Джубал кивнул.
      – Вот поэтому я и продолжаю читать на арабском.
      – Да. Но марсианский настолько многообразнее английского – и настолько резко отличается в способе абстрагирования картины Вселенной, – что, с марсианской точки зрения, английский и арабский могут считаться одним языком. Англичанин и араб могут научиться думать на языке друг друга. Но я не уверен, что мы когда-нибудь сможем думатьпо-марсиански (разве что таким способом, как выучился этому Майк…) Самое большее, мы можем выучить этакий пиджин-марсиан, на котором говорю я.
      Возьмем это слово: «грокнуть». Его буквальное значение, как я подозреваю, восходит к зарождению марсианской расы как мыслящих существ – и которое бросает свет на их «карту» в целом. «Грокнуть» означает «выпить».
      – Как? – изумился Джубал. – Майк никогда не употребляет слово «грокать», когда говорит о питье. Он…
      – Минутку, – Махмуд переговорил с Майком по-марсиански.
      На лице Майка появилось легкое удивление.
      – "Грокинг" значит «питье».
      – Но Майк согласился бы, – продолжал Махмуд, – если бы я назвал сотню других английских слов, слов, о которых мы думаем, как о различных, даже противоположных понятиях. «Грокинг» включает в себя их все. Он значит «ярость» – истинную ярость, ибо согласно марсианской «карте» ты не можешь ненавидеть что-то, если не грокнул, не понял до самого конца, если оно не поглотилось тобой и поглотило тебя… тогда можешь приходить в ярость, ненавидя себя самого. Но это также предполагает, что ты любишь это, восхваляешь и не можешь, чтобы было по-другому. Тогда можешь приходить в ярость – а марсианская ярость настолько темное дело, что ближайшим земным эквивалентом будет слабая неприязнь. – Махмуд поскреб подбородок, – «Грокинг» означает идентичный эквивалент. Наш штамп «Мне от этого больнее, чем тебе» имеет сильный марсианский привкус. Марсиане, похоже, инстинктивно знают то, что мы с таким трудом взяли от собственной физики: наблюдатель влияет на объект наблюдения посредством самого процесса наблюдения. «Грокнуть» означает понять так полно, что наблюдатель становится частью объекта наблюдения – поглощается, смешивается, всасывается, теряет индивидуальность в групповом познании. Он означает почти все, к чему мы пришли с помощью религии, философии и науки… и при этом означает для нас так же мало, как цвет для слепого. – Махмуд помолчал. – Джубал, если я изрублю вас на куски, которые затем потушу в духовке, эта тушенка может грокать – и когда я съем вас, мы грокнем вместе, и ничего не пропадет, и не будет иметь никакого значения, кто из нас ест.
      – Для меня будет! – уверенно заявил Джубал.
      – Вы не марсианин. – Махмуд снова переговорил с Майком по-марсиански.
      Майк кивнул.
      – Ты говорил правильно, мой брат доктор Махмуд. Мне говорили так. Ты есть бог.
      – Видите, как безнадежно? – Махмуд беспомощно пожал плечами. – Все, чего я добился, это богохульства. Мы думаем не по-марсиански. Мы не можем…
      – Ты есть бог, – согласно подтвердил Майк. – Бог грокает.
      – Давай-ка сменим тему! Джубал, могу я воспользоваться нашим братством и попросить еще джина?
      – Я принесу! – сказала Доркас.

* * *

      Это была семейная вечеринка, чему немало способствовала неофициальность Джубала плюс тот факт, что вновь прибывшие были того же сорта: образованные, шумные и не испытывающие стремления к соперничеству. Даже доктор Махмуд, крайне редко забывающий о контроле над собой с теми, кто не разделял единственно правильную веру в покорстве воле аллаха, всегда благодетельный и милосердный, чувствовал себя свободно. Ему было ужасно приятно, что Джубал читал слова пророка… и теперь, когда он пригляделся внимательнее, женщины, ведущие домашние дела Джубала, оказались полнее, чем он думал. Эта черненькая… Он быстро выбросил эту мысль из головы: он был здесь гостем.
