– Долго мы тут не просидим.
      – Бонн, кажется, решил проверить мой рапорт.
      Наверху кто-то из его товарищей – бывших товарищей. Если он прикончит Болдуина, сможет ли управиться с дверью?
      – Бонн – беден. Он меня проверит, но не особенно тщательно: я слишком богат. А миссис Кейтли он вообще не сможет контролировать: она очень богата. Он мыслит не мозгами, а своими политическими амбициями. Его последний предшественник был куда лучше: он был из наших.
      Планы, которые начал строить Гилеад, подверглись внезапному пересмотру. Он присягал на верность правительству, а личная его лояльность была отдана бывшему боссу.
      – Докажи-ка последнее, мне это очень интересно.
      – Нет, ты сам дойдешь до того, чтобы понять, что это правда – если ты все еще хочешь получить ответы на вопросы. Убедился, что это те самые фильмы? Давай их сюда.
      Гилеад не шевельнулся.
      – Думаю, уж во всяком случае ты несколько копий снял?
      – Не было необходимости: я их посмотрел. Не изобретай ты никаких идей, Джо; ты подмочил свою репутацию в ФБСБ, тебе не помогло бы, даже если бы ты принес им на блюдечке эти фильмы и мою голову. Ты же на своего босса напал – забыл?
      Гилеад припомнил, что он вовсе не говорил этого Болдуину. Он тут же поверил, что у Болдуина есть свои люди в ФБСБ, независимо от того, был ли таковым последний начальник его отдела.
      – Я мог бы, по крайней мере, уйти в отставку чистым. Я же знаю Бонна – он рад бы забыть это.
      Гилеад просто тянул время, ожидая, что Болдуин предложит ему какой-то выход.
      – Брось ты их, Джо. Не хочу я ссориться. Один из нас может оказаться убитым, – оба, если ты выиграешь первый раунд, Но ты ничего не сможешь доказать, а вот я докажу, что сидел дома и играл с кошкой. Или продавал вертолеты двум очень важным горожанам в то самое время, когда, по твоему утверждению, я был совсем в другом месте.
      Он опять послушал динамик, потом ответил на той же тарабарщине.
      Гилеад в уме оценивал свою ситуацию именно в тех же словах, какими выразился Болдуин. Ничего хорошего для себя не придумав, он перебросил фильмы Болдуину.
      – Спасибо, Джо. – Тот отошел к маленькому потайному устройству в стене, включил его на полную мощность, поместил пленки в бункер, выждал несколько секунд и отключил прибор. – Дурная трава с поля вон!
      Гилеад позволил себе поднять брови.
      – Ну, Котелок, и удивил же ты меня!
      – Чем это?
      – Я-то думал – тебе нужен звездный эффект как средство добиваться власти.
      – Чушь какая! Снять с человека скальп – не самый лучший способ избавить его от перхоти. Джо, как много тебе известно о звездном эффекте?
      – Да не очень много. Я знаю, что это вид атомной бомбы и она настолько сильна, что многие, если бы только представили себе ее мощь, наделали бы в штаны.
      – Это не бомба. Это не оружие. Это средство, чтобы полностью уничтожить планету – и все, что на ней находится, – превратив ее в новую звезду. Если это оружие, военное или политическое, тогда я Самсон, а ты – Далила. Но я-то не Самсон, – продолжал он, – и не собираюсь уничтожить храм – и хочу не дать сделать это другим. Кругом полно паразитов, которые бы это сделали, если бы кто-то не мешал им. Миссис Кейтли – одна из них. Твой сердечный друг Бонн – такой же, если бы только у него смелости и умишка хватило – а не хватает. Я намерен помешать таким людишкам. Что ты знаешь о баллистике, Джо?
      – Да то, что в школе учил.
