В Лондоне член парламента от лейбористской партии Джордж Страусс продолжал кампанию по разоблачению БМР. В мае 1942 года он сделал запрос по поводу этого банка преемнику сэра Джона Саймона, министру финансов сэру Кингслей Буду. Ответ был таков:

«В свете существующих международных обязательств наша страна действительно имеет определенные финансовые интересы в БМР. Поэтому разрыв отношений с этим банком нанес бы значительный ущерб».

Тем не менее Джордж Страусс и другие лейбористы требовали объяснить, как могло получиться, что дивиденды этого банка и в военное время продолжали делиться поровну между британским, японским, немецким и американскими банками. А в 1944 году они узнали, что дележ шел не поровну и Германия получала по дивидендам больше других.

7 сентября 1942 года Томас Маккитрик представил первый ежегодный отчет БМР после Перл-Харбора. Чтобы сообщить в Вашингтон, что на заседании не присутствовали представители стран «оси», он прибег к любопытной уловке: произнес речь в пустом зале, сразу после чего директорам банка от стран гитлеровской коалиции был вручен заранее отпечатанный текст доклада, затем смешанное руководство из представителей воюющих друг с другом стран обсудило его. По сути своей представленный доклад не оставлял сомнений, что и на этот раз банк действовал в интересах фашистской Германии. В докладе предусматривалось заключение сепаратного мира с Германией и предоставление ей крупного американского займа на льготных условиях через посредство БМР. Это была та же самая установка, которую пропагандировали все нацистские лидеры, начиная с Шахта. 12 октября Страусс сообщил палате представителей: Гитлер и Геринг в восторге от доклада. Сэр Кингслей заявил, что и не видел его. Страусса это не обескуражило: «Совершенно очевидно, что сотрудничество между нацистами и союзниками продолжается, а тенденция к умиротворению жива и во время войны» (имеется в виду политика «умиротворения» — политика попустительства и пособничества фашистской агрессии, проводившаяся правящими кругами Англии, Франции и США накануне второй мировой войны. Главная цель политики «умиротворения» заключалась в том, чтобы облегчить фашистской Германии и милитаристской Японии беспрепятственно захватить удобные стратегические плацдармы для нападения на СССР с Запада и Востока. Руками немецких и японских милитаристов западные державы планировали уничтожить или хотя бы значительно ослабить СССР и воспрепятствовать неуклонному росту его могущества, авторитета и влияния на международной арене. Ради этого во второй половине 30-х годов на растерзание агрессорам были отданы Австрия, Чехословакия и Польша в Европе и Китай в Азии. Ослепленные ненавистью к социализму, проводники политики «умиротворения» игнорировали все инициативы СССР, направленные на создание международной системы безопасности. Такая политика обернулась против самих же западных держав. Фашистская Германия начала войну за установление своего господства с разгрома своих империалистических соперников, а не с нападения на СССР. Внутри капиталистической системы не нашлось силы, способной противостоять ее агрессии. Порабощение к середине 1941 г. 12 стран и смертельная угроза над Англией — таковы были последствия политики «умиротворения» в Европе).

Летом 1942 года Пьер Пюшё, член вишистского правительства и директор частного банка «Вормс» в оккупированном нацистами Париже, встретился в БМР с Ивом Бреар де Буазанже. Пюшё доверительно сообщил де Буазанже, что «готовится вторжение генерала Эйзенхауэра в Северную Африку».

Буазанже немедленно передал эту информацию Курту фон Шредеру. Шредер и другие немецкие банкиры вместе со своими французскими партнерами тут же перевели 9 млрд. золотых франков через БМР в Алжир. Предвидя поражение Германии, они постарались сбить валютный курс в пользу доллара. Чуть ли не за одну ночь коллаборационисты увеличили свои вклады с 350 до 525 млн. долларов. Эта операция была совершена в сговоре с Маккитриком, Германом Шмицем, Эмилем Пулем и японскими директорами БМР. Бывший посол фашистской Германии в оккупированной Франции Отто Абец под присягой американским официальным представителям 21 июня 1946 года утверждал, что в этой афере участвовали и агенты разведки Ватикана, которые сообщили о планах американского командования кому-то из гитлеровского военного руководства.