      Но ему было приятно, что эти женщины не трещали без умолку, не встревали в рассудительный разговор мужчин; но поспевали с едой и вином и излучали тепло гостеприимства. Сначала его потрясло неуважение Мириам к своему хозяину… но потом он узнал его: вседозволенность кошек и любимых детей под домашним кровом.
      Джубал объяснил, что они просто ждут решения Генерального Секретаря.
      – Если он решит заняться делом, мы о нем вскоре услышим. Если бы мы остались во Дворце, на Дугласа мог напасть соблазн выцыганить у нас еще что-нибудь. Здесь мы можем отказать ему довольно просто.
      – Что выцыганить? – спросил капитан Ван-Тромп. – Вы же дали ему все, что он хотел.
      – Не все. Дуглас предпочел бы, чтобы все оставалось как было… вместо того, чтобы вести себя как паинька и отдать власть человеку, которого он не переваривает, а точнее, сукину сыну с невинной улыбочкой, нашему брату Бену. Другие тоже попытаются отхватить кусок пожирнее. Этот невозмутимый будда Канг ненавидит меня лютой ненавистью – я выдернул ковер у него из-под ног. Но если он придумает нечто, что может соблазнить нас, он непременно пустит это в ход. Поэтому будем держаться подальше от него. Канг – одна из причин, почему мы ничего не едим и не пьем со стороны.
      – Вы считаете, что есть повод для беспокойства? – спросил Нельсон. – А я-то думал, что вы гурман, признающий только собственную кухню. Я не могу представить себя отравленным в таком отеле, как этот.
      Джубал с серьезным видом покачал головой.
      – Свен, никто не собирается травить вас, но ваша жена может получить страховку только из-за того, что вы ели за одним столом с Майком.
      – Вы серьезно?
      – Свен, я велю гостиничной прислуге принести все, что вам вздумается, но ни сам ни к чему не прикоснусь, ни Майку не позволю. Они знают, где мы, и располагают двумя часами, чтобы действовать… поэтому я должен предполагать, что все здешние официанты на иждивении у Канга и, возможно, еще у двух-трех лиц впридачу. Моя первейшая забота – сохранить этого парня в живых, пока мы стерилизуем его могущество. – Джубал задумался. – Представьте себе паука каракурта, «черную вдову». Робкое маленькое существо, полезное, самое прелестное из паукообразных, с лаковым блеском и торговой маркой в виде песочных часов. Однако это прелестное создание к несчастью своему располагая слишком большой мощью для своих размеров. Поэтому всякий его убивает.
      – При чем здесь «черная вдова»? Она просто не может избавитьcя от своего яда.
      – С Майком тоже самое. И он не так симпатичен, как «черная вдова».
      – Джубал! – негодующе перебила Доркас. – Что за отвратительные вещи ты говоришь! Совершеннейшее вранье!
      – Детка, у меня нет твоей гландулярной предвзятости. Симпатичный он или нет, у Майка нет способа избавиться от этих денег, и для него вовсе не безопасно иметь их. Тут не только Канг. Верховный Суд вовсе не так аполитичен, как ему полагается… хотя его методы скорее сделают Майка узником, чем трупом – судьба, на мой взгляд еще худшая. Не говоря уже о других заинтересованных партиях внутри и за пределами Дворца, которые сейчас вовсю обмозговывают, как повлияет на их благополучие, если Майк окажется в качестве главного действующего лица в крематории. Я…
      – Видео, босс.
      – Энн, ты явно родилась в Порлоке.
      – Нет, в Далласе.
      – Я не буду отвечать на звонок.
      – Она велела сказать, что это Беки.
      – Так чего же ты молчала?! – Джубал ринулся вон из комнаты. На экране сияло лицо мадам Везант. – Беки! Рад видеть тебя, девочка!
      – Привет, док. Я наблюдала за вами.
      – И как я смотрелся?
      – Никогда не видела такого мастерского финта. Док, мир потерял великого оратора, когда вы не родились близнецами.
      – Это высшая похвала, Беки, – в голове у него стремительно понеслись мысли. – Однако все получилось лишь благодаря тебе. Я собираюсь расплатиться… и как следует. Так что называй гонорар, Беки.