      – Непростительное невежество. – Динамик опять заговорил, Болдуин ответил и продолжал: – У проблемы трех тел все еще нет настоящего красивого решения, но есть несколько естественных решений – астероиды, которые гонятся за Юпитером по собственной его орбите, в положении, например, под шестьдесят градусов. И существует решение прямой линии – ты слыхал об астероиде «Анти-Земля»?
      – Это нагромождение скал, которое всегда по другую сторону от Солнца, так что мы никогда его не видим.
      – Да. Но его там больше нет. Он превращен в новую звезду.
      Привычный к сюрпризам Гилеад решил, что это уже слишком.
      – Как так? Я думал, что звездный эффект – это только теория…
      – Да нет же. Если бы ты успел посмотреть фильмы, ты увидел бы картинки про это. Плутоний, литий, соединения тяжелой воды – образуют нечто такое, что мы не станем обсуждать. Получается спичка, которой можно поджечь весь мир. Она и подожгла – небольшой мир воспламенился и исчез. Никто не видел, как это случилось. Никто на Земле и не мог этого видеть, потому что все случилось по ту сторону от Солнца. И из Лунной Колонии нельзя было ничего увидеть: там тоже мешало Солнце – геометрия на практике. Видели только объективы фотоаппаратов на корабле роботов. А знали об этом только ученые, которые снарядили тот корабль и обеспечили тот процесс – и все они были с нами заодно, кроме директора. Был бы и он с нами, никогда бы ты не оказался в это дело замешан. – Доктор Финнли?
      – Да. Славный парень, но ум у него – как сухарик. Ученый-политик, средних способностей. Сам-то он мало что значит: наши ребята будут держать его на коротком поводке, пока он не уйдет на пенсию. Однако мы не смогли помешать ему сделать доклад и отослать фильмы. Поэтому мне пришлось их захватить и уничтожить.
      – А почему ты их не сохранил? Если отбросить все остальные соображения, они же просто уникальны для науки.
      – Человечество не нуждается в этом разделе науки, во всяком случае, в данном тысячелетии. Я сохранил все, что важно, Джо, – в голове.
      – Так ты и есть твой кузен Хартли, да?
      – Конечно. Но я и Котелок Болдуин, и еще несколько других ребят.
      – По мне, так ты и леди Годивой можешь быть.
      – Как Хартли, я имел право на эти фильмы, Джо. Проект-то был мой. Разработан с моей подачи.
      – Я никогда не связывал с этим Финнли. Я не физик, но он же определенно недостаточно умен для такого дела.
      – Конечно, конечно. Я пытался доказать, что искусственную Нову нельзя создавать; очевидна политическая – расистская – важность данного вопроса. Это обернулось против нас же – так что мы вынуждены были приступить к безотлагательным действиям.
      – Может, надо было остановиться в самом начале?
      – Нет. Лучше знать самое худшее; теперь мы можем следить за этим, уводить исследования в другую сторону. – Снова заворчал динамик, Болдуин продолжал: – Есть, наверно, высший смысл в том, Джо, что поистине опасные тайны слишком трудны для разгадывания и интеллект может взяться за них, только достигнув определенной точки развития, когда, кроме всего прочего, указанный интеллект имеет добрую волю и хорошие намерения. Мама Гарвер говорит, что теперь можно подниматься.
      Они направились к лестнице.
      – Я удивлен, что ты оставляешь за старушкой Гарвер право распоряжаться в экстренных случаях.
      – Уверяю тебя, она вполне компетентна. Но управлял-то всем я – ты же сам слышал.
      – А-а…
      Они опять устроились в кабинете Болдуина.
      – Я дам тебе еще один шанс для отступления, Джо. Не имеет значения, что ты знаешь все о фильмах, поскольку их больше не существует и ты ничего не сможешь доказать, – но, кроме того, ты ведь понимаешь, что, если, примкнув к нам, захочешь разболтать о том, что здесь происходит, тебя убьют, как утку на охоте, при первом же подозрительном шаге?
