- У меня совсем нет денег. У меня есть только мое имущество.
      - Ну что ж, - судья повернулся к секретарю, - тюремное заключение. Конфискуйте его вещи. Десять дней за бродяжничество. Община не может позволить, чтобы эти нищие иммигранты шатались на свободе и нападали на добропорядочных граждан. Следующее дело!
      Его торопливо вывели. И только звук поворачивающегося ключа в зарешеченной двери за его спиной заставил Мак-Киннона понять, в какую беду он попал.
      - Привет, приятель, как там погода на улице? В тюремной камере оказался еще один обитатель, маленький, плотно сбитый человек. Перед появлением Мак-Киннона он раскладывал пасьянс, сидя верхом на скамейке. Он поднял на вошедшего спокойные яркие маленькие глаза.
      - На улице ясно, да вот в суде слишком пасмурно, ответил Мак-Киннон, пытаясь принять такой же добродушно-шутливый тон, но это ему плохо удалось. Губы болели, и это портило его ухмылку.
      Человек перекинул ногу через скамейку и подошел к нему легким неслышным шагом.
      - Послушай, приятель, тебе, должно быть, перепало при задержании, - прокомментировал он, осматривая рот Мак-Киннона. - Болит?
      - Чертовски, - признался Мак-Киннон.
      - Придется кое-что сделать. - Он подошел к двери и забарабанил по ней - Эй! Лефти! Дом горит! Беги скорей?
      Надзиратель неторопливо прошествовал по коридору и остановился напротив двери их камеры.
      - Чё те надо, Сгиня? - лениво спросил он.
      - Мой старый школьный товарищ наткнулся на разводной ключ, и теперь ему больно. У тебя будет возможность оправдаться перед Богом, если ты смотаешься в аптеку и захватишь бинт и немножко йода.
      Надзиратель кисло поморщился. Сгиня обиженно выпятил губы.
      - Ну, Лефти, - сказал он, - я думал, ты ухватишься за возможность оказать такую маленькую услугу. - Он подождал с минуту, затем добавил. - Вот что я тебе скажу: если ты это сделаешь, я покажу тебе, как решить загадку "Сколько лет Анне". Идет?
      - Вначале покажи.
      - На это потребуется много времени. Я напишу ответ и отдам тебе.
      Когда надзиратель вернулся, товарищ Мак-Киннона по камере искусно перебинтовал его раны, потом сказал.
      - Меня называют Сгиня Мэги. А как твое имя, приятель?
      - Дэвид Мак-Киннон. Извините, я не совсем расслышал ваше имя.
      - Сгиня. Это, - объяснил он с ухмылкой, - не то имя, которое дала мне мать. Это скорее профессиональная дань моей скромной и ненавязчивой натуре.
      Мак-Киннон очень удивился.
      - Профессиональная дань? А какова ваша профессия?
      Мэги скривился как от боли.
      - Ну, Дэйв, - сказал он, - я ведь тебя не спрашиваю. Однако, - продолжал он, - вероятно, та же, - что и у тебя, самосохранение.
      Мэги оказался внимательным слушателем, и Мак-Киннон ухватился за возможность рассказать хоть кому-нибудь о своих бедах. Мэги кивал головой.
      - Меня все это не удивляет, - заметил он. - Здесь иначе и не бывает.
      - Но что станет с моими вещами?
      - Их продадут с аукциона, чтобы оплатить судебные издержки и таможенный сбор.
      - Интересно, а сколько же останется мне? Мэги внимательно посмотрел на него.
      - Останется? Ничего не останется. Тебе, вероятно, придется еще доплатить за комиссионные услуги.
      - А что это такое?
      - Это такой метод согласно которому осужденный платит за исполнение приговора, - несколько туманно объяснил Мэги. В твоем случае это означает, что, когда ты отсидишь свои десять дней, ты все еще будешь должен суду. И тогда ты отправишься на каторгу, друг мой, и отработаешь по доллару в день.
      - Сгиня... ты шутишь.
      - Поживем - увидим. Тебе предстоит еще многое узнать, Дэйв.
