Когда он разогнулся, протягивая ей туфли, она взяла его голову в руки и поцеловала его.
      – Милый Бен! Ничего хорошего из этой затеи не выйдет, и я даже представить не могла, что ты преступник… но ты очень хороший повар, особенно когда я задаю программу… Я выйду за тебя, если еще раз сумею поймать тебя на слове.
      – Предложение остается в силе.
      – Разве гангстеры женятся на своих молли <Молли (сленг.) – любовница гангстера, «маруха»>? Или ты стал сентиментальным? – Она поспешила уйти.

* * *

      Джил установила клопа без особого труда. У больной в смежной палате был постельный режим, и Джил часто заходила к ней посплетничать. Она прилепила клопа над полкой встроенного шкафа, болтая о том, что уборщицы никогдане дезинфицируют полки.
      Сменить проволоку на следующий день было проще простого: женщина спала. Но она проснулась в то самое мгновение, когда Джил собралась встать на стул, и той пришлось отвлекать ее особо пикантными слухами, занимающими больничный персонал.
      Джил послала проволоку почтой, поскольку это было безопаснее, чем уловки времен плаща и кинжала. Но третья попытка сменить проволоку провалилась. Она дождалась, пока пациентка уснет, но только лишь забралась на стул, как та проснулась.
      – О! Мисс Бодмен!
      Джил застыла.
      – Да, миссис Фритчли? – выдавила она из себя. – Хорошо вздремнули?
      – Прекрасно, – сварливо ответила та. – Но у меня разболелась спина.
      – Я разотру.
      – Это не помогает. Что вы все время возитесь в шкафчике? Что-нибудь случилось?
      Джил с трудом справилась с желудком: тот скакнул куда-то вниз.
      – Мышь, – сказала она.
      – Мышь? Пусть меня переведут в другую палату!
      Джил отодрала от стены приборчик, спрятала его в карман и спрыгнула со стула.
      – Ничего страшного, миссис Фритчли, я просто смотрела, нет ли там мышиных ходов. Ничего нет.
      –  Вы уверены?
      – Конечно. Теперь давайте разотрем спину. Расслабьтесь.
      Джил решила рискнуть и использовать пустое помещение, которое было частью К-12. Она взяла универсальный ключ…
      …и обнаружила, что комната не заперта и в ней сидят еще два моряка; охрана была удвоена. Один из них обернулся, когда она приотворила дверь.
      – Кого-нибудь ищете?
      – Нет. Не надо сидеть на постелях, мальчики, – ответила она севшим голосом. – Если вам нужны стулья, скажите, мы принесем. – Охранники нехотя поднялись, а она захлопнула дверь, стараясь справиться с дрожью в пальцах.
      Когда ее смена закончилась, клоп все еще лежал у нее в кармане. Она решила вернуть его Кэкстону. Только в воздухе, когда такси взяло курс на жилище Бена, она вздохнула посвободнее. Она позвонила ему прямо из машины.
      – Кэкстон слушает.
      – Бен, это Джил. Я хочу с тобой повидаться.
      – Не думаю, что это разумно, – медленно ответил он.
      – Бен, мне очень надо. Я уже лечу.
      – Ну ладно, если все как следует.
      – Надо же, какой энтузиазм!
      – Понимаешь, сердечко, не то, чтобы я…
      – Пока! – Она отключилась, успокоилась и решила не сердиться на Бена: они играли в не совсем обычную игру. По крайней мере, она… Политики всегда следует сторониться.
      Она почувствовала себя лучше, упав в его объятия. Бен такой милый… может быть, она все же выйдет за него. Когда она открыла рот, он приложил ладонь к ее губам и шепнул:
      – Ничего не говори. Я не уверен, что мне самому не подсунули клопа. Она кивнула, достала магнитофончик и вручила ему. Брови у него поползли вверх, но он воздержался от комментариев. Вместо этого он сунул ей экземпляр вечерней «Пост».
