Температура повышалась, ровно дул рассветный бриз, но было все еще около минус тридцати [ -34'С. ]. Стримонский канал был покрыт серовато-голубым льдом, на этой широте он сегодня не растает. На канале у пристани стоял почтовый скутер Малого Сирта – лодочный корпус на острых полозьях. Водитель грузил багаж со склада.
      Молодежь легко было различить по маскам: тигровым полоскам Джима, боевой раскраске Фрэнсиса и радужному орнаменту Филлис.
      Взрослые отличались друг от друга только ростом, фигурой и манерой поведения. Двое были сверх комплекта: доктор Макрей и отец Клири.
      Священник тихо и серьезно говорил что-то Фрэнку, потом обратился к Джиму.
      – Твой пастор просил меня попрощаться с тобой, сынок. Он, бедняга, к несчастью, слег с марсианским катаром, но все равно пришел бы, если б я не спрятал его маску. – Протестантский священник, как и католический, был холостяком, и они жили в одном доме.
      – Ему очень плохо? – спросил Джим.
      – Нет, не очень. Прими его благословение и мое тоже. – Священник протянул руку.
      Джим поставил дорожную сумку, переложил коньки и Виллиса в левую руку и ответил на рукопожатие.
      Наступило неловкое молчание. Наконец Джим сказал:
      – Почему бы вам всем не пойти в помещение, пока вы не окоченели окончательно?
      – Точно, – поддержал Фрэнсис. – Хорошая мысль.
      – Кажется, водитель скоро будет готов, – сказал мистер Марло. – Ну, сынок, береги себя. Увидимся, когда будем переезжать.
      – Он торжественно потряс сыну руку.
      – До скорого, папа.
      Миссис Марло обняла сына, прижав свою маску к его.
      – Ох, мой маленький, рано тебе еще уезжать из дома.
      – Ну, мама! – Джим крепко обнял мать. Потом пришлось обнять Филлис.
      – Пассажиры, по местам! – позвал водитель.
      – До свидания!
      Кто– то поймал Джима за локоть -доктор.
      – Береги себя, Джим. И никому не спускай грубостей.
      – Спасибо, док. – Джим показал водителю школьное удостоверение. Доктор в это время прощался с Фрэнсисом.
      – Оба задарма? – спросил водитель. – Ну раз платных пассажиров все равно нет, можете ехать на обзорных местах.
      Он оторвал себе корешок, Джим залез в скутер и прошел на вожделенное обзорное место – сзади над кабиной водителя. Фрэнк последовал за ним.
      Машина задрожала, это открывались ото льда полозья.
      Потом взревела турбина, и скутер с легким свистом тронулся в путь. Берега проплывали мимо, сливаясь в одну сплошную стену, скорость нарастала. Лед был гладкий, как зеркало, и вскоре скутер набрал путевую скорость – 250 миль в час. Водитель снял маску. Джим и Фрэнк, глядя на него, сделали то же самое. Давление в машине теперь поддерживалось пневматическим устройством, работающим от потока встречного воздуха, а с ростом давления сразу потеплело.
      – Здорово, правда? – сказал Фрэнк.
      – Ага. Смотри, Земля.
      Их родная планета плыла по небу на северо-востоке, выше Солнца, сияя зеленым светом на густом багровом фоне. Рядом с ней, ясно видимая невооруженным глазом, светилась белая звездочка поменьше – Луна, спутник Земли. На севере, куда они ехали, не выше двадцати градусов над горизонтом висел Деймос, внешний спутник Марса. Крохотный бледный диск, почти невидимый в лучах солнца, Земля затмевала его своим блеском.
      Фобос, внутренняя луна, не был виден. На широте Харакса он поднимается над северным горизонтом не выше чем на восемь градусов и не дольше чем на час дважды в сутки. Днем он теряется в синеве горизонта, а наблюдать его ночью на морозе дураков нет. Джим не мог припомнить, когда и видел его, разве что во время миграции.
      Фрэнк перевел взгляд с Земли на Деймос.
      – Попроси водителя включить радио, – сказал он, – Деймос взошел.