      Ковентри оказался гораздо более сложной страной, чем мог себе представить Мак- Киннон. Мэги объяснил ему, что фактически Ковентри поделен на три суверенных, независимых государства. Тюрьма, в которой они находились, была расположена на территории так называемой Новой Америки. Здесь имелись некоторые формы демократического правительства, но прием, который был оказан Мак-Киннону, являлся ярким образцом того, как эта демократия претворялась в жизнь.
      - Здесь еще рай по сравнению со Свободным Государством, продолжил Мэги. - Я был там.
      Свободное Государство было абсолютной диктатурой, глава правящей клики назывался Освободителем. Ключевыми словами там были "долг" и "покорность", а деспотическая дисциплина навязывалась с такой жестокостью, что места для свободы мнений не оставалось. Правительственная теория отдаленно напоминала старые функционалистские доктрины. Государство мыслилось как единый организм с единой головой, едиными мозгами и единой целью. Все, что не являлось обязательным, Запрещалось.
      - Клянусь честью, - воскликнул Мэги, - там даже в собственной постели можно обнаружить агента из проклятой тайной полиции. Однако, - продолжал он, - там жить все-таки легче, чем с Ангелами.
      - Ангелы?
      - Вот именно. Здесь и эти чудики есть. После Революции две-три тысячи из них предпочли отправиться в Ковентри - ну, ты об этом знаешь. Они основали колонию на холмах к северу, у них там есть даже живой Пророк и прочие прелести - полный комплект! Они не такие уж плохие ребята, но могут уморить своими молитвами до смерти.
      Все три государства, в общем, имели одну интересную черту - каждое из них считало себя единственным законным правительством всех Соединенных Штатов, и каждое с нетерпением ожидало того дня, когда сможет присоединить "неосвобожденную" часть страны, то есть выйти за пределы Ковентри. Ангелы считали, что это произойдет, когда Первый Пророк вернется на землю и вновь поведет их за собой. В Новой Америке это было не чем иным, как весьма удобным пунктом предвыборной кампании, о котором забывали после выборов. Но в Свободном Государстве это было целенаправленной политикой.
      На этой почве вспыхнула целая серия войн между Свободным Государством и Новой Америкой. Освободитель утверждал, вполне логично, что Новая Америка - всего лишь неприсоединившаяся часть его государства и что необходимо подчинить ее Свободному Государству еще до того, как все преимущества их культуры можно будет распространить за пределы Ковентри.
      Слова Мэги окончательно разрушили мечту Мак-Киннона об анархической утопии за Барьером, но он не мог допустить, чтобы его любимая иллюзия умерла без боя.
      - Послушай, Сгиня, - настаивал он, - разве здесь нет какого-нибудь места, где человек может жить спокойно, сам по себе, без всякого вмешательства извне?
      - Нет... - задумался Сгиня, - нет... разве что уйдешь в горы. Тогда ты обретешь покой, если, конечно, будешь держаться подальше от Ангелов. Но это чертовски трудно жить в одиночестве. Когда-нибудь пробовал?
      - Нет... не приходилось... но я читал классиков:
      Зэйна Грэя, Эмерсона Хоу и прочих.
      - Ну что ж... возможно, тебе это и удастся. Но если ты действительно хочешь уйти и быть отшельником, тебе лучше попробовать это там, за Барьером, где свободы все-таки больше.
      - Нет, - Мак-Киннон сразу как-то сжался, - нет, никогда! Я никогда не соглашусь на психологическую реориентацию только для того, чтобы получить возможность оставаться в покое. Если бы я мог вернуться в то время, когда меня еще не арестовали, возможно, я бы и поискал где-нибудь заброшенную ферму... Но после того, как мне поставили этот диагноз... после того, как мне сказали, что я непригоден для человеческого общества и не могу в нем жить до тех пор, пока мои эмоции не будут перекроены и не станут вписываться в общую безобидную модель, - я не смогу этого сделать. Меня бесит сама мысль о том, что придется лечь в больницу...
      - Понимаю, - согласился Сгиня, кивая головой, - ты хотел отправиться в Ковентри, но не хотел, чтобы Барьер отсек тебя от всего остального мира.
