Вторая часть содержала понятия, с которыми ему уже приходилось встречаться. Он не совсем точно грокнул саму идею, но это, похоже, был способ избежать кризисной ситуации… если пойти навстречу подразумеваемому желанию. Возможно, если женщина снимет свою одежду, для них обоих отпадет необходимость рассоединения. Он счастливо улыбнулся.
      – Пожалуйста.
      Джил открыла рот, закрыла, снова открыла.
      – Будь я проклята!
      Смит грокнул эмоциональную насыщенность этой фразы и понял, что вновь сказал не то, что нужно. Он начал готовить свой мозг к рассоединению, счастливый и благодарный за все, что он пережил и видел, но все еще держал в поле внимания это женское существо. Он почувствовал, как женщина склоняется над ним, и каким-то образом понял, что существо не собирается умирать. Оно заглянуло ему в лицо.
      – Поправь меня, если я что-нибудь не так поняла, – произнесло оно. – Ты попросил меня снять одежду?
      Инверсии и абстракции требовали тщательного перевода, но Смит все же справился с этим.
      – Да, – ответил он, надеясь, что это не вызовет очередного кризиса.
      – Я так и поняла. Ну, братец, да ты вовсе не болен. Слово «брат» было произнесено впервые… как напоминание о том, что вода соединила их. Он попросил птенцов своего гнезда помочь ему понять желания своего нового брата.
      – Я не болен, – согласится он.
      – Тогда будь я проклята, если понимаю, зачем тебя держат здесь. Я не собираюсь раздеваться и ухожу, – она выпрямилась и шагнула к боковой двери. Потом остановилась и обернулась к нему с лукавой улыбкой. – Ты можешь попросить меня снова, только при других обстоятельствах. Мне самой любопытно, что я тогда сделаю.
      Женщина ушла. Смит расслабился, комната начала блекнуть. Он испытывал спокойный триумф от того, что вел себя как надо и поэтому исчезла необходимость в их совместном рассоединении… но надо было грокнуть еще очень многое. Последние слова женщины содержали новые понятия, а те, что были не новы, употреблялись таким образом, что их трудно было понять. Но он был счастлив, вспоминая сладкий вкус общения водных братьев… хотя и тронутый чем-то тревожным и очень-очень приятным. Он думал о новом брате, о женском существе и чувствовал странную дрожь. Примерно то же он испытал, когда ему впервые разрешили присутствовать при рассоединении: он чувствовал себя счастливым и не знал, почему.
      Ему захотелось, чтобы здесь оказался его брат доктор Махмуд. Столько надо было грокнуть, а начинать приходилось почти что с нуля.

* * *

      Джил никак не могла оправиться от изумления. Перед ее глазами все стояло лицо Человека с Марса, а из головы не шли его сумасшедшие речи. Нет, не сумасшедшие… Ей приходилось работать в психиатрическом отделении. Она внезапно поняла, что Смит вовсе не похож на помешанного. Пожалуй, самым подходящим определением для него было слово «невинный». Потом она решила, что и это не совсем так: его лицо было невинным, но глаза – нет. У людей не бывает таких лиц.
      Одно время Джил работала в католической больнице… Вдруг она представила лицо Человека с Марса, обрамленное чепцом сестры милосердия, монахини. Мысль была совершенно дикой, ведь в лице Смита не было ничего женского.
      Она уже окончила работу и переодевалась, когда одна из сестер просунула голову в дверь.
      – Тебе звонят, Джил. Джил включила звук без изображения: она еще не переоделась.
      – Это Флоренс Найтингейл <Первая из сестер милосердия>? – спросил баритон.
      – Говорите. Это ты, Бен?
      – Мужественный сторонник прессы собственной персоной. Маленькая, ты занята?
      – А что ты собираешься предложить?
      – Я собираюсь скормить тебе кусок говядины, напоить тебя допьяна и задать один вопрос.
      – Ответ все тот же: «Нет».
      – Не этот вопрос.
      – Вот как, ты знаешь какой-то другой? Говори.
      – Попозже. Сперва мне надо, чтобы ты размякла.
      – Настоящая говядина? Не синтетика?
      – Гарантировано. Ткни ее вилкой, и она замычит.
      – Ты, похоже, хапнул где-то изрядный кус, Бен.
      – Это к делу не относится. Так как?
      – Ничего не поделаешь, уговорил.
      – Крыша медцентра. Через десять минут.