      Гилеад это понимал, он видел, что находится за той точкой, от которой еще можно было вернуться назад. С уничтожением пленок ушел его последний шанс реабилитироваться. Он начал осознавать, что, усвоив первое обращение к нему, спрятанное в двойной колоде карт, он перестал быть свободным игроком; каждый его ход стал вынужденным и зависел от ходов, которые делал Болдуин. Тут уж ничего нельзя было поделать: его будущее – здесь или нигде.
      – Я понял, продолжай.
      – Мне известны твои интеллектуальные возможности, Джо, ты просто решил рискнуть, не обещая верности.
      – Да, но почему ты решил рискнуть со мной?
      Болдуин сделался куда более серьезным, чем он обычно себе позволял.
      – Ты способный человек, Джо. У тебя довольно смекалки и моральной смелости, чтобы поступать разумно в ситуации из ряда вон выходящей, а не просто так, как это делается обычно.
      – Так вот почему я тебе нужен?
      – Отчасти поэтому. Отчасти потому, что мне понравилось, как ты здорово освоил новую карточную игру. – Он ухмыльнулся. – А отчасти потому, что Гэйл понравилось, как ты обращаешься с жеребенком.
      – Гэйл? А как она умудрилась сообщить об этом?
      – Она мне доложила о тебе пять минут назад, во время налета.
      – Г-м-м-м… продолжай.
      – Тебя предупредили. – В продолжение мгновения Болдуин смотрел на него почти с овечьей кротостью. – Я хочу, чтобы ты воспринял то, что я скажу сейчас, на полном серьезе – не смейся.
      – О'кей.
      – Ты спрашивал, кто я такой. Так вот я – нечто вроде секретаря-исследователя этой ветки организации суперменов.
      – Я так и думал.
      – Да-а? И давно ты догадался?
      – Факты накапливались. Это и карточная игра, и быстрота твоей реакции. Я все понял, когда ты уничтожил пленки.
      – Джо, а что такое супермен?
      Гилеад не ответил.
      – Прекрасно, давай-ка уточним термин, – продолжал Болдуин. – Его употребляют слишком часто и большей частью неверно, и он сделался таким небитым, что в конце концов приобрел комический оттенок. Я употребил его с целью шокировать тебя – но ты ничуть не был шокирован. Первоначально термин «супермен» имел сказочный оттенок и вызывал в воображении глаза, мечущие Х-лучи, странные и необычные органы чувств, двойные сердца, прочную, не поддающуюся ножу кожу, стальные мускулы – мечта подростка о герое, поражающем драконов. Чепуха, конечно. Джо, что такое человек? Что в человеке делает его более чем животным? Решим это – и тогда мы в две счета определим, что такое сверхчеловек, супермен или Новый Человек, homo novus, который должен заменить homo sapiens; который уже вытесняет его, потому что он больше приспособлен для выживания, чем «homo sapiens». Я не пытаюсь применить этот термин к себе, предоставляю моим коллегам и неумолимому времени, решить, супермен ли я, представитель ли нового вида человека. То же испытание ожидает тебя.
      – Меня?
      – Тебя. В тебе обнаруживаются беспокойные симптомы homo novus, Джо – в небрежной, неряшливой, невежественной, нетренированной форме. Не очень вероятно, но ты можешь оказаться представителем новой породы. Ну, так что же такое человек? Что он может делать лучше, чем животные, что это за сильный, необходимый для выживания фактор, который перевешивает все то, что так или иначе животные могут выполнить лучше, чем человек?
      – Человек умеет мыслить.
      – Я тебе подсказал ответ, это не твоя заслуга. О'кей, как человек ты проходишь, поглядим, на что ты способен. Что это за фактор или факторы – если угодно, вполне достижимые, – какие может приобрести гипотетический супермен благодаря мутации, или магии, или другим путем, и что он может добавить к тем преимуществам, какими человек уже обладает, которые помогли ему доминировать на этой планете над миллионами других враждебных ему представителей фауны? Такой фактор, который поможет человеку превзойти его предшественника так же, как ты превосходишь охотничью собаку? Думай, Джо. Каково необходимое направление эволюции для следующего доминирующего вида?