Весной 1943 года Маккитрик предпринял необычное путешествие. Он не был ни итальянцем, ни дипломатом. Италия находилась в состоянии войны с Соединенными Штатами, однако в его американский паспорт поставили итальянскую дипломатическую визу, позволяющую следовать автомобилем или поездом в Рим. На границе его встретили уполномоченные Гиммлера (Генрих Гиммлер, 1900-1945, — один из руководителей фашистской Германии и главных нацистских военных преступников. С 1929 г. — руководитель СС — охранных отрядов нацистской партии. После установления фашистской диктатуры в 1933 г. возглавил политическую полицию в Мюнхене, затем в Баварии, а в 1936 г. всю полицию Германии. Один из главных организаторов фашистского террора, системы концлагерей массового уничтожения мирного населения оккупированных немецко-фашистской армией территорий. После разгрома фашистской Германии пытался скрыться, но был арестован. Покончил жизнь самоубийством), чтобы обеспечить беспрепятственный проезд по стране. Из Италии Маккитрик направился в Лиссабон, затем — в США на борту шведского корабля, который был застрахован от нападения немецких подводных лодок. Уже в апреле он встретился в Нью-Йорке со своим старым другом Леоном Фрезером, а также с руководством Федерального резервного банка. Уладив все дела, Маккитрик с тем же американским паспортом выехал в Берлин, чтобы лично переговорить с Эмилем Пулем из «Рейхсбанка» о политике администрации США в отношении БМР.

26 марта 1943 года либерально настроенный конгрессмен Джерри Вурхиз представил в палату представителей конгресса США проект резолюции, в котором он призывал провести расследование деятельности БМР. Почему, например, американский гражданин сохраняет пост президента банка, используемого странами «оси» для реализации своих замыслов? 1 апреля 1943 года сотрудник министерства финансов Рандольф Паул переслал этот проект Генри Моргентау, сделав следующую приписку: «Надеюсь, Вас заинтересует этот документ». Документ действительно заинтересовал Моргентау, но отнесся он к его судьбе крайне безразлично, и вопрос, волновавший Джерри Вурхиза, так и не был рассмотрен конгрессом.

Конгрессмен от штата Вашингтон Джон Коффи в январе 1944 года внес в конгресс проект аналогичной резолюции. Он с негодованием заявил на заседании: «Нацистское правительство имеет на счету БМР 85 млн. швейцарских золотых франков. Большинство членов правления — нацисты! Как же могут американские деньги оставаться в этом банке?» Более того, Коффи обратил внимание на тот факт, что американские и английские акционеры продолжают получать дивиденды из рук немцев и японцев, а те в свою очередь наживаются за счет капиталов, выгодно размещенных в Америке. И все же проект резолюции положили под сукно.

Там бы он и остался лежать, если бы за дело не взялся энергичный норвежский экономист Вильгельм Кейлау. Он пришел в ярость, узнав, что Вашингтон до сих пор сохраняет отношения с БМР и поддерживает возмутительный финансовый союз с врагами своей страны.

10 июля 1944 года Кейлау внес проект резолюции на Международной валютно-финансовой конференции в Бреттон-Вудсе, штат Нью-Гэмпшир (на этой международной конференции было подписано соглашение о создании Международного банка реконструкции и развития, а также соглашение о создании Международного валютного фонда, которое вступило в силу в декабре 1945 г. Страны-участницы Международного валютного фонда приняли на себя обязательство признать особую роль американского доллара, приравнять его к золоту в международных валютных отношениях. Тем самым была сделана уступка финансовой и промышленной олигархии США, которая мечтала осуществить «долларовый империализм», т. е. сделать доллар мировой валютой, использовать его как один из рычагов для установления мирового господства.

СССР принял участие в конференции в Бреттон-Вудсе, но не ратифицировал соглашение о Международном валютном фонде, так как с первых дней своей деятельности его руководство проявило себя в качестве проводника империалистической политики США. На том же основании вышли из фонда в 50-е годы Польша и Чехословакия).

Он призвал распустить БМР в самый кратчайший срок. Но не тут-то было! Кейлау готовился выступить с проектом второй резолюции, в которой предлагалось провести дополнительное расследование с привлечением отчетов и документов БМР за военный период. Против него начали настоящую травлю, чтобы воспрепятствовать внесению этого проекта. Не удивительно, что Кейлау не выдержал и отступил. Но если бы подобное расследование было проведено, факты американских связей с нацистами, безусловно, всплыли бы на поверхность.