      - Нет, это не совсем так... Ну, может быть, отчасти. Послушай, ты случайно не думаешь, что я не гожусь для общения с тобой, а?
      - Мне ты кажешься нормальным, - уверил его Мэги с ухмылкой, - но не забывай, что я ведь тоже в Ковентри. Возможно, я не имею права судить.
      - Ты говоришь так, словно тебе здесь очень нравится. Почему ты здесь?
      Мэги предостерегающе поднял палец:
      - Тише! Тише! Это тот самый вопрос, который ты не должен задавать здесь никому. Подразумевается, что каждый пришел сюда потому, что здесь прекрасная жизнь.
      - И все же... мне кажется, что тебе нравится в Ковентри.
      - Я этого не говорил. Кое-что мне нравится. Здесь есть романтика. Здешние маленькие недоразумения служат источником невинного веселья. И каждый раз, когда становится слишком горячо, я могу проскочить через ворота и подождать в приятном, спокойном госпитале до тех пор, пока все не успокоится.
      И снова Мак-Киннон был озадачен.
      - Горячо? Здесь что, плохо регулируют теплую погоду?
      - Гм! О, я не имел в виду бюро по регулированию погоды тут такого вообще нет. Я просто использовал один из старых оборотов речи.
      - А что он означает?
      Мэги улыбнулся про себя.
      - Узнаешь.
      После ужина, состоявшего из куска хлеба, похлебки в металлической чашке и маленького яблока, Мэги познакомил Мак-Киннона с особенностями игры в Криббедж. К счастью, Мак-Киннону нечего было проигрывать. Вскоре Мэги отложил карты, не перемешав их.
      - Дэйв, - сказал он, - тебе нравится гостеприимство, оказываемое этим заведением?
      - Нисколько. А что?
      - Предлагаю выписаться отсюда.
      - Хорошая мысль, но как?
      - Вот об этом я и думаю. Как ты полагаешь, смог бы ты во имя доброго дела вынести еще один тычок в свою побитую физиономию?
      Мак-Киннон осторожно потрогал пальцами лицо.
      - Пожалуй, смогу... если в этом есть необходимость. Да и вряд ли мне от этого станет хуже.
      - Ну что за пай-мальчик! А теперь слушай.. этот надзиратель, Лефти, не только напыщенный дурак, но еще и чувствителен к своему внешнему виду. Когда погасят свет, ты...
      - Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! кричал Мак-Киннон, стуча по прутьям решетки.
      Ответа не последовало. Он вновь поднял шум, в голосе его появились истерические нотки. Недовольно ворча, Лефти пришел поинтересоваться, в чем дело.
      - В чем дело, черт бы тя побрал? - грозно спросил он, приблизившись к решетке.
      В голосе Мак-Киннона зазвучали слезы.
      - О, Лефти, пожалуйста, выпусти меня отсюда. Пожалуйста! Я не выношу темноты. А тут темно... пожалуйста, не оставляйте меня одного. - И, рыдая, он бросился к решетке.
      Надзиратель досадливо выругался.
      - Еще один слабонервный. Послушай, ты.., заткнись и спи, а то я войду, и тогда у тебя будет причина, для воплей! Он повернулся, собираясь уйти.
      Мгновенно Мак-Киннон превратился в злобного, мстительного человека, не отвечающего за свои поступки и действия которого невозможно предугадать.
      - Ну ты, безобразный бабуинище! Ты, крысоподобный идиот! Откуда у тебя такой нос?
      Лефти обернулся, на лице у него была написана злоба. Он попытался заговорить - Мак-Киннон оборвал его.
      - Да! Да! - злорадствовал он, как вредный мальчишка. Мама Лефти испугалась бородавочника...
      Надзиратель ударил кулаком в то место где лицо Мак-Киннона прижималось к прутьям решетчатой двери. Мак-Киннон увернулся и одновременно схватил его за руку. Не встретив никакого препятствия, надзиратель потерял равновесие и качнулся вперед, его рука по локоть прошла сквозь решетку.
