Мальчишкой я частенько играл с ребятами в первую высадку на Луне. Потом, когда пора романтики прошла, я начал обдумывать практические способы добраться до Луны. Но мне в голову никогда не приходило, что когда-то я попаду сюда, запертый в карцер, как мышь в коробку, откуда ей ничего не видно.
      Единственным доказательством того, что я и вправду на Луне, был мой вес. Высокую силу тяжести можно имитировать где угодно при помощи центрифуг. Другое дело – низкая. В земных условиях можно добиться ослабления ее лишь на несколько секунд – во время затяжного прыжка с парашютом, или когда самолет ныряет в воздушной яме.
      А если ослабление силы тяжести чувствуется постоянно, вывод один – вы не на Земле.
      На Луне я должен весить немногим более двадцати пяти фунтов. Примерно таким я себя и чувствовал – вполне способным пройти по газону, не примяв травы.
      Я пришел в такой восторг, что забыл и его, и трудное положение, в котором мы очутились; носился кубарем по всей каюте, наслаждаясь волшебством полета, отлетая от стенок и изрядно стукаясь при этом головой в потолок, а потом медленно, медленно, медленно опускаясь на пол. Крошка, присев на корточки, пожала плечами и улыбнулась краешком губ рассчитанно снисходительной улыбкой. «Старый Лунный волк» – со стажем, большим, чем у меня, на целых две недели.
      У слабой силы тяжести есть свои отрицательные стороны. Между ногами и поверхностью нет никакой силы сцепления. Мышцам и рефлексам приходилось усваивать то, что я давно уже усвоил разумом: уменьшение веса отнюдь не связано с уменьшением массы и инерции. Чтобы изменить направление даже при ходьбе, надо всем телом наваливаться в нужную сторону, но и при этом, если нет силы сцепления (а где ее взять ногам в носках на гладком полу?), ноги вылетят из-под вас сами.
      Падение при одной шестой силы тяжести боли не причинило, но Крошка хихикнула. Я сел и сказал:
      – Смейся, смейся, гений. Что же тебе не посмеяться, в теннисных-то туфлях.
      – Извини, пожалуйста. Но ты так смешно висел и хватался за воздух – прямо как замедленная киносъемка.
      – Не сомневаюсь, что смешно.
      – Я уже извинилась. Слушай, можешь надеть мои туфли.
      Взглянув на ее ноги, а потом на мои, я только усмехнулся.
      – Вот спасибо!
      – Ну, можешь задники отрезать, или еще что придумать. Меня это не смутит. Меня вообще ничто и никогда не смущает. Кстати, где твои туфли?
      – Где-то в четверти миллиона миль отсюда, если, конечно, мы не сошли не на той остановке.
      – Вот как. Что ж, здесь они тебе вряд ли понадобятся.
      – Угу. – Я пожевал губу. – Крошка, что делать-то будем?
      – С кем?
      – С ним.
      – Ничего. Что мы можем-то?
      – Так что будем делать?
      – Спать.
      – Что?
      – Спать. Все равно мы сейчас абсолютно беспомощны. Наша основная задача сейчас – выжить, а главный закон выживания – никогда не беспокоиться о невозможном и сосредоточиться на достижении возможного. Я голодна, хочу пить, и очень-очень устала… Сон – единственное, что мне доступно. И если ты соизволишь замолчать, я усну.
      – Я вполне способен понять намек. Нечего рычать.
      – Извини. Но когда я устаю, я становлюсь ужасной грубиянкой, и папа всегда говорит, что я особенно невыносима перед завтраком.
      Она свернулась в клубочек и сунула свою затасканную тряпичную куклу под подбородок.
      – Спок ночи, Кип.
      – Спокойной ночи, Крошка.
      Тут мне пришла одна мысль, я открыл было рот, чтобы заговорить… и увидел, что она уже уснула. Дышала она ровно, лицо ее разгладилось, она больше не выглядела уверенной в себе, постоянно настороженной всезнайкой. По-детски оттопыренная губа делала ее похожей на неумытого херувимчика. По грязи на лице пролегали полоски – явные следы слез, хотя я ни разу не видел ее плачущей.