Банкиры Уинтроп Олдрич и Эдвард Э. (Нед) Браун, члены американской делегации, представлявшие «Чейз нэшнл банк» и «Фёрст нэшнл бэнк оф Нью-Йорк», предприняли шаги, чтобы отклонить уже внесенный проект. Их поддержала голландская делегация и Дж. Бейен, бывший президент БМР и посредник в передаче банку награбленного гитлеровцами чешского золота (напомним, что вывезенное фашистами золото самой Голландии также осело в БМР). Леон Фрезер, представлявший «Фёрст нэшнл бэнк оф Нью-Йорк», тоже встал на их сторону. К сожалению, ту же позицию заняла и британская делегация, при полной поддержке Антони Идена и Форин оффис. Видный экономист лорд Кейнс, первоначально поддержавший резолюцию, затем перешел на официальную позицию английской делегации, призывавшей к отсрочке роспуска БМР до окончания войны, т. е. до того момента, когда завершится создание Международного валютного фонда.

Заместитель госсекретаря США Дин Ачесон представлял в американской делегации госдепартамент. Как бывший юрист компании «Стандард ойл», он, несомненно, принадлежал к лагерю Уинтропа Олдрича и, будучи сторонником компромиссных решений, придерживался тактики проволочек. Протоколы встреч Моргентау с Эдвардом Брауном, Ачесоном и другими членами делегации, проходивших 18-19 июля 1944 года в отеле «Маунт Вашингтон» в Бреттон-Вудсе, подтверждают, что Ачесон боролся за идею сохранения БМР до конца войны. Он использовал сомнительный довод, что, если Маккитрик уйдет со своего поста и американское правительство объявит БМР вне закона, все вклады в золоте, принадлежавшие американским акционерам, попадут через президента-нациста прямо в Берлин. Ачесон, конечно, знал, что золото уже было депонировано в пользу стран «оси» через партнера БМР — Швейцарский национальный банк, который имел общего с БМР председателя. Ачесон также пытался доказать, что банк-космополит послужит удобным финансовым рычагом влияния США на процесс восстановления промышленности послевоенной Германии. Надо признать, что в этом отношении он оказался абсолютно прав.

Сенатор Чарльз Тоби от Нью-Гэмпшира занимал, судя по протоколам совещаний в «Маунт Вашингтон», весьма патриотичную позицию. На заседании 18 июля он гневно бросил всем собравшимся: «Ваше молчание и бездействие содействуют врагу». Моргентау согласился. Он считал, что роспуск БМР явится важным пропагандистским шагом и пойдет на пользу США. Ачесон, выведенный из себя, заявил, что БМР должен быть сохранен «в качестве орудия внешней политики».

Моргентау не сомневался, что Леон Фрезер и Маккитрик имеют ярко выраженные прогерманские симпатии. Он прекрасно понимал негативные последствия упорно проводимой ими политики. «Я думаю, — говорил Моргентау, — что дальнейшее существование БМР немцы будут рассматривать как дело весьма перспективное. Это уверит таких деятелей, как Шахт и Функ, в прочности связей между США и Германией в послевоенный период. Не говоря уже о том, что существование банка укрепляет позиции Фрезера, Олдрича и им подобных…»

Дин Ачесон вместе с Эдвардом Брауном активно выступал за сохранение БМР. Он заявил, что «было бы целесообразно вопрос о судьбе банка обсудить с госсекретарем Корделлом Хэллом». Ачесон не сомневался, что Хэлл выступит за сохранение банка, поскольку всегда относился к деятельности этого финансового учреждения с одобрением. Однако точка зрения госсекретаря под воздействием шумихи, поднявшейся в американской прессе вокруг БМР, претерпела изменения. Предвидеть подобный ход событий Ачесон, естественно, не мог. В результате, когда Моргентау позвонил Хэллу, на протяжении четырех лет молчаливо попустительствующему деятельности банка, тот неожиданно для всех высказался за ликвидацию БМР. Удивленный Моргентау спросил его: «А как же быть с Маккитриком?» — «Пусть узнает о судьбе банка из газет!» То же самое он повторил и Ачесону.