      Мак-Киннон откинулся назад, подтягивая за собой надзирателя до тех пор, пока Лефти не оказался прижатым снаружи к зарешеченной двери, при этом одна его рука полностью была внутри камеры, и Мак-Киннон изо всей силы сжимал запястье.
      Вопль, который готов был вырваться из горла Лефти, оборвался: Мэги приступил к делу. Он вынырнул из темноты, молчаливый, как смерть, его тонкие руки проскользнули сквозь прутья решетки и обвились вокруг мясистой шеи надзирателя. Лефти поднатужился и чуть было не вырвался, но Мак-Киннон перенес свой вес вправо и перегнул руку, которую он крепко сжимал, едва не сломав ее при этом.
      Мак-Киннону казалось, что они бесконечно долго были в таком положении, подобные гротескным статуям. Пульс барабаном громыхал в ушах, и он даже испугался, что его услышат другие надзиратели и придут на помощь Лефти. Наконец послышался голос Мэги.
      - Достаточно, - прошептал он. - Посмотри у него в карманах.
      Он проделал это с большим трудом: руки онемели и дрожали от напряжения, к тому же было крайне неудобно действовать через прутья решетки. Ключи оказались в последнем кармане, который он обследовал. Мэги взял у него ключи и отпустил надзирателя - тот мешком упал на пол.
      Мэги быстро справился с замком. Дверь открылась со скрипом, заставившим их замереть Дэйв перешагнул через тело Лефти, а Мэги встал на колени, отстегнул дубинку от ремня надзирателя и ударил его за ухом. Мак-Киннон остановился.
      - Ты убил его? - спросил он.
      - Нет, конечно, - тихо ответил Мэги - Лефти - один из моих друзей. Идем.
      И они торопливо пошли мимо камер по слабо освещенному коридору к двери, ведущей в административные службы, - это был единственный выход. Лефти по небрежности оставил ее приоткрытой, и виднелась светлая щелка. Осторожно приблизившись к двери, они услышали тяжелые шаги. Дэйв попытался найти укрытие, но все, что ему удалось, это вжаться в угол, образованный камерным блоком и стеной Он поискал взглядом Мэги, но тот исчез.
      Дверь открылась, вошедший остановился и осмотрелся. Мак-Киннон увидел, что у него фонарь с ультрафиолетовым лучом и как дополнение к нему ректификационные очки. Он понял, что темнота его не скроет. Луч фонаря скользнул в его сторону - он напрягся, готовый прыгнуть...
      И услышал тупой удар. Надзиратель вздохнул, покачнулся и рухнул бесформенной грудой на пол Мэги стоял над ним и созерцал свою работу, поглаживая рабочую часть дубинки пальцами левой руки.
      - Достаточно, - решил он. - Идем, Дэйв.
      Он проскользнул через дверь, не дожидаясь ответа. Мак-Киннон последовал за ним. Освещенный коридор сворачивал вправо, в конце его была большая дверь на улицу. Слева от уличной двери была открыта дверь в караульное помещение.
      Мэги притянул к себе Мак-Киннона.
      - Дело надежное, - прошептал он. - Там сейчас только дежурный сержант. Мы проскользнем мимо него, затем через эту дверь - и будем наслаждаться свежим воздухом.
      Он знаком велел Мак-Киннону держаться за ним и тихо подкрался к двери. Вытащив маленькое зеркальце из кармана, вшитого в ремень, он лег на пол, прислонился головой к дверному косяку и осторожно просунул крошечное зеркальце на дюйм-два за порог.
      Очевидно, он остался доволен рекогносцировкой, произведенной с помощью импровизированного перископа, он встал на колени и повернул голову так, что Мак- Киннон смог разобрать слова, слетевшие с его губ:
      - Все в порядке, - прошептал он, - там только...
      Немезида, облаченная в форму надзирателя и весом в сто килограммов, опустилась на его плечи Послышались звуки тревоги. Мэги отчаянно сопротивлялся, но он имел дело с профессионалом, к тому же его застали врасплох. Он рывком освободил голову и закричал:
      - Беги, малыш.
