- Да. Это мастурбация. Мальчики говорят "спустить".
      - Брайан тоже так говорит. А ты знаешь, что девушки и женщины тоже могут делать что-то вроде этого?
      - Знаю. В том, что одинокий человек таким образом удовлетворяет себя, нет ничего страшного. Но это не заменяет секс.
      - Не заменяет... Совершенно не заменяет. Но я рада, что ты не видишь в этом ничего особенного. В тот вечер я поднялась наверх и залезла в ванну. Мне это было нужно - хоть я и купалась перед обедом. И стала делать это прямо в воде. А потом улеглась в постель и уставилась в потолок. Полежала-полежала, встала, заперла дверь, сняла ночную рубашку и еще раз сделала это... и еще! Думая о тебе, Теодор, вспоминая твой голос, твой запах, прикосновение твоей руки. Прошло не меньше часа, прежде чем я успокоилась и уснула.
      (У меня на это ушло куда больше времени, дорогая. Мне бы следовало тоже воспользоваться твоим бесхитростным методом. Но я наказывал себя за идиотское поведение. Какой я был дурак, дорогая, - ведь любить никогда не глупо. Но я не видел, каким образом мы можем проявить нашу любовь.)
      - Как жаль, что меня не было с тобой, дорогая. Всего в какой-то миле от тебя я страдал от этой же боли и думал о тебе.
      - Теодор, я надеялась, что ты чувствуешь то же, что и я. Ты был нужен мне, и я хотела, чтобы ты испытывал то же чувство. И мне ничего не оставалось, как закрыть дверь и заняться этим, думая о тебе. Рядом была только Этель в колыбельке, но она еще слишком мала, чтобы что-то замечать. Ой! Я потеряла тебя, дорогой!
      - Ты потеряла не меня, а лишь презренную часть моей взыгравшей плоти. Скоро она вновь обретет должное положение: ведь ты обещала дать мне вторую возможность. Изменим позицию? Подушку под плечо? Налево или направо? Мне бы не следовало лежать на тебе так долго, но я не хотел шевелиться.
      - И я не хотела - пока могла удержать часть тебя в себе. Ты не слишком тяжел, а у меня широкие бедра... Вы, сэр, позволяете женщине вздохнуть. Хочешь, ляжем на бок? На какой?
      - Тебе так нравится?
      - Как тебе удобно. Ох, Теодор, мне кажется, что я любила тебя давным-давно и ты вновь возвратился ко мне.
      (Лучше не трогать эту тему, мама Морин.)
      - Я буду любить тебя вечно, моя дорогая.
      (Опущено.)
      ...и сказал прямо, что не женится на ней, если она будет против его вступления в армию.
      - И что же ответила ему Нэнси?
      - Сказала, что рассчитывала услышать такой ответ, а потому намеревается во что бы то ни стало забеременеть, прежде чем он отправится служить. Нэнси обожает военных, как и ее мать. Ночью она пришла ко мне в спальню и рассказала обо всем, поплакала, но не очень горько, поскольку все-таки "вскочила на пушку".
      Потом мы поплакали вдвоем - от радости. И я все объяснила Брайану и Везерелам. У Нэнси вовремя не начались месячные - а это было месяц назад, - и венчание будет завтра или послезавтра.
      (Опущено.)
      - Дорогая, я бы хотел увидеть тебя.
      - О, дорогой. Лучше не включать лампу. Шторы не очень плотные, да и из-под двери будет выбиваться свет. А вдруг отец спустится?
      - Хорошо, Морин. Я не стану просить. Мне не хочется, чтобы ты рисковала. К тому же я отлично "вижу" тебя кончиками пальцев, а они у меня очень чувствительные.
      - Они нежно ласкают меня, как ветерок. Теодор, когда откроешь мой подарок, пожалуйста, будь осторожен. Никому его не показывай. Там не только пара подвязок.
      - Я уже открыл его.
      - Тогда ты видел, какая я.
      - Неужели эта прекрасная девушка действительно ты?
      - Не дразнись, Брайан велел мне смотреть прямо в камеру.
      - Дорогая, если ты не любишь смотреть вниз, то мужчины не любят смотреть вверх. Особенно я. Особенно когда вижу фотографию прекрасной обнаженной женщины.