      Мадам Везант нахмурилась.
      – Вы оскорбляете мои чувства.
      – Беки! Все бьют в ладоши и радуются… Но аплодисменты особенно хороши, когда оказываешься посреди груды мятых зеленых хрустящих бумажек. Человек с Марса оплачивает этот счет, и, поверь мне, он в состоянии это себе позволить. – Он ухмыльнулся. – Все, что ты получишь от меня, это поцелуй и объятья, от которых затрещат твои ребра.
      Она успокоенно улыбнулась.
      – Я помню, как вы поглаживали меня пониже спины, уверяя что профессор идет на поправку; вы всегда умели сделать так, чтобы телу было хорошо.
      – Никогда не делал ничего такого похабного.
      – Сами знаете, что делали. И ничего отеческого в этом тоже не было.
      – Возможно, это была процедура, в которой ты нуждалась. Ладно, сдаюсь насчет поглаживания… но я буду все отрицать, если ты обратишься в суд.
      – Так-то лучше.
      – А ты лучше подумай о гонораре. И не забывай нули.
      – Док, существуют и другие способы получения гонорара кроме ловли на слове. Вы видели сегодняшние биржевые сводки?
      – Нет, и не надо об этом. Лучше приходи, выпьем.
      – Э… Я, пожалуй, воздержусь. Я обещала одной, ну… высокой персоне, что не буду отлучаться.
      – Понимаю. Беки, не говорят ли звезды, что это дело принесет всем только хорошее, если будет подписано и скреплено печатью сегодня? Может, сразу же после закрытия биржи.
      Она задумалась.
      – Я погляжу.
      – Погляди. И приходи навестить нас. Тебе понравится наш мальчик. Он невинен, но сладок, как украденный поцелуй.
      – Э-э… Я загляну. Спасибо, док.
      Они попрощались. Джубал обнаружил, что доктор Нельсон увел Майка в спальню, чтобы обследовать его. Корабельный врач был ошарашен.
      – Доктор, – сказал он, – я видел этого больного всего десять дней назад. Скажите мне, откуда у него такие мускулы?
      – Он получил листок из «Руст: Журнал для настоящих мужчин». Знаете эту писульку, где говорится, как девяностофунтовый доходяга может…
      – Доктор, я серьезно.
      – Почему не спросить его самого?
      Нельсон так и сделал.
      – Я надумал их, – ответил Майк.
      – Точно, – согласился Джубал. – Он «надумал» их. Когда я подобрал его на той неделе, он был хилый, тонкий, вялый и бледный, словно вырос в пещере. Поэтому я велел ему стать сильнее. Что он и сделал.
      – Упражнения? – с сомнением в голосе спросил Нельсон.
      – Немного плаванья.
      – Несколько дней плаванья не помогут человеку выглядеть так, словно он всю жизнь ворочал железные болванки! – Нельсон призадумался. – Я знаю, Майк может управлять так называемыми непроизвольными мышцами. Но тому были прецеденты. А это заставляет допустить, что…
      – Доктор, – мягко перебил его Джубал, – почему бы не признаться, что вы не можете это грокнуть?
      Нельсон вздохнул.
      – Поневоле признаешься. Одевайся, Майк.

* * *

      Позднее Джубал откровенничал с тремя офицерами «Победителя».
      – С финансами было просто: следовало так поместить деньги Майка, чтобы бороться за них было невозможно, даже в том случае, если он умрет, потому что я сказал Дугласу, что смерть Майка автоматически покончит с его опекунством. А Канг и прочие узнали из достоверного источника – от меня, – что смерть Майка даст Дугласу неограниченный контроль. Конечно, будь я волшебником, я избавил бы парня от последнего пенни. Это…
      – Почему, Джубал? – перебил капитан.
      Харшоу уставился на него.
      – Вы состоятельны, шкипер? Я хочу сказать богаты?
      – Я? – Ван-Тромп фыркнул. – Мне платят жалование, есть кое-какая рента, заложенный дом… и две дочки в колледже. Хотел бы я быть состоятельным!
