутниками, для снабжения патрульных судов Федерации и для перевозки пассажиров к спутникам с казино и развлечениями. На сей раз на корабле было только три пассажира вместо сорока и никакого груза, кроме трех скафандров и медной пушечки (да, дурацкая игрушка была на борту: скафандры вместе с профовой "бабахалкой" доставили в Австралию неделей раньше, чем нас); экипаж нашего славного "Жаворонка" состоял только из шкипера и пилота-киборга.
      Зато топлива было хоть отбавляй.
      Мы совершили (как мне потом сказали) обычный подход к спутнику "Элизиум", а затем внезапно сменили орбитальную скорость на вторую космическую - придавило нас при этом покруче, чем на старте.
      Маневр засекла станция космического слежения ФН; нам приказали остановиться и объяснить свои действия. Все это я узнал от Стью, пока приходил в себя и наслаждался роскошью невесомости, прицепившись к креслу одним ремнем. Проф все еще был без чувств.
      - Они, значит, захотели узнать, кто мы такие и соображаем ли мы, что делаем, - говорил Стью. - Мы ответили, что мы китайское судно "Расцветающий Лотос", выполняющее миссию милосердия. Направляемся к Луне для спасения ученых, томящихся там в неволе. Сообщили им свои данные для идентификации - сам понимаешь, данные "Расцветающего Лотоса".
      - А как же импульсный повторитель?
      - Если мне продали то, за что я заплатил, то наш повторитель, который десять минут назад идентифицировал нас как "Жаворонка", должен был теперь давать данные "Лотоса". Впрочем, скоро все выяснится. У них есть один крейсер, который может сбить нас ракетой и разнести... - Стью взглянул на часы, - ...в ближайшие двадцать семь минут, если верить этому напуганному проводами джентльмену, пилотирующему наше корыто; в противном случае шансы крейсера на перехват упадут почти до нуля. Так что, если тебя это волнует - если хочешь молитву прочесть или послание кому отправить, - то сейчас самое время.
      - А проф? Будем его будить?
      - Пусть спит. Для прыжка на тот свет лучше не придумаешь: прямо из мирного сна - в облако светящегося газа. Хотя, может быть, тебе известны какие-то религиозные обряды, которые он хотел бы соблюсти? Правда, проф никогда не казался мне религиозным, во всяком случае в ортодоксальном смысле.
      - Он не религиозен. Но если у тебя самого есть подобные желания, ты меня, ради бога, не стесняйся.
      - Благодарю, я позаботился обо всем, что казалось мне необходимым, еще до того, как мы покинула Землю. А как насчет тебя, Манни? Я мало похож на падре, но постараюсь, если надо. Есть на совести грешки, а, дружище? Если хочешь, исповедуйся, я неплохой специалист по грехам.
      Я ответил, что особой нужды в исповеднике не испытываю. Потом припомнил кое-какие приятные грешки и выдал ему более или менее правдивые версии. Это в свою очередь напомнило Стью о его собственных, что напомнило мне... Время "зеро" пришло и кануло в вечность, а мы все еще не исчерпали перечня. Стью Лажуа - как раз тот парень, с которым приятно провести последние минуты жизни, даже если они окажутся не последними.
      Двое суток мы бездельничали, только проходили всякие малоприятные процедуры, чтобы не занести в Луну какую-нибудь заразу. Но я не возражал ни против искусственно вызванного озноба, ни против жара жестокой лихорадки; наслаждался невесомостью и был счастлив, что лечу домой.
      Или почти счастлив... Проф спросил, что меня тяготит.
      - Ничего, - ответил я. - Не могу дождаться, когда снова окажусь дома. Но... по правде говоря, стыдно показаться там после такого провала. Проф, где мы сделали ошибку?
      - Провала, мой мальчик?
      - А как еще это можно назвать? Мы просили о признании. И не получили его.
      - Мануэль, мне следует повиниться перед тобой. Ты должен помнить расчет шансов, сделанный Адамом Селеном как раз перед нашим отлетом с Луны.
      Стью поблизости не было, но словом "Майк" мы никогда не пользовались. Осторожности ради всегда говорили "Адам Селен".
      - Конечно, помню! Один из пятидесяти трех. Затем мы добрались до Терры, а шансы с треском грохнулись до одного из ста. А сейчас сколько, как вы думаете? Один к тысяче?