      – Дв кому это интересно? – ответил Джим. – Я хочу смотреть.
      Берега теперь стали пониже, с верхних мест за ними виднелись поля. Хотя была уже осень, орошаемый пояс вдоль канала еще зеленел и на глазах становился все зеленее – растения раскрывались навстречу утреннему солнцу.
      Там и сям вдалеке мелькали красные дюны – предвестницы пустыни. Зеленый пояс восточного рукава канала не был виден, его скрывал горизонт.
      Водитель и без просьбы включил радио. Машину наполнила музыка, заглушив монотонный шум турбины.
      Это была земная классическая музыка, написанная в прошлом веке композитором Сибелиусом. Марсианские колонисты не успели еще создать собственное искусство, и культуру приходилось брать взаймы. Впрочем, ни Джим, ни Фрэнк не знали, чья это музыка, и это их не беспокоило. Берега канала снова ушли вверх, и ничего не стало видно, кроме ровной ленты льда. Мальчики откинулись на спинки кресел и погрузились в грезы.
      Виллис шевельнулся в первый раз с тех пор, как его коснулся утренний холод. Он выставил глазные отростки, огляделся и начал отбивать ими такт.
      Музыка умолкла, и диктор сказал:
      – Говорит станция Ди-эм-эс, Марсианская Компания, Деймос, орбита Марса. Сегодня мы передаем из Малого Сирта программу, представляющую общественный интерес. Доктор Грейвз Армбрастер расскажет об экологических аспектах экспериментального искусственного симбиоза…
      Водитель поскорее выключил радио.
      – Я бы послушал, – недовольно сказал Джим. – Это что-то интересное.
      – Да ладно прикидываться, – сказал Фрэнк. – Ты и слов-то этих не знаешь.
      – Черта с два. Это значит…
      – Заткнись, давай поспим лучше. – С этими словами Фрэнк откинулся в кресле и закрыл глаза.
      Но поспать ему не пришлось. Виллис, очевидно, переработал у себя в уме, что бы там его ни заменяло, услышанную им передачу и теперь начал трансляцию, не упустив ничего, даже деревянных духовых.
      Водитель в изумлении оглянулся и что-то сказал, но за Виллисом его не было слышно. Виллис исполнил все до конца, включая и прерванное объявление. Водитель наконец прорвался:
      – Эй, ребята! Что у вас там, магнитофон, что ли?
      – Нет, попрыгунчик.
      – Чего-чего?
      Джим поднял Виллиса и показал его водителю.
      – Попрыгунчик. Его зовут Виллис.
      Водитель выпучил глаза.
      – Это что, и есть магнитофон?
      – Нет, это попрыгунчик. Я же говорю, его зовут Виллис.
      – Это надо посмотреть, – сказал водитель. Он переключил чтото на панели управления, встал и просунул голову и плечи к ним под колпак.
      – Эй! – сказал Фрэнк. – Мы же так разобъемся.
      – Спокойно, – сказал водитель. – Я включил автоматический эхолот – теперь еще миль двести будут высокие берега. Ну-ка, что за зверюшка? Когда ты с ним садился в машину, я подумал, это волейбольный мяч.
      – Нет, это Виллис. Поздоровайся с дядей, Виллис.
      – Здравствуй, дядя, – с готовностью откликнулся Виллис.
      Водитель почесал в затылке.
      – Я такого и в Кеокуке не видал. Он вроде попугая, что ли?
      – Он попрыгунчик. У него есть и научное название, но оно значит просто “марсианин круглоголовый”. Вы их никогда разве не видели?
      – Нет. Я тебе скажу, парень, это самая свихнутая планета во всей системе.
      – Если вам здесь не нравится, – сказал Джим, – почему бы вам не вернуться туда, откуда пришли?
      – Не дерзи, юноша. Сколько возьмешь за зверюшку? У меня насчет него одна идея появилась.
      – Виллиса продать? Вы что, с ума сошли?
      – Иногда мне кажется, что да. Ладно, это я так.
      Водитель вернулся на место, но не утерпел и оглянулся на Виллиса.