      – Вам бы это не понравилось.
      – Ха! Вы бы так не говорили, будь у вас две дочери в колледже.
      – Я выучил четверых… и по уши залез в долги. Одна – настоящая звезда в своей специальности… под фамилией мужа, потому что я старая жопа, а вовсе не почтенный родитель. Остальные помнят мой день рождения и не особо докучают мне. Я вспомнил про свое потомство только для того, чтобы доказать, что отцу частенько требуется больше, чем он имеет. Но вы можете уйти в другую фирму, которая будет платить вам в несколько раз больше теперешнего лишь за ваше имя в списке директоров. У вас были такие предложения?
      – Это не по мне, – сквозь зубы процедил Ван-Тромп. – Я верен своей специальности.
      – Хотите сказать, что деньги не могут соблазнить вас оставить командную рубку корабля?
      – Да, я не гонюсь за деньгами.
      – И все же, ничего хорошего, когда их мало. Дочери могут вытребовать на десять процентов больше, чем способен зарабатывать человек на любой должности. Это закон природы, известный под названием закона Харшоу. Но, капитан, настоящее состояние, в масштабах, требующее всяких грязных трюков, лишь бы снизить подоходный налог, вышибает из седла так же однозначно, как и отставка.
      – Чепуха! Я бы превратил его в облигации и просто стриг бы купоны.
      – Но только не в том случае, если вы ставите богатство на первое место. Большие деньги труднодосягаемы. Чтобы их сделать, нужна порой целая жизнь. Ни одна балерина не трудится больше. Это не ваш стиль, капитан, вы ведь не хотите делать деньги, вы попросту хотите тратитьденьги.
      – Правильно, сэр! Поэтому я и не понимаю, почему вы хотите отобрать у Майка его состояние.
      – Потому что большое богатство – сущее проклятье. Если только вы не наслаждаетесь самим процессом делания денег. Но и тогда это имеет свои издержки.
      – А, вздор! Джубал, вы говорите, словно гаремный стражник, расписывающий нормальному человеку, сколь хороша жизнь евнуха.
      – Возможно, – согласился Джубал. – Способность мозга рационализировать собственное недомыслие поистине безгранична; и я не исключение. Поскольку я, подобно вам, сэр, не имею иного интереса к деньгам, кроме желания их тратить, для меня просто невозможно разбогатеть. И наоборот: не надо опасаться, что я когда-нибудь буду не в состоянии сотворить ту скромную сумму, которая нужна мне, чтобы питать мои пороки, поскольку любой, кто обладает здравым смыслом и не продается по мелочам, способен на это. Но большое богатство… Вы видели этот фарс. Должен ли я был переписать его так, чтобы устроить грабеж… стать его менеджером и владельцем де-факто, высасывая из поступлений столько, сколько мне заблагорассудится и обстряпывая все так, будто доходами распоряжается Дуглас? Майк доверяет мне. Я его водный брат. Могу ли я красть его богатство?
      – Хм… проклятье, Джубал, об этом я не подумал.
      – И зря. Потому что наш Генеральный Секретарь не больший охотник за деньгами, чем вы. Его конек – власть, барабан, боя которого я не слышу. Гарантируй я, что богатство Смита станет оплотом его администрации, и мне сунут какую угодно взятку. – Джубал поежился. – Я подумывал и об этом, чтобы защитить Майка от стервятников… но меня охватил ужас. Капитан, вы не знаете, что такое богатства морского царя. Все вокруг рвут богача на части, и каждый требует, чтобы он куда-то вложил или кому-то отдал часть своего состояния. Он становится подозрительным – честную дружбу ему предлагают крайне редко: те, кто могут стать друзьями, слишком брезгливы, чтобы отталкивать попрошаек, и слишком горды, чтобы допустить то, чтобы их спутали с одним из них. Что еще хуже, в опасности его семья. Капитан, вашим дочерям никогда не грозило похищение?
      – Что? Благодарение богу, нет!