      - Я получал новые прогнозы каждые несколько дней... вот почему и винюсь перед тобой. Последний, полученный прямо перед вылетом, исходил из еще не подтвержденного в тот момент предположения, что мы смоемся с Терры и благополучно вернемся домой. Или что хоть один из нас троих вернется. Вот почему товарища Стью вызвали в Луну - у него, как у землянина, больше выносливости к сильным ускорениям.
      Фактически Майк выдал восемь прогнозов. В худшем из них мы погибаем все трое, в лучшем - все трое остаемся в живых, а в промежутке всякие варианты. Хочешь поставить несколько долларов на то, каков этот последний прогноз? Размер ставки и шансы назовешь сам. Намекну ты излишне пессимистичен.
      - Э-э... Да ну его! Говорите, не тяните время.
      - Шансы против нас сейчас всего семнадцать к одному... и весь месяц разрыв сокращается. А сказать тебе об этом я не имел права.
      Я был изумлен, поражен, восхищен - и жестоко обижен.
      - Как это - не имел права сказать?! Слушайте, проф, если мне не доверяют, отстраните меня и поставьте на мое место в исполнительной ячейке Стью.
      - Погоди, сынок. Именно туда он и войдет, если что-нибудь случится с нами - со мной, с тобой или с бесценной Вайоминг. Я не имел права сказать тебе это на Земле - и _м_о_г_у_ сказать сейчас - не потому, что тебе не доверяют, а потому, что ты плохой актер. Ты мог успешно справиться со своей ролью только в том случае, если бы верил, что наша цель - добиться признания независимости.
      - Спасибо, что разъяснили!
      - Мануэль, Мануэль, нам надо было бороться каждую секунду, бороться изо всех сил - и проиграть.
      - Вот как! А мне не сказали, потому что не дорос, да?
      - Ну пожалуйста, Мануэль! То, что мы временно держали тебя в неведении, резко повышало наши шансы; можешь справиться у Адама. Добавлю только, что Стьюарт принял свой вызов на Луну без слов, даже не спросил зачем. Товарищ дорогой, тот комитет был слишком малочислен, а председатель слишком умен; все время существовала опасность, что нам предложат приемлемый компромисс. В первый день такая вероятность была особенно высока. Если бы нам удалось настоять, чтобы наш вопрос вынесли на Великую Ассамблею, опасность разумного решения исчезла бы. Но нам отказали. Лучшее, что я мог сделать, это разозлить комитет, не останавливаясь даже перед личными оскорблениями, чтобы обеспечить хоть один голос, который всегда будет против здравых решений.
      - Наверное, я никогда не разберусь во всех этих высших соображениях!
      - Наверное. Но твои таланты и мои дополняют друг друга. Мануэль, ты ведь хочешь видеть Луну свободной?
      - Вы знаете, что хочу.
      - Но тебе также известно, что Терра может нас разгромить?
      - Конечно. Ни один прогноз не дает нам шансов даже пятьдесят на пятьдесят. Поэтому я никак не могу понять, зачем вы решили их разозлить...
      - Пожалуйста, не торопись. Поскольку они могут навязать нам свою волю, наш единственный шанс заключается в том, чтобы эту волю ослабить. Вот почему нам так важно было попасть на Терру. Чтобы посеять разногласия, чтобы породить разброс мнений. Самый хитроумный в истории Китая полководец однажды сказал, что высшее военное искусство - это подавить волю противника так, чтобы он сдался без боя. Вот в чем заключается и наша конечная цель, и самая страшная из угрожающих нам опасностей. Предположим, - а это казалось вполне вероятным в первый день, - что нам предложили бы заманчивый компромисс. На место Смотрителя - губернатор, возможно, из наших же рядов. Местная автономия. Делегат в Великой Ассамблее. Высокие цены на зерно у головы катапульты плюс премии за поставки сверх квоты. Осуждение политики Хобарта и выражение сожалений по поводу насилий и убийств, сопровождаемое солидной денежной компенсацией родственникам жертв. Было бы это приемлемо для нас? Вот тут - в Луне?
      - Но они ничего подобного не предлагали!
      - Председатель был готов предложить нечто в этом роде в первый день, причем тогда он был полным хозяином в своем комитете. Он намекнул на возможность подобной сделки. Предположим, мы добились бы условий, которые я только что обрисовал. Было бы это приемлемо для наших лунарей?
      - З-э... возможно.