      Джил повесила платье в шкафчик и надела другое, для выходов. Оно было притворно строгим, но просвечивало почти насквозь, с юбкой и лифом, создающими эффект, будто на ней совершенно ничего нет. Джил с удовольствием оглядела себя и вошла в трубу лифта.
      Наверху она огляделась в поисках Бена Кэкстона. Служащий тронул ее за локоть.
      – Вот ваша машинам мисс Бодмен… Вон тот «тальбот».
      – Спасибо, Джек. – Она увидела такси, стоящее на отправочной площадке с открытой дверцей. Джил села, собираясь сказать Бену какой-нибудь двусмысленный комплимент, и тут заметила, что его нет в машине. Такси было на автопилоте; дверца закрылась, машина взмыла в воздух, описала круг и полетела через Потомак. Оно остановилось на посадочной площадке «Александрия», и в него влез Бен Кэкстон. Такси снова взмыло в воздух.
      – Ух ты, какие мы важные! – Джил смерила Бена взглядом. – С каких это пор ты посылаешь за своими женщинами робота? Он похлопал ее по колену и мягко сказал:
      – Тому есть причины, маленькая. Никто не должен видеть, как я забираю тебя…
      – Однако!
      – …и ты не можешь позволить себе роскошь маячить рядом со мной. Так что прикуси язычок. Это было совершенно необходимо.
      – Гм-м-м… кто же из нас подхватил проказу?
      – Мы оба, Джил. Я ведь газетчик.
      – А я уж решила, что ты кто-то другой.
      – А ты – медсестра больницы, где держат Человека с Марса.
      – И поэтому ты не можешь представить меня своей матери?
      – Тебе что, надо все разжевать? После посадки «Победителя» у вас побывали тысячи репортеров плюс другие представители прессы: гриндеры, уинчеллы, липманны и прочие легмены <Жаргонные названия репортеров различного профиля>. Каждый из них из кожи вон лез, чтобы взять интервью у Человека с Марса… И никому ничего не отломилось. Как по-твоему, понравится им, если они увидят, как мы вместе покидаем больницу?
      – Не вижу в этом ничего страшного. Я же не Человек с Марса. Он внимательно поглядел на нее.
      – Ты-то, конечно, нет. Но ты поможешь мне его увидеть. Поэтому я и не стал соваться к тебе на работу.
      – Ну и ну! Ты слишком долго ходил по солнышку с непокрытой головой. Его же сторожат моряки!
      – Верно. Об этом-то мы и поговорим.
      – Не вижу, о чем тут говорить.
      – Потом. Сначала поедим.
      – Вот теперь ты говоришь здраво. Хватит ли тебя на «Нью Мэйфлауэр»? Ты ведь хапнул изрядный кус, признавайся.
      Кэкстон нахмурился.
      – Джил, я не рискну маячить в ресторанах ближе Луисвилла. А этому рыдвану понадобится часа два, чтобы добраться туда. Как насчет обеда у меня дома?
      – Спросил Паук у Мушки. Бен, я стишком устала, чтобы сопротивляться.
      – А и не надо. Королевский поцелуй, благословение, надежда умереть за прекрасную даму – вот и все, что мне нужно.
      – Мне это не нравится. Если я могу чувствовать себя в безопасности рядом с тобой, значит, я ошиблась адресом.
      Кэкстон принялся нажимать кнопки. Такси, кружившееся в ожидании приказания, очнулось и рванулось к отелю, где жил Бен. Он набрал номер и поинтересовался у Джил:
      – Сколько тебе потребуется времени, чтобы напиться, сладкая ножка? Я скажу, чтобы кухня приготовила к этому времени мясо. Джил оценила это.
      – Бен, в твоей мышеловке есть собственная кухня!
      – И еще какая. Я могу даже поджарить мясо.
      – Я сама поджарю мясо. Дай-ка мне микрофон, – и она принялась командовать, остановившись лишь раз, чтобы уточнить, любит ли Бен эндивий <Эндивий – Род цикория>.
      Такси высадило их на крышу, и они отправились в комнату Бена. Она была довольно старомодной, и единственной роскошью в ней была лужайка настоящей травы посреди гостиной. Джил остановилась, сбросила туфли, прошла в комнату босиком, остановилась на краю лужайки и с наслаждением пошевелила пальцами прохладные зеленые стебли. Вздохнула.
      – Ух, как хорошо-то, – вздохнула она. – С тех пор, как я на этой работе, мои ноги никогда так не отдыхали.
      – Сядь.