      Мак-Киннон слышал, как со всех сторон - сбегается охрана, но не мог отвести глаз от двух борющихся фигур. Он стряхнул оцепенение и ударил ногой более крупного из двух противников в лицо. Человек закричал и отпустил свою добычу. Мак-Киннон схватил своего маленького компаньона за воротник и рывком поставил на ноги. В глазах Мэги светилось веселье.
      - Прекрасно сыграно, друг мой - прокомментировал он, когда они проскакивали через уличную дверь, - не похоже на игру в крикет! Где ты научился этому приему каратэ?
      Мак-Киннону некогда было отвечать, он старался не отстать от стремительно бежавшего Мэги. Они пересекли улицу, промчались по аллее, миновали два дома.
      Последующие минуты или часы смешались в голове Мак-Киннона. Позже он вспоминал, как они ползли по крыше, затем спускались и на корточках крались в темноте внутреннего дворика, но не мог вспомнить, как они попали на крышу. Запомнилось ему и то, как они долго сидели съежившись в весьма неаппетитных бочках для отбросов, и ужас, который он испытал, когда к его бочке приблизились шаги и сквозь щель блеснул свет фонаря.
      Вскрик и звук убегавших ног, последовавшие за этим, дали ему понять, что Сгиня отвлек погоню на себя. Но когда Сгиня наконец вернулся и открыл крышку бочки, Мак-Киннон чуть не задушил его, не сразу поняв, кто это.
      Когда все утихло, Мэги повел его по городу, проявив себя при этом знатоком задних дворов, кратчайших путей и всяческой маскировки. Они достигли окраин города в одном из ветхих бедных кварталов. Мэги остановился.
      - Пожалуй, это и есть городская черта, малыш, - сказал он Дэйву. - Если пойдешь по этой улице, вскоре окажешься за городом. Ты ведь этого хотел, не так ли?
      - Наверно, - ответил Мак-Киннон, тревожно вглядываясь в смутные очертания домов. Потом он повернулся к Мэги.
      Но Мэги исчез. Он растворился в темноте. Его не было ни видно, ни слышно.
      Мак-Киннон отправился в указанном направлении с тяжелым сердцем. Не было никаких причин ожидать, что Мэги останется с ним услуга, которую оказал ему Дэйв, была отплачена с лихвой - но все же он потерял единственного человека, отнесшегося к нему дружелюбно в этом странном месте. Он чувствовал себя одиноким и слабым.
      Мак-Киннон старался идти очень осторожно и бесшумно, опасаясь нарваться на патруль. Он уже прошел, наверное, несколько сотен метров, как вдруг услышал шипение и замер, сразу покрывшись гусиной кожей от страха.
      Он стиснул зубы, борясь с паникой, и сказал себе, что полицейские не шипят, - и тут увидел невысокую тень и ощутил прикосновение к руке.
      - Дэйв.
      Мак-Киннон испытал детское чувство облегчения и радости.
      - Сгиня!
      - Я передумал, Дэйв. Жандармы схватят тебя еще до рассвета. Ты ведь не знаешь пути поэтому я вернулся.
      Дэйв и обрадовался, и огорчился.
      - Черт побери, Сгиня, - запротестовал он, - ты можешь не беспокоиться обо мне. Я как-нибудь справлюсь.
      Мэги грубо дернул его за руку.
      - Не будь болваном. Такой сосунок, как ты, опять начал бы кричать о своих гражданских правах или о чем-нибудь в этом роде и опять получил бы по зубам. Вот послушай, продолжал он, - я отведу тебя к кое-кому из моих друзей, они спрячут тебя до тех пор, пока не привыкнешь к здешним порядкам. Но они не в дружбе с законом, понимаешь? Тебе придется воплотить в себе всех трех священных обезьянок, ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить. Подумай, сможешь ли ты это сделать?
      - Да, но...
      - И никаких "но". Пошли!
      Вход был расположен в задней части одного из старых складов. Ступеньки вели в небольшой провал. Из этого открытого пространства, зловонного от накопившихся отбросов, вела дверь, встроенная в задней стене здания. Мэги тихонько постучал условным стуком и прислушался. Вскоре он прошептал:
      - Ш-ш-ш! Это Сгиня!