      - Обнаженной! Да это моя лучшая шляпка!
      - Морин, из всех фотографий, что когда-либо попадали мне в руки, эта - самая очаровательная. Я всегда буду хранить ее.
      - Так-то лучше. Конечно, трудно поверить, но слышать приятно. А ты развернул маленькую бумажку?
      - С детским локоном? Ты его у Мэри срезала?
      - Теодор, я привыкла, что меня дразнят. Ты все больше и больше напоминаешь мне Брайана. Но когда он забывается, я кусаю его - куда попало. Могу и сюда.
      - Ой, не надо!
      - Тогда скажи, чей это локон.
      - Он вырос на твоем цветке, моя очаровательная, и я буду носить его возле сердца. Поэтому-то я и хотел тебя видеть. Ты отхватила такой локон, что Брайан может заметить пропажу и спросить, куда он делся.
      - Скажу, что отдала мороженщику.
      - Он не поверит и поймет, что с тобой произошло новое приключение, о котором надо рассказать.
      - И потому не станет требовать, чтобы я выложила все немедленно, а просто переменит тему разговора. Но мне хочется рассказать ему все прямо сейчас. Я мечтаю остаться с вами обоими, под открытым небом, днем... Эта мысль не дает мне покоя. Милый, там на комоде свеча... Я не люблю электрического света. А свечка горит так тускло, что я не буду нервничать. Можешь смотреть на меня при свече, если хочешь...
      - Да, дорогая! А где спички?
      - Давай-ка лучше я сама зажгу. Я отыщу в темноте все что нужно. А можно мне тоже посмотреть на тебя?
      - Конечно. Какой контраст: красавица и чудовище.
      Она хихикнула и поцеловала его в ухо.
      - Скорее всего, козел. Или жеребец. Если бы я так много не рожала, Теодор, ты бы во мне не уместился.
      - Ты, кажется, говорила, что я напоминаю тебе Брайана?
      - Но он не жеребец. Пусти меня.
      - Выкуп!
      - О Боже, дорогой, не сейчас. А то мне вряд ли удастся зажечь спичку.
      Они встали с кровати и начали изучать друг друга при свете свечи. У Лазаруса дух перехватило от ослепительной красоты Морин. Почти два года он был лишен возможности наслаждаться видом обнаженного женского тела и не понимал, как обходился без такой великой привилегии. Дорогая, понимаешь ли ты, как это важно для меня? Мама Морин, разве никто не говорил тебе, что зрелая женщина прекрасней девы? Конечно, твои очаровательные груди частенько были наполнены молоком; но ведь для этого они и созданы. А я не хочу, чтобы они казались мраморными... Не хочу!
      Она тоже внимательно изучала его. Ее лицо было серьезно, соски напряглись.
      - Теодор-Лазарус, странная любовь моя, ты догадываешься, что я зажгла лампу, чтобы увидеть тебя? Женщине не пристало проявлять подобный интерес, но мне хочется видеть своего мужа обнаженным. Как, во имя сатаны и его падшего трона, мне дождаться того ноября, не повидав человека, которого я не знаю? Альма Биксби говорила мне, что никогда не видела своего мужа раздетым. И как такая женщина живет? Иметь пятерых детей от человека, которого даже не видела... Конечно, она была потрясена, узнав, что я видела своего мужа обнаженным!
      Теодор-Лазарус, ты совсем не такой, как мой мальчик. Нет, ты похож на него... пахнешь, как он, говоришь, как он, любишь, как он. Твой несравненный член опять поднимается... Брайан, дорогой, я хочу снова принять тебя, целиком, без остатка! А завтра ночью расскажу тебе об этом, когда ты захочешь послушать новую из моих историй. А если нет - запомню ее до твоего возвращения. Ты такой же странный, как он, мудрый и терпеливый; такой муж и нужен твоей распутной жене. А потом, вот тебе крест, дорогой, я попытаюсь забыть обо всем, пока ты не вернешься. Но если не утерплю торжественно обещаю тебе, что лягу в постель только с воином, с мужчиной, которым можно гордиться... Таким, как этот странный человек.