      Кип, сказал я себе, вечно ты влипаешь в истории. Это ведь куда сложнее, чем подобрать брошенного котенка.
      Но я должен заботиться о ней… Или погибнуть, пытаясь это делать.
      Что ж, может, так оно и будет. Может, и погибну. Я и о себе самом-то толком никогда позаботиться не мог. Я зевнул. Потом зевнул еще раз. Похоже, что эта фитюлька сообразительней меня, в жизни я так не уставал, отродясь мне не было так голодно и плохо. Я решил было начать барабанить кулаками по дверной панели, чтобы заставить прийти сюда либо толстяка, либо тощего, но потом подумал, что разбужу Крошку и уж точно обозлю его.
      Так что я растянулся на спине, как, бывало, на ковре у нас в гостиной, и обнаружил, что одна шестая силы тяжести – матрац куда лучший, чем любая пенорезина; даже капризуле-принцессе из сказки Андерсена не на что было бы пожаловаться.
      Я мгновенно уснул.
      Снилось мне черт-те что – космическая опера , и только. Драконы, Арктурианские принцессы, рыцари в сверкающей космической броне, и все по телевизору. Вот только диктор пришелся мне не по душе – с голосом Туза Квиггла и с лицом его. Он высунулся с экрана, червяки, вылезающие изо рта вместо языка, угрожающе шевелились:
      – Победит ли Беовульф дракона? Вернется ли Тристан к Изольде? Найдет ли Крошка свою куклу? Включайте нашу программу завтра в это же время, а пока что просыпайтесь и бегите в ближайшую аптеку за жидкостью для чистки брони фирмы «скайвей» – лучшей жидкостью для самых лучших рыцарей без страха и упрека. Просыпайтесь! – Он высунул из экрана трясущуюся руку и схватил меня за плечо.
      Я проснулся.
      – Проснись, Кип, проснись, пожалуйста, – трясла меня за плечо Крошка.
      – Отстань!
      – Тебя мучают кошмары!
      – Принцесса угодила в заварушку. А теперь я не узнаю, как она оттуда выберется. Ты зачем меня разбудила? Сама ведь говорила, что надо спать.
      – Ты уже несколько часов проспал, а сейчас, пожалуй, настало время…
      – Завтракать?
      Она пропустила шпильку мимо ушей.
      – …попытаться удрать.
      Я резко сел, подпрыгнул, отлетел от пола, опустился обратно.
      – Это как?
      – Толком сама не знаю. Но, по-моему, они ушли. Если так, то лучшей возможности не представится.
      – С чего ты взяла, что они ушли?
      – Прислушайся как следует.
      Я прислушался так тщательно, что услышал собственное сердцебиение, потом сердцебиение Крошки.
      Такой тишины мне не доводилось слышать ни в одной пещере.
      Достав складной нож, я зажал его в зубах и приложил лезвие к стене. Ничего. Потом к полу и к противоположной стене. Опять ничего. Никаких толчков, шума, вибраций.
      – Ты права, Крошка. Но ведь мы заперты.
      – Я в этом не уверена.
      Я ткнул стену ножом. Пластик, не пластик, металл, не металл. Но ножу этот материал не поддавался никак. Может, граф Монте-Кристо и провертел бы дырку, но у него времени было больше.
      – Так как же?..
      – Каждый раз, когда они раздвигали и задвигали входную панель, я слышала щелчок. Поэтому, когда увели тебя, я прилепила кусок жвачки к косячку, в который панель упирается в закрытом положении. Прилепила высоко, чтобы они не заметили.
      – У тебя есть жвачка?
      – Есть. Помогает, когда жажда совсем замучает. Так я…
      – Еще кусочек есть? – спросил я жадно. В жизни так пить не хотел.
      Крошка расстроилась.
      – Ой, Кип, бедняжка! Больше ничего нет. А этот изжеванный комочек я носила на внутренней стороне поясной пряжки и сосала, когда становилось совсем невмоготу. Могу предложить его.
      – Гм, Крошка, спасибо, конечно, но, пожалуй, не стоит.
      Вид у нее был оскорбленный.