      Гилеад погрузился в размышления – он раздумывал необычно для себя долго. Так много привлекательных новых качеств мог бы иметь человек: видеть невооруженным глазом, как через телескоп и микроскоп, видеть предметы изнутри, видеть сквозь спектр, слышать так же совершенно, иметь иммунитет к болезням, отрастить дополнительную руку или ногу, летать по воздуху, не затрудняя себя никакими дурацкими приспособлениями вроде вертолетов или двигателей, бродить по дну морскому невредимым, работать, не уставая…
      И все же – орел летает, но он почти вымер, при том, что зрение у него лучше человеческого. Собака лучше чует и слышит, морские львы лучше плавают, имеют более совершенный вестибулярный аппарат и, более того, могут накапливать кислород. Крысы могут выживать там, где человек умирает голодной смертью или погибает от перегрузок, они сообразительны, и их трудно убить. Крысы могли бы…
      Погоди! Могли бы наиболее выносливые и достаточно сообразительные крысы вытеснить человека? Нет, у них нет шансов: слишком мал мозг.
      – Надо научиться мыслить более совершенно, – ответил Гилеад.
      – Ты достоин приза! Супермен – супермыслитель; все остальное значения не имеет, это побочные признаки. Я могу допустить возможность супер-кого-угодно, кто сможет уничтожить человека или возобладать над ним, только при одном условии: если это существо превзойдет человека в его собственном главном достоинстве – способности мыслить. Но я отрицаю, что человек может постичь в абстрактных терминах, чем должно быть такое суперсущество или каким образом оно выиграет. Новый Человек вытеснит Хомо Сапиенса потому, что превосходит его – в рационализме, в способности распознавать факты, накапливать их, орудовать ими, верно рассчитывать результат и приходить к правильному решению. Вот как человек может стать чемпионом, всепобеждающим существом; тот, кто умеет мыслить совершеннее – и будет победителем. Разумеется, есть и другие помогающие выживанию факторы: хорошее здоровье, развитые органы чувств, безусловные рефлексы, – но они не в счет, как снова и снова доказывала длинная и грубая история человечества: Марат в своей ванне, Рузвельт в инвалидном кресле на колесах, Цезарь с эпилепсией и дурным пищеварением, одноглазый и однорукий Нельсон, слепой Мильтон; когда приходит решающий час, выигрывает мозг, а не части тела.
      – Остановись на минутку, – перебил Гилеад. – А как же ЭСВ?
      Болдуин пожал плечами:
      – Ну а, например, повышенный порог зрения? Экстрасенсорное восприятие не стоит на одном уровне со способностью верно мыслить. ЭСВ – это неквалифицированное название для не таких, какие нам известны и привычны, органов чувств, с помощью которых мозг добывает факты. Но чтобы получить первый приз, надо выполнить одну маленькую хитрость: осознать эти факты, поразмыслить над ними. Если тебе нужна телепатическая связь с Шанхаем, я могу это организовать, у нас есть операторы с обоих концов, – но, если тебе понадобятся любые сведения из Шанхая, ты сможешь получить их оттуда по телефону с меньшими усилиями, при более качественной связи и с меньшей вероятностью подслушивания. К тому же телепаты не могут принимать сообщения по радио: это не то что шайка волновиков.
      – А что такое шайка волновиков?
      – После, после. Тебе еще многое предстоит узнать.
      – Я имел в виду не телепатию как таковую, а все парапсихологические эффекты.
      – То же самое. Славная была бы перевозка грузов, если бы телекинетики хорошенько разыгрались, – но они пока этого не могут. Зато грузовик-пикап достаточно удобен для перевозки вещей. Телевидение в руках интеллектуально развитых людей принесет больше пользы, чем ясновидение слабоумных. Ну, хватит разбазаривать мое время, Джо.