      Лазарус, любовь моя, неужели ты действительно мой потомок? Я верю, что ты знаешь, когда кончится война и что мой мальчик вернется ко мне целым и невредимым. Когда ты сказал мне об этом, я перестала терзаться, впервые за долгие месяцы одиночества. Надеюсь, все, что ты мне рассказал правда. Мне хочется верить в существование Тамары, в то, что она происходит от меня. Но я не хочу, чтобы ты покинул меня через восемь лет!
      Этот невинный маленький снимок... Если бы я не боялась шокировать тебя, то подарила бы одну из настоящих французских открыток, которые делал муж. Ты не обидишься, если я взгляну повнимательнее? А?
      Миссис Смит опустилась на одно колено, внимательно посмотрела, потом прикоснулась и подняла голову.
      - Сейчас?
      - Да!
      Он поднял ее и положил на постель. Она сосредоточенно помогала ему и, когда они соединились, задержала дыхание.
      - Сильнее, Теодор! На этот раз не нежничай!
      - Да, моя прекрасная!..
      Морин молча лежала в объятиях Лазаруса и, лаская его, смотрела на огонек свечи.
      - Мне пора, Теодор, - наконец сказала она. - Нет, лежи, я так выберусь. - Она встала, подобрала свою одежду и задула свечу. Потом снова подошла к кровати и поцеловала Лазаруса. - Благодарю тебя, Теодор, за все. Возвращайся ко мне, возвращайся!
      - Я вернусь, я вернусь!
      Она исчезла быстро и безмолвно.
      КОДА: I
      Откуда-то из Франции
      Дорогое мое семейство!
      Я записываю это в свой карманный дневник, где запись останется до конца войны - но это неважно, поскольку вы получите все достаточно скоро. Теперь я не могу отсылать запечатанных писем, а уж тем более в пяти конвертах. Здесь существует нечто именуемое цензурой. Каждое письмо вскрывается, прочитывается и все, что может заинтересовать бошей, вымарывается.
      К числу изымаемых сведений относятся даты, места расположения воинских частей и, вероятно, то, что я ел на завтрак (бобы, отварная свинина, жареная картошка и кофе, в котором могла бы раствориться ложка).
      Дело в том, что я предпринял заокеанский вояж в качестве гостя дяди Сэма и теперь нахожусь в стране изысканных вин и прекрасных женщин. (Вина повсюду исключительно ординарные, а прекрасных женщин явно куда-то прячут. У самой симпатичной из тех, которых я видел, были маленькие усики и очень волосатые ноги, которых, может, я бы и не заметил, если бы на меня не подуло ветерком с ее стороны. Дорогие мои, сомневаюсь, что французы моются - во всяком случае в военное время. Но я не собираюсь их критиковать; ванна - это роскошь. Однако если бы мне дали выбирать между прекрасной женщиной и горячей ванной, я предпочел бы последнюю - иначе ни одна женщина попросту не прикоснулась бы ко мне.)
      Пусть вас не беспокоит то, что я нахожусь в зоне боевых действий. Раз вы получили это письмо, значит, война закончилась и со мной все в порядке. Но мне легче написать письмо, чем день ото дня заносить в дневник тривиальные подробности. Зона военных действий - это сильно сказано; война идет позиционная - то есть противники находятся на своих местах. А я сижу в тылу, далеко от передовой, и здесь не стреляют.
      Я командую военным отрядом, называемым отделением. Нас восемь мужчин: я, пятеро стрелков с винтовками, еще один - с автоматической винтовкой (эта война еще не знает боевых роботов), восьмой таскает боеприпасы. Должность моя капральская, потому что произведение в сержанты, о котором я писал вам в последнем письме еще из Соединенных Штатов, не состоялось; должно быть, документы затерялись в суете, пока меня переводили в другую часть. Однако новая должность устраивает меня. Впервые у меня постоянные подчиненные, есть время, чтобы познакомиться со всеми персонально, выяснить их сильные и слабые места и научиться ими командовать. Это превосходные люди. Лишь с одним проблемы, однако он тут ни при чем, виноваты предрассудки этого времени. Зовут его Ф.К.Динковский, он единственный в моем отделении еврей-католик. Если вы, близнецы, не слыхали ни о том, ни о другом, обратитесь к Афине. По рождению этот человек принадлежал к одному вероисповеданию, но воспитан был в другом, а служить ему пришлось с деревенскими мальчишками, исповедующими третью веру и не слишком терпимыми при этом.