      – Смею заверить вас, мистер Рассел, что я не страдаю инфекционными заболеваниями. Я всего лишь пыталась…
      – Ну да, ну да, – сказал я поспешно. – Я понимаю. Просто…
      – В столь чрезвычайных обстоятельствах можно считать, что это было бы не более антигигиенично, чем целоваться с девушкой, хотя вам вряд ли когда-нибудь доводилось целоваться.
      – Не в последнее время, – уклончиво ответил я. – Просто, чего я действительно хочу, так это глоток чистой холодной воды. Или мутной теплой воды. Любой воды. К тому же ты все равно уже прилепила жвачку к двери. На что ты рассчитываешь?
      – Так вот, щелчок. Папочка всегда говорит, что когда перед человеком встает дилемма, следует изменить один из поддающихся изменениям факторов, и вновь рассмотреть проблему. Я попыталась внести изменение в картину своей жвачкой.
      – То есть?
      – Когда они зашвырнули тебя обратно и закрыли дверь, щелчка не было.
      – Что?! Так ты еще несколько часов назад знала, что дверь не заперта, и молчала?
      – Вот именно.
      – Отшлепать тебя надо!
      – Не советовала бы, – ответила она ледяным голосом. – Я кусаюсь.
      Я ей поверил сразу. И царапается, небось. И бог знает, что еще. Я сменил тему.
      – Но почему же ты мне ничего не сказала?
      – Боялась, что ты попробуешь выбраться отсюда.
      – Само собой попытался бы!
      – Вот то-то и оно-то. Но я ни в коем случае не хотела даже пытаться открыть дверь, пока… пока не уйдет он.
      Пожалуй, она и впрямь гений. Во всяком случае, по сравнению со мной уж точно.
      – Вас понял. Ну ладно, давай поглядим, как нам удастся ее открыть.
      Я внимательно осмотрел панель. Комочек жвачки, который Крошка прикрепила насколько могла высоко, помешал панели полностью войти в паз, но панель все равно плотно прилегала к стене, даже щели не было видно.
      Я упер в панель острие большого лезвия и навалился. Она, казалось, сдвинулась на одну восьмую дюйма, и – лезвие сломалось. Я закрыл обломок лезвия и убрал нож.
      – Есть предложения?
      – Может, попробуем прижаться к панели ладонями и отвести ее в сторону?
      – Годится. – Я вытер пот с ладоней о рубашку.
      – Ну, давай.
      Панель отъехала вправо примерно на дюйм – и замерла.
      Но от потолка до пола теперь шла щель толщиной с волос.
      На этот раз я доломал обломок большого лезвия. Щель не расширилась ни на йоту.
      – Ох, – вздохнула Крошка.
      – Еще не конец, – я отошел назад и побежал к двери.
      Вернее, в направлении двери, потому что ноги у меня вылетели вперед кузнечиком. На этот раз Крошка не смеялась.
      Я встал, отошел к задней стене, уперся в нее ногой и попробовал изобразить стартовый толчок.
      Упал я перед самой дверью, так что особенно сильно ее не задел. Однако почувствовал, как она пружинит. Она немного прогнулась, потом выгнулась обратно.
      – Погоди-ка, Кип, – сказала Крошка. – Сними лучше носки. А я стану позади тебя и буду толкать. В теннисных туфлях я не упаду.
      Она была права. На Луне, если у вас нет туфель на резине, лучше ходить без носков. Мы отошли к задней стене. Крошка стала позади меня, упершись руками мне в бедра.
      – Раз… два… три… Пошел!
      Мы рванулись с грацией гиппопотама.
      Я здорово зашиб плечо. Зато панель вылетела из нижнего паза, образовав отверстие дюйма в четыре.
      Рубаха моя разорвалась, на двери остались куски моей кожи, а язык был скован присутствием девочки.
      Зато отверстие расширялось. Когда в него смогла пролезть голова, я выглянул наружу. Никого нет; хотя это можно было заранее предположить, учитывая поднятый мною шум; если, конечно, им не вздумалось поиграть в кошки-мышки. С них станется. Особенно с него.
      Крошка попыталась было вылезти наружу, но я не дал:
      – Сиди смирно, я первый полезу.