      – Если бы вы располагали богатством, вроде того, что свалилось на Майка, вам пришлось бы охранять их день и ночь… и вы бы все равно не знали покоя, поскольку не доверяли бы даже охране. Взгляните на последнюю сотню похищений и обратите внимание, во скольких из них замешаны доверенные лица… и как мало жертв осталось в живых. Могут ли деньги перевесить петли на шеях ваших дочерей?
      Ван-Тромп призадумался.
      – Лучше уж я останусь при своем заложенном домике.
      – Аминь. Я тоже хочу жить своей жизнью, спать в своей постели… и чтобы ничего меня не беспокоило! И все же я думал, что меня принудят провести остаток дней моих в офисе, заваленном всяким хламом, вкалывая в хвост и гриву в качестве поверенного Майка.
      Тогда передо мной и замаячил выход. Дуглас работает как раз в таком офисе, у него есть соответствующий штат. Поскольку мы слагаем полномочия, чтобы обеспечить Майку безопасность, пусть теперь у Дугласа и болит голова.
      Я не опасаюсь, что он займется воровством. Только второразрядные политики падки на деньги, а Дуглас далеко не ничтожество. Перестань хмуриться, Бен, будем надеяться, что он не взвалит этот груз на тебя.
      Поэтому я взваливаю весь груз на Дугласа… и возвращаюсь в свой садик. Но тут все просто, нечего и думать. Прецедент Ларкина вот что мучило меня.
      – Я думаю, вы совсем спятили, Джубал, – сказал Кэкстон. – Экая глупость – требовать для Майка королевских почестей. Вам бы просто выторговать все выгоды, вытекающие из этого дикого прецедента…
      – Бен, мальчик мой, – очень мягко перебил Джубал, – временами ты бываешь неплох как репортер…
      – Ну, спасибо! Еще один мой поклонник.
      – … но твои понятия о стратегии находятся на уровне неандертальца.
      – Так-то лучше, – вздохнул Кэкстон. – Я уж было подумал что вы размякли.
      – Когда это случится, сделай милость, пристрели меня. Капитан, столько человек вы оставили на Марсе?
      – Двадцать три.
      – И каков их статус согласно прецеденту Ларкина?
      Ван-Тромп нахмурился.
      – Мне не положено говорить.
      – Тогда и не надо, – посоветовал Джубал. – Мы и сами сообразим.
      – Шкипер, – вмешался доктор Нельсон. – Мы со Стинки снова люди штатские. Я скажу… если мне захочется…
      – И я, – присоединился Махмуд.
      – … и они знают, что можно сделать с моей запасной должностью. Какого черта правительство темнит? Эти-то протиратели кресел не полетят на Марс.
      – Уймись, Свен. Я намерен рассказать: ведь это наши водные братья. Однако, Бен, мне не хотелось бы видеть это в печати.
      – Капитан, если вам станет от этого легче, я присоединюсь Майку, и девушкам.
      – Не надо. Правительство позаботилось о колонии. Каждый колонист отказался от своих прав… в пользу правительства. Появление Майка все смешало. Я не юрист, но понимаю: если Майк уступит свои права, администрация встанет у руля, когда дело дойдет до распределения жирных кусков.
      – Каких таких жирных кусков? – заинтересовался Бен. – Слушайте, шкипер, я не преуменьшаю значения ваших исследований, однако, как я слышал. Марс не такое уж сокровище для человека. Или все стоящие находки засекречены? «Перед прочтением сжечь»?
      – Нет, – Ван-Тромп покачал головой. – Секретов не так уж много. Но, Бен, Луна тоже была бросовым обломком скалы, когда мы впервые высадились на ней.
      – Туше, – признал Кэкстон. – Хотел бы я, чтобы мой дед в свое время купил «Лунные Предприятия». – Он помолчал. – Однако Марс населен.
      Ван-Тромп поморщился.
      – Да. Но… Стинки, скажи ему.
      – Бен, – сказал Махмуд, – на Марсе много места для колонистов, и марсиане, насколько я сумел понять, не станут им мешать. Мы водрузим свой флаг и провозгласим экстерриториальность хоть сейчас. Но наши колонии могут оказаться муравейником под стеклом, какие бывают в школьных классах. Не знаю, к чему это приведет.