      Вдобавок он горожанин и обладает весьма неприятным голосом (даже для моего слуха): кроме того, парень неловок, и все его постоянно поддевают, когда меня нет поблизости. А рядом со мной он выглядит еще более неуклюжим. По совести говоря, из таких солдаты не получаются - но меня не спросили. Поэтому он таскает патроны, ничего другого в моем отделении он делать не может.
      Его здесь зовут Динки; на древнеанглийском это пренебрежительная кличка. И ему такое имя не нравится, (Я его называю по фамилии. В соответствии с ритуалом, соответствующим обрядовому мистицизму военных организаций в этом "здесь и сейчас", к человеку следует обращаться лишь по фамилии.)
      Однако оставим лучший взвод в американских вооруженных силах и возвратимся к моей первой семье - вашим предкам. Прежде чем дядя Сэм отослал меня в этот развлекательный вояж, мне предоставили отпуск. Я провел эти дни в семье Брайана Смита, в его доме, поскольку до конца войны я считаюсь названым родственником, ведь официально я сирота.
      Отпуск этот оказался самым счастливым событием в моей жизни, с тех пор как Дора высадила меня здесь. Я возил Вуди в парк; здешние примитивные забавы доставляют куда больше радости, чем утонченные увеселения Секундуса. Я покатал его на всем, на чем только было можно, и разрешил везде поиграть. Это доставило удовольствие и мне, и ему. Мальчик так устал, что уснул по пути домой. Но он вел себя хорошо, и теперь мы приятели; стало быть - пусть растет. Возможно, из него что-нибудь получится. Я подолгу беседовал с дедусей и получше познакомился с остальными членами семьи, в особенности с мамой и папулей. Последнее произошло неожиданно. Мы несколько минут говорили с ним в лагере Фанстон; он собирался в отпуск в тот самый день, когда я должен был вернуться обратно, и я не рассчитывал увидеть его. Однако он сумел выхлопотать несколько лишних часов, на что иногда может рассчитывать офицер, - и мы встретились; потом он позвонил в лагерь и добился, чтобы мой отпуск продлили на два дня. Почему? Тамара и Айра, внимайте: чтобы я получил возможность поприсутствовать на венчании мисс Нэнси Ирены Смит и мистера Джонатана Сперлинга Везерела.
      Афина, объясни, пожалуйста, близнецам историческое значение этого союза. Перечисли только знаменитых и важных людей, которые ведут свое происхождение от них обоих, дорогая, - полная генеалогия слишком велика. Пусть послушают не только Айра с Тамарой, но и все наше маленькое семейство, и, конечно же, Иштар. Это их предки, и не только их, а по меньшей мере еще пятерых наших детей. Возможно, я кого-то и пропустил, поскольку не помню всех генеалогических линий.
      Я был шафером Джонатана, папуля "выдавал невесту", Брайан был пажом, Мэри несла кольца, Кэролл исполняла роль подружки, а Джордж тем временем следил, чтобы Вуди не подпалил церковь; мама приглядывала за Диком и Этель. Афина, объясни им термины и ритуал; я не буду даже пытаться. Но я не только отдыхал два дня. В основном мне приходилось выполнять поручения мамы (средневековые обряды весьма сложны), но мне удалось пообщаться и с папулей, и теперь я знаю его гораздо лучше. Пожалуй, я не узнал бы его лучше, если бы жил с ним под одной крышей. Я очень люблю папулю и согласен с ним во всем.
      Айра, он напоминает тебя, такой же умный, толковый, спокойный, терпимый и дружелюбный.
      Для заметки: невеста была беременна (настоящая говардианская свадьба, если учесть, что здешние невесты должны вступать в брак девственницами): родит она, если мне не отказывает память, Джонатана Брайана Везерела. Именно так, Джастин, - но кто происходит от него? Напомни мне, Афина. За несколько веков я встречался со многими людьми, возможно, был даже женат на ком-то из потомков Джонатана Брайана. Надеюсь, что так; Нэнси и Джонатан - великолепная молодая пара.