      – Нет, я хочу, чтобы мои ноги помнили это и завтра.
      – Распоряжайся. – Он вышел в соседнюю комнату смешать коктейль.
      Она прошла следом и принялась хозяйничать. Мясо было в приемнике, вместе с ним лежала уже наструганная картошка. Джил порезала салат поставила его в холодильник и набрала комбинацию для мяса и картошки, но не включила цикл.
      – Бен, у этой печки есть дистанционное управление?
      Бен пробежал взглядом по клавишам и нажал одну из них.
      – Джил, а что бы ты стала делать, доведись тебе готовить на открытом огне?
      – Ты бы пальчики облизал. Я ведь была в скаутах. У тебя готово, язва?
      Они прошли в гостиную. Джил села, скрестив ноги, и они занялись мартини. Напротив его стула стоял стереобак, оформленный под аквариум; Бен включил его, и гуппи уступили место лицу известного уинчелла Августа Гривса.
      – … было сказано авторитетными лицами, – заговорило изображение, – Человека с Марса пичкают наркотиками, чтобы он не мог узнать этих фактов. Администрация находит это чрезвычайно… Кэкстон щелкнул выключателем.
      – Эх, дружище, – сказал он сочувственно, – ты не знаешь ничего, чего не знаю я. – Он задумался. – Хоть ты, может, и прав насчет правительства и наркотиков.
      – Нет, не прав, – неожиданно возразила Джил.
      – Что такое, маленькая?
      – Человека с Марса не наркотизируют, – сболтнув больше, чем собиралась, она добавила: – За ним постоянно наблюдает врач, но никаких распоряжений по поводу транквилизаторов не было.
      – Ты уверена? А ты что, одна из его сиделок?
      – Нет. Ну… знаешь, есть ведь приказ не допускать к нему женщин, а для надежности за этим следят грубияны-моряки.
      Кэкстон кивнул.
      – Я тоже об этом слышал. Но откуда тебе знать, дают ему наркотики или нет?
      Джил прикусила губу. Ей захотелось вернуть сказанное обратно.
      – Бен? Ты никому не скажешь?
      – Что именно?
      – Ничего вообще!
      – Гм-м-м… Это слишком тяжело, но я согласен.
      – Великолепно. Налей-ка мне еще. – Он наполнил стакан. – Я знаю, что они не дурманят Человека с Марса, потому что разговаривала с ним.
      Кэкстон присвистнул.
      – Я так и знал. Проснувшись сегодня утром, я сказал себе: «Повидай Джил. Она и есть твой туз в рукаве». Сердечко, выпей еще. Вот тебе целый кувшин.
      – Не так сразу.
      – Как пожелаешь. Могу я растереть твои бедные усталые ножки? Леди, приготовьтесь, к интервью. Как…
      – Бен! Ты обещал. Если ты впутаешь меня в это дело, я потеряю работу.
      – М-м… Как насчет «из заслуживающих доверия источников»?
      – Я боюсь.
      – Ты что, дашь мне помереть от расстройства, а потом слопаешь этот бифштекс в одиночку?
      – Нет, я скажу. Только ты ведь не сможешь об этом написать.
      Бен замолчал, и Джил начала рассказывать, как она перехитрила охрану.
      – Скажи, а ты сможешь сделать это еще раз? – перебил ее Бен.
      – Думаю, что да, только не стану. Это слишком рискованно.
      – Ну, а если мне проскользнуть тем же путем? Я оденусь электриком: комбинезон, форменная фуражка, чемоданчик с инструментами. Ты дашь мне ключ, а я…
      – Нет!
      – Ну, детка, будь умненькой. За всю человеческую историю только один случай привлек к себе столько же внимания, сколько этот: Колумб уговорил Изабеллу заложить свои драгоценности. Единственное, что меня беспокоит, так это возможность нарваться на настоящего электрика…
      – Единственное, что беспокоит меня, это я сама, – перебила его Джил. – Для тебя это интересная история, а для меня – работа. У меня отберут шапочку, булавку и вышвырнут вон из города.
      – М-м… Да, пожалуй.
      – Не «пожалуй», а точно.
      – Леди, похоже, самое время предложить вам взятку.
      – Интересно, какую? Ее должно хватить, чтобы до конца жизни балдеть в Рио.
      – Ну… Не думаешь же ты, что я переплюну «Ассошиэйтед Пресс» или «Рейтер»? Как насчет сотни?
      – За кого ты меня принимаешь?