      Джубал кивнул.
      – Я тоже. Ничего не могу сказать о ситуации… кроме того, что правительство так и рвется получить так называемые права. Поэтому я предположил, что правительство совершенно невежественно, и рванулся вперед. «Дерзость и только дерзость».
      Джубал ухмыльнулся.
      – Когда я учился в вузе, я выиграл спор, цитируя решения Британского Министерства Колониального Флота. Противники были не в состоянии спорить со мной, потому что такого министерства никогда не существовало. Этим утром я был так же бесстыден. Администрация жаждала Майковых «прав Ларкина» и до жути боялась, что мы можем сговориться с кем-нибудь еще. Поэтому я воспользовался их алчностью и поспешил усугубить полнейшую абсурдность их фантастической теории, подтвердить не ведающим ошибок протоколом, что Майк является повелителем Марса… и должен встретить соответствующее обхождение! – Джубал самодовольно оглядел присутствующих.
      – Тем самым, – сухо сказал Бен, – ставя себя самого на хорошо знакомую дорожку.
      – Бен, Бен, – укоризненно промолвил Джубал. – Согласно их собственной логике они загнали Майка в угол. Нужно ли говорить, что, вопреки старой пословице о головах и коронах, безопаснее быть королем в глазах публики, чем иметь в перспективе игру в прятки с Дугласом? Положение Майка значительно улучшилось за счет нескольких аккордов и паршивой тряпки. Но все пока еще весьма не просто. Майк, согласно прецеденту Ларкина, правомочен раздавать концессии, торговые права, анклавы… фу, мерзость. Он может либо заняться всем этим и подвергнуться небывалому давлению, либо отречься и передать права Ларкина тем, кто сейчас на Марсе, другими словами, Дугласу. – Джубал поморщился. – Мне не по вкусу обе альтернативы. Джентльмены, я не мог допустить, чтобы моего клиента втянули в этот фарс. Сам прецедент Ларкина не должен приниматься во внимание по причине уважения к Марсу… и с тем, чтобы не дать Верховному Суду ни единого шанса забрать дело в свои руки. – Тут Джубал ухмыльнулся. – Поэтому я нагло врал всем в лицо, создавая свою теорию. Майку были возданы королевские почести, и весь мир видел это. Но подобные почести воздаются и альтер эго монарха, его послу. Поэтому я утверждаю, что Майк – ни в коем разе не карточный король на час, а посол великой марсианской нации! Явный блеф. – Джубал пожал плечами. – Но я строил свой блеф на уверенности в том, что другие – Дуглас и Канг – не более меня располагают фактами. – Джубал обвел взглядом присутствующих. – Я рискнул на этот блеф потому, что вы трое были с нами – братья Майка по воде. Если вы не против, Майка должны принять как марсианского посла… а прецедент Ларкина – побоку.
      – Надеюсь, – трезво произнес капитан Ван-Тромп, – но я принял ваши заявления за чистую монету, Джубал.
      – Да ну? Я просто вертел модными словами, импровизировал напропалую.
      – Не важно. Я думаю, вы говорили правду, – шкипер «Победителя» поколебался, – кроме того, что я не назвал бы Майка послом. Десант, так будет точнее.
      У Кэкстона отвисла челюсть.
      – Каким это образом, сэр? – спросил Харшоу.
      – Я скажу точнее, – ответил Ван-Тромп. – Я думаю, это разведчик, отправленный марсианскими хозяевами. Поймите меня правильно – я в таком же восторге от мальчика, как и все вы. Но у него нет никаких причин быть лояльным к нам, к Земле, я хочу сказать. – Капитан задумался. – Каждый полагает, что человек, найденный на Марсе, запрыгал бы от радости, представься ему возможность вернуться «домой»… но ведь все было не так, а, Свен?
      – Майк пришел в ужас от этой мысли, – согласился Нельсон. – Мы не смогли сблизиться с ним. Потом марсиане велели ему отправляться с нами… и он повел себя как солдат, исполняющий приказ, хотя тот и страшит его.