      Еще два рывка, и можно лезть. Я открыл малое лезвие и протянул нож Крошке:
      – Со щитом или на щите, солдат.
      – А тебе?
      – Мне он ни к чему. В темных аллеях я известен как «Кип – Смертельный кулак».
      С моей стороны это была чистейшей воды пропаганда, чтобы ее успокоить. Рыцарь без страха и упрека, спасаем девушек по умеренным расценкам, для вечеринок специальная скидка.
      Выбравшись из дыры на четвереньках, я поднялся на ноги и огляделся. – Выходи, – сказал я тихо.
      Она полезла, но отпрянула назад. Потом показалась в проходе снова, сжимая в руках свою занюханную куклу.
      – Чуть было не оставила мадам Помпадур, – объяснила она, запыхавшись.
      Я даже не улыбнулся.
      Крошка огляделась.
      – Похоже, что это корабль, который за мной гнался. Но он точно такой же, как тот, который я угнала.
      – Так что, пойдем в рубку?
      – В рубку?
      – Ну да. Ты же пилотировала тот корабль. Справишься с этим?
      – Д-да, наверное… Справлюсь, конечно!
      – Тогда пошли.
      Я шагнул в ту сторону, куда меня тащили на допрос.
      – Но в прошлый раз Материня подсказывала мне, что надо делать. Давай найдем ее.
      – Ты можешь поднять корабль?
      – Пожалуй, что да.
      – Тогда поищем ее, когда будем в воздухе, то есть в космосе, я хотел сказать. Если она на борту, мы ее найдем. Если нет, то нет.
      – Что ж, логично, хоть логика твоя мне и не нравится. – Она зашагала вслед за мной. – Кип, какое ускорение ты можешь выдержать?
      – Понятия не имею. А что?
      – То, что корабль может лететь со скоростью намного большей, чем та, с которой я пыталась удрать. В этом и заключалась моя ошибка.
      – Твоя ошибка заключалась в том, что ты махнула в Нью-Джерси.
      – Но я хотела найти папу!
      – Правильно, в конечном счете. Но сначала надо было просто перелететь на Лунную базу и поднять по тревоге Космический корпус Федерации. Пугачом здесь не обойдешься, нужна сила. Ты не знаешь, где мы сейчас?
      – Если он доставил нас обратно на свою базу, то знаю. Место можно уточнить по звездам.
      – Значит, если сумеем определить, в каком направлении находится Лунная база, отправимся туда. Если нет… Тогда на полной скорости рванем в Нью-Джерси.
      Дверь в рубку не поддавалась, и я никак не мог сообразить, как открыть ее.
      Крошка сказала, что для этого надо сунуть палец в специальное отверстие. Мой палец не влезал, и она попробовала сама, но дверь все равно не открылась. Должно быть, замок был заперт.
      Поэтому я тщательно огляделся по сторонам и обнаружил металлический лом, прикрепленный к стене в коридоре – длинную такую штуковину футов в пять, заостренную с одной стороны и с четырьмя медными держалками с другой. Я, конечно, толком не понял, что это такое – может, у этих уродов он сходил за пожарный топор, но я решил, что это лом, потому что ломать им дверь было очень сподручно. Я разнес ее в клочья с нескольких ударов, и мы вошли в рубку.
      Поначалу у меня по коже мурашки поползли, потому что именно здесь онменя и допрашивал. Я постарался этого не показывать и решил, что если напорюсь на него, сразу врежу ломом промеж глаз.
      Посреди комнаты я обнаружил (в первый-то раз было не до осмотра) нечто вроде гнезда, окруженного конструкцией странного вида: не то кофеварка, не то велосипед для осьминога. Хорошо хоть Крошка знает, где какую кнопку нажимать.
      – Здесь наружный обзор есть?
      – Ага. Вот. – Она сунула палец в отверстие, которого я и не заметил.
      Потолок был полусферический, как в планетарии. В общем, я и очутился в планетарии, да в таком, что только рот разинул.
      Вдруг оказалось, что стоим мы вовсе не на полу, а на платформе футов тридцати высотой и в открытом пространстве. Меня окружали изображения тысяч звезд, а в черном «небе» прямо передо мной огромная, зеленая и прекрасная висела Земля!