      – Извини.
      – Мы определили способность мыслить как умение объединять определенные факты и находить правильные решения. Оглянись вокруг себя. Большинство людей пользуются этой способностью с достаточной эффективностью, чтобы добраться до лавочки на углу и вернуться, не сломав ногу. Если средний человек вообще мыслит, он совершает глупые поступки, так как делает выводы из одного-единственного факта. Он пользуется однозначной логикой «или-или», чтобы прийти к своим неверным выводам. Если он голоден, ранен или персонально заинтересован в ответе, он не в состоянии пользоваться никакой логикой и отбрасывает наблюдаемый факт с такой же бездумностью, с какой приспосабливает свою жизнь к тому, чтобы думать то, что ему хочется. Он пользуется чудесами техники, созданными более развитыми людьми, без малейшего удивления или восхищения, точно так же, как котенок принимает блюдечко с молоком. Далекий от того, чтобы стремиться к высшему рассуждению, он даже не понимает, что такое высшее рассуждение существует. Он классифицирует собственные мыслительные процессы как точно такие же, какими обладает гений типа Эйнштейна. Человек – не мыслящее животное, он – животное, пытающееся дать всему разумное объяснение.
      Для объяснения вселенной, которая смущает его и ставит в тупик, он кидается к гаданию на цифрах, к астрологии, к религии и к другим фантастическим способам свихнуться. Раз уж он принимает такую замечательную ерунду, факты для него значения не имеют, даже если вопрос стоит о его собственной жизни. Джо, тяжелее всего поверить в бездонную глубину человеческой глупости.
      Вот почему наверху всегда есть место, вот почему на этом шарике человек, обладающий чуть-чуть большим умом, чем другие, так легко может стать правителем, миллионером или президентом колледжа – и вот почему Хомо Сапиенс безусловно уступит руководящую роль Новому Человеку. Есть еще так много возможностей для совершенствования, и эволюция никогда не закончится.
      То и дело среди обычных людей попадается редкий индивидуум, который действительно мыслит, может применять логику и делает это, по крайней мере, в какой-то одной области, – часто вне своего кабинета или своей лаборатории он так же глуп, как остальные, – но он умеет мыслить в том случае, если ему не мешают, он не болен и не боится. Вот этот-то редкий индивидуум ответственен за весь прогресс, который совершает его вид; остальные вынужденно приемлют результат его деятельности. Как бы ни ненавидели обычные люди процесс мысли, как бы они ни окружали данного субъекта недоверием и как бы ни преследовали его, он обречен все время стремиться к достижению каких-то результатов, потому что мыслительный процесс – первопричина его деятельности. Он может просто сажать хлеб во тьме Луны, но он станет сажать лучшее зерно, выведенное лучшими, чем он сам, людьми. Еще более редок человек, который мыслит часто, который взывает к разуму в своей деятельности чаще, чем к установившимся привычкам. Хотя он и маскируется, он ведет опасный образ мысли: на него смотрят как на странное существо, которому нельзя доверять, как на ниспровергателя общественной морали; он розовая обезьяна среди коричневых – роковая ошибка. Кроме тех розовых обезьян, которые сумеют перекраситься в коричневый цвет, прежде чем их обнаружат.
      Инстинкт коричневых обезьян убивать – верен: такие «розовые обезьяны» представляют опасность для всех человеческих привычек и обычаев.
      Редчайший из всех – человек, который умеет мыслить и делает это всегда: быстро, четко, обобщенно. Невзирая на надежду, страх или телесное изнеможение, не впадая в эгоцентризм, не нарушая своего душевного равновесия; он облает точной памятью, он четко различает факт, предположение и антифакт. Такие люди существуют, Джо, это и есть Новые Люди. Они человечны во всех отношениях, внешне или под скальпом их не отличить от Хомо Сапиенса, но деятельностью они настолько же от него отличаются, как Солнце от жалкой свечки.