      Мальчики вытащили из сумок сандвичи и принялись жевать.
      Предложение Фрэнка соснуть было одобрено.
      Они спали, пока скутер не начал замедлять ход. Джим сел, поморгал и спросил: – Это что?
      – Станция Киния, – ответил водитель. – Простоим тут до заката.
      – Что, лед не держит?
      – Пока держит, но кто его знает. Температура поднимается, и я не собираюсь рисковать.
      Скутер плавно затормозил, вполз на низкие мостки, остановился окончательно.
      – Все на выход! – скомандовал водитель. – Чтобы к закату были на местах, не то останетесь. – Он вышел, мальчики за ним.
      Станция Киния находилась в трех милях к западу от древнего города Киния, в месте, где западный Стримон впадает в канал Оэроэ.
      При станции был буфет, комната для ночлега и несколько сборных складов. На востоке мерцали в небе пернатые башни Кинии, казалось, что они колеблются в воздухе, слишком прекрасные, чтобы быть настоящими.
      Водитель прошел в здание станции. Джиму хотелось побродить по городу, а Фрэнк предлагал сначала зайти в буфет. Победил Фрэнк.
      Мальчики вошли и осмотрительно поместили часть своих скромных капиталов в кофе и какой-то невыразительный суп.
      Водитель оторвался от обеда и сказал:
      – Эй, Джордж! Видал когда-нибудь такое? – Он показал на Виллиса.
      Джордж был буфетчиком, а также кассиром, портье, начальником станции и агентом Компании.
      – Видал, – сказал он.
      – Да ну? Где? А я смогу такого поймать?
      – Сомневаюсь. Они иногда бегают около марсиан, только их мало. – И Джордж вернулся к чтению “НьюЙорк тайме” двухлетней давности.
      Мальчики поели, заплатили по счету и собрались выйти. Агентбуфетчик задержал их.
      – Стойте-ка. Вы куда направляетесь?
      – В Малый Сирт.
      – Я не о том. Вот сейчас вы куда собрались? Пошли бы лучше в спальню, может, вздремнули бы.
      – Мы хотели погулять тут, – объяснил Джим.
      – Ладно. Только в город не ходите.
      – Почему?
      – Компания не позволяет, вот почему. Только по разрешениям. Так что держитесь от города подальше.
      – А как получить разрешение? – настаивал Джим.
      – А никак. Киния пока еще не открыта для эксплуатации. – Он вернулся к своей газете.
      Джим хотел возразить, но Фрэнк дернул его за рукав, и они вышли. Джим сказал:
      – По-моему, это не его дело указывать нам, можно ходить в Кинию или нет.
      – Какая разница? Он-то считает, что это его дело.
      – Ну и что теперь?
      – Пойдем в Кинию, конечно. Не спросившись у его милости.
      – А если он нас поймает?
      – Где там. Разве он поднимется с нагретого стула. Пошли.
      – Ладно.
      И они пошли на восток. Идти было нелегко: никакой дороги не было, а растительность, окаймляющая канал, распустилась особенно пышно под лучами полуденного солнца. Но слабое притяжение Марса облегчает ходьбу, даже когда продираешься сквозь заросли. Вскоре мальчики вышли на берег Оэроэ и повернули направо, к городу.
      Идти по берегу, мощенному камнем, стало легко.
      Воздух был теплым и ароматным, хотя на канале еще не стаял лед. Солнце стояло высоко: теперь они были почти на тысячу миль ближе к экватору, чем утром.
      – Тепло, – сказал Виллис. – Виллис хочет гулять.
      – Ладно, – сказал Джим, – только не провались никуда.
      – Виллис не провались.
      Джим спустил его на землю, и мячик пошел вдоль берега то вприпрыжку, то кубарем, то и дело ныряя в буйные заросли, как щенок, исследующий новую территорию.
      Они прошли уже с милю, – городские башни в небе стали выше, – и тут встретили марсианина. Он был невысок для представителя своей расы – всего около двенадцати футов ростом – и стоял совершенно неподвижно, опустив все три своих ноги, очевидно уйдя глубоко в себя. Глаз, не мигая, смотрел в окружающий мир.