Ачесон решил не сдаваться. Используя связи и благосклонность Уайтхолла, 20 июля он посетил английскую делегацию, руководитель которой лорд Кейнс прекрасно понимал, что, если сторонники Моргентау окажутся сильнее Ачесона, сохранить БМР не удастся. После разговора с Ачесоном лорд и леди Кейнс срочно покинули номер в отеле «Маунт Вашингтон», где шло совещание руководства британской делегации, и, увидев, что лифт отеля переполнен, устремились вверх по лестнице к апартаментам Моргентау, забыв о преклонном возрасте и больном сердце. Элинор Моргентау была изумлена, увидев разгневанное, в капельках пота лицо этого обычно невозмутимого мэтра британской экономической науки.

Кейнс изложил, насколько мог спокойно, цель своего неожиданного визита: он пришел к Моргентау, движимый глубокой убежденностью в необходимости сохранения БМР до тех пор, пока не будет создан новый Международный банк или Международный валютный фонд. Леди Кейнс также настойчиво уговаривала Моргентау не препятствовать дальнейшем деятельности банка. Убедившись, что американский министр непоколебим, Кейнс в ходе спора изменил свою позицию на прямо противоположную и стал утверждать, будто Великобритания всегда была среди тех, кто выступал за ликвидацию банка. Моргентау еще раз повторил, что банк должен быть как можно скорее ликвидирован.

Вернувшись в номер, поздно ночью, Кейнс собрал всех членов делегации Форин оффис. Они выработали новый проект соглашения о статусе БМР, содержащий значительные уступки по сравнению с первоначальным. К двум часам утра Кейнс написал от руки и передал для Моргентау письмо, в котором вновь призывал не препятствовать деятельности БМР.

На следующий день, несмотря на возражения Дина Ачесона и Эдварда Брауна, делегация США под руководством Моргентау проголосовала за ликвидацию БМР.

После принятия проекта резолюции о ликвидации банка Маккитрик сделал все возможное, чтобы саботировать это решение. Он направил письма Моргентау, а также новому британскому министру финансов сэру Джону Андерсону. В них он доказывал, что после окончания войны союзникам придется выплачивать огромные суммы немецким промышленникам и что БМР станет необходимым посредником при совершении этих денежных операций. О компенсациях, которые Германия должна была выплатить разоренным ею странам, в письмах не было ни слова. 22 марта 1945 года Гарри Декстер Уайт направил Моргентау послание, в котором изложил свои соображения относительно действий Маккитрика. Он обратил внимание министра на то, что «письма Маккитрика являются очевидной попыткой усилить аргументацию в пользу сохранения БМР и после войны. В этом смысле они являются вызовом Бреттон-вудсскому соглашению. Следовало бы привлечь внимание других стран, подписавших этот документ, к действиям БМР, а также напомнить о Бреттон-вудсской резолюции № 5 и дать понять, что никакой официальной реакции на частное письмо Маккитрику ждать не следует».

В тот же день представитель министерства финансов Орвис А. Шмидт встретился с Маккитриком в Базеле. В своем отчете о беседе он не поскупился на резкие выражения. «Я был поражен, — писал он, — как могла аргументация, выдвигавшаяся Маккитриком в защиту БМР, обернуться суровым обвинением против этого учреждения».

Шмидт спросил Маккитрика, почему немцев устраивало то, как действовал БМР, и почему они по-прежнему производили платежи банку. Ответ Маккитрика он привел в своем отчете: «Для того чтобы это стало понятно, необходимо, во-первых, оценить всю меру доверия, которое ведущие банкиры испытывают друг к другу, и силу их решимости вести честную игру. Во-вторых, в сложной экономической структуре Германии отдельные лица, располагающие поддержкой своих крупных банкиров, занимают ключевые позиции в правительстве и могут оказывать серьезное влияние на его решения. Более того, существует небольшая группа финансистов, давно считающая Германию обреченной в этой войне и рассчитывающая после поражения Гитлера выйти на сцену, чтобы в решающий момент определить дальнейшую судьбу страны. Эти финансисты будут поддерживать контакты и доверительные отношения с другими влиятельными представителями банковских кругов с тем, чтобы с более твердых позиций вести переговоры о займах в послевоенный период для восстановления Германии».