      – И ты из таких? – спросил Гилеад.
      – Как хочешь, так и понимай.
      – И ты думаешь, что я, может быть, тоже такой?
      – Возможно. Через несколько дней у меня будут новые данные.
      Гилеад смеялся так, что на глазах у него выступили слезы.
      – Котелок, если я – будущая надежда человечества, лучше побыстрей послать меня в запасную команду. Конечно, я поумнее, чем те увальни, с которыми я сшибался, но, как говорится, соревнование несостоятельно. И нет у меня никаких возвышенных стремлений. Смотрю я на вещи таким же развратным взором, как и каждый второй. Наслаждаюсь, когда бездельничаю со стаканчиком пива. Я просто не ощущаю себя суперменом.
      – Кстати о пиве, давай-ка выпьем. – Болдуин поднялся и достал две жестянки. – Вспомни, что Маугли ощущал себя волком. Быть Новым Человеком вовсе не значит не иметь никаких человеческих радостей и удовольствий. В течение всей истории человечества существовали Новые Люди; вряд ли большинство из них подозревало о том, что их отличие от остальных наделяет их правом называть себя новым видом. Хотя они во всем были на голову выше остальных, они заводили детей от дочерей человеческих, растворяли свои таланты в потомках, смешиваясь с Homo Sapiens, пока случай вновь не собирал вместе генетические факторы.
      – Значит, как я понимаю, Новые Люди не особая мутация?
      – Ха-ха, а кто – не мутация, Джо? Все мы – сборище миллионов мутаций. Пока мы здесь с тобой сидели, на всем шарике произошли сотни мутаций человеческой зародышевой плазмы. Нет, Homo novus появился не из-за того, что дедушки стояли слишком близко к циклотрону; Homo novus не был даже особой породой, пока не осознал себя сам, не организовался и не решил последовать зову своих генов. Сегодня можно снова смешать Нового Человека со всем остальным видом – и потерять его, он пока еще только вариация, становящаяся представителем вида. Через миллион лет от настоящей минуты – дело другое, осмелюсь предсказать, что Новый Человек того времени и той модели не будет способен смешиваться с Homo Sapiens – не получится жизнеспособного потомства.
      – А ты не думаешь, что теперешний человек – Homo Sapiens – исчезнет?
      – Не обязательно. Собака же приспособилась к человеку. Вероятно, по количеству их больше, чем в прежнем балансе, и кормятся они лучше.
      – Так человек будет собакой Новых Людей?
      – Опять-таки не обязательно. Не забудь и кошку.
      – Значит, идея в том, чтобы снять сливки с зародышевой плазмы всего вида и держать ее биологически отдельно, пока обе расы не станут сильно отличаться друг от друга? Ну, вы, ребята, хватили… Это же подло, Котелок!
      – Обезьянье суждение.
      – Возможно. Новая раса неизбежно станет всем управлять…
      – А ты что, хочешь, чтобы Новые Люди решали серьезные вопросы, учитывая все обыкновенные человеческие сопливые носы?
      – Да вот о том я и толкую. Провозглашая новую расу, придешь к неизбежному результату. Котелок, я сознаюсь, что предпочитаю обезьяньи предрассудки: демократию, человеческое достоинство и свободу. Моя точка зрения лежит вне логики, но это мир, который мне нравится. Я по работе якшался с самыми отбросами общества, делил с ними их скудную еду и питье. Да, они, может быть, глупы, но не такие уж они плохие – нет у меня желания видеть, как они станут домашними животными.
      Впервые за время разговора великан проявил беспокойство. «Маска» Короля Геликоптеров, торговца и хозяина, соскользнула, он сидел в задумчивом величии, одинокий и несчастный.
      – Понимаю, Джо. Они – часть нас, их немногие достоинства, их благородство не становятся меньше из-за их жалкого состояния. И все же – так должно быть.