      Джиц и Фрэнк давно привыкли к марсианам и поняли, что этот ушел в свой “иной мир”. Они замолчали и прошли мимо, стараясь не задеть его ноги.
      Виллис поступил иначе. Он стал шмыгать в ногах у марсианина, тереться о них, а потом пару раз жалобно каркнул.
      Марсианин зашевелился, посмотрел по сторонам, потом вдруг нагнулся и поднял Виллиса.
      – Эй! – завопил Джим, – А ну, положи его!
      Ответа не было.
      Джим торопливо стал просить Фрэнка: – Скажи ему, Фрэнк. Меня он никогда не поймет. Пожалуйста!
      Джим плохо понимал язык марсиан, а говорил на нем еще хуже. У Фрэнка получалось немного лучше, но только в сравнении. Люди, говоря по-марсиански, жалуются, что от этого болит горло.
      – А что ему сказать?
      – Скажи, чтобы положил Виллиса!
      – Ты не волнуйся. Марсиане никому зла не делают.
      – Вот и скажи – пусть отдаст Виллиса.
      – Попробую.
      Фрэнк скривил рот и приступил к делу. Произношение, и без того плохое, искажалось вдобавок маской и волнением. Все же Фрэнк с грехом пополам прокудахтал и прокаркал фразу, которая как будто передавала смысл просьбы Джима. Ответа он не получил. Фрэнк попробовал еще раз, прибегнув теперь к другой идиоме, – с тем же успехом.
      – Бесполезно, Джим, – сознался он. – То ли он не понимает, то ли не желает понимать.
      – Виллис! – закричал Джим, – Эй, Виллис! Ты как там?
      – Виллис хорошо!
      – Прыгай! Я тебя поймаю.
      – Виллис хорошо.
      Марсианин поводил головой по сторонам и, кажется, наконец приметил Джима. Виллиса он держал в одной руке; две другие руки вдруг поползли вниз и поймали Джима – одна ладонь подхватила его сзади, другая придерживала за живот.
      Джим почувствовал, что отрывается от земли, и очутился прямо перед большим влажным глазом марсианина. Марсианин покачивал головой, чтобы как следует рассмотреть Джима обоими глазами.
      Впервые Джим был так близко к марсианину – и не слишком этому радовался. Он попробовал вывернуться, но марсианин, такой хрупкий с виду, был сильнее его.
      Марсианин что-то прогудел, голос шел у него с макушки. Джим не понял, что он сказал, заметил только символ вопроса в начале предложения, но голос произвел на него странное действие. В этом режущем ухо карканье было столько тепла и дружелюбия, что Джим перестал бояться. Марсианин стал казаться ему старым и близким другом.
      Марсианин повторил свой вопрос.
      – Что он сказал, Фрэнк?
      – Не уловил. Что-то приятное, но понять не могу.
      Марсианин снова заговорил. Фрэнк вслушался и сказал:
      – Кажется, он приглашает тебя пойти с ним.
      Джим колебался лишь долю секунды,
      – Скажи, я согласен,
      – Джим, ты в своем уме?
      – Все нормально. Он ничего плохого не замышляет, я уверен.
      – Ну ладно. – И Фрэнк прокаркал утвердительный ответ.
      Марсианин втянул одну ногу и быстро зашагал к городу. Фрэнк трусил следом, изо всех сил стараясь не отставать, но марсианин шел слишком быстро. Фрэнк задохнулся, остановился и глухо закричал в маску:
      – Подождите меня!
      Джим попытался построить фразу с просьбой остановиться, понял, что не сможет, потом его осенило:
      – Виллис, а Виллис. Скажи ему, пусть подождет Фрэнка.
      – Подождать Фрэнк? – протянул Виллис.
      – Да. Подождать Фрэнк.
      – Ладно.
      Виллис угукнул что-то их новому другу, марсианин остановился и опустил третью ногу. Фрэнк, отдуваясь, догнал их. Марсианин оторвал одну руку от Джима и подхватил Фрэнка.