      – Очнись, Кип, – тронула меня за локоть Крошка.
      – Не поэтичный ты человек, – выдавил я.
      – Поэтичный, да еще какой. Но у нас нет времени. Кип, я знаю, где мы. Там же, откуда я бежала. Их база. Вон, видишь, те скалы, отбрасывающие длинную тень? Некоторые из них – замаскированные корабли. А вон там, левее, такой высокий пик с седловиной. Если взять левее его, почти прямо на запад, то можно выйти к станции Томба, сорок миль отсюда. А еще через двести миль – Лунная база, а за ней Луна-сити.
      – Как долго туда лететь?
      – Взлетать и садиться на Луне я еще не пробовала. Думаю, что несколько минут.
      – Надо лететь! Они в любую минуту могут вернуться.
      – Да, Кип, – она влезла в гнездо и склонилась над приборами.
      Через минуту она вылезла обратно. Лицо ее побледнело, осунулось, стало совсем детским.
      – Прости, Кип. Никуда мы с тобой не полетим.
      – Что случилось, почему? Ты что, забыла, как им управлять?
      – Нет. Они унесли «мозг».
      – Унесли что?
      – «Мозг». Маленький прибор размером с орех, который помещается вот сюда, – она показала мне паз. – Тогда нам удалось бежать, потому что Материня сумела его стащить. Нас заперли в пустом корабле, так же, как сейчас. Но у нее был «мозг», и мы сумели улететь. – Крошка выглядела совершенно отчаявшейся и растерянной. – Следовало мне догадаться раньше, что онне оставит его в рубке. Пожалуй, что я и догадывалась, только не хотела себе в этом признаваться. Извини.
      – Слушай, Крошка, мы так просто не сдадимся. Может, я сумею что-нибудь соорудить.
      – Нет, Кип, – покачала она головой. – Не так-то это просто. Автомобиль ведь не поедет, если вместо генератора поставить макет. Я толком не представляю себе функций этого приспособления и прозвала его «мозгом», потому что оно такое сложное.
      – Но… – я замолчал. Дайте туземцу с острова Борнео новехонький автомобиль и выньте свечи – заведет он его? – Что можно придумать взамен полета, Крошка? Есть предложения? Если нет, покажи мне, где входной люк. Я стану там с этой штукой, – я потряс ломом, – и размозжу голову каждому, кто сунется.
      – Я в растерянности, – сказала она. – Надо искать Материню. Если она здесь, то что-нибудь придумает.
      – Ладно. Но сначала все-таки покажи мне люк. Я покараулю, пока ты будешь ее искать.
      Меня охватил безрассудный гнев отчаяния. Выбраться отсюда уже не казалось больше возможным, ну и пусть! Все равно, мы еще за кое-что поквитаемся.
      Пусть онзнает, что люди просто так не позволят помыкать собой. Я был уверен, – ну, почти уверен, – что успею как следует врезать ему, прежде чем у меня ослабнут поджилки. Размозжу егоотвратительную голову.
      Если, конечно, не посмотрю емув глаза.
      – Есть еще один выход… – тихо пробормотала Крошка.
      – Какой?
      – Мне даже предлагать его противно. Ты еще подумаешь, что я хочу бросить тебя одного.
      – Не глупи. Если есть идея, выкладывай.
      – Станция Томба всего в сорока милях отсюда. Если мой скафандр здесь, в корабле… Что ж, может удастся сыграть еще один тайм!
      – Мы пойдем туда пешком!
      – Нет, Кип, – печально сказала она. – Потому-то я и не хотела даже говорить. Я смогу дойти… если найду скафандр. Но на тебя ведь он все равно не налез бы.
      – Нужен мне твой скафандр! – ответил я гордо.
      – Ты забыл, Кип? Ведь мы на Луне, а на Луне нет воздуха.
      – Что я, идиот, по-твоему? Просто, если они оставили твой скафандр, то и мой висит где-нибудь рядышком.
      – Твой? У тебя есть скафандр? – не веря, спросила она.
      Последующий диалог был настолько путаным, что нет смысла его приводить.