      Дверь быстро открылась, и Мэги попал в объятия двух огромных жирных рук. Его подняли в воздух, и владелица этих рук со смаком поцеловала его в щеку.
      - Сгиня! - воскликнула она. - Ты жив, приятель! Мы так скучали по тебе.
      - Вот это встреча, Мама, - ответил он, снова встав на ноги. - Но мне хочется, чтобы ты познакомилась с одним из моих друзей. Мама Джонстон, а это Дэвид Мак-Киннон.
      - Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? - поклонился Дэвид, автоматически приняв официальный вид, но глаза Маму Джонстон тут же сузились от подозрения.
      - Он наш? - рявкнула она.
      - Нет, Мама, он один из новых иммигрантов, но я могу поручиться за него. Он в бегах, и я привел его сюда, чтобы он отсиделся.
      Она немного успокоилась, слушая его мягкий убедительный голос.
      - Ну.
      Мэги ущипнул ее за щеку.
      - Вот и молодец, девчушка! Когда ты выйдешь за меня замуж?
      Она шлепнула его по руке.
      - Даже будь я на сорок лет моложе, я бы все равно не вышла замуж за такого шалопая, как ты. Ну, идемте, продолжала она, обращаясь к Мак-Киннону, - раз вы друг Сгини, хотя это и не делает вам чести! - И, переваливаясь с ноги на ногу, она быстро пошла вниз по лестнице, крикнув кому-то, чтобы тот открыл дверь внизу.
      Комната была слабо освещена и меблирована главным образом длинным столом и несколькими стульями, на которых сидело более дюжины людей, выпивавших и разговаривавших Она напомнила Мак-Киннону виденные им рисунки старых английских пивных, какими они были до крушения империи.
      Мэги был встречен шумными и неразборчивыми приветствиями.
      - Сгиня! Да это же он! Как тебе удалось выбраться на этот раз? Пролез через канализацию?! А ну-ка. Мама, подай нам еще... Сгиня вернулся!
      Он выслушал приветствия, помахал рукой и прокричал что-то в ответ, потом повернулся к Мак-Киннону.
      - Люди, - сказал он, перекрывая голосом шум, - я хочу, чтобы вы познакомились с Дэйвом, самым лучшим парнем, когда-либо бившим тюремщика ногой в самый нужный момент. Если бы не Дэйв, меня бы здесь не было.
      Дэйв очутился за столом между двух других завсегдатаев, а миловидная женщина сунула ему кружку пива. Он начал было благодарить ее, но она поспешила на помощь Маме Джонстон, чтобы помочь той справиться с внезапным наплывом заказов. Напротив Мак-Киннона сидел мрачный молодой человек, который не принимал заметного участия, когда все приветствовали Мэги. Он окинул Дэйва взглядом, ничего не выражавшим и оживлявшимся только тиком, от которого правый глаз судорожно мигал каждые три секунды.
      - Чем ты занимаешься? - требовательным голосом спросил он.
      - Оставь его в покое, Алек, - вмешался Мэги тихим и дружелюбным голосом. - Он только что прибыл оттуда, я ведь тебе уже говорил. Но с ним все в порядке, - продолжал он, повышая голос, чтобы его могли услышать остальные, - он здесь всего двадцать четыре часа, но уже сбежал из тюрьмы, оказал сопротивление двум идиотам из таможни и высказал все, что думает, прямо в лицо судье Флейшекеру. Ну разве это не трудный денек?
      Перечисленные подвиги Мак-Киннона вызвали всеобщее одобрение, но парень с тиком не отставал.
      - Все это очень хорошо, но я задам ему прямой вопрос: чем он занимается? Если тем же, чем и я, то я этого не потерплю - здесь и так уже много народу.
      - Дешевых шантажистов, вроде тебя, всегда хватает. Но он этим не увлекается. Пусть его профессия тебя не волнует.
      - Почему он не отвечает сам за себя? - подозрительно спросил Алек. Он встал. - Я не верю, что он наш...
      Оказалось, что Мэги чистит ногти кончиком длинного ножа.
      - Засунь нос в свою кружку, Алек, - посоветовал он безразличным тоном, - не то мне придется его отрезать.