      – Э! – запротестовал Фрэнк. – Ты это брось!
      – Спокойствие, – сказал Джим.
      – Да не хочу я, чтобы меня несли.
      Марсианин снова тронулся в путь. Теперь, с такой ношей, он шел на трех ногйх, причем в землю упирались обязательно две ноги разом. Аллюр был тряским, но на удивление быстрым.
      – Как ты думаешь, куда он нас несет? – спросил Джим.
      – Наверное, в город. Как бы не опоздать на скутер.
      – У нас еще несколько часов в запасе, не дергайся.
      Марсианин больше ничего не говорил, а все шагал и шагал к городу. Виллис, похоже, был на седьмом небе, и Джиму тоже начала нравиться поездка. Путешествуя в десяти футах над землей, он мог теперь видеть над верхушками растений радужные башни Кинии. Они были не такие, как башни Харакса, марсианские города не бывают похожи друг на друга. Все они словно произведения искусства, отражающие замысел разных художников.
      Джиму любопытно было знать, зачем построены эти башни, на что они нужны и сколько лет они стоят.
      Вокруг них расстилался растительный пояс канала, марсианин шел в этом темно-зеленом море. Широкие листья раскрылись навстречу солнцу, жадно ловя живительную энергию лучей. Пропуская марсианина, они сворачивались, потом распускались снова.
      Башни стали гораздо ближе. Марсианин внезапно остановился и спустил мальчиков вниз, оставив себе Виллиса. Перед ними, почти скрытый нависшей растительностью, был пологий спуск под землю, в туннель.
      – Ну что, Фрэнк? – спросил Джим, заглянув туда.
      – Ох, не знаю. – Мальчикам и раньше приходилось бывать в городах Хараксе и Копаисе, но они посещали только заброшенные и наземные кварталы.
      Впрочем, долго раздумывать им не пришлось: их проводник быстрым шагом начал спускаться вниз.
      Джим побежал за ним с криком:
      – Эй, Виллис!
      Марсианин остановился и обменялся с Виллисом парой слов.
      Попрыгунчик крикнул в ответ:
      – Джим подожди.
      – Скажи, чтобы он тебя отпустил.
      – Виллис хорошо. Джим подожди.
      Марсианин снова рванул вперед так, что Джиму было за ним не угнаться. Расстроившись, он вышел наверх и уселся на краю ската.
      – Что теперь будешь делать? – спросил Фрэнк.
      – Ждать, что же еще. А ты?
      – Я как ты. Только я на скутер опаздывать не собираюсь.
      – Да я тоже не собираюсь. Все равно после заката мы не сможем тут оставаться.
      Стремительное понижение температуры на заходе солнца меняет на Марсе почти всю погоду, и для землянина это смерть, если он недостаточно тепло одет и не находится все время в движении.
      Мальчики сидели, ждали и смотрели на шмыгающих мимо них жуков-вертунов. Один задержался у колена Джима – трехногая козявка не больше дюйма ростом.
      Похоже было, что он изучает новый объект. Джим тронул его пальцем, жучок растопырил ножки и вихрем умчался прочь. Быть настороже не было необходимости: водоискалки не подходят близко к марсианским поселениям. Оставалось только ждать.
      Примерно через полчаса вернулся их марсианин – по крайней мере, марсианин такого же роста. Виллиса с ним не было, и у Джима вытянулось лицо. Марсианин пригласил их следовать за ним, поставив в начале фразы символ вопроса.
      – Ну как, идем? – спросил Фрэнк.
      – Идем. Скажи ему.
      Фрэнк перевел, и все трое стали спускаться вниз.
      Марсианин положил свои большие ладони мальчикам на плечи и так вел их, потом остановился и взял их на руки.
      На этот раз возражений не было.
      В туннеле было светло как днем, хотя они и спустились на несколько сот ярдов под землю. Дневной свет шел отовсюду, но главным образом с потолка. Туннель по человеческим меркам был высоким, по марсианским – в самый раз.
      Тех, кто шевелился, их знакомый приветствовал, а застывших в характерной позе транса обходил молча.