      – Минутку, – запротестовал Кэкстон. – Капитан, Марс нападает на нас? Марс? Не то ли это самое, что мы атакуем Юпитер? Тяготение у нас в два с половиной раза выше, чем на Марсе, а на Юпитере – в два с половиной раза выше нашего. Аналогичные различия есть и в давлении, температуре, составе атмосферы и так далее. Мы не можем жить на Юпитере… и не вижу, как марсиане смогут выносить наши условия. Разве не так?
      – Почти так, – согласился Ван-Тромп.
      – Для чего же нам нападать на Юпитер? Или Марсу на нас?
      – Бен, вы слыхали о проекте плацдарма на Юпитере?
      – Мечты и больше ничего. Практического значения это не имеет.
      – Несколько лет назад и дальние перелеты не имели практического значения. Инженеры говорят, будто, используя глубоководную технику и снабдив людей энергетическими скафандрами, можно браться и за Юпитер. Не надо думать, что марсиане глупее нас. Поглядели бы вы на их города.
      – Э… – начал Кэкстон. – Ладно. Но я все еще не вижу, из-за чего им беспокоиться.
      – Капитан!
      – Да, Джубал?
      – Я вижу еще одно возражение. Вы знаете о делении культур на типы Аполлона и Диониса?
      – В общих чертах.
      – Ну, мне кажется, что даже дзен-буддизм марсиане назвали бы культурой Диониса. Такие культуры не агрессивны.
      – М-м… Я не стал бы на это особенно рассчитывать.
      – Шкипер, – неожиданно вмешался в разговор Махмуд, – есть доказательство в пользу Джубала. Можно определить культуру по ее языку. В марсианском языке нет слова «война». По крайней мере, я так думаю. Нет слов «оружие»… и «борьба». Если слова нет в языке, то и культура не имеет такого явления.
      – А, болтовня, Стинки! Животные дерутся… муравьи ведут настоящие войны. Есть у них для этого слова?
      – Были бы, – стоял на своем Махмуд, – если бы у них был свои язык. Любая раса, обладающая языком, имеет слова для каждого понятия и создает новые слова или новые определения всякий раз, когда появляется новое понятие. Нервная система, способная к словообразованию, не может избежать употребления слов. Если бы марсиане знали, что такое «война», у них было бы для этого слово.
      – Есть способ проверить, – предложил Джубал. – Позовите сюда Майка.
      – Минутку, – запротестовал Ван-Тромп. – Много лет тому назад я научился не спорить со специалистами. Но я усвоил также, что история – это длинный перечень роковых ошибок, допущенных именно специалистами… извини, Стинки.
      – Вы правы, капитан. Только на сей раз я не ошибаюсь.
      – Все, что мы узнаем, это знаетли Майк определенное слово… что может быть похоже на задание двухлетнему ребенку определил понятие «исчисление». Давайте опираться на факты. Свен! Рассказать им об Агню?
      – На ваше усмотрение, капитан, – ответил Нельсон.
      – Что ж… но пусть это останется между водными братьями, джентльмены. Лейтенант Агню был младшим офицером медслужбы. Блестящим, как говорил Свен. Но он терпеть не мог марсиан. Я отдал приказ не выходить с оружием, едва только выяснилось, что марсиане миролюбивы.
      Агню не послушал меня – в конце концов, не обыскивать же офицера… а последний человек, видевший его живым, сказал, что при нем был пистолет. Но вот что гласит бортовой журнал: «Пропал без вести. Скорее всего, погиб».
      Два члена экипажа видели, как Агню вошел в проход между двумя большими скалами. Затем они увидели, как тем же путем прошел марсианин. Они поспешили туда, поскольку странность доктора Агню была хорошо известна всем.
      Оба слышали выстрел. Один говорит, что добежал до прохода как раз вовремя, чтобы увидеть Агню позади марсианина. А потом Агню куда-то пропал. Второй человек говорит, что, когда он добежал, марсианин был все еще возбужден, потом поднял все свои паруса и двинулся своим путем. Когда он перестал загораживать дорогу, они увидели пространство между скалами… и оно было совершенно пустым.