      Алек судорожно стиснул что-то в руке. Мэги продолжал так же спокойно:
      - Если ты думаешь, что сможешь воспользоваться своим вибратором быстрее, чем я сталью, то действуй - это будет интересный эксперимент.
      Алек еще с минуту постоял, колеблясь, при этом его тик становился все заметнее. Мама Джонстон подошла к нему сзади и посадила ухватив за плечи.
      - Мальчики! Мальчики! Разве так себя ведут? Да еще при госте... Сгиня, убери эту мерзкую штуку - мне стыдно за тебя.
      Нож исчез.
      - Ты, как всегда, права, Мама, - ухмыльнулся Мэги. Попроси Молли налить мне еще кружечку.
      Один из старых завсегдатаев, сидевший справа от Мак-Киннона, вдребезги пьяный, тоже решил принять участие: он уставился на Дэйва мутными глазами и спросил:
      - Парень, а ты посвящен в братство?
      Мак-Киннон уловил неприятный запах, исходящий изо рта, когда тот наклонился, чтобы подчеркнуть свой вопрос мановением трясущегося, распухшего пальца.
      Дэйв повернулся к Мэги, молча спрашивая совета. Мэги ответил, за него:
      - Нет, он не посвящен. - Мама Джонстон знала об этом, когда впускала его. Он здесь потому, что ему необходимо убежище, а это не противоречит нашим обычаям!
      Беспокойный шепоток пробежал по комнате. Молли прекратила подносить кружки и, не скрываясь, стала слушать. Но старик, очевидно, был удовлетворен.
      - Правда... конечно, правда, - согласился он и сделал большой глоток из своей кружки, - убежище может быть предоставлено при необходимости, если...
      Его слова потонули в общем шуме.
      Нервное напряжение ослабело. Большинство из присутствующих подсознательно были рады согласиться со стариком и найти оправдание в необходимости. Мэги повернулся к Дэйву:
      - Я думал, что то, чего ты не знаешь, не может причинить тебе - или нам - вреда, но вопрос поставлен на повестку дня.
      - А что он имел в виду?
      - Грэмпс спросил тебя, посвящен ли ты в братство являешься ли ты членом древнего и благородного братства воров, головорезов и карманников.
      Мэги уставился в лицо Дэйва с сардонической ухмылкой. Дэйв неуверенно смотрел то на Мэги, то на остальных, видел, что они обмениваются взглядами, и напряженно думал, какого же ответа от него ждут. Нарушил молчание Алек.
      - Ну - усмехнулся он, - чего ты ждешь? Давай-ка спрашивай его - или лучшие друзья Сгини свободно используют этот клуб всего-навсего по его разрешению?
      - Мне казалось, что я просил тебя помолчать, Алек, ровным тоном ответил Сгиня. - Кроме того... ты нарушаешь одно из требований. Все наши, присутствующие здесь, вначале должны решить, задавать этот вопрос или нет.
      Тихий человечек с беспокойным взглядом вполголоса заметил:
      - Я не уверен, что это как раз тот случай, Сгиня. Если бы он пришел сам или попал в наши руки... в таком случае да. Но ведь ты привел его сюда. Мне кажется, все считают, что он должен ответить на этот вопрос, и, если никто не возражает, я спрошу его сам. - Он помолчал. Возражений не было. - Ну что ж, очень хорошо... Дэйв, ты видел и слышал слишком много. Покинешь ли ты нас теперь... или останешься и дашь клятву нашей гильдии? Я должен предупредить тебя, что, дав клятву один раз, ты даёшь ее на всю жизнь - и за измену братству существует одно наказание.
      Он провел большим, пальцем по горлу - жест был стар как мир и известен всему миру. Грэмпс обеспечил соответствующее звуковое сопровождение.
      Дэйв огляделся вокруг. На лице Мэги не было написано ничего такого, что помогло бы ему.
      - Что же я должен сказать? - спросил он, пытаясь протянуть время.
      Внезапно они услышали громкий стук и крик, приглушенный двумя закрытыми дверьми и лестницей.
      - Эй там, внизу, открывайте!