      Однажды он перешагнул через шар футов трех в диаметре. Джим сначала не понял, что это такое, потом сообразил и был поражен.
      Вывернув шею, он оглянулся.
      Не можeт быть – и все же это так!
      Он наблюдал то, что не часто доводится видеть человеку и что ни один человек не стремится увидеть.
      Это был марсианин, свернувшийся в шар. Ладони закрывали все, кроме круглой спины. Марсиане – современные, цивилизованные марсиане – не впадают в зимнюю спячку, но их предкам в какую-то отдаленную эпоху это, должно быть, было свойственно: любой марсианин устроен так, что при желании способен принять вот такую позу, сохраняющую тепло и влажность тела.
      Но такое желание приходит не часто.
      Для марсианина такая поза означает то же, что для землянина вызов на дуэль. Он прибегает к ней только тогда, когда оскорблен до глубины души. Поза гласит: я отрекаюсь от вас, я ухожу из вашего мира, я отрицаю ваше существование.
      Земляне– пионеры, прибывшие на Марс, не понимали этого и по незнанию местных обычаев часто оскорбляли чувства марсиан. Это на много лет задержало колонизацию Марса человеком. Самые искусные дипломаты и семантологи Земли с трудом смогли исправить вред, нанесенный по недомыслию. Джим смотрел, не веря своим глазам, на удалившегося от мира марсианина и думал: что же могло заставить его поступить так по отношению ко всему городу. Джиму вспомнилась одна страшная история, которую рассказывал доктор Макрей. Это случилось во время второй экспедиции на Марс.
      “…И тут этот дурак набитый, – говорил доктор, – он был лейтенантом медицинской службы, как ни стыдно в этом сознаться, этот идиот хватает беднягу за руки и пытается развернуть его. Вот тогда эго и случилось.
      – Что случилось? – спросил Джим.
      – Он исчез.
      – Марсианин?
      – Нет, военный врач.
      – Как это исчез?
      – Ты меня не спрашивай, меня там не было. Свидетели, их было четверо, показали под присягой, что он там был, а потом его не стало. Будто надел шапку-невидимку.
      – Что за шапка-невидимка?
      – Экая необразованная молодежь пошла! Про шапку-невидимку есть много сказок, я тебе достану.
      – Но каким образом он исчез?
      – Не спрашивай. Назови это массовым гипнозом, если тебе от этого легче. Мне, например, легче, но ненамного. Все, что я могу сказать, это что семь восьмых айсберга скрыты от нас”.
      Джим никогда не видел айсберг, и ассоциация ничего ему не говорила. И ему отнюдь не стало легче, когда он увидел свернувшегося марсианина.
      – Ты видел? – спросил Фрэнк.
      – Лучше б я этого не видел. Интересно, с чего это он?
      – Может, он баллотировался в мэры и не прошел.
      – Тут не над чем смеяться. Может, он… шш!
      Они приближались к другому марсианину, неподвижному, и вежливость обязывала хранить молчание.
      Марсианин, который их нес, повернул налево, вошел в холл и поставил мальчиков на пол. Зал показался им огромным, но марсиане, должно быть, считали его как раз подходящим для небольшой вечеринки. Множество рамок, которыми марсиане пользуются вместо стульев, были составлены в круг. Зал тоже был круглым, с куполом вверху. Казалось, что находишься под открытым небом: на куполе был изображен марсианский небосвод, голубой на горизонте, выше переходящий в глубокую синеву, потом в пурпур, а в высшей точке купола пурпурно-черный с проглядывающими звездами.
      Миниатюрное солнце, совсем как настоящее, висело к западу от небесного меридиана. Благодаря хитрому устройству горизонт казался отдаленным. По северной стене протекал Оэроэ.
      – Ух ты! – только и мог сказать Фрэнк, а Джима и на это не хватило.
      Марсианин поставил их как раз около рамок, но мальчики не собирались на них садиться: на приставной лестнице сидеть и то удобнее. Марсианин посмотрел на них и на рамки большими печальными глазами и вышел.