      – Почему? Новый Человек грядет – и прекрасно. Но зачем же искусственно ускорять процесс?
      – Спроси себя самого. – Он указал на бункер. – Десять минут назад мы с тобой спасли эту планету, весь наш вид. Это час ножа. Кто-то должен быть на страже, если виду нужно выжить, нет больше никого, годного на эту роль, кроме нас. Чтобы эффективно охранять, мы, Новые Люди, должны быть организованы, нам нужно не прозевать такой кризис – и нам необходимо пополнять свои ряды. Нас сейчас мало, Джо, когда количество кризисов возрастет, нас должно быть гораздо больше. В конце концов – эта раса обречена, тут вопрос времени, – мы должны взять вверх над ними, чтобы быть уверенными, что дитя никогда не станет забавляться со спичками.
      Он умолк и немного подумал.
      – Я тебе признаюсь, Джо, что у меня тоже привязанность к демократии. Но это похоже на желание дождаться Санта-Клауса, в которого ты верил ребенком. Сто пятьдесят лет или около того демократия, или что-то в этом духе, могла свободно процветать. Результаты такого правления получились такие, каких можно было достичь без неприятностей, путем голосования простых людей, одураченных и невежественных, – а они такими и были, и есть. Но теперь, когда стоит вопрос о выживании вида, политические решения зависят от реального знания таких вещей как атомная физика, планетная экология, теория генетики и даже системная механика. Они к этому не готовы, Джо. При самых лучших намерениях и с большим желанием учиться – меньше чем один из тысячи способен не заснуть над страницей молекулярной физики; они не в состоянии изучить то, что должны знать.
      Гилеад не соглашался:
      – Так мы должны обучить их. Они всем сердцем этого хотят: объясни им реальное положение вещей – и они дойдут до правильных ответов.
      – Нет, Джо. Мы это пробовали: не получается. Как ты говоришь, большинство из них не так уж плохи, наподобие того, как собака может быть благородной и доброй. Но встречаются и дурные – миссис Кейтли с компанией и ей подобные. Здравый смысл – бессилен против вздора и непрекращающейся лжи грубых и эгоистичных людей. Маленький человек не обладает способностью верно судить, а претенциозная ложь подается все в более привлекательной упаковке. Нет возможности растолковать дальтонику, что такое цвет, – и точно так же не можем мы человека с несовершенными мозгами научить отличать ложь от правды.
      Нет, Джо. Пропасть между нами и ими узка, но очень глубока. Мы не можем ее заполнить.
      – Я бы хотел, – сказал Гилеад, – чтобы ты не записывал меня в эти свои «Новые Люди», – мне больше по душе быть на другой стороне.
      – Ты сам решишь, на какой ты стороне, как это уже сделал каждый из нас.
      Гилеад настоял на перемене темы разговора. Обычно он не склонен был к душевному волнению, но этот разговор расстроил его. Он понимал аргументы Болдуина и соглашался, что они справедливы, но душа его восставала против них. Перед ним обнажилась острейшая из всех трагедий: абсолютное противостояние двух в равной мере благородных и имеющих законное право на существование точек зрения.
      – И что же вы тут делаете – кроме того, что воруете пленки?
      – М-м-м… Много чего. – Болдуин с облегчением расслабился и опять стал выглядеть преуспевающим бизнесменом. – Толчок туда, пинок сюда – так и удается удержать горшок с кашей в равновесии, а в свободное время мы регулируем давление всевозможными окольными способами. Да еще отыскиваем подходящий материал и притаскиваем его в свое лоно, когда это удается – мы же за тобой десять лет наблюдали.
      – Да-а?
      – Ага. Это только первоначальное мероприятие. Изучая общественные события, мы исключаем всех, кроме одной десятой от одного процента: вот за этим тысячным индивидуумом мы наблюдаем. А кроме того, мы занимаемся общественной агрономией. – Он усмехнулся.
      – Закончи же свою остроту.