      – Мы уже говорили об этом, а сейчас обговариваем цену. Сто пятьдесят?
      – Найди-ка мне телефон «Ассошиэйтед пресс». Простой ты, как я погляжу.
      – Капитолий 10-9000. Джил, ты согласна выйти за меня замуж? Это самое большее, что я могу сделать.
      Она ошеломленно уставилась на него.
      – Что ты сказал?
      – Ты согласна выйти за меня замуж? Когда тебя вышвырнут из города, я окажусь поблизости и утешу тебя в твоей жалкой участи. Ты сможешь прийти сюда, и понежить ножки в траве – в нашей траве… и позабыть о своем позоре. Но ты должна решиться и провести меня в ту комнату.
      – Бен, это звучит почти серьезно. Если я вызову Беспристрастного Свидетеля, ты скажешь то же самое?
      – Зови, – выдохнул Кэкстон.
      Джил поднялась.
      – Бен, – сказала она очень тихо и поцеловала его, – я не хочу ловить тебя на слове. Не надо шутить со старой девой.
      – Я не шучу.
      – Удивительно. Сотри помаду, и я расскажу тебе все, что знаю, а потом мы решим, как это использовать, чтобы меня не вышвырнули из города. Доволен?
      – Доволен.
      Она дала ему подробный отчет.
      – Я уверена, что ему не давали наркотиков. Я совершенно уверена, что он вполне вменяем… хотя он разговаривает не совсем правильно и порой задает глупейшие вопросы.
      – Было бы странно, если бы он говорил совершенно правильно.
      – То есть как?
      – Джил, мы не так уж много знаем о Марсе, но знаем, что марсиане – не люди. Предположим, ты воспитывалась в племени дикарей, в такой глухомани, что там неизвестны даже ботинки. Представляешь себе, о чем бы ты стала говорить, попав в цивилизованное общество? Это слишком слабая аналогия; правда, по крайней мере, на сорок миллионов миль дальше.
      – Я это учитывала, – кивнула Джил. – Поэтому и не обращала внимания на его странные реплики. Что уж я, совсем дурочка по-твоему?
      – Нет, для женщины ты здорово соображаешь.
      – Тебе очень нравится мартини, стекающий за шиворот?
      – Извини. Женщины гораздо умнее мужчин. Это доказано историей. Давай, налью.
      Она приняла залог мира и стала рассказывать дальше:
      – Бен, этот приказ, запрещающий ему видеть женщин, сущая глупость. Он не похож на сексуального злодея.
      – Его просто не хотят подвергать стольким ударам сразу, опасаясь потрясения.
      – Он не был потрясен. Он был просто… заинтересован. Словно на меня смотрел вовсе не мужчина.
      – Если бы ты позволила ему посмотреть подольше, ты бы, возможно, не ушла так просто.
      – Не думаю. Мне кажется, ему не говорили о разнице между мужчинами и женщинами; он просто хотел узнать, чем они отличаются.
      – Да здравствует это отличие! – с энтузиазмом воскликнул Кэкстон.
      – Не будь вульгарным.
      – Я? Я весь – почтение и благоговение. Я возносил хвалу за то, что я рожден человеком, а не марсианином.
      – Будь посерьезнее.
      – Я серьезен, как никогда.
      – Тогда утихни. Он не стал бы приставать ко мне. Ты не видел его лица, а я видела.
      – А что у него с лицом?
      Джил в затруднении взглянула на него.
      – Бен, ты видел когда-нибудь ангела?
      – Только тебя, херувим. Других – нет.
      – Ну, я тоже… Но именно так он и выглядит. У него старые, мудрые глаза и кротчайшее лицо с выражением неземной чистоты, – она поежилась.
      – "Неземной" – то самое слово, – медленно произнес Бен. – Мне бы его увидеть…
      – Бен, почему его держат взаперти? Он же и мухи не обидит.
      Кэкстон сцепил пальцы.
      – Ну, его хотят защитить. Он вырос в поле тяготения Марса и, надо думать, беспомощнее котенка.
      – Это не страшно: миастения гравис гораздо хуже, но мы и с ней справляемся.
      – Еще его хотят уберечь от заразы. Он словно те экспериментальные чудища из Нотр Дам: никогда не был на свежем воздухе.
      – Ясно, ясно. У него нет антител. Но, насколько я знаю из разговоров, доктор Нельсон, врач «Победителя», позаботился об этом еще в пути: он переливал ему кровь. У него теперь почти половина крови чужая.