      Мэги вскочил на ноги и кивнул Дэйву.
      - Это за нами, малыш, - сказал он. - Пошли.
      Он подошел к внушительному старомодному радиограммофону, который стоял у стены, заглянул под него, покопался с минуту, затем открыл боковую панель. Дэйв увидел, что механизм внутри хитроумно переделан таким образом, что человек мог протиснуться вовнутрь. Мэги запихнул его туда и захлопнул панель.
      Лицо Мак-Киннона оказалось прижатым к сквозной решетке, закрывавшей динамик. Молли убрала две лишние кружки со стола и расплескала содержимое одной из них, чтобы смыть кольца, оставленные ими.
      Мак-Киннон увидел, как Сгиня скользнул под стол, подтянулся и исчез. Очевидно, он каким-то образом прицепился снизу к крышке стола.
      Мама Джонстон шумно негодовала, открывая дверь. Нижнюю дверь она открыла сразу и с громким шумом. Затем она медленно вскарабкалась по ступенькам, останавливаясь, дыша с присвистом и громко жалуясь. Он услышал, как она отмыкает верхнюю дверь.
      - Подходящее время будить честных людей! - возмущалась она. - И так с трудом успеваешь выполнять всю работу, с трудом сводишь концы с концами, а еще отрывают каждые пять минут от...
      - Хватит, старуха, - ответил мужской голос, - проводи-ка нас вниз. У нас есть к тебе дело.
      - Что еще за дело? - недовольным тоном спросила она.
      -Возможно, ты продаешь спиртное без разрешения, но на этот раз речь пойдет о другом.
      - Я не продаю... Это частный клуб. Спиртное принадлежит его членам, а я просто подаю выпивку, вот и все.
      - Вполне возможно. Но как раз с этими членами я и хочу поговорить. Уйди с дороги, да поживей.
      - Они вошли в комнату - Мама Джонстон впереди, очень недовольная. Говоривший оказался сержантам полиции, его сопровождая патрульный. Следом появились еще двое в форме, но это были солдаты. Судя по нашивкам, это были капрал и рядовой - если, конечно, знаки различия в Новой Америке были такими же, как в армии Соединенных Штатов.
      Сержант больше не обращал внимания на Маму Джонстон.
      - Прекрасно, вы, там, - прокричал он, - стройся!
      Они повиновались неуклюже, но быстро, Молли и Мама Джонстон забились в угол. Сержант полиции снова закричал:
      - Прекрасно, капрал, принимайте командование!
      Парень, умывавшийся в кухне, застыл, широко раскрыв глаза. Он уронил кружку. Она загрохотала, как обезумевший похоронный колокол.
      Человек, который расспрашивал Дэйва, хрипло спросил:
      - Что все это значит?
      Сержант ответил с довольной ухмылкой:
      - Призыв в армию, вот что это такое. Вы все зачисляетесь в армию на неопределенный срок.
      - Принудительная вербовка! - простонал кто-то. Капрал вышел вперед.
      - Встаньте в колонну по двое, - скомандовал он.
      Но маленький человечек с беспокойными глазами не сдавался.
      - Я этого не понимаю, - заявил он. - Три недели назад мы подписали соглашение о перемирии со Свободным Государством.
      - Это не твоя забота, - ответил сержант, - и не моя. Мы забираем всех дееспособных мужчин, не занятых общественно полезным трудом. Идем.
      - Но меня-то вы не заберете.
      - Почему?
      Он поднял -культю отсутствующей руки. Взглянув на нее, сержант посмотрел на капрала, который неохотно кивнул, и сказал:
      - Хорошо, но утром зайдешь в полицию и зарегистрируешься.
      Он начал выводить остальных, когда Алек вырвался из колонны и бросился к стене с криком:
      -Вы не сможете меня призвать! Я ни за что не пойду!
      Его грозный маленький вибратор сверкнул в поднятой руке, а правая сторона лица была так сведена тиком, что обнажились зубы.
      - Успокой его, Стивз, - приказал капрал.
      Рядовой вышел вперед, но сразу же остановился в нерешительности. У него не было ни малейшего желания получить вибродырку в ребрах.