      Я отдал им свое ландо на шесть дней. Джонатан собирался немедленно поступить в армию, что и сделал потом, но на фронт попасть не успел. Тем не менее в глазах Нэнси он герой - потому что старался.
      Какой-то тупой сержант, не способный дотянуться до собственной задницы, настаивает, чтобы я поднял свое отделение и поправил траншею, которую кто-то испортил. Поэтому...
      С любовью
      Капрал Молодчина
      Где-то во Франции
      Дорогой мистер Джонсон!
      Надеюсь, что миссис Смит получила мое благодарственное послание из Хобокена (и сумела разобрать его - поскольку дорожная тряска не улучшает мой почерк). В любом случае я снова благодарю ее за самый счастливый праздник в моей жизни. А также всех вас. Пожалуйста, передайте Вуди, что я больше никогда не пожертвую ему коня. Отныне играем на равных, пусть ищет себе другого мальчика для битья; из пяти партий четыре поражения - это слишком много.
      Теперь о другом - заметьте подпись и адрес. Мой чин до Франции не доехал, три лычки превратились в две. Можете ли вы объяснить миссис Смит и Кэролл (в особенности им двоим), что понижение в чине не бросает тени на воина и что я до сих пор остаюсь личным солдатом Кэролл, если она не против. Просто я стал самым настоящим солдатом: меня избавили от должности инструктора, и теперь я командую одним из отделений в составе батальона. Боевым отделением. Мне бы хотелось рассказать побольше, но если я высунусь из окопа, то могу увидеть кого-нибудь из гансов, если только они не заметят меня первыми. Теперь я больше не провожу занятий в сотне миль от передовой.
      Надеюсь, что вы не стыдитесь меня. Нет, я уверен в этом. Вы слишком старый солдат, чтобы волноваться из-за чинов. Главное, что я "там", и для вас существенно именно это. Я хочу сказать, сэр, что именно вы всегда вдохновляли меня.
      Не буду объяснять причину своего понижения; в армии извинениям не придают значения. Но я хочу, чтобы вы знали, что я не совершил ничего бесчестного. Первый случай произошел в транспортном корабле: слишком усердному дежурному не понравилась партия в покер, сыгранная в том участке судна, за которую я отвечал. Второй случай произошел, когда я обучал рядовых, - сами знаете: чучело, траншеи, чужая земля, - и капитан велел мне выстроить их в цепь, а я ответил: "Черт, капитан, неужели вы пытаетесь сэкономить кайзеру пули? Или вы еще не слыхали об автоматах?"
      (Наверное, не следовало поминать черта. Впрочем, если честно, я воспользовался другим выражением, более популярным среди солдат.) Короче, к концу дня я уже был капралом, а в другой батальон меня перевели в тот же день, когда я попросил об этом. Итак, я здесь и чувствую себя отлично. Могу признаться: чем ближе человек к передовой, тем крепче его воинский дух. Понемногу знакомлюсь со вшами, а грязь во Франции глубже, чем на юге Миссури, и лучше липнет. Мне снятся и горячая ванна, и дивная гостиная миссис Смит. Однако я бодр и здоров и заверяю всех вас в своей любви.
      С почтением
      ваш капрал Тед Бронсон
      - Эй, там! Капрал Бронсон. Пусть поднимется наверх.
      Лазарус неторопливо выбрался из укрытия.
      - Да, лейтенант?
      - Нужно резать проволоку. Я хочу, чтобы вы вызвались.
      Лазарус ничего не ответил.
      - Вы не слышали меня?
      - Я слышал вас, сэр.
      - Ну?
      - Вам нужен доброволец, сэр.
      - Нет, я сказал, что хочу, чтобы вы вызвались резать проволоку.
      - Лейтенант, я был добровольцем 6 апреля прошлого года. И с тех пор исчерпал свои возможности.
      - Сортирный адвокат, э?
      Лазарус вновь не ответил.
      - Иногда мне кажется, что вы собираетесь жить вечно.