      Это все, джентльмены. Агню вполне мог перепрыгнуть через скалу – при слабом тяготении Марса и с перепуга это, наверное, возможно. Правда, я не смог, хоть и пытался. Упомяну, кстати, и о том, что на ребятах были кислородные маски – куда от них денешься, это же Марс, – а гипоксия делает человеческие чувства не совсем надежными. Я не говорю, что у первого было опьянение из-за кислородной недостаточности; я напоминаю об этом лишь потому, что в это поверить легче, чем в то, о чем он доложил… будто Агню исчез в мгновенье ока. Я предположил, что это ему почудилось от недостатка кислорода, и посоветовал проверить маску.
      Я думал, что Агню вскоре появится, и приготовился дать ему разгон за ношение оружия.
      Но его так и не нашли. Мои опасения относительно марсиан берут начало именно от этого случая. Они никогда больше не казались мне просто большими, мягкими, безвредными, довольно смешными созданиями. Правда, мы никогда не имели с ними затруднений, и они всегда давали нам все, что мы хотели, с тех пор как Стинки понял, как их надо просить. Я замял инцидент: люди не должны паниковать, когда до дома сто миллионов миль, – но я не мог замять исчезновение доктора Агню. Были организованы поиски. Однако я в зародыше давил любые предположения о чем-то таинственном – Агню заблудился в скалах, умер, когда кончился кислород… погребен под обвалом. Я приказал, чтобы из корабля выходили только группами, постоянно поддерживали радиосвязь и регулярно проверяли маски. Я не приказывал этому человеку держать рот на замке, просто пустил слух, что его рассказ нелеп, потому что, мол, напарник не подтвердил его. Я думаю, официальная версия была принята большинством.
      – Капитан, я впервые слышу, что здесь есть какая-то тайна, – медленно проговорил Махмуд. – И я предпочитаю «официальную» версию. Я не суеверен.
      Ван-Тромп кивнул.
      – Чего я и хотел. Только мы со Свеном слышали эту дикую басню. И все же… – капитан внезапно осунулся, – иногда я просыпаюсь по ночам и спрашиваю себя: " Что стало с Агню?"
      Джубал слушал без комментариев. Говорила ли Джил Бену о Берквисте и этом втором… Джонсоне? Говорил ли кто-нибудь Бену о битве у бассейна? Не хотелось бы. Детки знали, что по «официальной» версии первый патруль вообще не появлялся – они слышали его телефонный разговор с Дугласом.
      Проклятье, оставалось одно: молчать и продолжать внушать мальчику, что он не долженотправлять людей!
      От дальнейших раздумий Джубал был спасен появлением Энн.
      – Босс, мистер Брэдли ждет за дверью. Он называет себя главным помощником Генерального Секретаря.
      – Ты не впустила его?
      – Нет. Мы говорили через переговорное устройство. Он говорит, будто у него какие-то бумаги, которые он должен вручить тебе, и что он подождет ответа.
      – Пусть сунет их под дверь. Здесь экстратерриториальное посольство Марса.
      – Так значит, пусть ждет за дверью?
      – Энн, я знаю, ты хорошо воспитана… но в этой ситуации нужна грубость. Мы не уступим ни пяди, пока не добьемся своего.
      – Да, босс.
      Пакет был пухлым от копий, а документ был всего один. Джубал созвал всех и раздал копии.
      – Обещаю по леденцу за каждую западню, капкан или двусмысленность.
      Наступило молчание, которое вскоре нарушил сам Джубал.
      – Он честнейший политик… он покупает.
      – Похоже на то, – согласился Кэкстон.
      – Ну, кто? – Ни один не претендовал на приз. Джубал тоже соглашался на все. – О'кей, – сказал он, – Каждый должен засвидетельствовать каждую копию. Давай свою печать, Мириам. А, черт, пусть этот Брэдли войдет и засвидетельствует все копии, а после налейте ему. Дюк, мы собираемся домой. Вызывай «грейхаунд» и обеспечь нам отход. Свен, шкипер, Стинки, мы уходим тем же способом, как Лот уходил из Содома – ни взгляда назад… Почему бы вам не отдохнуть на природе? Мягкие постели, домашняя кухня, никаких забот.