От вопроса назвать имена этой «небольшой группы финансистов» Маккитрик уклонился. Он приложил немало усилий, чтобы обойти имя Курта фон Шредера, но, вынужденный назвать хоть кого-то, остановился на Эмиле Пуле. В этой связи он утверждал, будто бы Пуль «не разделяет нацистскую точку зрения». Но ему не удалось ввести в заблуждение Орвиса Шмидта. Он прекрасно знал: именно Пуль санкционировал похищение союзнического золота и его переправку в Швейцарию и не кто иной, как Пуль, за день до этого обсуждал в Базеле с Маккитриком механику предстоящей «операции».

Шмидт решил загнать Маккитрика в угол. Как бы невзначай он поинтересовался о судьбе бельгийского золота, депонированного в Банке Франции, и Маккитрик, ничего не заподозрив, поведал о некоторых деталях дела: "Я знаю, где золото. Но это строго между нами: оно хранится в «Рейхсбанке». Поняв, что проговорился и даже разоблачил себя как соучастника сделки, Маккитрик поспешил спасти положение: «Золото, я уверен, будет в Берлине, когда американцы придут туда. Пуль хранит его и после войны вернет бельгийцам». Примитивная ложь вряд ли могла произвести впечатление на Шмидта, тем более что золото к тому времени уже находилось в Швейцарии.

Но на этом беседа не окончилась. Шмидта ждали новые откровения. Маккитрик признал, что немцы в свое время переправили золото в БМР, и заверил: «После окончания войны вы найдете его тщательно отсортированным и учтенным, а награбленное можно будет легко отделить от остального. Когда встал вопрос об этом золоте, я счел, что лучше принять его на хранение, чем отказаться и тем самым разрешить немцам пользоваться им по своему усмотрению… Жаль, что я не могу показать вам приходные книги и архивы БМР, — сокрушался Маккитрик, — но я уверен: когда вы увидите их после войны, то по достоинству оцените роль, которую я и БМР сыграли в военное время». Забегая вперед, отметим: упомянутые банковские книги так и не были представлены на суд общественности.

Затем Орвис Шмидт встретился также и с руководством Швейцарского национального банка, партнера БМР. Во время беседы Шмидт вновь поднял вопрос о золоте, награбленном немецкими оккупантами в Бельгии, Чехословакии, Голландии и других странах, а также о ценностях, изъятых у евреев, на общую сумму 378 млн. долларов. Он знал, что к этому времени БМР уже прекратил операции непосредственно с золотом, поступающим из Германии. Оно теперь переправлялось прямо из немецкого «Рейхсбанка» на специальный счет БМР в Швейцарском национальном банке. Там Шмидту рассказали занимательную историю. Однажды, желая рассеять собственные подозрения, кто-то из директоров этого банка обратился к «заслуживающему доверие» члену «Рейхсбанка» с просьбой подтвердить: ни один из контейнеров с золотом, поступающим из Германии, не является награбленным. Шмидт поинтересовался, что это за «заслуживающее доверие» лицо. Он не удивился, когда услышал имя Эмиля Пуля, покинувшего Швейцарию буквально накануне приезда Шмидта. На заседаниях Нюрнбергского трибунала в мае 1946 года Вальтер Функ, числившийся, кстати, по-прежнему одним из директоров БМР, показывал, что у Пуля были солидные связи в США и что накануне событий в Перл-Харборе ему предлагали весьма высокий пост в «Чейз нэшнл бэнк» в Нью-Йорке. Функ подтвердил: Пуль лично контролировал поступление золота в «Рейхсбанк», в том числе чешского и бельгийского. Он посетовал, что было очень сложно оплачивать иностранные счета золотом.

«Только в Швейцарии мы могли еще обменивать золото на необходимую Германии валюту», — заключил он. На процессе Функ поведал также о том, как в 1942 году Пуль сообщил ему о золотых монетах и других ценностях, доставленных из концлагерей и депонированных гестапо в «Рейхсбанке». Этим золотом было поручено заниматься Пулю. Монокли, золотые оправы для очков, часы, портсигары и золотые коронки, полученные Пулем по распоряжению Генриха Гиммлера, стекались в «Рейхсбанк», а затем переплавлялись в слитки по 20 килограммов каждый и отправлялись в Швейцарию. Количество золота, переправленного таким путем, Функ назвать не смог. Тогда Функу был зачитан аффидевит (письменное показание под присягой), подписанный Пулем, в котором, кроме вышеприведенных фактов, подтверждалось наличие договоренности между Гиммлером и Функом относительно всех деталей, касающихся награбленного Германией золота.