      Лазарус по-прежнему не отвечал. (Ты прав, сукин сын. А сам, между прочим, тоже не прочь, ведь ни разу не перелезал через бруствер. Помоги, Господь, нашему батальону, когда тебе придется решиться на это.)
      - Очень хорошо. Если хотите, чтобы было иначе: приказываю вам возглавить этот отряд. Подыщите еще троих добровольцев из вашего отделения. Если никто не вызовется, вы знаете, что делать. Прикажите пусть готовятся, а сами живо волоките задницу на командный пункт, я покажу вам карту.
      - Да, сэр.
      - И вот что, Бронсон, постарайтесь сделать все хорошо. Кукушка накуковала мне, что именно вам придется идти первому через эти проходы. Свободны.
      Лазарус не спеша спустился обратно. Итак, мы собираемся перелезть через бруствер. Большой секрет. Никто не знает - только Першинг и сто тысяч янки плюс в два раза больше бошей и имперское верховное командование. Далась же им эта внезапная атака с трехдневной артиллерийской подготовкой, которая не даст ничего, а только предупредит бошей, позволит им подтянуть резервы и даст время, чтобы занять позиции! Забудь об этом, Лазарус, здесь командуешь не ты. Постарайся подобрать таких, с кем можно сходить туда, сделать дело и вернуться.
      Рассел отпадает, перед рассветом тебе понадобится автоматчик. Вьятт выходил прошлой ночью. Динковскому с тем же успехом можно просто повесить коровий бубенчик на шею. Филдинг сказался больным, черт побери. Итак, остаются Шульц, Талли и Кэдуолладер. Двое из них старые вояки, и лишь у Талли слишком мало опыта. Скверно, что Филдинг схватил грипп - или что там еще. Он мне нужен. Ну, хорошо, Шульц пойдет с Кэдуолладером, а я - с Талли.
      В укрытии помещались два отделения: его собственное располагалось слева, второе резалось при свечах в карты. Разбудив Кэдуолладера и Шульца, Лазарус собрал свой взвод. Рассел и Вьятт остались на своих койках, и все собрались вокруг них.
      - Лейтенант хочет, чтобы мы разрезали проволоку. Он велел мне взять с собой троих добровольцев.
      Шульц кивнул сразу же. Этого Лазарус и ждал от него.
      - Схожу.
      С точки зрения Лазаруса, его помощник вполне мог командовать взводом. Шульцу было за сорок, он был женат и стеснялся своей немецкой фамилии и произношения (все-таки второе поколение). Он делал все методично, упорно и без огонька. К славе не рвался. Хорошо если противостоящие немцы-противники не похожи на Шульца, - но Лазарус знал, какие они, особенно ветераны, которых перебросили сюда после победы на русском фронте. Лазарус находил у Шульца единственный недостаток: тот недолюбливал Динковского.
      - Один есть. Только не говорите все сразу.
      - А эти? - громко спросил Кэдуолладер, тыча пальцем в сторону другого взвода. - У учителя завелись любимчики? Они уже неделю ни черта не делают.
      Из второго взвода отозвался капрал О'Брайен:
      - На беды свои жалуйся Иисусу; капеллан отправился за холм! Чей ход?
      - Кто еще?
      Динковский сглотнул.
      - Возьмите меня, капрал.
      Талли пожал плечами.
      - О'кей.
      (Черт бы тебя побрал, Динки. Почему ты не подождал? К черту этого дурака офицеришку, что приказал мне подобрать добровольцев. Уж лучше бы я назначил их.)
      - Я хочу услышать еще кого-нибудь. Это не SOS.
      (Чертов лейтенант, птичьи мозги, сопли под носом; Кэдуолладер прав: теперь не наша очередь. Почему ты не обратился к взводному и командиру роты? Они знают, как распределять грязную работу.)
      Рассел и Вьятт вызвались вместе. Лазарус подождал, а потом проговорил:
      - Кэдуолладер! Ты один промолчал.
      - Капрал, вам нужны были три добровольца. Или вы решили повести с собой все отделение?
      (Мне нужен ты, гнусный павиан. Потому что ты самый лучший солдат в отделении.)
      - Я хочу, чтобы ты пошел. Будешь добровольцем?
      - Я не доброволец, капрал, меня призвали.
      - Очень хорошо.