      – Можно мне об этом написать, Джил? Это сенсация.
      – Только не впутывай меня. Ему сделали уколы от всего, кроме, разве что, отложения солей. Но, Бен, вряд ли вооруженная охрана защитит человека от инфекции.
      – М-м… Джил, я тут собрал кое-какие мелочи, о которых ты, возможно, не знаешь. Я не могу печатать их, чтобы не обнаружить свои источники. Но тебе я скажу. – Только не говори никому.
      – Ладно.
      – Это долгая история. Плеснуть?
      – Нет, лучше примемся за мясо. Где кнопка?
      – Вот.
      – Ну, нажимай.
      – Я? Ты же сама собиралась готовить.
      – Бен Кэкстон, я протяну ноги от голода, пока буду тянуться до кнопки в шести дюймах от твоего пальца.
      – Как хочешь, – он нажал на кнопку. – Но не забывай, кто готовил. Теперь о Валентайне Майкле Смите. Существуют немалые сомнения насчет его права носить фамилию Смит.
      – Что?
      – Золотко, твой парень – первый в истории межпланетный бастард <Бастард – незаконнорожденный>.
      – Какого черта?
      – Пожалуйста, веди себя как леди. Ты помнишь экипаж «Посланца»? Четыре супружеские пары. Две из них – капитан и миссис Брант, доктор и миссис Смит. Твой дружок с лицом ангела – сын миссис Смит и капитана Бранта.
      – Откуда это известно? И кому какое дело? Это просто ханжество – вытаскивать эту историю теперь. Они умерли, и лучше оставить их в покое.
      – Насчет того, откуда это известно – все проще простого. Никогда не было другой такой восьмерки, которую бы так основательно обмеряли и обследовали. Группа крови, пи-аш, цвет глаз и волос, все, что касается генов… Ты знаешь это лучше меня. Совершенно определенно, что Мери Джейн Лайл Смит была его матерью, а Майкл Брант – отцом. Это дало Смиту прекрасную наследственность: у отца был коэффициент интеллекта 163, у матери – 170, и оба кое-что значили в своих областях науки.
      – Что до того, кому какое дело, – продолжил Бен, – то очень многим людям будет дело и еще многим уже есть дело, когда кое-что выплывет наружу. Ты слышала что-нибудь о Лайл-переходе?
      – Конечно. На этом принципе работали двигатели «Победителя».
      – И любого другого корабля в наши дни. Кто его изобрел?
      – Не… Минуточку! Ты хочешь сказать, что она …
      – Леди, можете взять сигару! Именно Мери Джейн Лайл Смит разработала основные положения еще до отлета, хотя многое было сделано после. Поэтому она запатентовала основы, написала доверенность – заметь, не поместила в акционерное общество – и передала право на контроль и временное получение прибыли «Сайенс Фаундейшн». Поэтому вполне возможно, что контроль сейчас осуществляет правительство. Но владелец-то – твой дружок. Это стоит миллионы, сотни миллионов; я даже представить себе не могу, сколько.
      Они принялись за мясо. Кэкстон берег траву и поэтому пользовался потолочными столиками. Он опустил один из них к своему стулу, другой – пониже, чтобы Джил могла есть, сидя на траве.
      – Прожарилось? – спросил он.
      – То, что надо, – ответила Джил.
      – Помни, это я готовил.
      – Бен, – сказала она, утолив первый голод, – а как насчет того, что Смит… ну, незаконный сын. Может ли он ей наследовать?
      – Он не незаконный. Доктор Мэри Джейн родом из Беркли, а калифорнийские законы не признают незаконность рождения. То же самое справедливо и для капитана Бранта, поскольку в Новой Зеландии аналогичное гражданское законодательство. Согласно законам родного штата доктора Уорда Смита, мужа Мэри Джейн, ребенок, рожденный в супружестве, не может считаться незаконнорожденным. Это наследник чистой воды. Следовательно, Джил, мы имеем законного ребенка трех родителей.
      – Что? Погоди, Бен, такого не может быть. Я не юрист, но…
      – Конечно, не юрист. Но для юриста здесь все ясно: Смит – законный наследник со всех точек зрения и согласно всем юриспруденциям, хотя и бастард по существу. Поэтому он и наследует. Кроме того, если его мать была богата, то и отцы не были бедняками. Брант греб свои грязные деньги, работая пилотом на Лунных предприятиях. Сама знаешь, какие это суммы… Они как раз недавно объявили свои дивиденты. У Бранта был один грешок – карты. Ему везло, он выигрывал и эти деньги тоже вкладывал в бумаги. У Уорда Смита было изрядное фамильное состояние. Смит – наследник их обоих.