Функ безуспешно пытался уйти от ответственности за проведение операций с золотом. Он стремился опровергнуть Пуля в том, что золото влилось в оборотный капитал. Даже просмотрев фильм, в кадрах которого были запечатлены ни много ни мало 77 отправленных партий золотых зубов, обручальных колец и других награбленных ценностей, он продолжал упорно отрицать предъявляемые ему обвинения.

На каком-то этапе он вдруг заявил, что все золото попало в «Рейхсбанк» вообще по ошибке. Его ложь прозвучала столь абсурдно, что вызвала смех сидящих в зале. Когда обвинитель Томас Додд сказал ему: «На этом золоте кровь! И вы знали об этом еще в 1942 году, не правда ли?», Функ вяло ответил: «Я не совсем понимаю, о чем идет речь».

15 мая 1946 года Пуль занял место на скамье свидетелей. Согласно показаниям Пуля, он протестовал, когда происходили подобного рода «поставки», поскольку считал их «затруднительными» и «неудобными». Любопытные эпитеты! Он добавил, что его «протесты» были «обусловлены соображениями об оказании содействия СС» и особенно тем — это важно подчеркнуть, — что «переправляемое имущество принадлежало рейху».

Тогда помощник прокурора процитировал отдельные строки из материалов следствия: «Одно из первых указаний на источник (золота) было обнаружено на пачке счетов, где стоял оттиск резинового штампа „Люблин“. Это случилось в начале 1943 года. В другой раз на документах стоял штамп „Освенцим“. Все мы знали, что это местонахождение концентрационных лагерей. В десятой партии в ноябре 1942 года появились золотые коронки. Количество их непрерывно росло».

В октябре 1945 года сенатский комитет по военным делам представил новые материалы о деятельности Пуля. Были зачитаны его письма Функу от марта 1945 года из Швейцарии. В них раскрывались факты отчаянных и небезуспешных попыток нейтрализовать результаты работы, проведенной в том же месяце комиссией во главе с Лочлином Карри и Орвисом Шмидтом. Пуль оказывал постоянный нажим на Маккитрика и Швейцарский национальный банк, с тем чтобы обеспечить переправку в Швейцарию награбленного нацистами золота. Из писем явствовало, что Маккитрик после беспощадного разоблачения норвежской делегацией на конференции в Бреттон-Вудсе в панике стал искать обходные каналы для получения золота. Согласно выработанному плану, награбленное немцами золото стало поступать непосредственно в хранилища являвшегося держателем акций БМР Швейцарского национального банка, который превращал это золото в нужную для Германии валюту. Поскольку Швейцарский национальный банк был связан с американцами обязательством не укрывать это золото, операции по его обмену на валюту для маскировки оформлялись в виде платежей американскому Красному Кресту и германским дипломатическим миссиям в Швейцарии. По иронии судьбы генерал Роберт К. Дэвис, глава нью-йоркского отделения Красного Креста, оказался одновременно и председателем радиовещательной сети «Трансрадио», совладельцами которой были и нацисты. Вплоть до 1943 года германская миссия в Берне покупала продукцию американской компании «Стандард ойл» для отопительных систем и автомобилей, которые ей поставляли и ремонтировали американские дочерние компании. Итак, тонны золота, «выстиранные» до неузнаваемости и замаскированные любыми путями, продолжали поступать в Швейцарский национальный банк до конца войны.

Уступая сильному давлению со стороны министерства финансов США, БМР в 1948 году согласился наконец передать союзникам ничтожную толику награбленного золота — всего 4 млн. долларов.

Несмотря на массу улик, свидетельствующих о закулисном сговоре Пуля-Маккитрика, последний ничуть не пострадал. Более того, клан Рокфеллеров и Уинтроп Олдрич предоставили ему ответственный пост вице-президента «Чейз нэшнл бэнк». Этот пост он занимал в течение нескольких лет после войны. После всех перипетий «коллеги» встретились вновь в 1950 году, когда Маккитрик пригласил Пуля в США в качестве своего почетного гостя. Что касается БМР, то вопреки решению Бреттон-вудсской конференции он не был ликвидирован и процветает по сей день.