      – Видела газеты? – спросил он обычным голосом. – Взгляни, пока я умываюсь.
      – Спасибо. – Она взяла «Пост», он ткнул пальцем в колонку и вышел, забрав магнитофон. Джил прочла:
      "ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО
      Колонка Бена Кэкстона
      Каждый знает, что тюрьмы и больницы имеют одно общее свойство: из них трудно выйти. В каком-то смысле преступник изолирован даже меньше, чем больной: заключенный может послать за адвокатом, потребовать Беспристрастного Свидетеля, молить о habeas corpus <Habeas corpus (лат.) – личная неприкосновенность>, требовать от тюремщиков рассмотрения дела на открытом суде.
      Но для того, чтобы предать больного забвению более полному, нежели в свое время предали Человека в Железной Маске, требуется всего лишь табличка «ПОСЕЩЕНИЕ ЗАПРЕЩАЕТСЯ», вывешенная по распоряжению одного из представителей нашего странного племени – лечащего врача.
      Конечно, близкие родственники сразу бы ринулись узнавать, в чем дело… Но у Человека с Марса, похоже, нет близких родственников. Экипаж печально известного «Посланца» имел мало родственных связей на Земле. Если Человек в Железной Маске – простите, я хотел сказать, «Человек с Марса» – и имеет каких-либо родственников, защищающих его интересы, несколько тысяч репортеров оказались не в состоянии их обнаружить.
      Кто говорит за Человека с Марса? Кто распорядился выставить вокруг него вооруженную охрану? Что это за смертельно опасная болезнь, из-за которой никто не может взглянуть на него и поговорить с ним? Я обращаюсь к вам, мистер Генеральный Секретарь; объяснения насчет «физической слабости» и «послепосадочной усталости» несерьезны: если дело только в этом, девяностофунтовая медсестра была бы гораздо полезнее вооруженной охраны.
      Не может ли эта болезнь иметь финансовые корни? Или – скажем несколько мягче – политические?"
      И далее в том же духе. Джил поняла, что Бен пустил шар в администрацию, надеясь, что Генеральный Секретарь приоткроется. Она почувствовала, что Кэкстон серьезно рискует, бросая вызов весьма могущественным людям, однако она не имела представления ни о размерах опасности, ни о форме, которую та может принять.
      Она просмотрела газету. Та была плотно набита рассказами о «Победителе», фотографиями Генерального Секретаря Дугласа, прикалывающего медали, интервью с капитаном Ван-Тромпом и его бравыми ребятами, снимками марсиан и марсианских городов. О Смите было совсем мало, только бюллетень, сообщающий о том, что он медленно оправляется от последствий перелета.
      Вошел Бен и бросил ей на колени тонкие гладкие листы. – Вот еще одна газета, – сказал он и снова вышел. Джил увидела, что «газета» была перепечаткой разговора, записанного на первой катушке. На ней стояли пояснения: «Первый голос», «Второй голос», и так далее. Когда Бен мог узнать голоса, он писал имена. «Все голоса мужские» – было написано сверху.
      Большинство разделов просто показывало, что Смита кормят, умывают, массируют и что он занимается под руководством голоса, идентифицированного как доктор Нельсон и еще одного, обозначенного как «второй доктор».
      Один раздел, однако, не имел ничего общего с уходом за больным. Джил принялась за него.
       "Доктор Нельсон: С тобой хочет поговорить один человек.
       Смит(Пауза): Кто? (Кэкстон приписал: «Всему, что говорит Смит, всегда предшествует пауза».)
       Нельсон: Он наш великий (Непереводимое гортанное слово. Марсианское?) Он наш самый старший Старший. Ты поговоришь с ним? Как ты себя чувствуешь, мальчик? У тебя хватит сил для разговора?
       Смит: Да (Очень долгая пауза). Это великое счастье. Старший будет говорить, а я буду слушать и расти.
       Нельсон: Нет-нет! Он хочет задать тебе несколько вопросов.