      - Более чем возможно. Вот почему шансы, когда мы улетали с Луны, были такими низкими. Именно этого нам следовало избежать любой ценой компромисса, который успокоит народ, ослабит его волю к сопротивлению и вместе с тем не предотвратит неизбежную катастрофу, ожидающую нас в недалеком будущем. А потому я круто изменил курс и ликвидировал возможность соглашения, начав придираться к мелочам и сохранил при этом оскорбительную вежливость. Мануэль, мы с тобой знаем - и Адам знает, - что поставкам продовольствия _д_о_л_ж_е_н_ быть положен конец! Только так можно спасти Луну от катастрофы. Но ты можешь представить себе фермера-пшеничника, который борется за прекращение поставок?
      - Нет. А любопытно было бы получить известия из дома: как там приняли сообщение о прекращении поставок?
      - Таких сообщений не будет. Так решил Адам: никаких заявлений не будет сделано до тех пор, пока мы не доберемся домой. Мы все еще продолжаем скупать зерно у фермеров. Баржи по-прежнему прибывают в Бомбей.
      - Но вы же сказали, что поставки прекратятся немедленно?
      - Это была угроза, а не моральное обязательство. Несколько барж погоды не делают, а нам нужно выиграть время. У нас в Луне маловато союзников - только незначительное меньшинство. Большинство людей индифферентны, их можно временно склонить и в ту, и в другую сторону. А противостоит нам тоже меньшинство... главным образом, фермеры, которых интересует не политика, а цены на зерно. Они ворчат, но еще принимают купоны, надеясь, что их курс все-таки начнет расти. Однако, если мы объявим, что поставки прекращены, фермеры займут активно враждебную позицию. Адам хочет сделать заявление в такой момент, когда большинство будет на нашей стороне.
      - Это когда же? Через год? Через два?
      - Через два-три дня. Может быть, через четыре. Тщательно отредактированные цитат из "плана пятилетки", отрывки из твоих записей, особенно предложение этого ублюдка, рассказы о твоем аресте в Кентукки...
      - Эй! Об этом лучше не вспоминайте!
      Проф только улыбнулся и вздернул бровь.
      - Хм... - сказал я недовольно. - О'кей. Если это поможет.
      - Это поможет больше, чем любая статистика наших природных ресурсов.
      Наш пилот - опутанное проводами бывшее человеческое существо - пошел на посадку, даже не подумав задержаться на орбите (чего, мол, тянуть: корабль легкий, маневренный), так что мы получили напоследок еще одну хорошую встряску. Но тормозил он всего два с половиной километра, и через девятнадцать секунд мы сели в Джонсон-Сити. Я перенес посадку нормально, только ужасно сдавило грудь, словно чья-то гигантская рука сжала сердце в кулак; потом все прошло, и я принялся жадно глотать воздух, приходя в себя и радуясь привычному весу тела. Но бедного старого профа посадка чуть не доконала.
      Позднее Майк объяснил мне, что пилот отказался подчиниться приказу. Зная, что проф на борту, Майк хотел посадить корабль осторожненько, с небольшими перегрузками, как яичко в корзинку. Но не исключено, что киборг знал, что делает: посадка с длительным торможением требует массы топлива, а "Лотос-Жаворонок" и так сел почти "сухим".
      Как бы там ни было, но лихая гаррисонова посадка чуть не стоила профу жизни. Стью заметил это, пока я пытался отдышаться, и мы оба туг же кинулись к профу - сердечные стимуляторы, искусственное дыхание, массаж... Наконец ресницы профа дрогнули, он взглянул на нас и улыбнулся.
      - Дома... - шепнул он еле слышно.
      Мы заставили его отдохнуть минут двадцать, прежде чем позволили надеть скафандр. Он был так близок к концу, что, казалось, вот-вот услышит ангельские хоры. Шкипер заполнял баки и очень торопился отделаться от нас, чтобы забрать пассажиров в обратный рейс. Этот голландец за всю дорогу не перемолвился с нами ни единым словом; думаю, он здорово жалел, что позволил алчности вовлечь себя в историю, которая могла его разорить или даже угробить,
      Но в этот момент на борт проникла Вайо - примчалась нас встречать. Не думаю, что Стью доводилось видеть ее в скафандре раньше, и уверен, что блондинкой он ее ни разу не видел; во всяком случае, он ее не узнал. Я обнял ее, несмотря на скафандр, а Стью стоял рядом и ждал, чтобы его представили. Когда же незнакомый "мужик" схватил его и начал тискать, Стью страшно удивился.
      Я услыхал приглушенный скафандром голос Вайо:
      - О Боже! Манни, мой шлем!