      – Фью!
      – Это только половина, золотко. Смит – наследник всего экипажа.
      – Как это?
      – Все восемь подписали соглашение, сделавшее их наследниками друг друга – их всех и их наследников. Они сделали это обдуманно, используя как основу контракты XVI и XVII 66, сделали, чтобы противостоять любой попытке раскола. Эти люди обладали большим влиянием. У них были большие деньги. Да еще солидная пачка бумаг Лунных Предприятий, да то, что Брант имел кроме этого. Смит должен обладать, если не контрольным пакетом акций, то уж ключевым во всяком случае.
      Джил подумала об инфантильном создании, так трогательно выполнявшем церемонию утоления жажды, и почувствовала жалость к нему, а Кэкстон продолжал:
      – Хотел бы я хоть одним глазком заглянуть в бортовой журнал «Посланца». С корабля-то его взяли, но вряд ли теперь выпустят из рук.
      – Почему, Бен?
      – Это довольно скверная история. Мне удалось кое-что надоить, пока мой информатор не протрезвел. Доктор Уорд Смит избавился от своей жены с помощью кесарева сечения – она умерла на операционном столе. То, что он сделал дальше, показывает, что он решил предъявить счет: тем же самым скальпелем он перерезал горло капитану Бранту… а потом и себе. Извини, все это довольно неприятно.
      Джил поежилась.
      – Я медсестра. У меня иммунитет к подобным вещам.
      – Ты врунишка, и я люблю тебя за это. Я три года был полицейским хроникером, Джил, но не сделался равнодушным.
      – А что произошло с остальными?
      – Если мы не сломим бюрократов, завладевших бортжурналом, мы никогда этого не узнаем. Но я неисправимый мечтатель и думаю, что мы до него все же доберемся. Секретность порождает тиранию.
      – Бен, а может, оно и к лучшему, если его ототрут от наследства. Он совсем… ну, не от мира сего.
      – Это очень точное определение. И деньги ему ни к чему: Человек с Марса никогда не останется без куска хлеба. Любое правительство, университет или институт будут в восторге, если заполучат его к себе в гости.
      – Ему лучше подписать все, что надо, и забыть про это наследство.
      – Не так все просто, Джил, ты ведь знаешь знаменитое дело «Дженерал Атомикс» против Ларкина и других?
      – М-м… Ты имеешь в виду прецедент Ларкина. Я учила о нем в школе, как я все остальные. При чем здесь Смит?
      – Подумай хорошенько. Русские посылают первый корабль на Луну. Он разбивается. Соединенные Штаты объединяются с Канадой, чтобы запустить свой корабль. Он возвращается обратно, никого не оставив на Луне. Поэтому Соединенные Штаты и Содружество спешно готовят корабль с колонистами при поддержке Федерации, а Россия, в свою очередь, делает то же самое. «Дженерал Атомикс» забирает пальму первенства, запуская свой корабль с островка, арендуемого у Эквадора, и вот уже их люди сидят кучкой на Луне и самодовольно поглядывают на показавшийся вдалеке корабль Федерации, на хвосте у которого сидят русские.
      Итак, «Дженерал Атомикс», шведская корпорация, контролируемая Америкой, провозгласила права на Луну. Федерация не могла вышвырнуть ее оттуда и загрести все в свои лапы, не помышляли об этом и русские.
      Верховный Суд вынес решение, что эта корпорация – самая настоящая фикция – не может владеть планетой; настоящими владельцами являются люди, осуществившие колонизацию – Ларкин и компания их признали суверенной нацией и они вошли в состав Федерации получив мякоть арбуза, тогда как «Дженерал Атомикс» и дочерние «Лунные Предприятия» довольствовались концессиями. Не всем это пришлось по вкусу, и Верховный Суд Федерации перестал с тех пор быть всесильным… но это был компромисс, на который согласился каждый. В результате родились законы о колонизации планет, базирующиеся на прецеденте Ларкина и направленные на избежание конфликта, связанного с космическими путешествиями. Поэтому прецедент Ларкина имеет прямое отношение к Смиту.
      Джил покачала головой.
      – Не вижу связи.
      – Думай, Джил. По нашим законам Смит – суверенная нация, единоличный владелец планеты Марс.

Глава 5