       Смит: Я не могу учить Старшего.
       Нельсон: Старший хочет этого. Ты позволишь ему задать несколько вопросов?
       Смит: Да.
      (Приглушенные голоса.)
       Нельсон: Сюда, сэр. Я оставил для перевода доктора Махмуда."
      Джил прочла: «Новый голос». Кэкстон зачеркнул это и написал: «Генеральный Секретарь Дуглас!!!»
       Генеральный секретарь: Он не понадобится. Вы сказали, что Смит понимает английский.
       Нельсон: И да и нет, ваше высокопревосходительство. Он знает ряд слов, но, как говорит Махмуд, он не имеет речевого опыта, чтобы связывать их. Может возникнуть путаница.
       Генеральный секретарь: О, мы договоримся, я уверен в этом. В молодости я объездил всю Бразилию на попутных машинах, а ведь поначалу я не знал ни слова по-португальски. Так… Представьте нас друг другу и оставьте наедине.
       Нельсон: Сэр? Я лучше останусь со своим пациентом.
       Генеральный секретарь: В самом деле, доктор? Боюсь, я буду настаивать. Простите.
       Нельсон: А я боюсь, что я буду настаивать. Простите, сэр. Врачебная этика…
       Генеральный секретарь(перебивая): Как юрист я кое-что смыслю во врачебной юриспруденции… Поэтому не засоряйте мне мозги вашей «врачебной этикой». Этот больной выбрал вас?
       Нельсон: Не совсем, но…
       Генеральный секретарь: Была у него возможность выбирать себе врача? Сомневаюсь. Его статус – находящийся под опекой государства. Я действую как близкий родственник де факто и, как нетрудно понять, де юре. Я желаю говорить с ним наедине.
       Нельсон(Долгая пауза, потом очень твердо): Если вы повернули так, ваше превосходительство, я снимаю с себя всю ответственность.
       Генеральный секретарь: Не надо воспринимать это так серьезно, доктор. Я не ставлю под сомнение правильность вашего лечения. Но не будете же вы удерживать мать от свидания с сыном наедине, не так ли? Или вы боитесь, что я причиню ему зло?
       Нельсон: Нет, но…
       Генеральный секретарь: Так в чем же дело? Представьте нас друг другу, и кончим этот спор. Не заставляйте вашего пациента ждать. Это может расстроить его.
       Нельсон: Ваше высокопревосходительство, я вас представлю. И можете искать другого врача для своего… подопечного.
       Генеральный секретарь: Мне жаль, доктор. Правда, жаль. Я согласен с вашим решением. Мы поговорим об этом позднее. Теперь не будете ли вы столь любезны?..
       Нельсон: Сюда, сэр. Сынок, это человек, который хотел тебя видеть. Наш величайший Старший.
       Смит: (Непереводимо).
       Генеральный секретарь: Что он сказал?
       Нельсон: Это самое уважительное приветствие. Махмуд говорит, что оно переводится так: «Я всего лишь яйцо». Что-то вроде этого, во всяком случае. Демонстрирует дружелюбие. Сынок, говори по-человечески.
       Смит: Да.
       Нельсон: Вам, сэр, лучше использовать простые слова, если мне можно дать вам последний совет.
       Генеральный секретарь: Хорошо, я понял.
       Нельсон: До свидания, ваше высокопревосходительство. До свидания, сынок.
       Генеральный секретарь: Благодарю вас, доктор. Мы еще увидимся.
       Генеральный секретарь(продолжает): Как ты себя чувствуешь?
       Смит: Чувствую себя хорошо.
       Генеральный секретарь: Прекрасно. Если чего захочешь – спроси меня. Мы хотим тебе счастья. А теперь я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Ты умеешь писать?
       Смит: «Писать»? Что такое «писать»?