      Вскоре он вернулся в сопровождении еще двоих, все трое несли в руках охапки разноцветных тканей, которые сложили посреди комнаты. Первый марсианин взял Джима и Фрэнка и осторожно опустил в эту груду.
      – По-моему, он предлагает нам присесть, – заметил Джим.
      Материал оказался не тканью, а полотнищем вроде паутины, почти таким же мягким, но гораздо прочнее.
      Полотнища были окрашены во все цвета радуги, от пастельноголубого до глубокого, густо-красного цвета.
      Мальчики растянулись на них и ждали, что будет дальше.
      Их знакомый устроился в одной из рамок, двое других последовали его примеру. Все они молчали, а мальчики были не какиенибудь туристы, чтобы торопить их. Вскоре Джиму пришла в голову одна мысль.
      Чтобы проверить ее, он осторожно приподнял маску.
      Фрэнк рявкнул: – Ты чего это? Задохнуться захотел?
      Джим поднял маску.
      – Порядок. Давление а норме.
      – Быть не может. Мы же не проходили через шлюз.
      – Ну как хочешь.
      Видя, что Джим не синеет, не задыхается, и лицо у него не отекает, Фрэнк тоже отважился попробовать.
      Оказалось, что дышать можно. Правда, давление было ниже того, к которому он привык дома (жителю Земли показалось бы, что он попал в стратосферу), но для человека в состоянии покоя оно было достаточным.
      Пришли еще несколько марсиан и неторопливо расположились в рамках. Помолчав, Фрэнк сказал:
      – Знаешь, что тут происходит, Джим?
      – Кажется, да.
      – Чего там “кажется”. Это растительные посиделки.
      “Растительные посиделки” – это неточный перевод марсианской идиомы, обозначающей наиболее распространенную форму общения марсиан – попросту говоря, когда все сидят и молчат. Подобным же образом игру на скрипке можно описать, как вождение конским волосом по высушенным кошачьим кишкам.
      – Похоже на то, – согласился Джим. – И нам лучше заткнуться.
      – Само собой.
      Молчание было долгим. Джим отвлекся и стал думать о школе, о том, что ждет его там, о своих близких, о прошлом. Потом вернулся к своему душевному состоянию и понял, что давно уже не был так счастлив – без всяких видимых на то причин. Это было тихое счастье: ему не хотелось смеяться, даже улыбаться не хотелось, просто он испытывал полный покой и довольство.
      Джим остро ощутил присутствие марсиан, каждого марсианина в отдельности, и это ощущение с каждой минутой становилось все сильнее. Он никогда раньше не замечал, как они красивы. У колонистов была поговорка “страшный, как туземец”, и Джим с удивлением припомнил, что и сам ею пользовался. Сейчас он не понимал, как мог говорить это.
      Он чувствовал Фрэнка рядом с собой и думал о том, как его любит. Преданный друг – вот имя для Фрэнка, вот человек, на которого можно опереться. Странно, почему он никогда не говорил Фрэнку, как он ему дорог?
      Немного не хватало Виллиса, но Джим не беспокоился о нем.
      Такое общение не в духе Виллиса, ему подавай что-нибудь шумное, бурное и не столь изысканное. Джим перестал думать о Виллисе, лег поудобнее и стал впитывать радость бытия. Его приводило в восторг то, что по воле художника, украшавшего зал, миниатюрное солнце движется по небу, как настоящее. Джим следил за тем, как оно склоняется к западу и начинает закатываться за нарисованный горизонт.
      Рядом с ним послышалось тихое гудение, слов он не разобрал.
      Другой марсианин ответил. Один из хозяев встал, раскладываясь, со своего сиденья и иноходью вышел из комнаты. Фрэнк сел и сказал:
      – Кажется, мне снился сон.
      – Ты разве спал? – спросил Джим. – А я нет.
      – Как же, как же. Храпел, как доктор Макрей.
      – Да я даже не засыпал.
      – Рассказывай.
      Марсианин, который выходил, вернулся. Джим был уверен, что это тот самый, теперь он стал различать их.
      В руках у марсианина была чаша. Фрэнк вытаращил глаза.
      – Они что, собираются поднести нам воду?