      (Черт бы побрал всех офицеров, которые вмешиваются там, где не следует этого делать.)
      - Вьятт, ты ходил прошлой ночью, возвращайся на койку. Рассел, тебе тоже нужно выспаться, ты скоро можешь понадобиться. Шульц, я беру Динковского, ты берешь Талли. Оставайся за меня и делай все быстро; мне еще надо повидать лейтенанта.
      Лазарус без особого труда пролез через свою собственную проволоку, пришлось только расширить разрывы, проделанные германскими снарядами. Всю работу он сделал сам, приказав Динковскому только следовать за ним. Ровно погромыхивала артиллерия: и своя, и германские гаубицы. Лазарус не обращал на них внимания - впрочем, ничего другого просто не оставалось. Приходилось забывать и про дробный кашель пулеметов, который доносился откуда-то с фланга. Снайперов можно не опасаться - если не высовываться. Он боялся лишь наткнуться на германский патруль, да еще его тревожили осветительные ракеты; их было слишком много. По этой причине он велел Динковскому лежать плашмя: ему не хотелось, чтобы напарник встал на колени и, открыв рот, провожал взглядом вспыхнувшую над головой ракету.
      Выбравшись за пределы своего ограждения, они с Динковским поползли вперед и, наткнувшись на воронку, залезли в нее.
      - Оставайся здесь, пока я не вернусь, - шепнул Лазарус на ухо рядовому.
      - Но, капрал, я не хочу отсиживаться.
      - Не ори, а то детей перебудишь. Шепчи на ухо. Если я не вернусь через час, иди назад один.
      - Но я не смогу найти дорогу!
      - Вот тебе "ковш", вот - Полярная звезда. Ползи на юго-запад, пока не попадешь в проход; у тебя есть ножницы для разрезания проволоки. Запомни одно: если вспыхнет ракета - замри! Двигаться можно только тогда, когда она погаснет, пока немцы ослеплены. И старайся не дергаться - ты напоминаешь мне двух скелетов на жестяной крыше. Еще свои подстрелят - в последнюю минуту. Пароль помнишь?
      - Э...
      - О, черт! "Чарли Чаплин". Попробуй забудь его еще разок - и получишь пулю от наших ребят. Кое-кто из них обожает давить на курок. Ну-ка повтори.
      - Капрал, я собираюсь резать проволоку вместе с вами.
      Лазарус вздохнул. Этот неуклюжий клоун решил стать солдатом. Если я не возьму его с собой, он упадет духом. Но если я сделаю это, мы можем погибнуть оба.
      Кэдуолладер, я восхищен твоим здравомыслием и ненавижу тебя: как жаль, что тебя нету рядом.
      - Ну, хорошо. А теперь - молчок. Если чего увидишь, похлопай меня по ноге и покажи рукой, но чтобы был рядом. Помни, что я говорил о ракетах. Увидишь боша - не дыши. Если вляпаемся - сразу сдавайся.
      - Сдаваться?
      - Если хочешь стать дедушкой. В одиночку с германским патрулем не справиться. А если наделаешь шума - они своими пулеметами запросто разнесут тебя на куски. Так что держись возле меня и не подымайся с земли.
      Первая немецкая проволока уже оказалась позади на расстоянии вытянутой руки, когда над ними вспыхнула ракета и рядовой в панике попытался укрыться в воронке, мимо которой они только что проползли. Но, настигнутый пулей, он свалился в нее.
      Лазарус замер, не обращая внимания на стоны. Светящаяся звезда догорала над ним. Эта из наших, подумал он, германская осветила бы американские траншеи. Если этот бедный дурачок немедленно не заткнется, воздух над нашими головами сию секунду наполнится веселенькими подарками. Теперь проволоку резать нельзя. Но, черт побери, он же мой парень; придется о нем позаботиться. Может, лучше прикончить его - из милосердия, чтобы не мучился. Но Морин это не понравится. Хорошо, потащу его назад, а потом вернусь и все закончу. Спать сегодня не придется, я вылезаю за бруствер уже, наверное, в четырехсотый раз. В следующей войне поступлю во флот.