       Генеральный секретарь: Ну, тогда сгодится и отпечаток пальца. Я хочу прочесть тебе бумагу. В ней полно всяких адвокатских словечек, но если короче, она говорит, что, покинув Марс, ты отказываешься… то есть уступаешь все права, которые у тебя могут быть на него. Понимаешь меня? Ты оформляешь доверенность на правительство.
       Смит: (нет ответа).
       Генеральный секретарь: Ну, давай тогда так. Ты ведь не владеешь Марсом, правда?
       Смит(Долгая пауза): Не понимаю.
       Генеральный секретарь: Гм-м… давай попробуем еще раз. Ты хочешь остаться здесь, не так ли?
       Смит: Не знаю. Меня послали Старшие. (Долгая непереводимая речь. Звуки похожи на драку лягушки-быка с котом).
       Генеральный секретарь: Черт, не могли научить как следует английскому! Слушай, сынок, ты не беспокойся. Все, что мне надо, это отпечаток большого пальца вот здесь, внизу. Дай мне правую руку. Нет, не надо так скрючиваться. Выпрямись. Я не сделаю тебе ничего плохого… Доктор!!! Доктор Нельсон!
       Второй доктор: Да, сэр?
       Генеральный секретарь: Где доктор Нельсон?
       Второй доктор: Доктор Нельсон? Он ушел, сэр. Он сказал, что вы освободили его от обязанностей.
       Генеральный секретарь: Нельсон так сказал? Ну и черт с ним! Сделайте что-нибудь. Искусственное дыхание, похлопайте по щекам. Только не стойте так… разве вы не видите – человек умирает!
       Второй доктор: Я уверен, что ничего делать не надо, сэр. Оставьте его одного, пока он сам не выйдет из этого состояния. Доктор Нельсон всегда так делал.
       Генеральный секретарь: Будь он проклят!"

* * *

      Голос Генерального Секретаря больше не появлялся, не появлялся и голос доктора Нельсона. Джил заключила (по тем слухам, которые доходили до нее на работе), что Смит впал в каталептическое состояние. Там были еще две записи. Одна гласила: «Нет нужды говорить шепотом. Он все равно тебя не услышит». Другая: «Уберите этот поднос. Покормим его потом, когда он придет в себя».
      Джил принялась перечитывать запись, когда появился Бен. В руках у него были такие же гладкие листы, но вместо того, чтобы протянуть их Джил, он спросил:
      – Есть хочешь?
      – Пойдем, подстрелим корову.
      Он ничего не произнес ни во время подъема на крышу, ни когда они брали такси, молчал он и во время полета до площадки «Александрия», где парковались междугородние такси. Бен взял одно из них, с балтиморским номером, и только в воздухе назвал адрес:
      – Хейджерс-таун, Мериленд. – Он расслабился. – Вот теперь можно и поговорить.
      – Бен, к чему такая таинственность?
      – Извини, Стройненькие Ножки. Я не знаю наверняка, что мне не подбросили клопика, потому что если на это способен я, почему то же самое не может сделать кто-нибудь другой. И точно так же насчет такси, вызванного из моей квартиры. Хотя оно и не обязательно должно иметь уши, но они вполне могут в нем оказаться. Спецслужбам свойственны радикальные меры. Но это такси… – он погладил сиденье. – Они не могут нашпиговать своей техникой все машины. Эта, выбранная случайно, должна быть безопасной.
      Джил поежилась.
      – Бен, не думаешь же ты… – она не закончила фразы.
      – Ну да! Ты видела мою колонку. Я сделал ее девять часов тому назад. Ты полагаешь, что администрация позволит мне лягать ее в живот и удержится от ответного удара?
      – Но ты же всегда был в оппозиции.
      – Все верно. Но здесь есть разница. Я обвинил их в том, что они держат политзаключенного. Джил, правительство – живой организм. Как и у всякого живого существа, в нем преобладает инстинкт самосохранения. Ударь его, и оно ударит в ответ. На этот раз я ударил его всерьез. – Он замолчал и добавил. – Но мне не стоило втягивать в это дело тебя.