      – Похоже на то, – с трепетом ответил Джим.
      – Лучше, чтобы это осталось между нами, – покачал головой Фрэнк, – все равно никто не поверит.
      – Ты прав.
      Церемония началась. Марсианин с чашей назвал свое имя, поднес край чаши к губам и передал другому. Тот также произнес свое имя, пригубил чашу, и она пошла дальше по кругу. Оказалось, что марсианина, который их привел, зовут Гекко, – Джим, подумал, что имя красивое и подходит ему. Наконец чаша дошла до Джима, сосед протянул ее с пожеланием:
      – Да не придется тебе никогда страдать от жажды.
      Джим легко понял смысл.
      Все хором подхватили:
      – Да будешь ты пить вволю, когда только пожелаешь!
      Джим принял чашу, и ему вспомнились слова доктора, будто у марсиан нет ничего такого, что может привлечь человека.
      – Джим Марло! – произнес он, поднес чашу к губам и отпил.
      Передавая чашу, он призвал на помощь все свое знание языка, сосредоточился на произношении и сумел сказать: – Да не будет у тебя никогда недостатка в чистой воде!
      Марсиане одобрительно загудели, и у Джима стало тепло на душе.
      Марсианин протянул чашу Фрэнку.
      По завершении церемонии собрание приняло шумный, почти человеческий характер. Джим тщетно пытался вникнуть в то, что говорит ему марсианин почти втрое выше его, когда Фрэнк сказал:
      – Джим, посмотри-ка на солнце! Мы опаздываем на скутер.
      – Да это же не настоящее солнце, а игрушечное.
      – Нет, оно соответствует настоящему. Мои часы говорят то же самое.
      – Ах ты батюшки! Где Виллис? Гекко, где Гекко?
      Гекко, услышав свое имя, подошел и вопросительно щелкнул. Джим напрягся и стал излагать свою просьбу, запутался в синтаксисе, неправильно употребил повелительный символ и совсем потерял произношение. Фрэнк отпихнул его и стал говорить сам, потом сказал Джиму:
      – Они доставят нас обратно до заката, но Виллис останется здесь.
      – Как? Они не сделают этого!
      – Он так сказал.
      Джим подумал.
      – Скажи, пусть Виллиса принесут сюда, и мы спросим у него.
      Гекко охотно согласился. Виллиса принесли и положили на пол.
      Он подкатился к Джиму и сказал:
      – Приветик, Джим! Приветик, Фрэнк!
      – Виллис, – серьезно сказал Джим, – Джим уходит. Виллис пойдет с Джимом?
      Виллис пришел в замешательство.
      – Остаться здесь. Джим остаться здесь. Виллис остаться здесь. Хорошо.
      – Виллис, – свирепо сказал Джим, – Джиму надо уходить. Виллис пойдет с Джимом?
      – Джим уходит?
      – Джим уходит.
      Было похоже, что Виллис пожал плечами.
      – Виллис идет с Джим, – грустно сказал он.
      – Скажи это Гекко.
      Виллис послушался. Марсианин как будто удивился, но больше не спорил. Он взял на руки мальчиков и Виллиса и пошел к двери.
      Марсианин повыше его ростом (Джим вспомнил, что его зовут Г'куро) взял у Гекко Фрэнка и пошел следом. Во время подъема по туннелю Джим почувствовал, что надо надеть маску. Фрэнк тоже надел свою.
      Марсианин-отшельник все еще загораживал проход, и носильщики перешагнули через него без всяких комментариев.
      Когда они вышли на поверхность, солнце стояло очень низко над горизонтом. Хотя марсианина ничто не заставит спешить, ходят они очень быстро. Длинноногая парочка мигом одолела три мили до станции Киния.
      Солнце коснулось горизонта, и начало холодать, когда мальчиков с Виллисом доставили на причал. Марсиане сразу же повернули обратно, спеша в свой теплый город.
      – До свиданья, Гекко! – прокричал Джим. – До свиданья, Г'куро!
      Водитель и начальник станции стояли на причале: водитель явно собрался в дорогу и не мог найти своих пассажиров.