      Стало темно. Лазарус быстро встал. Не успел он шагнуть, как вспыхнула новая ракета и автоматная очередь прошила его. Одна пуля ударилась о твердый имплант в правом боку, повернулась и вышла над левым бедром. Остальные тоже наделали дел - впрочем, ничего страшного по понятиям 4291 года от Рождества Христова, но в Темное время любая из этих ран была смертельной.
      Лазарус ощутил могучий удар, сбивший его с ног и забросивший в воронку. Он не сразу потерял сознание. У него оставалось время, чтобы понять: он ранен смертельно. Упав на дно воронки, он разглядывал звезды, сознавая, что нашел свой конец.
      Каждый зверь в конце концов приходит туда, где его ждет смерть. Один гибнет в ловушке, другой - в бою, иные счастливцы забираются в нору и ждут конца. Но как бы то ни было, сейчас и ему придет конец - человек всегда осознает, когда настает его последний час. Пришло мое время.
      А Динки знает об этом? Наверное - он молчит и, наверное, ждет исхода. Странно, что нет боли. Спасибо, ради вас стоило жить... Морин... Ллита... Адора... Тамара... Минерва... Лаз, Лор... Айра... Морин...
      Он услыхал над головой крик диких гусей и взглянул на звезды. Они начали медленно гаснуть.
      КОДА: II
      - Ты все еще не понял, - бесстрастно произнес Мрачный Голос. - Нет времени, нет пространства, все, что было - есть и будет. Ты это ты, ты играешь в шахматы с самим собой и снова поставил самому себе мат. Ты судья. А мораль - это те правила, которые ты сам установил для себя. Будь верен себе, иначе испортишь игру.
      - Безумие.
      - Тогда измени правила и начни игру заново. Ты не можешь исчерпать ее бесконечное разнообразие.
      - А ты не позволишь мне взглянуть на твое лицо? - пробормотал Лазарус.
      - Загляни в зеркало.
      КОДА: III
      Отрывок из "Канзас-Сити пост" от 7 ноября 1918 года
      Док ? о лька горстка спис допол- ? года
      полностью ? нительный перечень наших потерь. ? С
      на двоих ? С прискорбием сообщаем о погиб- ? сегодн
      торник ? ших жителях Канзаса и Миссури: ? баталь
      икман ? УБИТЫ: Абель Тос. Дж., рядовой, ? Гранд
      убо. ? Джонс-Сити; Эвери Джон М., второй ? (почти
      больше ? лейтенант, Седалия; Боярд Дж., ? снова
      роумно ? рядовой 1-го класса. Топика; Беджер ? разбиты
      анял ? Ф., рядовой, Сент-Джозефсон; Каспер ? сообщено
      ти клуб ? Роберт С., сержант; Хатфилд Р.С., ? мистер Гора
      и главная. ? капрал, Канзас-Сити; Керр Джек Р., ? не зако
      шался в ? первый лейтенант, Джоплин; ? раньше
      ерикальный ? Пфейфер Ганс, рядовой, Додж-Сити. ? или в дека
      дал ? ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ: Остин Джордж, ? будут
      ут ? штаб-сержант; Белл Т.Р., капрал, ? работа
      игра ? Уичито; Берри Л.М., рядовой, Кар- ? внутри
      об ? тахена; Бронсон Тед, капрал, Кан- ? их
      стр ? зас-Сити; Каспер М.М., первый лей- ? нару
      олин ? тенант, Лоуренс; Дилллингэм О.Г., ? бле на
      опет ? рядовой, Ролла; Фарли Ф., К.С., ? руша
      от в ? Канзас-Сити; Хэйвс Уил., рядовой, ? спеш
      он М ? Спринг-филд; Оливер Р.С., рядовой, ? ви у
      плохо ? Сент-Луис; РАНЕНЫ: Артур С.М., ?
      рядовой, Колумбия.
      КОДА: IV
      - Айра! Галахад! Ну как, зацепили его?
      - Да! Втаскивай нас! Ну и дела! Иш, готовь два литра и побольше желе.
      - Давайте его сюда, я посмотрю. Лор, можешь уводить нас отсюда. Дора, закрывай и стартуем.
      - Закрылась, набираю высоту, экраны опущены. Что, черт побери, они сделали с боссом?