      – Я не боюсь… С той самой минуты, как вернула тебе твою машинку.
      – Ты здорово помогла мне. Если дела пойдут худо, этого будет достаточно.
      Джил смолкла. В то, что она, которой не доводилось сталкиваться ни с чем более грубым, чем материнский шлепок в детстве и несколько со смаком сказанных в ее адрес словечек в более зрелом возрасте, может оказаться в положении жертвы, верилось с большим трудом. Будучи медсестрой, она видела последствия различного рода жестокости… но это случалось с кем-то другим.
      Такси уже заходило на посадку, когда она нарушила молчание:
      – Бен! Положим, этот пациент умрет. Что тогда будет?
      – А? – он задумался. – Хороший вопрос. Дети, если больше вопросов нет, можете идти домой.
      – Не остри.
      – Гм-м… Джил, я ночей не спал, стараясь ответить на этот вопрос. Вот лучшее из того, что я придумал: если Смит умирает, исчезает проблема его прав на Марс. Возможно, группа, оставленная «Победителем» на Марсе, предъявит свои претензии… но администрация почти наверняка позаботилась об этом еще до того, как они покинули Землю. «Победитель» – корабль Федерации, но, возможно, тут все ниточки идут к Генеральному Секретарю Дугласу. Это может надолго оставить его в силе. С другой стороны, может вообще ничего не случиться.
      – Как это? Почему?
      – Прецедент Ларкина может здесь не сработать. Луна была необитаема, а Марс населен. Марсианами. В настоящий момент марсиане – ноль без палочки. Однако Верховный Суд может обратить внимание на политическую ситуацию и решить, что высадка людей на обитаемую планету, пусть даже ее обитатели не люди, не дает им никаких прав. Тогда права на Марс должны быть заверены марсианами.
      – Но, Бен, должен же быть какой-то случай, подобный этому. Эти слова о единственном человеке, владеющемпланетой… это же фантастика!
      – Только не говори этого слова юристу: наследование комарами и верблюдами – обязательный курс на юридическом факультете. Кроме того, прецедент уже был. В пятнадцатом веке Папа отписал все Западное полушарие Испании и Португалии, и никого не заботило, что эти земли уже населены индейцами с их собственными законами, обычаями и законными правами. Его дар тоже был весьма щедр. Погляди-ка на карту. Вот здесь говорят по-испански, а здесь – по-португальски.
      – Да, однако… Бен, сейчас же не пятнадцатый век.
      – Это уже дело юристов. Джил, если Верховный Суд сошлется на прецедент Ларкина, Смит окажется в состоянии даровать миллионные, даже скорее, миллиардные концессии. Если он откажет свои права администрации, Генеральный Секретарь будет кум королю.
      – Бен, для чего одному человеку такая власть?
      – Для чего моль летит на свет? Но богатство Смита – вещь не менее значительная, чем его положение Императора Марса. Верховный Суд может отклонить его претензии, объявив скваттером <Скваттер – человек, незаконно занявший землю>, однако я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог вырвать у него Лайл-переход и изрядный кусок акций «Лунных Предприятий». Что случится, если он умрет? Тысячи лжеродственников выплывут на свет божий, однако «Сайенс Фаундейшн» не привыкать гонять этих алчных паразитов. Похоже, если Смит умрет, не выразив последней воли, все права на его имущество перейдут к государству.
      – Ты имеешь в виду Федерацию или Штаты?
      – Еще один вопрос, на который надо ответить. Его родители родом из двух стран Федерации, а сам он рожден за ее пределами… и это может дать карты в руки тому, кто задумает попользоваться этими акциями или патентами. Но не Смиту. Он не отличит акции от автобусного билета. Скорее всего, это будет тот, кто сможет взять его в оборот. Сомневаюсь, чтобы Ллойд согласился застраховать его жизнь. Слишком велик риск.
      – Бедный мальчик! Бедный, бедный ребенок!

Глава 6