      – Мы пропалываем людей.
      – Извини, я сегодня несколько туп.
      – Джо, разве ты никогда не испытывал неудержимого желания искоренить какое-то зло, вырезать вонючее гнилое мясо, которое заражает всех, кто с ним соприкасается, и все же – наделено законным правом на существование? Мы с ними обращаемся как с раковыми опухолями: мы их удаляем из тела общества. Мы ведем учет «Подлежащих Смерти»; когда человек становится полным моральным банкротом, мы закрываем его жизненный счет при первой же возможности.
      Гилеад улыбнулся:
      – Если бы вы могли быть уверены, что всегда правы – было бы прекрасно.
      – А мы всегда уверены, хотя наши методы конечно не оправдал бы обезьяний суд. Возьмем миссис Кейтли – у тебя на ее счет есть какие-то сомнения?
      – Нет.
      – Почему же ты не хочешь ее приговорить? Не затрудняй себя ответом. Или, например, через две недели состоится грандиозное шаманское сборище возобновленного, ставшего лучше-и-крупнее-чем-раньше куклукс-клана на горной вершине по дороге к штату Каролина. Когда веселье достигнет апогея, когда они будут выкрикивать свои непристойности, накачивая друг друга и пробуждая один в другом разрушительный дух, по Божьей воле свершится акт, который уничтожит всю эту шайку. Весьма печально.
      – А я не могу в этом участвовать?
      – Ты еще даже не ученик. – Болдуин продолжил:
      – Есть проект увеличения наших рядов, но это программа, рассчитанная на тысячу лет. Чтобы ее выверить, надо иметь вечный календарь. Гораздо важнее сейчас держать спички подальше от дитяти. Джо, прошло восемьдесят пять лет с тех пор, как мы казнили последнего комиссара: тебя не удивляло, почему в науке так мало сделано за это время?
      – Разве? Произошло столько перемен!
      – Незначительные переделки, кое-какие эффектные результаты, но ничто из этого не захватывает основ науки. Разумеется, при коммунизме был достигнут весьма небольшой прогресс: тоталитарный политический режим несовместим со свободными исследованиями. Заметь: коммунистическое безвременье ответственно за то, что Новые Люди сплотились и организовались. Большинство Новых Людей – ученые, по совершенно очевидным причинам. Когда коммунисты попытались управлять естественными законами с помощью политики – лысенковщина и тому подобная бессмыслица, – многие из нас ушли в подполье.
      Опущу детали. Это нас сплотило, дало практику подпольной деятельности. Основные исследования стали вестись в тайне. Некоторые из них были явно опасными, и мы решили на время их отложить. С тех пор количество тайных знаний значительно выросло, так как мы не позволяем им выйти наружу, пока убеждены, что они представляют опасность. Поскольку большая часть этих знаний опасна и поскольку вне нашей организации действительно есть очень мало людей, способных к подлинно оригинальному мышлению, официальная наука почти стояла на месте.
      Мы не ожидали, что придется действовать таким способом. Мы надеялись на то, что новая конституция либеральна и действенна. Но новая республика оказалась еще более жалкой, нежели прежняя. Прогнившая этика коммунизма продолжает развращать даже после того, как исчезла эта форма правления. Мы продержались. Теперь мы знаем, что должны продержаться до тех пор, пока не изменится все общество.
      – Котелок, – медленно произнес Джо, – ты говоришь так, как будто был свидетелем всего этого. Сколько же тебе лет?
      – Я скажу это тебе, когда ты будешь в таком же возрасте. Человек прожил достаточно, если у него нет жажды жизни. Я до этого еще не дошел. Джо, мне нужен твой ответ, или этот разговор должен продолжиться при нашем следующем свидании.
      – Ты его уже получил в начале – но послушай, Котелок, есть одна работенка, я хотел бы, чтобы ее поручили мне.
      – Какая же?
      – Я хочу убить миссис Кейтли.